Ревность волхвов Литвиновы Анна и Сергей

Аппарат тут же зазвонил снова. На этот раз номер на определителе отпечатался родной, столичный. Я откликнулся. Звонила Леся.

— Нас всех везут сейчас в местную полицию, — чуть запыхавшись, проговорила она.

— Я знаю. А зачем?

— Будут брать пробы ДНК.

У меня отлегло от сердца.

— Ты в городе? На машине? — продолжила девушка.

— Да, а что?

— Постарайся пройти тест первым. И я тоже пойду в первых рядах. У нас с тобой потом будет, чем заняться.

— О’кей, — сказал я, и она разорвала соединение.

— Поехали в полицию, — молвил я Сане.

— А что там еще такое? — нахмурился он.

— Будут брать пробы ДНК.

— Пивка не дадут попить, — проворчал мой приятель. Лицо его, как я заметил, при известии о пробах нисколько не дрогнуло.

…Мы прибыли к зданию полицейского участка как раз в тот момент, когда наши высаживались из белого микроавтобуса. Жене помогали выбраться Настя и Родион. Женщина выглядела постаревшей и утомленной. Она сошла со ступенек и запрыгала на одной ноге, опираясь на плечо Насти. На меня она даже не взглянула.

Процедура взятия ДНК заключалась в мазке стерильной палочкой с внутренней стороны щеки, который производила стерильная финская докторица.

Мне удалось пройти процедуру первому. Лесе — второй. Когда мы столкнулись с ней на пороге кабинета, она шепнула: «Иди в машину и заводи мотор».

Ее голос звучал безапелляционно, и я подчинился.

Через пять минут она прыгнула на пассажирское сиденье. Щетки работали вовсю, сгребая с лобового стекла снег.

— Поехали домой, — скомандовала Леся. — У нас очень мало времени.

— Мало — для чего?

— Слава богу, в нашем доме впервые со дня убийства никого нет.

— И что?

— Можно кое-что поискать.

— Что именно?

— Если б я знала, — развела руками девушка.

Я не стал возражать. Неэтично, конечно, рыться в вещах наших спутников, но… В случае убийства этика отходит на второй план. Душегубов не ловят в стерильно-белых перчатках. Это вам не анализ ДНК.

Мы подъехали к коттеджу номер два — где проживали Женя, Родион со Стеллой и девушки.

Я, кажется, уже упоминал, что наши дома почти никогда не запирались. На всех постояльцев коттеджа имелся всего один ключ. Обычно он лежал, на всякий случай, в сундуке с дровами для камина.

Вот и сейчас коттедж оказался открыт.

Леся остановилась в предбаннике. Стала поднимать горнолыжные ботинки, что стояли у стены рядами, и осматривать подошвы.

А мне скомандовала:

— Надо искать вещи с пятнами крови. Когда убили Вадима, крови было много, убийца должен был испачкаться…

Я начал с комнаты Жени. Там пахло валерьянкой.

Носильные вещи помещались в небольшом шкафчике, на вешалках, прибитых к стене, и в чемодане под кроватью.

Вскоре ко мне присоединилась сыщица.

— Саня мне сказал, — доложил я ей, — что, когда Петя выходил в день убийства из коттеджа Вадима, он был в красной ушанке, желтом пуховике и серых штанах.

— Вот как?

Мужской желтый пуховик и серые горнолыжные штаны висели на вешалке.

Леся осмотрела их тщательнейшим образом, особенно штаны.

— Ни пятнышка… — пробормотала она. И попросила меня: — Просмотри, пожалуйста, их аптечку. «Фервексы» всякие откладывай, а незнакомые названия выписывай, ладно?

Я снова подметил, что моя напарница ведет себя со мной гораздо мягче, чем раньше.

Сама она залезла в чемодан и стала, в прямом и переносном смысле, рыться в чужом грязном белье.

— А Женька-то неряха… Лифчики аж черные!.. – пробормотала она как бы про себя, но я понял, что не так уж ей безразличен мой фортель с госпожой Гореловой.

