Рождение Зоны Левицкий Андрей

Пролог

Сначала я почувствовал, что существую – не живу, нет, я просто есть и пока непонятно, в какой форме. Ни боли, ни ощущения тела – ничего. Наверное, я умер, и завис посреди звенящей темноты.

Постепенно стали приходить ощущения: болит голова после контузии, ломит поясницу, саднит ключица, растертая лямкой рюкзака. Вроде дует ветер, а под щекой – что-то твердое. Камень? Открыть глаза пока не получается. Рядом кряхтит Пригоршня. Это что, мы вместе попали на тот свет?

Выстрелов не слышно, голосов тоже. Пытаюсь пошевелиться и начинаю чувствовать свое тело, меня будто через мясорубку пропустили. Хочу позвать Пригоршню, но не могу открыть рта. Да что ж за наказание такое?!

С трудом удается разлепить веки. Я щурюсь и вижу серую, будто свинцовую траву. Пригоршня ругается, желает смерти натовцам и клянется им отомстить. На душе пусто и грязно, как в комнате после вечеринки – валяются обрывки эмоций, чаяний, стремлений.

Давай, Химик, бери себя за задницу и поднимайся! Напряг мускулы, но лишь перевернулся на спину и уставился в сизое небо. Мир черно-белый – наверное, у меня что-то с глазами: какое-то асфальтовое небо без проблеска солнца, однотонное и мрачное. Сопки, покрытые тускло-серой короткой травой. Прохладный ветер, трава бумажно шелестит.

– Засоси меня в «центрифугу»! – прохрипел я. – Пригоршня, ты видишь то же, что и я?

– Офигеееть! – протянул Пригоршня, стаскивая шляпу.

Я проморгался, но цвета не вернулись в мир. Высоко над нами кружили птицы, с такого расстояния даже не понятно, большие или нет.

– Куда это мы попали? Или нас глючит?

– Вот не знаю, – я осмотрелся и обнаружил свой рюкзак, раскрытые контейнеры с артефактами и винтовку.

– Андрюха! – Никита сел на траву. – Мать моя Зона, мы чего, умерли?

Я провел рукой по траве – она была сухой и колючей, как в Крыму в августе. Только по-прежнему серой. Ну, почти серой.

– Никита, ты цвета видишь?

– Чего?

– Трава, небо… Какого цвета?

– Серого.

Ага, значит, это не глюки, значит, так на самом деле.

– Я не верю в загробный мир, – произнес я. – Я, вашу мать, материалист! Но такого в Зоне быть не может. И американцев, заметь, нет.

– Мы что, сюда… переместились?

Придерживая шляпу, Никита осмотрелся. Я встал рядом. Ни черта не увидишь – сопки, да и все тут. Надо карабкаться на ближайшую вершину.

– А если мы переместились… Может, и Энджи переместилась? Она же была рядом?

– Не знаю. Вряд ли, – вздохнул я. – Кажется, до меня дошло, что это было за Зерно. То сооружение под землей – телепорт, а двери с табличками – проходы в другие реальности. Вот нас и занесло в одну из этих… в один из этих миров.

– И что теперь делать? – спросил Пригоршня. – Тут хоть люди есть?

– Ничего не знаю, – я собрал контейнеры, запихнул в рюкзак и нацепил его. – Идем, разведаем, обитаем ли этот мир.

Мы начали карабкаться на ближайшую серую сопку. Что нас ждало впереди – трудно было даже представить.

Глава 1

Если поначалу мне, оглушенному произошедшим, казалось, что здесь довольно тепло, то вскоре я понял, что ошибся. Низкое серое небо выглядело однородным: ни завихрений туч, ни солнечного пятна, ни просветов.

Периодически налетали порывы ледяного ветра, до того сильного, что Пригоршня обеими руками вцеплялся в полы шляпы. Ветер задувал под одежду, хватал за нос, а затем стихал, будто кто-то огромный и невидимый выключал вентилятор.

Пейзаж не отличался разнообразием – почувствуй себя героем черно-белого фильма, называется. Невысокие холмы изгибались плавно, как прилизанные, и топорщились иголками сизой травы, едва похрустывающей под ногами. Уже метрах в двухстах все тонуло в тумане. С одной стороны холмы были чуть крупнее.

И ни единого признака цивилизации. Хотелось надеяться, что хоть сопки скрывали от нас что-то полезное.

