Полина Виардо. Последняя волшебница Бергман Соня

Глава 11

Безусловная любовь

1843 год в писательской и человеческой судьбе Тургенева оказался роковым: это был год начала его литературного успеха, год знакомства с Белинским и одновременно встречи писателя с «центральным светилом» его жизни — молодой двадцатидвухлетней певицей Полиной Виардо-Гарсиа, выступавшей осенью в Петербурге в составе Итальянской оперы. Тогда еще никто не знал, что России она будет обязана своей славой и своим успехом, что Россию она назовет «вторым отечеством», испытывая к ней «вечную признательность».

Шел «Севильский цирюльник», в котором Виардо исполняла партию Розины. Началась картина первого акта. «Комната в доме Бартоло. Входит Розина: небольшого роста, с довольно крупными чертами лица и большими, глубокими, горячими глазами. Пестрый испанский костюм, высокий андалузский гребень торчит на голове немного вкось. «Некрасива!» — повторил мой сосед сзади. «В самом деле», — подумал Тургенев.

Вдруг совершилось что-то необыкновенное! Раздались такие восхитительные бархатные ноты, каких, казалось, никто никогда не слыхивал… По зале мгновенно пробежала электрическая искра… В первую минуту — мертвая тишина, какое-то блаженное оцепенение… но молча прослушать до конца — нет, это было свыше сил! Порывистые «браво! браво!» прерывали певицу на каждом шагу, заглушали ее… Сдержанность, соблюдение театральных условий были невозможны; никто не владел собою. Восторг уже не мог вместиться в огромной массе людей, жадно ловивших каждый звук, каждое дыхание этой волшебницы, завладевшей так внезапно и всецело всеми чувствами и мыслями, воображением молодых и старых, пылких и холодных, музыкантов и профанов, мужчин и женщин… Да! Это была волшебница! И уста ее были прелестны! Кто сказал «некрасива»? — Нелепость!

Не успела еще Виардо-Гарсиа закончить свою арию, как плотина прорвалась: хлынула такая могучая волна, разразилась такая буря, каких я не видывал и не слыхивал. Я не мог дать себе отчета: где я? что со мною делается? Помню только, что и сам я, и все кругом меня кричало, хлопало, случало ногами и стульями, неистовствовало.

Это было какое-то опьянение, какая-то зараза энтузиазма, мгновенно охватившая всех с низу до верху, неудержимая потребность высказаться как можно громче и энергичнее!

Это было великое торжество искусства! Не бывшие в тот вечер в оперной зале не в состоянии представить себе, до какой степени может быть наэлектризована масса слушателей, за пять минут до этого не ожидавшая ничего подобного.

При повторении арии для всех стало очевидно, что Виардо не только великая исполнительница, но и гениальная артистка… Каждое почти украшение, которым так богаты мотивы Россини, явилось теперь в новом виде: новые, неслыханно-изящные фиоритуры сыпались как блистательный фейерверк, изумляли и очаровывали, никогда не повторяясь, порожденные минутой вдохновения. Диапазон ее голоса от сопрано доходил до глубоких ласкающих сердце нот контральто с неимоверной легкостью и силою. Обаяние певицы и женщины возрастало «кресчендо» в продолжение всего первого акта, так что, под конец каждый с нетерпением ожидал возможности поделиться с кем-нибудь из близко знакомых переполнившими душу впечатлениями. И действительно, последовавший затем антракт не походил на обыкновенные: началось сильное передвижение, но довольно долго почти никто не выходил из партера: отовсюду слышались горячие восклицания восторга и удивления. Вызовам, казалось, не будет конца…

Иван Сергеевич Тургенев считал 1 ноября 1843 года самым прекрасным днем своей жизни и всегда его праздновал. В этот день он был представлен Полине Виардо-Гарсиа. Счастливый случай помог Тургеневу приблизиться к своему идеалу. Один из близких знакомых писателя пригласил его на охоту в обществе мужа Полины, Луи Виардо, а затем Ивана Сергеевича познакомили и с самой певицей. С тех пор Тургенев в течение многих десятилетий всегда отмечал эту дату как священный праздник. В этот день писателя представили как «молодого великорусского помещика, хорошего стрелка, приятного собеседника и плохого стихотворца». Подобная аттестация, разумеется, не произвела должного впечатления на певицу, обладавшую утонченным вкусом и ценившую в людях одаренность, а не умение прожигать жизнь: «Когда он вошел в комнату, он мне показался гигантом — ужасно высокий, удивительно красивый, с голубыми и умными глазами… Но не могу сказать, чтобы он поразил меня сразу. Я долго не обращала на него внимания…».

А Тургенев в автобиографическом «Мемориале» отметил этот день Так: «Встреча с Полиной». Рядом поставил крест, чем-то похожий на кладбищенский, за которым нет уже ни прошлого, ничего, как будто он разом перечеркнул все, что было до этого, и в то же время, как будто впереди для себя он тоже не видел ни будущего, ни надежд.

Вскоре молодой писатель предложил Полине Виардо свои услуги в качестве учителя русского языка. Ей это было необходимо, так как по желанию здешней публики приходилось петь на сцене русские песни и романсы. И с того момента почти ежедневно они начали встречаться. Тургенев давал Полине уроки…

Восторженные отзывы о Полине Виардо оставили многие ее современники, среди них — основатель Русского музыкального общества и первой консерватории в России А. Г. Рубинштейн: «Никогда, ни прежде, ни после не слыхал я ничего подобного. Берлиоз назвал Виардо «одной из величайших артисток прошлой и современной истории музыки». По признанию Сен-Санса, великого французского композитора XIX века, «…ее голос, не бархатистый и не кристально-чистый, но скорее горький, как померанец, был создан для трагедий, элегических поэм, ораторий».

В репертуаре певицы были романсы на музыку Глинки, Даргомыжского, Верстовского, Кюи, Бородина, Чайковского, исполняемые ею на русском языке. Будучи ученицей Листа и Шопена, она изумительно играла на рояле. Полина Виардо сама сочиняла музыку к романсам, среди которых многие были написаны на стихи русских поэтов. Русский стал одним из шести европейских языков, которыми владела Полина.

Для Тургенева Полина была красавица. И такого мнения он оставался до конца своей жизни. Панаева пишет: «Не припомню через сколько лет, Виардо опять приехала петь в итальянской опере. Но она уже потеряла свежесть своего голоса, а о наружности нечего и говорить: слетами ее лицо сделалось еще некрасивее. Публика принимала ее холодно. Тургенев же находил, что Виардо гораздо лучше стала петь и играть, чем прежде, а петербургская публика настолько глупа и невежественна в музыке, что не умеет ценить такую замечательную артистку».

Когда они познакомились, ей было двадцать два, а ему двадцать пять лет. Современники считали Тургенева одним из красивейших людей своей эпохи. Родовитый барин, настоящий русский великан под два метра ростом. И вместе с тем — мягок, добродушен, нежен, порой даже капризен, как ребенок. Он был завсегдатаем модных салонов Петербурга, блестяще владел французским языком. Отсюда и поразительный успех у женщин. Не устояла перед тургеневскими чарами и Полина Виардо. В одном из своих многочисленных писем к ней Тургенев как бы, между прочим, признался: «А вы будьте вполне уверены, что в тот день, когда я перестану нежно и глубоко любить вас, я перестану и существовать».

Эта любовь длилась сорок лет, до самой смерти писателя. Практически в каждом тургеневском произведении, созданном после 1843 года, можно в большей или меньшей степени найти отголоски этого необыкновенного чувства. По определению матушки Варвары Петровны Тургеневой, он как безумец гонялся «по всей Европе за этой цыганкой».

Он тенью сопровождал семейство Виардо, куда бы оно ни отправлялось. Был в Париже, Берлине, Лондоне, Дрездене, Баден-Бадене, в Куртавнеле и Буживале. В доме Виардо в Ле Френе он и скончался… Сочинял тексты для оперетт мадам Виардо, искал издателей для альбомов ее романсов, а если не находил — под строгим секретом от нее… печатал за свой счет.

Ее пение он слушал, закрыв лицо ладонями, по которым подчас струились слезы восторга и обожания. Аплодировал же ей с такой горячностью, что обращал на себя внимание зрителей из соседних лож. Интересное свидетельство о поведении Тургенева в театре во время выступления его любимой певицы оставила А. Я. Панаева: «…он, не имея денег абонироваться в кресла, без приглашения являлся в ложу, на которую я абонировалась в складчину со своими знакомыми. Наша ложа в третьем ярусе и так была набита битком, а колоссальной фигуре Тургенева требовалось много места. Он бесцеремонно садился в ложе, тогда как те, кто заплатил деньги, стояли за его широкой спиной и не видели ничего происходившего на сцене. Но этого мало; Тургенев так неистово аплодировал и вслух восторгался пением Виардо, что возбуждал ропот в соседях нашей ложи».

По словам А. Ф. Кони, «привязанность к Виардо обессилила и связала его волю, ввела его в заколдованный круг неотразимого влияния властной и выдающейся женщины. Он отдал себя, свое время и сердце всецело ей и всей ее семье».

