Острые предметы Флинн Гиллиан
Я решила, что с Викери лучше не спорить. Мне хотелось расположить его к себе, не только для того, чтобы облегчить себе задачу, но и потому, что своим ворчанием он напоминал Карри, по которому я успела соскучиться.
– Но ведь небольшая огласка могла бы привлечь внимание к этому делу и помочь следствию. Так уже бывало.
– Черт. – Он повернулся ко мне и бросил молоток, который с глухим стуком упал на землю. – Мы уже просили помощи. Теперь из Канзас-Сити время от времени приезжает специальный следователь и остается здесь на несколько месяцев. Но и он не может распутать это проклятое дело. Говорит, что, наверное, какой-нибудь психопат путешествовал автостопом, высадился в наших краях, ему здесь понравилось и он решил остаться тут на год. Но ведь город не такой большой, и я уверен, что не встречал здесь никаких подозрительных приезжих.
Он многозначительно посмотрел на меня.
– Здесь есть лес, очень большой и густой, – заметила я.
– Преступник не чужак. Полагаю, вы и сами об этом догадываетесь.
– Вам, наверно, хотелось бы, чтобы он был не отсюда.
Викери вздохнул, закурил и обвил рукой дорожный знак, словно желая его защитить.
– Конечно хотелось бы, черт возьми, – ответил он. – Никогда не приходилось расследовать убийства, но я же не идиот.
Теперь я жалела, что налакалась водки. Мои мысли испарялись, и я не могла придумать, о чем его спрашивать дальше, чтобы поддержать разговор.
– Вы считаете, что убийца из Уинд-Гапа?
– Без комментариев.
– Не для записи. Скажите, зачем было бы местному жителю убивать детей?
– Энн однажды убила палкой птицу у соседей. Меня вызывали по этому поводу. Она заточила палку отцовским охотничьим ножом. А что касается Натали, ее семья приехала сюда из Филадельфии два года назад, после того, как эта маленькая чертовка всадила ножницы в глаз своей одноклассницы. Ее отец уволился из какой-то крупной фирмы, чтобы они смогли начать новую жизнь. В этом штате, где вырос его дед. В маленьком городке. Можно подумать, здесь своих проблем мало.
– Например, трудных детей здесь знают все.
– Вот именно.
– Значит, вы считаете, что детей могли убить из ненависти? Кто-то невзлюбил именно этих девочек, – может, они чем-то ему насолили и он убил их из мести?
Викери задумчиво потер кончик носа, почесал усы. Он посмотрел на молоток под ногами, по всей видимости раздумывая, поднять его и продолжить работу или поговорить со мной еще. В этот момент к нам подлетел черный седан. Не успел он остановиться рядом, стекло со стороны пассажирского места опустилось. В окне показалось лицо водителя в темных очках.
– Привет, Билл. Мы, кажется, договаривались встретиться в это время в твоем кабинете?
– Мне работу надо доделать.
Это был детектив из Канзас-Сити. Он посмотрел на меня, привычным жестом опустив очки. Но один глаз тут же закрыла прядь светло-каштановых волос.
«Глаза голубые», – заметила я.
Он улыбнулся мне, сверкнув безупречно белыми, как подушечки «Дирола», зубами.
– Привет! – Он перевел взгляд на Викери, который нарочно наклонился, чтобы поднять молоток, потом снова на меня.
– Привет, – ответила я, переминаясь с ноги на ногу и комкая манжеты.
– Билл, подвезти тебя? Или тебе больше нравится пешком? Если хочешь, я куплю нам по стаканчику кофе и подожду тебя на участке.
– Я не пью кофе, пора бы уже заметить. Буду на месте через пятнадцать минут.
– Хорошо бы через десять. Мы уже опаздываем. – Детектив снова посмотрел на меня. – Билл, может, все-таки поедешь со мной?
Викери молча покачал головой.
– Кто эта девушка, Билл? Я думал, что уже знаком со всеми уиндгапчанами. Или как сказать?.. Уиндгапцами? – Он ухмыльнулся.
Я стояла молча, как застенчивая школьница, надеясь, что Викери меня представит.
Ба-баммм!
Викери сделал вид, что не слышит. В Чикаго я бы смело протянула руку, с улыбкой представилась – да еще и позлорадствовала бы, увидев его растерянное лицо. А здесь словно язык проглотила, только глядела на Викери.
– Ладно, до встречи на участке.
Окно закрылось, и машина уехала.
– Это следователь из Канзас-Сити? – спросила я.
Вместо ответа, Викери закурил новую сигарету и ушел.
Старик на другой стороне улицы только поднялся на верхнюю ступень своего крыльца.