– Потопали туда, – сориентировал я друга, – видишь, где сопки повыше? Вдруг за ними какое-нибудь поселение?

– Вроде да. Блин, холодно-то как!

Очередной порыв ветра ударил сбоку, лицо и руки тут же заледенели.

– Вообще не холодно, – поправил я, – ветер просто…

– Ага, родная Зона райским местечком кажется. Как думаешь, Химик, есть здесь кто?

Мы, выбрав направление, спустились в ложбину между сопками. Здесь не доставал ветер и было теплее, но и более влажно – на дне выемки колыхался туман. Пригоршня вдруг споткнулся и упал, выставив руки.

– Твою ж в душу Зону мать! – выругался он.

В тумане ничего не было видно, и я решил, что друг зацепился за корень или камень, но до боли знакомый хрип заставил насторожиться. Пригоршня медленно встал и обернулся. Лицо его побелело, рот приоткрылся, шляпа съехала на одно ухо.

– Слышишь? – одними губами прошептал напарник.

Между нами, на земле, что-то невидимое ворочалось и кряхтело.

Прошло несколько секунд, прежде чем я вспомнил, где слышал эти звуки раньше: упырь. Никита умудрился наступить на спящего упыря!

Мы замерли, боясь пошевелиться. Оставался мизерный шанс, что мутант, не любящий дневного света, снова заснет. Пока он не атаковал, по крайней мере. Наверное, отдыхал в низине, переваривал пищу, а тут бесцеремонный сталкер ему на конечность наступил…

Вообще упырь – тварь быстрая и опасная. А главное, невидимая: эти мутанты – непревзойденные мастера маскировки, сливаются с окружающей средой так хорошо, что только в движении и заметны. К счастью, упыри не любят открытых пространств и солнца. Этот, наверное, охотился ночью (если здесь бывает ночь) и кого-то сожрал, после чего отяжелел и решил заночевать на месте.

Никита пришел к тем же выводам. А еще он решил действовать на опережение: быстрым движением перекинул дробовик в руку и пальнул от бедра по предполагаемому упырю.

Грохнуло, звук отразился от склонов холмов. Упырь взвился вверх, стремительный, как распрямившаяся пружина.

В момент атаки его стало видно: крупный, человекообразный, со слишком длинными руками, чересчур гибкими, и со щупальцами у рта. Щупальца шевелились, мутант загребал руками и вертел башкой из стороны в сторону. Никита не попал по нему. Красноватые глаза под тяжелыми надбровными дугами подслеповато щурились.

Пригоршня отшатнулся, снова прицелился в него от бедра, но мутант отпрыгнул в сторону, огибая нас по широкой дуге. Мы едва успевали следить за ним.

– Патроны береги! – крикнул я Пригоршне и выхватил нож.

Вот и пригодился «Пентагон».

Ходили слухи, что упыря можно убить с одного удара ножом, правда, для этого нужно было подобраться к твари почти вплотную и не попасть в лапы: пальцы мутанта заканчивались присосками не менее опасными, чем ротовые щупальца. Стоило упырю присосаться – и все, хана, останется от тебя через несколько минут пустая, высушенная оболочка.

– Дохлому патроны ни к чему! – возразил Никита.

Мутант, видимо, очумел от неожиданного пробуждения и растерялся, и только поэтому мы были еще живы. В словах Пригоршни был свой резон, мертвецу припасы не пригодятся, но тратить драгоценные патроны в первой же схватке – безумие. Неизвестно, что ждет нас здесь, уж точно не военные склады, и вряд ли мы сможем пополнить боезапас.

Упырь начал сливаться с серой травой – адаптируется, гад, мимикрирует.

Я перехватил нож поудобнее, чувствуя, как вспотела ладонь.

После схватки с натовцами прошло совсем немного времени, организм не успел восстановиться, отдохнуть, и стресс от встречи с мутантом оказался сильнее, чем обычно. Тем более что встретить здесь подобную пакость я не ожидал.

– Ну, я тебе, поганец! – выдохнул Пригоршня и снова жахнул из дробовика.

На этот раз он, кажется, попал – нечеткий силуэт отскочил в сторону, пропал из поля зрения – видимо, упал – и по ушам резанул вопль раненного упыря.

Вообще они редко кричат, в основном хрипят, как английские бульдоги.

Ставший частично видимым (серая маскировочная окраска пошла природными ржавыми пятнами), упырь поднялся и кинулся на Никиту.

