Наблюдая за мужчинами. Скрытые правила поведения Ястребов Андрей

Куда подевалась привычная утренняя эрекция, ни к чему не обязывающая, ничего не требующая?! Где ты, отзовись! Нет ответа… Есть ответ: мужчина перевалил за шестой десяток.

Народная мудрость гласит: каждый истинный мужчина должен уметь пить, не пьянея, активно интересоваться женщинами, требовать от жизни взаимопонимания. Поговорим о возрасте, когда человек, игнорируя все три условия настоящей мужской жизни, ограничивается тем, что только бреется (и то не каждый день).

Если продолжить уже известное сравнение с алкогольными напитками, то мужчина в 60 лет напоминает напиток зрелый и смолистый. Цвет интенсивный. Слишком зрелый и излишне смолистый.

Августин в сочинении «Разнообразные вопросы» указывает, что старость ведет начало с шестидесятого года жизни.

Шестьдесят лет – столько живут слоны.

Раньше годы печатали шаг, потом начали шаркать, теперь кряхтят и ковыляют.

В 60 лет человек смиряется и впервые допускает мысль, что допустима любая мысль.

С портрета 60-летнего взирает немного руинированный мужчина: узоры времени наложены кракелюром морщин.

У каждого трудолюбивого и честного мужчины к этой поре должны быть больной желудок и желчные приступы – очень справедливый и скучный анекдот.

Меняются характер и предпочтения. Юноша домосед звучит так же неудачно, как и непоседа старичок.

Наступил возраст, когда, может случиться, человек на всю пенсию покупает торт и свечки, садится за стол и с театральным оптимизмом затягивает песню: «С днем рожденья меня, с днем рожденья меня…» И вспоминает о дерзких поступках, которые когда-то хотел совершить. Срочно нужно научиться насвистывать, чтобы составить себе компанию.

Каждый мужчина пытается осуществить американскую мечту: иметь счет в швейцарском банке, немецкий автомобиль и французское вино. Часто в жизни происходят досадные накладки, и к шестидесяти годам приходится довольствоваться унизительной пенсией, видом из окна на автотрассу и домашними наливками.

В данном возрасте следует повнимательнее перечитать афоризм Б. Шоу: «Можно дать пинка старику, уже ясно, кто он такой, но не стоит бить юношу, еще не известно, кем он станет».

В этом возрасте не следует быть категоричным во всем, даже в переводе фразы «Фак ю», брошенной тебе в лицо встречным случайным негодяем. Чтобы обезопасить свое сердце от ненужных переживаний, ее следует переводить так: «А вам, добрый человек, что за забота?» Пойми, просто любой доверительный разговор начинается обычно так: «Да пошел ты…» Человек ты упорный, к оскорблениям привыкший. В ответ поинтересуйся: «Можно мне вас называть «экзистенциальный печальник»?» Ты не ошибся, тебя обижает 40-летний.

Тот же сорокалетний бросит тебе в глаза не менее обидную мысль П. Брюкнера: «Молодежь занимается любовью, старики жрут. Когда старики вспоминают про любовь, то все равно отдают предпочтение хорошей жратве!»

Время – безжалостный лепщик фигуры и психологии. Былые орлы убелены сединами, увенчаны лысинами, а кто-то и вовсе расстался с перьями. Силы подорваны годами, непрестанными семейными заботами и изматывающими профессиональными и жизненными занятиями. Кто-нибудь из молодых, глядя на нашего обветшалого, потраченного жизнью героя, обязательно вынесет язвительный приговор, заимствованный у Ф. С. Фиц-джеральда: «Благородное величие старости – какой абсурд», – и отчасти будет прав (только лишь отчасти).

По мнению Т. Фишера, процесс старения предполагает, помимо прочего, «полное неприятие ценностей подрастающего поколения. С точки зрения взрослого, зрелого человека, молодежь ни на что не годится. Молодежь – это сплошные дебилы, которые слушают кошмарную музыку и разговаривают на каком-то своем, совершенно нелепом жаргоне.

Когда ты еще молод и только выходишь в большую жизнь, это нетрудно – любить детей и сочувствовать им, принимая их боль как свою… но сохранить в себе это великодушие, эту симпатию к людям, когда тебе хорошо за пятьдесят… это немалое достижение».

Как тут не вспомнить пушкинскую апологию племени младого и незнакомого, сколько в этом стихотворном приветствии юношеского пафоса и поэтической декларативности. Люди, которые дожили до лет, не известных русскому гению, не столь оптимистичны в вынужденном акте передачи по наследству жизненных полномочий.

