Отстойник Чичин Сергей

— Можно ее убрать как-нибудь? Или это дело тех, кто избрал Путь Ассенизатора?

— Ну раз уж нам придется вылезать через это окно, я постараюсь.

Эл изогнул руку, приложив острие меча к стене, и неторопливо подал клинок вверх, словно поддевая лопаткой прилипшие к сковороде шкварки.

— Очень занятная штука, — поделился он рассеянно, подводя меч. — Она не живая, хотя некоторые рефлексы у нее есть… Зачем существует — непонятно. Вроде бы ни для чего не нужна. Даже как появляется — и то неизвестно… Кажется, поддел.

Он протолкнул между прутьями и вторую руку, ухватился обеими за рукоять меча и, от натуги заскрежетав зубами, навалился на нее. Меч снова выгнулся дугой, наверху тихонько затрещало, посыпался какой-то песок; наконец, жирно чавкнуло, и мой знакомый ком просвистел мимо окна, скрывшись в тумане под возмущенный шелест потревоженных веток. Через несколько секунд вдали смачно бултыхнуло.

— Готово. — Эл отдулся и, втянув меч, первым делом осмотрел его лезвие. — Больше вроде бы никого нет? Что ж, будем выбираться.

Прутья, замыкающие оконный проем, были вмурованы прямо в камень вместо обычной рамы, но Эла это не затруднило: взявшись за ближайший прут, он потолкал его взад и вперед, раскачивая в гнезде, а потом что было сил налег на середину. Прут послушно согнулся в дугу и выволок свои концы из развороченных лунок в камне. Впечатлил. Чарли аж губами нервно заплямкал, вероятно представив себе такой беспредел в родном «обезьяннике».

Второй прут вывернулся следом за первым. Эл аккуратно соскладировал выдернутые элементы дизайна под окном, протиснул в проем плечи и с интересом огляделся.

— Что ж, могло быть и хуже, — донесся снаружи его глуховатый голос. — Думаю, обойдется без травм. Я полезу первым, может быть, что-нибудь найду внизу, на что вам будет мягче прыгать.

Может, и найдет. Такого навалит, что лучше бы на голый камень… И не надо упрекать меня в испорченности. Вам когда-нибудь подготавливала посадочную полосу горилла?

Эл заткнул меч в ножны, прислонил его к стене; снял и навесил на рукоять портупею с револьверами. Отступив от окна, высунул в него ногу. Потом вторую. Задницей он окно практически закупорил, так что продавиться дальше у него не вышло: размашистые крылья спины оказались существенно шире оконного проема. Но позлорадствовать я не успел: Эл энергично выдохнул и, словно скрутившись в трубочку, выдавился наружу, как… Ой, с такими аналогиями никакой издатель мои мемуары выпустить не решится. Короче говоря, Эл неясным образом вытек за окно: только что он был тут, а вот уже висит снаружи, уцепившись за проем обеими руками, и с интересом оглядывается через плечо на туманную завесу.

— Будьте добры, мое оружие, — попросил он стеснительно. — Не сказать, что оно всегда поможет, но мой вам совет: тут без него лучше и шагу не делать.

Айрин подхватила комплект хранительского вооружения и выставила его за окно, едва не пробив голову Эла рукояткой меча. Эл ловко перехватил меч за ножны, вытянул наружу и разжал последнюю лапу, которой держался за раму. Секундой позже внизу глухо стукнуло — кажется, он долетел до усмотренного мною бордюра.

— От одного зануды избавились, — прокомментировал Мик и кровожадно воззрился на Чарли.

— Не надейся! — содрогнулся Барнет. — Еще и первый не так чтобы…

Айрин выглянула вслед канувшему в тумане Элу.

— К стенке прилепился, — прокомментировала она вяло, очевидно истратив уже весь природный лимит на удивления. — Опа. Отлепился. Пропал…

— История всей твоей жизни?

Да когда ж я научусь язык придерживать?

— На себя посмотри, чучело. Лезь за ним!

— Куда спешить? Пусть он там все разведает.

— Мейсон, я досчитаю до ста, а потом начну тебя убивать. Там тебе будет безопаснее.

Вот это разговор. Сразу мотивация налицо. Ружье я передал Мику (эх, не догадался дома ремень пристегнуть!) и полез наружу.

Туман стоял прежней плотной стеной, никаких следов Эла в поле зрения не случилось. До бортика, опоясывающего башню, от окна было футов десять — не так чтобы очень много, особенно если свеситься на руках. Я и свесился, подрыгал для приличия ногами, оцарапал нос о шершавый камень стены и разжал руки.

Бортик оказался очень удобным для таких вот перемещений — его ширины как раз хватило, чтобы я с комфортом приземлился на него своим двенадцатым размером обуви и ухитрился не грохнуться, приложившись дрогнувшими коленями к стене. Как будто для того и делали. Или и правда — для того? Архитектура всяко не мой конек. Выправился, развернулся к стене спиной, присел на корточки и глянул вниз.

Земли не увидел, зато увидел Эла. Вернее, самую его макушку, рядом с которой, подобно антенне, торчал из тумана клинок меча. Исследует, стало быть, пространство. Молодец какой. Хоть на двойной паек сажай.

— Довольно спокойное место, мистер Мейсон, — порадовал меня Хранитель, задравши кожистую физиономию. — Если будем двигаться быстро, у нас есть отличный шанс миновать опасную зону беспрепятственно! Прыгайте, тут мягкая почва.

— Ружье не потеряйте, — посоветовал сверху фон и выбросил упомянутое ружье из оконца примерно в мою сторону. Не очень точно. Промахнулся на добрый мой рост. Я, недолго думая, — не абы какая ерундовина пролетает! — сиганул следом, недотянул и, извернувшись, ухитрился приземлиться на три конечности. Хлюп! А языкознание Эла подвело. Это не мягкая почва, это почва откровенно мокрая. А чтоб быть точным, это вообще не почва, ибо я в нее погрузился по колени и опорную руку всадил по локоть. Хорошо хоть догадался не кувыркаться при приземлении! Полный ворот этой жижицы начерпал бы. Хватит уже и того, что в сапоги хлынуло.