Я, собрав в кулак всю волю, напал на мутанта со спины. Это только кажется легким, на самом деле, от упыря хочется драпать, теряя штаны, а не бить его.

В несколько шагов преодолев разделявшее нас расстояние, я примерился и рубанул ножом наискосок по шее, сбоку, где у людей проходит сонная артерия. Расчет мой оказался верен: фонтаном брызнула кровь, упырь, вопя, завертелся на месте, стараясь зажать рану ладонью. Алая кровь на серой траве была слишком яркой для этого мира и смотрелась противоестественно.

Оторопев, мы с Никитой наблюдали происходящее. Присоски на длинных пальцах зашевелились, почуяв кровь, пришли в движение и щупальца. Видимо, сработали инстинкты: руки упыря рванулись к шее, раздался противный всасывающий звук.

Казалось, мутант пожирал сам себя, и получился бы замкнутый цикл, если бы часть крови (и довольно большая) не выливалась. Она ручьем стекала по шее, по боку, капала с плеча, и, наконец, колени мутанта подломились.

Пригоршня передернул затвор, но я остановил его:

– Нет. Сам сдохнет. Все-таки побереги патроны.

Упырь, обмякнув, рухнул на бок. Щупальца уже не шевелились, и руки ослабли – он разжал рану. Я отвернулся.

– Ничего себе неделька начинается, – процитировал Никита старый анекдот. – Кто бы мог подумать, что здесь упыри водятся?

– А может, не водятся? Может, натовцы пустили какой-то газ, и мы с тобой радостно галлюцинируем, а реальность в виде упыря вторгается в наши видения? И не сопки это на самом деле, а деревья, и мы в лесу…

– Ты это. Завязывай с философией. Так и крышей поехать недолго. Просто раз мы сюда попали, то и упырь мог, понимаешь?

Версия Пригоршни была рабочей, но мне не нравилась: конечно, одинокий упырь мог проникнуть… но неужели он тоже активировал Зерно? Ответа на этот вопрос пока не было.

– Слушай вот что, Пригоршня, – проговорил я. – Это не Зона просочилась сюда, а наоборот, понимаешь? Упырь – местный житель, и когда корабль, телепорт – не знаю, – с существами, которые спасались из этого мира, пробил дыру в ткани пространства-времени, в Зону случайно попали местные обитатели и размножились. Значит, и аномалии тут имеются, надо быть осторожными.

– Во как! Ну а чё, похоже на правду.

Вроде бы, начинало темнеть, но ледяной ветер сдул туман, и окружающий пейзаж стал более четким.

– Пора идти, а то задубеем, – напомнил Пригоршня. – Если за сопками нет жилья, хана нам.

– Пойдем… – я задумался. – Только давай осторожно. Как по Зоне. Если здесь есть упыри, аномалии не заставят себя ждать.

– Да ладно тебе… – Никита нахмурился. – Но да, ты прав: лучше быть живым параноиком, чем мертвым оптимистом.

С этим выводом трудно было не согласиться. Мы потоптались на месте, убедились, что упырь благополучно издох, и принялись карабкаться на следующий холм.

Когда взобрались на вершину, мое сердце забилось чаще: вдалеке виднелись очертания… Я не поверил своим глазам! Город! Или это скалы такие? Нет-нет, город поблескивает стеклами. Жаль, бинокля с собой нет.

– Ты видишь то же, что и я? – радостно спросил Пригоршня.

– Да, но я не стал бы радоваться. Во-первых, мы не знаем, обитаем ли он. Во-вторых, даже если там кто-то живет, где гарантия, что это люди? Я вообще не уверен, что это город – очень уж конфигурация странная.

– Да уж, – напарник потух и поежился.

Очередной порыв ветра сдул с него шляпу, и она повисла на шнурке за спиной. Он запрокинул голову и присвистнул. Я точно так же посмотрел в серое небо: на высоте метров в пятьдесят над нами кружились огромные птицы. А вдруг не птицы, вдруг драконы? Издали не различить деталей.

– Уж не по наши ли туши? – задал я риторический вопрос и, потрясая АК, пригрозил крылатым. – Здоровенные. Размером с корову, как минимум. И еще сдается мне, что уже смеркается, неплохо бы найти укрытие. Так что иного пути, кроме как в город, у нас нет. Ходу?