«Старость, – рассуждает А. Моруа, – это дурная привычка, которую не успевают приобрести очень занятые люди». Предпосылки к сужению социального контекста и изменению общественного статуса не требуют развернутого комментария. Здесь все очевидно: быстро стареет тот, кого обстоятельства срочно освободили от социальных обязанностей. Как жестоко и цинично сказано в одной пошленькой репризе (к сожалению, не раз подтвержденной жестокой жизненной практикой), в этом возрасте следует заменить созерцание чемпионатов мира по женской гимнастике просмотром шахматных турниров.

Мысль, согласимся, совсем не веселая. Как это ни печально, о естественном порядке вещей философские труды говорят с меньшей охотой, чем остряки-охальники. Л. Андреев приводит диалог поверхностных знакомцев:

– А у меня, батенька, катар.

– Скажите, пожалуйста!

Шестидесятилетнему не следует упрекать собеседника в равнодушии. В этом возрасте вместо приветствия можно в свою очередь пожаловаться на множество других, не менее звучных, болячек.

Слезливость – качество старика. Чтобы не пугаться предательской сентиментальности, он называет слезы катарсисом. Этот катарсис подстерегает нашего героя за каждым углом жизненных перипетий. Даже когда он идет в булочную.

«Нам всем, всем без исключения, нужна помощь, но помощь должна приходить вовремя; как сказал один писатель, какой смысл угощать утопленника коктейлем?» – такие мысли не раз приходят на ум шестидесятилетнему. У кого испросить помощи? Вероятно, у того, кто постарше. Семидесятилетний выслушает жалобы, усмехнется и с усмешкой ответит: «Мне бы твои заботы! Удачи тебе, сопляк».

Ключевые слова и понятия

Этот возраст более любого другого заслуживает того, чтобы о нем сказать и составить на основе книжного и эмпирического опыта старших друзей некоторое подобие реферата. Ожидание пенсии.

Диапазон мыслей пенсионера-неофита: вот тут-то и начнется новая жизнь; неясность, что делать со своим профессиональным опытом; предчувствие скорой ненужности; надежда, что пенсия для тебя наступит позже, чем для твоих сверстников. Заботы о семье, детях, внуках. Стремление успеть сделать то, что не удалось раньше. Учащающиеся недомогания, впечатлительность, неуверенность в себе. Подозрительность к окружающим. Желание обезопасить себя, спланировать будущее, подстраховаться.

А вот и пенсия. Скомканное и лицемерное чествование. Наступил момент вынужденного освоения новых социальных и моральных ролей. Счастье, если ты продолжаешь работать – ты сохранишь некоторую независимость. В ином случае – постепенное прерывание контактов с коллегами. Исключение из сферы общественно полезного труда часто влечет за собой гипертрофированную оценку своей профессиональной необходимости. Появление новых друзей-пенсионеров. Редкое общение с детьми, заботы о воспитании внуков. Слишком демонстративное утверждение, что радости перестали быть интересными. Наделение досадных мелочей высокой значимостью. Неограниченный ресурс свободного времени – возможность размеренно осмыслить прожитую жизнь, как, собственно, и повод предаться черной меланхолии.

Новая болезнь – бессознательный старческий эгоизм, позиция безусловной правоты и категоричность в отстаивании неповоротливых принципов, кажется сделанных из гранита. Как прав был И. В. Гёте: «Все законы созданы стариками и мужчинами. Молодые и женщины хотят исключений, старики – правил». Шестьдесят лет человек накапливал уверенность в своем стремлении к порядку и смыслу. Он воспринимает и переживает себя как воплощение опыта, который отражает некий мировой порядок и духовный смысл. Слишком дорого за все это заплачено, чтобы можно было допускать исключения. И оттого категоричность суждений пожилого человека относительно приятно-справедливого прошлого и обязательно безнравственного настоящего – это защита достоинства собственного стиля жизни, которую уже нельзя переписать, это восприятие себя как олицетворение единственного и неповторимого опыта жизни.

Укрепление чувства собственного достоинства и усиливающееся ощущение невостребованности. Навязчивое преувеличение заслуг своего поколения. Критика молодежи. Сетования на ненужность. Нарастание неуверенности и тревожности, нетерпимости и неуживчивости, обидчивости, ворчливости, склонности к накопительству. Непрекращающиеся жалобы на болезни, медлительность.

Случается и иное: дурашливость, неадекватная веселость, жажда подражать молодым, расточительство. При наших пенсиях, следует отметить, подобный тип поведения – редкость.