После закрытия сезона супруги Виардо уехали во Францию. Вслед за ними отправился и Тургенев. Дети по-домашнему звали его «Туржель». Он привык к своему особенному, несколько удивительному для французов положению — постоянного гостя семьи Виардо…

Воистину это был едва ли не самый странный писательский роман XIX века! В перерывах между встречами Виардо и Тургенев погружались каждый в свою суету. Оба, причем, вели отнюдь не монашеский образ жизни. Ивана Сергеевича любили и крепостные девушки, и актрисы, и представительницы родовитых семейств. Среди поклонников Виардо — известные композиторы, их менее знаменитые собратья по искусству. И даже несколько наследников европейских престолов сходили с ума по «несравненной» Полине.

Виардо то привлекала, то отталкивала, но была именно той властной, заставляющей страдать и творить, женщиной, которая, по мнению друзей Тургенева, и нужна была ему. Полина Виардо была первой слушательницей всех произведений. Она ввела Тургенева в литературный мир Франции, где его талант был живо оценен и поддержан. На родину он вернулся уже известным и признанным писателем. Во Франции же жил в доме Виардо, охотился вместе с Луи Виардо, их детей любил как своих. Кстати, Полина взяла в свою семью и 8-летнюю незаконнорожденную дочь писателя (от крепостной-белошвейки), узнав о жестоком обращении с ней матери Тургенева…

Тургенев делал попытки вырваться, искал другие объекты для любви, но ничем, кроме изломанных судеб и страданий для девушек (одной из которых была сестра Льва Толстого), это не заканчивалось. Полина была полноправной хозяйкой в его сердце. А он — членом их странной семьи. Нигде он не был счастлив, но только здесь находил душевное успокоение. Для исследователей жизни и творчества этих двух ярчайших людей своего века и сегодня есть вопросы, остающиеся без ответов. Долгое время существовала версия платонической любви этих двух гениев. Но это не так. Полина Виардо ответила на чувства писателя (и даже более того: есть основания полагать, что сын Поль — сын Тургенева), но держала его на расстоянии, заставляя страдать. Вопреки всем преградам: семейному положению возлюбленной, запрету и отказу в содержании своей матери, Тургенев следует по пятам за Полиной, становится тенью певицы в европейских турне. Несколько лет подряд и Виардо приезжает в Петербург, но северный климат и коклюш подорвали здоровье певицы. Она возвращается во Францию, за ней отправляется и влюбленный Тургенев, для которого Виардо стала не просто музой, она заменила все: родных, друзей, семью.

По завершению гастролей, Полина Виардо приглашает Тургенева во Францию. И тот, против воли своей матери, без денег, еще никому не известный, уезжает со своей возлюбленной и ее мужем в Париж. Там он познакомился и подружился с семьей Виардо, жившей в Куртавнеле. В ноябре 1845 года он возвращается в Россию, чтобы в январе 1847 года, узнав о гастролях Виардо в Германии, вновь уехать: Берлин, затем Лондон, Париж, турне по Франции и опять Санкт-Петербург. Он мечется по Европе за тенью своей любимой: «Ах, мои чувства к вам слишком велики и могучи. Я не могу жить вдали от вас, — я должен чувствовать вашу близость, наслаждаться ею, — день, когда мне не светили ваши глаза, — день потерянный».

Жизнь в Куртавнеле текла интересно и весело: читали вслух, разыгрывали домашние спектакли, встречали гостей… Тургенев был счастлив, находясь рядом с любимой женщиной. И в тоже время это счастье вносило в его душу смятение: ведь он любил госпожу Виардо, и его мучило, что приходится жить на «краешке чужого гнезда». Русские друзья, навещавшие его во Франции, находили такое положение прискорбным. Одному из них он признался: «Она уже давно навеки затмила в моих глазах всех других женщин. Я заслужил то, что со мной происходит». Толстой, повидавши его в Париже, писал: «Никогда не думал, что он способен так сильно любить».

В 1864 году Полина Виардо оставила подмостки и вместе с мужем и детьми переселилась в Баден-Баден. Тургенев последовал за ними, построив себе дом по-соседству. С хозяином дома, месье Луи Виардо, Ивана Сергеевича связывала общая страсть — охота. Кроме того, они вдвоем переводили на французский произведения русских писателей, а впоследствии — и самого Тургенева.

Существует легенда о том, что любовь Тургенева была платонической, однако отдельные его письма не оставляют сомнений в достаточно близких взаимоотношениях Виардо и Тургенева: «Здравствуй, моя любимая, самая лучшая, самая дорогая моя женщина… Родной мой ангел… Единственная и самая любимая…».

Некоторые исследователи творчества писателя, и в их числе директор музея И. С. Тургенева в Бужевиле А. Я. Звигильский, связывают рождение у Полины Виардо в 1856 году сына Поля именно с такими близкими взаимоотношениями. Никогда рождение детей в семействе Виардо не вызывало у Тургенева такой бури восторга как при рождении Поля. Но мадам Виардо не разделяла его ликования. Уже осенью 1856 году она явно «за что-то» прогневалась на своего друга. И эта опала длилась почти пять лет.

Вопрос об отцовстве Тургенева до сих пор остается не выясненным. В тот период у Полины был еще один любовник — известный художник Ари Шеффер, писавший ее портрет. Большинство западных исследователей творчества Тургенева полагают, что все-таки это был его сын, кстати, и потомки рода Виардо склоняются к тому же. Видимо, есть на то основания.

Но, несмотря ни на что, и в то время, и позже, с годами, чувство Тургенева к Полине не ослабевало:

— Уверяю Вас, что чувства, которые я к Вам испытываю, — нечто совершенно небывалое, нечто такое, чего мир не знал, что никогда не существовало и что вовеки не повторится! — Тургенев по-прежнему и неустанно твердил своей возлюбленной обо всех чувствах, которые испытывал к ней. Полина, глядя ему в глаза, казалось, слегка охладила его пыл, фразой:

— Что я могу предложить Вам в ответ? Лишь дружбу, крепкую дружбу без обязательств.

— О мой горячо любимый друг, я постоянно, день и ночь, думаю о Вас, и с такой бесконечной любовью! Каждый раз, когда Вы будете думать обо мне, Вы спокойно можете сказать: «Мой образ стоит теперь перед его глазами, и он поклоняется мне». Это буквально так — подводил итог встречи Тургенев, увлеченный Полиной Виардо навечно, — Как я был счастлив, когда читал Вам отрывки из своего романа («Дым»). Я буду теперь много писать, исключительно для того, чтобы доставить себе это счастье. Впечатление, производимое на Вас моим чтением, находило в моей душе стократный отклик, подобный горному эху и это была не исключительно авторская радость — переводя разговор в более деловое русло, писатель верил, что когда-нибудь, «его богиня» все же примет его чувства, гораздо большие, чем просто дружба.

Любовь Тургенева доставляла ему не только душевные радость и страдания. Она была источником его творческого вдохновения.

Полина Виардо всегда проявляла живой, неподдельный интерес ко всем произведениям, выходившим из-под пера писателя. Сама Виардо заметила однажды: «Ни одна строка Тургенева не попадала в печать прежде, чем он не познакомил меня с нею. Вы, русские, не знаете, насколько вы обязаны мне, что Тургенев продолжает писать и работать».

А что же Полина Виардо, как сама относилась к такому положению в своей семье? Так называемую «дружбу» Полина дарила еще многим мужчинам. Говорят, что у нее был роман даже с сыном своей ближайшей подруги — Жорж Санд.

Интересно, что именно по рекомендации Гуно учителем музыки дочери Тургенева стал проживавший в Буживале мало кому тогда известный композитор Жорж Бизе. Именно в Буживале он и создал свою бессмертную оперу «Кармен». Дом, в котором жил Бизе, сохранился до нашего времени. Он расположен на улице, которая здесь названа в честь И. С. Тургенева.

А Полина… Она была просто счастлива, когда удавалось на какое-то время ускользнуть и от Виардо, и от Тургенева. Им двоим доставалась только ее дружба: «Я способна на постоянную дружбу, свободную от эгоизма, прочную и неутомимую».

В 60-е годы Тургенев постоянно в разъездах, маршрут почти всегда один: Россия — Франция — Россия. И все же после выхода в свет романа «Отцы и дети» (1862) писатель почувствовал, что теряет связь с молодым поколением своей страны. По воспоминаниям современников «большая часть молодежи приняла роман «Отцы и дети» с громким протестом. Многие видели в нем карикатуру на себя. Это недоразумение сильно огорчало Тургенева». Ко всему прочему, в тот период у Тургенева разладились отношения с Толстым, Достоевским и со своим старинным другом Герценом. В итоге, он все больше привязывался к семейству Виардо.

Однако, и до знакомства с Виардо, и во время своих приездов в Россию, Тургенев ни раз проявлял интерес и к другим женщинам. И все же, Полина Виардо безраздельно властвовала над ним. Даже в те минуты, когда Тургенев, казалось, бывал особенно счастлив в России, он мог неожиданно заявить друзьям: «Если госпожа Виардо сейчас позовет меня, я должен буду уехать». И уезжал…

Главным интересом Ивана Сергеевича по-прежнему оставалась семья Виардо. Как пишет Андре Моруа в своей монографии «Тургенев», «если бы ему предложили выбор быть первым в мире писателем, но никогда больше не увидеть семью Виардо или служить у них сторожем, дворником и в этом качестве последовать за ними куда-нибудь на другой конец света, он предпочел бы положение дворника».

