Противостояние Кинг Стивен
— Это Перион. Веронал. Она вынула веронал из рюкзака Глена.
У нее перехватило дыхание.
— О Господи, — сказал Стью потерянно. — Она мертва, Фрэнни.
Она попыталась заговорить, но обнаружила, что не может этого сделать.
— Наверное, надо разбудить остальных, — сказал Стью отсутствующим тоном. Он поскреб щетинистую щеку. Фрэн еще помнила, какой колючей она была вчера, когда они обнялись. Он повернулся к ней в изумлении. — Когда же это кончится?
— Думаю, никогда, — сказала она тихо.
Они посмотрели друг на друга в свете занимающейся зари.
Из дневника Фрэн Голдсмит
12 июля 1990 Этим вечером мы разбили лагерь к западу от Гилдерленда, штат Нью-Йорк. Наконец-то выехали на дорогу между шоссе N80 и N90. Волнение после встречи с Марком и Перион (вам не кажется, что это прелестное имя? мне кажется) понемногу улеглось. Они согласились ехать с нами… собственно говоря, они первые предложили нам это.
Но я не уверена, что Гарольд предложил бы им стать нашими попутчиками. Вы же знаете, какой он. И он был слегка ошарашен (по-моему, Глен тоже) количеством оружия, которое они на себе тащили.
Наверное, я уже много страниц исписала, рассказывая о ПСИХОЛОГИИ ГАРОЛЬДА. Если вы ее до сих пор не поняли, то не поймете уже никогда. За его напускной развязностью и всеми этими напыщенными разглагольствованиями скрывается испуганный маленький мальчик. Он не может по-настоящему поверить в то, что все изменилось. Часть его — и не маленькая — продолжает верить в то, что в один прекрасный день все его школьные мучители поднимутся из могил и начнут стрелять в него шариками из жеваной бумаги. Иногда я думаю, что для него (а может быть, и для меня) было бы лучше, если бы мы не зацепились друг за друга в Оганквите. Я — часть его прежней жизни, когда-то я была лучшей подругой его сестры, и так далее, и тому подобное. Чтобы подытожить мои причудливые отношения с Лаудером, я бы сказала, что как это ни странно, но теперь, когда я знаю то, что знаю, я бы скорее выбрала себе в друзья Гарольда, а не Эми, которая сходила с ума по мальчикам в красивых машинах и модных костюмах и была (прости меня. Господи, за то, что я плохо говорю о покойнице, но это абсолютная правда) самым настоящим Оганквитским Снобом, каким может быть только человек, живущий в городе круглый год. По-своему, Гарольд очень мил. Когда он не сосредотачивает свою умственную энергию на том, чтобы вести себя как последняя задница, это бывает заметно. Но дело в том, что Гарольд никогда не сможет поверить в то, что кто-то другой считает его милым. Он обречен на то, чтобы принести с собой все свои проблемы в этот не такой уж дивный новый мир. Это все равно, как если бы он положил их в свой рюкзак со своей любимой шоколадной карамелью.
ЗАПОМНИТЬ: попугай Джиллетт. «Пожалуйста, не сжимайте красотку так сильно». Продавец прохладительных напитков, который говорил: «Оо… ЙЕЭЭЭЭЭЭЭЭААААААА!» Фильм с участием одних звезд. Ночь живых мертвецов. Бррр. Название бьет в саму точку. Я кончаю.
14 июля 1990 Во время ленча у нас был очень долгий и серьезный разговор об этих снах. Наверное, мы даже задержались дольше, чем следовало. Остановились мы к северу от Батавии, штат Нью-Йорк.
Вчера Гарольд очень скромно (для него) предложил начать принимать небольшие дозы веронала, чтобы посмотреть, не сможем ли мы «подорвать единство сновиденческого процесса», как он выразился. Я поддержала эту идею, чтобы никто не заподозрил, что со мной что-то не так, но я не собираюсь принимать свою дозу, чтобы не повредить Одинокому Ковбою (надеюсь, что он действительно одинок, я не уверена, что смогу вынести двойняшек).
Одобрив предложение насчет веронала, Марк сказал: «О таких вещах нельзя долго думать. Иначе в следующий момент каждый из нас решит, что он Моисей или Иосиф, и у него прямое телефонное сообщение с Господом Богом».
«Темный человек звонит не с небес, — сказал Стью. — И если это погребальный звон, то, по-моему, он доносится из мест, расположенных значительно ниже».
«Короче говоря, Стью хочет сказать, что нас преследует дьявол», — вставила Фрэнни.
«Такое объяснение ничем не хуже других», — сказал Глен.
Мы все посмотрели на него. «Ну, — продолжил он слегка оправдывающимся тоном, как мне показалось, — если взглянуть на вещи с теологической точки зрения, то разве мы не являемся узлом на канате, который перетягивают друг у друга ад и небеса? Когда происходит что-то необъяснимое, то единственное объяснение этому явлению, которое следует его внутренней логике, — это объяснение теологическое. Вот почему физика и религия всегда шли рука об руку, вплоть до современных хилеров».
Гарольд недовольно заворчал, но Глен продолжал говорить.
«Я уверен в том, что все мы обладаем телепатическими способностями… и они настолько глубоко укоренены в нас, что мы их редко замечаем. Кроме того, способности эти могут иметь в основном предупредительный характер, и это также не позволяет их заметить».
«Почему?» — спросила я.
«Потому что они выполняют роль негативного фактора, Фрэн. Никто из вас не читал исследования о железнодорожных и авиационных катастрофах, проведенного Джеймсом Д.Л.Стонтоном в 1958 году? Оно было опубликовано в социологическом журнале, но бульварные газеты упоминают его при каждом удобном случае».