Медикаментов у парочки нашлось множество. Я откладывал в одну сторону общеизвестные, вроде геделикса и арбидола, а незнакомые фиксировал в записнухе своего мобильника: арифон… цинкит… лепонекс… найз… феназепам… аевит…

Леся вдруг присвистнула.

— Что, кровь? — отвлекся я.

— Лучше.

Она вытащила из потайного отделения чемодана и продемонстрировала мне коробочку зеленого бархата. Открыла ее. Внутри оказались изумительной красоты золотые серьги с громадными изумрудами. Из того же кармана девушка извлекла новогоднюю открытку. Раскрыла ее. В открытке было написано аккуратным почерком лишь два слова: «Моей любимой…»

— Забавно… — Задумчиво протянула Леся. — И странно…

— Что странного? Петя сделала подарок жене на Новый год.

— Думаешь? — с сомнением переспросила девушка. — Сфоткай, пожалуйста, и серьги, и открытку.

Я пару раз щелкнул фотоаппаратом своего телефончика.

Леся положила коробочку на место.

— А следов крови нет нигде, — сообщила она.

Я закончил опись незнакомых мне лекарств.

— Окровавленные вещи убийца мог просто закопать в снег, — возразил я.

— Мог-то он мог, но рано или поздно снег сойдет…

— Но нас к тому времени здесь уже не будет…

— Знаешь, что, Вань, поставь, пожалуйста, чайник и налей нам чаю.

— Зачем?

— Скоро наши вернутся.

Леся оказалась предусмотрительной. Я отправился выполнять указание. Девушка переместилась в комнату, где размещались Родион и Стелла.

Я расставил чашки и вскоре присоединился к ней. Пока сыщица рассматривала одежду, я залез в тумбочку, принадлежащую Родиону. Там лежала дорогая кожаная визитница, ломившаяся от карточек. Я перелистал ее.

— Вот интересно, — сказал я вслух Лесе, — сотни визиток, и ни одной известной фирмы. Никакого тебе «Самсунга», или «Хьюлетт-Паккард», или «ИКЕА». Все какие-то ООО «Корвет» и ИЧП Налбандян Ашот Айрапетович… Что у Родиона за бизнес?

— А ты сам у него спроси, — усмехнулась сыщица. — Посмотрим, что он ответит.

Помимо карточек, я отыскал записную книжку, потрепанную, но также из дорогой кожи. На каждую букву в нее оказались вписаны десятки номеров. Много абонентов зашифрованы инициалами, например, «А.Г.Т.» или «Ж.Л-б». Возле таких, как правило, значатся мобильные номера. Есть и контакты, обозначенные латинскими литерами: «W.Q.S.», «GLB», «Z.R.F.»…Телефоны, относящиеся к ним, начинались явно не с российских кодов. Я щелкнул пару страниц своим телефончиком.

На последней странице записнухи значилось:

БНГ — МРМН: 18—22

МРМН — РВНМ: 2—3

РВНМ — СТКГЛ: 2—3

Я не знал, что означали пометки, но они меня заинтриговали, и их я тоже на всякий случай сфоткал.

Странный, странный человек наш Родион…

В этот момент послышался шум подъезжающей машины.

— Атас, — тихонько молвила Леся.

Я бросил книжку в тумбочку. Она поспешно задвинула под кровать чемодан, принадлежащий Сыромятским.

Мы бросились в гостиную и спустя пару секунд уже сидели, словно добрые друзья, друг против друга за кружками чаю. Чай уже успел слегка остыть, зато мы, кажется, не вызвали подозрений.

Первой, с помощью Насти, в гостиную вошла Женя. Ей явно не доставило удовольствия видеть нас с Лесей мирно беседующими за чаем.

Настя усадила подругу в кресло и отправилась на кухню. К ней присоединилась Стелла.

Родион исчез в своей комнате.

Если два дня назад, когда я носил Женю на руках, от нее распространялись волны позитивной энергии, притягивающей меня, словно наэлектризованную бумажку, то теперь она излучала мощное отрицательное поле. И это поле отталкивало меня. Прямо-таки ощутимо — из комнаты, из домика, из Жениной жизни.