Но все чаще им овладевало меланхоличное настроение: «Мне стукнуло шестьдесят лет: это начало «хвоста» жизни». Все больше тянуло на родину. Однако приезды его сюда были только для того, чтобы вновь и вновь возвращаться к Ней. По словам его близких друзей, ни раз «Тургенев начинал заговаривать о том, чтобы подольше остаться в России, пожить у себя в Спасском. Но достаточно было малейшего подозрения там, в Париже, довольно было одного письма оттуда — и все завязавшиеся связи мгновенно разрывались, Тургенев бросал все и летел туда, где была Виардо…

Тургенев — один из тончайших певцов первой любви во всей мировой литературе и в первую очередь в прозе. Он создает очаровательные женские образы, вошедшие в золотой фонд русской литературы под романтическим названием «тургеневских девушек»: самоотверженных, искренних, решительных, не боящихся любить.

Однако, знакомясь ближе с его произведениями, замечаешь, что многие тургеневские герои-мужчины — прекрасные, тонкие, чуткие — не могут найти себе дело по плечу, по натуре, по убеждению совести. Они безынициативны, пасуют перед действительностью, боятся ответственности в делах семейных. Сфера их деятельности, как правило, ограничивается кругом личной жизни. Прежде всего, любви.

Такими мы видим Рудина и Шубина из «Накануне», Лаврецкого из «Дворянского гнезда», анонимного господина Н. Н. из «Аси», Санина из «Вешних вод», Нежданова из «Нови»… И в этом, без всякого сомнения, заключается отражение писателем личного опыта, личной драмы, личных переживаний.

Сгорая от страсти, Тургенев писал любимой: «Я ничего не видел на свете лучше Вас… Встретить Вас на своем пути было величайшим счастьем моей жизни, моя преданность и благосклонность не имеет границ и умрет только вместе со мной». Всю свою жизнь писатель остался верен этому чувству, многое принеся ему в жертву. Иван Сергеевич любил всей душой, ему нравилось даже просто произносить ее имя. Она же позволяла себя любить.

Их встречи возобновились, когда Полина Виардо снова приехала на гастроли в Петербург зимой 1844–1845 года. Варвара Петровна писала из Москвы: «Иван уехал отсюда дней на пять с итальянцами, располагает ехать за границу с ними же или для них». После окончания гастролей в Петербурге и Москве итальянская опера стала готовиться к отъезду из России.

Тургенев ушел со службы в департаменте Министерства внутренних дел, получил заграничный паспорт отставного коллежского секретаря, отправляющегося в Германию и Голландию для лечения, и уехал за границу. Он много путешествовал, и однажды получил приглашение погостить в семействе супругов Виардо.

Начиная с конца 1840-х годов Тургенев постоянно живет во Франции. Эти годы биографы назовут «счастливым трехлетием». Именно искренность и глубокое уважение писателя к любимой женщине, основанное на принципе: я могу быть счастлив только потому, что она счастлива в своем браке, сделали возможным их отношения, переросшие в роман-дружбу. Русский писатель много путешествует, согласовывая свой маршрут с гастролями Полины Виардо. Семья Виардо постепенно стала частицей его жизни. В те годы Иван Тургенев практически жил в семье возлюбленной: он то снимал дома по соседству, то подолгу гостил у нее. С мужем знаменитой певицы у писателя сложились ровные приятельские отношения, несмотря на значительную разницу в возрасте. Луи Виардо, казалось, не замечал влюбленности русского писателя. Он полностью полагался на благоразумие жены, не изводя ее ревностью и подозрениями.

Полина Виардо, слывшая умной женщиной, сумела сохранить семью. В том, что это решение было продиктовано здравым смыслом и железной волей, нет никаких сомнений: «Я могла совершить большую ошибку — потому что лишилась воли… Понемногу мой разум вернулся ко мне, а с ним и воля. Обладая ею, я была сильнее всех». Она понимала, что на Тургенева — человека творческого — нельзя было положиться в жизни, поэтому держала его на расстоянии. Она даже ни разу не навестила измученного писателя, когда он, находясь в Париже, слег от желудочных колик. К тому же, дружба с Тургеневым имела и вполне ощутимые материальные выгоды: вопреки воли матери, Иван Сергеевич тратил на семейство Виардо крупные суммы денег.

Прожив в тесном общении с семьей Виардо около 40 лет, он все-таки чувствовал себя глубоко и безнадежно одиноким. На этой почве выросло тургеневское изображение любви, столь характерное даже для его всегда меланхоличной творческой манеры. Тургенев — певец любви неудачной по преимуществу. Счастливой развязки у него почти ни одной нет, последний аккорд — всегда грустный. Герои Тургенева всегда робки и нерешительны в своих сердечных делах: таким был и сам Иван Сергеевич. Вместе с тем, никто из русских писателей не уделил столько внимания любви, никто в такой мере не идеализировал женщину как он. Это было выражением его стремления забыться в мечтах, грезах, иллюзиях…

После смерти Полины Виардо в ее столике нашли рукопись, которая называлась «Тургенев. Жизнь для искусства». Рассказывают, что речь в ней шла о том, как эти два любящих друг друга человека все свои чувства, мысли, страдания, скитания мятущихся душ переплавляли в искусство. Роман пропал. Весь XX век пытались найти его в странах Европы. И не только Европы. Но пока безуспешно…

Глава 12

Эпистолярный роман

Особую нотку в отношения любящих людей привносят письма. В то время эпистолярные романы были очень модны. Письма играли особую роль в жизни и творчестве И. С. Тургенева. Все письма он бережно хранил, рецензировал и в дальнейшем издавал, как книгу мемуаров, здесь были любые письма: интересные, деловые, письма друзьям и от друзей, письма к матери, а иногда это были письма «дамам сердца»… Не сохранилось лишь писем от Полины Виардо. Как же так случилось, что ценная для истории целой эпохи информация не стала всеобщим достоянием? К большому сожалению публики, мадам Виардо не хотела никоим образом компрометировать себя, после смерти Тургенева всю переписку Полина Виардо бережно перебрала, лично сделала выборку для публикации и отредактировала в переводе с французского и немецкого языков. В результате из писем почти исчезла любовь, письма сохранили лишь настроение теплых дружеских отношений двух хорошо знающих друг друга людей. Полностью и без купюр письма были опубликованы сразу же после смерти Виардо. Во многих из них имеются вставки на немецком языке. Есть основания предполагать, что Луи — муж Полины, читал письма Тургенева к жене и Тургенев знал об этом, но в то же время Луи совсем не знал немецкого языка. Тургенев пишет: «Прошу, позвольте мне, в знак прощения, пламенно поцеловать эти дорогие ноги, которым принадлежит вся моя душа…. У ваших милых ног хочу я вечно жить и умереть. Целую вас целыми часами и остаюсь навек вашим другом». Глубокую привязанность нельзя назвать обыкновенной влюбленностью. До последних дней жизни Иван Тургенев остался верен этому чувству, многое принеся ему в жертву… Его привлекали редкое богатство ее натуры, блестящий ум, начитанность, внутренняя тонкость и восприимчивость.

Полине Виардо, 1846, Петербург.

«Пишу Вам накануне отъезда в деревню… Собираюсь провести 4 месяца в полнейшем уединении, среди степей, которые я так люблю. Беру с собой несколько хороших книг; надеюсь, что воспоминания, планы насчет будущего, труд и охота помогут мне довольно приятно провести время. Смею думать, что вы не забудете сообщать мне время от времени, что у вас делается. Будьте здоровы и счастливы, насколько возможно. Работайте много и думайте немножко о тех, кто вас любит…. Вот уже скоро 3 месяца, как вы уехали, сколько остается еще до вашего возвращения?.. Вернетесь ли вы?.. Прощайте пока. Возвращайтесь к нам такой же, какой уехали… Здесь вы найдете все так же, как вы оставили. Итак, до свидания, рано или поздно.

Весь Ваш, И. Тургенев».

Слова этих писем лучше всяких объяснений передают отношения Тургенева к Полине Виардо. Исполненные нежной любви, грустью разлуки, проникнутые заботой о здоровье и счастье любимой. Он умеет справляться с чувствами, он восхищенно пишет о блаженстве уединенного размышления, тихого чтения у камина, радости труда и охоты. Кстати, герой его книг, некто Базаров от несчастной любви лечится работой: ставит опыты, наблюдает, исследует.

«По всей вероятности, я буду иметь счастье увидать вас около половины января, будущего года… Я был очень занят все это время, занят и до сих пор благодаря нашему новому журналу. Но я постараюсь устроиться так, чтобы можно выехать из Петербурга с наступлением нового года. Потому и работаю изо всех сил. Я взял на себя некоторые обязательства, хочу их выполнить и выполню. А в конце этих двух месяцев упорной работы мне видится масса очаровательных вещей, ожидающих меня и придающих мне бодрость. Ведь какая превосходная вещь — уже одна возможность сказать вам до свидания!

Преданный вам И. Тургенев».