– Ага. Костерок разведем, согреемся.

Шли мы быстрым шагом, взмокли, но движение не согревало: стылый ветер пробирал до костей и выдувал слезы. Проклятые твари все так же кружились над нами и начали спускаться. Мы увеличили темп, но бежать со всем снаряжением было проблематично. К тому же после контузии кружилась голова и подташнивало.

Немного радовало, что стали попадаться кусты – круглые, похожие на укоренившееся перекати-поле, с бледно-зелеными листьями, больше напоминающими округлые сосновые иголки. Трава тоже стала выше, но была по-прежнему тусклой и шелестела, как целлофан.

– Полиэтиленовый мир, – не выдержал я. – Воды нет, растительности нет, населена роботами.

Пригоршня остановился и хлопнул себя по фляге, что висела на поясе. Поболтал ее и скривился:

– А воды-то мало. Еще есть чекушка водки – от радиации. Что делать будем?

– Успокойся, не паникуй. Если тут растет трава, то и вода должна быть. Тучи-то видишь? И туман.

Внезапно жутко захотелось пить. Я отцепил флягу, но едва свинтил крышку непослушными, посиневшими от холода пальцами. Н-да, плохо дело. У нас, конечно, есть спальники, но одежда рассчитана на начало лета – тяжко будет. Придется местную живность убивать и пускать на шкуры. Хорошо, если тут весна и скоро потеплеет, а вдруг осень, и самые суровые холода еще впереди?

Сейчас мы миновали холмистую местность и шагали по равнине, изрытой небольшими оврагами, где, колыхаясь, лежал туман. К счастью, аномалии встречались очень редко – всего один-единственный раз мы обнаружили «центрифугу». Но расслабляться, понятное дело, не стоило, и мы бросали перед собой камешки известняка – благо, их тут было в изобилии.

Стервятники все еще нарезали над нами круги. И с чего они взяли, что мы собрались помирать? Или просто ждут, что ослабнем, присматриваются? Вскоре стал слышен их клекот – что-то среднее между курлыканьем журавля и скупым карканьем ворона.

Первым услышал звон воды Пригоршня. Товарищ заулыбался и ткнул пальцем вперед и правее:

– Там ручей! Вода!

Он бросился к ручью, который прорыл в почве неглубокий, с полметра, овражек.

– Стоять! – крикнул я, на всякий случай посмотрел на дозиметр, но он выключился во время перехода.

– Ну, чего еще? – возмутился Пригоршня.

– Подожди. Вдруг она заражена? Мы же не знаем, что это за мир.

Счетчик Гейгера заверещал и показал радиационный фон, в два раза превышающий норму. Пригоршня выругался и всплеснул руками.

– Сюрприиииз, – протянул я. – Интересно, это так и было или тут прокатилась ядерная война?

– Хрен его разберет.

Между тем, твари, которых мы перестали замечать, спустились и кружили над нами метрах в тридцати, как вражеские истребители. Теперь было ясно, что они больше напоминали драконов: рукокрылья, задние лапы, хвост, тело скорее птичье, с мощным килем. Здоровенные, смотрят на нас и облизываются.

– Валим отсюда, – посоветовал я.

Пригоршня шумно вздохнул и заключил:

– Когда окопаемся, надо будет ревизию провести, сколько у нас чего осталось. Патронов после перестрелки с натовцами и правда маловато.

– То-то и оно. На этих, – я кивнул на тварей, – тратить не хочется.

Когда приближаешься к городу, хочешь ты того или нет, слышишь его шум – транспорт, голоса, сейчас же ничего этого не было: клекотали хищники, завывал ветер, сухо шелестела трава. Вспомнилось: «Ведь я сажаю алюминиевые огурцы. На брезентовом поле».

Черная громада впереди приобрела очертания города, разделилась на небоскребы. Теперь можно было различить слева прозрачный стеклянный купол весь в трещинах. Смеркалось, но не зажглось ни огонька.

С одной стороны, хорошо, что город брошен – будет, где переночевать, никто нас не убьет, но почему-то не оставляло дурное предчувствие. Как ночью на кладбище: понимаешь, что зомбак не вылезет и тебе ничего не угрожает, но все равно ожидаешь подвоха. Может, потому что в брошенных домах Зоны водилась всякая мерзость?

Драконы поднялись выше и встревоженно заклекотали. Пригоршня запрокинул голову, прищурился:

– Не нравится мне, как они себя ведут. Словно их что-то напугало.

