Избранная Рот Вероника

Глава 33

Я пытаюсь остаться с Тобиасом наедине после объявления рангов, но толпа неофитов и членов фракции слишком густая, и их бурные поздравления растаскивают нас в разные стороны. Я решаю тайком выбраться из спальни, когда все уснут, и отыскать его, но пейзаж страха утомил меня сильнее, чем я думала, и довольно скоро я тоже проваливаюсь в сон.

Я просыпаюсь под скрип матрасов и шарканье ног. Слишком темно, чтобы ясно видеть, но, когда глаза привыкают, я различаю, что Кристина завязывает шнурки. Я открываю рот, чтобы спросить, что она делает, но затем замечаю, что напротив Уилл надевает рубашку. Все проснулись, но никто не произносит ни звука.

– Кристина, – шепчу я.

Она не смотрит на меня, и я хватаю ее за плечо и встряхиваю.

– Кристина!

Она продолжает завязывать шнурки.

У меня сжимается сердце, когда я вижу ее лицо. Ее глаза открыты, но ничего не выражают, а мышцы лица расслаблены. Она двигается, не глядя, что делает, ее рот полуоткрыт, она не просыпается, но кажется проснувшейся. И все остальные выглядят точно так же.

– Уилл? – Я пересекаю комнату.

Закончив одеваться, все неофиты выстраиваются в колонну. Они молча выходят из спальни. Я хватаю Уилла за плечо, чтобы помешать ему уйти, но он стремится вперед с непреодолимой силой. Я стискиваю зубы и держусь как могу, упершись пятками в пол. Он просто тащит меня за собой.

Они сомнамбулы.

Я ощупью нахожу ботинки. Нельзя оставаться здесь одной. Я поспешно завязываю шнурки, натягиваю куртку и выбегаю из комнаты, быстро нагоняя колонну неофитов, подстраиваясь под их шаг. Через несколько секунд я понимаю, что они двигаются в унисон, одна и та же нога вперед, одна и та же рука назад. Я старательно подражаю им, но ритм кажется чуждым.

Мы маршируем к Яме, но когда достигаем входа, начало колонны поворачивает налево. Макс стоит в коридоре и наблюдает за нами. Мое сердце колотится в груди, и я как можно более безучастно смотрю вперед, сосредоточившись на ритме шагов. Я напрягаюсь, проходя мимо Макса. Он заметит. Заметит, что я не безмозглая, как остальные, и со мной случится что-то плохое, я это знаю.

Темные глаза Макса скользят по мне.

Мы поднимаемся по лестничному пролету и в том же ритме проходим четыре коридора. Затем открывается огромная пещера. Внутри нее – толпа лихачей.

В пещере стоят ряды столов, на них насыпано что-то черное. Я не вижу, что именно, пока не подхожу на расстояние фута. Оружие.

Ну конечно. Эрик сказал, что все лихачи получили вчера уколы. Так что теперь вся фракция стала безмозглой, покорной и обученной убивать. Идеальные солдаты.

Я беру пистолет, кобуру и пояс, подражая Уиллу, который стоит прямо передо мной. Я стараюсь имитировать его движения, но не могу предугадать, что он собирается делать, и в результате вожусь дольше, чем хочется. Я стискиваю зубы. Остается надеяться, что никто за мной не наблюдает.

Вооружившись, я иду за Уиллом и другими неофитами к выходу.

Я не могу вести войну с Альтруизмом, со своей семьей. Я лучше умру. Мой пейзаж страха доказал это. Список вариантов сужается, и я вижу нужный путь. Я буду притворяться достаточно долго, чтобы попасть в сектор Альтруизма. Я спасу свою семью. И что бы ни случилось после, неважно. Меня окутывает пелена спокойствия.

Колонна неофитов входит в темный коридор. Я не вижу Уилла, равно как и ничего впереди. Моя нога ударяется обо что-то твердое, и я спотыкаюсь, вытянув руки. Коленом я ударяюсь о что-то еще… ступенька. Я выпрямляюсь, настолько напряженная, что зубы едва не стучат. Никто ничего не заметил. Слишком темно. Пожалуйста, пусть здесь будет слишком темно.

