Азиатский рецепт Мур Кристофер

Christopher G. Moore

The Wisdom of Beer

© Christopher G. Moore, 2012

This edition published by arrangement with Christopher G. Moore and Synopsis Literary Agency

© Ахмерова А., перевод на русский язык, 2014

© Издание на русском языке, оформление.

ООО «Издательство «Эксмо», 2014

Глава 01

Через две недели после увольнительной участников «Золота кобры»[1]

17.15

Вилла тайско-китайской семьи на курорте Паттайя

Сала[2] в глубине сада.

Есть пиво для мертвых, есть – для живых, и есть еще старое пиво, силы которого хватило на создание целой цивилизации, – китайское пиво. В Таиланде его секрет знали только двое: Сиа Дом да его старший сын по прозвищу Пиво. Семья жила в провинции Чонбури, в особняке. Сиа Дом страшился будущего, потому что его сын полюбил катои[3]. Еще было ограбление склада. А еще – история о том, как немолодой фаранг[4] помог своей тайской матери осуществить мечту – сварить ритуальное китайское пиво. Вот как все произошло.

Ким Ханг и Уайпорн, ее подруга детства, обмахивались веерами в маленькой беседке, притаившейся в глубине сада. Такие беседки тайцы называют сала. На стропила сала повесили клетку, а в клетке на жердочке сидела попугаиха-ара по кличке Мораг и таращилась на женщин. Подруги обсуждали состав ритуального пива из последней партии; Мораг против обыкновения молчала. Мораг – странное имя для попугаихи, но его выбрал ее прежний хозяин, шотландец Макдональд. Как и весь его клан, Макдональд безуспешно старался избежать проклятия озера Лох-Морар и Мораг, местного чудища. Шотландское имя созвучно тайскому словосочетанию Мор Рак, что в переводе означает Доктор Любовь. Большинство девушек из бара, где прежде висела клетка Мораг, звали попугаиху исключительно переводным именем.

По тайским меркам подруги считались старухами. Ким Ханг исполнился семьдесят один, Уайпорн была на два года старше. В сала им пришлось прождать и первую половину дня, и вторую. Утром сад заволокло густым туманом, полдень принес жару и удушающую влажность. Подруги ждали, когда Дювел, волонтер туристической полиции Паттайи, уйдет на смену. Почти на пороге Дювел огорошил Уайпорн новостями, которые она не ожидала вообще услышать в своей жизни.

– Наверное, я никогда не сварю китайское пиво, – неожиданно посетовала она.

Обычно Дювел склонил бы голову набок – совсем как в детстве – и произнес: «Мае Лек, пожалуйста, ну сколько раз мы это обсуждали? На самом деле ты не хочешь его варить» («Как быстро мы оба постарели», – про себя посетовала Уайпорн).

Сегодня он глянул на нее с внушительной высоты собственного роста и изрек:

– Я знаю, как тебе помочь. Есть план.

Дювел надел форменную фуражку и, глядя в зеркало, чуть сдвинул ее набок – именно так ему нравилось.

– Еще один момент: на турполицию я теперь буду работать меньше. Сиа Дом хочет, чтобы я возил его по разным местам. – Дювел поднес палец к губам. – Пока это секрет. Не болтай о семейных делах с Ким Ханг.

И ушел, не объяснив, по каким местам станет возить Сиа Дома. Впрочем, у Уайпорн отложилось лишь: «Я знаю, как тебе помочь. Есть план».

Первый глоток пива старухи долго держали во рту; проглотив, чмокнули губами и шумно выдохнули. Ким Ханг переняла такую технику от Уайпорн, а та освоила ее в калифорнийском городе Юкиа, где работала в полулегальной пивоварне на отца Дювела. Подруги сходились во мнении: так китайское пиво вкуснее, прохладнее, так все бродячие духи успокаиваются во мраке. Ким Ханг, старая китаянка с выщипанными бровями и черными вьющимися усиками над верхней губой, выплюнула сигарету и взяла с края стола небольшой бочонок. Ким Ханг осклабилась: соседка протягивала стакан двумя руками – в знак благословения и нижайшей просьбы.

– Полынь, – проговорила Ким Ханг и, причмокнув губами, добавила полынь к списку ингредиентов, который записывала себе в блокнот.

Она подлила пива Уайпорн.

– Полынь! – крикнула Доктор Любовь.

Прозвучало очень похоже на Ким Ханг. Та испуганно обернулась, прижав ладонь к горлу, точно попугаиха обладала магическим даром. Словарный запас Доктора Любовь пополнялся, в основном, за счет ингредиентов китайского пива. Ким Ханг не знала, нравится ей это или нет. Она предупреждала, что на вилле строгие правила содержания птиц. Загнанная в угол Уайпорн решила соврать – сказала, что Дювел принес Доктора Любовь на пару дней, мол, он еще не определил, серьезное это увлечение или мимолетная прихоть. Вообще-то Доктор Любовь приехала к Уайпорн на ПМЖ.

Уайпорн глянула на маленькую порцию пива, потом на блокнот Ким Ханг.

– Ах, Ким Ханг, ты не впервые путаешь полынь с восковницей.

Подруги часто спорили из-за ингредиентов ритуального пива, но полынь с восковницей Ким Ханг не путала никогда. Слова Уайпорн немного ее обидели. Нос и язык Ким Ханг напоминали иностранцев, пытающихся общаться на тайском. Прежде Уайпорн не заостряла на этом внимание. На такое самые безумные безумцы Таиланда не решились бы.

– А-Порн, таволгу в этой партии я совершенно не чувствую.