Глава четвертая
В мемориальном парке имени Джейкоба Дж. Гарретта кто-то синей аэрозольной краской изрисовал основание водонапорной башни причудливым узором, что выглядело неожиданно изящно, точно вязаные пинетки на детских ножках. Этот парк, где Натали Кин в последний раз видели живой, был безлюдным. Над бейсбольной площадкой витала пыль, поднимаясь на несколько метров над землей. У меня от нее запершило в горле, как от слишком крепкого чая. Опушка леса заросла высокой травой. Я удивилась, что никто не приказал ее скосить, уничтожить, как камни, над которыми плавало тело Энн Нэш.
В школьные годы мы все собирались в парке Гарретта по выходным – одни пили пиво, другие курили травку, третьи, едва углубившись в чащу леса, предавались сексуальным забавам. Там, когда мне было тринадцать лет, меня впервые поцеловал парень-футболист. Он жевал табак, запах которого поразил меня сильнее, чем сам поцелуй. Потом я отошла за его машину и там оставила весь выпитый мной винный коктейль и съеденные фрукты.
– Здесь был Джеймс Кэписи.
Я обернулась и увидела мальчика лет десяти, светлые волосы коротко острижены, в руках ворсистый теннисный мячик.
– Джеймс Кэписи? – переспросила я.
– Это мой друг, он был здесь, когда она забрала Натали, – сказал паренек. – Джеймс ее видел. Она была в ночной рубашке. Они кидали летающую тарелку возле леса, а потом она утащила Натали. Она могла забрать Джеймса, но он оставался на площадке. Поэтому она схватила Натали, которая оказалась рядом с лесом. Джеймсу здесь нравилось из-за солнца. Вообще ему не разрешают играть на солнце, потому что его мама больна раком кожи, но он все-таки играет. Точнее, раньше играл.
Мальчик ударил мячиком о землю, подняв вокруг себя облако пыли.
– Он больше не любит солнце?
– Он больше вообще ничего не любит.
– Из-за Натали?
Он неприязненно пожал плечами.
– Потому что он слюнтяй.
Мальчик оглядел меня с головы до ног, потом вдруг с силой кинул мяч в меня. Мячик стукнул меня по бедру и отскочил в сторону.
Мальчик тихонько прыснул от смеха.
– Извините.
Он бросился за мячом, догнал, красиво накрыл его в воздухе ладонью, затем подпрыгнул и ударил им о землю. Мячик подскочил метра на три, потом запрыгал ниже и ниже, пока не остановился.
– Не совсем поняла, что ты сказал. Кто был в ночной рубашке? – спросила я, не сводя глаз с мяча.
– Женщина, которая увела Натали.
– Погоди, что ты хочешь сказать?
Мне говорили, что Натали играла здесь с друзьями, потом все по одному разошлись, и предположительно ее похитили, когда она шла домой, хотя идти ей было недалеко.
– Джеймс видел, как Натали утащила женщина. Он играл с Натали, они кидали друг другу летающую тарелку. В последний раз тарелка улетела в сторону леса и упала на траву. Натали пошла за ней, и тут из леса появилась женщина, схватила Натали и уволокла ее. Тогда Джеймс побежал домой. С тех пор он больше не выходит гулять.
– Тогда откуда ты знаешь, как это произошло?
– Я как-то был у него в гостях. Он мне и рассказал. Мы ведь друзья.
– Джеймс далеко живет?
– Фиг с ним. Я все равно, наверно, на лето поеду к бабушке, в Арканзас. Там лучше, чем здесь.
Мальчик кинул мяч в изгородь бейсбольной площадки, и он застрял в ячейке, с грохотом колыхая железную сетку.
– Вы из наших краев? – Мальчик принялся пинать ногами пыль в воздухе.
– Да, я раньше здесь жила. Потом переехала. А сейчас приехала в гости. – Я не хотела отступать. – Джеймс живет где-то здесь?
– Вы учитесь в школе? – Его лицо было темным от загара. Он был похож на маленького морского пехотинца.
– Нет.
– В университете?
– Нет, я старше.
– Ну, мне пора. – Мальчик прыжками добрался до забора, выдернул из него мячик, как больной зуб, потом, обернувшись, снова посмотрел на меня и беспокойно задвигался на месте. – Я пошел.
Он запустил мяч в сторону дороги, и тот, громко стукнув о мою машину, поскакал дальше. Мальчик побежал за ним и скрылся из виду.
«Кэписи, Жанель», – прочла я в телефонной книге Уинд-Гапа, похожей на тонкий журнал, которую нашла на автозаправке, в единственном в городе магазине «Фа-Стоп». Потом я утолила жажду клубничной газировкой и поехала по указанному в книге адресу: Холмс, дом 3617.