Мы все покачали головами.
«А следовало бы, — сказал он. — Джеймс Стонтон был одним из тех, кого мои студенты двадцатилетней давности назвали бы „настоящей светлой головой“ — клинический социолог с деликатными манерами, который в качестве хобби изучал оккультные явления».
«Так расскажите нам о самолетах и поездах», — попросила Пери.
«Ну, Стонтон собрал статистические данные о пятидесяти авиационных катастрофах с 1925 года и о двухстах железнодорожных крушениях с 1900 года. Данные он заложил в компьютер. Он сопоставлял три величины: число пассажиров потерпевшего аварию транспортного средства, число жертв и емкость этого транспортного средства».
«Неясно, что он пытался этим доказать», — сказал Стью.
«Чтобы стало ясно, вы должны знать, что он заложил в компьютер еще один набор данных — на этот раз о том же количестве самолетов и поездов, которые не попали в катастрофу».
Марк кивнул. «Контрольная группа и экспериментальная группа».
«То, что он обнаружил, было достаточно просто, но приводило к поразительным выводам».
«Так что же это было?» — спросила я.
«Полные самолеты и поезда редко попадают в катастрофы», — сказал Глен.
«Какая идиотская ЧУШЬ!» — завопил Гарольд.
«Не совсем, — спокойно ответил Глен. В тех случаях, когда поезд или самолет попадает в катастрофу, транспортное средство бывает в среднем заполнено на 61%. В тех случаях, когда катастроф не бывает, в среднем заполняется 76% мест. Разница составляет 15% и несомненно является значимой. Стонтон указывает, что с точки зрения статистики, даже трехпроцентного отклонения было бы достаточно, чтобы серьезно задуматься, и он прав. Это аномалия размером с Техас. Вывод Стонтона заключался в том, что люди знают, какие самолеты и поезда попадут в катастрофу… что они бессознательно предсказывают будущее.
У вашей тетушки Салли начинает сильно болеть живот как раз перед тем, как рейс N61 должен был унести ее за пределы Чикаго в Сан-Диего. А когда самолет падает в невадской пустыне, все восклицают: О, тетушка Салли, эта боль в животе была настоящим проявлением Божьей милости. Но до тех пор пока не появился Джеймс Стонтон, никто не подозревал о том, что живот… или голова… или что-то еще заболело на самом деле у тридцати людей».
«Я просто не могу в это поверить», — сказал Гарольд, покачав головой с довольно жалким видом.
«Видите ли, — сказал Глен, — примерно через неделю после того, как я прочитал статью Стонтона в первый раз, самолет „Маджестик Эйрлайнз“ потерпел крушение в аэропорту Логан. Ну, я позвонил в контору „Маджестик“ в Логане. Сказал им, что я репортер из манчестерского „Профсоюзного Лидера“ — небольшая ложь по уважительной причине. Я сказал, что мы собираем данные по авиакатастрофам и спросил, не могут ли они мне сказать, сколько человек, купивших билеты, не явилось на рейс. Голос у человека звучал довольно удивленно, и он сказал мне, что авиаперсонал тоже об этом говорил. Не явилось шестнадцать человек. Я спросил его, сколько человек в среднем не является на рейс „Боинга-747“ из Денвера в Бостон, и он сказал, что трое».
«Трое», — удивленно повторила Перион.
«Да. Но парень на этом не остановился. Он сказал, что пятнадцать человек сдалибилеты, а в среднем сдают человек восемь. Так что, хотя газетные заголовки после случившегося и кричали о том, что АВИАКАТАСТРОФА В ЛОГАНЕ УНЕСЛА ЖИЗНИ 94 ЧЕЛОВЕК, но с таким же успехом они могли кричать и о том, что 31 ЧЕЛОВЕК ЧУДОМ ИЗБЕЖАЛИ СМЕРТИ В АВИАКАТАСТРОФЕ В ЛОГАНЕ».
Ну… было много еще всяких разговоров о всей этой телепатии, но все это уже не имело отношения к теме наших снов. Помню только, что Стью спросил у Глена (это случилось как раз после того, как Гарольд отошел в сторону в знак крайнего презрения): «Но если мы все обладаем телепатическими способностями, то почему же мы не чувствуем, когда где-то далеко от нас умирает наша возлюбленная, или наш дом разрушает ураганом, или что-нибудь в этом роде?»
«Существует много подобных случаев, — сказал Глен, — но я готов признать, что их не так-то легко доказать с помощью компьютера. Это интересная проблема. У меня есть теория…»
(А когда ее у него нет, дневничок?) «…по поводу эволюционного развития человека. Вы ведь знаете, что когда-то люди — или их предки — имели хвост и шерсть по всему телу, и чувства у них были обострены в гораздо большей степени, чем сейчас. Почему сейчас этого нет? Быстро, Стью! У тебя есть шанс стать первым учеником в классе».
«Ну, наверное, по той же причине, по которой люди больше не носят пыльники и очки-консервы, когда садятся за руль. Иногда ты просто перерастаешь вещь. Наступает момент, когда она больше уже не нужна тебе».
«Точно. А зачем человеку телепатические способности, которые абсолютно бесполезны с практической точки зрения? Какой тебе прок будет от того, что сидя в кабинете, ты вдруг узнаешь, что твоя жена погибла в автомобильной катастрофе, возвращаясь с рынка? Тебе ведь позвонят по телефону и скажут, верно? Если эти способности у нас когда-нибудь и были, то они должны были давным-давно атрофироваться, как хвосты и шкуры.»
