Не позволяй душе лениться: стихотворения и поэмы Заболоцкий Николай
- Когда на склоне лет иссякнет жизнь моя
- И, погасив свечу, опять отправлюсь я
- В необозримый мир туманных превращений,
- Когда мильоны новых поколений
- Наполнят этот мир сверканием чудес
- И довершат строение природы, —
- Пускай мой бедный прах покроют эти воды,
- Пусть приютит меня зеленый этот лес.
- Я не умру, мой друг. Дыханием цветов
- Себя я в этом мире обнаружу.
- Многовековый дуб мою живую душу
- Корнями обовьет, печален и суров.
- В его больших листах я дам приют уму,
- Я с помощью ветвей свои взлелею мысли,
- Чтоб над тобой они из тьмы лесов повисли
- И ты причастен был к сознанью моему.
- Над головой твоей, далекий правнук мой,
- Я в небе пролечу, как медленная птица,
- Я вспыхну над тобой, как бледная зарница,
- Как летний дождь прольюсь, сверкая над
- травой.
- Нет в мире ничего прекрасней бытия.
- Безмолвный мрак могил – томление пустое.
- Я жизнь мою прожил, я не видал покоя:
- Покоя в мире нет. Повсюду жизнь и я.
- Не я родился в мир, когда из колыбели
- Глаза мои впервые в мир глядели, —
- Я на земле моей впервые мыслить стал,
- Когда почуял жизнь безжизненный кристалл,
- Когда впервые капля дождевая
- Упала на него, в лучах изнемогая.
- О, я недаром в этом мире жил!
- И сладко мне стремиться из потемок,
- Чтоб, взяв меня в ладонь, ты, дальний мой
- потомок,
- Доделал то, что я не довершил.
1947
87. Жена
- Откинув со лба шевелюру,
- Он хмуро сидит у окна.
- В зеленую рюмку микстуру
- Ему наливает жена.
- Как робко, как пристально-нежно
- Болезненный светится взгляд,
- Как эти кудряшки потешно
- На тощей головке висят!
- С утра он всё пишет да пишет,
- В неведомый труд погружен.
- Она еле ходит, чуть дышит,
- Лишь только бы здравствовал он.
- А скрипнет под ней половица,
- Он брови взметнет, – и тотчас
- Готова она провалиться
- От взгляда пронзительных глаз.
- Так кто же ты, гений вселенной?
- Подумай: ни Гете, ни Дант
- Не знали любви столь смиренной,
- Столь трепетной веры в талант.
- О чем ты скребешь на бумаге?
- Зачем ты так вечно сердит?
- Что ищешь, копаясь во мраке
- Своих неудач и обид?
- Но коль ты хлопочешь на деле
- О благе, о счастье людей,
- Как мог ты не видеть доселе
- Сокровища жизни своей?
1948
88. Журавли
- Вылетев из Африки в апреле
- К берегам отеческой земли,
- Длинным треугольником летели,
- Утопая в небе, журавли.
- Вытянув серебряные крылья
- Через весь широкий небосвод,
- Вел вожак в долину изобилья
- Свой немногочисленный народ.
- Но когда под крыльями блеснуло
- Озеро, прозрачное насквозь,
- Черное зияющее дуло
- Из кустов навстречу поднялось.
- Луч огня ударил в сердце птичье,
- Быстрый пламень вспыхнул и погас,
- И частица дивного величья
- С высоты обрушилась на нас.
- Два крыла, как два огромных горя,
- Обняли холодную волну,
- И, рыданью горестному вторя,
- Журавли рванулись в вышину.
- Только там, где движутся светила,
- В искупленье собственного зла
- Им природа снова возвратила
- То, что смерть с собою унесла:
- Гордый дух, высокое стремленье,
- Волю непреклонную к борьбе, —
- Все, что от былого поколенья
- Переходит, молодость, к тебе.
- А вожак в рубашке из металла
- Погружался медленно на дно,
- И заря над ним образовала
- Золотого зарева пятно.
1948
89. Прохожий
- Исполнен душевной тревоги
- В треухе, с солдатским мешком,
- По шпалам железной дороги
- Шагает он ночью пешком.
- Уж поздно. На станцию Нара
- Ушел предпоследний состав.
- Луна из-за края амбара
- Сияет, над кровлями встав.
- Свернув в направлении к мосту,
- Он входит в весеннюю глушь,
- Где сосны, склоняясь к погосту,
- Стоят, словно скопища душ.
- Тут летчик у края аллеи
- Покоится в ворохе лент,
- И мертвый пропеллер, белея,
- Венчает его монумент.
- И в темном чертоге вселенной,
- Над сонною этой листвой
- Встает тот нежданно мгновенный,
- Пронзающий душу покой,
- Тот дивный покой, пред которым,
- Волнуясь и вечно спеша,
- Смолкает с опущенным взором
- Живая людская душа.
- И в легком шуршании почек,
- И в медленном шуме ветвей
- Невидимый юноша-летчик
- О чем-то беседует с ней.
- А тело бредет по дороге,
- Шагая сквозь тысячи бед,
- И горе его, и тревоги
- Бегут, как собаки, вослед.
1948
90. Читая стихи
- Любопытно, забавно и тонко:
- Стих, почти не похожий на стих.
- Бормотанье сверчка и ребенка
- В совершенстве писатель постиг.
- И в бессмыслице скомканной речи
- Изощренность известная есть.
- Но возможно ль мечты человечьи
- В жертву этим забавам принесть?
- И возможно ли русское слово
- Превратить в щебетанье щегла,
- Чтобы смысла живая основа
- Сквозь него прозвучать не могла?
- Нет! Поэзия ставит преграды
- Нашим выдумкам, ибо она
- Не для тех, кто, играя в шарады,
- Надевает колпак колдуна.
- Тот, кто жизнью живет настоящей,
- Кто к поэзии с детства привык,
- Вечно верует в животворящий,
- Полный разума русский язык.
1948
91. Когда вдали угаснет свет дневной
- Когда вдали угаснет свет дневной
- И в черной мгле, склоняющейся к хатам,
- Всё небо заиграет надо мной,
- Как колоссальный движущийся атом, —
- В который раз томит меня мечта,
- Что где-то там, в другом углу вселенной,
- Такой же сад, и та же темнота,
- И те же звезды в красоте нетленной.
- И может быть, какой-нибудь поэт
- Стоит в саду и думает с тоскою,
- Зачем его я на исходе лет
- Своей мечтой туманной беспокою.
1948
92. Оттепель
- Оттепель после метели.
- Только утихла пурга,
- Разом сугробы осели
- И потемнели снега.
- В клочьях разорванной тучи
- Блещет осколок луны.
- Сосен тяжелые сучья
- Мокрого снега полны.
- Падают, плавятся, льются
- Льдинки, втыкаясь в сугроб.
- Лужи, как тонкие блюдца,
- Светятся около троп.
- Пусть молчаливой дремотой
- Белые дышат поля,
- Неизмеримой работой
- Занята снова земля.
- Скоро проснутся деревья,
- Скоро, построившись в ряд,
- Птиц перелетных кочевья
- В трубы весны затрубят.
1948
93. Приближался апрель к середине
- Приближался апрель к середине,
- Бил ручей, упадая с откоса,
- День и ночь грохотал на плотине
- Деревянный лоток водосброса.
- Здесь, под сенью дряхлеющих ветел,
- Из которых любая – калека,
- Я однажды, гуляя, заметил
- Незнакомого мне человека.
- Он стоял и держал пред собою
- Непочатого хлеба ковригу
- И свободной от груза рукою
- Перелистывал старую книгу.
- Лоб его бороздила забота,
- И здоровьем не выдалось тело,
- Но упорная мысли работа
- Глубиной его сердца владела.
- Пробежав за страницей страницу,
- Он вздымал удивленное око,
- Наблюдая ручьев вереницу,
- Устремленную в пену потока.
- В этот миг перед ним открывалось
- То, что было незримо доселе,
- И душа его в мир поднималась,
- Как дитя из своей колыбели.
- А грачи так безумно кричали,
- И так яростно ветлы шумели,
- Что, казалось, остаток печали
- Отнимать у него не хотели.
1948
94. Поздняя весна
- Осветив черепицу на крыше
- И согрев древесину сосны,
- Поднимается выше и выше
- Запоздалое солнце весны.
- В розовато-коричневом дыме
- Не покрытых листами ветвей,
- Весь пронизан лучами косыми,
- Бьет крылом и поет соловей.
- Как естественно здесь повторенье
- Лаконически-медленных фраз,
- Точно малое это творенье
- Их поет специально для нас!
- О любимые сердцем обманы,
- Заблужденья младенческих лет!
- В день, когда зеленеют поляны,
- Мне от вас избавления нет.
- Я, как древний Коперник, разрушил
- Пифагорово пенье светил
- И в основе его обнаружил
- Только лепет и музыку крыл.
1948
95. Полдень
- Понемногу вступает в права
- Ослепительно знойное лето.
- Раскаленная солнцем трава
- Испареньями влаги одета.
- Пожелтевший от зноя лопух
- Развернул розоватые латы
- И стоит, задыхаясь от мух,
- Под высокими окнами хаты.
- Есть в расцвете природы моей
- Кратковременный миг пресыщенья,
- Час, когда перламутровый клей
- Выделяют головки растенья.
- Утомились орудья любви,
- Страсть иссякла, но пламя былое
- Дотлевает и бродит в крови,
- Уж не тело, но ум беспокоя.
- Но к полудню заснет и оно,
- И в средине небесного свода
- Лишь смертельного зноя пятно
- Различит, замирая, природа.
1948
96. Лебедь в зоопарке
- Сквозь летние сумерки парка
- По краю искусственных вод
- Красавица, дева, дикарка —
- Высокая лебедь плывет.
- Плывет белоснежное диво,
- Животное, полное грез,
- Колебля на лоне залива
- Лиловые тени берез.
- Головка ее шелковиста,
- И мантия снега белей,
- И дивные два аметиста
- Мерцают в глазницах у ней.
- И светлое льется сиянье
- Над белым изгибом спины,
- И вся она как изваянье
- Приподнятой к небу волны.
- Скрежещут над парком трамваи,
- Скрипит под машинами мост,
- Истошно кричат попугаи,
- Поджав перламутровый хвост.
- И звери сидят в отдаленье,
- Приделаны к выступам нор,
- И смотрят фигуры оленьи
- На воду сквозь тонкий забор.
- И вся мировая столица,
- Весь город сверкающий наш,
- Над маленьким парком теснится,
- Этаж громоздя на этаж.
- И слышит, как в сказочном мире
- У самого края стены
- Крылатое диво на лире
- Поет нам о счастье весны.
1948
97. Сквозь волшебный прибор Левенгука
- Сквозь волшебный прибор Левенгука
- На поверхности капли воды
- Обнаружила наша наука
- Удивительной жизни следы.
- Государство смертей и рождений,
- Нескончаемой цепи звено, —
- В этом мире чудесных творений
- Сколь ничтожно и мелко оно!
- Но для бездн, где летят метеоры,
- Ни большого, ни малого нет,
- И равно беспредельны просторы
- Для микробов, людей и планет.
- В результате их общих усилий
- Зажигается пламя Плеяд,
- И кометы летят легкокрылей,
- И быстрее созвездья летят.
- И в углу невысокой вселенной,
- Под стеклом кабинетной трубы,
- Тот же самый поток неизменный
- Движет тайная воля судьбы.
- Там я звездное чую дыханье,
- Слышу речь органических масс
- И стремительный шум созиданья,
- Столь знакомый любому из нас.
1948
98. Тбилисские ночи
- Отчего, как восточное диво,
- Черноока, печальна, бледна,
- Ты сегодня всю ночь молчаливо
- До рассвета сидишь у окна?
- Распластались во мраке платаны,
- Ночь брильянтовой чашей горит,
- Дремлют горы, темны и туманны,
- Кипарис, как живой, говорит.
