Кровь и железо Аберкромби Джо
Логен приподнял бровь.
— Вы, волшебники, имеете дело с интересными вещами, — заметил он.
— О, ты и не представляешь себе, — улыбнулся Байяз. Он повернулся к ученику, протягивая тому бугристый бурый корень. — А теперь, мастер Ки, не будешь ли так добр сказать мне, как это называется?
Логен не мог не ухмыльнуться про себя: растение он знал.
— Давай, давай, мастер Ки, мы не можем ждать всю ночь, — продолжал волшебник.
Логен не мог больше видеть страдания ученика. Он наклонился поближе, делая вид, что поправляет палкой огонь, кашлянул, чтобы замаскировать свои слова, и тихо шепнул Малахусу:
— Вороний коготь.
Байяз сидел довольно далеко, а ветер по-прежнему шелестел в листве деревьев, так что маг никоим образом не мог услышать подсказки.
Ки сыграл роль отлично. Он продолжал вглядываться в корень, наморщив лоб, словно бы в глубоком размышлении. Наконец он предположил:
— Может быть, это вороний коготь?
Байяз поднял бровь.
— Хм, а ведь и правда. Отлично, Малахус! Не расскажешь ли, как его используют?
Логен кашлянул еще раз.
— Лечат раны, — прошептал он, рассеянно глядя в кусты и прикрыв рот ладонью. Может быть, он не так много знал о растениях, но в вопросе о ранах у него богатый опыт.
— Кажется, он хорошо лечит раны, — медленно проговорил Ки.
— Превосходно, мастер Ки! Это действительно вороний коготь, и им действительно лечат раны. Я очень рад видеть, что в конце концов мы все же продвинулись вперед. — Он покашлял, прочищая горло. — Однако мне любопытно, почему ты выбрал именно это имя. Вороньим когтем его называют только к северу от гор. Я никогда не учил тебя такому названию. Интересно, с кем из тех краев ты знаком? — Он перевел взгляд на Логена. — Ты никогда не думал о том, чтобы избрать своим поприщем магические искусства, мастер Девятипалый? Возможно, у меня освободится место ученика. — Он снова посмотрел на Ки, сузив глаза.
Малахус повесил голову.
— Виноват, мастер Байяз.
— Тогда, может быть, ты помоешь нашу посуду? Возможно, эта задача более соответствует твоим дарованиям.
Ки нехотя сбросил с плеч одеяло, собрал грязные миски и побрел через кусты к ручью. Байяз наклонился над котелком, висевшим на огне, и принялся сыпать в бурлящую воду какие-то высушенные листья. Колеблющийся огонь костра освещал его лицо снизу, вокруг лысой головы клубился пар. Пожалуй, в конечном счете он все же выглядел вполне подходящим для своей роли.
— Что это у тебя? — спросил Логен, протягивая руку за своей трубкой. — Какое-нибудь колдовство? Магическое зелье? Еще одно великое произведение высокого искусства?
— Это чай.
— Что?
— Листья одного растения, которые заваривают в воде. В Гуркхуле чай считается немалой роскошью. — Маг налил немного варева в чашку. — Не желаешь попробовать?
Логен подозрительно потянул носом.
— Пахнет носками.
— Ну как угодно. — Байяз покачал головой и снова уселся у огня, обхватив дымящуюся чашку обеими ладонями. — Но ты упускаешь возможность насладиться одним из величайших даров природы. — Он сделал глоток и удовлетворенно причмокнул. — Успокаивает ум, придает силы телу. Чашка хорошего чая поможет справиться почти с любой проблемой.
Логен забил в трубку комок чагги.
— Любой? А как насчет топора в черепушке?
— Да, это исключение, — с улыбкой признал Байяз. — Скажи мне, мастер Девятипалый, откуда столь кровавая вражда между тобой и Бетодом? Разве ты не сражался за него много раз? Почему он так ненавидит тебя?
Логен помолчал, затянулся дымом из трубки, выдохнул его.
— Есть причины, — сухо сказал он.
Старые раны еще не затянулись, и Логену не хотелось бередить их.
— Ага, есть причины. — Байяз заглянул в свою чашку. — А как насчет твоих причин? Разве ваша вражда не обоюдная?
— Возможно.
— Тем не менее ты согласен ждать?
— Приходится.
— Что ж, ты очень терпелив для северянина.
Логен вспомнил Бетода, его омерзительных сыновей и множество хороших людей, которых они убили ради своей выгоды. Которых он убил ради их выгоды. Вспомнил шанка, и свою семью, и развалины деревни на морском побережье. Вспомнил погибших друзей. Он поцокал языком и уставился в огонь.
— Я в свое время сводил счеты с людьми, — проговорил он, — но в итоге получал только новые поводы для вражды. Месть порой доставляет удовольствие, но это роскошь. Она не накормит тебя, не укроет от дождя. Чтобы сражаться с врагами, мне нужна поддержка друзей, а их у меня не осталось. Надо смотреть правде в глаза. Прошло то время, когда мои планы простирались дальше, чем необходимость прожить день и не умереть.