«Что мне интересно в наших снах, — продолжил он, — так это то, что они предсказывают какую-то будущую борьбу. Мы видим смутные образы протагониста… и антагониста. Если это действительно так, то это все равно что посмотреть на самолет, на котором мы должны лететь… и почувствовать боль в животе. Возможно, нам дарованы средства, с помощью которых мы можем повлиять на наше будущее. Нечто вроде свободной воли из четвертого измерения: возможность заранее выбрать тот или иной ход событий».
«Но мы не знаем, что эти сны значат», — сказала я.
«Не знаем. Но можем узнать. Не уверен, можно ли считать слабые проявления телепатических способностей признаком нашего божественного происхождения. Существует множество людей, готовых поверить в чудо ясновидения, не веря в то, что оно доказывает существование Бога, и я являюсь одним из них, но я верю в то, что эти сны являются конструктивной силой, хотя они и могут нас испугать. Поэтому у меня есть вторичные соображения по поводу веронала. Принимать его это все равно что выпить немножко „Пепто-Бисмола“, чтобы прошел живот, и сесть на самолет».
ЗАПОМНИТЬ: Экономические спады, дефициты, «Форд Гроулер», который мог проехать шестьдесят миль по шоссе на одном литре бензина. Чудесная машина. Вот и все, я кончаю. Если записи не станут короче, то этот дневник станет таким же длинным, как «Унесенные ветром» еще до того, как прискачет Одинокий Ковбой.
16 июля 1990 Только две записи, о снах. Во-первых, в течение этих последних двух дней Глен Бэйтмен был очень бледным и тихим, а этим вечером я заметила, как он принял дополнительную дозу веронала.
Во-вторых, мои собственные сны. Позавчера ночью я спала, как младенец, и ничего не могла вспомнить. Прошлой ночью мне впервые приснилась старая женщина. Ничего не могу добавить к уже сказанному, за исключением того, что от нее исходит аура доброты и радости. Теперь я могу понять, почему Стью так настаивал на том, чтобы мы поехали в Небраску, несмотря на весь сарказм Гарольда. Этим утром я проснулась полностью освеженной, думая, что если только нам удастся добраться до этой женщины, Матушки Абагейл, то все будет о'кей. Надеюсь, она действительно там. (Кстати, я абсолютно уверена, что городок называется Хемингфорд Хоум).
ЗАПОМНИТЬ: Матушка Абагейл.
44
Было около четверти десятого утра тридцатого июля. Выехали они только час назад. Ехать приходилось медленно, потому что прошедшей ночью был сильный ливень, и дорога была еще скользкой. Со вчерашнего утра, когда Стью разбудил сначала Фрэнни, а потом Гарольда и Глена, чтобы сказать им о самоубийстве Перион, они почти не разговаривали. Он винит себя, — подумала Фрэн с горечью, — винит себя за то, в чем он виноват не больше, чем в ночной грозе.
Она хотела сказать ему это, отчасти потому, что его следовало поругать за самоедство, а отчасти потому, что она любила его. Эту вторую причину она уже была не в силах скрывать от самой себя. Ей казалось, что она может убедить его в том, что смерть Пери — это не его вина… но в процессе этого разговора она неизбежно раскроет свои подлинные чувства. Но вскоре это неизбежно случится, и Бог с ним с Гарольдом.
Они завернули за поворот и увидели перевернутый жилой прицеп, перегородивший дорогу. Его ржавый бок все еще блестел после ночного дождя. На обочине стояли три автофургона и большой дорожный грузовик. Рядом стояли люди, по крайней мере, человек двенадцать.
Фрэн была так потрясена, что затормозила слишком резко. Ее «Хонду» занесло на скользкой дороге, и она чуть не упала. Все они остановились и удивленно уставились на столь многочисленную группу живых людей.
— Ну давайте, слезайте, — сказал один из этих людей. Он был высокого роста, с рыжеватой бородой, и носил темные очки.
«Сейчас он потребует предъявить водительские права», — подумала Фрэн. Рядом с человеком в темных очках стояло трое мужчин. Остальные были женщины. Их было как минимум человек восемь. Вид у них был бледным и взволнованным. Они сгрудились небольшими группками рядом с запаркованными автофургонами.
У человека в темных очках был револьвер. У остальных мужчин были винтовки. Двое были одеты в остатки военной формы.
— Слезайте, ЧЕРТ ВАС ВОЗЬМИ, — сказал человек в темных очках, и один из его товарищей зарядил винтовку.
Глен и Гарольд выглядели озадаченными и испуганными.
— Гарольд, — сказал Стью спокойно. По глазам было видно, что он принял какое-то решение. — Гарольд, не… — А потом все и произошло.
Винтовка Стью висела у него за спиной. Он опустил плечо, чтобы ремень соскользнул вниз, и винтовка оказалась у него в руках.
— Не сметь! — яростно закричал бородач. — Гарви! Вирдж! Ронни! Огонь! По женщине не стрелять!
Гарольд попытался схватить свои револьверы, поначалу забыв, что они убраны в кобуры.
Глен Бэйтмен по-прежнему сидел на мотоцикле позади Гарольда в удивленном оцепенении.
— ГАРОЛЬД! — закричал Стью.
Фрэнни начала снимать с плеча свою винтовку. Она почувствовала себя так, словно воздух вокруг наполнился невидимой клейкой патокой, сквозь которую ей никогда не продраться. Она поняла, что, возможно, им придется здесь умереть.