Подкупает трогательная преданность, переданная фразой: я буду иметь счастье. Эти письма к Полине Виардо Тургенев писал в момент творческого подъема в работе над «Записками охотника». Даже здесь он использует художественный образ бедняка-трактирщика, которого застигает лавина гостей, рассказывая о себе и писательских идеях. «Я ничего не видел на свете лучше Вас. Встретить Вас на своем пути было величайшим счастьем моей жизни, моя преданность и благодарность не имеют границ и умрут только вместе со мною». Какой «крик души» в этих письмах, радость встречи в письме выражается монологом, посвященном возлюбленной, которой он должен быть всего лишь другом. Вот благородство! Вот удивительная сила благородства!

Париж, воскресенье вечером, июнь 1849.

«Добрый вечер. Как вы поживаете в Куртавенеле? Держу тысячу против одного, что вы не угадаете того, что… Но хорош же я, держа тысячу против одного — потому что вы уже угадали при виде этого лоскутка нотной бумаги. Да, сударыня, это я сочинил то, что вы видите — музыку и слова, даю вам слово! Сколько это мне стоило труда, пота лица, умственного терзания, — не поддается описанию. Мотив я нашел довольно скоро — вы понимаете: вдохновение! Но затем подобрать его на фортепиано, а затем записать… Я разорвал четыре или пять черновых: и все-таки даже теперь не уверен в том, что не написал чего-нибудь чудовищно-невозможного. В каком это может быть тоне? Мне пришлось с величайшим трудом собрать все, что всплыло в моей памяти музыкальных крох; у меня голова от этого болит: что за труд! Как бы то ни было, может быть, это заставит вас минуты две посмеяться.

Впрочем, я чувствую себя несравненно лучше, нежели я пою, — завтра я в первый раз выйду. Пожалуйста, устройте к этому бас, как для тех нот, которые я писал наудачу. Если бы ваш брат Мануэль увидел меня за работой, — это заставило бы его вспомнить о стихах, которые он сочинял на Куртавенельском мосту, описывая конвульсивные круги ногой и делая грациозные округленные движения руками. Черт возьми! Неужели так трудно сочинять музыку? Мейербер — великий человек!».

Куртавенель, среда.

«Вот, сударыня, вам второй бюллетень.

Все вполне здоровы: воздух Бри положительно очень здоров. Теперь половина двенадцатого утра, мы с нетерпением ожидаем почтальона, который, надеюсь, доставит нам хорошие вести.

Вчерашний день был мене однообразен, чем позавчера. Мы сделали большую прогулку, а затем вечером, во время нашей игры в вист, произошло великое событие. Вот что случилось: большая крыса забралась в кухню, а Вероника, у которой она накануне съела чулок (какое прожорливое животное! Куда бы ни шло, если б еще это был чулок Мюллера), имела ловкость заткнуть тряпкой и двумя большими камнями дыру, которая служила отступлением крысе. Она прибегает и сообщает нам эту великую весть. Мы все поднимаемся, все вооружаемся палками и входим в кухню. Несчастная крыса укрылась под угольный шкаф; ее оттуда выгоняют, — она выходит, Вероника пускает в нее чем-то, но промахивается; крыса возвращается под шкаф и исчезает.

Ищут, ищут во всех углах, — крысы нет. Напрасны все старания; наконец, Вероника догадывается выдвинуть совсем маленький ящичек… в воздух быстро мелькает длинный серый хвост, — хитрая плутовка забилась туда! Она соскакивает с быстротой молнии, — ей хотят нанести удар, — она снова исчезает. На этот раз поиски продолжаются полчаса, — ничего! И заметьте, что в кухне очень мало мебели.

Утомившись войной, мы удаляемся и снова садимся за вист. Но вот входит Вероника, неся щипцами труп своего врага. Вообразите себе, куда спряталась крыса! В кухне на столе стоял стул, а на этом стуле лежало платье Вероники, — крыса забралась в один из его рукавов. Заметьте, что я трогал это платье четыре или пять раз во время наших поисков. Не восхищаетесь ли вы присутствием духа, быстротой глаза, энергией характера этого маленького животного? Человек, при такой опасности, сто раз потерял бы голову; Вероника хотела уже уйти и отказаться от поисков, когда, к несчастью, один из рукавов ее платья чуть приметно шевельнулся… Бедная крыса заслуживала того, чтоб спасти свою шкуру…

Это последнее выражение напомнило мне, что в National я прочел прискорбное известие: по-видимому, арестовали несколько немецких демократов. Нет ли в числе их Мюллера? Боюсь также за Герцена. Дайте мне о нем известие, прошу вас. Реакция совсем опьянена своей победой и теперь выскажется по всем своем цинизме.

Погода сегодня очень приятная, но мне хотелось бы чего-нибудь другого, вместо молочного неба и легкого ветерка, который наводит на мысль, не слишком ли он свеж. Вы привезете нам хорошую погоду. Мы не ждем вас раньше субботы.

Мы покорились этому… Маленькая заметка от дирекции в газете не оставляет нам насчет этого никаких иллюзий. Терпение! Но как мы будем счастливы снова увидеть вас!

P.S. Мы, наконец, получили письмо (половина четвертого). Слава Богу, все шло хорошо во вторник. Ради Бога, берегите себя. Тысячу дружеских приветствий вам и прочим.

Tausend Grusse. Ihr Ив. Тургенев».

Куртавенель, четверг, 19 июня 1849.

«Нет более тростника! Ваши канавы вычищены, и человечество свободно вздохнуло. Но это не обошлось без труда. Мы работали, как негры, в продолжение двух дней, и я имею право сказать мы, так как и я принимал некоторое участие. Если бы вы меня видели, особенно вчера, выпачканного, вымокшего, но сияющего! Тростник был очень длинен, и его очень трудно было вырывать, тем труднее, чем он был хрупче. В конце концов, дело сделано!

Уже три дня, что я один в Куртавенеле; и что же! Клянусь вам, что я не скучаю. Утром я много работаю, прошу вас верить этому, и я вам представлю доказательство.

Кстати, между нами будь сказано, ваш новый садовник немного ленив; он едва не дал погибнуть олеандрам, так как не поливал их, и грядки вокруг цветника находились в плохом состоянии; я ему ничего не говорил, но принялся сам поливать цветы и полоть сорную траву. Этот немой, но красноречивый намек был понят, и вот уж несколько дней, как все пришло в порядок. Он слишком болтлив и улыбается больше, чем следует; но жена его — хорошая, прилежная бабенка.

Не находите ли вы эту последнюю фразу неслыханною дерзостью в устах такого величайшего лентяя, как я?

Вы не забыли маленького белого петуха? Так этот петух — настоящей демон. Он дерется со всеми, со мною — в особенности; я ему подставляю перчатку, он бросается, вцепляется в нее и дает нести себя, как бульдог. Но я заметил, что каждый раз, после битвы, он подходит к дверям столовой и кричит, как бешеный, пока ему не дадут есть. То, что я принимаю в нем за храбрость, может быть только наглость шута, который хорошо знает, что с ним шутят, и заставляет платить себе за свой труд! О, иллюзия! Вот как тебя теряют… г. Ламартин, воспойте мне это.

Эти подробности с птичьего двора и из деревни заставят вас, вероятно, улыбаться, вас, которая готовится петь «Пророка» в Лондоне… Это должно вам показаться «очень идиллическим»…. А, между тем, я воображаю себе, что чтение этих подробностей доставит вам некоторое удовольствие.

Заметьте — какой апломб!

Итак, вы решительно поете «Пророка», и все это делаете вы, всем управляете… Не утомляйтесь чрезмерно. Заклинаю вас небом, чтобы я знал наперед день первого представления… В этот вечер в Куртавенеле лягут спать не раньше полуночи. Сознаюсь вам, я ожидаю очень, очень большого успеха. Да хранит вас Бог, да благословит Он вас и сохранит вам прекрасное здоровье. Вот все, что я у Него прошу; остальное зависит от вас…

Так как, впрочем, в Куртавенеле в моем распоряжении находится много свободного времени, то я пользуюсь им, чтобы делать совершенно нелепые глупости. Уверяю вас, что время от времени это для меня необходимо; без этого предохранительного клапана я рискую в один прекрасный день сделаться, в самом деле, очень глупым.

Например, я сочинил вчера вечером музыку на следующие слова:

Предложите знаменитому автору Offrande сочинить на это музыку. Я пришлю свою, и посмотрим, кто одержит верх, вы будете судьей.

Кстати, я у вас прошу извинения, что пишу вам подобные глупости».

Пятница 20-го, 10 часов вечера.

«Здравствуйте, что вы делаете сейчас? Я сижу перед круглым столом в большой гостиной… Глубочайшее молчание царствует в доме, слышится только шепот лампы.

Я, право, очень хорошо работал сегодня; я был застигнуть грозой и дождем во время моей прогулки.

Скажите, что в этом году очень много перепелов.

Сегодня я имел разговор с Jean относительно «Пророка». Он мне говорил очень основательные вещи, между прочим, что «теория есть лучшая практика». Если бы это сказать Мюллеру, то он, наверно, откинул бы голову в сторону и назад, открывая рот и поднимая брови. В день моего отъезда из Парижа, у этого бедняка было только два с половиной франка; к несчастью, я ничего не мог ему дать.