Когда лестница поворачивает, свет проникает в пещеру, и я наконец снова различаю впереди плечи Уилла. Достигнув вершины лестницы и проходя мимо очередного лидера Лихости, я сосредоточиваюсь на том, чтобы соразмерить наш шаг. Теперь я знаю всех лидеров Лихости, потому что они единственные не спят.

Нет, не единственные. Очевидно, я бодрствую, потому что я дивергент. И если я не уснула, значит, не уснул и Тобиас, разве только я ошибалась насчет него.

Я должна найти его.

Я стою рядом с рельсами в толпе, которая кажется бесконечной, насколько я вижу боковым зрением. Поезд останавливается перед нами, все вагоны открыты. Один за другим мои товарищи-неофиты забираются в вагон.

Я не могу повернуть голову, чтобы осмотреть толпу в поисках Тобиаса, но позволяю своему взгляду скользнуть в сторону. Лица слева мне незнакомы, но я вижу в нескольких ярдах справа высокого парня с короткими волосами. Возможно, это не он, и удостовериться я не могу, но лучшего шанса у меня не будет. Я не знаю, как добраться до него, не привлекая внимания. Я должна добраться до него.

Вагон передо мной заполняется, и Уилл поворачивает к соседнему. Я следую его примеру, но вместо того, чтобы остановиться там же, где он, скольжу на несколько футов вправо. Люди вокруг все выше меня, они послужат мне прикрытием. Я снова шагаю вправо, стиснув зубы. Слишком много движения. Меня поймают. «Только бы меня не поймали».

В соседнем вагоне лихач с безучастным лицом протягивает руку парню передо мной, и он принимает ее, двигаясь, словно робот. Я, не глядя, беру следующую руку и как можно грациознее забираюсь в вагон.

Я стою перед человеком, который мне помог. Вскидываю взгляд, всего на долю секунды, чтобы увидеть его лицо. Тобиас, такой же безучастный, как и все. Неужели я ошибалась? Он не дивергент? Слезы наворачиваются на глаза, и я смаргиваю их, глядя в сторону.

Люди набиваются в вагон, и мы встаем в четыре колонны, плечом к плечу. И тут случается нечто неожиданное: чужие пальцы переплетаются с моими, и ладонь вжимается в ладонь. Тобиас держит меня за руку.

Все мое тело наливается энергией. Я сжимаю его руку, и он сжимает мою в ответ. Он не спит. Я была права.

Мне хочется взглянуть на него, но я заставляю себя стоять смирно и смотреть прямо, пока поезд набирает ход. Тобиас медленно водит большим пальцем по тыльной стороне моей ладони. Это должно успокаивать меня, но в действительности раздражает. Мне нужно поговорить с ним. Нужно увидеть его.

Я не разбираю, куда идет поезд, потому что девушка передо мной слишком высокая, так что я смотрю ей в затылок и сосредоточиваюсь на руке Тобиаса в моей, пока рельсы не взвизгивают. Не знаю, сколько времени я так стояла, но у меня болит спина, а значит, немало. Поезд со скрежетом останавливается, и мое сердце колотится так сильно, что трудно дышать.

Прежде чем выпрыгнуть из вагона, я вижу краем глаза, как Тобиас поворачивает голову в мою сторону, и тоже смотрю на него. Взгляд его темных глаз настойчив.

– Беги!

– Моя семья, – возражаю я.

Я снова смотрю перед собой и выпрыгиваю из вагона, когда подходит моя очередь. Тобиас шагает впереди. Я должна сосредоточиться на его затылке, но мы идем по знакомым улицам, и я отвлекаюсь от колонны лихачей. Я прохожу мимо места, куда каждые шесть месяцев ходила вместе с матерью за новой одеждой для нашей семьи; мимо остановки, на которой когда-то ждала автобус по утрам перед школой; мимо полоски тротуара, настолько потрескавшейся, что мы Калебом играли на ней в переправу.