Одна из девушек закричала:
— СЕЙЧАС!
Пока Фрэнни снимала с плеча винтовку, взгляд ее скользнул по девушке. Впрочем, ее уже трудно было назвать девушкой — ей было по крайней мере двадцать пять. Ее пепельные волосы висели клоками, словно она недавно подстригла их садовыми ножницами.
Часть женщин застыли от ужаса, но светловолосая девушка и еще трое пришли в движение.
Бородач направил свой револьвер на Стью. Когда молодая светловолосая женщина закричала: «СЕЙЧАС!», ствол слегка дернулся по направлению к ней, словно волшебная лоза, почувствовавшая присутствие воды. Револьвер выстрелил. Раздался громкий звук, словно стальным предметом пробили картон. Стью упал с мотоцикла, и Фрэнни вскрикнула.
Потом Стью приподнялся на локтях и стал стрелять. Бородач сделал назад несколько па, словно водевильный танцор, покидающий сцену после бисового номера, и упал на спину.
Двое из троих мужчин дернулись на крик женщины. Один из них нажал курок старомодной ремингтоновской двустволки. Лицо одной из женщин, которая никак не прореагировала на крик светловолосой, превратилось в невероятное кровавое месиво. Лишь один неповрежденный глаз смотрел сквозь ее кровавую маску. В нем застыло удивленное недоумение. Потом женщина упала лицом на дорогу.
Светловолосая женщина схватилась с другим из обернувшихся мужчин. Его двустволка упала на землю между ними. Другая девушка бросилась, чтобы ее поднять.
Третий мужчина, который не повернулся к женщинам, открыл огонь по Фрэн. Фрэнни продолжала сидеть на своем мотоцикле с винтовкой в руках, глупо на него уставившись. У него была кожа оливкового цвета, и он был похож на итальянца. Она ощутила, как пуля пронеслась мимо ее виска.
Гарольд наконец-то вытащил из кобуры один из своих револьверов. Он поднял его и выстрелил в человека с оливковой кожей. Расстояние было около пятнадцати шагов. Он промахнулся. Дырка от пули появилась в стенке прицепа чуть-чуть левее головы предполагаемого итальянца. Итальянец посмотрел на Гарольда и сказал:
— А теперь я тебя кончу, сукин сын.
— НЕ НАДО! — вскрикнул Гарольд. Он выронил пистолет и поднял руки вверх.
Человек с оливковой кожей выстрелил в Гарольда трижды. Все три раза он промахнулся. Третий выстрел причинил наибольший ущерб — пуля визгнула по выхлопной трубе гарольдовской «Ямахи». Мотоцикл упал, а вместе с ним и Гарольд с Гленом.
С начала схватки прошло двадцать секунд. Гарольд и Стью лежали без движения. Глен сидел, скрестив ноги, по-прежнему выглядя так, словно он не понимает, где находится и что вокруг происходит. Фрэнни отчаянно пыталась пристрелить человека с оливковой кожей, но винтовка не действовала, потому что она забыла снять ее с предохранителя.
Ругаясь на языке, который несомненно был итальянским, человек с оливковой кожей снова прицелился в Гарольда, но в этот момент Стью выстрелил ему прямо в лоб, после чего тот рухнул, как мешок картошки.
Теперь к драке за обладание двустволкой присоединилась еще одна женщина. Бывший владелец двустволки попытался отшвырнуть ее в сторону. Она просунула руку ему между ног и сдавила его мошонку. Мужчина потерял всякий интерес к двустволке и, согнувшись пополам, заковылял прочь.
Гарольд дополз до своего выроненного пистолета, схватил его и выстрелил три раза по мужчине, который держался за свои половые органы. Все три раза он промахнулся.
«Похоже на Бонни и Клайда, — подумала Фрэнни, — Господи, да ведь все вокруг залито кровью!»
Светловолосая женщина проиграла борьбу со вторым мужчиной за обладание двустволкой. Он вырвал оружие и ударил ее ногой, возможно, целясь в живот, но попав по бедру. Она быстрыми мелкими шагами отбежала назад, балансируя руками, и плюхнулась на задницу.
Теперь он пристрелит ее, — подумала Фрэнни, но второй мужчина повернулся, словно пьяный солдат, исполняющий команду «Кругом!», и начал безостановочно палить по группке из трех женщин, съежившихся от страха рядом с автофургоном.
— Аааааа! Суки! — кричал этот джентльмен. — Ааааа! Суки!
Одна из женщин упала и стала биться на дороге, как пронзенная острогой рыба. Две другие пустились бежать. Стью пальнул в стрелка, но промахнулся. Одна женщина вскинула руки и упала. Другая вильнула налево и скрылась за прицепом.
Третий мужчина, потерявший и не сумевший вернуть назад свою двустволку, все еще ковылял вокруг, держась за мошонку. Одна из женщин направила на него двустволку и спустила курок, зажмурив глаза в ожидании грома. Гром не раздался. Двустволка не была заряжена. Тогда она схватила ее за стволы и с размаха ударила мужчину прикладом. Она попала ему по шее, и мужчина рухнул на колени. Он попытался уползти. Женщина, одетая в синий спортивный свитер университета Кент и рваные джинсы, пошла за ним, непрерывно осыпая его ударами.
— Аааааа, вы СУКИ! — вскрикнул второй мужчина и выстрелил в онемевшую от удивления женщину средних лет. Расстояние между ними было не больше трех футов. Она могла почти дотронуться до ствола своим розовым пальцем. Он промахнулся. Тогда он снова спустил курок, но вышла осечка.