Я запрокинул голову, стер со щеки капли дождя:

– Все нормально. Дождь начинается, их к земле прибивает, вот они и печалятся.

– Дождем, что ли, прибивает?

Вдаваться в подробности и объяснять законы аэродинамики я не стал и оставил вопрос Никиты без ответа. Пусть думает так. С одной стороны, хорошо, что твари отстали, но с другой – если намокнем, нам конец: или замерзнем насмерть, или подхватим пневмонию.

– Давай-ка шевелить конечностями, – предложил я и побежал трусцой.

Башка разболелась с новой силой – сказалась недавняя контузия. Некоторое время я терпел, но когда перед глазами заплясали разноцветные круги, поубавил темп. Вот сейчас свалюсь, и тогда точно хана: Пригоршня меня не утащит. Придется выбирать: бросать рюкзаки или меня.

Зарядил мелкий колючий дождь. А может, не дождь это вовсе, просто туман оседает? Видимость ухудшилась, и город растворился в мареве. Драконы скрылись: либо улетели, либо их заслонили оседающие тучи.

Пригоршне меньше досталось во время боя, он обогнал меня метров на двадцать и сейчас дожидался.

– Что-то ты совсем хреново выглядишь, – посочувствовал он.

– Легкая контузия, – отмахнулся я. – Пройдет.

– Тошнота есть? Если есть… – он смолк, насторожился, пристально вглядывался вдаль.

Его тревожность передалась мне, и я невольно обернулся, но позади по-прежнему клубилось бесконечное белесое марево. Меня гораздо больше волновало, что одежда отсырела и, стоило остановиться, холодила спину.

– Что ты там… – проговорил я и осекся – заметил в мареве смутный полупрозрачный силуэт – вроде человеческий, но сутулый, длиннорукий. Один, второй, третий. Мгновение – и они слились с туманом. Но если напрячь зрение, их видно: туман висит клочьями, и твари не успевают мимикрировать.

– Упыри, – прошептал Пригоршня и вцепился в дробовик. – До фига, от них метров триста. Не отобьемся. Драпать надо.

– Город далеко, догонят, – резюмировал я. – Разве что бросим поклажу.

– Не вариант, без снаряги – погибель. Короче, идем, пока идется, только быстро, а потом… – он задумался.

– Отбиваемся, пока есть патроны. Последний пускаем себе в голову. Бежим, не стой столбом.

Будто по команде мы рванули к городу. Двигался я на автопилоте. Каждый шаг отзывался болью в голове, подкатывала тошнота, но жажда жизни задействовала скрытые резервы организма, и сил пока хватало.

Бодрый, полный сил Пригоршня вынужден был останавливаться, с тревогой поглядывая назад. Глаза его округлились, проступил румянец на щеках, движения стали резкими, нервными. Его печалила участь Кука, съеденного аборигенами. Меня она печалила бы гораздо больше, но на первом месте стояла задача не протянуть ноги прямо сейчас.

– Поторопись, а? Они приближаются.

– Стараюсь, – прохрипел я и прибавил скорость.

Пригоршня выругался и выстрелил в туман из дробовика. Упыри заухали, застрекотали. Оказывается, два мутанта были от нас метрах в пятидесяти, их зацепило дробью, и они проявились.

– Вот же сучьи псы! – выругался я и из последних сил рванул вперед.

Никита огляделся и пальнул вбок:

– Гады, окружают! И откуда их здесь столько?

Пришлось взять в руки винтовку. Теперь мы двигались бок о бок, готовые в любую минуту вступить в неравный бой. И умереть – вариантов спасения я не видел. Хотелось бы, чтобы вернулись драконы и начали драться с упырями за добычу, но такое возможно только в голливудских фильмах, в реальности же крылатые твари ретировались, напуганные количеством противника.

Даже природа встала на сторону упырей: туман сгустился настолько, что в десяти метрах ничего не было видно. Будь у нас, как у Сталлоне, чудо-пулемет, где самозарождались патроны, мы бы, конечно, отбились, поливая пространство вокруг свинцом, но приходилось экономить боеприпасы и рисковать, ведь в любую минуту из тумана мог выпрыгнуть упырь.