Послушайте, хотя я и не имею denpolilischen Pathos, но меня возмущает одна вещь: это возложенное на генерала Ламорисьера поручение для главной квартиры императора Николая. Это слишком, это слишком, уверяю вас. Бедные венгерцы! Честный человек, в конце концов, не будет знать, где ему жить: молодые наши еще варвары, как мои дорогие соотечественники, или же, если они встают на ноги и хотят идти, их раздавливают, как венгерцев; а старые наши умирают и заражают, так как они уже сгнили и сами заражены. В этом случаев можно петь с Роджером: «И Бог не гремит над этими нечестивыми головами?» Но довольно! А потом, кто сказал, что человеку суждено быть свободным? История нам доказывает противное. Гете, конечно, не из желания быть придворным льстецом написал свой знаменитый стих:

Der Mensch ist nicht geborenfrei zu sein. (Человек не рожден для свободы — пер. с нем. — С. Бергман) Это просто факт, истина, которую он высказывал в качестве точного наблюдателя природы, каким он был.

До завтра.

Это не мешает вам быть чем-то чрезвычайно прекрасным… Видите ли, если бы там и сям на земле не было бы таких созданий, как вы, то на самого себя было бы тошно глядеть… До завтра».

Вторник, 1 (13) ноября 1850, Петербург.

«Willkommen, theuerste, liebste Frau, nach siebenjahriger Freundschaft, willkommen an diesem mir heiligen Tag! Дал бы Бог, чтобы мы могли провести вместе следующую годовщину этого дня и чтобы и через семь лет наша дружба оставалась прежней.

Я ходил сегодня взглянуть на дом, где я впервые семь лет тому назад имел счастье говорить с вами. Дом этот находится на Невском, напротив Александринского театра; ваша квартира была на самом углу, — помните ли вы? Во всей моей жизни нет воспоминаний более дорогих, чем те, которые относятся к вам… Мне приятно ощущать в себе после семи лет все то же глубокое, истинное, неизменное чувство, посвященное вам; сознание это действует на меня благодетельно и проникновенно, как яркий луч солнца; видно, мне суждено счастье, если я заслужил, чтобы отблеск вашей жизни смешивался с моей! Пока живу, буду стараться быть достойным такого счастья; я стал уважать себя с тех пор, как ношу в себе это сокровище. Вы знаете, — то, что я вам говорю, правда, насколько может быть правдиво человеческое слово… Надеюсь, что вам доставит некоторое удовольствие чтение этих строк… а теперь позвольте мне упасть к вашим ногам».

Петербург, четверг 26 октября (7 ноября) 1850.

«Дорогая моя, хорошая m-me Виардо, theuerste, liebste, beste Frau, как вы поживаете? Дебютировали ли вы уже? Часто ли думаете обо мне? Нет дня, когда дорогое мне воспоминание о вас не приходило бы на ум сотни раз; нет ночи, когда бы я не видел вас во сне. Теперь, в разлуке, я чувствую больше, чем когда-либо, силу уз, скрепляющих меня с вами и с вашей семьей; я счастлив тем, что пользуюсь вашей симпатией, и грустен от того, что так далек от вас! Прошу небо послать мне терпения и не слишком отдалять того, тысячу раз благословляемого заранее момента, когда я вас снова увижу!

Работа моя для «Современника» окончена и удалась лучше, чем я ожидал. Это, в добавление к «Запискам охотника», еще рассказ, где я в немного прикрашенном виде изобразил состязание двух народных певцов, на котором я присутствовал два месяца назад. Детство всех народов сходно, и мои певцы напомнили мне Гомера. Потом я перестал думать об этом, так как иначе перо выпало бы у меня из рук. Состязание происходило в кабачке, и там было много оригинальных личностей, которых я пытался зарисовать a la Teniers… Черт побери! какие громкие имена я цитирую при каждом удобном случае! Видите ли, нам, маленьким литераторам, ценою в два су, нужны крепкие костыли для того, чтобы двигаться.

Одним словом, мой рассказ понравился — и, слава Богу!».

Зачем люди пишут друг другу письма? Во-первых, наверное, потому, что переписка — это второй способ общения между людьми, а во-вторых, в письме можно написать словами то, что трудно высказать, глядя человеку в глаза. Письмо несет в себе те чувства и мысли, которые испытывает человек, письмо является частичкой его души, именно излагая свои мысли на бумаге, человек полностью открывается.

Наверное, письма, заставляли этих людей помнить друг о друге. Полина Виардо не так проста, как кажется по истории ее жизни, пусть не осталось ни одного письма от нее к Ивану Тургеневу, можно только догадываться, что писала в них «черноглазая бестия», если он бросал все и шел к ней, бежал к ней. Бросал все, для того, чтобы быть рядом с ней, чтобы быть преданным и верным, чтобы показать всю любовь, которую не мог проявить при всех.

Глава 13

Любовный треугольник

Страстность и неистовство игры на сцене — вот в чем был залог ее успеха у северной — сдержанной, но отнюдь не хладнокровной, — русской публики. Возможно, планы Жорж Санд и Полины Виардо насчет того, что пост одного из директоров Grand Opera откроет юной мадам Виардо путь на сцену Большой Оперы, были задуманы неплохо, но они с треском провалились. В знаменитом театре началось яростное противодействие явлению новой звезды, которая обещала, походя, заткнуть за пояс всех примадонн вместе и каждую по отдельности. Луи подал в отставку, но и это не помогло. И именно в это нелегкое время пришло приглашение от тенора Рубини, который формировал состав Итальянской оперы в Петербурге. И тогда в их жизни появился Иван Тургенев — молодой русский дворянин, безумно влюбленный то ли в Полину, то ли в ее талант. Впервые он увидел ее на сцене, когда Итальянская опера гастролировала в Санкт-Петербурге. Увидел — и «пропал». Иван в это время окончил курс Берлинского университета. Год провел у матери в Спасском, пережил сначала плотский роман со своей белошвейкой, потом «идеальный» — с Татьяной Бакуниной и был уверен в своей мужской неотразимости. Начал писать: издал рассказ «Параша», подруживший его с Белинским и Некрасовым. Поступил на службу в канцелярию Министерства иностранных дел, но вскоре подал в отставку: он искал службы легкой, которая давала бы ему возможность заниматься литературой и ездить за границу, а начальник (им был Владимир Иванович Даль, будущий автор «Толкового словаря живого великорусского языка») требовал и впрямь дело делать. В обществе, впрочем, Тургенева успели полюбить («Что за человек!.. Поэт, талант, красавец, богач, умен, образован, двадцать пять лет — я не знаю, в чем природа отказала ему!» — отзывался о встрече с ним Достоевский). Казалось бы, жизнь улыбалась ему, но… В своей «Переписке» он совершенно четко обрисовал то состояние, в которое повергла его любовь к Полине: «С той самой минуты, как я увидел ее в первый раз, — с той роковой минуты я принадлежал ей весь, вот как собака принадлежит своему хозяину… Я… я уже не мог жить нигде, где она не жила; я оторвался разом от всего мне дорогого, от самой родины, пустился вслед за этой женщиной…. В немецких сказках рыцари часто впадают в подобное оцепенение. Я не мог отвести взора от черт ее лица, не мог наслушаться ее речей, налюбоваться каждым ее движением; я, право, и дышал-то вслед за ней…». И так будет всегда, всю оставшуюся жизнь…

Кто бы мог подумать, что этот заурядный и посредственный «охотник и стихоплет» вскоре станет великим писателем, известным всей Европе? Войдет в историю? Что он напишет либретто к нескольким операм Полины Виардо? Что из-за него Полина выучит русский язык, и в камерные концерты будет обязательно включать русские романсы?

Портрет Тургенева, написанный ее рукой, показывает отнюдь не тот образ, который приличествовал бы солидному классику. На этом портрете можно рассмотреть совершенно другого Тургенева — красавца — мужчину, с узким нервным лицом, благородными чертами и пылающими глазами. Могла ли совсем молодая женщина — ей тогда не было двадцати пяти — устоять перед ним? Она была доброй и по-настоящему человечной.

Узнав, что дочь Тургенева, плод его юношеского увлечения крепостной крестьянкой, подверглась унижениям со стороны бабушки, Полина предложила взять девочку к себе. В ее семье Пелагея, переименованная в Полину, и прожила до своего совершеннолетия. А Тургенев… Тургенев так никогда и не женился, хотя мечтал о собственном доме. Много раз он пленялся юной свежестью девиц на выданье, но всякий раз остывал, не обнаружив в них и следа того мистического пламени, которое так красило Полину… Того священного огня, который превратил посредственного стихоплета в великого писателя. Ей было тридцать шесть, когда страсть перешла в мучительную дружбу…

В том же 1850 году Тургеневу пришлось после трех с половиной лет пребывания за границей отправиться в Россию, где тяжело болела его мать. Вернется он во Францию не скоро — через шесть лет.

На прощание Тургенев пишет письмо Луи Виардо: «Я не хочу покинуть Францию, мой дорогой хороший друг, не выразив мои чувства и мое уважение к вам и не сказав, как я сожалею, что мы должны расстаться. Я оценил совершенство и благородство вашего характера, и вы должны верить мне, когда я говорю, что никогда не буду по-настоящему счастлив до тех пор, пока с ружьем в руке, рядом с вами снова не пересеку любимые равнины Бри».