Гарольд схватил револьвер двумя руками, подражая полицейским из фильмов. Он спустил курок, и пуля раздробила второму мужчине локоть. Он выронил винтовку и начал пританцовывать на месте, пронзительно попискивая.
— Я попал! — восторженно кричал Гарольд. — Попал! Ей-Богу, я попал в него!
Фрэнни наконец-то догадалась снять свою винтовку с предохранителя. В этот момент снова выстрелил Стью. Второй мужчина упал, держась уже не за локоть, а за живот. Он продолжал пронзительно кричать.
— Господи, Господи, — тихо произнес Глен. Он закрыл лицо руками и заплакал.
Гарольд выстрелил еще раз. Тело второго мужчины дернулось. Кричать он перестал.
Женщина в спортивном свитере университета Кент снова с силой опустила винтовку на ползущего человека. На этот раз удар пришелся прямо по голове. И голова, и ореховый приклад треснули.
На мгновение наступила тишина. Потом запела птица: «Вить-вить… вить-вить… вить-вить…»
Потом девушка в спортивном свитере наступила на тело поверженного врага и испустила продолжительный, первобытный победный клич, который Фрэн Голдсмит запомнила на всю жизнь.
Светловолосую женщину звали Дайна Джургенс. Она была из Ксении, штат Огайо. Девушку в спортивном свитере университета Кент звали Сюзан Стерн. Девушку, которая схватила за мошонку владельца двустволки, звали Патти Крогер. Другие две женщины были немного постарше. Старшую из них, — сказала Дайна, — зовут Ширли Хэммет. Имени той, что помоложе, они не знали. Когда Эл, Гарви, Вирдж и Ронни подобрали ее два дня назад в Арчболде, она была в состоянии шока.
Вдевятером они отошли от дороги и разбили лагерь на ферме к западу от Колумбии, на границе с Индианой. Все они пребывали в полном оцепенении, и Фрэн подумала позднее, что со стороны их прогулка через поле выглядела как поход, организованный местным сумасшедшим домом.
Глен шел позади нее, и его тонкое, ироничное лицо выглядело совершенно убитым. Он держал ее за руку. От него слегка попахивало рвотой.
Все шли очень медленно, но Ширли Хэммет двигалась еще медленнее. Седые волосы неопрятно свисали ей на лицо, а ее ошеломленные глаза смотрели на мир так, как смотрит мышь из своего временного убежища.
Гарольд неуверенно посмотрел на Стью.
— Мы ведь разделали их под орех, так, Стью?
— Пожалуй, Гарольд.
— Слушай, но мы ДОЛЖНЫ БЫЛИ ИХ КОНЧИТЬ, — серьезно сказал Гарольд, словно Стью придерживался на этот счет какого-то другого мнения. — Вопрос стоял так: или они, или мы!
— Они прострелили бы вам головы, — спокойно сказала Дайна Джургенс. — Когда они напали на нас, я была с двумя парнями. Они застрелили Рича и Дэмона из засады. А потом, когда все было кончено, еще раз выстрелили им в головы, просто на всякий случай. Если бы вы не сопротивлялись, вы бы уже были мертвы.
— Мы бы уже были мертвы! — воскликнул Гарольд, обращаясь к Стью.
— Все в порядке, — сказал Стью. — Расслабься.
Гарольд полез в карман и достал шоколадную карамельку. Он чуть не уронил ее, когда разворачивал.
Они дошли до фермы. Поедая карамельку, Гарольд ощупывал себя беглыми движениями, чтобы убедиться в том, что он не ранен. Ему было не по себе. Он боялся посмотреть на свои джинсы. Он был почти уверен, что обмочился, когда празднества у перевернутого жилого прицепа достигли своего апогея.
Во время запоздалого завтрака, который никто толком так и не стал есть, говорили в основном Дайна и Сюзан. Семнадцатилетняя и очень красивая Патти Крогер иногда вставляла словечко-другое. Женщина без имени забилась в самый отдаленный угол пыльной кухни. Ширли Хэммет сидела за столом и что-то бормотала.
Дайна уехала из Ксении в компании с Ричардом Дарлиссом и Дэмоном Брэкнеллом. Кто еще остался в живых в Ксении после эпидемии? Она видела только троих: дряхлого старика, женщину и маленькую девочку. Дайна с друзьями предложила троице присоединиться к ним, но старик отмахнулся от них, сказав что-то насчет того, что-то насчет «одного дела в пустыне».
К восьмому июля Дайна, Ричард и Дэмон стали страдать от кошмарных снов о ком-то вроде Буки, которым пугают маленьких детей. Очень страшные сны. Рич в конце концов пришел к выводу, что Бука существует на самом деле, — сказала Дайна, — и живет в Калифорнии. Он думал, что этот человек, если это только действительно был человек, и был тем самым «делом в пустыне», которое предстояло тем трем людям. Она и Дэмон стали опасаться за его психическое здоровье. Он называл человека из их снов «тяжелым случаем» и утверждал, что он собирает вокруг себя армию таких же, как он, «тяжелых случаев». Он говорил, что скоро эта армия начнет наступать с запада и поработит все живое, что осталось на земле. Дайна и Дэмон стали обсуждать между собой возможность ускользнуть от Рича как-нибудь ночью и начали верить в то, что их собственные сны есть лишь следствие его мощного психического влияния.
Выехав из-за поворота в Вилльямстауне, они увидели большой мусоровоз на боку, перегородивший дорогу. Рядом были запаркованы автофургон и дорожный грузовик.