Байяз рассмеялся, поблескивая глазами в свете костра.
— Что тут смешного? — спросил Логен, передавая ему трубку.
— Не обижайся, но ты бесконечный источник сюрпризов. Совершенно не то, чего я ожидал. Ты настоящая загадка!
— Я?
— Ну конечно! Девять Смертей! — прошептал волшебник, широко раскрывая глаза. — Что за ужасную славу ты заслужил, мой друг! Каких только историй про тебя не рассказывают! У тебя кошмарное имя. Матери пугают им детей!
Логен промолчал — здесь трудно было возразить. Байяз не спеша затянулся и выпустил длинную струйку дыма.
— Вспоминаю тот день, когда принц Кальдер нанес нам визит, — сказал он.
Логен хмыкнул:
— Предпочитаю поменьше думать о нем.
— Я тоже, но в данном случае меня заинтересовало не его поведение, а твое.
— Мое? Не могу припомнить, чтобы я сделал хоть что-то.
Байяз ткнул чубуком трубки через костер, указывая на Логена.
— Ах, но ведь именно это я и имею в виду! Я знавал многих воинов — и простых солдат, и военачальников, и наемников всех видов. Великий воин должен действовать быстро и решительно — собственными руками или посредством своего людей, — поскольку тот, кто бьет первым, чаще всего бьет и последним. Поэтому человек на войне в конечном счете начинает полагаться на низшие инстинкты: всегда и на все отвечает насилием, становится гордым и жестоким. — Байяз передал трубку обратно Логену. — Но что бы ни говорили люди, ты не таков.
— Многие не согласились бы с тобой.
— Возможно, но факт остается фактом: Кальдер оскорбил тебя, а ты ему не ответил. Ты хорошо понимаешь, когда тебе следует действовать, и действовать быстро, а когда следует воздержаться. Это говорит о сдержанности и расчетливом уме.
— Может быть, я просто испугался.
— Кого, Кальдера? Брось! Ты ничуть не испугался Скейла, а он гораздо более неприятный тип. С другой стороны, ты прошел сорок миль с моим учеником на спине — это говорит о смелости и сострадании. Редчайшее сочетание! Насилие и сдержанность, расчетливость и сострадание. К тому же ты умеешь говорить с духами.
Логен приподнял бровь:
— Это случается редко, и только когда никого рядом нет. Речи духов скучны и далеко не так приятны для меня, как твои.
— Ха, это верно. Духи мало что могут сказать людям, насколько я понимаю. Хотя сам я с ними никогда не разговаривал, у меня нет такого дара. В наши дни не многие им обладают. — Байяз сделал еще глоток из своей чашки, поглядывая на Логена поверх ее краешка. — Пожалуй, я не припомню никого, кроме тебя.
Малахус выбрался из леса, спотыкаясь и дрожа от холода. Он поставил мокрые миски на землю, схватил одеяло, плотно закутался в него и с надеждой воззрился на дымящийся над огнем котелок.
— Это чай?
Байяз не ответил на его вопрос. Он продолжал:
— Скажи мне, мастер Девятипалый… До сих пор ты ни разу не спросил меня, зачем я за тобой посылал и чего ради мы блуждаем по горам Севера, подвергая опасности наши жизни. Это кажется мне странным.
— Ничего странного. Я не хочу знать.
— Не хочешь?
— Всю жизнь я хотел узнать ответ на множество вопросов. Что находится по ту сторону гор? О чем думают мои враги? Каким оружием они станут со мной драться? Кому из друзей я могу доверять? — Логен пожал плечами. — Знание, может быть, и корень могущества, но чем больше я узнавал, тем больше у меня оказывалось проблем. — Он снова пососал свою трубку, но она уже прогорела. Логен выколотил пепел на землю. — Какова бы ни была твоя цель, я постараюсь помочь тебе. Но я не хочу ничего об этом знать раньше времени. Я до смерти устал сам принимать решения, они никогда не бывают верными. Неведение — сладчайшее лекарство, говаривал мой отец. Я не хочу знать.
Байяз смотрел на него во все глаза. Впервые Логен видел на лице первого из магов удивление. Малахус Ки робко кашлянул.
— А я бы хотел знать, — вымолвил он, с надеждой глядя вверх на своего учителя.
— Конечно, — проворчал Байяз. — Но тебе не позволено спрашивать.
Было около полудня, когда все пошло наперекосяк. Логен уже стал надеяться, что им повезет, что они доберутся до Белой реки и протянут еще неделю. В какой-то момент он успокоился и расслабился. К несчастью, именно этот момент и повлиял на развитие событий.