Читая эти строчки признания Тургенева, становится не по себе. Сразу ощущается неестественность в отношениях между Луи и Тургеневым, преувеличенность или даже наигранность его чувств к адресату, сквозь буквы и слова проступает нечто другое, невысказанное или высказанное в лукавой и превратной форме. Конечно же, автор письма мечтает вернуться на любимые равнины Бри, то есть в Куртавнель. Но манит его туда не «дорогой хороший друг», а его жена. И без нее он действительно никогда не будет «по-настоящему счастлив».

Между тем, отношения Тургенева с мужем Полины претерпевали изменения.

«Во взаимных отношениях совершенно седого Виардо и сильно поседевшего Тургенева, несмотря на их дружбу, ясно выражалась приветливость полноправного хозяина, с одной стороны, и благовоспитанная угодливость гостя — с другой». Понятно, что прибывший в Париж за год до того Тургенев еще только осваивал новую ситуацию, искал себе места «на краешке чужого гнезда» — напишет об видимых отношениях Тургенева Фет, побывавший в Куртавнеле в 1857 году. Иная картина вырисовывается из письма Луи, обращенного к жене и написанного в Баден-Бадене 26 ноября 1865 года. В нем обиженный муж говорит, что ему кажется, что Полина уважает русского писателя больше, чем его, что он, Луи, становится для нее лишним. «Я желаю всем моим существом, — пишет он дальше, — чтобы мое сознание отключилось, чтобы мое сердце было спокойно и полно тобой…» И дальше звучит отчаянный призыв «прогнать этих порочных разноцветных дьяволов, восстановить мой покой и веселость, наполнить меня счастьем и гордостью за тебя, мою жену и подругу». Ощущение того, что в отношениях мужа и жены наметилась трещина, что в баденский период Луи уже не видит себя в сравнении с Тургеневым «полноправным хозяином», да и тот уже не «угодливый гость». В это время Луи — старик, ему шестьдесят пять лет, тогда как Полине — сорок четыре, Тургеневу — сорок шесть. В отличие от того, куртавнелевского Тургенева, баденский — всемирно известный писатель, друг и сотрапезник столпов французской литературы: Флобера, Золя, Мопассана, братьев Гонкуров.

Полина Виардо, готовя к изданию переписку с Тургеневым — а из пятисот его писем к ней сегодня известны лишь триста, — изъяла из нее все компрометирующие факты, зачернила все «неудобные» места. Из ее собственных писем к Тургеневу в прессу попали всего двадцать — ничтожно мало, если учесть, что переписка была регулярной. Полина не собиралась открывать публике свои личные тайны. Оба — она и Тургенев — хранили эти тайны от чужих глаз, видимо договорившись — один раз и на всю жизнь. От Тургенева друзья могли слышать только жалобы на недосягаемость возлюбленной. И не в последнюю очередь связано это было с Луи Виардо, которого бы травмировало иное, кроме дружески-влюбленного, отношение к его жене.

Случилось так, что, несмотря на огромную разницу в возрасте с Тургеневым, Луи Виардо умер в том же самом 1883 году, что и русский писатель, опередив его лишь на несколько месяцев. Так что Полине и Ивану не пришлось пожить практически ни минуты на положении «свободных людей». Нужно было молчать, скрываться и таить.

До сих пор остается загадкой лаконичная запись в «Мемориале» за 14 июня 1849 года: «… я в первый раз с П».

Тургенев прошел долгий и сложный путь «воспитания чувств» — если воспользоваться точным выражением тургеневского друга — Флобера. Известно, что молодой Тургенев, направо и налево трубил о своих победах, все окружающие знали и о его чувстве к Полине Виардо. Но прошло несколько лет — и вот в кругах общения Тургенева говорят: «…вообще он избегал произносить ее имя; это было для него вроде святотатства».

Другая загадочная запись Тургенева в «Мемориале» за 1845 год: «Самое счастливое время моей жизни». Фраза выделена курсивом, и это «счастливое время» приходится на двухмесячную одинокую поездку по Пиренеям (Он проводил Боткина до испанской границы и отправился в путешествие по границе Франции). Скорее всего, словосочетание «счастливое время» употреблено здесь в пушкинском значении — а Пушкина Тургенев любил — как время «покоя и воли». В последующие годы у Ивана Сергеевича уже не будет ни того, ни другого. Он будет следовать за семьей Виардо, добровольно подчиняя себя воле и желаниям Полины, и какой уж тут покой?!

По свидетельству самого же Тургенева, письма Полины были скромны, но очень нежны и приветливы. И «вечно влюбленному» писателю казалось, что Полина отнюдь не пренебрегала им, а относилась к нему как к любимому человеку. Вот такие обрывки из писем Полины дошли сегодня до нас, кому, как не Тургеневу можно было написать такое: «До свидания, до свидания. Какое счастье думать об этом!» (Баден-Баден, 8 июля 1865 года). Или: «Очень горячо, неизменно, очень… желаю вам доброй ночи» (Веймар, 16 февраля 1869 года).

Письма с той и другой стороны идут под номерами, иногда пишутся по два в день, телеграммы поджидают путешественника на месте прибытия как подарок и напоминание о любимой: не грусти, я с тобой. В Полининых письмах не только нежность и забота, бывает, что и ревность тонкой иглой уколет. (Ревность вызвала, например, «эта толстая украинка» Марко Вовчок, — и опасение, что писатель, «именно по этим причинам» может не вернуться из России…).

За два года до смерти Тургенев напишет странную мистическую повесть, названную им «Песнь торжествующей любви». Название не случайно, так же как и сюжет. Музыкант и художник борются за любовь Валерии, побеждает художник, и музыкант отправляется в дальнее путешествие. Приехав, силой волшебства он добивается любви Валерии. В минуту своей победы он играет на скрипке песнь торжествующей любви. Музыкант-колдун изгнан, но под пальцами Валерии неожиданно возникает его песнь, и возникает именно тогда, когда после долгих лет бесплодного брака она чувствует в себе зарождение новой жизни…

20 июля 1857 года в Куртавнеле у супругов Виардо родился сын Поль, в будущем известный скрипач. В разное время выдвигались предположения, что ребенок мог быть сыном русского писателя. И это происходило на фоне того, что этот период считался временем охлаждения отношений и осознанного расставания певицы и «влюбленного безумца» на довольно долгий срок…

Одни отмечали, что Поль похож на Тургенева больше, чем на «родного» отца, что отъезд Тургенева был связан с желанием «избежать слухов и сплетен», потому-де в момент рождения Поля писатель находился не во Франции, а в Берлине. (Эти сомнения не давали покоя людям, желающим знать все тайны семьи Виардо, подтверждает это следующая история: в двадцать лет Поль серьезно заболел пневмонией, врачи полагали, что возможен летальный исход. Тогда Полина попросила Тургенева, находящегося в это время в Германии, срочно приехать. Сторонники отцовства Тургенева сделали из этого свой вывод: Полина хотела, чтобы он увидел сына перед смертью и простился с ним. Но Полина могла позвать Тургенева совсем по другой причине — как своего ближайшего друга, на которого можно опереться в тяжелый час).

Существуют записи рассказов самого Поля, косвенно свидетельствующие о том, что Тургенев мог быть его отцом. Известен факт, что Тургенев подарил юноше скрипку Страдивари.

С другой стороны, оппоненты утверждают, что из-за проблем со здоровьем Тургенев не мог иметь детей. В книге Майкла Стина приводится фраза из письма Тургенева к Павлу Анненкову: он поздравляет друга, ставшего «отцом ребенка, данного ему женщиной, которую он любил». И добавляет: «Я никогда не испытал подобного счастья». Но и на это можно возразить. Тургенев после определенного возраста никогда не открывал перед друзьями своих интимных тайн. Во всяком случае, о характере своих отношений с Полиной Виардо он помалкивал.

Как бы то ни было, при всей невозможности говорить прямо Тургенев оставил нам свое свидетельство — «Песнь торжествующей любви». Все что заложено душой в слова — да будет услышано!

Глава 14

«Тургеневская девушка»

Тургенев оказался в числе четырех избранных поклонников Полины Виардо. Первым считался сын директора императорских театров С. А. Гедеонов. По воспоминаниям современников, «он приказал устроить возле сцены Большого театра особую комнату, где Виардо проводила несколько часов после каждого спектакля среди своих друзей, число которых сначала было неограниченно, но потом в волшебный покой допускались только четверо»: С. А. Гедеонов, А. А. Комаров, И. П. Мятлев, И. С. Тургенев. Все — начинающие поэты и охотники. Однажды на охоте, они убили медведя в лесных окрестностях Петербурга и «привезли в подарок своей богине редкую по красоте и величине шкуру». «Полина Виардо, всякий раз после спектакля покоилась на этой шкуре, а друзья помещались у лап, занимали артистку рассказами о своих похождениях, читали стихи. Вскоре счастливцев прозвали четырьмя лапами: первой, второй, третьей и четвертой». Тургенев к числу первых «лап» не принадлежал, но и последней, скорее всего, не был. Он был для мадам Виардо одним из многочисленных поклонников, не лишенных, впрочем, определенной ценности. Редкий мужчина мог развеселить артистку занятной историей, рассказанной так умело, что приглашение его в гримерную комнату казалось уже не столь напрасным.

