Смертельное порно Окунь Михаил

В этот небольшой бар неподалеку от Рипербана, знаменитой на всю Европу гамбургской улицы красных фонарей и уличных фей, меня занесло случайно, во время бесцельных скитаний по городу. Обстановочка была типичной для подобных заведений: скучающий бармен за стойкой, несколько слегка нетрезвых посетителей, стайка молоденьких проституток за угловым столиком — по виду «латинос» — бросающих призывные взгляды по сторонам. Я заказал кружку светлого, сел за столик и уставился на бокалы, висящие, как водится на западный манер, над стойкой вниз головой. Каждый из них отражал свет лампочек. Своеобразный гипноз с применением блестящих предметов.

Я не заметил, как этот человек возник у моего столика — грузный, неопрятный, лет пятидесяти пяти, с длинными светлыми волосами вокруг лысины. Он опустился на стул напротив меня, уставился мне в лицо своими блеклыми голубыми глазками и спросил — почему-то по-английски:

— What do you want? Tell me![1]

«Сказать тебе, пивное брюхо, чего я хочу? — подумал я, оторвавшись от созерцания бокалов. — Хорошо. Хочу чтобы стоял я сейчас посреди скошенного луга, и был полуденный зной, и над головой в небе, на котором ни облачка, свиристел жаворонок, и вдали виднелась зубчатая темная кромка леса… Вот чего я хочу!»

Видя, что я не отвечаю, он накрыл мою руку пухлой потной ладонью. А-а-а, всё ясно! — хотя зашел я, вроде бы, отнюдь не в специализированное заведение для голубых. Вон и присутствие латиноамериканских смуглянок свидетельствует об этом.

Я выдернул руку и коротко бросил:

— Fuck off!

(Как бы вам это перевести поближе к оригиналу? Ну, допустим, «отвяжись!»).

Он вроде бы огорчился, нетвердо поднялся и побрел за свой столик. Там ждал его товарищ — помоложе лет на двадцать, сухой, тоже вроде в градусе, но с цепким взглядом черных, как два дула, глаз. Странная парочка! Мне показалось, что оба хотят выглядеть пьянее, чем они есть на самом деле.

Впрочем, что же это я? Человек, может быть, посочувствовал моему одиночеству, захотел поставить кружечку пивка, побалакать по душам — а я ему с ходу «Fuck off!» Какая-то отрыжка совковой агрессивности — глубоко же она во мне засела.

Да, эмигрантам следует быть посдержаннее. И вообще, пора по норам.

Я встал и вышел в ночь — отнюдь, однако, не черную. Рипербан светился, как новогодняя ёлка. А ведь и вправду скоро новый год, новый век, новое тысячелетие — совсем вылетело из головы! Хотя это и неудивительно — снега тут зимой не выпросишь…

Я не заметил, как одна из латиноамериканских девчонок бесшумно выскользнула из бара вслед за мной.

Росточком она на превышала ста сорока сантиметров, а возрастом восемнадцати лет, и звали ее просто — Анита. Была она, как позже выяснилось, родом из Эквадора. Этакий южноамериканский вариант героини датского сказочника, залетевший, как в болото, в «веселый квартал» Гамбурга.

Хозяин бара, в котором базировалась их группа и куда забрел я, запретил им назойливо приставать к клиентам — вот если те сами пригласят за свой столик, тогда другое дело. Но в тот день «работы» не было совсем, и Анита наудачу выскочила за мной на улицу — чем-то я ей приглянулся. Получилось!

Кому-то нравятся крупные красавицы — была и у меня когда-то такая, по прозвищу Мышка, загребная академической восьмерки, рост сто восемьдесят девять, бюст номер семь. Кому-то — средненькие. Но есть своя невыразимая прелесть и в таких вот малышках, словно остающихся вечными Лолитами. Тем более, что эквадорка сложена была изумительно. А попка! Недаром же все народы и народности, проживающие на южной половине огромного континента — от Панамского канала до Огненной земли — столь высоко ценят эту часть женского тела, считая ее чуть ли не самым прекрасным творением Господа.