Без сомнений, засада была устроено очень толково. Враги тщательно выбрали место и обвязали тканью копыта своих коней, чтобы заглушить звук. Если бы рядом был Тридуба, тот бы заметил опасность — он имел исключительную способность мгновенно видеть местность и оценивать обстановку. Ищейка с его неповторимым нюхом учуял бы врага. Однако ни того ни другого здесь не было. От мертвых помощи не жди.
Три всадника затаились за крутым поворотом дороги: хорошо вооруженные воины в крепких доспехах. Лица грязные, но оружие вычищено, и все трое — ветераны. Тот, что справа, был коренастым и мощным, почти без шеи. Слева — высокий и костлявый, с маленькими жестокими глазками. На обоих надеты круглые шлемы и поношенные кольчуги, в руках — длинные копья, готовые к бою. Их вожак ссутулился в седле с небрежностью искушенного наездника. Он кивнул Логену.
— Девятипалый! Бринн! Девять Смертей! Как рад снова тебя видеть!
— Привет, Черноногий, — пробормотал Логен, натягивая на лицо дружелюбную улыбку. — Вид твоего лица тоже согрел бы мое сердце, если бы все сложилось по-другому.
— Но все так, как оно есть.
Пока старый воин говорил, взгляд его медленно перемещался от Байяза к Ки, от Ки к Логену, изучая их оружие или отмечая отсутствие такового, чтобы выработать план действий. Менее умный противник дал бы им возможность уравновесить шансы, но Черноногий был названным и не был глупцом. Он остановил взгляд на руке Логена, медленно ползущей вдоль тела к рукояти меча, и спокойно покачал головой.
— Не надо этих штучек, Девять Смертей. Ты сам видишь — ты у нас в руках. — И он кивнул на деревья за спиной Логена.
Сердце Девятипалого дрогнуло: еще двое всадников появились сзади и теперь рысцой подъезжали к ним, окончательно захлопывая ловушку. Обернутые тканью копыта лошадей не издавали почти ни звука, соприкасаясь с мягкой землей возле дороги. Логен пожевал губу. Черноногий прав, черт его побери. Четверо всадников съехались, их копья покачивались, лица были холодны, умы сосредоточены на поставленной задаче. Малахус Ки глядел на них испуганными глазами, его лошадь пятилась назад. Байяз благодушно улыбался, словно здесь собрались старые добрые друзья. Логен бы не отказался от толики самообладания волшебника, поскольку его собственное сердце колотилось, а во рту стоял кислый привкус.
Черноногий двинул своего коня вперед, даже не притронувшись к поводьям; одной рукой он сжимал рукоятку секиры, другая спокойно лежала на колене. Он был искусным и прославленным наездником — вот как бывает, когда теряешь все пальцы на ногах после обморожения. Конечно, ездить верхом быстрее, но когда дело касалось схватки, Логен предпочитал, чтобы его ноги твердо стояли на земле.
— Будет лучше, если вы пойдете с нами, — произнес старый воин. — В любом случае лучше.
Логен едва ли мог согласиться, но ситуация сложилась не в его пользу. Возможно, Байяз прав и у меча действительно есть голос, но копье — чертовски удобная вещь: можно проткнуть человека, не слезая с коня. И вокруг Логена сомкнулись четыре копья. Его поймали — с численным перевесом, врасплох и с неподходящим для обороны оружием. Сейчас надо выиграть время в надежде, что найдется какой-нибудь выход. Логен прокашлялся, изо всех сил стараясь ничем не выдать свой страх, и сказал:
— Никогда бы не подумал, что ты сможешь помириться с Бетодом, Черноногий. Кто угодно, только не ты.
Старый воин почесал свою длинную спутанную бороду.
— Ну, сказать по правде, я сделал это одним из последних. Но в конце концов и я преклонил колени, как все остальные. Не могу сказать, чтобы мне это нравилось, однако так уж случилось. Лучше отдай мне меч, Девятипалый.
— А как же Старик Йоль? Неужели и он кланяется Бетоду? Или ты нашел хозяина, который тебе больше по душе?
Черноногий нисколько не обиделся на насмешку, но внезапно стал печальным и усталым.
— Йоль мертв. Будто ты не знаешь! Почти все мертвы. Бетод не тот хозяин, который мне по душе. Тем более его сыновья. Никому не нравится лизать толстую задницу Скейла или тощую — Кальдера, ты и сам должен это понимать. А теперь отдай мне твой меч, время идет, а нам еще далеко ехать. Мы успеем обо всем поговорить, когда ты будешь без оружия.
— Йоль мертв?
— Ну да. Он вызвал Бетода на поединок. Ты что, не слышал? — с подозрением проговорил Черноногий. — Наводящий Ужас покончил с ним.
— Наводящий Ужас?..
— Где же ты был, сидел в пещере?
— Можно сказать и так. Что еще за Наводящий Ужас?