Я поспешно допил чай и бросил Лесе: «Пойду покурю».

Юная сыщица через пару минут тоже выбралась на крыльцо. Потянулась к моей сигарете:

— Дай затянусь.

— Возьми целую.

— Не хочу. Неохота привыкать.

Я дал ей затянуться.

Наши отношения с Лесей описали круг и снова пришли к той же точке, откуда начинались. Опять одна сигарета на двоих. Это уже было, было, было…

— Ты много нашел незнакомых лекарств у Гореловых? — спросила девушка.

— Достаточно. Может, я просто мало болею?

— Постучи по дереву!.. А ты можешь узнать по Интернету, что это за препараты?

— Легко.

— А я хочу наконец побеседовать со Стеллой.

— По-моему, рылись в чужих вещах мы зря.

В ответ девушка только пожала плечами.

— Я лично ничего особенного не нашел, за исключением очередного подтверждения того, что Родион — странный человек.

Я продемонстрировал девушке на дисплее мобильника сфотографированную мною запись на последней страничке его блокнота:

БНГК — МРМН: 18—22

МРМН — РВНМ: 2—3

РВНМИ — СТКГЛ: 2—3

— Да, любопытно… — без особого интереса молвила Леся. — Да еще эти серьги с изумрудами…

— А что серьги? Петька подарил Жене на Новый год, что тут странного?

— Если бы подарил он, да на Новый год, она бы их надела на новогоднюю вечеринку. А не прятала бы в потайном кармане чемодана.

— Ты думаешь?

— Любая женщина поступила бы так.

— Значит, ей, втайне от мужа, подарил серьги Вадим, который, вопреки ее утверждениям, до самого последнего времени оставался ее любовником.

— Может быть, — вздохнула Леся. — Но ты, Ваня, слишком скор на выводы.

Я отправился в свой домик. Снег валил по-прежнему. Даже подножия горы не было видно в тумане.

Иннокентий и Валентина заперлись в своей комнате.

Саня торчал у телевизора.

Через двадцать минут интернет-серфинга я узнал, отталкиваясь от списка лекарств, что Петр Горелов, по всей видимости, лечился от простатита. Против воли у меня в голове прозвучали грозные слова рекламы: «Простатит… Учащенное мочеиспускание… Импотенция…» Импотенция… Может, у Горелова, грубо говоря, не стоял? А его жена развлекалась со всеми подряд (судя по тому, как она вела себя со мной, это вполне возможно). И с Сухаровым в том числе. Вот вам и мотив — даже более мощный, чем деньги, — чтобы убить Вадима, а самому покончить с собой… Эх, Петька, псих ты ненормальный…

Однако пара препаратов, найденные нами в чемодане Гореловых — феназепам и лепонекс, — к простатиту отношения не имели. Феназепам — легкий транквилизатор, снотворное, а вот «лепонекс (как я узнал из Интернета) — антипсихотический препарат, показанный при лечении шизофрении». Значит, Петя реально был ненормальным и даже лечился? А что, очень похоже… Мне опять вспомнился разговор Жени с Настей, случайно подслушанный мною в первый день нашего пребывания здесь… И то, как Горелов странно, заторможенно выглядел на следующий день после убийства Вадима… И эта дикая история с дуэлью…

Я оделся и вышел на крыльцо. Снег все летел и летел, усыпая крыши, машины, дорожки. Вдруг в нем проявилась знакомая фигурка. То была Леся. Весь ее пуховик был усыпан снежинками.

— Я готова расколоть Стеллу, — сказала она мне безо всяких предисловий. — Только мне нужна машина.

— Зачем?

— Родион отпускает нас в поселок, посидеть в баре. Все-таки сегодня Рождество.

— А ты водить-то умеешь?

— У меня и права есть.

— Что ж, плати шестьдесят евро — получишь ключи.

Девушка сморщилась.

— Шестьдесят евро?

— Нормальная цена за день проката. Узнай в «Хертце» или в «Ависе». У меня даже еще со скидкой.

— Нельзя ли на других условиях? — с долей кокетства осведомилась Леся.

— На каких? Предлагай.

— Н-ну… Скажем, ты получишь двадцать процентов от моего гонорара, когда я успешно завершу расследование.

Наконец-то она додумалась — дней пять прошло! — что забесплатно мне работать неинтересно.

— Тридцать процентов, — возразил я.

— Но, кроме авто, я от тебя, Ванечка, еще многого потребую.

— А то я тебе мало помогал.

— Да, ты хорошо мне помогаешь. Спасибо тебе. И я согласна на твои условия: двадцать пять процентов.

— По рукам.

— Давай ключи.

— Чур, не пить за рулем.

Я выдал Лесе ключи.

А потом вернулся в наш коттедж, записал в ноутбук происшествия сегодняшнего дня — и лег спать.

Никто из моих соседей — ни Иннокентий с Валентиной, ни Саня — о том, что наступает Рождество, даже не заикнулись. Ни у кого не было ни малейшего желания что бы то ни было праздновать.

7 января

Сегодняшний день ознаменовался как минимум одним открытием и одним загадочным происшествием.

Впрочем, обо всем по порядку.

Среди ночи я слышал, как к нашему коттеджу подруливает моя «Хонда». Как в наш темный дом пробирается Леся и оставляет на столе в гостиной ключи. Как ни странно, я нисколько не волновался за свою машину. Я был уверен, что Леся — человечек ответственный и вернет мне тачку в целости и сохранности.

Девушка не обманула моих ожиданий. Когда я утром очистил машину от снега, на ней не обнаружилось ни одной новой царапинки.

К утру снегопад наконец прекратился. На горе зажглись фонари и появились первые черные точки — фигурки лыжников.

Я еще валялся в кровати, когда Иннокентий с Валентиной и с Саней позавтракали, оделись и ушли на гору. А когда я принял душ и уселся пить кофе, в коттедж явилась Леся. Пришла — и с порога выпалила:

— Исчез Родион!

— Как исчез?

— Ушел вчера ночью, как раз когда мы со Стеллой сидели в баре. Взял кое-какие свои вещи. Зубную щетку, бритву, пару рубашек. И — ни записки, ни звонка. Стелка плачет.

— Обиделся? Приревновал Стеллу? — высказал свое предположение я.

Леся пожала плечами:

— К кому? Ко мне, что ли?

— К горячим финским парням, которых вы, конечно же, склеили вчера в баре.

Девушка сделала мину.

— Да уж, — саркастически протянула она, — там их столько, да таких горячих, прям дымятся… Да ты не понял, что ли, что Родион совсем не ревнивый?

— А какой он? Что тебе Стелка о нем рассказала?

— Какой?.. Деловой. Холодный. Умный.

— А почему им люди из нашего посольства интересуются? И эта прослушка в коттедже — она ведь, по-моему, по его душу…

— Я спрашивала Стеллу осторожненько — она клянется, что ничего не знает и даже не догадывается, что сие означает.

— А где Родион был в день убийства — раз уж мы выяснили, что они со Стеллой не ездили в Рованиеми?

— Она не знает. Он просто сказал ей, что у него деловая встреча. А где и с кем, распространяться не стал.

— Так он сюда не отдыхать приехал, а по делам?

— Да. Стелла это точно знает. Она мне призналась. Родион ее попросил, причем еще летом: устрой мне на Новый год поездку за границу — но не обычную туристическую, а в чьей-нибудь компании. Желательно на автомобилях, чтобы было больше свободы. А Стелка в это время как раз подбиралась к Вадиму…

— Подбиралась к Вадиму? Что это значит? Можно поподробнее?

— Я напоила ее вчера и расколола. Имя Марфа помогло. Я из Интернета узнала, когда твой лэп-троп брала, что значит Марфа…

— И что же?

— В общем, — продолжила Леся, — Стелла мне сообщила все. Ну, или почти все… Может, не рассказала только самого главного…

— Главного? Что ты имеешь в виду?

— Убила ли она Вадима или нет… Но зато остальное…

И Леся поведала мне историю Стеллы. И потребовала, чтобы я потом записал ее близко к тексту. Что я сейчас и делаю…

Итак, события начались еще двенадцать лет назад.

Жила-была в Москве девочка Стелла. Минуло ей тогда одиннадцать лет. И была у нее сестра Марфа. Старшая сестра, любимая. Той к тому времени исполнилось девятнадцать. Веселая, добрая, заводная. Училась в техническом вузе, пела в хоре, брала уроки вождения и все на свете успевала. И парни вокруг нее вились, как мотыльки. А она всех привечала, но никому не оказывала особенного предпочтения. В кино сходить, в боулинг или кафе — это пожалуйста. Ну, может, целовалась иногда — но не из любви или страсти, а из любопытства.

Марфа любила свою младшую сестренку, баловала ее, подарки дорогие дарила, краситься учила и даже иногда тайком за руль отцовской машины сажала.

А потом у Марфы появился наконец Серьезный Ухажер. Он оказался старше ее на шесть лет. И был не студентик безденежный, а деловой человек. Имел свой бизнес, собственную иномарку, личную квартиру в Центре, хотя и однокомнатную. Марфа, короче говоря, втрескалась в Серьезного Ухажера по уши.

А маленькая Стеллочка у нее была наперсницей, советчицей и утешительницей. Потому что Серьезный Ухажер хоть и казался влюбленным, и заваливал Марфу цветами и драгоценностями, но замуж не звал. И в компанию свою не приводил, и с родителями не спешил знакомить. И ее родителей избегал. Его из всей семьи только Стелла и видела, да и то мельком.

Но на все сомнения, высказываемые Марфой, начитанная Стелла важно говорила: «Проверяет твои и свои чувства». — «Ты думаешь?» — переспрашивала старшая младшую с сомнением. Однако когда любовь, все сомнения решаются только в пользу любви…

И когда Серьезный Ухажер ее позвал, влюбленная сестра поехала с ним вместе в Египет (родителям наврала с три короба, что едет с подругой). А в другой раз — в Париж. И возвращалась из поездок такая счастливая-счастливая, что Стеллочка ей даже завидовала и немножко сомневалась, а случится ли у нее самой когда-нибудь настолько яркая, как фейерверк, и необыкновенная любовь.

А однажды, когда Марфе минуло двадцать, а Стелле двенадцать, старшая сестра шепнула младшей по секрету, что у нее будет ребенок. «А когда же свадьба? — начала спрашивать Стелла. — А вы просто распишетесь или будете в церкви венчаться?» И Марфа тоже бегала веселая и все приговаривала: «Ну, теперь-то он точно женится на мне!..»

А потом случилось несчастье. Огромное, как бронзовый конный памятник, и горькое, как перец чили. Оно заполонило всю жизнь Марфы — и всю жизнь маленькой Стеллы. Младшая сестра оказалась единственной, кто был в состоянии понять и пожалеть старшую. Хоть родители у них имелись — полный комплект, и мама, и папа, — но дочки их к своим сердечным делам не подпускали. Потому что те были люди немолодые, старой формации, не могли даже понять, что времена переменились и как можно до свадьбы ездить с кем-то за границу или делить постель. И если бы Марфа пришла к ним со своим горем, они ее только б изругали и выдали резюме: сама виновата.

Итак, случилось обыденное. То, что тысячи раз с хорошими девочками происходило и происходит. Марфа пришла со своей радостью — в ней новая жизнь вызревает! — к Серьезному Ухажеру. А тот… Тот радости не разделил. Он был с нею строг. И предложил ей денег на больницу.

Но мало того. Он рассказал Марфе ужасную вещь. Он женат. И все то время, пока они встречались, был женат. Они с супругой просто переживали временные трудности. И разъехались, жили покуда отдельно. Но вот теперь эти трудности успешно преодолены. (Не без помощи Марфы, надо думать.) И супруги съезжаются вновь. И в этой обновленной жизни с женой для Марфы уже нет места. Поэтому он просит ее больше не звонить и не появляться на горизонте.

Потом Стелла корила себя. Всю жизнь корила. Несмотря на то что такой маленькой тогда была. За то, что не утешила Марфу. Не уговорила. Нужных слов не нашла. Но откуда бы у нее взялись слова? Да и услышала бы ее Марфа? Она, открытый и распахнутый человек, первый раз в жизни столкнулась с мужской подлостью. Да еще, что называется, по полной программе. С белого коня — лицом прямо в грязь…

Короче, той же ночью Марфа набрала полную ванную теплой воды. Залезла туда. И порезала бритвой вены. Стелла ее первой нашла — уже без сознания. Разбудила родителей — в панике, в ужасе. И пусть Марфа умом решила, что должна умереть, однако ее жизнелюбивая и жизнерадостная душа изо всех сил цеплялась за этот мир. Девушка не истекла кровью — потом врачи сказали, что она резала не там — и не захлебнулась в воде. Медики поставили Марфе диагноз: демонстративное самоубийство. Ничего себе демонстрация: едва не умерла!

Вызвали «Скорую», девушку отправили в больницу, и той же ночью у нее случился выкидыш. Потом ее долго лечили, даже положили в кризисный стационар. Родных туда не пускали, и когда Стелла увидела Марфу снова, то поразилась происшедшей перемене. Как будто с той водой из ванной и с тем погибшим ребенком из нее вытекла вся жизнь. Она ходила бледная, тусклая, глаза в пол, и ничего-ничего ее больше не радовало.

Время залечивает любые раны. И даже такие раны — на открытом сердце. Но и беда никогда поодиночке не приходит. Всегда бьет как минимум из двух стволов, дуплетом. Вот и теперь. Отец их ужасно горевал. Ему бы стоило обратить свое горе и гнев на окружающий мир, тогда, может быть, и пронесло б. Но бедную Марфу нельзя было ругать, а обидчик ее неизвестен, не доберешься до него, дочь даже имя его отказывалась называть. И тогда отец свою боль и обиду направил вовнутрь. Себя ругал: что не уследил. Что далек от дочери был. Что не уберег. Он ел самого себя поедом, и кончилось это плохо. Очень плохо. Через месяц после происшествия, когда Марфа еще в больнице была, с отцом, в возрасте пятидесяти девяти лет, случился обширный инфаркт. Он умер ночью, в одночасье.

Вот так счастливая семья за какой-то месяц стала несчастной.

Марфа с тех пор — а прошло одиннадцать лет, и ей теперь уже за тридцать — так и не оправилась. Она редко улыбается и совсем не смеется. И ходит по-прежнему глаза в пол. И когда с ней заговаривает мужчина — не касается даже, а заговаривает! — вздрагивает, отвечает односложно. Она не ходит, боже упаси, на вечеринки, а театр или в кино — только со Стеллой или с мамочкой. Работает в женском коллективе, но даже подруг у нее нет. В общем, живет, как монашка, — только совсем не монашка, потому что даже в бога она не верит. Ведь монахинь вера окрыляет и придает им силы — а у Марфы на том месте, где должна быть вера, в душе пустыня.

И только в одном старшая сестра начала находить в последнее время отраду. Стелла и раньше, конечно, обращала внимание, что та стала за компьютером просиживать все больше и больше… А тут случайно заметила… Марфа однажды комп выключила, а из своего почтового ящика выйти забыла… Стелла и прочитала ее переписку… Грех небольшой. И увидела, с каких сайтов ей пишут…

Оказалось, Марфа свои фотографии в Сети размещает — не эротические, конечно, но довольно откровенные. Короткая юбочка, декольте или купальник, задорный взгляд. И даже имени своего не скрывает. И ей пишут. Мужчины. Пишут, пишут и пишут. Послания становятся все жарче. А она подзадоривает их. А потом, когда виртуальный друг совсем уж готов пасть перед ней на колени, — она обливает его словами, полными холодного презрения, бьет по больному, оскорбляет — не грязно, но безжалостно…

А на одном из социальных сайтов, где встречаются одноклассники да однокурсники, Стелла тоже обнаружила фотографию Марфы и ее краткое си-ви. А к тому же… Неизвестно, видела ли это сама Марфа. А если видела, что предприняла? Или что собиралась сделать? Во всяком случае, никакой переписки между этими двумя людьми не обнаружилось… Но Стелла-то его сразу узнала… Значит, тем более узнала и Марфа… К ней на страничку заходил Он. Мерзавец. Тот, кто разрушил их семью. Серьезный, блин, Ухажер.

Звали его Вадим Сухаров. Он заглянул, подонок, на виртуальную страничку к Марфе — вспомнить былое.

…В этот момент я прервал Лесин рассказ. Мы прохаживались по дорожкам по нашему лесу. День очень нехотя, мучительно светлел (перед тем, как снова начать темнеть). Я спросил:

— И ты Стелле веришь?

Леся ответила убежденно:

— Знаешь, да. Похоже, что она раскрылась передо мной. По-моему, она долго ждала, перед кем бы ей облегчить душу. Вопросы упали на благодатную почву.

И юная сыщица продолжила свой рассказ о судьбе Стеллы.

…Когда Стелла увидела фотографию Вадима… Явно преуспевающего, ни в чем не нуждающегося… Да еще имеющего наглость заходить, из чистого любопытства, на страницу к бедной сестренке… Вот тогда ею овладела одна, но пламенная страсть.

Страсть мести.

Она решила свести с ним счеты.

К своей затее Стелла подошла не с кондачка. Она решила подготовиться тщательно — тем более что пока не представляла, что именно она сделает, как конкретно отомстит обидчику своей сестры. Для начала постановила: надо подобраться к Вадиму поближе. Однажды — дело было еще осенью — она проникла в ресторан, где проводили свою «корпоративку» сотрудники его фирмы. Там были и Вадим, и Петр, и их жены… Но клюнули на Стеллу — а она специально вертелась неподалеку от празднующих, и оделась вызывающе, и вела себя разухабисто — не Вадим, а Иннокентий с Саней. (Они как раз присутствовали на междусобойчике без своих вторых половинок.) Ничего личного, ничего, задевающего за сердце: просто ухаживания, провожания, хи-хи-хи да ха-ха-ха… А потом — надо ж такому случиться! — Родион попросил Стеллу, чтобы она организовала им поездку за кордон, да лучше всего частным образом, безо всяких турбюро… И Саня, как раз на втором свидании со Стеллой, заявил, что пропадает целая комната в коттедже в Лапландии… И тут два, даже три интереса совпали: Родиона — поехать за границу как частному лицу. Сани — заполнить целую комнату в коттедже своими людьми, да милой девушкой в придачу, а ее, Стеллы, — на две недели оказаться рядом с обидчиком сестры, своим кровным врагом, Вадимом…

— Значит, у Стеллы к Сухарову была застарелая неприязнь? — прервал я Лесю.

— Выходит, что так, — согласилась она.

— Может быть, это она убила?

— Может, и она. Но не колется. Уверяет, что нет. Что ее опередили.

Страницы: «« ... 7891011121314 »»

Читать бесплатно другие книги:

Джордж Бьюкенен, посол Великобритании, рисует объективную картину жизни России до Февральской и Октя...
Василий Алексеевич Маклаков – член ЦК партии кадетов, депутат Государственной думы 2-го, 3-го и 4-го...
Великая княгиня Мария Павловна Романова, внучка Александра II и дочь младшего брата Александра III –...
Внучка героя Гражданской войны в США, легендарного генерала Улисса Гранта, дочь генерал-майора Фреде...
В настоящем пособии подобраны материалы по разным видам страхования. Правовые позиции федеральных су...
Хэнсон Болдуин был в годы Второй мировой войны военным редактором газеты «Нью – Йорк тайме», сам уча...