Новые знания накапливаются с большим трудом, их тяжело наполнить эмоциональными переживаниями, отсюда и затруднения с формированием новых мотивов. Пожилые люди трудно привыкают ко всему новому – ценностям, ролевым отношениям, представлениям о себе и других.

Почти невозможна и социальная идентификация, то есть выбор новой социальной группы, к которой себя относит человек.

Физические силы убывают, уменьшается и число вещей, которые остаются значимыми. В этом возрасте начинают сворачивать все жизненные программы. Кризис пожилого возраста – это вынужденный отказ от жизненной экспансии.

Очевидные признаки ухудшения памяти. Мужчины всегда небрежно относятся к здоровью, за это следует платить: атеросклероз, сахарный диабет, гипертония, коронарная недостаточность, стенокардия. Начинается активное знакомство с врачами. Разговоры о болячках. В этом возрасте следует постараться увильнуть от инфаркта, если удастся – не возлюбить лечение и не превратиться в «мнимого больного».

В 60–65 лет появляются первые симптомы мужского климакса: упадок сил, прогрессирующее ослабление эрекции. Это не гормоны подводят (хотя их количество уменьшается), а психология мужчины, который просто перестал идентифицировать себя с ролью мужчины. Часто изменяется отношение к досугу, который постепенно превращается в самую жизнь. Эти и им подобные хлопоты и заботы приводят к огорчительным результатам и ставят в невыносимое положение. И вот подкрадываются мысли о смерти и осознается необходимость самоопределения в выборе варианта подготовки к неизбежному.

Не следует торопиться с приговором. Все это о взрослом мужчине. О самом настоящем мужчине, который доказал свою силу хотя бы тем, что живет.

Доска почета

Иоганн Вольфганг Гёте говорил: «Гении переживают вторую юность, тогда как другие люди молоды лишь однажды». Красиво немец сказал, кажется, нечего добавить, но рука так и тянется написать: «Не только гении переживают вторую юность, но и прочие неврастеники, беззаботные гуляки и всякие там сентиментальные подонки…» Кто ты? Выбирай.

Как приятно соотносить себя с чем-нибудь исключительным. Не будем исключением – поговорим о долгожительстве исключительных натур: как немало прожито, как много сотворено. Однако… Гении или просто талантливые люди – настолько редкостное воплощение полноты жизни, сочетания мысли, воли, витальности, что брать с них пример, по крайней мере, безрассудно. И все же из многочисленных примеров выберем несколько, чтобы только провести в жизнь скромненькую мысль: когда одни думают о покое и печалятся оттого, что жизнь пошла прахом, другие только приступают к главным трудам своей жизни.

В 1727 году 60-летний Джонатан Свифт издает свое главное произведение «Путешествие Гулливера». И замолкает на десять лет.

Известность приходит к Артуру Шопенгауэру в 63 года.

Прославившая Сергея Тимофеевича Аксакова «Семейная хроника» была напечатана в 1856 году, когда писателю было уже 65 лет.

Далее следует читать очень внимательно и примеривать к себе опыт предшественников.

Шестидесятипятилетний Иоганн Вольфганг Гёте встречает Марианну Виллемер и находит с ней душевное спокойствие. В семьдесят пять лет от роду Гёте, как юноша, влюбился в восемнадцатилетнюю Ульрику фон Левецов.

П. Мебиус в книге о математическом даровании показывает, что средняя продолжительность жизни 100 самых крупных математиков, астрономов, физиков и математиков составила 72 года.

Рональд Рейган стал президентом США в 69 лет.

Многих великих людей не останавливают ни преклонные лета, ни опасность задуманных предприятий. Семидесятилетний Тамерлан развернул подготовку к войне с Китаем.

Фаддей Венедиктович Булгарин (1789–1859) дожил до преклонного возраста. Был трудолюбивым и одаренным человеком. За свою жизнь он выпустил 173 тома сочинений.

Иван Алексеевич Бунин издает книгу новелл «Темные аллеи» в 73-летнем возрасте.

Буонарроти Микеланджело в 73 года становится архитектором собора Святого Павла.

Лопе де Вега в 25 лет начал писать пьесы. К 31 году он создал 230 драматических произведений, к 35 годам – 480, к 45 годам – 800. Биографы уверяют, что за всю свою жизнь Лопе де Вега сочинил 1800 пьес. Умер в 73 года.

Пьера Жана Беранже не покидает вдохновение до 77 лет.

Джузеппе Верди пишет в 73 года оперу «Отелло», а в 80 лет заканчивает «Фальстафа».