— Я не знаю, что это такое. — Черноногий наклонился с седла и сплюнул в траву. — Я слышал, что он вообще не человек. Говорят, ведьма Кауриб выкопала его из-под горы. Как знать? Так или иначе, он теперь бьется за Бетода на поединках, и он еще хуже того, что был до него, — не в обиду будет сказано.
— Никаких обид, — отозвался Логен.
Человек без шеи подвинулся ближе. Даже слишком близко: наконечник его копья маячил в футе-другом от Логена. Достаточно близко, чтобы Логен смог за него ухватиться… Может быть.
— Старик Йоль был сильный воин.
— Да уж. Поэтому мы и шли за ним. Но это не принесло ему добра. Наводящий Ужас забил его — измочалил, как какую-нибудь собаку. Он оставил его в живых, если это можно так назвать, чтобы мы могли поучиться на его ошибке; впрочем, Йоль не прожил долго. Большинство наших преклонили колени сразу после этого — те, кому приходилось думать о женах и сыновьях. Не было смысла медлить. Там, высоко в горах, еще осталось несколько человек, не склонившихся перед Бетодом: этот безумец-лунопоклонник Круммох-и-Фейл со своими горцами и еще кое-кто. Но их не много. И Бетод уже строит планы на их счет. — Черноногий протянул к нему большую мозолистую ладонь. — Отдай мне меч, Девять Смертей. Только левой рукой, прошу тебя, медленно-медленно и без фокусов. Так будет лучше.
Итак, вот оно. Больше времени нет. Логен обхватил тремя пальцами левой руки рукоять меча, чувствуя прикосновение холодного металла к ладони. Наконечник копья коренастого подвинулся еще ближе. Высокий несколько расслабился, уверенный, что добыча у них в руках, и его копье было направлено в воздух, без цели. Трудно сказать, что делали те двое позади. Желание обернуться было почти непереносимым, но Логен заставил себя глядеть прямо вперед.
— Я всегда уважал тебя, Девятипалый, хотя мы были на разных сторонах. Я не питаю к тебе вражды. Но Бетод хочет мести, он одержим ею, а я поклялся ему служить. — Черноногий печально поглядел в глаза Логена. — Жаль, что это вынужден сделать я. Как бы то ни было, мне жаль.
— И мне, — пробормотал Логен. — Мне тоже жаль, что это ты. — Он медленно вытащил меч из ножен. — Как бы то ни было.
И он выбросил вперед руку, впечатав эфес меча Черноногому в лицо. Тяжелый металл с хрустом врезался в зубы, старый воин испустил вопль и повалился с седла спиной вперед; секира вылетела из его руки и с лязгом упала на дорогу. Логен тут же схватился за древко копья коренастого воина, чуть пониже наконечника.
— Беги! — рявкнул он Малахусу.
Но ученик только глядел на него во все глаза, тупо моргая. Человек без шеи с силой рванул копье к себе, чуть не выдернув Логена из седла, но тот держал крепко. Он откинулся назад, привстав на стременах, и высоко поднял меч над головой. Противник широко раскрыл глаза, отнял одну руку от копья и инстинктивно поднял ее вверх. Логен со всей силы опустил меч.
К его изумлению, меч оказался необыкновенно острым. Клинок отрубил коренастому руку возле самого локтя, затем вонзился в плечо, прошел сквозь мех и кольчугу и рассек тело до живота почти надвое. Кровь ливнем хлынула на дорогу, брызги летели в морду коню Логена. Скакун не был обучен для сражения, он пятился, брыкался и бил копытом от ужаса. Логен отчаянно старался удержаться в седле. Краем глаза он заметил, что Байяз шлепнул по крупу лошадь Малахуса, и та рванула с места, унося болтающегося в седле ученика. Вьючная кобыла во весь опор скакала следом.
Затем все смешалось: лягающиеся и фыркающие животные, лязг и скрежет металла, проклятия и вопли. Битва. Ощущение знакомое, но от этого не менее устрашающее. Логен вцепился правой рукой в повод, пытаясь совладать с брыкающейся лошадью, и отчаянно размахивал мечом над головой — скорее чтобы напугать своих врагов, чем причинить им вред. В любой миг он ожидал толчка и мучительной боли, когда копье пронзит его насквозь, а затем земля встанет дыбом и ударит в лицо.
Он видел, как Ки с Байязом скачут прочь по дороге, а их нагоняет высокий воин с копьем наперевес. Он видел, как Черноногий переворачивается и встает, сплевывая кровь и нашаривая секиру. Он видел, как те двое, что были сзади, стараются справиться со своими лошадьми и бессмысленно машут копьями. Он видел, как тело человека, которого он только что убил, разваливается на две половины и медленно валится с седла, заливая кровью глинистую почву.