Когда мы вошли ко мне, Анита не дала добраться до постели. Она как-то по-детски обхватила меня, причем ее нос уткнулся в мой живот. Затем она ртом, не вставая на колени, а по-кошачьи выгнувшись, умело расстегнула мне брючную «молнию» и ремень, быстро разделась сама и вскочила на меня, обхватив ногами мои бедра, а руками шею. Девчонка была легкой, как пушинка, и двигалась с завидной неутомимостью и регулярностью. Малышка выглядела как аппетитный цыпленочек, насаженный на вертел, или, если уж продолжать сравнения с героиней Андерсена, как Дюймовочка на пестике цветка (ведь в сказке она впервые и появляется, сидя на пестике раскрывающегося тюльпана).

— Быстрее, Анька, быстрее! — пускал я слюни, совершенно забыв, что она не понимает по-русски. — Еще, еще!..

Впрочем, всё она, конечно, понимала — в такие мгновения хоть на суахили лопочи.

Расстались мы утром, весьма довольные друг другом. Я был выдоен до донышка. Вот он, земной краткосрочный рай! — и всего за каких-то пятьдесят марок. Анютка сказала на прощание, что ее всегда можно найти в том же баре и она в любое время будет рада увидеть меня вновь.

Часом позже, раскрыв в кафе утреннюю газету, я понял, какой страшной опасности мы с Анитой избежали вчера: я — послав по-английски на три русские буквы рыхлого приставалу, она — выскочив из бара вслед за мной.

С газетной фотографии на меня глядело лицо вчерашнего незнакомца, только словно омоложенное лет на двадцать-двадцать пять. И овал был порезче, и морщин поменьше, и на губах играла победительная усмешка. Плешь отсутствовала, зато имелась челочка до бровей, а с боков волосы были подстрижены до середины уха, по моде семидесятых годов. Типичный плейбой того залихватского времени.

Снимок этот был обнаружен в картотеке Интерпола по описанию двух потерпевших, чудом оставшихся в живых, и человек, запечатленный на нем, идентифицирован.

«Режиссер» начал свою деятельность еще во времена, когда была сделана эта фотография, — со съемки элементарной порнухи. В те наивные годы это еще не стало мощно развитым бизнесом, клан профессионалов не сформировался, и к съемкам привлекались случайные люди. Часто на это охотно шли «дети цветов» — хиппи и, естественно, проститутки. Человек с фото впервые попал в поле зрения полиции как сутенер, а затем от сутенерства он перешел к «режиссированию» порнофильмов.

Шли годы, бизнес не стоял на месте, вкусы потребителей изощрялись. К середине восьмидесятых годов уже никого нельзя было удивить видом голых людей, двух или нескольких, трущихся друг о друга с отсутствующими лицами, но не забывающих, однако, при этом заученно восклицать: «Фантастик!» И наш «режиссер» прошел весь путь вместе со своим любимым видом кинематографа: игровой садомазохизм, «грязное» порно («золотой душ», копролагния и пр.), детское порно и, наконец, фильмы, где всё всерьез — уж если истязают и убивают, то потребитель может быть уверен в подлинности происходящего. Найти «актеров» для таких съемок, понятно, весьма проблематично. Тут надо действовать с дьявольской осторожностью и хитростью…

Я еще раз взглянул на фотографию. Оперативно, однако, работают и полицейские, и репортеры, — суток не прошло, а личность «режиссера» уже установлена и его портрет красуется на первых полосах. Так что же произошло минувшей ночью, пока я мирно наслаждался крепким тельцем моей Дюймовочки?…

Вчерашним вечером «режиссер» в конце концов подкатился к стайке подружек Аниты, предложив им за несколько часов съемки в лесбийском порно непомерную сумму — такую они не отбивали и за месяц. Те, естественно, охотно согласились — почему бы и не полизаться за такие деньги? — они этим не раз занимались друг с другом и бесплатно, чисто из любви к искусству.