Всякий раз, когда Ким Ханг отстаивала свое мнение, Уайпорн смотрела на нее, как на слепого, который уверенно описывает голограмму. Как же не сказать ей, что у Дювела есть план относительно варки ритуального пива? Уайпорн прикусила язык.

– А сыр? Ким Ханг, не забывай сырные нотки, – проговорила Уайпорн.

– А сыр? – повторила Доктор Любовь.

Китайское пиво им поставляли еженедельно – одинаковое, и в то же время нет, словно пивовар был виртуозом, а не винтиком в сложном механизме компании-производителя. По средам дегустации нередко растягивались на два-три часа. Ближе к концу почерк Ким Ханг неизменно превращался в каракули. Китаянка винила в этом коноплю. Специфический вкус конопли чувствовался всегда, замаскированный сильным ароматом моркови.

Вечера напролет подруги обсуждали ореховый привкус ячменя и его отличие от орехового привкуса конопли. Ким Ханг считала, что перечная нота ячменя сильнее лимонного запаха восковницы, а Уайпорн считала ее мнение нарочито пафосным и соглашаться отказывалась. Вдохнув сладкий землистый аромат таволги, Ким Ханг записала ее в блокноте после полыни, которая вкусом напомнила ей салат. Уайпорн считала, что боярышник пахнет женской сексуальностью. «Либо у нее обоняние село, – думала Ким Ханг, – либо она вконец свихнулась и таблетки глотает не просто так». Подруги размышляли вслух, спорили, дулись и пили.

Ким Ханг убила комара, который сел на голую руку Уайпорн.

– А-Порн, смотри, кровь!

Она подняла ладонь и показала кровь между пальцами. Уайпорн внимательно посмотрела на свою кровь, узором растекшуюся по морщинистой ладони подруги, и хлебнула еще пива.

– Рыцарь злится, – объявила Уайпорн, кивнув на одного из игрушечных солдатиков, что стояли в саду. В мозгу Уайпорн словно замкнуло контакт, и она унеслась в мир фей, эльфов, гномов и единорогов.

Уайпорн спустилась по ступенькам сала со стаканом пива в руках, села на корточки рядом с солдатиком и поставила стакан на землю. Она оглянулась на Ким Ханг, которая осталась в сала и воспользовалась шансом наполнить свой стакан.

– Положу его на левый бок, – объявила Уайпорн. – На правом ему не нравится.

Ким Ханг уважала возраст подруги: Уайпорн на два года старше. При этом Ким Ханг – стопроцентная китаянка, а Уайпорн лишь наполовину, по матери. С одной стороны, большую часть жизни Уайпорн проработала в пивоваренной промышленности. С другой, Ким Ханг, как глава семьи, владела пивом и расписывалась за его доставку. Рассчитать итоговый результат выходило не проще, чем определить ингредиенты китайского пива.

Пиво доставляли на адрес Ким Ханг, значит, настоящие власть и уважение были на ее стороне, но скоро эта монополия закончится, и Уайпорн обрететсвободу. Она обещала Дювелу не сплетничать и не болтать лишнего. «Так тому и быть», – подумала она. Их с Ким Ханг объединяла твердая вера в призраки, духи и в силу пива – в этом мире и в ином. Загробный мир окружал подруг; они даже удивлялись, что другие не видят того, что видят они. Совместная вера утешала, но сильнее всего их связывала еженедельная доставка ритуального пива в китайский храм, который семья Ким Ханг устроила в сала, затерянной в глубине сада. Доставляли пиво по средам. В эту среду минуло ровно две недели с тех пор, как в порту Сиамского залива появились американские военные корабли, и ровно столько же со дня проведения всемирно известного конкурса красоты «Мисс Белый Сад», на котором корону победительницы получала самая талантливая и прекрасная катои.

Последняя сиделка, которую Дювел нанял для матери, выдержала ровно десять дней. Это значило, что в нынешнюю среду надлежало устроить особое празднование. Теперь подруги могли пить в сала открыто, а не из чайных чашек. Последняя сиделка – а если называть вещи своими именами, служанка – влетела через заднюю дверь, вырвала чашку из рук Уайпорн и вылила пиво в траву. Подруги в ответ наложили на нее порчу – поджарили перец чили, приправив ритуальным пивом, как часто делают, чтобы космические силы отомстили клятому врагу. Сиделка-служанка почуяла неладное и днем позже уволилась.

С незапамятных времен утром каждой среды Уайпорн выходила из дома и смотрела по сторонам в ожидании фургона службы доставки. В руках она держала большую стальную чашу с рисом: вдруг монахи появятся. В эту среду монахи появились, Уайпорн положила им по полной ложке риса, безостановочно бормоча: «Восковница… таволга… полынь». Монахи решили, что Уайпорн – хорошая буддистка и любительница ботаники. Периодически Уайпорн спрашивала монахов: «Какой, по-вашему, вкус у полыни?» Такие вопросы монахам задают нечасто.

В ответ монахи выдавали мантру, и Уайпорн пополняла список мантр, изгоняющих духов, которые таятся в саду виллы.

Уайпорн обнаружила, что с китайским пивом мантры работают лучше. Едва завидев фургон, Уайпорн стучалась к Ким Ханг. Курьеры справляли небольшой обряд в семейном храме, выгружали бочонок с пивом и ставили на алтарь. Не успевал фургон уехать, как Уайпорн протягивала стакан.

– Ах, Ким Ханг, дегустацию мы так и не закончили, – посетовала Уайпорн.

Подруги сидели в сала на скамейках и уже осушили по два стакана. Маленькие фигурки львов, драконов, воинов, гигантов, крылатых гаруд и фей стояли в саду группами по трое-четверо. У Уайпорн был любимый ангел-хранитель, который защищал ее, Дювела и дом от неугомонных, злых, обезумевших от пива духов. Она твердила, что те духи взывают к ней, предупреждают о вероломстве, требуют ритуального пива, чтобы напиться, насытиться – и снова выйти в путь по загробному миру.