Все они изменились. Здания темные и пустые. Дороги полны солдат-лихачей, марширующих в едином ритме, не считая офицеров, которые стоят через каждые несколько сотен ярдов и наблюдают, как мы идем мимо, или что-то обсуждают небольшими группами. Такое впечатление, что никто ничего не делает. Мы правда пришли на войну?

Я прохожу полмили, прежде чем получаю ответ на этот вопрос.

Раздаются хлопки. Я не могу оглядеться, чтобы найти их источник, но чем дальше иду, тем громче и резче они становятся, пока я не узнаю в них звуки выстрелов. Я стискиваю зубы. Надо идти, надо смотреть прямо.

Далеко впереди я вижу, как лихачка толкает мужчину в серой одежде на колени. Я узнаю его – это член совета. Лихачка достает пистолет из кобуры и с незрячими глазами всаживает пулю в затылок мужчины.

У лихачки седая прядь в волосах. Это Тори. Я едва не спотыкаюсь.

«Не останавливайся». У меня печет глаза. «Не останавливайся».

Мы проходим мимо Тори и упавшего члена совета. Переступая через его руку, я едва не разражаюсь слезами.

Затем солдаты передо мной останавливаются, и я следую их примеру. Я стою так неподвижно, как только могу, но единственное, чего мне хочется, – это найти Жанин, Эрика и Макса и пристрелить их. У меня дрожат руки, и я ничего не могу с ними поделать. Я быстро дышу через нос.

Очередной выстрел. Краем глаза я вижу, как серое размытое пятно валится на мостовую. Если это продолжится, все альтруисты погибнут.

Солдаты-лихачи исполняют неслышимые приказы без промедления и сомнений. Нескольких взрослых альтруистов согнали к одному из соседних зданий вместе с альтруистами-детьми. Море солдат в черной одежде охраняет двери. Единственные, кого я не вижу, – лидеры Альтруизма. Возможно, они уже мертвы.

Один за другим солдаты-лихачи отходят в сторону, чтобы выполнить то или иное задание. Скоро лидеры обнаружат, что, какие бы сигналы ни получали остальные, до меня они не доходят. Что мне делать, когда это случится?

– С ума сойти, – воркует мужской голос справа от меня.

Я вижу прядь длинных сальных волос и серебряную серьгу. Эрик. Он тычет указательным пальцем мне в щеку, и я борюсь с порывом ударить его по руке.

– Они действительно нас не видят? И не слышат? – спрашивает женский голос.

– О нет, и видят, и слышат. Просто не обрабатывают данные так, как всегда, – отвечает Эрик. – Они получают команды от наших компьютеров в передатчиках, которые мы им впрыснули…

С этими словами он прижимает пальцы к ранке на моей шее, чтобы показать женщине, куда именно впрыснули. «Не шевелись, – приказываю я себе. – Не шевелись, не шевелись».

– …и незамедлительно их исполняют.

Эрик шагает в сторону и наклоняется к лицу Тобиаса, усмехаясь.

– Какое приятное зрелище, – замечает он. – Легендарный Четыре. Никто больше не вспомнит, что я был вторым. Никто не спросит, каково учиться вместе с парнем, у которого всего четыре страха.

Он вытаскивает пистолет и приставляет к правому виску Тобиаса. Мое сердце колотится так сильно, что пульсирует даже череп. Эрик не может выстрелить; он не выстрелит. Он наклоняет голову.

– Как по-твоему, кто-нибудь заметит, если его случайно пристрелят?

– Конечно нет, – скучающим тоном произносит женщина.

По-видимому, она лидер Лихости, если может дать Эрику разрешение.

– Он теперь ничто, – добавляет она.

– Очень жаль, что ты не принял предложение Макса, Четыре. В смысле, тебе жаль, – тихо произносит Эрик и взводит курок.