— Мы подумали, что это обычный затор, — сказала Дайна, нервно кроша крекер между пальцев, — на что, разумеется, они и рассчитывали.
Они слезли с велосипедов, чтобы перетащить их через мусоровоз, и именно в этот момент четыре «тяжелых случая» открыли по ним огонь из канавы. Они убили Рича и Дэмона, а Дайну взяли в плен. Она стала четвертым прибавлением к тому, что они иногда называли зоопарком, а иногда — гаремом. Одной из трех уж имевшихся там пленниц была Ширли Хэммет, которая в то время была еще почти нормальной, хотя все четверо постоянно трахали ее во все три отверстия.
— А однажды, — сказала Дайна, — когда она не смогла дотерпеть до того момента, когда их выводили в кусты справить нужду, Ронни вытер ей задницу мотком колючей проволоки. У нее было трехдневное кровотечение.
— Господи, — сказал Стью. — Это который был?
— Человек с двустволкой, — сказала Сюзан Стерн. — Тот, которому я размозжила голову. Мне хотелось бы, чтобы он лежал здесь на полу, и я могла бы проделать то же самое еще раз.
Бородача в темных очках все звали Доком. Он и Вирдж входили в военное подразделение, которое послали в Экрон, когда началась эпидемия. Их задание было «вступить в контакт со средствами массовой информации» — таков был армейский эвфемизм для их подавления. Когда они справились с этой задачей, они занялись «контролем толпы», что было армейским эвфемизмом для стрельбы по мародерам, которые пытались убежать, и вешания тех из них, которые делать этого не пытались.
К тридцатому июня их подразделение прекратило свое существование: его члены либо уже умерли, либо умирали, либо сбежали. Собственно говоря, к последнему разряду относились только Док и Вирдж. Гарви примкнул к ним первого июля, а Ронни — третьего. На этом этапе они закрыли свой необычный маленький клуб для приема новых членов.
— Но ведь со времен вас стало больше, чем их, — сказал Глен.
Неожиданно на эти слова ответила Ширли Хэммет.
— Таблетки, — сказала она, глядя на них из-под седой челки своими глазами пойманной мыши. — Каждое утро таблетки, чтобы мы могли встать, и каждый вечер — чтобы уснуть. — После паузы она вновь что-то забормотала себе под нос.
Продолжила рассказ Сюзан Стерн. Ее вдвоем с одной из убитых женщин по имени Рейчел Кармоди, подобрали семнадцатого июня на выезде из Коламбуса. К тому времени компания путешествовала целым караваном, в который входили два микроавтобуса и грузовик дорожной службы. С его помощью они расчищали себе дорогу от заторов и устраивали засаду на шоссе. Таблетки Док держал в объемистом мешке, который был привязан к его ремню. Сильные снотворные для сна, транквилизаторы для путешествий и стимуляторы для Привалов.
— Обычно я вставала утром, меня насиловали два-три раза, а потом Док давал нам дневные таблетки. На третий день вся моя… ну, одним словом, вагина покрывалась ссадинами, и любой вид нормального полового акта причинял мне большую боль. Я всегда надеялась, что меня выберет Ронни, потому что он работал только кулаками. После таблеток вы становитесь очень спокойным. Не сонным, но спокойным. Ничего не имеет значение, после того как вы одурманили себя одной такой голубой таблеткой. После этого вам ничего не нужно. Вы хотите просто сидеть, сложив руки на коленях, и смотреть в окно на проносящийся пейзаж или на то, как они с помощью дорожного грузовика разбирают завал. Однажды Гарви вышел из себя, потому что одна девочка, ей было не больше двенадцати, не захотела… ой, я не могу сказать вслух. Короче, Гарви прострелил ей голову А мне было абсолютно все равно. Я была… спокойна. Через некоторое время вы просто переставали думать о побеге. Гораздо больше вам хотелось получить очередную голубую таблетку.
Дайна и Патти Крогер кивали.
Двадцать девятого они впервые заметили Стью и остальных. Зоопарк находился в лагере, разбитом на площадке для отдыха в стороне от шоссе, когда мимо проехало четыре мотоцикла.
— Ты очень понравилась Гарви, — сказала Сюзан, кивая Фрэнни. Фрэнни поежилась.
Дайна наклонилась к ним поближе и тихо сказала: — И они не скрывали, чье место ты должна была занять. — Она еле заметно кивнула в сторону Ширли Хэммет.
— Бедная женщина, — сказала Фрэнни.
— Это Дайна решила, что вы можете стать нашим лучшим шансом, — сказала Патти. — А может быть, и последним шансом. Среди вас было трое мужчин — это видели и она, и Хелен Роджет. Трое вооруженных мужчин. А Док в последнее время стал слегка излишне самоуверен насчет этого трюка с перевернутым прицепом. Он просто действовал, как какое-нибудь официальное лицо, и мужчины в тех группах, которые попадались нам по пути — если конечно там были мужчины — не сопротивлялись. И получали пулю в лоб. Они были словно зачарованы.
— Дайна попросила нас не глотать таблетки этим утром, — продолжила Сюзан. — Они, к тому же, перестали тщательно следить за нами, и мы знали, что утром они будут заняты перегораживанием дороги. Больше мы никому не сказали. Знали только мы: Дайна, Патти, Хелен Роджет… одна из девушек, которую пристрелил Ронни. И я, конечно. Хелен сказала: «Если они заметят, как мы выплевываем таблетки, они убьют нас». А Дайна сказала, что они убью нас так и так, рано или поздно, а чем раньше это случится, тем лучше для нас, и нам, конечно, нечего было возразить.