Немецкий философ Фридрих Вильгельм Иозеф Шеллинг и американский философ и поэт Ральф Уолдо Эмерсон дожили до 79 дет.

Лев Николаевич Толстой творит до 82 лет, английский публицист, историк Томас Карлейль – до 86, Иван Петрович Павлов – до 87, Диоген и Демокрит – до 90, Бернард Шоу – до 94 лет. Последняя поэма Вольтера написана, когда автору было 84 года. Немецкий естествоиспытатель и путешественник Александр Фридрих Вильгельм Гумбольдт прожил 90 лет. В этом возрасте Софокл написал «Царя Эдипа».

Уинстон Черчилль дожил до 90 лет, в шестьдесят и семьдесят он сохранял творческую энергию и энтузиазм. Много ел, пил и курил. Работой по ночам он доводил своих секретарей до истощения. В 80 лет Черчилль перенес сердечный приступ, три пневмонии, два инсульта и две операции.

Антонио Страдивари достиг профессиональных вершин в 65–75 лет. Последнюю скрипку Страдивари закончил, когда ему было 92 года.

Вечеллио Тициан в возрасте 50 лет начал свой творческий путь и творил до 99 лет.

Примеры великих, даже самые эффектные, все же малоубедительны, так как немногочисленны. Но следует согласиться, они становятся для каждого из нас доказательствами необычайно стойкого психического здоровья и делаются образцами творческой работоспособности. Здесь можно говорить о биологических, наследственных механизмах стимуляции жизненной активности, об определенном образе жизни. И еще много о чем.

Высокая витальность гениев – факт знаменательный только в качестве доказательства высокой витальности гениев. Относительно остальных смертных здесь не все так эффектно. Будем успокаивать себя чуть подлой мыслью о связи гениальности с психозом и надеяться, что у молодых, которые будут общаться с нами, когда нам исполнится много лет, почти не возникнет ощущения тождества между состояниями «себе на уме» и «не в своем уме».

Приходно-расходная книга жизни

Шестидесятиричное исчисление лежит в основе китайского календаря.

В древних Афинах воинская повинность была обязательна для всех граждан в возрасте от 18 до 60 лет. Потом грека уже не призывали на военную службу, но его могли ожидать не менее ответственные и хлопотливые общественные посты.

В Древнем Риме считалось, что отрочество продолжается до 17 лет, затем начинается молодость. Преклонный возраст наступает после 46 лет, а старым считается человек, чей возраст перевалил за шестьдесят.

В 60 лет отечественные мужчины выходят на пенсию.

Оглянемся назад. Теренций в «Формионе» утверждал, что старость есть болезнь; 70-летний Петрарка дополняет этот распространенный в культуре тезис необходимой поправкой: «… старость – болезнь тела, здоровье души. Неужели я предпочитал бы наоборот – здоровья тела и болезни души? (…) теперешнего возраста я стыжусь не больше, чем прочих: если стыдиться старения, то не лучше ли уж стыдиться того, что я вообще жил, раз одного без другого не бывает?»

Семидесятилетний жизненный цикл символизирует у иудеев завершенность и исполненность, 70 старейшин находились при Моисее, 7 десятков лет длился вавилонский плен.

Принято считать (и в этом убеждает древняя практика выборных должностей), что к 60 годам человек достигает пика административного опыта и сутяжной мудрости. Эти преимущества иногда оказываются эфемерными, а когда они наличествуют – спорными. Ведь человек вступил в период, который именуется С. Н. Паркинсоном «пенсионным возрастом, или порой отставки». Паркинсон предупреждает, что возраст вынужденной отставки «варьируется от 55 до 75 лет», причем все решения, связанные с отставкой, одинаково произвольны и лишены научности: «Там, где на пенсию увольняют с 65 лет, поборники этой системы всегда докажут, что ум и силы начинают иссякать в 62». Соответственно, там, где пенсионный возраст равен 60, вам сообщают, что «люди теряют хватку к 57. Те же, кто увольняются в 55, начинают идти под гору в 52».

Пора профессионального краха, по Паркинсону, величина переменная: «Нередко говорят, что люди стареют в разное время, кто – в 50, а кто – и в 90. Это так, но и это не дает нам ничего. Истина же в том, что при исчислении пенсионного возраста надо исходить не из возраста того человека, о чьей отставке идет речь (лица х), а из возраста его преемника (лица у)».