Логен вскрикнул, когда острие копья воткнулось ему сзади в плечо; его швырнуло вперед, и он чуть не перелетел через голову лошади. Затем он осознал, что перед ним открытая дорога, а он еще жив. Логен пришпорил коня, и тот ринулся вперед, отбрасывая копытами грязь в лица преследователей. Девятипалый перебросил меч в правую руку, при этом чуть не выронил поводья и не упал на дорогу. Он подвигал плечом: рана, похоже, оказалась не слишком глубокой, он по-прежнему вполне мог действовать рукой.
— Я еще жив. Еще жив…
Дорога мелькала под ним, ветер жег глаза. Он нагонял высокого воина — обмотанные тканью копыта теперь замедляли бег лошади, скользившей на глинистой почве. Логен изо всех сил сжал рукоять своего меча, занося его над спиной высокого. Его враг резко повернул голову, но было слишком поздно. Раздался гулкий звон металла о металл, меч врезался в шлем, оставив на нем глубокую вмятину, и высокий вылетел из седла. Его нога застряла в стремени, и голова два раза ударилась о дорогу, прежде чем он высвободился и покатился по траве, переворачиваясь снова и снова, болтая руками и ногами. Его лошадь, потерявшая всадника, не остановилась и лишь скосила глаза на Логена, когда тот проскакал мимо нее.
— Еще жив…
Логен посмотрел через плечо: Черноногий снова вскочил в седло и теперь несся галопом вслед за ним, подняв секиру над головой, а его спутанные волосы развевались по ветру. С ним были двое оставшихся копейщиков, изо всех сил понукавших коней, но преследователей уже отделяло от него некоторое расстояние. Логен расхохотался. Кажется, ему удалось оторваться! Он махнул мечом в сторону Черноногого, въезжая в лес у края долины.
— Я еще жив! — завопил он во весь голос…
И тут его лошадь осадила так внезапно, что Логен чуть не слетел на землю. Если бы он не обхватил рукой шею коня, то не сумел бы удержаться. Только вновь усевшись в седло, он увидел, в чем дело — и дело весьма неприятное.
Поперек дороги было навалено несколько древесных стволов с обрубленными ветками, а их заточенные под острыми углами комли торчали наружу во все стороны. Перед засекой стояли еще два карла в кольчугах, держа копья наизготовку. Даже лучший из наездников не смог бы преодолеть такой барьер, а Логен не был лучшим. Байяз и его ученик пришли к тому же выводу и смирно остановились перед баррикадой. Лицо старика было озадаченным, лицо юноши — просто испуганным.
Логен крепче сжал меч и без особой надежды огляделся, всматриваясь в деревья в поисках выхода. Он заметил еще людей. Лучники — один, двое, трое — медленно подползали с обеих сторон к дороге, держа наготове стрелы и натянув тетиву.
Логен повернулся в седле, но Черноногий и двое его соратников были уже близко — значит, в ту сторону не убежать. Они осадили лошадей в нескольких шагах от Логена, вне досягаемости его меча. Плечи Девятипалого опустились. Охота закончена. Черноногий наклонился и сплюнул кровь на дорогу.
— Все, Девять Смертей, дальше ты не уедешь.
— Забавно, — проговорил Логен, глядя на свой длинный серый клинок, забрызганный красным. — Все это время я сражался за Бетода против тебя, а теперь ты сражаешься за него против меня. Похоже, мы вечно воюем друг против друга, а он выходит победителем. Забавно.
— Да, — буркнул Черноногий, шевеля окровавленными губами. — Забавно.
Однако никто не смеялся. Лица Черноногого и его карлов были суровы как смерть, Ки, судя по его виду, был готов расплакаться. Только Байяз почему-то сохранял свое обычное благодушие.
— Ладно, Девятипалый, слезай с коня, — сказал Черноногий. — Бетод хочет получить тебя живым, но согласен и на мертвого, если нет другого выхода. Ну же! Слезай!
Логен прикинул, сумеет ли сбежать после того, как сдастся. Вряд ли Черноногий совершит еще одну ошибку. Скорее всего, за уже оказанное сопротивление пленника до полусмерти запинают ногами или перебьют ему колени. Потом пленных скрутят, словно животных на убой. Логен представил себе, как он валяется на камнях, замотанный длиннейшей цепью, а Бетод улыбается и глядит на него с трона. Кальдер и Скейл при этом будут смеяться и колоть беспомощного врага чем-нибудь острым.
Логен посмотрел вокруг. Он увидел холодные острия стрел, холодные наконечники копий и холодные глаза людей, целившихся в него. Положение безвыходное.
— Ну хорошо, ты выиграл.
Логен бросил меч на землю острием вперед. Он хотел, чтобы клинок вонзился в землю вертикально, покачиваясь взад-вперед, но меч повалился в грязь. Такой уж сегодня неудачный день. Логен медленно перекинул ногу через седло и спрыгнул на дорогу.
— Так-то лучше. Теперь остальные, — сказал Черноногий.
Ки немедленно соскочил с лошади и остановился, нервно поглядывая на Байяза, однако маг не спешил. Черноногий нахмурился и приподнял секиру:
— Ты тоже, старик!