— Мне пришлось держать свою таблетку во рту довольно долго, — сказала Патти. — Она уже начала растворяться, когда я наконец смогла ее выплюнуть.
— Она посмотрела на Дайну. — Мне кажется, Хелен все-таки проглотила свою. Поэтому она и действовала там медленно.
Дайна кивнула. Она смотрела на Стью с такой теплотой, что Фрэнни стало немного не по себе.
— И все это продолжалось бы, если бы не ты, смельчак.
«Какое право у нее так смотреть на него?» — подумала Фрэн.
Как она может заигрывать с ним, после того что с ней произошло? «И все же, она гораздо красивей меня, несмотря ни на что. К тому же, вряд ли она беременна.»
Стью посмотрел на Дайну, впервые по-настоящему заметив ее, и Фрэн почувствовала сильнейший укол ревности. «Я ждала слишком долго, — подумала она. О, Господи, я ждала слишком долго.»
Она случайно взглянула на Гарольда и увидела, что он старательно прячет свою улыбку. Похоже, это была улыбка облегчения. Она почувствовала внезапное желание встать на ноги, небрежно приблизиться к Гарольду и выцарапать ему глаза своими ногтями.
«Никогда, Гарольд! — закричала бы она во время этой операции. — Никогда!»
Никогда!
Из дневника Фрэн Голдсмит
19 июля 1990 О, Господи. Случилось самое худшее. В книгах, по крайней мере, когда это случается, что-то наконец меняется, но в реальной жизни это тянется до бесконечности, как в какой-нибудь мыльной опере.
Позволь, я все тебе расскажу, милый дневничок, хотя мне и не доставляет особого удовольствия это записывать. Мне даже думать-то об этом противно.
Глен и Стью отправились в город за едой (это был Джирард, штат Огайо). Они спросили меня и Гарольда, пойдем ли мы с ними. Гарольд сказал нет — он лучше добудет воды и вскипятит ее. Возможно, уже тогда он вынашивал свои планы.
Марк и Перион куда-то ушли, наверное, за ягодами и еще кое за чем. Я развела костер, чтобы вскипятить котел с водой… и вот приходит Гарольд с котлом (явно только что принял ванну и помыл голову). И вот он вешает свой котел над огнем. А потом подходит и садиться рядом со мной.
Мы сидим на бревне, разговариваем о том о сем, а он вдруг обнимает меня и пытается поцеловать. Я написала «пытается», хотя на самом деле у него это вполне получилось, по крайней мере, сначала, потому что я была просто поражена. Потом я вырываюсь — сейчас это кажется почти забавным, хоть мне и до сих пор противно — и падаю с бревна прямо на спину. Я смяла себе всю блузку и поцарапалась. Тут я начала кричать. Говорят, история повторяется. И действительно, это было так похоже на тот день, когда мы были на моле с Джессом и я прикусила язык.
Через секунду Гарольд уже наклоняется надо мной и спрашивает, все ли со мной в порядке, краснея до самых корней своих только что вымытых волос. И тут я начинаю хихикать.
«Что тут такого забавного?» — спрашивает Гарольд, поднимаясь на ноги. У меня от смеха на глазах выступают слезы. Но потом я понемногу успокаиваюсь и хочу попросить Гарольда, чтобы он посмотрел, сильно ли я поцарапала спину. Но я этого не делаю, потому что он может принять это за ВОЛЬНОСТЬ.
«Фрэн, — говорит Гарольд. — Мне так трудно тебе об этом сказать».
«Может, тогда лучше не говорить?» — отвечаю я.
«Я должен, — говорит он. — Фрэнни, я люблю тебя».
Конечно, я это знала. Было бы проще, если бы он хотел только спать со мной. Но любовь гораздо опаснее. Как ответить ему нет? По-моему, есть только один способ.
«Я не люблю тебя, Гарольд», — сказала я.
Его лицо сразу как-то обмякло. «Это из-за него, не так ли? Из-за Стью Редмана?»
«Не знаю», — сказала я.
«Зато я знаю». Голос его стал пронзительным, и в нем зазвучали нотки жалости к самому себе. «Конечно, я знаю. Я знал это еще в тот день, когда мы его встретили. Я не хотел брать его с нами, потому что я знал. А он сказал…»
«Что он сказал?»
«Что он не хочет тебя! Что ты можешь быть моей!»
«И ты просто получил меня в подарок, как пару новых туфель, так, Гарольд?»
Он не ответил, быть может, поняв, что слишком далеко зашел. С некоторым усилием я припомнила тот день в Фэбиане. Реакция Гарольда на Стью была реакцией собаки, во двор к которой — в ее владения — вошла другая, незнакомая собака. Я почти представила себе, как на загривке у Гарольда дыбом поднимаются волоски. И я поняла, что слова Стью были сказаны для того, чтобы превратить нас из собак в людей. А разве не в этом-то все и дело? Я имею в виду ту адскую борьбу, которая ведется за наши души? А если это не так, то зачем вообще мы пытаемся вести себя прилично?
«Я никому не принадлежу, Гарольд», — сказала я.
Он что-то пробормотал.
«Что?»
«Я говорю, что со временем, возможно, тебе придется изменить свое мнение на этот счет».
Глаза Гарольда устремились куда-то вдаль. Он сказал: «Я знаю таких людей. Поверь мне, Фрэнни. Такой парень играет в футбол на месте полузащитника, но в классе сидит, плюясь вокруг шариками из жеваной бумаги, потому что он знает, что учитель натянет ему троечку, чтобы он смог продолжать играть. Такой парень трахается с самой хорошенькой болельщицей, а она считает его вторым Иисусом Христом. Такой парень пердит, когда учитель литературы просит тебя прочитать свое сочинение, потому что оно оказалось лучшим в классе. Конечно, трахальщицы любят его. Так что удачи тебе, Фрэнни».