- Хочешь, завтра под звуки пандури,
- Сквозь вина золотую струю
- Я умчу тебя в громе и буре
- В ледяную отчизну мою?
- Вскрикнут кони, разломится время,
- И по руслу реки до зари
- Полетим мы, забытые всеми,
- Разрывая лучей янтари.
- Я закутаю смуглые плечи
- В снежный ворох сибирских полей,
- Будут сосны гореть словно свечи,
- Над мерцаньем твоих соболей.
- Там, в огромном безмолвном просторе,
- Где поет, торжествуя, пурга,
- Позабудешь ты южное море,
- Золотые его берега.
- Ты наутро поднимешь ресницы:
- Пред тобой, как лесные царьки,
- Золотые песцы и куницы
- Запоют, прибежав из тайги.
- Поднимая мохнатые лапки,
- Чтоб тебя не обидел мороз,
- Принесут они в лапках охапки
- Перламутровых северных роз.
- Гордый лось с голубыми рогами
- На своей величавой трубе,
- Окруженный седыми снегами,
- Песню свадьбы сыграет тебе.
- И багровое солнце, пылая
- Всей громадой холодных огней,
- Как живой великан, дорогая,
- Улыбнется печали твоей.
- Что случилось сегодня в Тбилиси?
- Льется воздух, как льется вино.
- Спят стрижи на оконном карнизе,
- Кипарисы глядятся в окно.
- Сквозь туманную дымку вуали
- Пробиваются брызги огня.
- Посмотри на меня, генацвале,
- Оглянись, посмотри на меня!
1948
99. На рейде
- Был поздний вечер. На террасах
- Горы, сползающей на дно,
- Дремал поселок, опоясав
- Лазурной бухточки пятно.
- Туманным кругом акварели
- Лежала в облаке луна,
- И звезды еле-еле тлели,
- И еле двигалась волна.
- Под равномерный шум прибоя
- Качались в бухте корабли.
- И вдруг, утробным воем воя,
- Все море вспыхнуло вдали.
- И в ослепительном сплетенье
- Огней, пронзивших небосвод,
- Гигантский лебедь, белый гений,
- На рейде встал электроход.
- Он встал над бездной вертикальной
- В тройном созвучии октав,
- Обрывки бури музыкальной
- Из окон щедро раскидав.
- Он весь дрожал от этой бури,
- Он с морем был в одном ключе,
- Но тяготел к архитектуре,
- Подняв антенну на плече.
- Он в море был явленьем смысла,
- Где электричество и звук,
- Как равнозначащие числа,
- Передо мной предстали вдруг.
1949
100. Гурзуф
- В большом полукружии горных пород,
- Где, темные ноги разув,
- В лазурную чашу сияющих вод
- Спускается сонный Гурзуф,
- Где скалы, вступая в зеркальный затон,
- Стоят по колено в воде,
- Где море поет, подперев небосклон,
- И зеркалом служит звезде, —
- Лишь здесь я познал превосходство морей
- Над нашею тесной землей,
- Услышал медлительный ход кораблей
- И отзвук равнины морской.
- Есть таинство отзвуков. Может быть, нас
- Затем и волнует оно,
- Что каждое сердце предчувствует час,
- Когда оно канет на дно.
- О, что бы я только не отдал взамен
- За то, чтобы даль донесла
- И стон Персефоны, и пенье сирен,
- И звон боевого весла!
1949
101. Светляки
- Слова – как светляки с большими
- фонарями.
- Пока рассеян ты и не всмотрелся в мрак,
- Ничтожно и темно их девственное пламя
- И неприметен их одушевленный прах.
- Но ты взгляни на них весною в южном Сочи,
- Где олеандры спят в торжественном цвету,
- Где море светляков горит над бездной ночи
- И волны в берег бьют, рыдая на лету.
- Сливая целый мир в единственном дыханье,
- Там из-под ног твоих земной уходит шар,
- И уж не их огни твердят о мирозданье,
- Но отдаленных гроз колеблется пожар.
- Дыхание фанфар и бубнов незнакомых
- Там медленно гудит и бродит в вышине.
- Что жалкие слова? Подобье насекомых!
- И все же эта тварь была послушна мне.
1949
102. Башня Греми [8]
- Ух, башня проклятая! Сто ступеней!
- Соратник огню и железу,
- По выступам ста треугольных камней
- Под самое небо я лезу.
- Винтом извивается башенный ход,
- Отверстье, пробитое в камне.
- Сорвись-ка! Никто и костей не найдет.
- Вгрызается в сердце тоска мне.
- А следом за мною, в холодном поту,
- Как я, распростершие руки,
- Какие-то люди ползут в высоту,
- Таща самопалы и луки.
- О черные стены бряцает кинжал,
- На шлемах сияние брезжит.
- Доносится снизу, заполнив провал,
- Кольчуг несмолкаемый скрежет.
- А там, в подземелье соборных руин,
- Где царская скрыта гробница,
- Леван-полководец, Леван-властелин [9]
- Из каменной ниши стучится.
- «Вперед, кахетинцы, питомцы орлов!
- Да здравствует родина наша!
- Вовеки не сгинет отеческий кров
- Под черной пятой кизилбаша!» [10]
- И мы на последнюю всходим ступень,
- И солнце ударило в очи,
- И в сердце ворвался стремительный день
- Всей силой своих полномочий.
- В парче винограда, в живом янтаре,
- Где дуб переплелся с гранатом,
- Кахетия пела, гордясь в октябре
- Своим урожаем богатым.
- Как пламя, в марани [11] струилось вино,
- Веселье лилось из давилен,
- И был кизилбаш, позабытый давно,
- Пред этой страною бессилен.
- И реял над нею свободный орлан,
- Вздувающий перья на шлеме,
- И так же, как некогда витязь Леван,
- Стерег опустевшую Греми.
1950
103. Старая сказка
- В этом мире, где наша особа
- Выполняет неясную роль,
- Мы с тобою состаримся оба,
- Как состарился в сказке король.
- Догорает, светясь терпеливо,
- Наша жизнь в заповедном краю,
- И встречаем мы здесь молчаливо
- Неизбежную участь свою.
- Но когда серебристые пряди
- Над твоим засверкают виском,
- Разорву пополам я тетради
- И с последним расстанусь стихом.
- Пусть душа, словно озеро, плещет
- У порога подземных ворот
- И багровые листья трепещут,
- Не касаясь поверхности вод.
1952
104. Облетают последние маки
- Облетают последние маки,
- Журавли улетают, трубя,
- И природа в болезненном мраке
- Не похожа сама на себя.
- По пустынной и голой аллее
- Шелестя облетевшей листвой,
- Отчего ты, себя не жалея,
- С непокрытой бредешь головой?
- Жизнь растений теперь затаилась
- В этих странных обрубках ветвей.
- Ну, а что же с тобой приключилось,
- Что с душой приключилось твоей?
- Как посмел ты красавицу эту,
- Драгоценную душу твою,
- Отпустить, чтоб скиталась по свету,
- Чтоб погибла в далеком краю?
- Пусть непрочны домашние стены,
- Пусть дорога уводит во тьму, —
- Нет на свете печальней измены,
- Чем измена себе самому.
1952
105. Воспоминание
- Наступили месяцы дремоты...
- То ли жизнь, действительно, прошла,
- То ль она, закончив все работы,
- Поздней гостьей села у стола.
- Хочет пить – не нравятся ей вина,
- Хочет есть – кусок не лезет в рот.
- Слушает, как шепчется рябина,
- Как щегол за окнами поет.
- Он поет о той стране далекой,
- Где едва заметен сквозь пургу
- Бугорок могилы одинокой
- В белом кристаллическом снегу.
- Там в ответ не шепчется береза,
- Корневищем вправленная в лед.
- Там над нею в обруче мороза
- Месяц окровавленный плывет.
1952
106. Прощание с друзьями
- В широких шляпах, длинных пиджаках,
- С тетрадями своих стихотворений,
- Давным-давно рассыпались вы в прах,
- Как ветки облетевшие сирени.
- Вы в той стране, где нет готовых форм,
- Где все разъято, смешано, разбито,
- Где вместо неба – лишь могильный холм
- И неподвижна лунная орбита.
- Там на ином, невнятном языке
- Поет синклит беззвучных насекомых,
- Там с маленьким фонариком в руке
- Жук-человек приветствует знакомых.
- Спокойно ль вам, товарищи мои?
- Легко ли вам? И все ли вы забыли?
- Теперь вам братья – корни, муравьи,
- Травинки, вздохи, столбики из пыли.
- Теперь вам сестры – цветики гвоздик,
- Соски сирени, щепочки, цыплята...
- И уж не в силах вспомнить ваш язык
- Там наверху оставленного брата.
- Ему еще не место в тех краях,
- Где вы исчезли, легкие, как тени,
- В широких шляпах, длинных пиджаках,
- С тетрадями своих стихотворений.
1952
107. Сон
- Жилец земли, пятидесяти лет,
- Подобно всем счастливый и несчастный,
- Однажды я покинул этот свет
- И очутился в местности безгласной.
- Там человек едва существовал
- Последними остатками привычек,
- Но ничего уж больше не желал
- И не носил ни прозвищ он, ни кличек.
- Участник удивительной игры,
- Не вглядываясь в скученные лица,
- Я там ложился в дымные костры
- И поднимался, чтобы вновь ложиться.
- Я уплывал, я странствовал вдали,
- Безвольный, равнодушный, молчаливый,
- И тонкий свет исчезнувшей земли
- Отталкивал рукой неторопливой.
- Какой-то отголосок бытия
- Еще имел я для существованья,
- Но уж стремилась вся душа моя
- Стать не душой, но частью мирозданья
- Там по пространству двигались ко мне
- Сплетения каких-то матерьялов,
- Мосты в необозримой вышине
- Висели над ущельями провалов.
- Я хорошо запомнил внешний вид
- Всех этих тел, плывущих из пространства:
- Сплетенье ферм, и выпуклости плит,
- И дикость первобытного убранства.
- Там тонкостей не видно и следа,
- Искусство форм там явно не в почете,
- И не заметно тягостей труда,
- Хотя весь мир в движенье и работе.
- И в поведенье тамошних властей
- Не видел я малейшего насилья,
- И сам, лишенный воли и страстей,
- Всё то, что нужно, делал без усилья.
- Мне не было причины не хотеть,
- Как не было желания стремиться,
- И был готов я странствовать и впредь,
- Коль то могло на что-то пригодиться.
- Со мной бродил какой-то мальчуган,
- Болтал со мной о массе пустяковин.
- И даже он, похожий на туман,
- Был больше материален, чем духовен.
- Мы с мальчиком на озеро пошли,
- Он удочку куда-то вниз закинул
- И нечто, долетевшее с земли,
- Не торопясь, рукою отодвинул.
1953
108—111. Весна в Мисхоре
1
Иудино дерево
- Когда, страдая от простуды,
- Ай-Петри высится в снегу,
- Кривое деревце Иуды
- Цветет на южном берегу.
- Весна блуждает где-то рядом,
- А из долин уже глядят
- Цветы, напитанные ядом
- Коварства, горя и утрат.
2
Птичьи песни
- Пусть в зеленую книгу природы
- Не запишутся песни синиц, —
- Величайшие наши рапсоды
- Происходят из общества птиц.
- Пусть не слушает их современник,
- Путешествуя в этом краю, —
- Им не нужно ни славы, ни денег
- За бессмертную песню свою.
3
Учан-Су
- Внимая собственному вою,
- С недосягаемых высот
- Висит над самой головою
- Громада падающих вод.
- И веет влажная прохлада
- Вокруг нее, и каждый куст,
- Обрызган пылью водопада,
- Смеется тысячами уст.
4
У моря
- Посмотри, как весною в Мисхоре,
- Где серебряный пенится вал,
- Непрерывно работает море,
- Разрушая окраины скал.