Ким Ханг поднесла бочонок к уху и тряхнула.

– Сколько осталось? – спросила Уайпорн.

Ким Ханг на дюйм развела указательный и большой пальцы.

– Чуть-чуть.

Уайпорн протянула стакан.

– Мы почти у цели. Сейчас останавливаться нельзя.

– Хочу его приберечь. – Так надменная Ким Ханг показала, кто пиву хозяин.

Уайпорн закусила нижнюю губу:

– Ким Ханг, разве мы не даруем последний стакан призракам?

Подруга снова встряхнула бочонок – пиво плескалось на донышке. Уайпорн знала, когда выкладывать призрачный козырь, он редко подводил.

Ким Ханг сунула нос в бочонок и принюхалась.

– Полынь в этой партии сильна, с перечными нотками.

– Ты то же самое про хмель говорила. Как мы определимся с рецептом, если у полыни и хмеля одинаковый аромат?

«Полынь!» – пробормотала Доктор Любовь. Ее голос звучал куда слабее, эдаким фоном.

Ким Ханг ненавидела, когда А-Порн ловила ее на явном противоречии. Она хозяйка бочонка, она у руля.

– У хмеля перечная нота намного сложнее, – отозвалась Ким Ханг.

– Еще глоток, Ким Ханг. Надо же проверить, что у меня вкусовые сосочки не сели.

Ким Ханг покачала головой, записывая что-то в блокнот.

– Остатки нужно приберечь. Следующая партия придет только в среду. Что делать, если призраки потребуют пива, а у нас его не будет? Что тогда? – вопрошала Ким Ханг. Для нее единицей времяисчисления был период от одной доставки до другой.

Этот аргумент Ким Ханг использовала не впервые, а Уайпорн, хоть убей, не могла придумать достойное возражение. Разве здравомыслящий человек скажет призракам, что их пиво выпили?

– Закажи еще одну доставку. Объясни тем милым мальчикам, что возникла срочная потребность. Мой сын заплатит.

На самом деле Уайпорн хотелось похвастать: «Мой сын будет шофером пивовара – знатока ритуального пива. Ему позволили водить их развозной фургон».

Ким Ханг пожала плечами. Разумеется, Дювел, сын Уайпорн, мог заплатить, только проблема заключалась в другом. Этот фаранг не одобрял дневные попойки Уайпорн – подругам приходилось таиться и делать подношения садовым духам после его ухода на службу. Усугублялась проблема тем, что в ту самую среду Дювел взял с матери слово, что попойки с Ким Ханг прекратятся. Очевидно, лекарства Уайпорн состояли из сложных белков, они стимулировали рост мышечной массы, но не могли настроить ее разум на частоту, на которой голосов призраков не слышно. Еще Дювел просил Ким Ханг, чтобы та помогла удержать его маму «в завязке». Ким Ханг не помогла, только разве справедливо обращаться к ней с подобной просьбой? Они ведь не просто старое пиво пьют! Ким Ханг посоветовала Дювелу не беспокоиться слишком сильно. Дювелу нравилась мечта Мае Лек сварить пиво, но он считал, что должен тщательно контролировать соотношение «сварила-выпила».

Священное китайское пиво – ровесник Великой Китайской стены. Оно древнее и таинственнее Стоунхенджа. Рецепт его загадочнее кода Да Винчи. Ким Ханг ухитрилась внушить Уайпорн, что они на пороге великого открытия – разберутся с ингредиентами и не будут больше заложницами еженедельных поставок. Труд адский, почти как разгадывать сложный кроссворд, опираясь лишь на обоняние и вкусовые рецепторы. Потом им еще количество каждого ингредиента определять. Цель подруги избрали себе очень благородную и очень китайскую – устранить посредника.

Каждая порядочная китайская семья понимает: без ритуальных денег и ритуального пива свой род не прославишь, а бродить по загробному миру без такой еды, как отварные куры и свиные головы, значит демонстративно отречься от предков. Ким Ханг и Уайпорн считали, что овладеть секретным рецептом ритуального пива – неотъемлемое право каждого китайца. Подруги сговорились раскрыть многовековую тайну, только обратная разработка – дело непростое. С древних времен лишь девяносто девять китайских семей ведали секрет – и кару за его разглашение.

Иностранцы слишком много думают о содержании алкоголя в пиве и его взаимодействии с западными лекарствами. В отличие от Уайпорн, своей соседки и двоюродной сестры со стороны матери, Ким Ханг – чистокровная китаянка, но в достаточной степени тайка, чтобы совершать ритуал умиротворения духов, которых А-Порн недавно видела роящимися над садом. Современным лекарствам никогда не заменить ритуальное пиво.

Подруги осушили стаканы, встряхнули пивной бочонок и уселись поудобнее: конопля уже «включилась». Окружающий мир вдруг показался куда веселее. Обе засмеялись. Уайпорн клялась, что видит неподалеку единорога, жующего манго. Она смотрела на божества, разбросанные по саду, и с тревогой подумала о том, что случится, если они с Ким Ханг разгадают тайну рецепта. Станут ли ее по-прежнему приглашать в семейный сала и угощать пивом? Не упразднится ли ее роль главного контролера вкуса и запаха, если Ким Ханг засядет в шикарном кабинете и будет держать бочонок при себе? Такие тревоги каждого любителя пива с ума сведут.

– А-Порн, я чувствую себя долькой шоколада!

Уайпорн улыбнулась и, запустив руку в складки саронга, вытащила шоколадку, которую Дювел дал ей накануне.