— Я предпочитаю ехать верхом.
Логен вздрогнул: так отвечать нельзя. Теперь Черноногий в любую минуту может отдать приказ, после которого зазвенит тетива и первый из магов рухнет на дорогу, пронзенный стрелами. Возможно, с той же безумной улыбкой на мертвом лице.
Но приказ так и не был отдан. Байяз обошелся без тайных слов, без странных заклинаний, без загадочных жестов — лишь воздух у его плеча задрожал, как бывает над поверхностью земли в жаркий день, и Логен ощутил странное тянущее чувство в животе.
А потом деревья вокруг взорвались стеной жгучего, ослепительного, добела раскаленного пламени. Стволы лопались, ветки ломались с оглушительным треском, выбрасывая клубы сияющего пламени и раскаленного пара. Горящая стрела взвилась высоко в воздух над головой Логена, и после этого лучников не стало — они испарились в раскаленной печи.
Потрясенный и испуганный, Логен отступил назад, кашляя и задыхаясь. Он поднял руку к лицу, чтобы защитить его от обжигающего жара. Над баррикадой вздымались огромные сгустки пламени и разлетались ослепительные искры. Двое людей, стоявших рядом, теперь бились в конвульсиях на земле, окутанные жадными огненными языками. Их вопли терялись в оглушительном реве.
Кони топтались и крутились на месте, храпя от дикого ужаса. Черноногий снова оказался на земле, пылающая секира вылетела из его руки, а лошадь споткнулась и рухнула на него сверху. Одному из копейщиков пришлось еще тяжелее: конь сбросил всадника прямо в стену пламени возле дороги. Отчаянный вопль быстро умолк. Второй пока устоял. К его счастью, он был в перчатках: каким-то чудом не выпустил из рук пылающее древко копья.
Как ему хватило присутствия духа ринуться в атаку, когда вокруг бушует пламя, Логен так и не понял. В бою случаются странные вещи. Копейщик выбрал своей целью Ки и с ревом понесся на него, нацелив пылающее копье ему в грудь. Безмозглый ученик стоял столбом, беспомощный и словно прикованный к месту. Логен налетел на него всем корпусом, подняв кверху меч, так что Ки покатился через дорогу и закрыл руками голову. Потом Девятипалый повернулся и вслепую рубанул по ногам лошади, проносившейся мимо.
Клинок вырвался из его пальцев и улетел прочь, а отсеченное конское копыто ударило в раненое плечо, и Логен свалился в грязь. Он задохнулся, пылающий мир бешено вращался вокруг. Впрочем, его удар все же возымел действие: через несколько шагов подрубленные передние ноги лошади подогнулись, она споткнулась, беспомощно пронеслась еще немного вперед и рухнула в пламя, где и исчезла вместе с всадником.
Логен поискал взглядом свой меч. Вихрь обратившихся в пепел листьев хлестал вдоль дороги, жег лицо и руки. Жар наваливался, словно огромная тяжесть, выжимая пот из пор. Логен нащупал окровавленную рукоять меча и схватил ее израненными пальцами, затем поднялся, шатаясь и издавая бессмысленные вопли ярости, хотя сражаться было больше не с кем. Стена пламени пропала так же внезапно, как появилась, оставив Логена кашлять и моргать глазами в клубящемся дыму.
Наступившая после этого рева тишина казалась абсолютной, легкий ветерок — ледяным. На месте деревьев остался широкий круг обугленных расщепленных пней, словно они горели несколько часов. Баррикада превратилась в оседающую груду пепла и черных головешек. Два трупа лежали поодаль, распластанные на земле, и в них с трудом можно было опознать людей: они обгорели до самых костей. Почерневшие наконечники копий валялись на дороге, древки исчезли бесследно. От лучников не осталось ничего — они стали сажей, которую ветер разнес по лесу. Малахус Ки неподвижно лежал лицом вниз, закрыв руками голову, а позади него распростерлась на боку лошадь Черноногого. Одна нога животного тихо подергивалась, остальные уже не двигались.
— Ну вот и все, — произнес Байяз.
Его тихий голос заставил Логена подпрыгнуть, Почему-то он ожидал, что здесь больше никогда не раздастся ни единого звука. Первый из магов перекинул ногу через седло и соскользнул на дорогу. Его лошадь стояла спокойно и послушно; за все время она ни разу не двинулась с места.
— Что ж, мастер Ки, теперь ты видишь, чего можно достигнуть, если прилежно изучать растения?
Байяз говорил спокойно, но руки его дрожали. Дрожали сильно. Он выглядел изможденным, больным, старым, словно десять миль тащил на себе груженую повозку. Логен уставился на него, покачиваясь взад-вперед и бессильно опустив руку с мечом.
— Значит, вот это и есть искусство?