Эл оказался рядом, держа в свободной от меча руке пойманное ружье. Чтобы изловить его, Хранителю пришлось метнуться далеко в сторону от башни, где коварный полужидкий торф поймал его за лапы и всосал аж по бедро. А мне там вовсе по пояс будет!

— Да это ж болото! — сверкнул я проницательностью. — Эл, ты совсем дурень? Мы ж тут потонем, как Титаник!

— Болото? — Эл озадаченно лупнул глазами. — А, ну… в общем-то, так и есть. Я не думал, что это так критично! Тут почти везде такое.

— А как мы из него выберемся?!

— Мы пойдем. Я, по крайней мере, на это рассчитывал.

— Да тут же глубоко!

— Не везде. Я буду вести.

Что-то тут было определенно не так. Но вот что? Я брезгливо отер изгвазданную руку о жилет. Даже болота тут какие-то ненашенские, паршивые, жирные и неоттираемые. Как только они на этих болотах башни строят?!

Ах да, вот что не так.

— Эл, а как вы в этой топи выстроили башню?!

— Башню не я строил, — испуганно отмахнулся Эл. — Это до меня! Задолго. На ровном твердом месте. Это потом уже низину затопило. И туманов этих раньше не было…

— Так что, башня под воду уходит?

— Ага. То окно, из которого мы вылезли, — восьмой ярус, вон пометка. — Эл ткнул мечом в туман. — А вон там — видите? — под бортиком — это окно седьмого яруса. Остальные шесть ярусов уже там…

И с самым скорбным видом потыкал себе под ноги.

— Так ты поэтому советовал не переборщить с глубиной?

— О нет. Я, если честно, на столь благоприятный исход и не рассчитывал.

Куплю клеши, разогрею на открытом пламени и вернусь к этому разговору. А пока отобрал у Эла ружье, наитием определил направление к башне и побрел в ее сторону. Сапоги, налитые болотной водицей (хорошо, если только водицей!), превратились в гири. Надо бы их снять, но кто знает, какие пиявки и пираньи водятся в этих краях? Так за пятку тяпнут, что ногу по самое ухо придется ампутировать. Плавали, знаем. С тех пор предпочитаем летать «боингами».

Сверху внушительно бухнуло.

— Есть тут кто? — опасливо поинтересовался Чарли с бортика. — Высоко?

— Терпимо. Тут мокро, Чарли. Прыгай, только не ласточкой.

— Позвольте спросить, — донесся из тумана небывало вежливый глас фон Хендмана. — Эл, что такое может одновременно цокать и шуршать в коридоре?

— Выбирайтесь оттуда! — гаркнул Эл над моим ухом, как из базуки выпалил. — Мистер Чарльз, прыгайте! Мисс Ким!..

Чарли пронесся мимо меня со сдавленным скулением, взорвал поверхность болота, грянувшись в него всем анфасом, и захлебнулся бормотанием, полностью погрузившись в жижу. Эл, в один миг выпорхнувший из объятий трясины, приплясывал рядом, не проявляя интереса ни до чего, кроме подлежащей первоочередному спасению Айрин, и выручать Барнета довелось лично мне. Я мотнулся — иначе и не назвать движение в неподъемных сапожищах — в ту сторону, где он погряз в пучине, запустил так и не оттертую дочиста руку в густую жирную гладь и, нащупав под нею воротник Чарли, дернул его вверх. Голова сержанта показалась над поверхностью, немедля зашлась гулким кашлем, переходящим в рвоту, а в промежутке между клокочущими раскатами обронила пару таких слов, что я выпустил ворот и позволил грубой башке нырнуть обратно. Еле удержался, чтобы ногой не притопить. Это ж надо так выражаться при детях, женщинах и иностранцах! Вернемся — попрошу матушку Барнет вымыть своему чаду рот. Не то что с мылом — с «Фейри». А потом зашить наглухо.

Да, и не забыть побывать там, где такие слова в обиходе. Люблю я лингвистику. Для общего, так сказать, развития.

Айрин, вывалившаяся из окна следующей, на бортике не устояла и с истошным воплем, переходящим в визг, обрушилась с него спиной вперед. Ловкий наш Эл успел и тут, хотя я и испугался было, что нанижет Айрин на меч; но он ловко отвел клинок в сторону и поймал деву по всем канонам жанра на руки. Ну вот, а мне достался грубящий и сильно грязный афроамериканец. Хорошо хоть, Айрин у нас тот еще «гений чистой красоты», не то бы вовсе озверел от такой несправедливости.

Чарли вынырнул вновь, выпучил на меня безумные глаза.

— Чего там?!

Где — там? О чем это он, интересно?

— Лежи, тебе говорят!

Чарли лихорадочно втянул в грудь побольше воздуха и, захлопнув глаза, плюхнулся носом обратно в болото. Хе-хе. Занятно, однако.

— Мейсон, ты видел, как должен вести себя мужчина?! — слабым голоском окликнула меня Айрин, так и замершая в лапах огромного Хранителя. Ты гляди, и она на чьем-то фоне может казаться маленькой и хрупкой.

— Видел, видел. Эл у нас настоящий рыцарь на вороной пальме…

Идиллию нарушил Мик, целенаправленно прилетевший сверху прямо по следам Айрин, то бишь точно в объятия Эла.

К чести последнего, тот сделал-таки попытку увернуться, но и Мику надо отдать должное — от столкновения с ним не очень-то отвертишься. Может, Эл и устоял бы, если бы дурища, которую он нежно прижимал к груди, не завопила благим матом при виде летящего с небес друга детства и не шарахнулась, словно кнутом вытянутая. Ничего не «хи-хи» — я в кино видел! В общем, фон спикировал на скульптурную группу и завалил ее в грязь, нарушив весь романтизм ситуации и подняв нешуточный фонтан брызг. В этом весь Мик. Его даже с собственного дня рождения обычно выдворяют с полицией.