Дом Кэписи стоял на краю дешевого квартала в восточной стороне города: кучки домов, маленьких и обветшалых, чьи жители в основном работают на ближней свиноферме. Это частное хозяйство производит почти два процента всей свинины в стране. Спросите любого малоимущего жителя Уинд-Гапа, где он работает, и он наверняка скажет, что на ферме, где прежде трудился его отец. В свинарнике работа спокойная: поросятам хвосты обрезать, свиноматок оплодотворить, рассадить молодняк в ящики, свиней загнать в загон, навоз утилизировать. В убойном цехе приходится тяжелее: рабочие загоняют животных в тележки, везут их по коридору, потом оглушают электричеством. Свиней пристегивают к тросу за задние ноги и поднимают, брыкающихся и визжащих, вниз головой. Затем им перерезают глотки остроконечными ножами, и на кафельный пол брызжет кровь, густая, как масляная краска. Далее туши ошпаривают. В цеху постоянно стоит неистовый, пронзительный визг, поэтому многие рабочие носят затычки в ушах и проводят дни в беззвучной ярости. Вечерами они пьют, слушают громкую музыку. В местном баре «У Хилы» свинины в меню нет вовсе, только куриные наггетсы, которые, должно быть, производят такие же разъяренные рабочие в каком-нибудь другом паршивом городишке.
Чтобы быть честной до конца, добавлю, что свинофермой владеет моя мать, которая нанимает управляющего, а сама только получает годовой доход в 1,2 миллиона долларов.
На террасе дома Кэписи протяжно мяукал кот, и, еще не дойдя до дома, я услышала шум работающего телевизора: кто-то смотрел ток-шоу. Я постучала в сетчатую дверь и стала ждать. Кот терся о мои ноги; даже сквозь брюки я чувствовала его ребра. Постучала еще раз – телевизор выключили. Кот залез под качели на террасе и завыл. Я начертила ногтем на ладони: «А-а-а!» – и постучала в третий раз.
– Мам, ты? – раздался из открытого окна детский голос.
Я подошла к окну и сквозь пыльную противомоскитную сетку разглядела худенького мальчика с темными кудрявыми волосами, который смотрел на меня, удивленно вытаращив глаза.
– Привет! Извини за беспокойство. Ты Джеймс?
– Что вы хотите?
– Привет, Джеймс. Извини, что отвлекла тебя. Ты смотрел что-то интересное?
– Вы из полиции?
– Я хочу помочь найти обидчика твоей подружки. Поговоришь со мной?
Он остался стоять, но ничего не ответил и нерешительно водил пальцем по оконной раме. Я села на качели в другом конце террасы, подальше от него.
– Меня зовут Камилла. Мне твой друг рассказал, что ты видел. Такой светленький мальчик с короткой стрижкой.
– Ди.
– Его зовут Ди? Я встретила его в парке – там, где ты играл с Натали.
– Ее забрала она. Никто мне не верит. Я не боюсь. Меня просто не выпускают из дома. Мама больна, у нее рак.
– Ди мне это сказал. Я тебя не виню. Надеюсь, что не напугала тебя, когда пришла.
Он принялся скрести сетку длинным ногтем, издавая треск, от которого у меня мурашки побежали по коже.
– Вы на нее не похожи. Если бы были, я бы вызвал полицию. Или застрелил бы вас.
– Как она выглядела?
Джеймс пожал плечами.
– Я сто раз уже это рассказывал.
– Ну, расскажи еще разок.
– Она была старой.
– Как я, например?
– Старой, как тетка.
– Так. Что ты еще заметил?
– На ней была белая ночнушка. И волосы у нее были белые. Она вся была белой, но не как привидение. Я так и говорил.
– Тогда белой, как кто?
– Словно никогда из дома не выходила.
– Эта женщина схватила Натали возле леса? – спросила я заискивающим тоном, каким мама разговаривает с официантами, к которым благоволит.
– Я не вру.
– Конечно нет. Женщина схватила Натали, когда вы играли?
– Очень быстро. – Он кивнул. – Натали пошла по траве за тарелкой. Тогда я увидел женщину. Она выходила из леса, глядя на нее. Я заметил ее раньше, чем Натали. Но мне не было страшно.
– Может, и не было.
– Даже когда она схватила Натали, поначалу мне не было страшно.
– А потом?
– Нет… – Он умолк. – Не было.
– Джеймс, расскажи, пожалуйста, что произошло, когда она схватила Натали?
– Она прижала Натали к себе, будто обняла. Потом подняла голову и стала смотреть на меня.