Паркинсон исчисляет критический возраст отставки х и лета преемника у. На своем славном служебном пути х проходит следующие этапы:

пора готовности (G). G – технический термин, обозначающий начало профессиональной деятельности;

пора благоразумия (B) = G + 3;

пора выдвижения (V) = B + 7;

пора ответственности (O) = V + 5;

пора авторитета (A) = O + 3;

пора достижений (D) = А + 7;

пора наград (N) = D + 9;

пора важности (VV) = N + 6;

пора мудрости (M) = VV + 3;

пора тупика (T) = M + 7.

Паркинсон утверждает, что разница в возрасте х и у равна 15 годам: «Если исходить из этой цифры, при G = 22, у достигнет D (поры достижений) к 47 годам, когда х еще только 62».

Стоит заметить, что приведенные расчеты ровно ничего не доказывают, так как преемник у может неожиданно («отзавидовав свое») войти в фазы «краха», «зависти», «смирения», и его карьерная поступательность прервется. 60-летнему х не стоит особо надеяться на смирившегося профессионального конкурента у, который моложе на 15 лет. Начальственные амбиции могут испытывать и более молодые.

Скорбные даты

Никколо Паганини умер в 58 лет.

Французский философ и социолог Огюст Конт умер в 59 лет.

Древнегреческий философ, основатель школы скептицизма Пиррон из Элиды и Жан Расин умерли в 60 лет.

Древнегреческий философ, основоположник диалектики Гераклит Эфесский скончался в возрасте около 60 лет.

Мишель Монтень умер в возрасте 60 лет от ангины. По легенде, в свой смертный час Монтень отдал дань обычаю быть скептиком и произнес: «Que sais-je?» (Что я знаю?)

Французский естествоиспытатель Жорж Кювье прожил 63 года, столько же прожил Аристотель. Судьба отпустила тот же срок и Цицерону.

Французский философ, богослов и поэт Пьер Абеляр прожил 63 года.

Древнегреческий философ, автор первой философской работы на греческом языке Анаксимандр умер в 64 года.

Английский философ, психолог и историк Дэвид Юм умер в 65 лет.

В этой главе мы попрощаемся с теми, кто не дожил до 65 лет.

Цицерон (106—43 до н. э.), французский философ и теолог Пьер Абеляр (1079–1142), Иоганн Себастьян Бах (1685–1750), английский философ Фрэнсис Бэкон (1561–1626), художник Харменс ван Рейн Рембрандт (1606–1669), немецкий композитор Иоганнес Брамс (1833–1897), Эмиль Золя (1840–1902), Джеймс Фенимор Купер (1789– 1851), Юхан Август Стриндберг (1849–1912)

Расширим скорбный перечень и простимся с теми, кому не удалось отпраздновать семидесятилетие: Леонардо да Винчи (1452–1519), Рубенс Питер Пауэл (1577–1640), Жан Жак Руссо (1712–1778), Уильям Блейк (1757–1827), Пьер Огюстен Бомарше (1732–1799), Джон Мильтон (1608—

1674), Джозеф Конрад (1857–1924), Иоганн Готфрид Гердер (1744–1803), Рихард Вагнер (1813–1883), Александр Дюма (1802–1870), Василий Андреевич Жуковский (1783–1852).

Настоящий д'Артаньян – Шарль де Батц-Кастельморе, граф д'Артаньян родился в 1615 году, действительно был мушкетером, хотя жил не в эпоху Ришелье, а при Мазарини. Умер он в 1673 году во время осады Маастрихта – как раз в тот момент, когда должен был, как и его романный однофамилец, вот-вот получить маршальский жезл.

А вот о тех, кто перевалил ранее означенные рубежи, следует сказать с исключительным восхищением.

Среди многочисленных мифов бытует такой, что в древности люди жили очень мало. Однако если взять, к примеру, философов и писателей, то срок отведенной им жизни ободрит немолодых оптимистов. Подсчитано, что средний возраст 190 великих людей эпохи классической древности равнялся 71,9 года, а 489 знаменитостей, умерших в первом десятилетии ХХ века, прожили в среднем 71 год.

Горацию и Петрарке было отпущено 70 лет.

Философ Иммануил Кант и поэт-романтик Уильям Вордсворт прожили по 70 лет.

Естествоиспытатель Чарлз Дарвин и писатель Редьярд Киплинг – по 71 году.

Философы Джон Локк и Артур Шопенгауэр, поэт Афанасий Афанасьевич Фет – по 72 года.

Математик, психолог и физиолог Герман Людвиг Гельмгольц – 73.

Еврипид, Джоаккино Россини и Рафаэль Сабатини жили 74 года.

Ференц Лист умер в возрасте 75 лет.

Лопе де Вега и Франц Йозеф Гайдн – в 77 лет.