– Швейцарская, – объявила она, протягивая лакомство Ким Ханг.

Старая китаянка взяла шоколадку, и ее лицо вспыхнуло, как красный фонарик.

– А-Порн, думаешь, мы приближаемся к цели? – спросила она и, отломив кусочек, вернула батончик Уайпорн. Так проявлялось ее уважение к дегустаторскому опыту подруги.

– С полынью пока неясно, – ответила Уайпорн, – но да, к цели мы близки. Ты даже не представляешь, насколько.

Мораг, она же Доктор Любовь, произнесла ровно половину слова «полынь» и хлопнулась с жердочки в глубокий обморок.

Глава 02

Дайте моему народу пива, много пива, дорогого и дешевого, тогда они думать забудут о революции.

Королева Виктория

Двумя неделями раньше

Среда, 18:13

Фойе «Хард-рок отеля».

Дювел возвышался над иностранными полицейскими-волонтерами, которые полукругом выстроились у конференц-зала. Их пятеро, форма черная, на поясах наручники, на рубашках жетоны, на макушках фуражки с пластиковыми козырьками. «Сама бдительность», – так Дювел описал бы группу. Большинство привыкли к ранним трапезам и не успели поужинать до берегового патрулирования вместе с американскими пехотинцами, прибывшими в порт для отдыха и восстановления сил. Каждого волонтера Дювел знал по имени.

Он также помнил имена трех последних волонтеров, которые умерли дома, оттрубив долгую смену на жутких улицах Паттайи. Тема старости у волонтеров – табу, хотя те трое умерли именно от старости. Оставшиеся, за исключением пятидесятитрехлетнего «юнца», были чуть моложе. В шестьдесят один Дювел оказался вторым по возрасту, и двое волонтеров звали его «сынок». Дювелу это очень нравилось: и трогательно, и, самое главное, напоминает об отце, который женился семь раз. В отца Дювела стреляли дважды (правда, один раз лишь бицепс царапнули), его били по животу металлической клюшкой для гольфа и дважды пропарывали шестидюймовым ножом; ему проламывали голову бутылкой из-под односолодового виски. При всем при этом большую часть ран отцу наносили его жены. Насилие объединило семь женщин в боевое подразделение по борьбе с супругом.

На насилие их толкало инстинктивное желание приручить отца Дювела. Жены ему попадались амбициозные, каждая свято верила, что добьется большего, чем остальные. Фабричным работницам приходится несладко, а жить с отцом Дювела означало полную неопределенность, каторжный труд без стабильной зарплаты, ежегодных медосмотров, отпусков и надежды на пенсию. Постоянная ложь и безденежье – вот чем объяснялось насилие.

Уайпорн, дипломированный технолог по производству пива, стала второй женой отца Дювела. Познакомились они в Юкии. Он нанял ее для работы на мини-пивоварне и поставил заведующей производством. Через год после вступления в должность Уайпорн случайно опрокинула банку конопли в чан с пивом. Так родилась новая марка – «Утренняя роса». Народная молва сделала «Росу» хитом продаж. До сих пор пивоварня служила для отмывания выручки от торговли марихуаной. Как настоящее производство она не задумывалась и не должна была привлекать внимание. Потом Уайпорн совершила вторую ошибку – вышла замуж за отца Дювела. К тому времени пивоварня процветала: отец Дювела теперь отмывал и выручку соседей. К тому времени, как федералы заполучили бутылку «Утренней росы» и провели химанализ, Дювел уже считал Уайпорн мамой.

Уайпорн вышла за отца Дювела сразу после того, как биологическая мать мальчика сбежала, словно пьяный таец – водитель восемнадцатиколесника, удирающий от свежеразбитого полуприцепа. Традиционно бывшая и новая супруги в альянс не вступают, но Дювел убедился, что традиций не существует: всем правит случайность. Уайпорн стала кем-то вроде резидента, иностранной родственницы, экзотической личности, претендовавшей, как и другие, на отца Дювела. Родная мать бросила Дювела одиннадцатилетним, Уайпорн же превратилась в суррогатную мать на радость женам номер три, четыре, пять, шесть и семь. Она приглядывала за мальчишкой, а те в роль матери могли не вживаться.

Уайпорн и отец Дювела стали образцами для подражания: отец показывал, как брать от жизни максимум, Уайпорн – как отдавать максимум другим. Мае Лек, или Маленькая мама, как звал ее Дювел, учила, что суть кармы – честность и помощь нуждающимся. Она называла волонтерство добродетелью. Дювел пошел волонтером в туристическую полицию Паттайи и приглядывал за стареющей Уайпорн. Другими словами, уроки Мае Лек он усвоил.

Со временем Уайпорн решила, что слишком стара для жизни в Америке. Молодые, куда лучше подготовленные пивовары с университетскими дипломами уводили лакомые должности у нее из-под носа. Нехватка образования еще полбеды. Дурная слава – «Она из Юкии, из той мини-пивоварни!» – шла за Уайпорн по пятам, как бездомный пес. Ким Ханг, двоюродная сестра и подруга детства, пригласила ее в Таиланд, к себе на виллу. Еще Уайпорн очень беспокоила стоимость медицинской страховки. Американские программы страхования здоровья оказались ей не по карману. В Таиланде страховка стоит тридцать батов, консультация у врача – один бат. Разве это не повод бросить тонущий корабль и отправиться на шлюпке в открытое море?