Настроение мое несколько улучшилось, когда обнаружилось, что я — единственный, кто набил полные сапоги грязи, зато не вывалялся в ней целиком. Эл вытянулся во весь рост, бессильно вращая устремленными в небо глазами. Айрин начерпала полное декольте, что ее не очень-то украсило и повергло в тягостное оцепенение. И только неунывающий Мик, хоть и превратился в не нуждающуюся в гриме болотную тварь, ничуть не растерялся.

— Вы бы хоть предупредили, — попенял он мне, с комфортом усаживаясь в грязи. — Я бы еще пониже спустился.

— А что там цокало и шуршало?

— Где? Ничего не шуршало. Это я так, абстрактно спросил. Вдруг, думаю, зашуршит, а я не при делах.

Рядом опять вынырнул и, тяжело дыша, перекатился на бок Чарли. Никогда бы не подумал, что увижу его в таком разукрашенном виде. Это же тот самый пацаненок, которого в начальной школе госпитализировали с истерикой, когда он посадил себе на галстук пятно кетчупа. А тут — молодцом. Только рот разевает, как рыба на берегу, и глазами из орбит вот-вот выстрелит на поражение. Ой. Не вырубить ли его, для собственной безопасности?

— Падай! — рявкнул Барнет на меня и ухватился за обросший грязью пистолет на боку. А Мик и кричать не стал — просто подбил подошвой мою ногу в районе лодыжки, и я, не ожидая такой пакости, грохнулся в жижу рядом с ним. Что за дела? Больно же, грязно и противно!

Зато обильная зеленая струя, напоминающая концентрированный репеллент, пронеслась высоко над моей физиономией и безвредно рассыпалась множеством брызг.

— Пошел вон! — гаркнул Эл в ту сторону, откуда струя прилетела, и напыжился так, что меня посетила мысль о несвоевременном запоре. Может, пальнуть в неведомого плевателя? Ружье я машинально удержал над поверхностью болота — привычку не пропьешь, так что…

Эл перевел дух и расслабленно махнул в мою сторону рукой:

— Отогнал. Что значит дикие места! Обычно они не бросаются на таких крупных существ: мы им просто не по силам. Хотя кожа, думаю, слезла бы.

Пожалуй, это было бы и неплохо. Потому что отмыться от этого болотного аромата, не содрав его вместе с кожей, может не получиться. После каждой экспедиции по Укаяли ко мне месяц принюхиваются в общественных местах, а кошку матери приходится зонтиком выковыривать из-под дивана. Не сказать, чтобы я придавал слишком много значения запаху (настоящий мужчина и не должен благоухать, как цветочный магазин), но когда запах можно одеть в штаны и послать разгонять демонстрации — это уже перебор.

— Если я и бывала когда-то в компании бльших идиотов, то в памяти моей этого не отложилось! — проскрипела Айрин, энергично процарапывая широкие борозды в своем грязевом покрытии. — Эл, ты в самом деле считаешь, что они нам тут нужны?

— Мисс Ким! Именно по вашему настоянию…

— Ты меня больше слушай! Можешь же, когда хочешь, цапнуть и потащить!

Вот и пойми после этого женщин.

— Эй, ты не хочешь ли нас тут бросить?! — взвился Чарли, всегда очень своевременно улавливающий угрозы для своей правоохранительной задницы. — Вот уж спасибо! Затащили черт-те куда, изваляли в грязи, а теперь?!

— А тебя я вовсе не звала! Я тебя знать не знаю! Этим двум уродам дай волю — они и парня с сосисками прихватят, и своих дедов, и китайскую мафию!

Зачем нам китайская мафия? Я из всех многочисленных мировых китайцев знаю только одного — он содержит маленький магазинчик в паре кварталов от моего дома и вот уже пять лет не может расширить свое знание английского за пределы фразы: «зовите меня Рональд, пзалста». Не нужны нам такие сподвижники. А вот деды — это мысль. Когда я в последний раз созванивался со своим любимым канадским дедушкой, он как раз собирался на прогулку в лес — брать медведя на рогатину. А старик фона поучаствовал едва ли не во всех войнах двадцатого века (вот только никогда не уточнял, в какой кампании кого поддерживал). Таких кадров в Ад только запусти! Вмиг гаракхов оседлают.

— Мисс Ким, я и рад бы сделать наше путешествие короче и комфортнее, но это не в моих силах. Так зачем же зря накручивать себя? Уверяю, все могло быть и гораздо хуже. И еще будет, если мы будем цепляться к каждой мелочи.

— К каждой мелочи?! Макака ты безумная, ты на меня погляди! Стоило мне поверить, что обо мне тут кто-то заботится, как тут же ткнули мордой в грязь и в такие места этой мерзости понапихали, что и признаться-то неловко!

Не рубит. Совсем не рубит. Философская база ее подхода к жизни насквозь изъедена термитами приземленности. Вот как я определяю, стоит ли огорчаться: надо прокрутить произошедшие с тобой события в обратном порядке. Возьмем ситуацию Айрин. Упала в грязь, зато на руках поносили. Разве не распускается теплый цветок светлой радости в груди при таком раскладе, изгоняя зябкую дрожь, вызванную обилием на тебе болотного месива? То-то. По крайней мере, можно объявить стойкую ничью между позитивом и негативом. А она, знай, упивается несправедливостью судьбы. Мазохизм чистейшей воды. Или, если угодно, грязнейшей жижицы.

— Думаю, надо начинать двигаться, — распорядился Эл. — Отдохнули, теперь пойдем быстро и скоро выберемся на сухое место.

— А почиститься?! — взвыла Айрин, вопреки своим очистным усилиям по-прежнему покрытая толстым слоем грязи.

— Как вы, мисс Ким, себе это представляете? Нет-нет, не снимайте куртку! И тем более обувь. В земле могут быть неприятные сюрпризы, да и многие растения способны чувствительно обжечь.

Ага, так вот зачем он такой шерстистый. Где-то я то ли слыхал, то ли читал, что мех не только водоотталкивающий, но и обладает массой других защитных свойств. Кстати, и болотная дрянь, обильно налипшая на Эла, на его шкуре задерживаться не стала — потекла неспешными ручейками, оставляя шерсть блестеть ровным серебром. Удобно! Надо будет разузнать, нельзя ли наколдовать себе такую шкурку. Или сшить костюм из шкуры какого-нибудь никчемного адского обитателя. А то на одежду цивильную столько всего налипло, что я еле поднялся на ноги. Эл, конечно, прав: устраивать здесь чистку — ни резона, ни возможностей, но и тащиться в таком виде… а оно ж еще имеет свойство засыхать, превращая одежду в гипс… да поогут нам здешние боги, if any.[5]

Чарли нам пришлось вылавливать в четыре руки: он так здорово вжимался в дно, что практически врос в него, и его конечности накрепко увязли в илистом дне болотца. Барнет пришел в себя и больше не шокировал меня негритянским арго, но злобно шипеть не переставал, пока мы с Миком выкорчевывали его ноги из цепкого торфа. Туфли свои, для здешнего болотного края подходящие, как подойник для быка, Чарли вполне естественным образом утопил, так что какое-то время пришлось панически пошариться в жиже, отыскивая их. Вот тут-то я уверовал в прорицательскую сущность фона, не поленившегося напялить свои джампы с туго зашнурованным голенищем. Ну кто, кроме него, мог ожидать?.. Велик фон, велик.

Хотя (неисчерпаем мой цинизм) не так уж сложно предположить, что он расспросил Эла, к чему готовиться, пока я дрых, Чарли нес службу, а Айрин любовно выбирала так и не понадобившуюся нам машину. Кстати, если за время нашего отсутствия с машиной что-нибудь случится — Барнета лучше будет потерять здесь, ибо то, что я сделаю с вредителями, заставит его поседеть на почве выбора между другом и законом. Очень уж эта машина мне понравилась. В ней наверняка спать удобно даже на полной скорости. Не то что тут — знай шевели копытами, то и дело рискуя выдернуть ногу из сапога. Знаете что? В другой раз пусть Миковы подруги валятся вместе со всеми своими минералами и Хранителями. Никакие камни не спасут, когда подхватишь адскую малярию. Не такой уж я и жадный. В смысле деньги люблю заметно меньше, чем боюсь уколов. Водил опять же роман с медсестрой, так что еще и минорные воспоминания одолевают пред грозным ликом нездоровья.

Эл терпеливо дождался окончания спасательной операции Барнета, пересчитал нас по головам и, сделав широкий приглашающий жест рукой, пустился прокладывать в топи дорогу.

Надо сказать, прокладывание сразу пошло из рук вон. Плотный слой жижи смыкался сразу за продавливающим его Хранителем, так что никакого облегчения нам, следующим в фарватере колосса, не выпало. Очень некстати припомнился собственный опыт хождения по болотам — он у меня несколько больше, чем хотелось бы. Понимающие люди проваливаться не советовали, а советовали выбирать дорожки по сухому. А дорогу прощупывать шестами. Но Эл не сделал ни попытки распустить торчащие тут и там чахлые деревца на посохи. Да еще славянские предки, черти б их побрали, оставили нестираемую генную память о том, что для хождения по болотам их полагается гатить, что бы это странное слово ни значило. Едва ли этот термин подразумевает тупое плетение по пояс в холодной склизкой жиже. Не знаю, разумно это или нет, но в голову немедля закралось подозрение, что дальше будет глубже. А потом повстречается Большой Рогач. Или два. Или три…

Эл отвлек меня от досужих размышлений, в одно неуловимое движение вывинтившись из трясины и сиганув куда-то в туман, за пределы моего зрения. Айрин, всю дорогу прилежно пыхтевшая ему между лопаток, остановилась как вкопанная, я тоже застыл, а то врежешься еще, не так поймет, понастроит иллюзий… Мне в спину ткнулся Чарли, увлеченный сосредоточенным сплевыванием набившейся в рот гадости.

— Интересно, чем тут зубы чистят, — проворчал он брезгливо.

Ну спросил. Мне куда интереснее, чем тут зубы пачкают. Или кем. Не то чтобы я был совсем уж законченным проглотом, но жизнь — штука тяжелая. Эл что-то говорил про сутки ходу до Цитадели. Учитывая наличие в обозе иждивенцев, полицейских и раздолбаев, эти сутки можно смело умножить на три. К тому же проводник какой-то исчезающий: то он есть, то его нет. То он опять есть, с целой охапкой каких-то то ли стеблей, толи каких-то других побегов. Хорошо хоть, прыгает мягко, без лишней плескотни. Я бы с его габаритами такую волну поднял!..

— Нашел, — объяснил Эл, как будто можно было предположить, что стебли его сами выследили, догнали и сдались в плен на взаимовыгодных условиях. Впрочем, я уже ничему не удивлюсь.

— Не буду это есть! — объявила Айрин решительно.

— Уж я надеюсь. — Эл округлил доверчивые глаза. — Это не для еды! При помощи этих растений мы сможем немножко отчиститься и защититься от…

— Дай сюда! Сама понесу!

— Только и правда не ешьте. Отравитесь. Это очень сильный токсин, через кожу он не действует, но будучи проглочен…

— Не учи ученую! Я два года в закусочной работала, за милю такую гадость чую. Микки, хочешь пожевать?

— Ты два года работала, а я тридцать лет жру, — хмыкнул Мик. — Знаешь, как рефлексы развивает? Еще и меню не открыл, а образ спасительной клизмы уже перед глазами.

— Болото обширно, но сама лощина узкая, — отвлек нас от гастрономической темы Эл. — Если мы пойдем по прямой к Цитадели, то по болоту проляжет большая часть нашего пути. Потому, я думаю, имеет смысл сделать крюк и выбраться из низины к горам или реке. Есть возражения?

— Чур к реке, — поспешно выбрала Айрин. — Камнями не очень-то отмоешься.

— А сам бы куда выбрал? — Хоть идея смыть болотный налет и заманчива, но слово «река» может внушать оптимизм только таким, как Айрин, законченным горожанам. Всякий, кто хоть раз бывал на реках в необжитых краях, прекрасно знает, что это за счастье. Мало того, что зачастую реки плотно населены всякой гадостью, так по ним еще и передвигаться без транспортных средств не получится. По бережку далеко не всегда пройдешь, а то видел еще горную речушку с такими порогами, что не сунулся бы даже на самой распрекрасной байдарке. Экстрима мне и так хватает. Другое дело, что и горы — радость не всегда большая. Хорошо, если на поверку окажутся пологими холмами, а ну как без альпинистской снасти не подступишься? А выбрать вариант, за который бы я проголосовал двумя руками — людный тракт, где можно пристроиться на попутную машину/карету/телегу/что-у-них-тут, — хитрый Эл почему-то не предложил. Наверное, решил придержать про запас, как все лучшее.

Эл в задумчивости потер лоб.

— Река, пожалуй, чуть дальше, и там свои минусы. Но горы… Я бы склонился все же к реке. По ней можно и сплавиться, а если не удастся, можно перебраться через нее, по ту ее сторону лес вполне переносимый.

— Река на востоке или на западе? — возлюбопытствовал Чарли. А ему зачем? Насколько я его знаю, он прекрасно ориентируется по автомобильному атласу и дорожным знакам, но севера и с исправным компасом не отыщет.

— Здесь нет ни востока, ни запада, мистер Чарльз. Также, как нет и полюсов.

Сильно сказал. Значит, и параллелей с меридианами нет? А как же они тогда не теряются и еще ухитряются ориентироваться, как Эл из окна башни?

— Река так река. Веди, Эл.

Эл свернул направо и бодро двинулся, вспарывая болото, как ледокол крушит льдины. Даже не задумался, куда идти. Видимо, есть свои азимуты и в этом странном мире.

— Ну фиг с ними, с полюсами, — обескураженно протянул за моим плечом Чарли. — Нету и нету, я вообще никогда не понимал, откуда они и у нас-то взялись. Но как так — востока нет? Где солнце поднимается, там и восток, какие проблемы-то?

— Проблемы, Чаки, простые: что-то я тут солнца не вижу.

Тут только до меня дошло, что именно отсутствие солнца, Миком подмеченное и с возмутительным равнодушием при себе оставленное, и придает местным пейзажам их неподражаемое уныние. Ни тебе блика, ни солнечного зайчика… И однотипная мертвенная бледность растений, для которых хлорофилл все равно что для меня женская логика. Не день и не ночь, а так… вечное нечто?..

И я еще думал, что это в нашем мире проблемы. Да все эти озоновые дыры и демографические кризисы и рядом не стояли с такой неприятностью, как отсутствие дня и ночи! Правда, если подумать, добрая половина страхов человечества завязана на темноту и в этом мире пройдет естественным путем. От дневного же света я и сам порой за занавесками прячусь, что твой вампир. Так что нет худа без добра. Но как же тогда отмерять рабочие недели и устанавливать праздничные даты?.. Впрочем, можно просто не работать, а праздничным считать каждый день, когда гаракх прощелкал мимо тебя своими нешуточными жвалами…

Меня пихнули в спину тяжелым фонхендманским кулаком, я обалдело потряс головой, утвердил ружье на плечах, закинув руки на ствол и приклад, и пустился догонять убредшую на грань видимости Айрин. Чарли за спиной, заикаясь от возмущения, доказывал Мику, что теория того об отсутствии солнца построена исключительно наличной слеподырости, что без солнца не бывает, иначе все бы на фиг замерзли и лбы порасшибали в потемках. Вот туман — это явление понятное, а еще тучи, за ними хоть три солнца спрятать можно. Незамутненности сержанта можно позавидовать. Мик, кажется, и позавидовал, ибо, судя по всплеску, макнул Барнета в жижу.

— Не пихайся! — каркнул Чарли возмущенно, мигом забыв о солнце. — Тут глубоко!

— Эл завещал прикрывать друг друга, — напомнил я, не оборачиваясь.

— Со всем тщанием, — заверил фон горячо. — Выплывай, черный брат, и приглядывай за Мейсоном. Он парень видный, на него того и гляди суккубы слетятся.

И очень даже просто. Слетятся, поглумятся и разбегутся. Интересно, поможет ли от них какое-нибудь народное средство? Пуля? Молитва? Предложение серьезных отношений?

— Здесь суккуб можно не опасаться, — расхолодил вредоносный проводник бодрым басом из туманной дымки. — Тут для них слишком некомфортно.

— Грязно? — уточнил Чарли с надеждой.

— Сожрать могут.

— А то еще и надругаться, — предположил Мик, не особо конкретизируя вопросительную интонацию.

Эл с сомнением хрюкнул в тумане, но, видимо, посчитал, что ему виднее. Да, Мик во всяк монастырь первым делом притаскивает тридцать шесть томов собственного устава, потом уходит, а насажденное им вечное (редко, когда доброе, и уж почти всегда неразумное) так и остается, вписанное выразительными кровавыми соплями. На месте суккуб я бы очень призадумался, прежде чем к нему приближаться. Надругательство в его понимании — материя исключительно тонкая и динамичная, запросто может свестись к наущению этих самых сексодемониц игре в «Маджонг», что, безусловно, их натуре должно быть противно донельзя.

— А нас сожрать не могут? — вцепился в свою упадническую линию поведения Барнет. — Чем это мы хуже всякой гадости?

— И нас могут, — успокоил его Эл. — Нас еще как могут! В основном, конечно, вас.

Чарли взволнованно засопел и — бульк — опять макнулся в спасительную жижу, на сей раз без слышимого Микова участия.

— Не делай так, — наставил его фон, с бодрым плеском восстанавливая статус-кво. — А то ни одна суккуба не польстится на такую свинью, и Мейсон на этом фронте перетрудится.

— Тяжело, — хныкнул Чарли горестно. — Я устал.

— Ой, заткнись, хиляк, — просипела Айрин и тоже завалилась в грязь. — Йорш твою!.. Это и есть та безопасность, что ты обещал? Далеко еще до твоей… [censored]… реки?!

— Мили две, — гороподобный Эл услужливо выплыл из тумана и одним рывком водрузил ее на ноги. — Мне так кажется. Возможно, дальше будет не так глубоко.

В это я охотно верю, хотя и не берусь предсказать, в какую сторону не так. Ну что ж, две мили — это вполне себе конкретный результат. Хаживали и не в таких условиях, и на дистанцию побольше, и против течения, и по дну, в которое ноги засасывает по колено, и со ста фунтами на закорках, и с гружеными лодками на буксире, и в постоянном ожидании минометного привета… подумаешь, Ад.

Подумаешь, когда нога выворачивается и с головой уходишь в плотную маслянистую жижу. Обидно! Особенно когда та жижа начинает обсыхать (в тумане-то?.. совсем что-то не так с тутошним пониманием законов природы) и стягивать лицо в карикатурную маску. Ружье тоже нырнуло, как я ни старался держать его над поверхностью, и немедля забилось склизкой илистой массой — случись нужда, выстрелить не рискну, ибо видывал, как разрывает ствол и от банальной земной водички, в него залившейся. Дойдем до реки — надо будет внушить Элу необходимость долгосрочного привала и вычистить все оружие до блеска… вот только чем? Уж не настолько я маньяк, чтобы таскать с собой набор для чистки. Что за гнусная привычка влипать во всякое дерьмо спонтанно, не давши благородному дону подготовиться и собрать джентльменский экспедиционный саквояж на 140 литров?.. Эл бы и не заметил такой профсоюзной нагрузки, а мне спокойнее было бы. А когда Мейсон спокоен, он не злится. И за суккуб можно не волноваться, и рогачей из нор выпускать, и даже эту самую хранительскую Цитадель… — бульк.

Мать, мать, мать.

Чарли что-то гнусил за спиной — настолько жалобное, что прямо мелькнула мысль прервать череду его мучений. Оглянулся: на мгновение показалось, что даже Мик квасится на ходу, вместо правильной гориллоидной фигуры оплывши в бесформенную грушу. Хорошо, стало быть, идем… в рейде он тот еще лось, хрен загонишь. Да и тут встрепенулся чуть заметно, опять пустил плечи крутыми валунами, а на морду сдвинул сонно-невозмутимое забрало — и все-таки видно, что пробрало не на шутку. Чего уж тут говорить о сержанте! Не так чтоб Чарли был совсем хилым, но, как ни крути, а при всякой нагрузке роляет прежде всего опыт. А этот красавец даже магазин через две улицы иначе как на машине с детства не посещал.

— Замрем! — предложил возмутительно бодрый Эл с траверса и, правда, перестал булькать по болоту. — Мистер Микки, вы интересовались — вот… внушает?

Чарли с облегчением начал оседать в грязь, которой и так было ему по грудь, так что пришлось подхватить его под руку. Мик синхронно поднырнул с другой стороны, да так мы и замерли скульптурной группой «трое вне лодки, не считая Кинг-Конга». Оборотились к проводнику — чем там радовать собрался?

Эл поддерживал одной рукой Айрин, а другой, в которой был меч, тыкал в туман, из которого выступал краешек некоего сооружения, по первому впечатлению совершенно циклопического. По крайней мере, от поверхности болота оно уходило куда-то ввысь крутой стелой и терялось, но, очевидно, вовсе не кончалось на высоте в добрых пятьдесят футов.

— Внушает, — признал Мик покладисто. — Прямо цветы возложить хочется. А что это?

— Большой Рогач, — пояснил Эл. — Вам его, должно быть, плохо видно. Это — копыто.

Айрин тихонечко ойкнула.

— Что ж ты орешь, сволочь! — просипел мгновенно оживший Чарли. — Разбудишь!

— Да он не спит. — Эл озадаченно поскреб оголовком рукояти свой косматый загривок. — Он вроде вообще не спит… мне так кажется. И, гм, не ест?.. Вообще это странно, есть должны все. Никогда не задумывался.

— А он нас не затопчет? — Айрин опасливо сместилась за спину Хранителя. — Вон какой здоровый, ему раз плюнуть!

— Он нас и не заметит. Он слишком большой, а мы для него слишком маленькие. И мы очень удачно вышли к краю его копыта… Если бы уперлись в середину, пришлось бы обходить, а это надолго.

Да уж… если это разводка, то хорошо подстроенная. Сквозь гнилостный болотный дух, правда, не чувствуется никакого постороннего животного… А чем он должен пахнуть, если не жрет?.. А само копыто слишком уж неподвижно, чтобы реально принять его за часть живого существа, но каким-то образом с одного взгляда на краешек этого грандиозного монумента пробивает на уважительную дрожь. Египетские пирамиды отдыхают.

— Это он и есть дьявол? — уточнил Мик хладнокровно.

— Не думаю. Дьявол, насколько я знаком с вашим фольклором, суть существо, способное снизойти до людей… а Большой Рогач ни до кого не снисходит. Слишком он большой… ему неудобно. Мы даже точно не знаем, воспринимает ли он хоть как-то наш Отстойник. Если допустить, что дьяволы ваши культы, правда, позаимствовали из здешней фауны, то это, скорее всего, Малый Рогач. Он очень похож на Большого по общему строению… гм… копыт и ног, потому что других частей Большого Рогача нам не видно с земли, но намного меньше — всего футов двадцать в высоту. Довольно интеллектуальная тварь, способна к ограниченной телепатии, коварна, обладает экспансивным темпераментом, могла бы добиться очень многого, манипулируя сознанием примитивных… — Эл осекся и виновато поморгал, — то есть поддающихся влиянию существ, но зачастую вредит сама себе, срываясь на жестокие и отвратительные выходки. Малый Рогач, по вашей терминологии, патологический психопат, маньяк-садист.

Какая милая компания. Двадцать футов роста, маньяк-садист с экспансивным темпераментом. Нет, если бы в сапогах так не хлюпало, а вместо забитого илом дробовика у меня была бы хорошая крупнокалиберная дурила типа «Гепард»… я бы от таких знакомств драпал с полным сохранением собственного достоинства. А в текущих условиях — это еще как получится.

— Мы можем от него пойти подальше? — Айрин подпихнула Эла в спину. — Что-то мне с ним рядом неуютно. Ну щас переступит!

— Он не может переступать. — Эл бесстрашно поскреб острием меча по копыту, черным монументом возносящемуся в неведомые дали. — Если он переступит, под ним продавится все что угодно. Он не ходит — он переносится… и, как правило, на расстояния, с нашей точки зрения, колоссальные. А не так, чтоб на пару футов. Это просто вне его системы координат.

— А если он сейчас перенесется, нас засосет в воронку из-под копыта? — Кто как, а я в школе учил физику.

Эл озадачился и даже осторожно выдрал собственную ногу из ила, дабы оценить мощь возникающего при этом феномена.

— Очень даже может, — признал он дрогнувшим голосом. — Как все-таки полезно быть провидцем! Я никогда бы не додумался до такой тонкости. Копыто у него большое… мили, думаю, полторы в радиусе.

— Сколько?! — ахнул Чарли.

— Если бы он тут не стоял, возможно, уровень болота был бы и пониже, — признался Эл почему-то виновато. — Нам, с одной стороны, очень не повезло. С другой же — напротив. В Отстойнике, как и у вас, есть свое понятие о чудесах… Оно несколько отличается от вашего, но тем не менее вероятность появления в одном месте сразу нескольких аномалий крайне низка. Вот он, — опять нагло поцарапал копыто Рогача, — как раз аномалия, и коль скоро он встречен здесь, шанс напороться на иную, еще менее приятную, аномалию понижается.

— А гаракх был аномалией? — уточнил педантичный (иногда) Мик.

— Нет, гаракх обретался в странном для него месте, но ничего эксклюзивного в нем нет.

— Что это, Мейсон — «эксклюзивное»?

— Это значит, гаракх тоже маньяк-садист. Как все. Обычное дело.

— Зато вонючий. Как марихуана.

Хорошие параллели. Чарли оживает на глазах. Еще немного — и арестует копыто Большого Рогача за парковку в не предназначенном для этого месте.

— И мы встретим еще гаракхов? — продолжал допытываться Мик. Попутно он выволок из-под ремня глок и попытался заглянуть в патронник. Затвор отъехал наполовину и увяз, как и следовало ожидать.

— У реки вряд ли. Они не любят сырости. И вообще, мистер Микки, у нас есть цель. Давайте выделим время под развлечения, когда она будет достигнута.

Уболтал, языкастый. Когда будет достигнута — непременно выделим. Вот так у нас всегда: собираешься, бывало, на отдых, запланируешь себе и море, и солнце, и девочек правильной эмоциональной конфигурации, и ловлю бабочек и, уж конечно, праздное лежание в гамаке под огромным щедрым солнцем, а в итоге — язык на плечо и давай бог ноги, потому что в тот самый момент, когда счастье уже стояло на пороге и наяривало в дверной звонок, фон Хендман мимоходом высморкался в чужой галстук от Луиджи Боррелли, и началось…

Эл убедился, что никто из нас не в состоянии привлечь внимание Большого Рогача бесконтрольной пальбой по копыту, непринужденным жестом подсадил Айрин себе на спину и невозмутимо двинулся дальше. Чарли рядом завистливо засопел, однако других филантропов в окрестностях не сыскалось — свои бы ноги не протянуть раньше времени. Поволоклись рядком, придерживая сержанта с обоих флангов. Оказавшись вблизи копыта, я не удержался — сунулся к нему поближе. Было оно, судя по всему, очень неновое, обросло несколькими неровными слоями различных отложений, частью напоминающих известняк, частью — кораллы… и вообще с большим трудом эта монолитная, уходящая прямо в туманное небо глыба воспринималась как часть живого существа. Синий кит, поди, случился бы чахлым мальком желтопузого полосатика, подаваемого Большому Рогачу к его пиву на чудесных высотах астрономического номинала, откуда миры просматриваются как на ладони и кажутся мельче, чем шахматные доски…

Бульк!

— Не спи, Мейсон!

Да не сплю я, не сплю. Хоть сейчас суккуб заводите. Таких садов понаобещаю, что мигом сбегут из Отстойника в какой-нибудь отсталый мирок с законченным грубым патриархатом.

Аккуратно, не сбиваясь, потому что тут уже не по колено, завалившегося Чарли так просто не выудишь. Не обращая внимания на что-то упругое, назойливо шкрябающее по голенищам и каждый раз энергично отдергивающееся в сторону… уж, наверное, Эл предупредил бы, кабы было надо. Меньше размышлять, больше и увереннее топать. Всегда помогает. Две мили — не край света, к тому же нет изнуряющей жары, которая всегда клубится над нашими тропическими реками, нет пиявок (если вот это дергающееся не есть местная пиявка, размерами под стать Рогачу), не кружатся орды гнуса — практически мечта поэта. Очень такого мрачного поэта, знаете ли. А кому легко?

Шаг. Утвердился, подтянул Чарли. Шаг. От сапога шарахается знакомое, невидимое сквозь толщу бурой тины. Шаг…

Оно кончилось, это гребаное болото, я даже не заметил как, просто вдруг стало легче идти. Приглядевшись, понял, что выбрались мы на плоское каменистое плато, где всей густой гадости — от силы по щиколотку, и по ней уже вполне можно волочься, подтаскивая ноги волоком, вместо того чтобы выдирать их из ила строго вверх и вновь погружать в него строго вниз. Эл и тот чуть сбился с дыхания, а в легких фона вовсю играл концерт для пилорамы с оркестром, да и сам я поймал себя на колоритном паровозном пыхтении. Чарли блаженно болтался в отрубе, продолжая механически сучить ногами, а Айрин всеми силами цеплялась за необъятную шею Эла, чтобы не сползти с его спины.

— Поздравляю, мы удачно миновали болото! — объявил Эл с той мажорностью, за которую я его однажды пристрелю. Можете считать меня самым малым из маньяков-рогачей, но меня действительно серьезно бесит, когда люди искренне радуются каждой хренотище. Видимо, это зависть. — Мистер Мейсон, вам мое очередное искреннее восхищение. Вы с выдающимся стоицизмом вынесли нападки болотного угря!

— Я такой, Эл. Из моего стоицизма можно штанги делать. Почему ты не упупил эту скотину, если все равно ее заметил?

— На ее кровь мигом собрались бы другие болотные твари, куда менее безобидные.

Возразить нечего. Долго, наверное, готовился, зубрил ответы на каверзные вопросы.

— Но мы могли бы ее сожрать! — ворчливо возразил Мик, который всю жизнь полагал правильным непрерывный цикл «подвигался — похавал». — Да и этих, менее безобидных, тоже. Я не имею ничего против экстремальных нагрузок, но требую подпереть их экстремальным же питанием!

Эл сконфуженно потупился.

— Извините, не подумал. Относительно питания…

— У вас с этим сложности? — насторожился Мик и сгрузил свою половину Чарли на почти уже совсем сухую землю. Вслед съехала и вторая половина, громоздившаяся доселе на моем плече. Я не такой жестокий жрун, как Мик, но что-то в его тоне и жестикуляции (может, вытащенная бита?) навело на мысль, что здесь и сейчас будет решаться вопрос, имеющий краеугольное значение. В самом деле, о каких минералах речь, когда вот-вот ласты склеишь.

— У нас и без этого сложности, — обескураженно признался Эл. — Поверьте, я напряженно размышляю, как нам обустроить питание… но ответа пока не нахожу. В Цитадели с этим никогда не возникает проблем — там есть и маг-трансмутер, способный сделать годной пищей многое, и охотники, добывающие непосредственно употребимое мясо, но я, к несчастью, едва ли способен отличить годное от негодного.

— Если бегает — можно есть, — поделился сакральным знанием фон Хендман.

— Если бегает — поди догони, — уныло ответствовал на это Эл. — Кроме того, тут все не так просто. Помните гаракха? Вы, конечно, можете заткнуть нос и мужественно есть его мясо — нисколько не сомневаюсь в вашей, мистер Микки, способности обглодать даже Большого Рогача, — но я практически уверен, что организм ваш не будет за это благодарен.

Мик нахмурился и опустил взор на организм, обтянутый грязнючей «гавайкой», словно ждал решительного возражения. Организм, однако, еле слышно квакнул областью живота и подавленно стих — видимо, помнил еще гаракховы эманации.

— В общем, жрать не дадут, — заключил фон с легкими паническими нотками. — Вот так засада. Ты б хоть там, на месте, предупредил… Мы бы парня с сосисками прихватили, как Айрин и советовала.

Или вовсе бы не ввязывались. Айрин похудеет — только краше станет, если, конечно, выражение «краше» применимо к этой Кариатиде. А из Мика на первом же этапе похудения удаляется самобытный шарм мышцастого колобка, к тому же он начинает отнимать еду у окружающих, а на это не все и не всегда адекватно реагируют.

— Ну я постараюсь что-нибудь изобрести, — совсем уж стушевался Эл. — Если вдруг увижу знакомое… правда, опасаюсь, что ваши желудки все-таки не такие прочные, как наши.

— Если оно жуется, я это сожру, — заверил Мик с мрачной решимостью и огляделся, но ничего, что можно было бы сжевать, не углядел и вздохнул тоскливо: — Ну ладно, где тут река? И на чем мы собираемся плыть?

— Что-нибудь придумаем, — просиял Эл, возвращаясь из темного угла провинности к свету авторитетного лидерства. — Река, по счастью, течет в нужную нам сторону, и нам не понадобится двигаться против ее течения… Это было бы очень некстати.

С этим можно согласиться, однако подмечу, что он не ответил на прямой вопрос — на чем собираемся плыть? Честное слово, даже по течению не очень приятно плыть без какой бы то ни было лодки, плотика, катамарана, байдарки… Как-то не укладывается в голове мысль, что Эл возьмет и наколдует лодку, а на вырубание транспортного средства из подручных материалов даже его чудо-мечом уйдет немало времени, за кое Мик иссохнет, Чарли помрет, а Мейсон, совершенно понятно, рассердится.

Эл повел плечами, поудобнее пристраивая на спине Айрин, и бодренько ломанулся в прежнем направлении: сперва чуть вниз, под откос, а потом обратно наверх, на следующую насыпь. К слову, никаких особых деревьев, за исключением редких и весьма чахлых, здесь и не водилось. Из чего же он собирается извлекать плавсредство?..

Чарли слегка встрепенулся, когда мы с Миком подобрали его и снова нагрузили на свои плечи. Ох, он у меня отработает это кантование. Пусть еще только попробует мне на вид поставить хоть одно негуманное деяние в родном городке!

— Приехали? — осведомился Барнет, не открывая глаз.

— Ага! — радостно засвидетельствовал Мик. — Видишь тетку с цветами?

Чарли неохотно разлепил веки, сосредоточил взгляд на Айрин, по-прежнему сжимающей в охапке здоровенную кипу стеблей для очистки, вяло плюнул — точнее, уронил клочок слюны — Мику под ноги и снова обвис безвольной тушкой.

— На крайняк, если ничего бегающего не будет… — философски рассудил фон, оценивающе его встряхнувши. — А чего, фунтов сто семьдесят… до Цитадели хватит, а там повар этот… трансмутер.

— Но-но-но-но! — возразил Чарли запальчиво. — У меня гастрит, я невкусный!

И даже попробовал рывком уйти вперед, но не преуспел — пробуксовал обносками элегантных еще нынешним утром туфель по болотному наследию и остался висеть, как национальный флаг в безветрие. Доверие, конечно, лестно, а гастрит отвратителен, но еще такой денек — и я вполне пойму прагматичного фона.

Одежда стремительно цементировалась на открытом воздухе, штаны сразу покрылись ломкой грубой корочкой и застыли, словно из сотен дощечек составленные, тащиться было неприятно, но, на счастье, мучиться пришлось недолго. Едва Эл втащился со своей ношей на гребень насыпи, как ноша издала ликующий вопль и попыталась покинуть седло.