Его голос звучал очень тихо и как будто издалека. Байяз вытер пот с лица.
— В некотором роде. Не сказать, что очень утонченное. Но… — Маг ткнул носком сапога обгорелое тело. — Северяне не оценили бы утонченность. — Он скривился, потер запавшие глаза и взглянул вдоль дороги. — Куда, черт возьми, подевались кони?
Логен услышал хрип павшей лошади Черноногого. Он побрел к ней, споткнулся, упал на колени, встал и снова пошел. Его плечо пульсировало от боли, левая рука онемела, ободранные пальцы кровоточили, но Черноногому было еще хуже. Гораздо хуже. Он лежал, опираясь на локти, его ноги придавила упавшая лошадь, руки обгорели и превратились в сплошные раздувшиеся раны. На залитом кровью лице застыло выражение глубочайшего изумления. Он безуспешно пытался выбраться из-под лошадиного бока.
— Проклятье, ты убил меня, — прошептал Черноногий, глядя на свои изуродованные руки. — Со мной покончено. Я никогда не смогу вернуться назад. А даже если бы смог, зачем мне возвращаться? — Он безрадостно хохотнул. — Бетод теперь не так милостив, как раньше. Убей меня сейчас, пока не пришла боль. Так будет лучше.
Он обмяк и снова опустился на дорогу.
Логен посмотрел на Байяза, но от того не приходилось ждать помощи.
— Я не силен в целительстве, — резко сказал маг, оглядывая круг выжженных пней. — Я уже говорил тебе: как правило, мы специализируемся на чем-то одном.
Он прикрыл глаза и наклонился, опершись ладонями о колени и тяжело дыша.
Логен подумал о каменных плитах пола в зале у Бетода; о двух принцах, что смеются и тычут в пленника острыми предметами.
— Ладно, — пробормотал он и поднял меч. — Ладно.
Черноногий улыбнулся ему:
— Ты прав, Девятипалый. Я не должен был становиться на колени перед Бетодом. Никогда. Пусть бы он провалился вместе со своим Наводящим Ужас. Лучше бы я сражался до последнего и умер в горах. Это было бы честно. Но я устал от сражений. Ты ведь понимаешь меня?
— Понимаю, — буркнул Логен. — Я тоже устал.
— Так и есть, — проговорил Черноногий, глядя ввысь, в серое небо. — С меня хватит. Так что, пожалуй, я это заслужил. Все честь по чести. — Он поднял подбородок. — Ну, ладно. Давай, парень, заканчивай.
Логен поднял меч.
— Я рад, что это сделаешь ты, Девятипалый, — просипел Черноногий сквозь сжатые зубы. — Как бы то ни было.
— А я не рад.
Логен рубанул клинком.
Обгорелые пни еще тлели, над ними вились дымки, но воздух значительно похолодел. Логен чувствовал во рту вкус крови. Возможно, он прикусил язык в разгар схватки, а может быть, то была чужая кровь. Он швырнул меч на землю. Клинок отскочил и загромыхал, кропя грязь красными каплями. Ки на некоторое время потрясенно застыл, потом перегнулся пополам, и его вырвало прямо на дорогу. Логен опустил взгляд на обезглавленный труп Черноногого.
— Он был хороший человек. Лучше меня.
— История сплошь завалена мертвыми телами хороших людей. — Байяз неловко опустился на колени, подобрал меч и вытер клинок о куртку Черноногого, потом поднял голову и прищурился, глядя на дорогу сквозь пелену дыма. — Надо двигаться дальше. Пока не появились другие.
Логен посмотрел на свои окровавленные ладони, медленно поворачивая их перед глазами. Это его руки, вне всякого сомнения. Вот отсутствующий палец…
— Ничего не изменилось, — пробормотал он сам себе.
Байяз выпрямился, отряхивая грязь с коленей.
— А когда что-нибудь менялось? — Он протянул меч Логену эфесом вперед. — Полагаю, он тебе еще понадобится.
Логен посмотрел на клинок: он был чистым и тускло-серым, точно таким же, как всегда. В отличие от самого Девятипалого, на мече после сегодняшней жестокой работы не появилось ни царапины. Логен не хотел брать его в руки. Никогда.
Но все-таки взял.
Часть 2
На самом деле жизнь — это битва не между хорошим и плохим, а между плохим и наихудшим.
Иосиф Бродский
На что похожа свобода
Острие лопаты вгрызалось в землю с резким звуком металла, скребущего по камню. Слишком знакомый звук. Как ни старайся, лопата входила в грунт неглубоко, поскольку запеченная горячим солнцем почва была тверда как камень.
Но ее не остановит твердость каменистой земли.
Она вырыла за свою жизнь достаточно ям, и копать приходилось куда более твердую почву.
Если ты выживаешь в бою, ты роешь могилы для мертвых товарищей. Последняя дань уважения — даже если ты совсем не уважала их. Ты копаешь как можно глубже, ты спихиваешь их туда и засыпаешь землей. Они гниют, и ты о них забываешь. Так было всегда.