- Час настанет, и в сердце поэта,
- Разрушая последние сны,
- Вместо жизни останется эта
- Роковая работа волны.
1953
112. Портрет
- Любите живопись, поэты!
- Лишь ей, единственной, дано
- Души изменчивой приметы
- Переносить на полотно.
- Ты помнишь, как из тьмы былого,
- Едва закутана в атлас,
- С портрета Рокотова снова
- Смотрела Струйская на нас?
- Ее глаза – как два тумана,
- Полуулыбка, полуплач,
- Ее глаза – как два обмана,
- Покрытых мглою неудач.
- Соединенье двух загадок,
- Полувосторг, полуиспуг,
- Безумной нежности припадок,
- Предвосхищенье смертных мук.
- Когда потемки наступают
- И приближается гроза,
- Со дна души моей мерцают
- Ее прекрасные глаза.
1953
113. Я воспитан природой суровой
- Я воспитан природой суровой,
- Мне довольно заметить у ног
- Одуванчика шарик пуховый,
- Подорожника твердый клинок.
- Чем обычней простое растенье,
- Тем живее волнует меня
- Первых листьев его появленье
- На рассвете весеннего дня.
- В государстве ромашек, у края,
- Где ручей, задыхаясь, поет,
- Пролежал бы всю ночь до утра я,
- Запрокинув лицо в небосвод.
- Жизнь потоком светящейся пыли
- Все текла бы, текла сквозь листы,
- И туманные звезды светили,
- Заливая лучами кусты.
- И, внимая весеннему шуму
- Посреди очарованных трав,
- Все лежал бы и думал я думу
- Беспредельных полей и дубрав.
1953
114. Поэт
- Черен бор за этим старым домом,
- Перед домом – поле да овсы.
- В нежном небе серебристым комом
- Облако невиданной красы.
- По бокам туманно-лиловато,
- Посредине грозно и светло, —
- Медленно плывущее куда-то
- Раненого лебедя крыло.
- А внизу на стареньком балконе —
- Юноша с седою головой,
- Как портрет в старинном медальоне
- Из цветов ромашки полевой.
- Щурит он глаза свои косые,
- Подмосковным солнышком согрет, —
- Выкованный грозами России
- Собеседник сердца и поэт.
- А леса, как ночь, стоят за домом,
- А овсы, как бешеные, прут...
- То, что было раньше незнакомым,
- Близким сердцу делается тут.
1953
115. Дождь
- В тумане облачных развалин
- Встречая утренний рассвет,
- Он был почти нематериален
- И в формы жизни не одет.
- Зародыш, выкормленный тучей,
- Он волновался, он кипел,
- И вдруг, веселый и могучий,
- Ударил в струны и запел.
- И засияла вся дубрава
- Молниеносным блеском слез,
- И листья каждого сустава
- Зашевелились у берез.
- Натянут тысячами нитей
- Меж хмурым небом и землей,
- Ворвался он в поток событий,
- Повиснув книзу головой.
- Он падал издали, с наклоном
- В седые скопища дубрав,
- И вся земля могучим лоном
- Его пила, затрепетав.
1953
116. Ночное гулянье
- Расступились на площади зданья,
- Листья клена целуют звезду.
- Нынче ночью – большое гулянье,
- И веселье, и праздник в саду.
- Но когда пиротехник из рощи
- Бросит в небо серебряный свет,
- Фантастическим выстрелам ночи
- Не вполне доверяйся, поэт.
- Улетит и погаснет ракета,
- Потускнеют огней вороха...
- Вечно светит лишь сердце поэта
- В целомудренной бездне стиха.
1953
117. Неудачник
- По дороге, пустынной обочиной,
- Где лежат золотые пески,
- Что ты бродишь такой озабоченный,
- Умирая весь день от тоски?
- Вон и старость, как ведьма глазастая,
- Притаилась за ветхой ветлой.
- Целый день по кустарникам шастая,
- Наблюдает она за тобой.
- Ты бы вспомнил, как в ночи походные
- Жизнь твоя, загораясь в борьбе,
- Руки девичьи, крылья холодные,
- Положила на плечи тебе.
- Милый взор, истомленно-внимательный,
- Залил светом всю душу твою,
- Но подумал ты трезво и тщательно
- И вернулся в свою колею.
- Крепко помнил ты старое правило —
- Осторожно по жизни идти.
- Осторожная мудрость направила
- Жизнь твою по глухому пути.
- Пролетела она в одиночестве
- Где-то здесь, на задворках села,
- Не спросила об имени-отчестве,
- В золотые дворцы не ввела.
- Поистратил ты разум недюжинный
- Для каких-то бессмысленных дел.
- Образ той, что сияла жемчужиной,
- Потускнел, побледнел, отлетел.
- Вот теперь и ходи и рассчитывай,
- Сумасшедшие мысли тая,
- Да смотри, как под тенью ракитовой
- Усмехается старость твоя.
- Не дорогой ты шел, а обочиной,
- Не нашел ты пути своего,
- Осторожный, всю жизнь озабоченный,
- Неизвестно, во имя чего!
1953
118. Ходоки
- В зипунах домашнего покроя
- Из далеких сел, из-за Оки,
- Шли они, неведомые, трое —
- По мирскому делу ходоки.
- Русь металась в голоде и буре,
- Все смешалось, сдвинутое враз.
- Гул вокзалов, крик в комендатуре,
- Человечье горе без прикрас.
- Только эти трое почему-то
- Выделялись в скопище людей,
- Не кричали бешено и люто,
- Не ломали строй очередей.
- Всматриваясь старыми глазами
- В то, что здесь наделала нужда,
- Горевали путники, а сами
- Говорили мало, как всегда.
- Есть черта, присущая народу:
- Мыслит он не разумом одним, —
- Всю свою душевную природу
- Наши люди связывают с ним.
- Оттого прекрасны наши сказки,
- Наши песни, сложенные в лад.
- В них и ум и сердце без опаски
- На одном наречье говорят.
- Эти трое мало говорили.
- Что слова! Была не в этом суть.
- Но зато в душе они скопили
- Многое за долгий этот путь.
- Потому, быть может, и таились
- В их глазах тревожные огни
- В поздний час, когда остановились
- У порога Смольного они.
- Но когда радушный их хозяин,
- Человек в потертом пиджаке,
- Сам работой до смерти измаян,
- С ними говорил накоротке,
- Говорил о скудном их районе,
- Говорил о той поре, когда
- Выйдут электрические кони
- На поля народного труда,
- Говорил, как жизнь расправит крылья,
- Как, воспрянув духом, весь народ
- Золотые хлебы изобилья
- По стране, ликуя, понесет, —
- Лишь тогда тяжелая тревога
- В трех сердцах растаяла, как сон,
- И внезапно видно стало много
- Из того, что видел только он.
- И котомки сами развязались,
- Серой пылью в комнате пыля,
- И в руках стыдливо показались
- Черствые ржаные кренделя.
- С этим угощеньем безыскусным
- К Ленину крестьяне подошли.
- Ели все. И горьким был и вкусным
- Скудный дар истерзанной земли.
1954
119. Возвращение с работы
- Вокруг села бродили грозы,
- И часто, полные тоски,
- Удары молнии сквозь слезы
- Ломали небо на куски.
- Хлестало, словно из баклаги,
- И над собранием берез
- Пир электричества и влаги
- Сливался в яростный хаос.
- А мы шагали по дороге
- Среди кустарников и трав,
- Как древнегреческие боги,
- Трезубцы в облако подняв.
1954
120. Шакалы
- Среди черноморских предгорий,
- На первой холмистой гряде,
- Высокий стоит санаторий,
- Купая ступени в воде.
- Давно уже черным сапфиром
- Склонился над ним небосклон,
- Давно уж над дремлющим миром
- Молчит ожерелье колонн.
- Давно, утомившись от зноя,
- Умолкли концерты цикад,
- И люди в тиши и покое
- Давно в санатории спят.
- Лишь там, наверху, по оврагам,
- Средь зарослей горной реки,
- Полночным окутаны мраком,
- Не гаснут всю ночь огоньки.
- На всем полукружье залива,
- То там появляясь, то тут,
- И хищно они и трусливо
- Мерцают, мигают, снуют.
- Сперва боязливо и тонко,
- Потом всё слышней и слышней
- С холмов верещанье ребенка
- Доносится к миру людей.
- И вот уже плачем и визгом
- Наполнен небесный зенит.
- Луна перламутровым диском
- Испуганно в чащу глядит.
- И видит: теснясь друг за другом
- И мордочки к небу задрав,
- Шакалы сидят полукругом
- За темными листьями трав.
- О чем они воют и плачут?
- Кого проклиная, вопят?
- Под ними у моря маячит
- Колонн ослепительный ряд.
- Там мир золотого сиянья,
- Там жизнь, непонятная им...
- Не эти ли светлые зданья
- Клянут они воплем своим?
- Но меркнет луна Черноморья,
- И солнце встает в синеву,
- И враз умолкают предгорья,
- Туманом укутав траву.
- И звери по краю потока
- Трусливо бегут в тростники,
- Где в каменных норах глубоко
- Беснуются их двойники.
1954
121. В кино
- Утомленная после работы,
- Лишь за окнами стало темно,
- С выраженьем тяжелой заботы
- Ты пришла почему-то в кино.
- Ражий малый в коричневом фраке,
- Как всегда, выбиваясь из сил,
- Плел с эстрады какие-то враки
- И бездарно и нудно острил.
- И смотрела когда на него ты
- И вникала в остроты его,
- Выраженье тяжелой заботы
- Не сходило с лица твоего.
- В низком зале, наполненном густо,
- Ты смотрела, как все, на экран,
- Где напрасно пыталось искусство
- К правде жизни припутать обман.
- Озабоченных черт не меняли
- Судьбы призрачных, плоских людей,
- И тебе удавалось едва ли
- Сопоставить их с жизнью своей.
- Одинока, слегка седовата,
- Но еще моложава на вид,
- Кто же ты? И какая утрата
- До сих пор твое сердце томит?
- Где твой друг, твой единственно милый,
- Соучастник далекой весны,
- Кто наполнил живительной силой
- Бесприютное сердце жены?
- Почему его нету с тобою?
- Неужели погиб он в бою
- Иль, гонимый жестокой судьбою,
- Пропадает в далеком краю?
- Где б он ни был, но в это мгновенье
- Здесь, в кино, я уверился вновь:
- Бесконечно людское терпенье,
- Если в сердце не гаснет любовь.
1954
122. Бегство в Египет
- Ангел, дней моих хранитель,
- С лампой в комнате сидел.
- Он хранил мою обитель,
- Где лежал я и болел.
- Обессиленный недугом,
- От товарищей вдали,
- Я дремал. И друг за другом
- Предо мной виденья шли.
- Снилось мне, что я младенцем
- В тонкой капсуле пелен
- Иудейским поселенцем
- В край далекий привезен.
- Перед Иродовой бандой
- Трепетали мы. Но тут
- В белом домике с верандой
- Обрели себе приют.
- Ослик пасся близ оливы,
- Я резвился на песке.
- Мать с Иосифом, счастливы,
- Хлопотали вдалеке.
- Часто я в тени у сфинкса
- Отдыхал, и светлый Нил,
- Словно выпуклая линза,
- Отражал лучи светил.
- И в неясном этом свете,
- В этом радужном огне
- Духи, ангелы и дети
- На свирелях пели мне.
- Но когда пришла идея
- Возвратиться нам домой
- И простерла Иудея
- Перед нами образ свой —
- Нищету свою и злобу,
- Нетерпимость, рабский страх,
- Где ложилась на трущобу
- Тень распятого в горах, —
- Вскрикнул я и пробудился...
- И у лампы близ огня
- Взор твой ангельский светился,
- Устремленный на меня.
1955
123—125. Осенние пейзажи
1
Под дождем
- Мой зонтик рвется, точно птица,
- И вырывается, треща.
- Шумит над миром и дымится
- Сырая хижина дождя.