Таковы официальные причины возвращения. Неофициальной была должность дегустатора, которую предложила Ким Ханг. К тому же Уайпорн решила, что пора построить храм во славу своей матери на склоне невысокой горы к востоку от Паттайи. Ким Ханг рассказала ей о благотворительном обществе «Золотой дракон», которое справляет традиционные китайские обряды, включая доставку ритуальных денег и ритуального пива. Члены общества ездят на маленьком фургоне. Уайпорн считала их милыми мальчиками, а другие называли бандой «Свиная голова».

Вскоре после возвращения в Таиланд Уайпорн стала слышать голоса духов: китайские, буддистские и индуистские боги сражались за лидерство.

Дювел стоял в фойе отеля, дожидаясь коммандера[5] Сэндлера, а сам думал об Уайпорн, которая осталась дома одна. От волнения пульс зашкаливал, шея покрылась потом.

Беспокойство об Уайпорн и Докторе Любовь, у которой участились обмороки, мешало сосредоточиться на вечернем патрулировании. Другие волонтеры были само старание. Им так хотелось считаться профессионалами! Бдительные, внимательные, хоть и пожилые, они твердо верили, что проведут американских морпехов по улицам и переулкам Паттайи без единого ЧП и сопутствующих повреждений. Перед глазами у них плясали медали и орденские ленты.

Конференц-зал быстро заполнился. Волонтеры вошли, и началось собрание.

Вел собрание коммандер Сэндлер, в отглаженной тенниске, бежевых брюках и беговых кроссовках «Найк» похожий на молодого гольфиста-профи. Мускулистый, с аккуратно подстриженными усами и светлым ежиком, Сэндлер словно застрял посредине четвертого десятка. У пары волонтеров были сыновья возраста Сэндлера и внуки возраста моряков, сидящих в конференц-зале.

Дювел с сослуживцами слушал, как Сэндлер и другие представители командования инструктируют отряды берегового патрулирования.

Коммандер давал последние наставления своим парням и горстке девушек:

– Цель патрулирования – не арестовывать моряков, а устроить им проверку. Ваш долг – заметить проблему и, если она не очень серьезная, устранить ее. Используйте свое положение, чтобы защитить и уберечь моряков от опасности. Особых сложностей не ожидается, но отдельные моряки не высаживались на берег по два месяца, пиво может ударить им в голову. Таких остерегайтесь. Углядите что-нибудь серьезное – вызывайте меня. Вас будут сопровождать волонтеры туристической полиции, но вызвать меня – ваша задача. Все ясно? Вопросы есть?

В глубине зала поднялась рука. Моряк попросил объяснить, какая проблема считается серьезной.

– Серьезной считается проблема, которую вы не в состоянии устранить. Такие нередко создают воинственные, агрессивно настроенные личности, любители раздувать скандалы. Еще вопросы есть?

Выражения лиц морпехов ясно показывали, что вопросы есть у каждого, но выражение лица Сэндлера показывало еще яснее, что он ничего слушать не желает. Руку больше никто не поднял, и собрание закончилось.

Как часто бывает у военных, все делалось шиворот-навыворот, так сказать, через заницу. После инструктажа Сэндлер вышел в фойе, а волонтеры туристической полиции Паттайи снова собрались в кучку. Сэндлер приблизился и внимательно их осмотрел, словно глава государства – почетный караул. На форме волонтеров указывалось не только имя, но и должность: командир опергруппы, замглавы следственного отдела, инспектор совместных операций, старший сотрудник по связи, специалист по системам оружия и иностранным языкам. «Ведущий специалист по МТО», – значилось на бейдже Дювела в знак того, что у него хранились купоны на скидки, членские билеты, телефоны докторов и больниц, а также телефоны и адреса электронной почты всех волонтеров.

Ценнейшим профессиональным качеством Дювела считалась твердая память. В отличие от своих коллег он не забывал ни время дежурства, ни дорогу домой. Да еще рост шесть футов семь дюймов[6] прибавлял ему авторитета.

Дювел оказался в центре нового полукруга и ждал, когда Сэндлер поинтересуется, ясно ли волонтерам, какую проблему считать серьезной. Тот не поинтересовался. Тем лучше, ведь большинство проблем волонтеров связано со здоровьем. Сэндлер остановился перед Дювелом, вгляделся в бейдж с именем и в бейдж с должностью, кивнул, решив, что ответственного за снабжение и информацию можно считать и главным ответственным за безопасность. Почему-то все только о серьезных проблемах и думали.

Дювел, самоназначенный пресс-секретарь волонтеров, заговорил, словно ему поручили выступить от имени всех.

– Сэр, мы сопроводим ваши отряды наилучшим образом.

Слово «сэр» Дювел вообще не жаловал, тем более что сегодня он был в форме, а этот «сэр» словно искал клюшку, чтобы попасть в правый доглег на основной зоне с озерцом перед грином.

Коммандер в тенниске ослепительно улыбнулся, поиграл мускулами и молвил:

– Волонтер Дювел, я – коммандер Сэндлер. Вы здесь главный, да?

Ослепительная улыбка меркла на глазах: коммандер Сэндлер присматривался к дряхлым волонтерам, два из которых едва не теряли сознание от голода и жажды.

– У наших волонтеров многолетний опыт патрулирования Паттайи, – заверил Дювел.

Сэндлер наверняка гадал, кто из них дотянет до утра.

– Иные из нас не первой молодости, да только редкий парень или девушка за нами угонятся.

Изначально фраза принадлежала Бэтти, которая служила медсестрой в Эдинбурге, потом вместе с мужем перебралась в Таиланд.

«Раз уж Дювел считается лидером этой группы, – подумал Сэндлер, – придется выделить время и потолковать с ним как командир с командиром, чтобы наладить отношения между волонтерами и морпехами». И он отвел Дювела в сторонку. Через пару минут формальности сменились личными вопросами. Дювел ждал их и подготовился, решив, что расскажет, а что оставит за семью печатями. Честный и прямолинейный Дювел ненавидел ложь и притворство. Впрочем, лжецам живется куда проще, поэтому они так расплодились.