Со временем преданность Тургенева-поклонника была вознаграждена: ежевечерне после спектакля его стали допускать в уборную певицы наравне с избранными почитателями таланта. Каждый из них должен был во время антракта рассказывать госпоже Виардо какую-нибудь забавную историю. Молодой писатель легко затмил своих соперников, к тому же он взялся давать ей уроки русского языка. Благодаря этим занятиям певица часто пела на сцене русские песни и романсы.

Чем же притягивала к себе эта неприметная сутулая женщина, с глазами навыкат и цыганскими, южными чертами лица, явно доставшимися ей от отца, испанского певца Мануэля Гарсиа. «Она отчаянно некрасива, но если бы я увидел ее во второй раз, непременно влюбился бы», — говорил один бельгийский художник о певице ее будущему мужу Луи Виардо.

Темперамента талантливой певице было не занимать: в юности ее первым увлечением был Ференц Лист, у которого Полина брала уроки фортепиано, позже она увлекалась композитором Шарлем Гуно, к которому Тургенев ее сильно ревновал. Остальные романы мадам Виардо останутся малоизвестными истории, оставив лишь имена, но, судя по парадоксальной привлекательности примадонны, многочисленными.

Удивляет, сколь многое сумела угадать в своей героине мудрая и страстная Жорж, знаток женских сердец. Однако угадала она не все, и, хотя Полина любила впоследствии указывать на Консуэло как на свое отражение, портрет не был полностью идентичен оригиналу, о чем я еще напишу. Но что-то было ею предсказано удивительно верно.

Например, в романе Андзолето, молодой итальянец, влюбленный в Консуэло, после недолгих сомнений в красоте любимой девушки, зародившихся в нем под влиянием окружающих, восклицает: «Консуэло — лучшая певица во всей Италии, и я ошибался, сомневаясь, что она к тому же и красивейшая женщина в мире». Похоже, что так могли воскликнуть многие, знавшие Полину Виардо.

В разное время ее чарам поддались Морис Санд (сын писательницы), Ари Шеффер, Шарль Гуно, Гектор Берлиоз — все они были влюблены в Полину, это можно сказать с почти уверенностью, так как остались воспоминания и отрывки документов, свидетельствующие о неких «тесных отношениях».

Этот список был бы не полон без Ивана Сергеевича Тургенева. Но с Тургеневым случай особый. Все перечисленные выше персонажи были сильно увлечены Полиной какое-то время, потом их чувства или ушли, или были перенесены на других женщин, ставших их женами или подругами. Иное дело, Тургенев. Любовь к Полине определила его жизнь, перевернула ее, дала ей новое наполнение.

Он был помешан на красоте. И Полина об этом знала. Знала, что всегда, со времен первой влюбленности, лицо ее казалось Тургеневу таким совершенством красоты, что он не хотел бы изменить ни единой точки. И она хотела, чтобы это восприятие сохранилось навсегда. О, умная женщина много может способствовать этому! Любимый мужчина не только не мог увидеть Полину непричесанной и в заношенном капоте (к слову, она ненавидела старые вещи — при всей своей бережливости). Он даже не знал, что ее пение — это тяжелый труд. То есть знал, конечно… однако, видя ее всегда счастливое лицо, думал, что ошибается, что она, его красавица, поет как птица — от природы.

Если Андзолето, герой «Консуэло», скоро и без особых мук признает свою подругу красивейшей женщиной, то у Тургенева показан процесс перерождения человека, кардинальной смены его эстетических вкусов под влиянием захватившего его чувства.

Она — невысокого роста, сутулая, с выпуклыми черными глазами и большим ртом. Настолько некрасива, что Гейне сравнивал ее внешность с экзотическим и чудовищным пейзажем. Казалось невероятным, что этот чернявый лягушонок способен блистать и покорять сердца. Но стоило Полине выйти на сцену — и происходило чудо. Она словно сбрасывала толстый панцирь, под которым прятала нежную и тонкую душу, — и ошеломленная публика вместо гальки видела россыпи жемчугов. Темные глаза вспыхивали, лицо озарялось внутренним светом. А голос… Голос обладал непередаваемым волшебством.

Художник Боголюбов, знаток и ценитель женской красоты, свои впечатления о Полине Виардо описал так: «была нехороша собой, но была стройна и даже худощава, у нее до старости были чудные черные волосы, умные бархатистые глаза и матовый цвет лица… Рот ее был большой и безобразный, но только она начинала петь — о недостатках лица и речи не было, она божественно вдохновлялась, являлась такой красавицей могучею, такой актрисой, что театр дрожал от рукоплесканий и браво, цветы сыпались на сцену, и в этом восторженном шуме царица сцены скрывалась за падающим занавесом…».

Даже Жорж Санд, узнав об увлечении сына Полиной Виардо, как бы оправдывала его, что он так откровенно потерял вдруг голову, а про себя не переставала презрительно повторять: «Вот уж полюбится сатана пуще ясна сокола… Ну что он в ней нашел?!». Именно этот вопрос будет задавать себе каждый, увидевший певицу Полину Виардо и знающий о неугасимой любви, которую питает к ней Иван Тургенев. Этот вопрос задаст себе и каждый, кто посмотрит на ее портрет. Впрочем, ни один портрет никогда не дает истинного представления о красоте женщины, потому что подлинная красота заключена не в классике черт, а в их гармонии, чаще вообще в выражении лица. Это выражение и есть очарование, которое составляет суть красоты. Тот самый огонь, мерцающий в сосуде! Поймать игру того огня, а главное — запечатлеть его на полотне почти невозможно.

Более или менее передает колдовскую игру ее черных глаз портрет Неффа, где Полина изображена двадцатидвухлетней. Она уже была знаменита в это время, она уже знала себе цену… она уже привыкла к тому впечатлению, которое производит ее голос… голос сирены. А между прочим, сирены, девы-птицы, были тоже неприглядны, если не сказать больше — страшны, однако их чарам, магии их пения никто не мог противиться. В 1843 году, когда в Петербурге устроили Итальянскую оперу и на роль примы пригласили молодую певицу Полину Виардо, не то француженку, не то испанку, не то и впрямь цыганку, знаменитый французский поэт Теофиль Готье еще не написал своего стихотворения «Кармен». Однако полное впечатление, что портрет Кармен списан им с Полины:

Глава 15. Театральная карьера

Поэт и переводчик Н. В. Берг так описывал произведенное Полиной Виардо впечатление: «Сверх необыкновенного голоса и высокой драматической игры эта артистка обладала такими достоинствами, которые даются немногим: она была образованна, как самая высшая аристократка, обладающая большими средствами; говорила на многих языках и отличалась чрезвычайным изяществом приемов. В салонах и на сцене ей прощали все; никто не видел, что она далеко не красавица, худощава, сутула, что черты ее лица чересчур резки. Пройди она по улице тысячу раз мимо самого наблюдательного ловеласа — он бы ее не заметил. А в театре, когда она играла, стоном стонал весь партер; большего сумасшествования и восторгов, казалось, до сих пор не видано. В особенности действовала на зрителей необыкновенная страстность ее игры… Известно высказывание Рубини, обращенное к ней после одного из спектаклей: «— Не играй так страстно. Умрешь на сцене…».

Русский поэт Н. Плещеев написал в 1846 году стихотворение «Певице», посвященное Виардо Гарсии. Вот его фрагмент:

Полина всегда мечтала о собственном театре, где она обучала бы своих учениц — Иван Тургенев, желая потакать капризам любимой, устроил его в собственном доме, который приказал построить в Баден-Бадене по соседству, чтобы быть с ней рядом. Она желала ставить оперы и водевили по-своему — он писал для нее тексты, а она сочиняла музыку. В 1863 году известная певица открыла школу вокального искусства, а затем — театр, задумав самостоятельно писать музыку к его спектаклям. Тогда в Европе только входил в моду жанр оперетты. Иван Сергеевич охотно помог любимой в ее композиторском дебюте, создав либретто к нескольким комическим операм.

В письмах Тургенева, написанных осенью 1867 года, ощущается атмосфера праздника, царившая в домашнем театре Виардо: «С утра до вечера — дым коромыслом. Ставятся балетные сцены, примеряются костюмы». Сам писатель с огромным удовольствием участвовал в репетициях, играл главные роли.

Глава 16

Музыкальная карьера

Как относились к внешности Полины Виардо зрители оперных театров? Был ли облик певицы препятствием для ее выступлений в партиях лирических героинь? Отчасти был. Соперницами Полины на сцене выступали такие признанные красавицы, как Джулия Гризи, Розина Штольц, Генриетта Зонтаг…

В концертах Полина в силу своего редкого голоса, необычного репертуара, темперамента и певческого мастерства, как правило, имела перед ними преимущество, Обладая великолепным меццо-сопрано чрезвычайно обширного диапазона и большим сценическим талантом, Виардо с 1837 г. стала выступать в концертах, а через два года сразу завоевала себе выдающееся положение на лондонской и парижской оперных сценах, отличаясь, главным образом, в репертуаре России. В 1840 г. она вышла замуж за Луи Виардо, а в следующие годы посетила Мадрид, Вену, Берлин, Эдинбург, Дублин, Лондон, Москву, Петербург (1843), везде имея блестящий успех. В Петербурге она познакомилась с Тургеневым, ставшим навсегда ее другом и связавшим свою судьбу с жизнью Виардо и ее семьи. В 1849 году она исполнила партию Фидес в «Пророке» Мейербера, в 1851 году — заглавную партию в «Сафо» Гуно. В 1860 году она имела громадный успех в возобновленной старинной опере Глюка «Орфей». Написала три комические оперы на либретто Тургенева («L’ogre» («Людоед»), «Le dernier magicien» (Последний волшебник), «Тгор de femmes» («Слишком много жен»)), серию романсов на французские тексты, двенадцать романсов — на русские (слова Пушкина, Фета, Тютчева, Лермонтова, Кольцова), переложила для пения шесть мазурок Шопена. Виардо выступала в концертах, часто исполняя произведения русских композиторов. Благодаря ей, между прочим, на западе заговорили о Чайковском. Под ее руководством получил музыкальное воспитание целый ряд русских и иностранных певиц.