Пьер Корнель дожил до 78 лет.

Альфонс де Ламартин дожил до 79 лет.

Платон и Джон Рескин жили 81 год. Сенека видел в этом священном и магическом числе (девять раз по девять) милость богов.

Виктор Гюго, Иоганн Вольфганг Гёте, Зигмунд Фрейд прожили по 83 года.

Исаак Ньютон, Вольтер, Бенджамин Франклин умерли в 84 года.

Корней Иванович Чуковский умер в 87 лет.

Джузеппе Верди прожил 88 лет.

Микеланджело Буонаротти – 89 лет.

По преданию, Софокл умер в возрасте 90 лет.

По одной из оптимистических версий, итальянский живописец Вечеллио Тициан прожил около 100 лет.

Сколько осталось жить. А. П. Чехов – А. С. Суворину (57 лет) (от 30 ноября 1891 года, Москва): «Вы боитесь инфлуэнцы? Но ведь она у Вас прошла. У Вас, несмотря на плохие нервы, которые утомлены у Вас и потому раздражены, здоровье крепкое, и в этом я все более и более убеждаюсь. Вы будете жить еще 26 лет и 7 месяцев».

А. С. Суворин проживет еще 11 лет.

А. П. Чехов – М. О. Меньшикову (от 28 января 1900 года) о Льве Толстом (ему 72 года): «Вернее всего, что Лев Николаевич здоров (если не говорить о камнях) и проживет еще лет двадцать. Болезнь его напугала меня и держала в напряжении».

А. П. Чехов – П. А. Сергеенко (от 29 декабря 1901 года) о Льве Толстом: «Он здоров. Доктор, который лечит его, бывает у меня очень часто и рассказывает все, что нужно. Толстой как-то захворал, и серьезно, потом поправился и теперь молодцом. Но старость заметно овладевает им; это значит, что он может прожить еще лет двадцать и может умереть от малейшего пустяка каждый день. В его положении теперь каждая болезнь страшна, каждый пустяк опасен. Кроме старости, у него никаких других болезней нет и, вероятно, не было».

Л. Н. Толстой умер в 1910 году.

В этом разделе не будет злой мудрости. Любые ерничество, резонерство и ехидство, прикоснувшись к теме, предпочитают набросить на плечи больничный халат и ступать потише.

Разговор, посвященный возрастным томлениям юных девушек, следует начать с предостережения: «Помните первый бал Наташи Ростовой, Ассоль, бегущую к алым парусам? Так в жизни очень часто случается. Помните, семейное счастье Наташи Безуховой или Ассоль в свадебных объятиях Грея?

Так вот, знайте: в жизни все иначе. Не каждая Наташа будет неизменно долгие годы приятна Пьеру. История знает много Ассоль, которые до пенсии оставались невостребованными Золушками-Черногузками. И мне можно поверить. Я знаю это наверное».

Советы представителю любого возраста, как правило, расплывчатые и туманные, рекомендации – неискренние и удручающе путаные. Тем более когда это касается тех, кто нуждается в защите. Постараемся со всей деликатностью и настойчивостью предложить свои советы. Они не выстраданы, это не более чем сумма общения с книгами и людьми, которые тебя старше, но которые доверяют тебе свои мысли и печали.

Озирается человек на пройденный путь и видит себя, неизменно раздосадованного и докучливого. Этот возраст щедр на печали. В сравнении с психологическим самоощущением 60-летнего тот, кто моложе лет на 10, больше походит на иллюстрацию из учебника зоологии. Проблема возраста 60 лет и далее заключается теперь уже не в разрешении кризиса, а в неторопливом обсуждении его течения.

Позаимствуем неспешность у З. Фрейда: с одной стороны, каждый 60-летний – феномен, с другой – элемент системы. Системы развития и продолжения кризисов. Все может показаться неожиданным, «трудным и темным; но ведь это только повторение, не правда ли? Мы к этому давно подготовлены». Милый, добрый Фрейд, как хочется назвать тебя душкой, проникнуться оптимизмом, поверить, что у тебя есть силы противостоять истериям, неврозам и навязчивым страхам. И кажется, эти силы находятся. И ты становишься уверенным и метким в своих самотолкованиях, в удовлетворительной степени готовым анализировать самого себя и констатировать то или иное состояние. И вот тут в очередной раз открывается очевидное, сказанное не Фрейдом – отцом психоанализа, а Фрейдом-поэтом: «… не все время стоит такая ясная погода. Однажды небосклон заволакивается тучами».