Моряки проходили мимо Сэндлера с Дювелом, которые устроились возле конференц-зала. С учетом разницы в возрасте эти двое тянули на отца и сына. Примерно так же Сэндлер и смотрел на Дювела – молча удивлялся, неужели этот старикан носит отглаженную форму с блестящими пуговицами, бейджами, бляхами; плюс боевой пояс с фонариком, наручниками, сотовым; плюс патронную сумку, где хранит ключи к наручникам? Волонтеры туристической полиции Паттайи представлялись Сэндлеру живыми противоречиями; старые фаранги в форме – как научный эксперимент по путешествиям во времени, который пошел не по плану.

На фоне других волонтеров Дювел казался Сэндлеру старшим братом, особенно в скудно освещенном фойе. С «братом» можно попить пива и поболтать о нелегких победах в логистике. Сэндлер специализировался на логистике, именно поэтому его и отправили на берег инструктировать патрульных.

Опыт совместного патрулирования с американскими морпехами убедил Дювела, что янки, особенно янки в форме, запрограммированы задавать один и тот же вопрос. Его почти не удивляло, когда программа сбивалась и вопрошающие углублялись в дебри его прошлого.

– Ну, что привело вас в Паттайю? – полюбопытствовал Сэндлер.

– Женщина, – вздохнул Дювел. Он сказал правду, только эта правда не давала свободно дышать.

Воображение Сэндлера работало быстрее, чем лопата могильщика в дождливую ночь.

– С ними хреново, и без них хреново, – изрек коммандер.

Будь клише артиллерией, коммандер в одиночку потопил бы вражеский флот.

– Как ее зовут? – допытывался Сэндлер, вполне вежливо, хотя его надменное, самодовольное лицо дышало презрением напополам с жалостью.

С такой реакцией Дювел сталкивался бесчисленное множество раз – с гримасой немого стандартного разочарования в его здравомыслии, моральной устойчивости и дисциплинированности.

– Я всегда звал ее Мае Лек, хотя по-настоящему ее зовут Уайпорн. Хун Уайпорн. Для близких друзей – А-Порн.

Коммандер нахмурился: это ведь иностранный язык, которого он не знает, хотя должен знать, а старик-штатский над ним стебется.

– Порн?

– Расхожее заблуждение иностранцев. В переводе с тайского «порн» означает «благословение».

– Да, конечно, – кивнул Сэндлер. Именно словом «благословение» большинство моряков и морпехов описали бы время, которое проводят на корабле в обществе журналов, видео, комиксов и рисунков откровенного характера.

«Хватит уже о порно», – решил Дювел и поспешно сменил тему.

– Мае Лек в переводе означает «маленькая мама», – объявил он.

Сэндлер уже запутался в дебрях тайского. Слово «мама» в сочетании с эпитетом «маленькая» заставило его вздрогнуть, как от удара. Дювел собирался развить тему размера, добавив, что Маленькая Мама недавно отпраздновала семьдесят третий день рождения. Сэндлер казался сильным и морально устойчивым, но такой «размер» доконал бы его.

– Недавно она отмечала день рождения. Я купил ей торт и мороженое.

– Проследите, чтобы она школу закончила, – посоветовал Сэндлер.

– Школу? Это вряд ли.

Сэндлер помрачнел, думая, какой эгоистичный ублюдок этот Дювел, раз работает в порноиндустрии с малолетней малообразованной девочкой. На культурном ликбезе в Сан-Диего его предупреждали о подобных безобразиях и советовали не сходиться с местными слишком близко, будь они тайцами или другой национальности.

В глазах коммандера Дювел увидел презрение, такое никаким ликбезом не скроешь. Он хотел уточнить, что женщина, ради которой он перебрался в Таиланд, – его мачеха, разменявшая восьмой десяток, но упустил удобный момент. Тем более что это откровение могло вызвать уйму ненужных вопросов. Долго их общение не продлится, впереди совместное патрулирование – стоит ли раскрывать перед Сэндлером всю книгу о тайнах, сговорах, предательствах и разочарованиях? К примеру, для начала придется объяснить, что эта семидесятитрехлетняя женщина ему не биологическая мать, а номер два в длинном брачном списке его отца.

Дювел не упомянул ни семь бывших жен отца, ни психическое заболевание Уайпорн, ни ее страсть к пиву, ни поклонение китайским предкам, ни духов с призраками. Он остановился, пока за одним откровением не потянулось другое, пока он не потерял счет времени, не забросил поручение и не сорвал миссию. Его задача – провести береговой патруль по улицам Паттайи. Сэндлеру, морпеху-профессионалу, личные подробности не нужны. Сам он вопросы точно не поощряет.

Сэндлер чувствовал, что узнал предостаточно. Дювел перебрался в Таиланд ради женщины… Коммандер получил острый, удачно расположенный крючок, на который мог вешать новые факты о Дювеле.

Двое мужчин разного возраста и размера стояли в фойе, хотя оба желали находиться в другом месте. Сэндлер пришел на собрание во всей красе – прямиком из спа-салона и парикмахерской, старательно играл роль профессионала до мозга костей и не сводил глаз с окружающих, будто меряя их невидимой линейкой. Волонтеры туристической полиции напомнили ему иракских ополченцев, которые разбежались, едва заслышав выстрелы. С этими волонтерами ему предстояло работать. Впрочем, чтобы сделать военную карьеру, да еще успешную, приходится довольствоваться имеющимся, а не ныть о том, что нужно или хочется.