- И я стою в переплетенье
- Прохладных вытянутых тел,
- Как будто дождик на мгновенье
- Со мною слиться захотел.
2
Осеннее утро
- Обрываются речи влюбленных,
- Улетает последний скворец.
- Целый день осыпаются с кленов
- Силуэты багровых сердец.
- Что ты, осень, наделала с нами!
- В красном золоте стынет земля.
- Пламя скорби свистит под ногами,
- Ворохами листвы шевеля.
3
Последние канны
- Всё то, что сияло и пело,
- В осенние скрылось леса,
- И медленно дышат на тело
- Последним теплом небеса.
- Ползут по деревьям туманы,
- Фонтаны умолкли в саду,
- Одни неподвижные канны
- Пылают у всех на виду.
- Так, вытянув крылья, орлица
- Стоит на уступе скалы,
- И в клюве ее шевелится
- Огонь, выступая из мглы.
1955
126. Некрасивая девочка
- Среди других играющих детей
- Она напоминает лягушонка.
- Заправлена в трусы худая рубашонка,
- Колечки рыжеватые кудрей
- Рассыпаны, рот длинен, зубки кривы,
- Черты лица остры и некрасивы.
- Двум мальчуганам, сверстникам ее,
- Отцы купили по велосипеду.
- Сегодня мальчики, не торопясь к обеду,
- Гоняют по двору, забывши про нее,
- Она ж за ними бегает по следу.
- Чужая радость так же, как своя,
- Томит ее и вон из сердца рвется,
- И девочка ликует и смеется,
- Охваченная счастьем бытия.
- Ни тени зависти, ни умысла худого
- Еще не знает это существо.
- Ей всё на свете так безмерно ново,
- Так живо всё, что для иных мертво!
- И не хочу я думать, наблюдая,
- Что будет день, когда она, рыдая,
- Увидит с ужасом, что посреди подруг
- Она всего лишь бедная дурнушка!
- Мне верить хочется, что сердце не игрушка,
- Сломать его едва ли можно вдруг!
- Мне верить хочется, что чистый этот пламень,
- Который в глубине ее горит,
- Всю боль свою один переболит
- И перетопит самый тяжкий камень!
- И пусть черты ее нехороши
- И нечем ей прельстить воображенье, —
- Младенческая грация души
- Уже сквозит в любом ее движенье.
- А если это так, то что есть красота
- И почему ее обожествляют люди?
- Сосуд она, в котором пустота,
- Или огонь, мерцающий в сосуде?
1955
127. При первом наступлении зимы
- При первом наступлении зимы,
- Блуждая над просторною Невою,
- Сиянье лета сравниваем мы
- С разбросанной по берегу листвою.
- Но я любитель старых тополей,
- Которые до первой зимней вьюги
- Пытаются не сбрасывать с ветвей
- Своей сухой заржавленной кольчуги.
- Как между нами сходство описать?
- И я, подобно тополю, не молод,
- И мне бы нужно в панцире встречать
- Приход зимы, ее смертельный холод.
1955
128. Осенний клен
(Из С. Галкина)
- Осенний мир осмысленно устроен
- И населен.
- Войди в него и будь душой спокоен,
- Как этот клен.
- И если пыль на миг тебя покроет,
- Не помертвей.
- Пусть на заре листы твои умоет
- Роса полей.
- Когда ж гроза над миром разразится
- И ураган,
- Они заставят до земли склониться
- Твой тонкий стан.
- Но даже впав в смертельную истому
- От этих мук,
- Подобно древу осени простому,
- Смолчи, мой друг.
- Не забывай, что выпрямится снова,
- Не искривлен,
- Но умудрен от разума земного
- Осенний клен.
1955
129. Старая актриса
- В позолоченной комнате стиля ампир,
- Где шнурками затянуты кресла,
- Театральной Москвы позабытый кумир
- И владычица наша воскресла.
- В затрапезе похожа она на щегла,
- В три погибели скорчилось тело.
- А ведь, боже, какая актриса была
- И какими умами владела!
- Что-то было нездешнее в каждой черте
- Этой женщины, юной и стройной,
- И лежал на тревожной ее красоте
- Отпечаток Италии знойной.
- Ныне домик ее превратился в музей,
- Где жива ее прежняя слава,
- Где старуха подчас удивляет друзей
- Своевольем капризного нрава.
- Орденов ей и званий немало дано,
- И она пребывает в надежде,
- Что красе ее вечно сиять суждено
- В этом доме, как некогда прежде.
- Здесь картины, портреты, альбомы, венки,
- Здесь дыхание южных растений,
- И они ее образ, годам вопреки,
- Сохранят для иных поколений.
- И не важно, не важно, что в дальнем углу,
- В полутемном и низком подвале,
- Бесприютная девочка спит на полу,
- На тряпичном своем одеяле!
- Здесь у тетки-актрисы из милости ей
- Предоставлена нынче квартира.
- Здесь она выбивает ковры у дверей,
- Пыль и плесень стирает с ампира.
- И когда ее старая тетка бранит,
- И считает и прячет монеты, —
- О, с каким удивленьем ребенок глядит
- На прекрасные эти портреты!
- Разве девочка может понять до конца,
- Почему, поражая нам чувства,
- Поднимает над миром такие сердца
- Неразумная сила искусства!
1956
130. О красоте человеческих лиц
- Есть лица, подобные пышным порталам,
- Где всюду великое чудится в малом.
- Есть лица – подобия жалких лачуг,
- Где варится печень и мокнет сычуг.
- Иные холодные, мертвые лица
- Закрыты решетками, словно темница.
- Другие – как башни, в которых давно
- Никто не живет и не смотрит в окно.
- Но малую хижинку знал я когда-то,
- Была неказиста она, небогата,
- Зато из окошка ее на меня
- Струилось дыханье весеннего дня.
- Поистине мир и велик и чудесен!
- Есть лица – подобья ликующих песен.
- Из этих, как солнце, сияющих нот
- Составлена песня небесных высот.
1955
131. Где-то в поле возле Магадана
- Где-то в поле возле Магадана,
- Посреди опасностей и бед,
- В испареньях мерзлого тумана
- Шли они за розвальнями вслед.
- От солдат, от их луженых глоток,
- От бандитов шайки воровской
- Здесь спасали только околодок
- Да наряды в город за мукой.
- Вот они и шли в своих бушлатах —
- Два несчастных русских старика,
- Вспоминая о родимых хатах
- И томясь о них издалека.
- Вся душа у них перегорела
- Вдалеке от близких и родных,
- И усталость, сгорбившая тело,
- В эту ночь снедала души их.
- Жизнь над ними в образах природы
- Чередою двигалась своей.
- Только звезды, символы свободы,
- Не смотрели больше на людей.
- Дивная мистерия вселенной
- Шла в театре северных светил,
- Но огонь ее проникновенный
- До людей уже не доходил.
- Вкруг людей посвистывала вьюга,
- Заметая мерзлые пеньки.
- И на них, не глядя друг на друга,
- Замерзая, сели старики.
- Стали кони, кончилась работа,
- Смертные доделались дела...
- Обняла их сладкая дремота,
- В дальний край, рыдая, повела.
- Не нагонит больше их охрана,
- Не настигнет лагерный конвой,
- Лишь одни созвездья Магадана
- Засверкают, став над головой.
1956
132. Поэма весны
- Ты и скрипку с собой принесла,
- И заставила петь на свирели,
- И, схватив за плечо, повела
- Сквозь поля, голубые в апреле.
- Пессимисту дала ты шлепка,
- Настежь окна в домах растворила,
- Подхватила в сенях старика
- И плясать по дороге пустила.
- Ошалев от твоей красоты,
- Скряга вытащил пук ассигнаций,
- И они превратились в листы
- Засиявших на солнце акаций.
- Бюрократы, чинуши, попы,
- Столяры, маляры, стеклодувы,
- Как птенцы из своей скорлупы,
- Отворили на радостях клювы.
- Даже те, кто по креслам сидят,
- Погрузившись в чины и медали,
- Улыбнулись и, как говорят,
- На мгновенье счастливыми стали.
- Это ты, сумасбродка весна!
- Узнаю твои козни, плутовка!
- Уж давно мне из окон видна
- И улыбка твоя, и сноровка.
- Скачет по полю жук-менестрель,
- Реет бабочка, став на пуанты.
- Развалившись по книгам, апрель
- Нацепил васильков аксельбанты.
- Он-то знает, что поле да лес —
- Для меня ежедневная тема,
- А весна, сумасбродка небес, —
- И подружка моя, и поэма.
1956
133—142. Последняя любовь
1
Чертополох
- Принесли букет чертополоха
- И на стол поставили, и вот
- Предо мной пожар, и суматоха,
- И огней багровый хоровод.
- Эти звезды с острыми концами,
- Эти брызги северной зари
- И гремят и стонут бубенцами,
- Фонарями вспыхнув изнутри.
- Это тоже образ мирозданья,
- Организм, сплетенный из лучей,
- Битвы неоконченной пыланье,
- Полыханье поднятых мечей.
- Это башня ярости и славы,
- Где к копью приставлено копье,
- Где пучки цветов, кровавоглавы,
- Прямо в сердце врезаны мое.
- Снилась мне высокая темница
- И решетка, черная, как ночь,
- За решеткой – сказочная птица,
- Та, которой некому помочь.
- Но и я живу, как видно, плохо,
- Ибо я помочь не в силах ей.
- И встает стена чертополоха
- Между мной и радостью моей.
- И простерся шип клинообразный
- В грудь мою, и уж в последний раз
- Светит мне печальный и прекрасный
- Взор ее неугасимых глаз.
1956
2
Морская прогулка
- На сверкающем глиссере белом
- Мы заехали в каменный грот,
- И скала опрокинутым телом
- Заслонила от нас небосвод.
- Здесь, в подземном мерцающем зале,
- Над лагуной прозрачной воды,
- Мы и сами прозрачными стали,
- Как фигурки из тонкой слюды.
- И в большой кристаллической чаше,
- С удивлением глядя на нас,
- Отраженья неясные наши
- Засияли мильонами глаз.
- Словно вырвавшись вдруг из пучины,
- Стаи девушек с рыбьим хвостом
- И подобные крабам мужчины
- Оцепили наш глиссер кругом.
- Под великой одеждою моря,
- Подражая движеньям людей,
- Целый мир ликованья и горя
- Жил диковинной жизнью своей.
- Что-то там и рвалось, и кипело,
- И сплеталось, и снова рвалось,
- И скалы опрокинутой тело
- Пробивало над нами насквозь.
- Но водитель нажал на педали,
- И опять мы, как будто во сне,
- Полетели из мира печали
- На высокой и легкой волне.
- Солнце в самом зените пылало,
- Пена скал заливала корму,
- И Таврида из моря вставала,
- Приближаясь к лицу твоему.
1956
3
Признание
- Зацелована, околдована,
- С ветром в поле когда-то обвенчана,
- Вся ты словно в оковы закована,
- Драгоценная моя женщина!
- Не веселая, не печальная,
- Словно с темного неба сошедшая,
- Ты и песнь моя обручальная,
- И звезда моя сумасшедшая.
- Я склонюсь над твоими коленями,
- Обниму их с неистовой силою,
- И слезами и стихотвореньями
- Обожгу тебя, горькую, милую.
- Отвори мне лицо полуночное,
- Дай войти в эти очи тяжелые,
- В эти черные брови восточные,
- В эти руки твои полуголые.
- Что прибавится – не убавится,
- Что не сбудется – позабудется...
- Отчего же ты плачешь, красавица?
- Или это мне только чудится?
1957
4
Последняя любовь
- Задрожала машина и стала,
- Двое вышли в вечерний простор,
- И на руль опустился устало
- Истомленный работой шофер.
- Вдалеке через стекла кабины
- Трепетали созвездья огней,
- Пожилой пассажир у куртины
- Задержался с подругой своей.