У бара ждал микроавтобус. «Ассистент режиссера», которого я неплохо рассмотрел вчера, сел за руль, и компания тронулась в путь. «Режиссер» развлекал девчонок незатейливыми шуточками, раздал сигареты и жвачку. По кругу пошла бутылка виски. В общем, поначалу всё было весело. Невесело стало потом…

Машина выехала за пределы города. Через полчаса они уже ехали по лесной дороге. Девчонки присмирели, одна из них поинтересовалась, долго ли ехать еще. «Режиссер» заверил: «Уже рядом!» И действительно, свернув с основной дороги, они миновали ворота в какой-то ограде и остановились у «коробки» из сборных металлических конструкций, напоминавшей заводской цех или ангар. «Вот и наша студия, — заявил посерьезневший „режиссер“. — Выходите».

Они вышли из микроавтобуса и зашли в «студию». Зажглись яркие светильники. Посреди наспех, по-видимому, прибранного огромного помещения стояла лишь железная кровать с голой сеткой и пристегнутыми к четырем стойкам наручниками. А когда из боковой двери появились двое мужчин в скрывавших лица балахонах наподобие ку-клукс-клановских, только черного цвета, — один с ножом, другой с мясницким тесаком в руках, — проститутки поняли, в какую «съемку» они влипли. Но было уже поздно.

С визгом девушки кинулись к выходу, но в руках «ассистента» тут же появилось помповое ружье, и он без колебаний уложил выстрелом одну из них. Остальные замерли на месте. А «режиссер» тем временем уже начал съемку ручной видеокамерой. Его «творческим кредо», видимо, было внимание ко всем деталям происходящего.

Девушки в испуге сгрудились в углу, тесно прижавшись друг к другу. Им приказали раздеться. Затем «режиссер» указал на самую красивую: «Ты!» Люди в балахонах оторвали выбранную жертву от подруг, за которых она цеплялась изо всех сил, положили на спину на кровать и пристегнули наручниками за руки и за ноги. Один из палачей, отложив тесак, задрал балахон и начал мастурбировать над ее лицом, а второй схватил девушку за грудь и стал ножом отрезать ей сосок. Раздался жуткий крик несчастной.

Через несколько минут, полив спермой искаженное дикой болью лицо девушки («режиссер» делал в это время крупные планы), палач взял тесак и внезапным сильным ударом перерубил голень жертвы. Крика уже не было — девушка, вероятно, потеряла сознание.

Ее отстегнули от кровати и, еще живую, сбросили на пол и оттащили в угол. Перерубленная нога безжизненно волочилась по полу.

В немом ужасе, в полуобморочном состоянии латиноамериканки наблюдали за гибелью подруги, не в силах ничем ей помочь — «ассистент» постоянно держал их под прицелом. Одна из девушек тихо молилась. «Теперь ты!» — ткнул «режиссер» пальцем именно в нее. И в это мгновение погас свет.

В темноте раздались еще несколько выстрелов — как выяснилось впоследствии, одним из них также была убита девушка. Негодяй «ассистент» сразу после того, как вырубилось электричество, начал наугад палить по группе латиноамериканок, чтобы не оставлять в живых свидетелей съемок.

И все же, очевидцы остались. Две девушки наощупь выбрались из жуткой «студии» и кинулись в лес. С развевающимися волосами бежали эти обнаженные горе-вакханки по прилизанному немецкому лесу, и, должно быть, древнегерманские Нибелунги взяли их под защиту. Вскоре рыдающие девушки уже давали показания в полицейском участке близлежащего городка.

Полиция, тут же нагрянувшая в «студию», обнаружила три свежих трупа латиноамериканок, один из них со следами пыток, и несколько других изуродованных трупов девушек и подростков, наспех припрятанных внутри здания — их еще не успели закопать в лесу.

Видимо, «съемки» шли уже не первый день. «Режиссер», его «ассистент» и два палача, естественно, исчезли.

В том баре я больше ни разу не был. Да и у Аниты, думаю, не возникало желания появляться там вновь. Но каждый раз проходя по Рипербану, я невольно ищу глазами маленькую стройную фигурку латиноамериканской Дюймовочки — как-никак, но именно я, хоть и косвенным образом, оказался ее спасителем.

© 2007, Институт соитологии