У меня горят легкие; я не дышу уже почти минуту. Уголком глаза я вижу, как рука Тобиаса дергается, но моя ладонь уже на пистолете. Я прижимаю дуло ко лбу Эрика. Его глаза широко распахиваются, мышцы лица обмякают, и на мгновение он кажется еще одним спящим солдатом-лихачом.

Мой указательный палец поглаживает спуск.

– Убери пистолет от его головы, – приказываю я.

– Ты меня не застрелишь, – отвечает Эрик.

– Любопытная теория.

Но я не могу его убить, не могу. Я стискиваю зубы и отвожу руку вниз, стреляя Эрику в ногу. Он визжит и хватается за нее обеими руками. В тот миг, когда он убирает пистолет от головы Тобиаса, тот выхватывает свой пистолет и стреляет в ногу подружке Эрика. Я не проверяю, попал ли он. Просто хватаю Тобиаса за руку и бегу.

Если мы доберемся до переулка, то сможем раствориться среди зданий, и нас не найдут. Осталось преодолеть две сотни футов. Я слышу шаги позади, но не оборачиваюсь. Тобиас хватает и сжимает мою руку, тащит меня вперед, быстрее, чем я когда-либо бежала, быстрее, чем я вообще могу бежать. Спотыкаясь, я спешу за ним. Раздается выстрел.

Боль острая и внезапная, она возникает в плече и тянет во все стороны наэлектризованные щупальца. Крик застревает в моем горле, и я падаю, обдирая щеку о мостовую. Я поднимаю голову, вижу колени Тобиаса у своего лица и кричу:

– Беги!

Спокойно и тихо он отвечает:

– Нет.

Через несколько секунд нас окружают. Тобиас помогает мне подняться, подставляет плечо. Из-за боли мне трудно сосредоточиться. Солдаты-лихачи окружают нас и держат на прицеле.

– Мятежники-дивергенты… – Эрик стоит на одной ноге, лицо у него болезненно-бледное. – Бросайте оружие.

Глава 34

Я тяжело опираюсь на Тобиаса. Ствол пистолета, приставленный к спине, подталкивает меня вперед, в парадную дверь штаб-квартиры Альтруизма, простого серого здания высотой два этажа. По моему боку стекает кровь. Я не боюсь предстоящего; мне слишком больно, чтобы думать об этом.

Ствол пистолета подталкивает меня к двери, охраняемой двумя солдатами-лихачами. Мы с Тобиасом входим в нее и оказываемся в простом кабинете, в котором нет ничего, кроме стола, компьютера и двух пустых стульев. За столом сидит Жанин с телефоном у уха.

– Ладно, тогда пошлите кого-нибудь обратно на поезде, – произносит она. – Ее нельзя оставлять без присмотра, это самое главное… я не разг… мне пора.

Она бросает трубку и переводит серые глаза на меня. Они похожи на расплавленную сталь.

– Мятежники-дивергенты, – сообщает один из лихачей.

По-видимому, он лидер Лихости или же рекрут, которого освободили от симуляции.

– Да, я вижу.

Она снимает очки и кладет их на стол. Наверное, она носит очки из тщеславия, а не по необходимости, потому что полагает, будто выглядит в них умнее… так говорит мой отец.

– Ты. – Она показывает на меня пальцем. – Я так и думала. Подозревала тебя с самого начала из-за проблем с результатами твоей проверки склонностей. Но ты…

Она качает головой и переводит взгляд на Тобиаса.

– Ты, Тобиас, – или лучше называть тебя Четыре? – сумел от меня ускользнуть, – тихо произносит она. – Все факты свидетельствовали в твою пользу: тесты, симуляции – всё. И тем не менее результат налицо.

Она складывает руки и опирается на них подбородком.

– Возможно, ты сумеешь объяснить, как так вышло?

– Ты гений, – холодно отвечает он. – Вот ты и скажи.

Она кривит губы в улыбке.

– Моя гипотеза заключается в том, что на самом деле ты альтруист. Что твоя Дивергенция слабее.

Она улыбается шире, как будто ей весело. Я стискиваю зубы и подумываю кинуться через стол и задушить ее. Возможно, я бы так и поступила, если бы не пуля в плече.