– Эта женщина?
– Да. Она мне улыбнулась. В тот момент я даже подумал, что все в порядке. Но она ничего не сказала. Потом перестала улыбаться. Приложила палец к губам – «молчи». И ушла в лес. Вместе с Натали. – Он снова пожал плечами. – Я уже все это рассказывал.
– Полиции?
– Сначала маме, потом полиции. Мама мне велела. Но полиции было все равно.
– Почему ты так думаешь?
– Они думали, что я вру. Но я не стал бы такое сочинять. Это глупо.
– Натали что-нибудь делала в этот момент?
– Нет. Она просто стояла. Наверно, не знала, что делать.
– Эта женщина никого тебе не напоминала из знакомых?
– Нет. Я уже сказал вам, что нет. – Он отступил от сетки и, обернувшись, стал смотреть куда-то вглубь комнаты.
– Ну ладно. Извини, что побеспокоила. Пригласил бы в гости кого-нибудь из друзей. Было бы повеселее. – Джеймс пожал плечами и принялся грызть ногти. – Сходил бы погулять. Лучше, чем дома сидеть.
– Не хочу. А у нас, кстати, оружие есть.
Он показал пальцем на пистолет, лежащий на подлокотнике дивана рядом с надкушенным сэндвичем. Господи.
– Джеймс, ты уверен, что тебе нужно держать его наготове? Ты же не собираешься стрелять. Огнестрельное оружие очень опасно.
– Не так уж и опасно. Мама не волнуется. – Он впервые посмотрел на меня долгим взглядом. – А вы красивая. У вас красивые волосы.
– Спасибо.
– Мне надо идти.
– Ладно. Будь осторожен, Джеймс.
– Я и стараюсь. – Он делано вздохнул и отошел от окна. Через мгновение снова послышалась телевизионная брань.
В Уинд-Гапе было одиннадцать баров. Я пошла в тот, где не бывала прежде, под названием «Сенсорс». Думаю, что он был особенно популярен в восьмидесятых, на очередной волне безумия, судя по неоновым зигзагам на стене и маленькому танцполу в центре зала. Я пила бурбон и записывала в блокнот то, что узнала за день, и тут за мой столик, на мягкий стул напротив, плюхнулся блюститель закона из Канзас-Сити. Он с грохотом поставил на стол бутылку с пивом.
– Я думал, репортеры не должны брать интервью у не совершеннолетних без согласия родителей. – Он улыбнулся, отпил пива. Видимо, им звонила мать Джеймса.
– Репортеры вынуждены проявлять настойчивость, когда полиция не допускает их к расследованию, – ответила я, не поднимая глаз.
– Полиция не сможет нормально работать, если репортеры будут излагать подробности расследования в чикагских газетах.
Все та же заезженная пластинка. Я уткнулась в блокнот, который намок, потому что на нем стоял влажный стакан.
– Попробуем другой подход. Я Ричард Уиллис. – Он отпил еще пива и причмокнул губами. – Можете сказать мне все, что думаете о полицейских. Любого звания.
– Заманчиво.
– Полиция – полицаи – копы…
– Да, я поняла.
– А вы Камилла Прикер, девушка из Уинд-Гапа, которая благополучно переселилась в большой город.
– Вас верно осведомили.
Он улыбнулся своей волнующей дироловой улыбкой и провел рукой по волосам. Обручального кольца нет. Интересно, с каких пор я обращаю на это внимание.
– Что же, Камилла, предлагаю мир. Хотя бы на время. Посмотрим, что из этого получится. Думаю, нет нужды отчитывать вас за то, что вы самовольно взяли у ребенка интервью.
– Полагаю, вы понимаете, что отчитывать меня не за что. Почему полиция не приняла во внимание показания единственного свидетеля похищения Натали Кин? – Я демонстративно взяла ручку, давая понять, что запишу его слова.
– Кто сказал, что мы их не приняли?
– Джеймс Кэписи.
– Ах вот оно что. Весьма достоверный источник, – засмеялся он. – Открою вам маленький секрет, мисс Прикер. – Он неплохо передразнивал Викери, даже покрутил воображаемое розоватое кольцо на пальце. – Мы не посвящаем в тайны следствия девятилетних детей. В том числе не даем знать, верим мы их рассказам или нет.
– Вы верите?
– Без комментариев. Не имею права.
– По-моему, если бы у вас было достаточно подробное описание предполагаемого убийцы, вы могли бы огласить его, чтобы люди знали, кого бояться. Но у вас его нет, поэтому полагаю, что вы все-таки отклонили показания мальчика.
– Повторяю: комментировать не буду.