- И водитель сквозь сонные веки
- Вдруг заметил два странных лица,
- Обращенных друг к другу навеки
- И забывших себя до конца.
- Два туманные легкие света
- Исходили из них, и вокруг
- Красота уходящего лета
- Обнимала их сотнями рук.
- Были тут огнеликие канны,
- Как стаканы с кровавым вином,
- И седых аквилегий султаны,
- И ромашки в венце золотом.
- В неизбежном предчувствии горя,
- В ожиданье осенних минут,
- Кратковременной радости море
- Окружало любовников тут.
- И они, наклоняясь друг к другу,
- Бесприютные дети ночей,
- Молча шли по цветочному кругу
- В электрическом блеске лучей.
- А машина во мраке стояла,
- И мотор трепетал тяжело,
- И шофер улыбался устало,
- Опуская в кабине стекло.
- Он-то знал, что кончается лето,
- Что подходят ненастные дни,
- Что давно уж их песенка спета, —
- То, что, к счастью, не знали они.
1957
5
Голос в телефоне
- Раньше был он звонкий, точно птица,
- Как родник, струился и звенел,
- Точно весь в сиянии излиться
- По стальному проводу хотел.
- А потом, как дальнее рыданье,
- Как прощанье с радостью души,
- Стал звучать он, полный покаянья
- И пропал в неведомой глуши.
- Сгинул он в каком-то диком поле,
- Беспощадной вьюгой занесен...
- И кричит душа моя от боли,
- И молчит мой черный телефон.
1957
6
- Клялась ты – до гроба
- Быть милой моей.
- Опомнившись, оба
- Мы стали умней.
- Опомнившись, оба
- Мы поняли вдруг,
- Что счастья до гроба
- Не будет, мой друг.
- Колеблется лебедь
- На пламени вод.
- Однако к земле ведь
- И он уплывет.
- И вновь одиноко
- Заблещет вода,
- И глянет ей в око
- Ночная звезда.
1957
7
- Посредине панели
- Я заметил у ног
- В лепестках акварели
- Полумертвый цветок.
- Он лежал без движенья
- В белом сумраке дня,
- Как твое отраженье
- На душе у меня.
1957
8
Можжевеловый куст
- Я увидел во сне можжевеловый куст,
- Я услышал вдали металлический хруст,
- Аметистовых ягод услышал я звон,
- И во сне, в тишине, мне понравился он.
- Я почуял сквозь сон легкий запах смолы.
- Отогнув невысокие эти стволы,
- Я заметил во мраке древесных ветвей
- Чуть живое подобье улыбки твоей.
- Можжевеловый куст, можжевеловый куст,
- Остывающий лепет изменчивых уст,
- Легкий лепет, едва отдающий смолой,
- Проколовший меня смертоносной иглой!
- В золотых небесах за окошком моим
- Облака проплывают одно за другим,
- Облетевший мой садик безжизнен и пуст...
- Да простит тебя Бог, можжевеловый куст!
1957
9
Встреча
И лицо с внимательными глазами, с трудом, с усилием, как отворяется заржавевшая дверь, – улыбнулось...
Л. Толстой. Война и мир
- Как открывается заржавевшая дверь,
- С трудом, с усилием, – забыв о том, что было,
- Она, моя нежданная, теперь
- Свое лицо навстречу мне открыла.
- И хлынул свет – не свет, но целый сноп
- Живых лучей, – не сноп, но целый ворох
- Весны и радости, и вечный мизантроп,
- Смешался я... И в наших разговорах,
- В улыбках, в восклицаньях, – впрочем, нет,
- Не в них совсем, но где-то там, за ними,
- Теперь горел неугасимый свет,
- Овладевая мыслями моими.
- Открыв окно, мы посмотрели в сад,
- И мотыльки бесчисленные сдуру,
- Как многоцветный легкий водопад,
- К блестящему помчались абажуру.
- Один из них уселся на плечо,
- Он был прозрачен, трепетен и розов.
- Моих вопросов не было еще,
- Да и не нужно было их – вопросов.
1957
10
Старость
- Простые, тихие, седые,
- Он с палкой, с зонтиком она, —
- Они на листья золотые
- Глядят, гуляя дотемна.
- Их речь уже немногословна,
- Без слов понятен каждый взгляд,
- Но души их светло и ровно
- Об очень многом говорят.
- В неясной мгле существованья
- Был неприметен их удел,
- И животворный свет страданья
- Над ними медленно горел.
- Изнемогая, как калеки,
- Под гнетом слабостей своих,
- В одно единое навеки
- Слились живые души их.
- И знанья малая частица
- Открылась им на склоне лет,
- Что счастье наше – лишь зарница,
- Лишь отдаленный слабый свет.
- Оно так редко нам мелькает,
- Такого требует труда!
- Оно так быстро потухает
- И исчезает навсегда!
- Как ни лелей его в ладонях
- И как к груди ни прижимай, —
- Дитя зари, на светлых конях
- Оно умчится в дальний край!
- Простые, тихие, седые,
- Он с палкой, с зонтиком она, —
- Они на листья золотые
- Глядят, гуляя дотемна.
- Теперь уж им, наверно, легче,
- Теперь всё страшное ушло,
- И только души их, как свечи,
- Струят последнее тепло.
1956
143. Противостояние Марса
- Подобный огненному зверю,
- Глядишь на землю ты мою,
- Но я ни в чем тебе не верю
- И славословий не пою.
- Звезда зловещая! Во мраке
- Печальных лет моей страны
- Ты в небесах чертила знаки
- Страданья, крови и войны.
- Когда над крышами селений
- Ты открывала сонный глаз,
- Какая боль предположений
- Всегда охватывала нас!
- И был он в руку – сон зловещий:
- Война с ружьем наперевес
- В селеньях жгла дома и вещи
- И угоняла семьи в лес.
- Был бой и гром, и дождь и слякоть,
- Печаль скитаний и разлук,
- И уставало сердце плакать
- От нестерпимых этих мук.
- И над безжизненной пустыней
- Подняв ресницы в поздний час,
- Кровавый Марс из бездны синей
- Смотрел внимательно на нас.
- И тень сознательности злобной
- Кривила смутные черты,
- Как будто дух звероподобный
- Смотрел на землю с высоты.
- Тот дух, что выстроил каналы
- Для неизвестных нам судов
- И стекловидные вокзалы
- Средь марсианских городов.
- Дух, полный разума и воли,
- Лишенный сердца и души,
- Кто о чужой не страждет боли,
- Кому все средства хороши.
- Но знаю я, что есть на свете
- Планета малая одна,
- Где из столетия в столетье
- Живут иные племена.
- И там есть муки и печали,
- И там есть пища для страстей,
- Но люди там не утеряли
- Души естественной своей.
- Там золотые волны света
- Плывут сквозь сумрак бытия,
- И эта малая планета —
- Земля злосчастная моя.
1956
144. Гурзуф ночью
- Для северных песен ненадобен юг:
- Родились они средь туманов и вьюг,
- Качанию лиственниц вторя.
- Они – чужестранцы на этой земле,
- На этой покрытой цветами скале,
- В сиянии южного моря.
- В Гурзуфе всю ночь голосят петухи.
- Здесь улица – род коридора.
- Здесь спит парикмахер, любитель ухи,
- Который стрижет Черномора.
- Царапая кузов о камни крыльца,
- Здесь утром автобус гудит без конца,
- Таща ротозеев из Ялты.
- Здесь толпы лихих санаторных гуляк
- Несут за собой аромат кулебяк,
- Как будто в харчевню попал ты.
- Наплававшись по морю, стая парней
- Здесь бродит с заезжей сиреной.
- Питомцы Нептуна блаженствуют с ней,
- Гитарой бренча несравненной.
- Здесь две затонувшие в море скалы,
- К которым стремился и Плиний,
- Вздымают из влаги тупые углы
- Своих переломанных линий.
- А ночь, как царица на троне из туч,
- Колеблет прожектора медленный луч,
- И море шумит до рассвета,
- И слушая, как голосят петухи,
- Внизу у калитки толпятся стихи —
- Свидетели южного лета.
- Толпятся без страха и тычут свой нос
- В кувшинчики еле открывшихся роз,
- И пьют их дыханье, и странно,
- Что, спавшие где-то на севере, вдруг
- Они залетели на пламенный юг —
- Холодные дети тумана.
1956
145. Над морем
- Лишь запах чабреца, сухой и горьковатый,
- Повеял на меня – и этот сонный Крым,
- И этот кипарис, и этот дом, прижатый
- К поверхности горы, слились навеки с ним.
- Здесь море – дирижер, а резонатор – дали,
- Концерт высоких волн здесь ясен наперед.
- Здесь звук, задев скалу, скользит по
- вертикали,
- И эхо средь камней танцует и поет.
- Акустика вверху настроила ловушек,
- Приблизила к ушам далекий ропот струй.
- И стал здесь грохот бурь подобен грому пушек,
- И, как цветок, расцвел девичий поцелуй.
- Скопление синиц здесь свищет на рассвете,
- Тяжелый виноград прозрачен здесь и ал.
- Здесь время не спешит, здесь собирают дети
- Чабрец, траву степей, у неподвижных скал.
1956
146. Смерть врача
- В захолустном районе,
- Где кончается мир,
- На степном перегоне
- Умирал бригадир.
- То ли сердце устало,
- То ли солнцем нажгло,
- Только силы не стало
- Возвратиться в село.
- И смутились крестьяне:
- Каждый подлинно знал,
- Что и врач без сознанья
- В это время лежал.
- Надо ж было случиться,
- Что на горе-беду
- Он, забыв про больницу,
- Сам томился в бреду.
- И, однако ж, в селенье
- Полетел верховой.
- И ресницы в томленье
- Поднял доктор больной.
- И под каплями пота,
- Через сумрак и бред,
- В нем разумное что-то
- Задрожало в ответ.
- И к машине несмело
- Он пошел, темнолиц,
- И в безгласное тело
- Ввел спасительный шприц.
- И в степи, на закате,
- Окруженный толпой,
- Рухнул в белом халате
- Этот старый герой.
- Человеческой силе
- Не положен предел:
- Он, и стоя в могиле,
- Сделал то, что хотел.
1957
147. Детство
- Огромные глаза, как у нарядной куклы,
- Раскрыты широко. Под стрелами ресниц,
- Доверчиво-ясны и правильно округлы,
- Мерцают ободки младенческих зениц.
- На что она глядит? И чем необычаен
- И сельский этот дом, и сад, и огород,
- Где, наклонясь к кустам, хлопочет их хозяин,
- И что-то вяжет там, и режет, и поет?
- Два тощих петуха дерутся на заборе,
- Шершавый хмель ползет по столбику крыльца.
- А девочка глядит. И в этом чистом взоре
- Отображен весь мир до самого конца.
- Он, этот дивный мир, поистине впервые
- Очаровал ее, как чудо из чудес,
- И в глубь души ее, как спутники живые,
- Вошли и этот дом, и этот сад, и лес.
- И много минет дней. И боль сердечной смуты,
- И счастье к ней придет. Но и жена, и мать,
- Она блаженный смысл короткой той минуты
- Вплоть до седых волос все будет вспоминать.
1957
148. Лесная сторожка
- Скрипело, свистало и выло в лесу,
- И гром ударял в отдаленье, как молот,
- И тучи рвались в небесах, но внизу
- Царили затишье, и сумрак, и холод.
- В гигантском колодце сосновых стволов,
- В своей одинокой убогой сторожке
- Лесник пообедал и хлебные крошки
- Смахнул на ладонь, молчалив и суров.
- Над миром великая буря ходила,
- Но здесь, в тишине, у древесных корней,
- Старик, отдыхая, не думал о ней,
- И только собака ворчала уныло
- На каждую вспышку далеких зарниц,
- И в гнездах смолкало селение птиц.