Мутанты замыкали нас в кольцо и пока держались на расстоянии – ждали, когда туман станет гуще. А мы плечом к плечу двигались к цели, понимая, что не успеем. То и дело я ловил себя на мысли: «А ведь у тебя ничего не осталось: ни дома, ни родины, ни работы. Только Пригоршня. Это и есть теперь твой мир, держись за него». Действительно, пусть лучше я умру раньше, чем он, чтоб одному бесприютно не скитаться…

Справа промелькнул размытый силуэт упыря, отвлек от мысли, я проводил его стволом винтовки, выдохнул с облегчением: не напал мутант, еще не время.

Апатия схлынула, на ее месте разрослась здоровая злость. Когда понимаешь, что не получится, хочется добиться своего вопреки всему.

– Вот же гады, – бормотал Никита. – За своего мстят. Падлы! Похоже, хана нам. Братья-сталкеры скажут, что Химик с Пригоршней пропали без вести.

Из тумана выплыл холм размером с легковой автомобиль, я прицелился туда. Будь я упырем, устроил бы засаду именно за ним. Пригоршня тоже так подумал и замедлил шаг.

И вовремя – заколыхался туман, метнулся на нас. Я выстрелил одновременно с Пригоршней, упал, откатившись к бугру. На месте, где мы только что стояли, извивались проявляющиеся упыри, пятная алой кровью целлофановую траву.

Заряжая дробовик, Пригоршня уперся в холм, я залег рядом, прикрывая напарника. Услышав придушенный возглас, рывком обернулся, готовый открыть огонь, но не упырь напал на Пригоршню: с холма сошел пласт грязи, обнажив блестящий металл.

Никита принялся разгребать холм прикладом, оглядываясь по сторонам, и вскоре стало ясно, что это – занесенное пылью строение, формой напоминающее юрту с плоской верхушкой.

– Жилье, – проговорил Пригоршня, ощупывая стены. – Прикрывай.

Отступив к строению, чтобы не подставлять врагам спину, я водил винтовкой по сторонам. Взволнованные гибелью соплеменников, упыри стрекотали и щелкали, колыхался туман, и трудно было предугадать, откуда они набросятся.

– Что ты копаешься! Быстрее, твою мать! – проговорил я, уперся в присыпанную землей стену. Нога нащупала выступ. Не теряя бдительности, я «берцем» сковырнул грязь и обнаружил стальную лестницу, ведущую наверх.

– Сюда, Никита, скорее!

Взмокший Пригоршня начал восхождение с дробовиком наготове. Ругнулся, поскользнувшись, но устоял. Внизу промелькнул полупрозрачный упырь, я жахнул по нему, промазал. Напарник шагнул на середину крыши, попрыгал… Раздался скрежет несмазанных механизмов, и Никита провалился внутрь.

Это же телепорт! Не веря в такую удачу, я ступил на металлический овал лифта – и почти мгновенно очутился в пыльном помещении, пахнущем ржавчиной и плесенью. Трескучие лампочки на стенах работали через две, овальная комната с потолком-куполом была освещена скудно.

Едва я сошел с лифта, как он со скрежетом поднялся и закрыл отверстие в потолке.

– Ну вот – спаслись! – ухмыльнулся Никита. – Интересно, отсюда можно попасть домой?

Эта комната была раза в два меньше телепорта, где мы добыли Зерно; с единственной металлической дверью, на которой висела табличка с черным прямоугольником. Прямо под ним чернела панель в форме человеческой руки.

Камень с плеч свалился: и город, и телепорты построили люди! Значит, мы в состоянии сообразить, как что работает.

Пригоршня приложил руку к панели – дверь со свистом поехала вверх, нас обдало пылью. Взгляду открылся не коридор, а стальное квадратное помещение два на два метра, заканчивающееся второй дверью.

– Это что, выход обратно наружу? – осторожно поинтересовался Пригоршня. – Так нам туда не надо, там упыри.

– Нет, скорее уж в другое место. Это ведь телепорт, напарник. Или в отделение наподобие того, где мы нашли Зерно… Все равно ходов больше нет, а наверх нам уже никак не подняться: мы не знаем, как запускать лифт.

– В какое другое место? – уточнил напарник. Он так сверлил дверь взглядом, будто пытался прожечь в ней глазок и узнать, не подстерегает ли нас опасность.

– Никита, я вижу то же, что и ты.

– Так что делать будем? Здесь переночуем или посмотрим, что там? Вдруг домой попадем?