Она дернула плечом, лопатой выбрасывая из ямы очередную порцию песчаного грунта. Ее глаза проследили за полетом земли и маленьких камешков — как они рассыпаются в воздухе и падают на лицо одного из солдат. Глаз мертвеца смотрел на нее с осуждением. В теле другого торчал обломок ее стрелы, и несколько мух с ленивым жужжанием кружились вокруг лица покойника. Для него не будет погребения — только для ее людей. Этот мертвец и его жалкие приятели останутся лежать под безжалостным солнцем.
Стервятникам тоже нужна еда.
Лезвие лопаты со свистом рассекло воздух и вонзилось в почву. Еще одна горсть земли рассыпалась в полете. Она распрямилась, вытерла пот с лица, прищурилась и посмотрела на небо. Солнце палило прямо над головой, высасывало из пыльной земли последнюю влагу, высушивало кровь на камнях. Она посмотрела на две вырытые могилы. Оставалась еще одна. Скоро она закончит, закидает этих троих дураков землей, немного отдохнет и пустится в дорогу.
Другие придут за ней очень скоро.
Она воткнула лопату в землю, взяла мех с водой и вытащила пробку. Сделав несколько глотков теплой жидкости, она позволила себе роскошь вылить немножко воды в чумазую руку и плеснуть себе на лицо. Смерть хотя бы положила конец беспрерывным ссорам из-за воды.
Теперь ее хватит на всех.
— Воды… — прохрипел солдат, лежавший возле скалы.
Как ни удивительно, он еще не умер. Стрела не поразила его в сердце, но все же он был убит — только не так быстро, как предполагалось. Он сумел доползти до самой скалы, но его путь закончен. Камни вокруг него покрылись слоем темной крови. Жара и стрела скоро довершат дело, каким бы крепким ни был этот человек.
Она не испытывала жажды, но воды оставалось вдоволь, а ей не унести все с собой. Она сделала еще несколько глотков и пролила воду, так что струйки потекли по шее. Редкое удовольствие здесь, в Бесплодных землях, — лить воду. Сверкающие капли рассыпались по сухой земле, превращаясь в темные пятна. Она плеснула еще немного на лицо, облизала губы и взглянула на солдата.
— Пощады… — прошептал тот, прижимая одну руку к груди в том месте, где торчала стрела, и из последних сил вытягивая другую.
— Пощады? Ха! — Она заткнула мех пробкой и бросила его возле могилы. — Разве ты не знаешь, кто я?
Она ухватилась за черенок лопаты и снова вонзила острие в землю.
— Ферро Малджин! — раздался голос позади нее. — Я знаю, кто ты!
Более чем нежелательный оборот событий.
Она снова взмахнула лопатой, лихорадочно соображая. Ее лук лежал на земле возле первой выкопанной могилы, чуть-чуть дальше, чем можно дотянуться. Она выбросила из ямы немного земли, чувствуя, как ее покрытые потом плечи покалывает от невидимого присутствия. Она взглянула на умирающего солдата: тот смотрел куда-то за ее спину, что давало хорошее представление о том, где стоял вновь прибывший.
Она снова вонзила острие лопаты в землю, затем отпустила ее и прыгнула в сторону от ямы. Перекатилась по земле, схватила посередине броска свой лук, наложила стрелу, натянула тетиву — все одним плавным движением. Шагах в десяти от нее стоял старик. Он не сделал ни шага вперед, при нем не было никакого оружия. Он просто стоял и глядел на нее с благожелательной улыбкой.
Она выпустила стрелу.
Надо сказать, что Ферро стреляла из лука убийственно метко. Десять мертвых солдат могли бы подтвердить это — шестеро погибли от ее стрел, и она не промахнулась ни разу. Она никогда не промахивалась с близкого расстояния, как бы поспешно ни делался выстрел, и легко убивала людей, стоявших в десять раз дальше от нее, чем этот улыбающийся старый гад.
Однако сейчас она промахнулась.
Стрела как будто свернула в сторону посреди полета. Может, одно из перьев оказалось плохо прилажено, но все-таки здесь было что-то не то. Старик даже не дрогнул. Он стоял и улыбался в точности там же, где прежде, а стрела прошла в нескольких дюймах от него и улетела дальше вниз по склону.
Это дало им всем время обдумать ситуацию.
Старик был весьма странный. Очень смуглый, черный как уголь — значит, он пришел с далекого Юга, с той стороны огромной голой пустыни. Подобное путешествие требовало больших усилий, и Ферро нечасто доводилось видеть людей, проделавших его. Старый южанин был высокий и тощий, с длинными жилистыми руками, в простой накидке. На его запястьях виднелось множество необычных браслетов, темных и светлых, поблескивавших на яростном солнце и закрывавших половину предплечья.