- Однажды в грозу, навалившись на двери,
- Тут зверь появился, высок и космат,
- И так же, как многие прочие звери,
- Узнав человека, отпрянул назад.
- И сторож берданку схватил, и с окошка
- Пружиной метнулась под лестницу кошка,
- И разом короткий ружейный удар
- Потряс основанье соснового бора.
- Вернувшись, лесник успокоился скоро:
- Он, видимо, был уж достаточно стар,
- Он знал, что покой – только призрак покоя,
- Он знал, что, когда полыхает гроза,
- Всё тяжко-животное, злобно-живое
- Встает и глядит человеку в глаза.
1957
149. Болеро
- Итак, Равель, танцуем болеро!
- Для тех, кто музыку не сменит на перо,
- Есть в этом мире праздник изначальный —
- Напев волынки скудный и печальный
- И эта пляска медленных крестьян...
- Испания! Я вновь тобою пьян!
- Цветок мечты возвышенной взлелеяв,
- Опять твой образ предо мной горит
- За отдаленной гранью Пиренеев!
- Увы, замолк истерзанный Мадрид,
- Весь в отголосках пролетевшей бури,
- И нету с ним Долорес Ибаррури!
- Но жив народ и песнь его жива.
- Танцуй, Равель, свой исполинский танец.
- Танцуй, Равель! Не унывай, испанец!
- Вращай, История, литые жернова,
- Будь мельничихой в грозный час прибоя!
- О, болеро, священный танец боя!
1957
150. Птичий двор
- Скачет, свищет и бормочет
- Многоликий птичий двор.
- То могучий грянет кочет,
- То индеек взвизгнет хор.
- В бесшабашном этом гаме,
- В писке маленьких цыплят
- Гуси толстыми ногами
- Землю важно шевелят.
- И шатаясь с боку на бок,
- Через двор наискосок,
- Перепонки красных лапок
- Ставят утки на песок.
- Будь бы я такая птица, —
- Весь пылая, весь дрожа,
- Поспешил бы в небо взвиться,
- Ускользнув из-под ножа!
- А они, не веря в чудо,
- Вечной заняты едой,
- Ждут, безумные, покуда
- Распростятся с головой.
- Вечный гам и вечный топот,
- Вечно глупый, важный вид.
- Им, как видно, жизни опыт
- Ни о чем не говорит.
- Их сердца послушно бьются
- По желанию людей,
- И в душе не отдаются
- Крики вольных лебедей.
1957
151. Одиссей и сирены
- Однажды аттическим утром
- С отважной дружиною всей
- Спешил на кораблике утлом
- В отчизну свою Одиссей.
- Шумело Эгейское море,
- Коварный туманился вал.
- Скиталец в пернатом уборе
- Лежал на корме и дремал.
- И вдруг через дымку мечтанья
- Возник перед ним островок,
- Где три шаловливых созданья
- Плескались и пели у ног.
- Среди гармоничного гула
- Они отражались в воде.
- И тень вожделенья мелькнула
- У грека, в его бороде.
- Ведь слабость сродни человеку,
- Любовь – вековечный недуг,
- А этому древнему греку
- Всё было к жене недосуг.
- И первая пела сирена:
- «Ко мне, господин Одиссей!
- Я вас исцелю несомненно
- Усердной любовью моей!»
- Вторая богатство сулила:
- «Ко мне, корабельщик, ко мне!
- В подводных дворцах из берилла
- Мы счастливы будем вполне!»
- А третья сулила забвенье
- И кубок вздымала вина:
- «Испей – и найдешь исцеленье
- В объятьях волшебного сна!»
- Но хмурится житель Итаки,
- Красоток не слушает он,
- Не верит он в сладкие враки,
- В мечтанья свои погружен.
- И смотрит он на берег в оба,
- Где в нише из каменных плит
- Супруга его Пенелопа,
- Рыдая, за прялкой сидит.
1957
152. Это было давно
- Это было давно.
- Исхудавший от голода, злой,
- Шел по кладбищу он
- И уже выходил за ворота.
- Вдруг под свежим крестом,
- С невысокой могилы сырой
- Заприметил его
- И окликнул невидимый кто-то.
- И седая крестьянка
- В заношенном старом платке
- Поднялась от земли,
- Молчалива, печальна, сутула,
- И творя поминанье,
- В морщинистой темной руке
- Две лепешки ему
- И яичко, крестясь, протянула.
- И как громом ударило
- В душу его, и тотчас
- Сотни труб закричали
- И звезды посыпались с неба.
- И, смятенный и жалкий,
- В сиянье страдальческих глаз,
- Принял он подаянье,
- Поел поминального хлеба.
- Это было давно.
- И теперь он, известный поэт,
- Хоть не всеми любимый,
- И понятый также не всеми, —
- Как бы снова живет
- Обаянием прожитых лет
- В этой грустной своей
- И возвышенно чистой поэме.
- И седая крестьянка,
- Как добрая старая мать,
- Обнимает его...
- И бросая перо, в кабинете
- Всё он бродит один
- И пытается сердцем понять
- То, что могут понять
- Только старые люди и дети.
1957
153. Казбек
- С хевсурами после работы
- Лежал я и слышал сквозь сон,
- Как кто-то, шальной от дремоты,
- Окно распахнул на балкон.
- Проснулся и я. Наступала
- Заря, и, закованный в снег,
- Двуглавым обломком кристалла
- В окне загорался Казбек.
- Я вышел на воздух железный.
- Вдали, у подножья высот,
- Курились туманные бездны
- Провалами каменных сот.
- Из горных курильниц взлетая
- И тая над миром камней,
- Летела по воздуху стая
- Мгновенных и легких теней.
- Земля начинала молебен
- Тому, кто блистал и царил.
- Но был он мне чужд и враждебен
- В дыхании этих кадил.
- И бедное это селенье,
- Скопленье домов и закут,
- Казалось мне в это мгновенье
- Разумно устроенным тут.
- У ног ледяного Казбека
- Справляя людские дела,
- Живая душа человека
- Страдала, дышала, жила.
- А он, в отдаленье от пашен,
- В надмирной своей вышине,
- Был только бессмысленно страшен
- И людям опасен вдвойне.
- Недаром, спросонок понуры,
- Внизу, из села своего,
- Лишь мельком смотрели хевсуры
- На мертвые грани его.
1957
154. Снежный человек
- Говорят, что в Гималаях где-то,
- Выше храмов и монастырей,
- Он живет, неведомый для света,
- Первобытный выкормыш зверей.
- Безмятежный, белый и косматый,
- Он порой спускается с высот,
- И танцует, словно бесноватый,
- И в снежки играет у ворот.
- Но когда буддийские монахи
- Со стены завоют на трубе,
- Он бежит в смятении и страхе
- В горное убежище к себе.
- Если эти россказни – не бредни,
- Значит, в наш всеведающий век
- Существует все-таки последний
- Полузверь и получеловек.
- Ум его, как видно, не обширен,
- И приют заоблачный суров,
- И ни школ, ни пагод, ни кумирен
- Не имеет этот зверолов.
- В горные упрятан катакомбы,
- Он и знать не знает, что под ним
- Громоздятся атомные бомбы,
- Верные хозяевам своим.
- Никогда их тайны не откроет
- Гималайский этот троглодит,
- Даже если, словно астероид,
- Весь пылая, в бездну полетит.
- Но пока над свежими следами
- Ламы причитают и поют,
- И пока, расставленные в храме,
- Барабаны бешеные бьют,
- И пока тысячелетний Будда
- Ворожит над собственным пупом,
- Он себя сравнительно не худо
- Чувствует в убежище своем.
- Там, наверно, горного оленя
- Он свежует около ключа
- И из слов одни местоименья
- Произносит, громко хохоча.
1957
155. Одинокий дуб
- Дурная почва: слишком узловат
- И этот дуб, и нет великолепья
- В его ветвях. Какие-то отрепья
- Торчат на нем и глухо шелестят.
- Но скрученные намертво суставы
- Он так развил, что, кажется, ударь —
- И запоет он колоколом славы,
- И из ствола закапает янтарь.
- Вглядись в него: он важен и спокоен
- Среди своих безжизненных равнин.
- Кто говорит, что в поле он не воин?
- Он воин в поле, даже и один.
1957
156. Стирка белья
- В стороне от шоссейной дороги,
- В городишке из хаток и лип,
- Хорошо постоять на пороге
- И послушать колодезный скрип.
- Здесь, среди голубей и голубок,
- Меж амбаров и мусорных куч,
- Бьются по ветру тысячи юбок,
- Шароваров, рубах и онуч.
- Отдыхая от потного тела
- Домотканой основой холста,
- Здесь с монгольского ига висела
- Этих русских одежд пестрота.
- И виднелись на ней отпечатки
- Человеческих выпуклых тел,
- Повторяя в живом беспорядке,
- Кто и как в них лежал и сидел.
- Я сегодня в сообществе прачек,
- Благодетельниц здешних мужей.
- Эти люди не давят лежачих
- И голодных не гонят взашей.
- Натрудив вековые мозоли,
- Побелевшие в мыльной воде,
- Здесь не думают о хлебосолье,
- Но зато не бросают в беде.
- Благо тем, кто смятенную душу
- Здесь омоет до самого дна,
- Чтобы вновь из корыта на сушу
- Афродитою вышла она!
1957
157. Летний вечер
- Вечерний день томителен и ласков.
- Стада коров, качающих бока,
- В сопровожденье маленьких подпасков
- По берегам идут издалека.
- Река, переливаясь под обрывом,
- Всё так же привлекательна на вид,
- И небо в сочетании счастливом,
- Обняв ее, ликует и горит.
- Из облаков изваянные розы
- Свиваются, волнуются и вдруг,
- Меняя очертания и позы,
- Уносятся на запад и на юг.
- И влага, зацелованная ими,
- Как девушка в вечернем полусне,
- Едва колеблет волнами своими,
- Еще не упоенными вполне.
- Она еще как будто негодует
- И слабо отстраняется, но ей
- Уже сквозь сон предчувствие рисует
- Восторг и пламя августовских дней.
1957
158. Гомборский лес
- В Гомборском лесу на границе Кахети
- Раскинулась осень. Какой бутафор
- Устроил такие поминки о лете
- И киноварь с охрой на листьях растер?
- Меж кленом и буком ютился шиповник,
- Был клен в озаренье и в зареве бук,
- И каждый из них оказался виновник
- Моих откровений, восторгов и мук.
- В кизиловой чаще кровавые жилы
- Топорщил кустарник. За чащей вдали
- Рядами стояли дубы-старожилы
- И тоже к себе, как умели, влекли.
- Здесь осень сумела такие пассажи
- Наляпать из охры, огня и белил,
- Что дуб бушевал, как Рембрандт
- в Эрмитаже,
- А клен, как Мурильо, на крыльях парил.
- Я лег на поляне, украшенной дубом,
- Я весь растворился в пыланье огня.
- Подобно бесчисленным арфам и трубам,
- Кусты расступились и скрыли меня.
- Я сделался нервной системой растений,
- Я стал размышлением каменных скал,
- И опыт осенних моих наблюдений
- Отдать человечеству вновь пожелал.
- С тех пор мне собратьями сделались горы,
- И нет мне покоя, когда на трубе
- Поют в сентябре золотые Гомборы,
- И гонят в просторы, и манят к себе.
1957
159. Сентябрь
- Сыплет дождик большие горошины,
- Рвется ветер, и даль нечиста.
- Закрывается тополь взъерошенный
- Серебристой изнанкой листа.
- Но взгляни: сквозь отверстие облака,
- Как сквозь арку из каменных плит,
- В это царство тумана и морока
- Первый луч, пробиваясь, летит.
- Значит, даль не навек занавешена
- Облаками, и значит, не зря,
- Словно девушка, вспыхнув, орешина
- Засияла в конце сентября.
- Вот теперь, живописец, выхватывай
- Кисть за кистью, и на полотне
- Золотой, как огонь, и гранатовой
- Нарисуй эту девушку мне.