Пока мы колебались, снова заскрежетал лифт, и в овальную комнату ворвались два упыря. Никита открыл огонь, а я метнулся к таинственной двери, которая находилась точно напротив той, что напарник открыл прикосновением ладони, и надавил на красную кнопку на панели. Перехватив винтовку, прицелился в мечущихся по помещению тварей. Они никак не могли сообразить, где находятся, – то мимикрировали под туман и носились бледными призраками, то обращались поросшими травой буграми, и выглядело это очень сюрреалистично. Автоматный огонь отгонял их, но и попасть Пригоршня не мог.

Вдруг телепорт вздрогнул, лампы загорелись красным. Возникли вибрация и звон – даже упыри замерли, повернули к нам головы. А потом почему-то попятились. У Никиты же, как назло, опустел магазин.

Первая дверь, та, что соединяла квадратное помещение с овальным, дернулась – и ее заклинило, опустив едва на треть. Силуэты упырей размазались, все вокруг завибрировало. Мне показалось, что пространство за дверью состоит из миллионов пикселей. Я уперся рукой в стену, чтоб не упасть.

– Твою дивизию, что ты сделал?! – заорал Пригоршня. – Отсиделись бы тут, упырей по одному перебили бы, а теперь!..

Вибрация нарастала, а нематериальное мутное стекло, разделившее комнаты, начало изгибаться в нашу сторону. Пригоршня отступил и прижался ко второй двери, я последовал его примеру, прицелившись в дрожащий пузырь, который заполнил уже половину помещения. Неужели телепорт неисправен? Нас же тут на атомы разметать может!

В этот момент дверь за спиной отъехала – и мы с Пригоршней, вывалившись из телепорта, рухнули на рюкзаки. Над нами возвышались исполинские черные небоскребы.

Заверещал дозиметр, но было не до него, и несколько долгих секунд я лежал на спине, придавленный величием Черного города, к которому мы шли. Он пострадал то ли от бомбардировки, то ли от ударной волны ядерного взрыва: купол потрескался, небоскребы покосились. Не было сомнений, что жители давным-давно покинули дома. Вспомнился старинный американский роман о людях, много лет проведших в бомбоубежищах… Может, и здесь так – местные прячутся под землей?

Нет, вряд ли: не видно совсем никаких признаков жизни. На самом-то деле, я даже обрадовался, что город необитаем: слишком уж нечеловеческие конструкции оказались перед нами. Они напоминали скорее не дома, а сообщающиеся между собой термитники. Построены они были из черного материала, издали похожего на эбонит.

Судя по всему, ударная волна катилась в направлении, откуда мы шли, поэтому не сразу стало заметно, что небоскребы накренились в нашу сторону. Некоторые упали, но даже после этого не рассыпались, а остались валяться черными столбами с отверстиями треснувших окон.

Позади, присыпанный землей, гудел телепорт, и грязь сползала с него пластами, как кожа – с линяющей змеи. Пригоршня попятился, целясь в постройку, и спросил:

– Чего он не затихает? Не нравится мне это.

Я тоже попятился, и вовремя: дверь распахнулась, и из телепорта выскочили два упыря. Заметались, но остолбенели, увидев нас, и попытались замаскироваться, приняв коричневато-черную расцветку.

– Они что, разумны? – спросил я, прицеливаясь и выжимая спусковой крючок – моя жертва метнулась в сторону, но пуля настигла ее. – Иначе как открыли дверь?

Упырь распластался на земле, приняв обычный облик. Слишком яркая для этого мира кровь текла из простреленной груди и впитывалась в землю. Грохнул выстрел Пригоршни, но я не смотрел, что стало со вторым упырем – мое внимание привлекла заклинившая дверь телепорта, откуда выпирал пространственный пузырь.

Откуда-то я знал: если не закрыть дверь, случится катастрофа. Есть вероятность, что продырявленная реальность замкнется на себя… чтобы это ни значило! Выдернув чеку, я швырнул в телепорт одну из двух оставшихся гранат и, падая, крикнул:

– Ложись!

Грохнуло. Донесся свист, переходящий в ультразвук. Полыхнуло синим, будто в десяти метрах сработала вспышка исполинского фотоаппарата. Меня, ослепленного, протащило по земле. Казалось, мир растворился в вынимающем душу свисте.