Мой взрослый товарищ – мой портрет через полтора-два десятка лет, – ты издали напоминаешь состарившегося героя из мексиканских сериалов. Бр-р.

Врач внимательно приглядывается к тебе, гробовщик строит глазки. Что произошло? За ответом подойди к зеркалу – ты стал подобострастно приветливым и бесцветным, ум утратил сноровку и поблек, характер изнурен борьбой, неряшливый вид, фантазия потускнела. Порожний взгляд, мысль отстранена. Что-то среднее между обескровленным гоблином и патентованным злым карликом. Болезненный, линялый, измотанный, кислый, подавленный, сломленный, язвительный. Затравленно словоохотливый. Мысли булькают, говоришь – заикаешься и тарабанишь. При ходьбе пыхтишь, стоишь – отдуваешься. Вид, следует признать, совсем не процветающий. Вид, что называется, не богатырский. Узнал себя? Не совсем – уровень твоих возражений презренно низок.

Пришла пора рассчитаться по всем платежным ведомостям природы.

Детали путаются, мелочи слипаются в памяти, факты наползают друг на друга. Улыбчивость в молодости запечатлелась на лице грубыми морщинами. С нервами вообще раздрызг. Тело утратило фальшивые претензии на атлетизм, да и вообще потеряло то, что можно назвать внешним видом. Относительно финансового благополучия – здесь так же, как и два-три десятка лет тому назад. Что ж ты хочешь, от тебя никогда не исходил аромат денег. И кажется тебе, что ты веселый трансвестит, похожий на испуганную цикаду. Впору напрячь память и поинтересоваться: «Мужчина, что это было?» Тут, видимо, следует уподобиться Фрейду и произнести: «Я знаю, что вам давно хочется меня прервать и крикнуть: довольно гадостей!»

Что же, прервемся и произнесем главное: тот, о котором ты только что прочитал, это не ты. Точнее, это ты, но только растренированный, испуганный, не знающий, что делать. В этом состоянии старайся не смотреть на себя подолгу. Ты в замешательстве. Лучше посмейся сам над собой, чтобы не дать другим повода для циничного веселья. Для кого-нибудь другого твоих печалей было бы достаточно, чтобы свихнуться, но только не для тебя. Ты просто плохо подготовился к новому возрасту. Начни тренироваться. И знай: если ты выполнишь все предлагаемые рекомендации, ты станешь таким (почти), что даже американский судья на олимпийских играх настоящих мужчин поставит тебе 10 баллов.

Великий Уолт, ты посвятил кому ни попадя слова торжественных гимнов. Ты запамятовал о взрослых мужчинах, которые мало похожи на красавцев гигантов, плывущих по Потомаку, или на мужественный электровоз, притомившийся в снегу.

Стариков никто не любит. Ни литература, ни общество, ни родственники.

«Что делать?» – спросишь ты у себя. И без язвительности относительно этих вечных русских вопрошаний «кто виноват?» и «есть ли любовь на Марсе?» задай себе главный вопрос: «Что произошло?» Раньше ты перекраивал мир, теперь он отыгрывается за нанесенный тобою ущерб. В этом есть что-то справедливое. Нет сомнений, всегда грустно, когда возмездие обращается на тебя. И тебя обрекают на реальные муки унижения. Душа ерзает, места себе не находит.

В течение суток, недель, месяцев ты можешь разглагольствовать о самых разных делах, каждое последующее из которых оказывается скучнее предыдущего.

Люди носят маски, на которых изображены портреты тех, кем они хотят или кем должны быть. Благоприятный случай или удача не меняют человека, лишь снимают с него маску. Твое истинное лицо может самого тебя удивить, впрочем, это происходит постоянно. Но это твое лицо было там всегда.

Одинокий человек – это не юноша-страдалец, который скоро утешится очередной встречей, а это человек, который вечер за вечером возвращается в прошлое встречать кого-то, кто не приедет никогда, пассажира, который никогда не сядет на самолет.

Просто ты заблудился в местах, которых нет на карте. Но эти пейзажи уже вытоптаны до тебя. Ты потерялся, хотя нет, хуже: ты потерял себя. Устыдись, излечись от нелепой одури тоски. Агитируй, подталкивай, возьми себя за шиворот, встряхнись, пока Господь не повысил на тебя голос.