- Нарисуй, словно деревце, зыбкую
- Молодую царевну в венце
- С беспокойно скользящей улыбкою
- На заплаканном юном лице.
1957
160. Вечер на Оке
- В очарованье русского пейзажа
- Есть подлинная радость, но она
- Открыта не для каждого и даже
- Не каждому художнику видна.
- С утра обремененная работой,
- Трудом лесов, заботами полей,
- Природа смотрит как бы с неохотой,
- На нас, неочарованных людей.
- И лишь когда за темной чащей леса
- Вечерний луч таинственно блеснет,
- Обыденности плотная завеса
- С ее красот мгновенно упадет.
- Вздохнут леса, опущенные в воду,
- И, как бы сквозь прозрачное стекло,
- Вся грудь реки приникнет к небосводу
- И загорится влажно и светло.
- Из белых башен облачного мира
- Сойдет огонь, и в нежном том огне,
- Как будто под руками ювелира,
- Сквозные тени лягут в глубине.
- И чем ясней становятся детали
- Предметов, расположенных вокруг,
- Тем необъятней делаются дали
- Речных лугов, затонов и излук.
- Горит весь мир, прозрачен и духовен,
- Теперь-то он поистине хорош,
- И ты, ликуя, множество диковин
- В его живых чертах распознаешь.
1957
161. Эхо
- Кто мне откликнулся в чаще лесной?
- Старый ли дуб зашептался с сосной,
- Или вдали заскрипела рябина,
- Или запела щегла окарина,
- Или малиновка, маленький друг,
- Мне на закате ответила вдруг?
- Кто мне откликнулся в чаще лесной?
- Ты ли, которая снова весной
- Вспомнила наши прошедшие годы,
- Наши заботы и наши невзгоды,
- Наши скитанья в далеком краю, —
- Ты, опалившая душу мою?
- Кто мне откликнулся в чаще лесной?
- Утром и вечером, в холод и зной,
- Вечно мне слышится отзвук невнятный,
- Словно дыханье любви необъятной,
- Ради которой мой трепетный стих
- Рвался к тебе из ладоней моих...
1957
162. Гроза идет
- Движется нахмуренная туча,
- Обложив полнеба вдалеке,
- Движется, огромна и тягуча,
- С фонарем в приподнятой руке.
- Сколько раз она меня ловила,
- Сколько раз, сверкая серебром,
- Сломанными молниями била,
- Каменный выкатывала гром!
- Сколько раз, ее увидев в поле,
- Замедлял я робкие шаги
- И стоял, сливаясь поневоле
- С белым блеском вольтовой дуги!
- Вот он – кедр у нашего балкона.
- Надвое громами расщеплен,
- Он стоит, и мертвая корона
- Подпирает темный небосклон.
- Сквозь живое сердце древесины
- Пролегает рана от огня,
- Иглы почерневшие с вершины
- Осыпают звездами меня.
- Пой мне песню, дерево печали!
- Я, как ты, ворвался в высоту,
- Но меня лишь молнии встречали
- И огнем сжигали на лету.
- Почему же, надвое расколот,
- Я, как ты, не умер у крыльца,
- И в душе все тот же лютый голод,
- И любовь, и песни до конца!
1957
163. Зеленый луч
- Золотой светясь оправой
- С синим морем наравне,
- Дремлет город белоглавый,
- Отраженный в глубине.
- Он сложился из скопленья
- Белой облачной гряды
- Там, где солнце на мгновенье
- Полыхает из воды.
- Я отправлюсь в путь-дорогу,
- В эти дальние края,
- К белоглавому чертогу
- Отыщу дорогу я.
- Я открою все ворота
- Этих облачных высот,
- Заходящим оком кто-то
- Луч зеленый мне метнет.
- Луч, подобный изумруду,
- Золотого счастья ключ —
- Я его еще добуду,
- Мой зеленый слабый луч.
- Но бледнеют бастионы,
- Башни падают вдали,
- Угасает луч зеленый,
- Отдаленный от земли.
- Только тот, кто духом молод,
- Телом жаден и могуч,
- В белоглавый прянет город
- И зеленый схватит луч!
1958
164. У гробницы Данте
- Мне мачехой Флоренция была,
- Я пожелал покоиться в Равенне.
- Не говори, прохожий, о измене,
- Пусть даже смерть клеймит ее дела.
- Над белой усыпальницей моей
- Воркует голубь, сладостная птица,
- Но родина и до сих пор мне снится,
- И до сих пор я верен только ей.
- Разбитой лютни не берут в поход,
- Она мертва среди родного стана.
- Зачем же ты, печаль моя, Тоскана,
- Целуешь мой осиротевший рот?
- А голубь рвется с крыши и летит,
- Как будто опасается кого-то,
- И злая тень чужого самолета
- Свои круги над городом чертит.
- Так бей, звонарь, в свои колокола!
- Не забывай, что мир в кровавой пене!
- Я пожелал покоиться в Равенне,
- Но и Равенна мне не помогла.
1958
165. Городок
- Целый день стирает прачка,
- Муж пошел за водкой.
- На крыльце сидит собачка
- С маленькой бородкой.
- Целый день она таращит
- Умные глазенки,
- Если дома кто заплачет —
- Заскулит в сторонке.
- А кому сегодня плакать
- В городе Тарусе?
- Есть кому в Тарусе плакать —
- Девочке Марусе.
- Опротивели Марусе
- Петухи да гуси.
- Сколько ходит их в Тарусе,
- Господи Исусе!
- «Вот бы мне такие перья
- Да такие крылья!
- Улетела б прямо в дверь я,
- Бросилась в ковыль я!
- Чтоб глаза мои на свете
- Больше не глядели,
- Петухи да гуси эти
- Больше не галдели!»
- Ой, как худо жить Марусе
- В городе Тарусе!
- Петухи одни да гуси,
- Господи Исусе!
1958
166. Ласточка
- Славно ласточка щебечет,
- Ловко крыльями стрижет,
- Всем ветрам она перечит,
- Но и силы бережет.
- Реет верхом, реет низом,
- Догоняет комара
- И в избушке под карнизом
- Отдыхает до утра.
- Удивлен ее повадкой,
- Устремляюсь я в зенит,
- И душа моя касаткой
- В отдаленный край летит.
- Реет, плачет, словно птица,
- В заколдованном краю,
- Слабым клювиком стучится
- В душу бедную твою.
- Но душа твоя угасла,
- На дверях висит замок.
- Догорело в лампе масло,
- И не светит фитилек.
- Горько ласточка рыдает
- И не знает, как помочь,
- И с кладбища улетает
- В заколдованную ночь.
1958
167. Петухи поют
- На сараях, на банях, на гумнах
- Свежий ветер вздувает верхи.
- Изливаются в возгласах трубных
- Звездочеты ночей – петухи.
- Нет, не бьют эти птицы баклуши,
- Начиная торжественный зов!
- Я сравнил бы их темные души
- С циферблатами древних часов.
- Здесь, в деревне, и вы удивитесь,
- Услыхав, как в полуночный час
- Трубным голосом огненный витязь
- Из курятника чествует вас.
- Сообщает он кучу известий,
- Непонятных, как вымерший стих,
- Но таинственный разум созвездий
- Несомненно присутствует в них.
- Ярко светит над миром усталым
- Семизвездье Большого Ковша,
- На земле ему фокусом малым
- Петушиная служит душа.
- Изменяется угол паденья,
- Напрягаются зренье и слух,
- И, взметнув до небес оперенье,
- Как ужаленный, кличет петух.
- И приходят мне в голову сказки
- Мудрецами отмеченных дней,
- И блуждаю я в них по указке
- Удивительной птицы моей.
- Пел петух каравеллам Колумба,
- Магеллану средь моря кричал,
- Не сбиваясь с железного румба,
- Корабли приводил на причал.
- Пел Петру из коломенских далей,
- Собирал конармейцев в поход,
- Пел в годину великих печалей,
- Пел в эпоху железных работ.
- И теперь, на границе историй,
- Поднимая свой гребень к луне,
- Он, как некогда витязь Егорий,
- Кличет песню надзвездную мне!
1958
168. Подмосковные рощи
- Жучок ли точит древесину
- Или скоблит листочек тля,
- Сухих листов своих корзину
- Несет мне осенью земля.
- В висячем золоте дубравы
- И в серебре березняки
- Стоят, как знамения славы,
- На берегах Москвы-реки.
- О эти рощи Подмосковья!
- С каких давно минувших дней
- Стоят они у изголовья
- Далекой юности моей!
- Давно все стрелы отсвистели
- И отгремели все щиты,
- Давно отплакали метели
- Лихое время нищеты,
- Давно умолк Иван Великий,
- И только рощи в поздний час
- Всё с той же грустью полудикой
- Глядят с окрестностей на нас.
- Леса с обломками усадеб,
- Места с остатками церквей
- Все так же ждут вороньих свадеб
- И воркованья голубей.
- Они, как комнаты, просторны,
- И ранней осенью с утра
- Поют в них маленькие горны
- И вторит горнам детвора.
- А мне-то, господи помилуй,
- Всё кажется, что вдалеке
- Трубит коломенец служилый
- С пищалью дедовской в руке.
1958
169. На закате
- Когда, измученный работой,
- Огонь души моей иссяк,
- Вчера я вышел с неохотой
- В опустошенный березняк.
- На гладкой шелковой площадке,
- Чей тон был зелен и лилов,
- Стояли в стройном беспорядке
- Ряды серебряных стволов.
- Сквозь небольшие расстоянья
- Между стволами, сквозь листву,
- Небес вечернее сиянье
- Кидало тени на траву.
- Был тот усталый час заката,
- Час умирания, когда
- Всего печальней нам утрата
- Незавершенного труда.
- Два мира есть у человека:
- Один, который нас творил,
- Другой, который мы от века
- Творим по мере наших сил.
- Несоответствия огромны,
- И несмотря на интерес,
- Лесок березовый Коломны
- Не повторял моих чудес.
- Душа в невидимом блуждала,
- Своими сказками полна,
- Незрячим взором провожала
- Природу внешнюю она.
- Так, вероятно, мысль нагая,
- Когда-то брошена в глуши,
- Сама в себе изнемогая,
- Моей не чувствует души.
1958
170. Не позволяй душе лениться
- Не позволяй душе лениться!
- Чтоб в ступе воду не толочь,
- Душа обязана трудиться
- И день и ночь, и день и ночь!
- Гони ее от дома к дому,
- Тащи с этапа на этап,
- По пустырю, по бурелому,
- Через сугроб, через ухаб!
- Не разрешай ей спать в постели
- При свете утренней звезды,
- Держи лентяйку в черном теле
- И не снимай с нее узды!
- Коль дать ей вздумаешь поблажку,
- Освобождая от работ,
- Она последнюю рубашку
- С тебя без жалости сорвет.
- А ты хватай ее за плечи,
- Учи и мучай дотемна,
- Чтоб жить с тобой по-человечьи
- Училась заново она.
- Она рабыня и царица,
- Она работница и дочь,
- Она обязана трудиться
- И день и ночь, и день и ночь!
1958
171—178. Рубрук в Монголии
1
Начало путешествия
- Мне вспоминается доныне,
- Как с небольшой командой слуг,
- Блуждая в северной пустыне,
- Въезжал в Монголию Рубрук.
- «Вернись, Рубрук!» – кричали птицы.
- «Очнись, Рубрук! – скрипела ель. —
- Слепил мороз твои ресницы,
- Сковала бороду метель.
- Тебе ль, монах, идти к монголам
- По гребням голым, по степям,
- По разоренным этим селам,
- По непроложенным путям?
- И что тебе, по сути дела,
- До измышлений короля?
- Ужели вправду надоела
- Тебе французская земля?
- Небось в покоях Людовика
- Теперь и пышно и тепло,
- А тут лишь ветер воет дико
- С татарской саблей наголо.