А потом наступила звенящая тишина. Зрение понемногу восстановилось; с телепорта облетела грязь – он действительно напоминал юрту. Дверь взрывом чуть выгнуло в нашу сторону, аппарат затих, превратился в груду бесполезного металла, упыри оттуда больше не лезли.

Подстреленный мной упырь валялся в паре метрах справа. Пока его тащило ударной волной, он прорыл борозду в земле и сейчас лежал на спине, хрипел, щупальца вокруг рта чуть подрагивали, ребра вздымались и опадали, на груди кровь смешивалась с грязью.

Слева кряхтел, вставая, Пригоршня – грязный, как свинья. Дробовик он так и не выпустил из рук. Приклад моей винтовки торчал из грязи. Черт, только бы цела осталась! У Никиты еще одна есть, но все равно жалко. Попытался встать, но рюкзак, который тащило впереди меня, так натер плечи, что я невольно зашипел.

– Ты как, цел? – поинтересовался Пригоршня.

– Вроде, да. Цел, но местами покоцан.

Сняв рюкзак, я выкопал винтовку из заноса: деформаций, вроде, нет. Черт, ее даже не почистить толком и не смазать!

Оценив масштаб потерь и убедившись, что никто не нападает, мы, наконец, осмотрелись.

Удивительное дело, но под ногами сырая земля, а не асфальт. Небоскребы же, теперь стало видно, сообщались при помощи прозрачных тоннелей. Жители этого города попросту не спускались вниз – пользовались тоннелями и, видимо, летательными аппаратами.

Налетел ветер, и город взвыл, застонал, заохал, как стонал бы пустой сосуд. Заскрипели провода, цепляясь за стены. Мы не решались сдвинуться с места – две песчинки возле мертвого черного колосса. Катастрофа случилась так давно, что даже радиационный фон частично нормализовался, фонило только местами – там, где выпали радиоактивные осадки. Какими были обитатели города? С кем они воевали: друг с другом или с другой расой? Возможно, мы никогда этого не узнаем, потому что скелеты их давно истлели и рассыпались прахом.

Ежась от пронзительного ветра, я зашагал к гигантским черным коробкам у основания небоскреба, остановился возле одной. Провел рукой по черному материалу, из которого она была сделала – да, напоминает эбонит, на ощупь приятный, чуть шершавый. Для интереса выхватил нож и полоснул по стене – даже следа не осталось.

Обогнув коробку (она была размером с трехэтажный дом), я заметил, что со стороны, откуда катилась волна, стены чуть оплыли. На земле, будто расплавленная смола, чернело пятно с торчащей из середины крышей.

– Б-блин, – Пригоршня потер плечи. – Тут нет деревьев. Из чего костер разведем?

– Ты лучше спроси, как мы внутрь попадем, входа-то не видно, ни одного. Наверное, они были наверху.

Новый порыв ветра швырнул в лицо колючую снежную крупу, крупная градина ударила по носу. Только этого не хватало! Я зашагал к рухнувшему небоскребу, бок которого виднелся за коробками, похожими на огромные аккумуляторные батареи, протиснулся меж черных кубов и замер, пораженный величием павшего исполина. Небоскреб был овальным с выпуклыми стеклами, которые рассыпались осколками. Бок, на котором лежало здание, естественно, деформировался. Рухнувшее сооружение вершиной прислонилось к устоявшему зданию и напоминало смертельно раненного бойца, что из последних сил пытается встать, цепляясь за друга.

В нескольких метрах от меня вправо и вверх торчала исполинская труба сломанного тоннеля, что связывал строения.

Камень, брошенный Пригоршней, отскочил от выпуклой стены, и Никита с дробовиком наготове потрусил к туше поверженного небоскреба. Нас интересовали выбитые стекла, через которые мы могли бы попасть внутрь и укрыться от ветра и града, который все усиливался и больно бил по лицу.

Наклонившись, я пролез в провал окна, ощущая себя муравьем, вернувшимся в муравейник, и отметил, что стены у небоскреба не толще кирпича и внутри выкрашены белым или просто обесцвечены. Надо же, какая прочность! Не верится, что столь могущественная цивилизация погибла.

Счетчик Гейгера заткнулся, едва я очутился в квадратной комнате. Здание лежало на боку, и стена стала полом, вспучилась погребенными под ней обломками, а пол сделался стеной, серой, бетонной. Выход находился над головой – овал в рост Пригоршни.

– Подсади-ка меня, – попросил я, и Пригоршня встал на колени.