– Поразительные способности к дедуктивному мышлению, – замечает Тобиас. – Считай, что я восхищен.

Я кошусь на него. Я совсем забыла об этой стороне его характера – о той его части, которая предпочтет взорваться, чем лечь и умереть.

– Теперь, когда сомнений в твоих умственных способностях не осталось, можешь продолжить нас убивать. – Тобиас закрывает глаза. – В конце концов, у тебя еще много лидеров Альтруизма в очереди на расстрел.

Если комментарии Тобиаса и раздражают Жанин, она этого не показывает. Грациозно встает, не переставая улыбаться. На ней голубое платье до колен, обтягивающее жировой валик на талии. Комната кружится, когда я пытаюсь сосредоточиться на лице Жанин, и я наваливаюсь на Тобиаса в поисках опоры. Он обнимает меня рукой, поддерживая за талию.

– Не глупи. Спешить некуда, – беззаботно отвечает она. – Вы оба нужны мне для очень важного дела. Видите ли, меня озадачило, что дивергенты невосприимчивы к сыворотке, которую я изобрела, и потому я работаю над средством от этого. Я думала, что преуспела в последней партии, но, как вам известно, ошибалась. К счастью, у меня есть еще одна партия для проверки.

– К чему себя утруждать?

Она и лидеры Лихости с легкостью убивали дивергентов в прошлом. Разве с тех пор что-то изменилось?

Она улыбается мне.

– С самого начала проекта с лихачами меня интересует один вопрос, а именно следующий. – Она обходит стол, проводя по его поверхности пальцами. – Почему большинство дивергентов – слабовольные, богобоязненные ничтожества из Альтруизма, а не из какой-нибудь другой фракции?

Я не знала, что большинство дивергентов – выходцы из Альтруизма, и не знаю, почему это так. И вряд ли мне удастся прожить достаточно долго, чтобы выяснить это.

– Слабовольные, – усмехается Тобиас. – В последний раз, когда я проверял, нужна была сильная воля, чтобы манипулировать симуляцией. Слабаки контролируют разум армии, потому что обучить свою собственную им не по силам.

– Я не дура, – возражает Жанин. – Фракция интеллектуалов – это не армия. Мы устали от превосходства кучки самодовольных идиотов, презирающих богатство и прогресс, но не могли изменить это самостоятельно. А ваши лидеры охотно подчинились мне в обмен на гарантированное место в нашем новом, улучшенном правительстве.

– Улучшенном, – фыркает Тобиас.

– Да, улучшенном, – повторяет Жанин. – Улучшенном и стремящемся к миру, в котором люди будут жить в богатстве, комфорте и процветании.

– За чей счет? – Я едва ворочаю языком. – Все это богатство… оно не возьмется из воздуха.

– В настоящее время наши ресурсы истощают бесфракционники, – отвечает Жанин. – Равно как и Альтруизм. Уверена, что, как только остатки вашей бывшей фракции вольются в армию Лихости, Правдолюбие согласится сотрудничать и мы наконец сможем со всем разобраться.

Вольются в армию Лихости. Я знаю, что это означает: она хочет контролировать и их тоже. Она хочет, чтобы все были податливыми и легкоуправляемыми.

– Со всем разобраться, – с горечью повторяет Тобиас. Он повышает голос: – Смотри не ошибись. Ты умрешь еще до заката, ты…

– Возможно, если бы ты контролировал свой норов, – уверенно перебивает его Жанин, – ты не оказался бы в этом положении.

– Я в этом положении по твоей милости! – рявкает он. – Не надо было нападать на невинных людей.

– Невинных людей, – смеется Жанин. – Ну разве не забавно, что это утверждаешь именно ты? Я полагала, сын Маркуса должен понимать, что не все эти люди невинны.

Она садится на край стола, ее юбка задирается выше колен, открывая покрытые растяжками бедра.

– Скажи честно, разве ты не обрадуешься известию, что твой отец был убит во время атаки?