Отвергни вымученные самоувещевания. Прояви нешуточное упрямство. Ты вошел в ту жизненную пору, иллюстрацией которой может служить пример из З. Фрейда, заимствованный из книги Оберлендера: «Араб едет на верблюде по узкой тропинке, высеченной в отвесном склоне горы. На повороте дороги он неожиданно встречается со львом, готовым к прыжку. Он не видит выхода: с одной стороны – отвесная стена, с другой – пропасть, повернуть и спастись бегством невозможно; он считает себя погибшим». Что произойдет – лучше тебе пока не знать. Об этом чуть позже, так как ты пока не готов к серьезным решениям.

Как бы то ни было, не думай, что жизнь испытывает к тебе личную неприязнь. Она ко всем такая. И поэтому произнеси в сердцах: «Эх, жизнь, сука плодовитая на всякие там горести» – и улыбнись собственному остроумию.

Ты неважно выглядишь – можно подумать, ты раньше был хоть куда. Тревожит покрытие головы. Лысина или седина – не страшно. Собственно, это одно и то же – урон, нанесенный временем. Седина, конечно, лучше. Она воспевается в книжках о добром отце-мещанине, который только и знает, что любит свою несчастную дочь и театрально разгуливает на фоне пасторальных декораций. Твоя седина иного толка – она подобна цвету майских яблонь, тяжестью своей гнущему ветви до земли.

Твой мир, старомодный и морщинистый, трещит под натиском свежего и нахального. Молодость всегда взбудораженна, груба, суетлива, немотствует и неэкономна в поступках. О, эти молодые паршивцы и недоумки, безразличные к твоему присутствию, опыту, интеллекту! Этих недомерков не поставит в тупик предложение найти 945 различий между «Черным квадратом» и «Утром в сосновом бору». Найдут парочку несхожестей и дальше побегут по своим коммерциализированным заботам. Ты найдешь больше несовпадений, ты готов о них поведать, но никто тебя слушать не хочет.

Брось свой зловредный старческий цинизм. Ты выше оскорблений. Разве может настоящий мужчина ругать того, кому когда-нибудь выпадет шанс из случайного несмышленыша превратиться в настоящего мужчину, который стал синонимом ясности мысли и умения парировать удары жизни. Конечно же, глядя на молодое поколение, у тебя вскипает ярость бессилия, и рождаются мысли, как у героя Алана Ислера: «Как беззащитны мы, «старики», в мире молодых. Для них я – не человек, наделенный разумом и чувствительностью. Я – «тип», карикатура, а точнее, наверно, дитя, неспособное до конца понять разговор взрослых, поскольку нюансы его недоступны моему незрелому разуму».

Не дуйся на молодых. Не обзывай их живчиками-умниками, заморышами-ипохондриками, атлетами глупыми, недоростками угластыми. Ты их ругаешь прежде всего за то, что они молодые. Не драпируй свою злость в тогу праведного гнева. Когда кто-либо кого-то ненавидит, со стороны, может, кому-то наивному это кажется проявлением высоких критериев морали. Но себя не обманешь.

Подобьем дебет случившегося: многие твои жизненные предположения оказались ложными, некоторые гипотезы (из кошмарных) подтвердились. У тебя нет сил не то чтобы на многое, недостает уже на минимально потребное. Но у тебя сохранилась инерция думать о многом. Это равно печально и радостно. И в обоих случаях почти бесперспективно. Не следует надувать щеки.

Ты обладаешь несколькими немаловажными преимуществами. Во-первых, вторых, третьих и т. д. – возможно, ты продолжаешь трудиться, жизненным творчеством наполняя профессиональное ремесло. Ты великолепен в сохранении, упрочивании и утверждении принципов, которыми, как кажется (к сожалению, кажется!), руководствовался всю жизнь.

Рекомендации для тех, кто по каким-то причинам получил свободу распоряжаться своим временем. Трезво отнесись к необходимости прекратить работу, радуйся еде, развлечениям. Напитками не злоупотребляй – они рождают истерические проекты и разжижают волю. Стань наконец ироничным оптимистом. Таких любят все. Ты сам таким всегда завидовал.

Ты вышел из конкурентной борьбы и превратил свое хобби в смысл жизни. Ты, возможно, реализуешь юношескую тоску по идеалу полнейшей лени – и примешься просто ничего не делать, утоляя жажду общения с самим собой, от которого ранее отвлекало стремление к самореализации. Ты, может статься, начнешь путешествовать (если на это хватит средств), посещать курсы китайского языка (если достаточно терпения) или разводить цветы. У тебя наконец-то появился шанс перестать быть враждебным к миру и ощутить вкус воздуха, который ты вдыхаешь одиночеством своей души.

Нелишне обратиться к опыту тех, кто жил чуть подольше тебя, чтобы соотнести сегодняшние проблемы с более или менее идеальной перспективой.