Разговор оборвался, когда Сэндлер жестом показал на трех моряков, которые топтались неподалеку, терпеливо дожидаясь того самого жеста.

– Вот ваш отряд, – сказал Сэндлер Дювелу, когда они приблизились. – Удачи! Спаси, Господь, ваши души! – добавил он со всей серьезностью.

Дювел вгляделся в лица своих патрульных. Двум парням и девушке не терпелось попасть на улицы. Только патрулирование – не прогулка по магазинам. Отряды выполняют задания – следят, чтобы моряки вовремя возвращались на корабли, чтобы все было тихо-мирно. Никаких задержек, никаких отговорок, никакой заразы.

К роли сопровождающего Дювел относился серьезно. Раз молодым патрульным предстоит обойти темные закоулки, пивбары, ночные клубы, стрип-дансинги, столкнуться с распространителями, лоточниками, работниками секс-индустрии, русскими, иранскими и китайскими туристами, он разъяснит им их цель. У всех волонтеров туристической полиции Паттайи цель одна – к полуночи вернуть своих подопечных в отель невредимыми и неиспорченными.

Отряд Дювела слушал, вопросов не задавали. Для них начальник был пожилой версией Сэндлера.

Патрульные называли свои имена, и Дювел составлял о них первое впечатление. Голубоглазая девушка Монтана в белой тенниске с нашивкой «БП» на рукаве кивнула ему и снова уставилась в айфон. Сообщение она набирала, как страдающий синдромом Туретта[7], для которого суета – облегчение. От дисплея девушка оторвалась, лишь чтобы прочесть фамилию на бейдже Дювела.

Кличку Монтана девушке обеспечил родной штат. По-настоящему ее звали Бэкер, но Дювел соглашался с сослуживцами девушки, что это имя не для молодой особы из городка с 1214 жителями, которая не успела провести за пределами Америки и трех недель. Свежая бойкая пышка с белокурым «пажем», Монтана получила диплом электромеханика и сразу же поступила в офицерскую школу. Она и оглянуться не успела, как оказалась в фойе паттайского отеля с айфоном в руке. За пределами США девушка провела ровно восемнадцать дней. На корабле она стала офицером по связи. Неофициально связь с внешним миром она поддерживала благодаря «Твиттеру». У нее было девять тысяч подписчиков – в основном, молодых людей, которые провели за границей менее восемнадцати дней и восторгались Монтаниными описаниями мира – подобное они и представить себе не могли. Последние десять твитов Монтана отправила из отеля. С тех пор у нее прибавилось двести подписчиков.

Лэнни стоял в стороне: руки по швам, глаза настороженные, словно в присутствии хищника. Когда Дювел попросил представиться, тот принялся сжимать и разжимать кулаки. Белая тенниска обтягивала грудь, выставляя напоказ рельефное тело спортсмена международного класса, боксера второго среднего веса или африканского воина. Вот Сэндлер его окликнул, и Лэнни выступил вперед с гибкой грацией и изяществом.

Жизнь Лэнни – длинная цепочка переездов. Родился он в Кении, трехлетним родители перевезли его в Германию, пять лет спустя еще раз снялись с места и рванули в Нью-Йорк. Монтана восторгалась кенийским акцентом Лэнни: разве не здорово, что человек так жутко говорит по-английски, но его понимают практически без проблем?

В автобусе, доставлявшем морпехов с корабля, Лэнни с Монтаной сели вместе и открылись друг другу (в основном, открывалась Монтана). Тогда Лэнни и рассказал девушке, как однажды вечером командир задержал его для разговора. Улыбка супергероя, впалые щеки, глаза горят, словно у тыквы на Хэллоуин, – вот каким было его лицо. Капитан пригвоздил Лэнни к переборке и зашептал: «Ты же не станешь отправлять секретные послания в Белый дом? По тайным каналам, лично в руки нашему главнокомандующему с кенийскими корнями? Что он тебе посулил? Адмиральские погоны к двадцати четырем годам и командование флотом в придачу? Читал я, как вы, африканцы, соплеменников вытягиваете. Предупреждаю: я с тебя глаз не спущу».

Такие речи потрясли Лэнни до глубины души. Он поклялся Монтане, что у него нет тайных каналов связи ни с Белым домом, ни с каким другим.

– Ты не признался бы, даже если бы были. Иначе какие же они тайные?

С железной логикой не поспоришь, и Лэнни не стал, только попросил Монтану не болтать, что он родился в Кении.

– Лады! – отозвалась Монтана, подмигнув.

Если Монтана рассчитывала, что это соглашение успокоит Лэнни, то сильно ошибалась. Может, он все-таки был из одного племени с Обамой. Морской флот научил девушку, что возможно абсолютно все, только бы бюджет покрывал расходы. В автобусе она улучила минутку, чтобы твитнуть: «У черного парня с моего корабля компромат на Обаму. Офигеть!»

Офицер Монтана и рядовой Лэнни оказались в команде Дювела. Монтана так и льнула к Лэнни. Дювел гадал, поощряет ли ВМС США подобную сплоченность.

Последним во вверенной Дювелу команде оказался офицер по фамилии Ходжес. Рожденный в Мэйне, он даже школу бросил, чтобы стать морпехом, и был старше Монтаны и Лэнни не только по возрасту, но и по званию. Тридцатилетний лейтенант морской пехоты с двумя высадками в Ирак за поясом, Ходжес казался подавленным. В его мыслях неизменно присутствовали сорок восемь пехотинцев из отделения, с которыми он служил в Ираке. Тенниска делала его похожим на школьного физрука – еще бы свисток на шею и папку-планшет в руки. Как и другие морпехи, он носил уставную короткую стрижку, только на Ходжесе она смотрелась естественно.