А потом он просто ушел. Я уверена, что это был вовсе не тот ВЕЛИЧЕСТВЕННЫЙ, ТОРЖЕСТВЕННЫЙ УХОД СО СЦЕНЫ, который он планировал. Скорее это было похоже на то, что у него была тайная мечта, а я изрешетила ее пулями — мечта о том, что все изменилось, что прошлое осталось в прошлом. Мне его стало ужасно жалко, потому что он не играл в пресытившегося жизнью циника, он действительно был таким циником, и отнюдь не пресытившимся, а ранимым и несчастным. Его высекли. Но Гарольд никогда не сможет понять, что сначала должно что-то измениться у него в голове, что мир останется тем же до тех пор, пока Гарольд останется тем же. Он копит свои обиды, как пираты копили сокровища…
Уф. Все вернулись, ужин съеден, сигареты выкурены, веронал роздан (мой лежит у меня в кармане вместо того, чтобы растворяться в животе), и все ложатся спать. После нашего с Гарольдом разговора ничего не изменилось, разве что теперь он будет следить за мной и Стью. Я ужасно злюсь, когда пишу эти слова. Какое право он имеет наблюдать за нами? Какое право он имеет усложнять нашу и без того печальную ситуацию?
ЗАПОМНИТЬ: Извини, дневничок. Наверное, дело в моем настроении. Ничего не могу вспомнить.
Когда Фрэнни подошла к нему, Стью сидел на камне и курил сигару. Он сидел лицом к западу, где красное солнце вынырнуло из-под облаков и готовилось зайти за горизонт. Хотя только вчера к их группе присоединились четыре женщины, казалось, что это было уже очень давно.
Запах сигары напомнил ей об отце и о его трубке. Вместе с воспоминанием появилась и скорбь, которая почти уже перешла в ностальгию.
Я примирюсь с твоей утратой, папочка, — подумала она. Ты ведь не будешь против?
Стью оглянулся.
— Фрэнни, — сказал он с явным удовольствием. — Как поживаешь?
Она пожала плечами.
— По-всякому.
— Хочешь посидеть со мной на камне и посмотреть на заход солнца?
Она села рядом с ним, и ее сердце забилось чуть-чуть быстрее. Но в конце концов, зачем она сюда пришла? Она ведь знала, в каком направлении пошел Стью, и знала, что Гарольд и Глен с двумя девушками отправились в Брайтон на поиски радиопередатчика (ради разнообразия, эта идея пришла в голову Глену, а не Гарольду). Патти Крогер осталась в лагере, ухаживая за двумя ослабевшими от борьбы подругами. Ширли Хэммет частично начала выходить из своего оцепенения, но этим утром она всех разбудила, закричав во сне и начав отбиваться от воздуха. Женщина без имени, похоже, двигалась в другом направлении. Она сидела. Она ела, если ей подавали. Она мочилась и испражнялась. Она не отвечала на вопросы. Она проявляла признаки жизни только во сне. Несмотря на сильную дозу веронала, она часто стонала и иногда вскрикивала. Фрэнни казалось, что она знает, кого видит в своих снах эта бедняжка.
— Похоже, у нас впереди еще очень долгий путь, правда?
После секундной паузы он ответил:
— Более долгий, чем мы думали. Та старая женщина, она уже не в Небраске.
— Я знаю… — начала она, а потом прикусила язык.
Он посмотрел на нее со слабой улыбкой.
— Вы не принимали лекарства, мадам.
— Мой секрет раскрыт, — сказала она, напряженно улыбаясь.
— И мы с тобой не одиноки, — сказал Стью. — Я сегодня днем разговаривал с Дайной… — (она почувствовала глубокий укол ревности и страха, когда услышала, с какой фамильярной интонацией он произносит ее имя) — …и она сказала, что ни она, ни Сюзан не хотят принимать снотворное.
Фрэн кивнула.
— Почему ты перестал? Тебе давали снотворное… в том месте?
Он стряхнул пепел.
— Мягкое успокоительное на ночь — это все. Им не было смысла пичкать меня таблетками, я и так был крепко заперт. Нет, я бросил пить веронал три ночи назад, потому что я почувствовал, что… теряю контакт. — Он на секунду задумался, а потом продолжил. — Глен и Гарольд хотят найти радиопередатчик — отличная идея. А для чего нужен передатчик? Чтобы вступать в контакт. Эти сны, они как радио у тебя в голове, правда, передатчик сломался, и мы работаем только на прием.
— Может быть, мы и передаем тоже, — тихо сказала Фрэн.
Он посмотрел на нее удивленно.
Какое-то время они сидели молча. Солнце проглянуло сквозь облака, словно желая попрощаться перед тем, как зайти за горизонт. Фрэн вполне могла понять, почему древние люди молились ему. В беспредельном спокойствии почти пустой страны солнце — да и луна тоже — начало казаться чем-то более значительным и важным. Чем-то более личным. Эти яркие небесные корабли теперь смотрели на тебя так же, как в детстве.
— Так вот, — сказал Стью. — Прошлой ночью мне снова снился сон об этом черном человеке. Еще более страшный. Он отправляется куда-то в пустыню. В Лас-Вегас, по-моему. И Фрэнни… кажется, он распинает людей… тех, кто сопротивляется ему.
Читать бесплатно другие книги:
