Ревность волхвов Литвиновы Анна и Сергей

Я вернулся к «Хонде» и медленно поехал прочь из городка.

…Гоблины, в расстегнутых горнолыжных костюмах, уже расположились в «Гондоле». Приземлились они здесь, похоже, давно. Посреди стола красовалась бутылка финской водки. Закусывали салатом, чрезвычайно похожим на наш оливье.

Первый, завидев меня, сказал:

— Садись.

Я уселся за столик и небрежно бросил пластиковый файл с фотографиями наших шестерых красоток — пока лицом вниз. Стриженые, как по команде, уставились на пакет.

— Пить будешь? — спросил меня Володька.

— Я за рулем.

— Дело твое.

— Будете смотреть?

— Давай показывай.

Хотя от братков не исходило явной агрессии, все равно я чувствовал себя в их обществе неуютно.

— Может, каждый из вас посмотрит фотографии по отдельности? — предложил я. — Чтобы получить более точный результат?

— Ты че, мент? — уставился на меня тяжелым взглядом Володя. — Будешь меня проверять?

— Как хотите, — легко отказался я от первоначального замысла. В конце концов, инициаторами нашей встречи были братки, им и диктовать условия.

Я раздвинул стаканы и тарелки и на освободившемся месте разложил на столе фотографии всех шести наших девушек. В два ряда. Настя, Женя, Валентина. Стелла, Светка, Леся.

Долго ждать мне не пришлось.

— Эта, — ткнул мощным пальцем Володя.

— Да, она, — согласился второй.

Третий молча, но весомо кивнул.

Я был поражен.

— Вы уверены?

— Слушай, мы бываем пьяными, но мы не слепые.

— Ну, может, вы обознались? Светой на самом деле зовут другую…

Моя реплика осталась без ответа.

— Значит, ты, Володя, точно говорил с ней именно позавчера, в день убийства? И она просила, э-э, нанести тяжкие телесные повреждения Вадиму?

— Мы тебе уже все сказали, — не выдержал Вова. — Фули переспрашиваешь? Ты что, тупой?

— О’кей. — Я собрал фотки и спрятал их в файл. — Я передам Родиону вашу информацию.

— Захочешь нас сдать с этой историей в полицию, — с оттенком угрозы молвил Володя, — язык, на хрен, вырвем. Ты ведь понял, что мы не при делах?

— Вы ко мне пришли, мужики, — спокойно молвил я и встал. — Не я к вам. Хорошего вам отдыха.

Я вышел из бара.

Беззаботные люди слетали с горы, грузились на гондолу, веселились, вдыхали кристальный воздух. Румянец во всю щеку, улыбки на лицах… Они отдыхают, им легко, весело, а я копаюсь в этой грязи! Какого черта я, как идиот, занимаюсь этим делом? Зачем мне эти дерьмовые стриженые молодчики? Что мне, больше всех надо? Раньше я старался ради Леськи, а теперь мои отношения с ней испорчены — и, кажется, уже навсегда. Да и какая мне, по большому счету, разница, кто убил Вадима?

Я помотал башкой. Все запутывалось окончательно — потому что все трое гоблинов в девчонке (которая назвала себя Светой) уверенно опознали Стеллу.

Стеллу! Которая проявляла к Вадиму столь явные знаки внимания. Которая познакомилась с ним лишь неделю назад. Которая позавчера, в день убийства, не могла сидеть ни в каком здешнем баре в компании гоблинов, уговаривая их нанести увечья Сухарову. Потому что она ездила в тот день с мужем в Рованиеми. Но… Об этой поездке мы знаем только со слов Сыромятских. Значит, Родион и Стелла врали? Значит, они оба заодно? И кто такая Марфа?

Голова у меня кружилась. Я выкурил сигарету, так и не нашел ответа ни на один вопрос, сел в свою «Хонду» и отправился в сторону наших затерянных в лесу домиков.

Я считал своим долгом рассказать Лесе о результатах опознания. Слава богу, для этого мне не пришлось заходить в ее коттедж — и, значит, видеть тех, кого я видеть решительно не хотел: Женю и Петра.

Я встретил частную сыщицу по дороге. Она на лыжах возвращалась домой после прогулки. Леся уже сошла с лыжни и по заснеженной обочине поднималась в сторону наших домиков. Я увидел ее со спины, издалека. В горушку, без лыжни, она шла неуверенно. И даже не глядя ей в лицо, по одной только фигуре, было заметно, что она расстроена, растеряна, одинока. Меня кольнула жалость.

Я притормозил рядом с девушкой — Леся обернулась на звук мотора. Я опустил стекло.

— Садись, подвезу.

— Спасибо, не надо.

— Да ладно тебе.

— Нет, я дойду сама.

— Мне надо кое-что тебе рассказать. Что-то важное. И весьма секретное.

Тут она заколебалась, однако ответила:

— Езжай потихоньку рядом, вот и расскажешь.

Все время, пока мы вели сей содержательный диалог, она не останавливались, скользила, как и раньше, своим не слишком уверенным коньковым ходом. Мне приходилось следовать за ней на первой передаче.

— Нет уж. Надоело машину мучить.

— Тогда поговорим позже.

— Приходи к нашему коттеджу.

— О’кей.

И я нажал на акселератор, обдав упрямицу облаком выхлопных газов. Слишком уж непоколебимый у девушки характер, подумал я. Бескомпромиссный. Трудно ей будет в жизни.

…Я ждал ее, выйдя из машины и покуривая, метрах в пятидесяти от нашего дома. Леся наконец подъехала ко мне на своих лыжах. Лицо ее хоть и было раскрасневшимся после прогулки, но глаза смотрели уныло, как она ни старалась выглядеть бодрой и независимой.

Я рассказал ей о результатах опознания — все это время она не смотрела на меня: отстегивала лыжи, отряхивала их от снега, складывала вместе с палками.

— Значит, Стелла… — прошептала она. — Странно…

В ее глазах опять вспыхнул огонек азарта. Лицо преобразилось. Оно словно засияло. Надо же, до чего заводит Леську работа! И ведь видно, что деньги для нее, конечно, важны, но главный движок — интерес. Я даже позавидовал ей. Сроду меня так моя работа не увлекала. Разве что дневник свой я готов писать с такой же заинтересованностью. Но за него мне гонорары в евро не платят…

Тут из нашего домика вышел Саня и направился к нам. Одет он был по-прежнему цивильно — так же, как во время разговора с Петром в поселке. Я глянул на него с неприязнью — не знаю, сумел ли я ее скрыть. Выходит, Санька — по меньшей мере шантажист. А может, он ведет какую-то еще более сложную и подлую игру?

Игнорируя меня, сосед хмуро обратился к Лесе:

— Леся, раз ты по делу об убийстве вроде как главная, я хочу, чтобы ты собрала всех наших.

— Зачем?

— Я хочу сделать важное заявление.

— Важное правительственное заявление, — низким голосом проговорил я, пародируя дикторов советских времен.

Сашка метнул на меня недовольный взгляд. Интересно, чего он хочет? Чего добивается, созывая собрание? Собирается прилюдно поспорить с Гореловым? Или напрямик объявить его убийцей? Или требование всеобщего митинга — продолжение давления на Петю? Расчет на то, что тот, узнав, что объявлен общий сбор, дрогнет и пойдет на попятный? Удовлетворит требования шантажиста?

— Я постараюсь, — сказала Леся. — Может, сегодня за обедом? А ты можешь сказать, зачем?

— Нет.

— Или намекнуть?

— Нет. Ты узнаешь вместе со всеми. Вот тебе и стимул — все поскорее устроить.

…То ли стимул, то ли исследовательский азарт подействовал, но Леся собрала всех наших. Через два часа мы — одиннадцать оставшихся в живых — расположились за обеденным столом в коттедже номер два, где жили Гореловы.

Женя и Петя, вместе с Настей, по праву старших уселись во главе стола. Напротив них, между Стеллой и Родионом, втиснулась Леся. Мне показалось, что она специально не оставила подле себя места — для того, чтобы я не смог сесть рядом. Но я и не собирался. Да, я чувствовал себя слегка виноватым, но ни в коем случае не планировал прогибаться перед нею и тем более оправдываться.

Я исподволь окинул всех взглядом. Женя в мою сторону даже не смотрела. Петя тоже отводил глаза. Хотя я на его месте, скорее, засветил бы мне в глаз (простите за дешевый каламбур). Или он не догадывается, с кем и зачем ездила вчера ночью его жена?

Проклятый секс! Как от него все становится сложно!

Обед проходил в молчании — не считать же разговором обмен краткими репликами типа: «Передай мне соль». Никакого сравнения с весельем, царившим в нашей компании в первые дни по приезде. Ни шуток, ни непринужденного разговора, ни, упаси бог, флирта. Казалось, что каждый осознает, что убийца находится рядом, он — один из нас, и это осознание тяжко давит на наши плечи. Мой друг (друг ли?) Сашка сидел на противоположном конце стола. Время от времени он бросал высокомерно-испытующие взоры в сторону, где сидел Петя. А тот даже не поднимал взора… Я ждал, что с минуты на минуту Саня выступит со своим разоблачением. Или они все-таки с Гореловым сумели договориться? И тот согласился заплатить моему соседу по комнате отступные?

Я подумал, что по канонам детектива во время нынешнего принужденного обеда кого-то должны отравить. Но кого? По законам жанра, того, кто может изобличить преступника. Значит, Саню? Да, он, пожалуй, кандидат номер один… Но как, спрашивается, его отравишь? Вряд ли кто-то из путешественников был столь предусмотрителен, что захватил из Москвы мышьяк, стрихнин или цианид. А в финских аптеках сии медикаменты скорее всего не отпускаются без рецептов…

После того, как в полном молчании съели суп, Стелла со Светой разложили по тарелкам второе. И тут со своего места вдруг поднялся Петр. В руке он держал рюмку с водкой. «Петя, тебе же нельзя…» — отчетливо расслышал я, как прошептала его супруга.

Не поднимая глаз, Горелов провозгласил:

— Я хочу помянуть моего близкого друга… Товарища, партнера… Человека, без которого всем нам так тяжело… Одним словом, за Вадика…

Петр махнул рюмку, но на место не сел. Он продолжил:

— И еще я хочу сказать, что я знаю, кто совершил убийство.

В столовой воцарилась гробовая тишина. Все устремили взоры на Горелова.

— Я не хотел говорить раньше времени, но обстоятельства вынуждают меня… Итак… Вернусь к событиям второго января, когда был убит Вадим… Как я рассказывал, после обеда мы с супругой улеглись вздремнуть. Однако мне не спалось. Чтобы не мешать жене, я встал, оделся, вышел на крыльцо. Решил прогуляться. Я отправился в сторону того коттеджа, где лежал Вадим. Я подумал, что было бы неплохо навестить его.

Я непроизвольно бросил взор на Саню. На его лице мешались удивление и негодование. Он выглядел, как игрок в покер, чье каре тузов перебивают флеш-роялем. А Горелов продолжал — ему молча внимали все, не сводя с него глаз.

— Время было около трех. Как раз в тот час, когда, как нам сказали, был убит Вадим. И тут я увидел — совершенно отчетливо! — как из коттеджа, где находился мой партнер, выходит… ОН!

Петя нацелил обвиняющий перст в Саню.

— Он, Сашка! — повторил Горелов.

Мой друг бешено вскочил. Опрокинулась и полетела на пол тарелка.

— Он все врет! — завопил Сашка. — Это он, он, а не я! Он выходил тогда из коттеджа!

Петя стоял, скрестив руки на груди, и ухмылялся.

— Сволочь! — взвыл Саня. — Убийца! — И бросился на Горелова.

Наземь полетели и разбились бокалы. Девушки ахнули. Кто-то завизжал. Однако добраться до Пети моему другу не удалось. Между ними находился длинный стол, между ними сидели Родион и бухгалтер. Оба вскочили, схватили Саню за руки и оттащили от стола. Он легко стряхнул со своей руки Иннокентия. Тот отлетел и ударился о косяк. Однако Родион умело завернул руку Сашки за спину и вытащил его на улицу.

Петя с торжествующим видом сел на свое место.

В окно я видел, как Родион отпустил свои железные объятия. Саня оттолкнул его и, не одевшись, в одном свитере, порысил в сторону нашего домика.

Валентина бросилась причитать над упавшим Иннокентием. Тот сидел на полу и морщился, держась за руку.

Стелла кинулась собирать с пола разбитые тарелки и бокалы.

Родион вернулся в столовую и застыл у двери в позе Чайльд Гарольда.

И тут я — впервые за весь день — поймал взгляд своей случайной возлюбленной Жени. На ее лице были написаны удивление и растерянность. А Петя, кажется, торжествовал.

…Больше сегодня ничего особо интересного не случилось.

За исключением того, что поздним вечером, когда я, накатавшись на борде, возвращался с горы домой, меня по дороге перехватила Леся. Глядя в сторону и покусывая от смущения губу, она попросила:

— Ты не мог бы дать мне свой ноутбук?

— Семь восемьдесят.

— Что?!

— Прокат ноутбука стоит семь евро восемьдесят центов.

Девушка не поняла шутки и, кажется, собралась полезть в кошелек за деньгами. Я рассмеялся:

— Да бери, бери! Какие деньги, ты с ума сошла? Только я дам тебе лэп-топ завтра с утра. Сегодня у меня есть на него виды.

Разумеется: я ведь должен был написать отчет о событиях дня.

— Хорошо, — кротко молвила она. — Спасибо тебе, Ваня.

Я не спросил ее, зачем ей ноутбук, а она не сказала.

Интересно, компьютер ей действительно понадобился? Или это шаг навстречу? Повод, чтобы возобновить дружбу?

Скорее всего, и то, и другое.

Когда я вернулся в свою комнату, Саня уже спал, отвернувшись лицом к стене. Мы с ним так и не поговорили.

5 января

День начался монотонно, а закончился ужасно.

Итак, сегодня нами вплотную занялась полиция. Начались допросы. Финские правоохранительные органы наконец-то добыли себе помощника — переводчика. Нашего соотечественника.

Двое официальных лиц явились к нам в домик, едва начало светать, то есть в начале одиннадцатого утра. Давешний финский полицейский комиссар (оказалось, что его звали — он дал мне, как и всем, свою визитную карточку — Мауно Кууттанен) — и молодой парень, примерно мой ровесник. От того за версту разило родимой отчизной. Причем он не был похож на отдыхающего. Открытое, простоватое славянское лицо. Неуловимый взгляд с хитрецой. Тонкие строгие губы. Совершенно неприметный вид. Час проглядишь на него в упор — а потом через пять минут не сможешь описать.

Он скинул пуховик — под ним скрывался тщательно отутюженный костюмчик, под ним — серая водолазка. На ногах — зеркально начищенные модельные ботинки.

— Меня зовут Кирилл Боков, — представился он, — я атташе российского посольства в Хельсинки, командирован сюда, чтобы оказать правовую и иную помощь финской полиции, ведущей расследование убийства российского гражданина Вадима Сухарова.

Довольно быстро мы, все одиннадцать, снова собрались во втором коттедже. Комиссар Кууттанен описал нам, как будет проходить процедура допроса.

Вопросы задает он, Боков переводит. Чтобы не тащить нас в участок, разговаривать будут, совмещая приятное с полезным (финн так и сказал — или Боков так перевел). Они втроем — полицейский, переводчик и свидетель — станут прогуливаться здесь, неподалеку от коттеджей, по дорожкам. Финский комиссар запишет ответы на диктофон — а позже расшифрует их и отпечатает протоколы (каковые мы, разумеется, впоследствии подпишем).

Мне беседовать выпало первым — как в школе первым меня любили вызывать к доске. Фамилия Алябьев обязывает. Я перед допросом ничуть не волновался — как не боится экзаменов абитуриент, тщательно натасканный репетитором. В данном случае учителем выступила для меня Леся. Среди вопросов, что интересовали Кууттанена, не нашлось ни единого, что уже не задавала наша доморощенная сыщица.

Мы гуляли с полчаса. Кууттанен спрашивал, Боков переводил, я отвечал. А потом началось интересное. Финский комиссар выключил диктофон и куда-то, бочком-бочком, слинял. Мы остались на дорожке лицом к лицу с посольским.

— Скажите, Иван, — вдруг спросил Боков, — а как во время вашей поездки проявил себя Родион Сыромятский?

— А почему вы спрашиваете?

— Вы же с ним знакомы совсем недавно? — ушел мой собеседник от ответа.

— Да, с двадцать седьмого декабря прошлого года, — кивнул я.

— У вас хорошая память, — улыбнулся Боков. — Ну, и как вам Родион?

— Нормальный мужик, — пожал я плечами. А что еще прикажете отвечать на подобный вопрос представителю посольства с неясными полномочиями?

— Вы не замечали в его поведении каких-то странностей? Чего-то, э-э, — допросчик неопределенно повертел пальцами в воздухе, — необычного, может быть, настораживающего?

На самом деле я за Родионом заметил много необычного и даже настораживающего.

И его разговор с финном (по-фински!) в баре гостиницы в Оулу.

И его встречу с носатым мутным человеком Панайотом, которую засекла Леся (и заметил покойный Вадим).

И еще одну его встречу — с неким, как я его окрестил про себя, топ-менеджером международной корпорации — в поселке в новогоднюю ночь.

И, наконец, их совместную со Стеллой поездку в Рованиеми второго января, в день убийства. Вопрос: была ли та поездка? Во всяком случае, Стелла никуда не уезжала, находилась здесь, в баре «Гондола», уговаривала бритоголового Володю избить Вадима. Тогда спрашивается, где в то время был и чем занимался Родион?

Однако я нисколько не собирался вывалить свои подозрения первому встречному вопрошальщику, да еще из нашего посольства. Хотя вопросы дипломата про Родиона выглядели сами по себе, согласитесь, необычными и даже настораживающими.

Я как можно равнодушней заявил:

— Ничего такого я за Сыромятским не замечал. Мужик как мужик. Спокойный, немногословный. А почему вы спрашиваете?

— Есть к нему интерес, — неопределенно промолвил Боков.

— Он что, шпион?

Дипломат расхохотался. По-моему, искренне.

— Вот уж нет.

— Его подозревают в убийстве?

— Все может быть, — опять ускользнул от ответа Боков. — Ну ладно, пойдемте к господину Кууттанену, а то он нас заждался…

…Потом, когда все допросы завершились, я спросил сначала у Леси, а потом у Сани, о чем говорили с ними.

И, оказывается, обоим посольский, специально оставшись с ними тет-а-тет, задавал вопросы о Родионе. Надо думать, что и остальным нашим — тоже.

Чем же, интересно, провинился г-н Сыромятский, что попал под колпак российской разведки?.. (Уж не будем лукавить, совершенно понятен основной род занятий товарища Бокова, у него на плечах сквозь костюмчик погоны прорастают…)

…А ближе к ночи случилось вот что. Писать об этом трудно, но раз уж я взялся быть летописцем, то негоже трусливо убегать от того, что лично мне тяжело и неприятно.

Итак, вечером я возвращался с горы. Я накатался на борде в одиночестве, ледяной ветер и скорость выветрили наконец из моих мозгов и убийство, и следствие, и Лесю, и случай с Женей. Однако нашлись люди, не давшие мне ни о чем забыть.

На дорожке, ведущей к нашему коттеджу, я повстречал Петра Горелова. Похоже, он поджидал именно меня. Когда я поравнялся с ним и остановился, он, со спокойной злобой глядя мне прямо в глаза, сказал:

— Я все знаю. Ты мерзавец и негодяй.

Я попытался прикинуться чайником. Пробормотал:

— О чем ты, не понимаю…

— Все ты понимаешь. О тебе. И о моей жене. И о том, как ты с ней кувыркался. В твоей машине.

— Н-ну да, мы ездили с ней… Покатались полчаса…

Я изо всех сил пытался сохранить честь дамы. И свою. Не исключено, что Петя просто брал меня на понт. Слышал ночью отъезжавшую от их коттеджа «Хонду». Видел, как в нее садилась Женька, а остальное — его ревнивые домыслы.

— Не трынди, — скрипнул он зубами. — Она мне все рассказала.

«Сволочь, берет меня на пушку!» — подумал я.

— Все? Что все ты знаешь? — усмехнулся я.

Он тяжело задышал. Слова, казалось, с трудом вырываются из его рта.

— Вы поехали на вершину. Туман. Остановились на обочине. Ты вышел. Она разделась. Разложила сиденье. Ты накинулся на нее… Она рассказала мне. Она болеет. Она не владела собой. Тогда. Ты воспользовался ее слабостью. Ты негодяй.

— Хорошо, — миролюбиво сказал я. — Что дальше?

Он по-прежнему глубоко вдыхал и со свистом выдыхал холодный воздух.

— Поедем разберемся.

Похоже, разборка действительно была неизбежна. Я как можно спокойней спросил:

— Поедем — куда?

— На ту же гору, — он слегка успокоился, и я понял, что он все заранее продумал. — На ту же самую дорогу, на которой вы с ней… — Он нервно сглотнул. — Там сейчас наверняка туман. Опять туман.

По этому «опять туман» я безошибочно понял, что Женька ему действительно все рассказала. Зачем она это сделала? Что она, дура? Или садистка? И ей доставляет извращенное удовольствие мучить своего мужика?

А Горелов продолжал:

— Дорожка там узкая. Поедем. Ты на своей машине, я — на своей. Навстречу друг другу. На полном ходу. Кто не выдержит и отвернет — улетит в пропасть.

Глаза его горели. Он действительно казался психом.

— А если никто не отвернет?

— Тогда сойдемся лоб в лоб. Там уж поглядим, у кого ремни с подушками лучше.

— Замечательно! Оба останемся на всю жизнь калеками…

Он пожал плечами и с вызовом произнес:

— Я готов рискнуть.

Бред какой-то! Взрослый вроде бы человек…

— А я — нет, — твердо сказал я. — Хотя бы потому, что мне моей машины жалко.

— Пытаешься увильнуть?

— Если ты так хочешь дуэли — давай придумаем что-нибудь другое, — спокойно промолвил я.

В этот момент я вдруг почувствовал к нему расположение. И жалость. Вон, мешки под глазами какие — на пол-лица. Эх, наверное, я и вправду мерзавец!.. Зачем я его-то оскорбил, переспав с Женькой!.. Но она-то какова!.. Все выложила мужу!..

— Или, — с наружным спокойствием произнес он, — сыграем в «русскую рулетку».

Я подумал, что он, вероятно долго просчитывал, возможно, бессонной ночью, разные варианты.

— Это как?

— Поднимаемся туда же, на гору…

Далась ему эта гора. Или он хочет избыть свою психологическую травму на том же самом месте, где она ему была нанесена?

— …И бросаем жребий, — продолжал Петя. — Красное или черное, чет-нечет, орел или решка… Кто проиграл — сам садится в свою машину и добровольно летит с обрыва… Никакой полиции, все шито-крыто… Несчастный случай…

— Это мне нравится чуть больше, — молвил я. Хотя ни фига, конечно, не прельщала меня перспектива с пятидесятипроцентной вероятностью бросаться в многометровый обрыв.

— Но нужны секунданты, — добавил он. — Чтобы никто в последний момент не струсил.

— Секунданты? Не слишком ли пафосно?

— А ты привык шуршать втихаря? — зло бросил мой противник.

— О’кей, — я пожал плечами. — Кого возьмешь в секунданты ты?

— Я?

Он, кажется, не ожидал, что я так быстро соглашусь. У меня затеплилась надежда: может, еще обойдется? Может, нам удастся договориться по-хорошему? Вряд ли ему тоже хочется помирать, в его-то тридцать восемь лет.

— Я возьму Иннокентия, — молвил он. — А ты?

Я задумался. Саня, после всего, что произошло здесь, — точно нет. А больше у меня и выбора не имелось. Не посольскому же мальчику Бокову предлагать стать свидетелем дуэли.

— Итак? — нахмурился Петя.

— Родион, — бросил я.

Горелов удивился (видимо, тому, что я выбрал не Саню) и молвил:

— Идет.

— Знаешь, — сказал я, стараясь держать тон дружелюбным настолько, насколько позволяла ситуация, — давай-ка мы еще раз проговорим условия. Может, придумаем что-нибудь другое.

— А в чем дело? — спросил он заносчиво и высокомерно.

— Мне машину жалко. Особенно свою. Она-то в чем провинилась?

— Она тебе больше не понадобится. Впрочем, можно иначе, — сказал мой соперник после паузы, — тот, кому не повезет, просто разбегается и прыгает вниз с обрыва.

Да, девушки, беседовавшие тогда на крыльце, были правы: Горелов — действительно не кто иной, как опасный сумасшедший.

«Что ж, — подумал я, — это чуть получше. Если не повезет и мне придется прыгать с обрыва вживую, больше шансов, что секунданты удержат. Я особенно вырываться не буду».

Страницы: «« « ... 56789101112 » »»