Стрижка, тяжелый взгляд и поджатые губы Ходжеса говорили о большом боевом опыте, упорстве и токе адреналина в крови. Лэнни с Монтаной тотчас ему подчинились. Ходжес не оставил сомнений: Дювел для них вроде иракского переводчика, приставленного к патрулю. К нему обратятся, только если понадобится уточнить у местных, где скрываются враги и где ждет засада. Он им не ровня, не член отряда и никогда им не будет.

Патрульный отряд Дювела, шесть других отрядов в сопровождении волонтеров туристической полиции, американские пехотинцы и моряки вышли из отеля. Каждому отряду предстояло патрулировать определенный район. Они вместе разработали специальную туристическую карту с указанием всех баров, ночных клубов и притонов.

Дювел решил порадовать своих хорошей новостью:

– Отряд, нам досталась Уокинг-стрит!

В ответ он услышал молчание: разумеется, американцы о Уокинг-стрит знать не знали.

– Следуйте за мной! – велел Дювел.

Сэндлер наблюдал, как отряды выбираются из отеля на улицу, и гадал, кто позвонит ему первым и сообщит о буйствующем моряке. Или кто первым сообщит о том, что обессилевшему волонтеру пришлось колоть физраствор. «Налаживаем отношения с аборигенами», – пробормотал он. Главное – понравиться местным, и чтобы босс до отплытия услышал, как жители Паттайи просят американских морпехов остаться. А вот Дювел, затягивающий малолеток в сети порнобизнеса, очень его беспокоил.

Глава 03

Пиво я уважаю.

Рассел Кроу

Среда, 22:38

Стоянка отеля «Гранд-Импала»

Молодой американский морпех сел на корточки перед красным «БМВ» и вгляделся в красные номерные знаки. Поднялся, сунул бумажку в карман и пару минут переминался с ноги на ногу. Затем влез на крыло, переполз на багажник и выпрямился, вытянув руки по сторонам, как канатоходец, удерживающий равновесие. Последние несколько часов они с сослуживцами пили пиво, заблудились, потом сообразили, где находятся. Когда забрели на стоянку отеля, мочевой пузырь морпеха едва не лопался. Маленький шажок вперед – морпех рыгнул, расстегнул ширинку и выпустил пенис на волю, словно дрессированную змею. Морпех широко улыбнулся двум приятелям, которые, устроившись неподалеку, пили пиво и подначивали его.

– Трахнешь красную машинку, да, Лопес?

В одной руке Арнольд держал бутылку пива «Сингха», другой заправлял футболку в джинсы.

– На инструктаже не говорили, что стоянки и машины – запретная зона, – отозвался Лопес. – Дай еще бутылку!

Арнольд открыл «Сингху» и протянул Лопесу.

– Пошли в жопу эти богатики, если невинных шуток не понимают!

– Ага, пошли они все в жопу! Морпехи мы или нет?!

Лопес сделал большой глоток и глянул на пенис: моча поливала багажник, лобовое стекло и крышу «БМВ».

– Лопес, ты что творишь? Или в Южном Лос-Анджелесе латиносы так машины моют? – вопрошал Крюгер, чуть менее пьяный, чем Лопес с Арнольдом. Он надеялся, что в один прекрасный день разбогатеет, и искренне восторгался теми, кто ездит на «БМВ».

Лопес махнул бутылкой «Сингхи», которую сжимал свободной рукой.

– Мамашу свою спроси. Она спец по «золотому дождю», иначе на какие шиши тебя, бездаря, учиться отправила?

Крюгер покачал головой и приложился к своей бутылке.

– По-моему, зря ты тачку портишь.

– Тебя кто спрашивал? – огрызнулся Лопес. – Или я в тот момент отлучился?

Прежде Лопес не залезал на люксовые машины и не мочился на лобовые стекла. Но в тот вечер он выпил девять бутылок пива и плохо держался на ногах. Раз – он снял тенниску, помахал ею над головой и швырнул Крюгеру. Тот поймал тенниску одной рукой, а Лопес вернулся к своему занятию. Пиво выливалось из него под хорошим напором, и он старался не замочить ноги.

Морпех, у которого на руке красно-бело-синяя татуировка с флагом, а под ним надпись Semper fidelis, что в переводе с латыни означает «Всегда верен», предан Корпусу морской пехоты и сорвиголова по умолчанию. Лопес сделал себе такую татушку на груди.

Стрижка под «ежик», бульдожьи челюсти, по-обезьяньи длинные руки, мускулистые ноги – вот каким был Лопес.

– Идеальный пехотинец, – похвалил себя он, глядя через плечо на приятелей. Те ржали и прикладывались к початым бутылкам «Сингхи». – Такой не боится риска. Вперед и только вперед – неудержимая машина смерти.

– Подлая, до зубов вооруженная ссущая машина, – подначил Арнольд.

– Лопес, вытаскивать член в общественном месте не рискованно, а глупо, – сказал Крюгер, который в двадцать рассуждал, как сорокалетний.

– Пехотинца врасплох хрен застанешь, – заявил Лопес.

Струя била все с тем же напором. Лопес втянул живот, старательно выпятил грудь и давай стучать по ней, изображая Тарзана.

– Я воин, мать вашу! Проверяю мореходные качества этого десантного катера.

Лопес поднял ногу и, чуть не падая, выпустил газы. Лишь сейчас он заметил, что на пассажирском сиденье «БМВ» кто-то сидит. Откуда взялась эта девица? Похожа на блондинку из бара. Неужели у него глюки? Она ведь дала пятьсот долларов, чтоб он обоссал машину? Она объяснила по телефону, где стоит «БМВ», а сама сидит здесь, в тачке, словно все путем.