В начале 1851 года над Полиной Виардо сгустились первые тучи. Европейские газеты в той или иной форме сообщали, что госпожа Виардо больше не поет, а каждая нота, исходящая из ее горла, — это раздирающий крик; что певица, которой столько восхищались, почти умерла для искусства.

Летом этого же года — провал в лондонском театре оперы «Сафо». Виардо вышла из труппы. В мае 1852 года у нее родилась дочь Клоди. Весной 1853-го — концерты в России и встреча с Тургеневым в Москве после трехлетней разлуки. Нетрудно представить, как они встретились. Он написал ей 17 апреля, вернувшись в Спасское: «Вы знаете то чувство, которое я Вам посвятил и которое окончится только с моей жизнью…».

Гастроли прошли без былого блеска, но, правда, и без громких европейских скандалов. Но мадам Виардо лучше всех знала состояние своего голоса и впервые начала задумываться о профессиональном будущем. Уже оставив театральную сцену, Виардо проявляет себя как великолепная камерная певица. Человек на редкость многогранного дарования, Виардо оказалась и талантливым композитором. Сборники ее романсов выходили в Петербурге и пользовались широкой известностью. На либретто Тургенева она написала также несколько оперетт — «Слишком мною жен», «Последний колдун», «Людоед», «Зеркало». Любопытно, что в 1869 году представлением «Последнего колдуна» на вилле Виардо в Баден-Бадене дирижировал Брамс.

Приехав из России, она стала давать первые уроки пения. А позже даже открыла школу, посещая которую, ученицы платили по 100 франков за урок.

Глава 17

Жизнь — это маленький театр

Полина Виардо — одна из самых интересных женщин своего времени. Где жизнь ее была настоящей — семья, подмостки или мужчины? Можно ли с уверенностью сказать, что она состоялась как певица и актриса, счастливы ли были ее муж и дети, счастлива ли была сама Полина? Эти факты своей жизни Полина Виардо пыталась тщательно скрыть. Ее привлекала сцена, она была безумно влюблена в образы, которые исполняла на сцене, с помощью прекрасной актерской игры ее талант раскрывался на сто процентов и публика это чувствовала. Это магия актерского мастерства. Может быть, это и была настоящая жизнь Полины Виардо. Семья, муж и дети — Полина постаралась дать детям большее, из того что умела и знала сама, старалась привить им дух творчества, что у нее получилось, и все дети были музыкально одаренными. Она старалась быть для них другом и наставником. Муж Полины, Луи Виардо был, казалось, доволен тем, что имел. Да и сама Полина понимала, что потеряет, если уйдет от верного, преданного, прощающего ей все капризы Луи, и всеми силами старалась избежать компрометирующих обстоятельств. Так, может быть, семья была для Полины смыслом жизни? А все остальное лишь прилагалось… Как же умела эта женщина все расставить на свои места — и сохранить семью, и с успехом перевоплощаться на сцене, гастролируя по странам, одновременно имея кучу поклонников. Любая женщина хочет любви и обожания, хочет, чтобы малейшие капризы ее исполнялись, Полина Виардо — не исключение.

В Луи Виардо не было той энергии, какая требовалась Полине для жизни, Луи был человеком посредственным, предсказуемым и «слишком» положительным. Для творческих порывов Полина черпала вдохновение в своих поклонниках, в тех мужчинах которые принимали ее творческий образ, обожали и боготворили ее. Со временем, когда театральные баталии стихли, и Полина Виардо выступала лишь в кругу друзей, ей для выплеска эмоций уже не требовалась та, скажем современным языком, — «сексуальная энергия». Достаточно было время от времени подтверждать, что есть мужчины, сердце которых занимает она лишь одна… И она это знала, по крайней мере, двое мужчин — с разным темпераментом и разными судьбами, сделали ее жизнь счастливой.

Полина Виардо по-матерински ровно держалась как с мужем, так и с Тургеневым. Но верность пылкая итальянка не хранила никому. Она поддерживала отношения с другими мужчинами, одним из которых стал известный немецкий режиссер Юлиус Риц. В 1856 году она родила сына, вопрос об отцовстве которого так и остался открытым. Мужу и вечному возлюбленному Полина предложила только дружбу, «свободную от эгоизма, прочную и неутомимую».

Но Тургеневу недостаточно было лишь дружбы. Он стал часто болеть, ездил от одного врача к другому. В свои 40 он считал, что жизнь прожита. Осенью 1860 года произошло очень серьезное объяснение между Тургеневым и Луи Виардо: «На днях мое сердце умерло… Прошедшее отделилось от меня окончательно, но, расставшись с ним, я увидел, что у меня ничего не осталось, что вся моя жизнь отделилась вместе с ним…».

Глава 18

Роковая женщина или ангел во плоти?

В литературе о Полине Виардо преобладают два противоположных мнения. Первое состоит в том, что певица весь свой пылкий темперамент и все свои силы отдала искусству, оставаясь холодно спокойной по отношению к тем мужчинам, которые добивались ее взаимности. Следуя этой версии, можно сказать, что единственным мужчиной в жизни Полины был ее муж и отец ее детей, Луи Виардо. Такое толкование характера и натуры певицы опирается на ее «литературный» образ, воплощенный в романе Жорж Санд «Консуэло», где показана целомудренная и чистая девушка, преданная своему искусству, уклоняющаяся от излишних эмоций, органически чуждая «порочным страстям».

В своей книге о Полине Виардо Майкл Стин проводит именно этот взгляд: последовательно рассматривая каждого из претендентов на любовь певицы, он приходит к выводу, что она была верна Луи.

С другой стороны, из Полины делают Цирцею, приписывая ей многочисленные и порой странные связи. Камил Сен-Санс, частый гость в доме Виардо, писал в мемуарах об ее «бесчисленных изменах». В распространении слухов о певице преуспели и русские мемуаристы — беллетрист Боборыкин и художник Боголюбов. Боборыкин, рассказывая о своем посещении Дюма-старшего в Париже, приводит диалог с ним относительно Полины Виардо и Тургенева: «Знаете что, — сказал мне Дюма тоном бывалого и в точности осведомленного человека, — отзыв господина Берга меня нисколько не удивил бы (Н. В. Берг говорил, что вряд ли было между Тургеневым и Виардо что-нибудь серьезное).

— Почему? — остановил его я.

— А потому, — Дюма даже не понизил тона, — что Полина всегда имела репутацию любительницы… женского, а не мужского пола, (Типе… И он употребил при этом циническое слово парижского арго».

Слухи о «лесбийских» пристрастиях Полины, скорее всего, возникли в связи с ее необыкновенной и нежной дружбой с Жорж Санд. Но надо сказать, что, кроме Боборыкина, ссылающегося на Дюма, на эту тему ввиду ее неправдоподобия, серьезно никто не пишет. В единственном экземпляре встретился мне и слух, приводимый А. П. Боголюбовым (в Бадене): «…горькое испытание для Тургенева. M-me Виардо уступила своему цыганскому темпераменту и временно жила с принцем Баденским, от которого, как говорят, родился в свет известный скрипач Поль Виардо». (Эта смешная сплетня, подхваченная русским художником, курьезна еще и тем, что Поль Виардо родился летом 1857 года, то есть за пять лет до начала «баденского периода»).

Но следует сказать о муже Полины — Луи Виардо. Невысокого роста, с большим крючковатым носом, не красавец. Происходил из провинциальной семьи, его отец был либеральным адвокатом из Дижона, рано умерший, он оставил жену с пятью детьми в бедности. Луи должен был сам пробивать себе дорогу в жизни — сначала на адвокатской тропе, потом — на журналистской. В двадцать три года он уже служил в армии в Испании — французская армия реставрировала в Испании власть короля. Узнал язык, познакомился с испанской историей и культурой — впоследствии перевел на французский «Дон Кихота» Сервантеса. По своим политическим взглядам он был республиканцем, в бога не верил, но обожал охоту и охотничьих собак. Говорил, что слова «Да здравствует король!» произнес только однажды — при получении приглашения на королевскую охоту.

Тургенев написал о Луи в старости миниатюру в прозе под красноречивым названием «Эгоист». С добродушной иронией он отзывался о Луи Виардо и его непререкаемых (но замшелых) художественных вкусах Илья Репин, в молодости обретавшийся в Париже и сталкивавшийся с семьей Виардо во время работы над портретом Тургенева.