- Тут ни тропинки, ни дороги,
- Ни городов, ни деревень,
- Одни лишь Гоги да Магоги
- В овчинных шапках набекрень!»
- А он сквозь Русь спешил упрямо,
- Через пожарища и тьму,
- И перед ним вставала драма
- Народа, чуждого ему.
- В те дни, по милости Батыев,
- Ладони выев до костей,
- Еще дымился древний Киев
- У ног непрошеных гостей.
- Не стало больше песен дивных,
- Лежал в гробнице Ярослав,
- И замолчали девы в гривнах,
- Последний танец отплясав.
- И только волки да лисицы
- На диком празднестве своем
- Весь день бродили по столице
- И тяжелели с каждым днем.
- А он, минуя все берлоги,
- Уже скакал через Итиль
- Туда, где Гоги и Магоги
- Стада упрятали в ковыль.
- Туда, к потомкам Чингисхана,
- Под сень неведомых шатров,
- В чертог восточного тумана,
- В селенье северных ветров!
2
Дорога Чингисхана
- Он гнал коня от яма к яму,
- И жизнь от яма к яму шла
- И раскрывала панораму
- Земель, обугленных дотла.
- В глуши восточных территорий,
- Где ветер бил в лицо и грудь,
- Как первобытный крематорий,
- Еще пылал Чингисов путь.
- Еще дымились цитадели
- Из бревен рубленных капелл,
- Еще раскачивали ели
- Останки вывешенных тел.
- Еще на выжженных полянах,
- Вблизи низинных родников
- Виднелись груды трупов странных
- Из-под сугробов и снегов.
- Рубрук слезал с коня и часто
- Рассматривал издалека,
- Как, скрючив пальцы, из-под наста
- Торчала мертвая рука.
- С утра не пивши и не евши,
- Прислушивался, как вверху
- Визгливо вскрикивали векши
- В своем серебряном меху.
- Как птиц тяжелых эскадрильи,
- Справляя смертную кадриль,
- Кругами в воздухе кружили
- И простирались на сто миль.
- Но, невзирая на молебен
- В крови купающихся птиц,
- Как был досель великолепен
- Тот край, не знающий границ!
- Европа сжалась до предела
- И превратилась в островок,
- Лежащий где-то возле тела
- Лесов, пожарищ и берлог.
- Так вот она, страна уныний,
- Гиперборейский интернат,
- В котором видел древний Плиний
- Жерло, простершееся в ад!
- Так вот он, дом чужих народов
- Без прозвищ, кличек и имен,
- Стрелков, бродяг и скотоводов,
- Владык без тронов и корон!
- Попарно связанные лыком,
- Под караулом, там и тут
- До сей поры в смятенье диком
- Они в Монголию бредут.
- Широкоскулы, низки ростом,
- Они бредут из этих стран,
- И кровь течет по их коростам,
- И слезы падают в туман.
3
Движущиеся повозки монголов
- Навстречу гостю, в зной и в холод,
- Громадой движущихся тел
- Многоколесный ехал город
- И всеми втулками скрипел.
- Когда бы дьяволы играли
- На скрипках лиственниц и лип,
- Они подобной вакханальи
- Сыграть, наверно, не смогли б.
- В жужжанье втулок и повозок
- Врывалось ржанье лошадей,
- И это тоже был набросок
- Шестой симфонии чертей.
- Орда – неважный композитор,
- Но из ордынских партитур
- Монгольский выбрал экспедитор
- C-dur на скрипках бычьих шкур.
- Смычком ему был бич отличный,
- Виолончелью бычий бок,
- И сам он в позе эксцентричной
- Сидел в повозке, словно бог.
- Но богом был он в высшем смысле,
- В том смысле, видимо, в каком
- Скрипач свои выводит мысли
- Смычком, попав на ипподром.
- С утра натрескавшись кумыса,
- Он ясно видел всё вокруг —
- То из-под ног метнется крыса,
- То юркнет в норку бурундук,
- То стрепет, острою стрелою,
- На землю падает, подбит,
- И дико движет головою,
- Дополнив общий колорит.
- Сегодня возчик, завтра воин,
- А послезавтра божий дух,
- Монгол и вправду был достоин
- И жить, и пить, и есть за двух.
- Сражаться, драться и жениться
- На двух, на трех, на четырех —
- Всю жизнь и воин и возница,
- А не лентяй и пустобрех.
- Ему нельзя ни выть, ни охать,
- Коль он в гостях у росомах,
- Забудет прихоть он и похоть,
- Коль он охотник и галах.
- В родной стране, где по излукам
- Текут Онон и Керулен,
- Он бродит с палицей и луком,
- В цветах и травах до колен.
- Но лишь ударит голос меди, —
- Пригнувшись к гриве скакуна,
- Летит он к счастью и победе,
- И чашу битвы пьет до дна.
- Глядишь – и Русь пощады просит,
- Глядишь – и Венгрия горит,
- Китай шелка ему подносит,
- Париж баллады говорит.
- И даже вымершие гунны
- Из погребенья своего,
- Как закатившиеся луны,
- С испугом смотрят на него!
4
Монгольские женщины
- Здесь у повозок выли волки
- И у бесчисленных станиц
- Пасли скуластые монголки
- Своих могучих кобылиц.
- На этих бешеных кобылах,
- В штанах из выделанных кож,
- Судьбу гостей своих унылых
- Они не ставили ни в грош.
- Они из пыли, словно пули,
- Летели в стойбище свое
- И, став ли боком, на скаку ли,
- Метали дротик и копье.
- Был этих дам суров обычай,
- Они не чтили женский хлам
- И свой кафтан из кожи бычьей
- С грехом носили пополам.
- Всю жизнь свою тяжелодумки,
- Как в этом принято краю,
- Они в простой таскали сумке
- Поклажу дамскую свою.
- Но средь бесформенных иголок
- Здесь можно было отыскать
- Искусства древнего осколок
- Такой, что моднице под стать.
- Литые серьги из Дамаска,
- Запястья хеттских мастеров,
- И то, чем красилась кавказка,
- И то, чем славился Ростов.
- Все то, что было взято с бою,
- Что было снято с мертвеца,
- Свыкалось с модницей такою
- И ей служило до конца.
- С глубоко спрятанной ухмылкой
- Глядел на всадницу Рубрук,
- Но вникнуть в суть красотки пылкой
- Монаху было недосуг.
- Лишь иногда, в потемках лежа,
- Не ставил он себе во грех
- Воображать, на что похожа
- Она в постели без помех.
- Но как ни шло воображенье,
- Была работа свыше сил,
- И, вспомнив про свое служенье,
- Монах усилья прекратил.
5
Чем жил Каракорум
- В те дни состав народов мира
- Был перепутан и измят,
- И был ему за командира
- Незримый миру азиат.
- От Танаида до Итили
- Коман, хозар и печенег
- Таких могил нагородили,
- Каких не видел человек.
- В лесах за Русью горемычной
- Ютились мокша и мордва,
- Пытаясь в битве необычной
- Свои отстаивать права.
- На юге – персы и аланы,
- К востоку – прадеды бурят,
- Те, что, ударив в барабаны,
- «Ом, мани падме кум!» – твердят.
- Уйгуры, венгры и башкиры,
- Страна китаев, где врачи
- Из трав готовят эликсиры
- И звезды меряют в ночи.
- Из тундры северные гости,
- Те, что проносятся стремглав,
- Отполированные кости
- К своим подошвам привязав.
- Весь этот мир живых созданий,
- Людей, племен и целых стран
- Платил и подати и дани,
- Как предназначил Чингисхан.
- Живи и здравствуй, Каракорум,
- Оплот и первенец земли,
- Чертог Монголии, в котором
- Нашли могилу короли!
- Где перед каменной палатой
- Был вылит дуб из серебра
- И наверху трубач крылатый
- Трубил, работая с утра!
- Где хан, воссев на пьедестале,
- Смотрел, как буйно и легко
- Четыре тигра изрыгали
- В бассейн кобылье молоко!
- Наполнив грузную утробу
- И сбросив тяжесть портупей,
- Смотрел здесь волком на Европу
- Генералиссимус степей.
- Его бесчисленные орды
- Сновали, выдвинув полки,
- И были к западу простерты,
- Как пятерня его руки.
- Весь мир дышал его гортанью,
- И власти подлинный секрет
- Он получил по предсказанью
- На восемнадцать долгих лет.
6
Как было трудно разговаривать с монголами
- Еще не клеились беседы,
- И с переводчиком пока
- Сопровождала их обеды
- Игра на гранях языка.
- Трепать язык умеет всякий,
- Но надо так трепать язык,
- Чтоб щи не путать с кулебякой
- И с запятыми закавык.
- Однако этот переводчик,
- Определившись толмачом,
- По сути дела был наводчик
- С железной фомкой и ключом.
- Своей коллекцией отмычек
- Он колдовал и вкривь и вкось
- И в силу действия привычек
- Плел то, что под руку пришлось.
- Прищурив умные гляделки,
- Сидели воины в тени,
- И, явно не в своей тарелке,
- Рубрука слушали они.
- Не то чтоб сложной их натуры
- Не понимал совсем монах, —
- Здесь пели две клавиатуры
- На двух различных языках.
- Порой хитер, порой наивен,
- С мотивом спорил здесь мотив,
- И был отнюдь не примитивен
- Монгольских воинов актив.
- Здесь был особой жизни опыт,
- Особый дух, особый тон.
- Здесь речь была как конский топот,
- Как стук мечей, как копий звон.
- В ней водопады клокотали,
- Подобно реву Ангары,
- И часто мелкие детали
- Приобретали роль горы.
- Куда уж было тут латынцу,
- Будь он и тонкий дипломат,
- Псалмы втолковывать ордынцу
- И бить в кимвалы наугад!
- Как прототип башибузука,
- Любой монгольский мальчуган
- Всю казуистику Рубрука,
- Смеясь, засовывал в карман.
- Он до последней капли мозга
- Был практик, он просил еды,
- Хотя, по сути дела, розга
- Ему б не сделала беды.
7
Рубрук наблюдает небесные светила
- С началом зимнего сезона
- В гигантский вытянувшись рост,
- Предстал Рубруку с небосклона
- Амфитеатр восточных звезд.
- В садах Прованса и Луары
- Едва ли видели когда,
- Какие звездные отары
- Вращает в небе Кол-звезда.
- Она горит на всю округу,
- Как скотоводом вбитый кол,
- И водит медленно по кругу
- Созвездий пестрый ореол.
- Идут небесные Бараны,
- Шагают Кони и Быки,
- Пылают звездные Колчаны,
- Блестят астральные Клинки.
- Там тот же бой и стужа та же,
- Там тот же общий интерес.
- Земля – лишь клок небес и даже,
- Быть может, лучший клок небес.
- И вот уж чудится Рубруку:
- Свисают с неба сотни рук,
- Грозят, светясь на всю округу:
- «Смотри, Рубрук! Смотри, Рубрук!
- Ведь если бог монголу нужен,
- То лишь постольку, милый мой,
- Поскольку он готовит ужин
- Или быков ведет домой.
- Твой бог пригоден здесь постольку
- Поскольку может он помочь
- Схватить венгерку или польку
- И в глушь Сибири уволочь.
- Поскольку он податель мяса,
- Поскольку он творец еды!
- Другого бога-свистопляса
- Сюда не пустят без нужды.
- И пусть хоть лопнет папа в Риме,
- Пускай напишет сотни булл, —
- Над декретальями твоими
- Лишь посмеется Вельзевул.
- Он тут не смыслит ни бельмеса
- В предначертаниях небес,
- И католическая месса
- В его не входит интерес».
- Идут небесные Бараны,
- Плывут астральные Ковши,
- Пылают реки, горы, страны,
- Дворцы, кибитки, шалаши,
- Ревет медведь в своей берлоге,
- Кричит стервятница-лиса,
- Приходят боги, гибнут боги,
- Но вечно светят небеса!
8