– Насколько мне известно, Энн Нэш не пытались изнасиловать, – продолжала я. – Так же дело обстоит и с Натали Кин?
– Мисс Прикер, я не могу сейчас ответить на ваши вопросы.
– Тогда зачем вы начали этот разговор?
– Ну, прежде всего, я знаю, что на днях вы потратили немало времени – может быть, даже рабочего времени, – излагая нашему офицеру свою версию обнаружения тела Натали. Я хотел вас поблагодарить.
– Мою версию?
– Память у всех разная, поэтому и версия у каждого своя, – заметил он. – Вы, например, сказали, что у Натали были открыты глаза. Бруссард заявили, что они были закрыты.
– Без комментариев, – язвительно ответила я.
– Я больше склонен верить профессиональному репортеру, чем престарелым владельцам закусочной, – сказал Уиллис. – Но мне хотелось бы знать, уверены ли вы в том, что рассказали.
– Натали сексуально домогались? Не для записи. – Я опустила ручку.
Он мгновение молчал, крутя в руках бутылку.
– Нет.
– Я уверена, что ее глаза были открыты. Но вы тоже были там.
– Был, – подтвердил он.
– Значит, для этого я вам не нужна. Что еще вы хотели сказать?
– То есть?
– Вы сказали «прежде всего»…
– Да, верно. Ну, если быть честным – ведь вы, кажется, любите честность, – мне безумно хотелось пообщаться с кем-нибудь из приезжих, поэтому я вас здесь и нашел. – Он сверкнул на меня белозубой улыбкой. – То есть я знаю, что вы отсюда. Не понимаю, как тут можно жить. Я приезжаю сюда время от времени с августа прошлого года и начинаю сходить с ума. Конечно, Канзас-Сити не бурлящая столица, но там есть хотя бы ночная жизнь. Культурная… словом, какая-то культура. Люди.
– Уверена, что вы привыкнете.
– Хотелось бы. Теперь я, возможно, останусь здесь надолго.
– Ясно. – Я постучала пальцем по записной книжке. – Так какова ваша версия, господин Уиллис?
– Следователь Уиллис, вообще-то. – Он снова широко улыбнулся. Я залпом допила бурбон и принялась грызть короткую соломинку из стакана. – Камилла, разрешите вас угостить?
Я помахала стаканом и кивнула:
– Стакан бурбона, в чистом виде.
– Хорошо.
Пока он стоял у барной стойки, я взяла ручку и витиеватыми буквами написала на запястье слово «коп». Он вернулся с двумя стаканами бурбона «Уайлд Терки».
– Ну так что же, – он повел бровями, – предлагаю немножко поговорить. Неофициально. Мне действительно этого не хватает. Билл Викери не жаждет общения со мной.
– Не только с вами!
– Верно. Значит, вы родом из Уинд-Гапа, а сейчас пишете для чикагской газеты. «Трибюн»?
– «Дейли пост».
– Не знаю такой.
– Неудивительно.
– Вы не очень-то от нее в восторге.
– Да нормальная газета. Нормальная.
Приятной собеседницы из меня не получалось; да, похоже, я уж и забыла, как вести светские беседы. В нашей семье умелицей по этой части была Адора – даже парень, опрыскивающий сад от насекомых, присылает ей идиотские открытки на Рождество.
– Вы не очень-то словоохотливы, Камилла. Если хотите, чтобы я ушел, я уйду.
По правде говоря, этого не хотелось. На него было приятно смотреть, и его голос действовал на меня успокаивающе. К тому же он был нездешним, что меня ничуть не смущало.
– Простите. Я не со зла. Просто неважно себя чувствую здесь. И то, о чем приходится писать, настроение не поднимает.
– Как давно вы отсюда уехали?
– Много лет назад. Восемь, если точнее.
– И у вас здесь остались какие-то родственники?
– Ох, да. Истые уиндгапчане. Кстати, так их обычно и называют – вы ведь сегодня этим интересовались.
– Спасибо, боюсь обидеть милых людей. Даже сильнее, чем прежде. Значит, вашим родным здесь нравится?
– Ну да. Они и не думают о том, чтобы когда-нибудь отсюда уехать. У них ведь здесь столько друзей, такой шикарный дом. Ну и так далее.
– Значит, ваши родители родом отсюда?
За соседний столик, отделенный перегородкой, пришла компания знакомых парней примерно моего возраста, с пивом в огромных кружках. Мне не хотелось, чтобы они меня заметили.
– Мама родилась здесь, а отчим из Теннесси. Он переехал сюда, когда они поженились.
– Когда это было?
Читать бесплатно другие книги:
