Политическая лингвистика Чудинов Анатолий

Прежде чем приступить к изучению любой науки, необходимо рассмотреть ее предмет и цели, выделить ее ведущие постулаты. На начальном этапе изучения важно определить место данной науки в общей системе знаний, ее взаимосвязи с другими научными дисциплинами. Не менее полезно рассмотреть причины и историю возникновения соответствующей науки, выявить ее ведущие направления, познакомиться с существующими научными школами и идеями широко известных специалистов.

Политическая лингвистика как научная дисциплина

В последние десятилетия наиболее перспективные научные направления чаще всего возникают в зоне соприкосновения различных областей знания. Одним из таких направлений стала политическая лингвистика, новая для России наука, возникшая на пересечении лингвистики с политологией и учитывающая также достижения этнологии, социальной психологии, социологии и других гуманитарных наук. Необходимость возникновения и развития нового научного направления определяется возрастающим интересом общества к условиям и механизмам политической коммуникации.

Политическая лингвистика тесно связана с другими лингвистическими направлениями – с социолингвистикой, занимающейся проблемами взаимодействия языка и общества, с функциональной стилистикой и особенно с исследованиями публицистического стиля, с классической и современной риторикой, с когнитивной лингвистикой и лингвистикой текста.

Для политической лингвистики в полной мере характерны такие черты современного языкознания, как мультидисциплинарость (использование методологий различных наук), антропоцентризм (человек, языковая личность становится точкой отсчета для исследования языковых явлений), экспансионизм (тенденция к расширению области лингвистических изысканий), функционализм (изучение языка в действии, в дискурсе, при реализации им своих функций) и экспланаторность (стремление не просто описать факты, но и дать им объяснение).

Политическая лингвистика тесно связана и с науками, изучающими индивидуальное, социумное и национальное сознание: с социальной психологией, культурологией, социологией, политологией, этнографией.

Предмет исследования политической лингвистики – политическая коммуникация, т. е. речевая деятельность, ориентированная на пропаганду тех или иных идей, эмоциональное воздействие на граждан страны и побуждение их к политическим действиям, для выработки общественного согласия, принятия и обоснования социально-политических решений в условиях множественности точек зрения в обществе. Каждый человек, который хотя бы изредка читает газеты, включает радио или телевизор, становится адресатом политической коммуникации. Когда этот человек идет на выборы, он участвует в политической жизни и делает это не без влияния субъектов политической коммуникации. И тогда к сфере интересов политической лингвистики следует отнести не только передачу политической информации, но и все, что связано с восприятием и оценкой политической реальности в процессе коммуникативной деятельности.

Главная функция политической коммуникации – борьба за политическую власть на основе использования коммуникативной деятельности: политическая коммуникация призвана оказать прямое или косвенное влияние на распределение власти (путем выборов, назначений, создания общественного мнения и др.) и ее использование (принятие законов, издание указов, постановлений и др.). Политическая коммуникация отражает существующую политическую реальность, изменяется вместе с ней и участвует в ее преобразовании.

Основная цель политической лингвистики – исследование многообразных взаимоотношений между языком, мышлением, коммуникацией, субъектами политической деятельности и политическим состоянием общества, что создает условия для выработки оптимальных стратегий и тактик политической деятельности. Политическая коммуникация оказывает влияние на распределение и использование власти благодаря тому, что она служит средством воздействия на сознание принимающих политические решения людей (избирателей, депутатов, чиновников и др.). Политическая коммуникация не только передает информацию, но и оказывает эмоциональное воздействие на адресата, преобразует существующую в сознании человека политическую картину мира.

Современная политическая лингвистика активно занимается общими проблемами политической коммуникации (анализирует ее отличия от коммуникации в других сферах), изучает проблемы жанров политической речи (лозунг, листовка, программа, газетная статья, выступление на митинге, парламентская полемика и др.) и особенности функционирования политических текстов. Наша наука активно обращается к проблемам идиостиля отдельных политиков, политических партий и направлений, рассматривает стратегии, тактики и приемы политической коммуникации, изучает композицию, лексику и фразеологию политических текстов, использование в них самых разных образных средств. К числу важнейших направлений политической лингвистики относятся также рассмотрение отдельных политических концептов в рамках соответствующего языка и национальной культуры, обращение к проблемам понимания политических реалий того или иного государства гражданами других государств, сопоставительное исследование политической коммуникации в различных странах и на разных этапах развития общества.

Важнейший постулат современной политической лингвистики – дискурсивный подход к изучению политических текстов. Это означает, что каждый конкретный текст рассматривается в контексте политической ситуации, в которой он создан, в его соотношении с другими текстами, с учетом целевых установок, политических взглядов и личностных качеств автора, специфики восприятия этого текста различными людьми. Обязательно учитывается та роль, которую этот текст может играть в системе политических текстов и – шире – в политической жизни страны. Например, одна и та же идея и даже одни и те же высказывания будут совершенно по-разному восприниматься в тексте газетной статьи журналиста и в официальном заявлении президента Российской Федерации или президента Соединенных Штатов Америки. Совершенно различный вес могут иметь высказывания одного и того же политика, произнесенные им в пылу предвыборной борьбы и после вступления на важный государственный пост.

Традиционно власть относится к числу высших социальных ценностей, а потому в борьбе за власть используются все людские возможности и достижения науки. Для получения нужного результата авторы политических текстов затрачивают колоссальные усилия. Поэтому при анализе политической коммуникации особенно заметно и высокое мастерство, и творческое убожество авторов, их коммуникативные успехи и неудачи.

Необходимо различать политическую лингвистику, ориентированную на изучение политической коммуникации, и исследования в области языковой политики государства, которые относятся к сфере интересов социолингвистики. Несколько упрощая проблему, можно сказать, что специалистов по политической лингвистике интересует то, как говорят политики, а специалисты по языковой политике занимаются тем, что политики делают (или должны делать) для оптимального использования языка. Поэтому к сфере интересов политической лингвистики не относятся столь важные направления работы, как анализ проблем функционирования государственного и иных языков в стране (начиная с вопроса о самой необходимости официального признания государственного языка), изучение проблем языков межнационального общения и языков международного общения (мировых языков), государственная регламентация графики (например, решение Государственной думы об использовании в России исключительно кириллических письменностей), вопрос об отношении к заимствованиям. Все эти проблемы относятся к государственной политике в сфере использования языка в целом, а не только к политической коммуникации, что и «выводит» их за рамки политической лингвистики в том понимании, которое лежит в основе настоящего исследования.

Политическая лингвистика – это научное направление, имеющее большую прикладную значимость. Изучение опыта коммуникативной деятельности в политической сфере может способствовать выработке конкретных рекомендаций для политических функционеров, журналистов, специалистов по связям с общественностью. В демократическом обществе всем гражданам необходимы устойчивые навыки политической коммуникации как в сфере продуцирования речи, так и в сфере ее восприятия. Критический анализ современной политической коммуникации поможет сделать более гармоничной коммуникативную практику новых поколений политических лидеров и журналистов. Использование мировых стандартов при рассмотрении отечественной политической коммуникации будет способствовать формированию положительного имиджа России в представлении зарубежной общественности.

1. Какие проблемы изучает политическая лингвистика?

2. Каковы отношения политической лингвистики с политологией и лингвистикой? С какими другими научными направлениями в той или иной степени связана политическая лингвистика?

3. Почему дискурсивный подход к исследованию политической коммуникации называют важнейшим постулатом политической лингвистики?

4. В какой мере к сфере интересов политической лингвистики относятся проблемы поддержки нашим государством изучения русского языка в зарубежных странах и функционирования русского языка в международных организациях?

5. В какой мере к сфере интересов политической лингвистики относится сопоставительное изучение особенностей коммуникативной практики российских и американских президентов?

6. Существует немало анекдотов, связанных с речевой практикой таких отечественных политиков, как Н.С. Хрущев, Л.И. Брежнев, В.С. Черномырдин. В какой степени эти материалы интересны для политической лингвистики?

7. В чем вы видите практическую значимость исследований по политической лингвистике? В какой степени эти исследования могут быть интересны активистам политических партий, журналистам, высшим государственным служащим и обычным гражданам?

8. Какое практическое значение могут иметь лингвополитические исследования, обращенные к опыту других стран и эпох?

Возникновение и основные этапы развития политической лингвистики

Обращение к предыстории той или иной науки, внимательный анализ этапов ее развития, материалам давно отгоревших дискуссий нередко позволяет нам лучше понять проблемы соответствующей науки на современном этапе ее развития.

Истоки современной политической лингвистики можно обнаружить уже в античной риторике: проблемами политического красноречия активно занимались уже в Древней Греции и Риме. Изучение политической коммуникации оказывается социально востребованным прежде всего в демократическом обществе, а поэтому соответствующие исследования вновь появились вместе с развитием демократии в Западной Европе. Рассмотрим основные этапы в истории изучения политической коммуникации.

1. Первоначально (т. е. до возникновения политической лингвистики) публикации по проблемам политической коммуникации носили преимущественно «рецептурный» и аналитический (восхваляющий или дискредитирующий) характер. В публикациях первого типа авторы стремились показать своим читателям, каким образом можно добиться успеха в публичных выступлениях или иной речевой деятельности. Среди ярких примеров подобных изданий можно назвать труды Дейла Карнеги и Поля Сопера, в которых рассмотрено множество конкретных выступлений и публикаций, а также предложены достаточно эффективные рекомендации. В публикациях второго типа основное внимание уделялось детальному описанию риторического мастерства конкретных политических деятелей и/или осуждению коммуникативных практик других политических лидеров.

2. Политическая лингвистика как самостоятельное научное направление возникла во второй половине ХХ в. Обращаясь к начальному этапу развития этой науки, специалисты называют помимо филологов, исследовавших социальные аспекты функционирования языка, английского писателя Джорджа Оруэлла и немецкого литературоведа Виктора Клемперера.

Первый из них написал в 1948 г. роман-антиутопию «1984», в котором были описаны принцип «двоемыслия» (doublethink) и словарь «новояза» (newspeak), т. е. на конкретных примерах были охарактеризованы способы речевого манипулирования человеческим сознанием в целях завоевания и удержания политической власти в тоталитарном государстве. Джордж Оруэлл наглядно показал, каким образом при помощи языка можно заставить человека поверить лжи и считать ее подлинной правдой, как именно можно положить в основу государственной идеологии оксюморонные лозунги «Война – это мир», «Свобода – это рабство» и «Незнание – это сила». Пророческий дар Дж. Оруэлла постоянно отмечают современные специалисты по политической пропаганде: иногда кажется, что именно по рецептам «новояза» советские войска в Афганистане решили называть ограниченным контингентом, а саму эту войну – интернациональной помощью. Аналогичные приемы использовали и американские лидеры, которые называли свои военные действия против Югославии и Ирака «борьбой за установлении демократии».

Описанный Джорджем Оруэллом «новояз» был плодом его фантазии, предположением о том, к чему может привести развитие тоталитарных идей в Великобритании. Немецкий филолог Виктор Клемперер подробно охарактеризовал «новояз», за которым он имел несчастье наблюдать 12 лет. Его книга «LTI. Записная книжка филолога» (издана в 1947 г.) была посвящена коммуникативной практике германского фашизма, а буквы LTI в ее названии обозначают «Лингвистика Третьей империи». Следует отметить, что практика нацистского новояза оказалась значительно многообразнее и изощреннее созданной Оруэллом теории. Например, оказалось, что вовсе необязательно запрещать то или иное выражение – достаточно взять его в кавычки. Например, «немецкий поэт» Гейне – это уже совсем не немецкий и не совсем поэт; соответственно написание «выдающийся ученый» Эйнштейн позволяет поставить под сомнение гениальность выдающегося физика. На службу идеям фашизма в гитлеровской Германии были поставлены и многие другие языковые средства: особенно детально Виктор Клемперер описывает символику и метафорику фашистской пропаганды, а также практику запрета на «неугодные» слова и понятия с одновременной пропагандой «новых» слов и идей.

Позднее появилось описание коммунистического новояза и языкового сопротивления ему в Польше, Восточной Германии, Чехии, России и других государствах существовавшего во второй половине прошлого века социалистического лагеря. Эти исследования позволили обнаружить множество сопоставимых фактов и закономерностей. Вместе с тем обнаруживались и признаки национальных тоталитарных дискурсов: например, в советском политическом дискурсе очень значимыми были политические определения, кардинально преобразующие смысл и эмоциональную окраску слова. Так, в советском новоязе буржуазный гуманизм или абстрактный гуманизм – это вовсе не человеколюбие, а негативно оцениваемое проявление слабости, недостаточная жестокость по отношению к политическим противникам, представителям эксплуататорских классов и просто сомневающимся. С другой стороны, в качестве социалистического гуманизма могли быть представлены жестокие действия «против классово чуждых элементов», особенно если эти действия воспринимались как полезные «для трудового народа» в его «классовой борьбе». Например, в некоторых учебных пособиях в качестве примера социалистического гуманизма описывался эпизод из романа Александра Фадеева «Разгром»: командир партизанского отряда Левинсон «экспроприирует» (проще говоря, отбирает) у крестьянина свинью, чтобы накормить голодных партизан.

Специалисты выделили характерные черты тоталитарного дискурса, для которого, как правило, свойственны централизация пропагандистской деятельности, претензии на абсолютную истину, идеологизация всех сторон жизни, лозунговость и пристрастие к заклинаниям. Среди признаков тоталитаризма выделяют также ритуальность политической коммуникации, превалирование монолога «вождей» над диалогичными формами коммуникации, пропагандистский триумфализм, резкую дифференциацию СВОИХ и ЧУЖИХ, пропаганду простых и в то же время крайне эффективных путей решения проблем.

3. На следующем этапе развития политической лингвистики зарубежные специалисты (Р. Водак, Д. Воттс, Т.А. ван Дейк, Дж. Лакофф, К. Хаккер, Д. Хан, Й. Хейзинга, Н. Хомский и др.) обратились к изучению коммуникативной практики в современных западных демократических государствах. Эти исследования показали, что и в условиях демократии постоянно используется языковая манипуляция сознанием, но это более изощренная манипуляция.

Новые политические условия привели к изменению методов коммуникативного воздействия, но политика – это всегда борьба за власть, а в этой борьбе победителем обычно становится тот, кто лучше владеет коммуникативным оружием, кто способен создать в сознании адресата необходимую манипулятору картину мира. Например, опытный политик не будет призывать к сокращению социальных программ для малоимущих, он будет говорить только о «снижении налогов». Однако хорошо известно, за счет каких средств обычно финансируется помощь малообеспеченным гражданам. Умелый специалист будет предлагать бороться за социальную справедливость, за «сокращение пропасти между богатыми и бедными», и не всякий избиратель сразу поймет, что это призыв к повышению прямых или косвенных налогов, а платить их приходится не только миллионерам. Точно так же опытный политик будет говорить не о сокращении помощи малоимущим, а о важности снижения налогов, однако легко предположить, какие именно статьи бюджета пострадают после сокращения налоговых поступлений.

Подобные факты широко обсуждаются в критической теории Франкфуртской школы, представители которой (Т. Адорно, Г. Маркузе, М. Хоркхаймер) начали изучать формы тоталитаризма, антидемократизма, националистического шовинизма после окончания Второй мировой войны. Аналогичные материалы представлены также во многих публикациях англоязычных авторов.

4. В конце прошлого века в зарубежной лингвистике оформилось новое направление – критический дискурс-анализ, изучающий способы, с помощью которых социальная власть осуществляет свое господство в обществе. Специалисты стремятся выяснить, как именно при помощи коммуникативной деятельности предписывается и воспроизводится социальное неравенство, а также наметить способы языкового сопротивления. Представители этого направления занимают активную социальную позицию, они ищут пути для предупреждения социальных конфликтов. Эти исследования представляют собой своего рода реакцию на традиционные публикации «рецептурного» и «восхваляющего» направлений предшествующей научной парадигмы.

Материалом для критического дискурс-анализа становятся политические тексты, создаваемые в ситуации социального риска и отражающие неравенство коммуникантов. Определение «критический» используется в подобных исследованиях для того, чтобы подчеркнуть обычно скрытые для неспециалистов связи между языком, властью и идеологией. Детальное изучение текстов помогает выявить имплицитно выраженные бессознательные установки коммуникантов и на этой основе показать результаты воздействия дискурса на восприятие информации. С 1990 г. выходит специальный журнал «Discourse and Society» («Дискурс и общество»), представляющий публикации названного направления, созданные в различных странах.

В работах специалистов по критическому дискурс-анализу особое внимание уделяется социальному, гендерному (половому) и этническому неравенству. Внимание авторов особенно привлекают факты злоупотребления властью в различных сферах общественной жизни. В частности, феминистские критические исследования представляют женщин как угнетенную социальную группу, характеризуют многообразные коммуникативные проблемы, являющиеся следствием угнетенного положения женщин в патриархальном мужском обществе. Не меньшее внимание уделяется коммуникативным аспектам этнического и расового неравенства.

Важное место в современной науке занимает контент-анализ политического дискурса, основанный на статистике. В отличие от критического дискурс-анализа лингвисты этого направления не выражают свою точку зрения, а оперируют цифрами и фактами. Основная задача таких исследований – выявление связи между жизнью общества и использованием политического языка, поиск статистических закономерностей функционирования политического дискурса. Классическим исследованием этого направления стала работа Х. де Ландтшер (1992), в которой на примере анализа голландского политического дискурса было доказано, что в периоды кризисов значительно возрастает количество политических метафор. В рамках современного контент-анализа (В. Бенуа, Л. Бразеаль, А. Клюковски, В. МакХейл, П. Пир, В. Уэллс, А. Харткок и др.) активно изучаются количественные характеристики тактик восхваления, критики и защиты; соотношение в речи политиков содержания, ориентированного на общественные проблемы и на личные характеристики; соотношение в политическом дискурсе обращений к прошлому, настоящему и будущему.

В России XVIII – первой половины XIX в. проблемы использования языка в социальной сфере изучались преимущественно в рамках риторики. Вопросы политической речи во второй половине XIX – начале XX в. затрагивались прежде всего в публицистике, где велись острые политические дискуссии между сторонниками революционных, либеральных и консервативных взглядов, между марксистами разных направлений, народниками и приверженцами других политических течений. В подобных публикациях основное внимание уделялось критическому рассмотрению коммуникативных практик отдельных политических лидеров.

В истории изучения политического языка советской эпохи можно выделить три периода. Первый из них приходится на 20—30-е годы, когда Г.О. Винокур, С.И. Карцевский, Е.Д. Поливанов, А.М. Селищев, П.Я. Черных, Р.О. Якобсон изучали преобразования, происходящие в русском литературном языке после 1917 г. Были обнаружены значительные изменения в лексической и стилистической системе. Внимание исследователей привлекло появление множества аббревиатур, экспансия варваризмов и диалектизмов, значительное влияние просторечия и одновременно официально-деловой речи, сдвиги в семантике и эмоциональной окраске многих слов. В речевой практике новых политических лидеров страны обнаружилось последовательное стремление к «народности», что привело к изменению коммуникативного идеала, которому стремились соответствовать широкие массы населения. Результатом всех этих процессов стало общее снижение уровня речевой культуры.

Второй период приходится на 30—40-е годы, когда последователи Н.Я. Марра стремились выделить и автономно описать «язык эксплуататоров» и «язык трудящихся» как едва ли не отдельные системы в рамках национального языка. Советские специалисты стремились охарактеризовать факторы, способствующие успеху в речевом воздействии на массовую аудиторию. Определенный историко-лингвистический интерес представляют также опубликованные в этот период работы, в которых представлен лингвополитический анализ «языка и стиля» некоторых советских политических лидеров (С.М. Киров, М.И. Калинин, В.И. Ленин, И.В. Сталин и др.). Авторы указанных исследований отмечали ораторское мастерство большевистских руководителей, «народность» их речи (в смысле ее доступности для широких масс). С этими выводами (если с пониманием отнестись к тому, что в таких работах доминировал восхваляющий пафос) следует согласиться: плохой оратор просто не способен стать лидером в стране, где кипят революционные страсти, или победить в острых внутрипартийных дискуссиях, так характерных для первых лет советской власти.

Третий период в изучении советского политического языка относится к 50—80-м годам, когда проблемы политической речи рассматривались в публикациях по теории и практике ораторского искусства и лекторского мастерства (Г.З. Апресян, Л.А. Введенская, Н.Н. Кохтев, В.В. Одинцов и др.), при освещении деятельности средств массовой коммуникации (Ю.А. Бельчиков, В.Г. Костомаров, Д.Э. Розенталь, Г.Я. Солганик и др.), в исследованиях по вопросам агитации и пропаганды. Подобные публикации носили преимущественно «рецептурный» характер. Проблемы политической лингвистики занимали важное место и в некоторых публикациях, посвященных развитию русского языка в послеоктябрьский период, его стилистической дифференциации, обогащению его лексико-фразеологического фонда (П.Н. Денисов, С.Г. Капралова, А.Н. Кожин, Т.Б. Крючкова, М.В. Панов, И.Ф. Протченко и др.). Среди советских специалистов были и блестящие мастера эзопова языка, и искренние сторонники господствующей идеологии, и люди, для которых сама возможность заниматься наукой значила больше, чем рассматриваемый материал. Наши языковеды смогли многое сделать и многое сказать (иногда между строк).

Следует отметить, что в советский период едва ли не всякое опубликованное в нашей стране исследование по проблемам политической речи было изначально скомпрометировано. Как известно, в условиях жесткой цензуры и самоцензуры было крайне сложно объективно охарактеризовать особенности речи как коммунистических лидеров (идейная чистота и высокая должность как бы предопределяли их речевое мастерство), так и их политических противников; допускались лишь своего рода «советы» агитаторам, стремящимся увеличить воздействие своей пропаганды, рекомендации журналистам по проблемам «языка и стиля» в средствах массовой коммуникации, а также критический анализ языка «буржуазной» прессы. Положение изменилось только после начала перестройки, когда гласность сделала возможной публикацию хотя бы сколько-нибудь объективных исследований.

Совершенно особое место в изучении отечественного политического языка занимают зарубежные исследования (Андре Мазон, Астрид Бэклунд, Эгон Бадер, Патрик Серио и др.), среди которых важное место занимают публикации российских эмигрантов (С.М. Волконский, И. Земцов, С.И. Карцевский, Л. Ржевский, А. и Т. Фесенко и др.) и специалистов из бывших советских республик – ныне суверенных государств (А.Д. Дуличенко, В.В. Дубичинский, Э.Р. Лассан, С.Н. Муране, Б.Ю. Норман и др.).

Как справедливо писал С. Есенин, «лицом к лицу лица не увидать»: взгляд «со стороны» иногда позволяет увидеть даже больше, чем наблюдения над языковой ситуацией «изнутри».

Кроме того, нельзя забывать, что жесткая цензура и самоцензура часто не позволяли советским лингвистам в полной мере высказать свою точку зрения, тогда как авторы, работавшие за рубежом, были в этом отношении относительно свободны. С другой стороны, многие эмигранты «первой волны» оказались слишком суровыми критиками и отвергали едва ли не любые инновации послереволюционного периода. В некоторых таких публикациях (например, в книге Андрея и Татьяны Фесенко «Русский язык при Советах») ненависть к лидерам советского государства отчетливо проявлялась и в критике языковых изменений в советской России.

Новый этап в развитии отечественной политической лингвистики начался в период перестройки социальной системы нашего общества. Обсуждение проблем политической коммуникации на предшествующих этапах происходило, по существу, вне контекста мировой науки. Западные публикации по этой проблематике считались идеологически порочными и по различным причинам почти не были известны в нашей стране. Положение изменилось только в конце ХХ в., когда демократизация общественной жизни сделала политическую коммуникацию в России предметом массового интереса. В этот период у нас стала возможной объективная оценка трудов крупнейших зарубежных специалистов в области политической коммуникации и – самое главное – достаточно объективное исследование речевой практики действующих политических лидеров. Как и на Западе, среди современных российских публикаций представлены исследования, которые можно отнести к различным направлениям – рецептурному, аналитическому (восхваляющему и дискредитирующему) и критическому; материалом для этих исследований служат как тоталитарные, так и демократические коммуникативные практики.

Специальные исследования показывают, что на смену советскому новоязу в политическую практику пришел новый политический язык. Вместе с тем критически мыслящие специалисты считают, что современный постновояз еще далек от идеала, что на смену пропагандистскому триумфализму, лозунговости, стандартизированности и ритуальности пришли механическое следование западным образцам, безответственность и чрезмерная раскрепощенность, способствующие успеху в реализации новых способов манипуляции сознанием читателей и слушателей.

Представленный обзор показывает, что политическая лингвистика как в России, так и за ее рубежами за несколько десятилетий своего существования добилась значительных успехов. Характерными чертами современного состояния этой науки в России является ее методологическое сближение с зарубежными исследованиями и существенное расширение сферы исследований.

1. Почему публикации писателя Джорджа Оруэлла и литературоведа Виктора Клемперера считаются лежащими в основе современной политической лингвистики?

2. Что такое «новояз» в представлении Джорджа Оруэлла? Что сближает английский «новояз», охарактеризованный Оруэллом, с польским, немецким или советским «новоязом»?

3. Сопоставьте особенности рецептурного, аналитического (восхваляющего и дискредитирующего) и критического направлений в политической лингвистике.

4. Охарактеризуйте основные этапы становления и развития зарубежной политической лингвистики.

5. Охарактеризуйте основные этапы становления и развития отечественной политической лингвистики.

6. Почему некоторые закономерности «советского языка» в публикациях зарубежных ученых оказались лучше охарактеризованы, чем в работах советских авторов?

7. Почему наша политическая лингвистика развивалась иначе, чем западная? Почему можно говорить о сближении в современных условиях отечественной и зарубежной политической лингвистики?

8. Что такое российский «постновояз», как он соотносится с советским «новоязом»?

9. Следует ли надеяться на то, что с развитием демократии отечественный политический язык перестанет быть средством борьбы за власть и уже не будет использоваться в манипуля-тивных целях?

10. Проанализируйте одну из научных публикаций, указанных ниже в разделе «Дополнительная литература», с позиций противопоставлений, рассмотренных в настоящем разделе.

Основные направления в современной политической лингвистике

В современной отечественной политической лингвистике сформировалось несколько относительно автономных, хотя и взаимосвязанных направлений. Возможна классификация современных отечественных политико-лингвистических исследований по используемым методам исследования, по изучаемому периоду, по рассматриваемому языковому ярусу и некоторым другим основаниям. Рассмотрим основные противопоставления, выявляющиеся при анализе конкретных публикаций.

1. Исследования в области теоретических основ политической лингвистики – анализ конкретных единиц в рамках политических текстов. К первой группе относятся публикации, авторы которых стремятся осмыслить общие категории политической лингвистики, сформулировать теоретические основы этой науки, охарактеризовать ее понятийный аппарат и терминологию. Так, в учебнике А.Н. Баранова (2001) политическая лингвистика представлена как одно из направлений прикладной лингвистики, охарактеризованы предмет, задачи и методы указанного научного направления. В таких публикациях рассматриваются методологические основы политической лингвистики и специфика политического языка, даются определения основных понятий политической лингвистики.

Характерными признаками языка политики являются смысловая неопределенность (политики часто предпочитают высказывать свое мнение в максимально обобщенном виде), фантомность (многие знаки политического языка не имеют реального денотата), фидеистичность (иррациональность, опора на подсознание), эзотеричность (подлинный смысл многих политических высказываний понятен только избранным), дистанцированность и театральность.

2. Исследования советского политического языка – изучение языка постсоветской эпохи. При «хронологической» (ориентированной на исследуемый исторический период развития русского политического языка) классификации противопоставляются публикации, посвященные, с одной стороны, «тоталитарному языку» советского периода, а с другой – политической речи постсоветской эпохи (начиная с «перестройки»). Ярким примером исследований первого типа может служить монография Н.А. Купиной «Тоталитарный язык: словарь и речевые реакции» (1995), в которой тщательно рассматривается словарь советских идеологем, относящихся к политической, философской, религиозной, этической и художественной сферам, а также языковое сопротивление и языковое противостояние коммунистической идеологии внутри России. В монографии А.П. Романенко «Советская словесная культура: образ ритора» (2000) представлено детальное описание советского риторического идеала, образа «идеального» советского ритора. Проблемы «русско-советского языка» и языкового сопротивления рассматривают и многие другие специалисты.

Эти исследования показывают, что в политическом языке советской эпохи действительно существовало двуязычие («диглоссия», по А. Вежбицкой), точнее – использовалось несколько «диалектов» (официальный, диссидентский, обывательский, «потаенный»). Не следует считать, что весь русский политический язык в советскую эпоху был неуклюж, бюрократичен и малопонятен. Таким была только одна из его форм, а именно официальный язык, который его критики называли «новояз». Но свойства этого языка определялись его предназначением. Следует подчеркнуть, что советский «новояз» – это не язык всего советского народа, а официальный язык тоталитарного общества. Бюрократичность, «двоемыслие» (по Дж. Оруэллу), максимальная обезличенность, эзотеричность (наличие смыслов, понятных только специалистам), ритуальность – это естественные свойства официальной политической коммуникации, которые в той или иной мере присутствуют и во многих современных политических текстах. Разумеется, бюрократическим и неуклюжим был не русский язык, а коммуникативная деятельность большинства советских лидеров, речевая практика которых если не считалась образцовой, по меньшей мере воспринималась как наиболее соответствующая духу эпохи.

Если же сравнивать русско-советский язык и русский политический язык новейшего времени, то следует отметить, что в прошлом осталась жесткая регламентация, которая определяла строгое следование всевозможным нормам (языковым, речевым, жанровым, этическим, композиционным и иным) и ограничивала проявления индивидуальности. Эта регламентация в каких-то случаях играла положительную роль (например, не допускала использования грубо-просторечной и жаргонной лексики, ограничивала поток заимствований), но именно она и определяла те качества «советского» языка, которые в одних случаях вызывают его критику, а в других – некоторую ностальгию.

3. Нормативный и дескриптивный подходы к изучению политического языка. В современной отечественной политической лингвистике отчетливо разграничиваются дескриптивный (описательный) и нормативный подходы к оценке инноваций. В первом случае авторы фиксируют новые явления, не стремясь при этом дать им позитивную или негативную оценку. Во втором случае новые явления «подвергаются досмотру» с позиций традиционной речевой нормы; высказывается даже мысль о необходимости создания лингвоэкологии – особой науки, призванной «защищать» классический русский язык. Авторы подобных работ тщательно фиксируют всевозможные реальные и мнимые недостатки в речи российских политиков и журналистов, справедливо демонстрируя при этом, что отечественная политическая элита по своему риторическому мастерству еще очень далека от Демосфена и Цицерона, что прямой телеэфир слишком безжалостен и что напрасно в некоторых СМИ сократили должности литературного редактора и корректора. Нередко в подобных работах критика современной речи и сетования на общую «порчу» русского языка совмещаются с критикой современной политической ситуации и современных политических лидеров.

Как известно, речевое творчество современных политиков и журналистов – едва ли не основной источник беспокойства лингвистических пуристов, ибо многочисленные нарушения традиционных литературных норм вызывают тревогу и у общества в целом. Подборки «перлов» политического слога стали в последние годы едва ли не постоянной рубрикой многих авторитетных средств массовой информации («Литературная газета», «Аргументы и факты», «Итого», «Комсомольская правда» и др.), речевые ошибки политиков и журналистов нередко становятся и предметом тщательного разбора профессиональных филологов.

Задача таких публикаций – не только фиксация ошибок конкретного автора: важнее выявить тенденции в использовании языковых средств, их функционировании в повседневной речевой коммуникации, в различных ее сферах. В подобных публикациях широко представлены конкретные примеры коммуникативных неудач и их теоретическое осмысление, рекомендации по предупреждению ошибок содержатся и в ряде других публикаций.

Следует признать, что современный русский язык находится в состоянии динамичного развития, а многочисленные ошибки конкретных политиков и журналистов могут служить свидетельством низкой речевой культуры лишь отдельных носителей русского языка.

Кардинальные социальные изменения всегда вызывают крупные преобразования в языке (вспомним утрату российской государственности в ХШ в., Смутное время на рубеже ХVI и ХVII столетий, Петровские реформы или Гражданскую войну в начале прошлого века), но никакие политические катаклизмы не способны погубить или хотя бы «испортить» русский язык. Его развитие продолжается, в нем обнаруживаются новые ресурсы, а явления, пугавшие современников, бесследно уходят или начинают восприниматься как вполне естественные и необходимые. Поэтому нужно быть крайне осторожным при оценке новых феноменов и не путать косноязычие отдельных политиков с деградацией русского языка.

4. Автономное исследование отдельных языковых уровней политического языка. Значительный интерес представляют исследования, ориентированные на автономное изучение отдельных уровней современного политического языка (фонетики, лексики и фразеологии, синтаксиса). Наиболее заметны изменения в лексике и фразеологии. Каждый новый поворот в историческом развитии государства приводит к языковой «перестройке», создает свой лексико-фразелогический тезаурус, включающий также концептуальные метафоры и символы. Поэтому вполне закономерно множество исследований по проблемам политического лексикона постсоветского периода. Очень интересны лексикографические издания, фиксирующие новые явления в русской лексико-фразеологической системе постсоветской эпохи: подготовленный под руководством В.И. Максимова «Словарь перестройки» (1992), «Словарь новых значений и слов языка газеты» С.В. Молокова и В.Н. Киселева (1996), «Словарь перифраз русского языка, (на материале газетной публицистики)» А.Б. Новикова (1999), подготовленный Л.Г. Самотик «Словарь выразительных средств языка политика (на материале текстов губернатора Красноярского края А.И. Лебедя)» (2002) и др.

Не менее ощутимы изменения стилистической системы русского национального языка и процессы его пополнения заимствованной лексикой. Для русского литературного языка последних лет особенно характерны два явления: интенсификация процессов заимствования иностранных слов и значительное влияние жаргонной и просторечной языковой среды. Вместе с тем замечено, что в последнее время не произошло кардинальных изменений в фонетике и грамматике.

5. Исследование жанров и стилей политического языка. Значительное количество публикаций посвящено изучению специфики отдельных жанров и стилей политического языка. Языковеды изучают специфику парламентских дебатов, особенности митинговой речи, язык средств массовой информации. Лингвополитические исследования посвящены анализу настенных надписей, лозунгов, предвыборной полемики, политического скандала. Специально рассматриваются жанры протеста, поддержки, рационально-аналитические и аналитико-статистические жанры, юмористические жанры и виртуально ориентированные низкие жанры.

Лингвополитические исследования показывают, что в постсоветский период прошло значительное обновление как самого арсенала жанровых средств отечественной политической коммуникации, так и внутренних закономерностей жанров и стилей политической речи.

6. Исследование идиостилей различных политических лидеров, политических направлений и партий. Значительный интерес представляют публикации, посвященные идиолектам ведущих политических лидеров современной России. Языковеды обращаются к «речевым портретам» ведущих политиков в сопоставлении с политическими портретами российских политических лидеров прежних эпох. Специалисты стремятся также охарактеризовать роль идиостиля в формировании харизматического восприятия политика, обращаются к особенностям речи конкретных политических лидеров.

В отдельную группу следует выделить исследования, посвященные взаимосвязи политической позиции и речевых средств ее выражения. В частности обнаружено, что политические экстремисты (как правые, так и левые) более склонны использовать метафорические образы. Легко заметить повышенную агрессивность речи ряда современных политиков, придерживающихся националистических и коммунистических взглядов. Едва ли не все авторы отмечают, что в постсоветский период речевые портреты политиков становятся более узнаваемыми, ярче проявляется индивидуальность, но не все черты такого рода индивидуальности заслуживают одобрения.

7. Дискурсивное исследование коммуникативных ролей, ритуалов, стратегий и тактик. В рамках данного направления анализируется коммуникативное поведение субъектов политической деятельности. Современные политические лидеры, стремясь добиться успеха у избирателей, нередко используют своего рода «речевые маски». Речевое поведение в значительной степени зависит от социально-коммуникативной роли политика, которая зависит от его социального статуса, от используемых стратегий, тактик и речевых приемов.

Важное место в исследованиях политической коммуникации занимает критический анализ (по Т.А. ван Дейку и Р. Водак) проявлений социального неравенства и коммуникативных манипуляций сознанием адресата. Многие специалисты отмечают повышенную агрессивность современной политической речи, в том числе активное использование конфронтационных стратегий и тактик речевого поведения (угрозы, игнорирование, дискредитация, ложь, наклеивание ярлыков, оскорбления и др.). К сожалению, в современной политической речи легко обнаружить многочисленные примеры использования бранных (в том числе нецензурных) выражений. Показательно, что речевая агрессивность в ее разнообразных проявлениях особенно возрастает в периоды обострения социальной ситуации, в том числе во время избирательных кампаний.

8. Когнитивные, лингвокультурологические и традиционные методы исследования политической коммуникации. Яркий признак современных исследований в области политической коммуникации – использование разнообразной методологии. С этой точки зрения выделяются исследования, выполненные с использованием методик, характерных для когнитивиной лингвистики, социолингвистики, лингвокультурологии, лингвистики текста, риторики и культуры речи.

Многие современные исследования ориентированы на использование методов когнитивной лингвистики, в том числе теории метафорического моделирования. Авторы подобных публикаций исходят из единства речемыслительной деятельности и рассматривают речевую деятельность как проявление специфического мышления. В этом отношении значительный интерес вызывают публикации, авторы которых стремятся выяснить, как именно метафорически представляется тот или иной политический феномен.

При социолингвистическом подходе к изучению политических текстов выясняется, что политический дискурс российского общества в последнее десятилетие ХХ в. отличается кардинальным обновлением содержания и формы коммуникативной деятельности. Новый политический язык характеризуется стремлением к индивидуальному стилю, отличается экспрессивностью, а также яркостью, граничащей с карнавальностью, и раскрепощенностью, находящейся на рубеже со вседозволенностью и политическим хамством. Специфику этого дискурса в значительной степени определяют и характерные для социального сознания концептуальные векторы тревожности, подозрительности, неверия и агрессивности, ощущение «неправильности» существующего положения дел и отсутствия надежных идеологических ориентиров, «национальной идеи», объединяющей общество. Как это часто бывает в революционные эпохи, общественное сознание чрезвычайно быстро наполняется необъяснимым доверием не только к некоторым политическим лидерам и партиям, но даже к некоторым политическим терминам и метафорам, но столь же стремительно и утрачивает иллюзии.

Значительный интерес представляют публикации, подготовленные с использованием методик политической психолингвистики, во многом заимствованных из психопоэтики. Специалисты стремятся обнаружить то, как проявляются в политической коммуникации личностные качества автора.

Во многих исследованиях используется методика лингво-стилистического анализа. Особое место занимают публикации, в основе которых лежат методы, приемы и терминология традиционной и обновляющейся риторики, также иных научных школ и направлений.

Многообразие используемых методов и методик обогащает политическую лингвистику: каждый метод имеет свои достоинства и позволяет обнаружить некоторые факты и закономерности, не привлекавшие внимания исследователей, принадлежащих к иным научным школам.

9. Сопоставительные исследования. Совершенно особое место занимают публикации, посвященные сопоставительному анализу политической коммуникации в России и других государствах. В каждой стране есть национальные особенности в способах восприятия и языкового представления политической действительности, что объясняется национальной ментальностью и историческими условиями формирования политической культуры. Сопоставление политической коммуникации различных стран и эпох позволяет отчетливее дифференцировать «свое» и «чужое», случайное и закономерное, «общечеловеческое» и свойственное только тому или другому национальному дискурсу. Все это способствует лучшему взаимопониманию между народами и межкультурной толерантности.

Показательно, что для авторов сопоставительных исследований, как правило, не характерен обличительный пафос: изучение зарубежной политической коммуникации показывает, что многие свойства политического дискурса, казавшиеся исключительно российскими пороками, обнаруживаются и в коммуникативных практиках политиков из самых демократичных стран. К сожалению, в отличие от многих других народов, нам свойственно излишне критическое отношение к собственному политическому опыту и слишком большие надежды на использование заимствованных политических идей и технологий.

10. Политическая лингвистика «в маске» и «без маски». Как показывает представленный обзор, в последние годы политическая лингвистика превратилась в самостоятельное направление лингвистических исследований. Принадлежность публикаций к этому направлению часто отражается в их названиях, при формулировании цели и задач исследования, при определении предмета и объекта изучения, при характеристике материала, лежащего в основе работы. Во многих других случаях исследования по политической коммуникации представляются читателям как бы «в маске», т. е. без акцентирования собственно лингвополитической сущности публикации. Можно выделить несколько вариантов такой «маскировки».

Во-первых, некоторые авторы представляют свои результаты как относящиеся к современному русскому языку в целом.

Во-вторых, материалы по исследованию политической коммуникации часто представляются как результаты изучения языка средств массовой информации. Как известно, политический дискурс пересекается с языком СМИ, и далеко не всегда существует необходимость (и возможность) однозначно отнести материалы публикации к тому или другому дискурсу. Среди других источников сведений по политической лингвистике можно назвать исследования по культуре речи, по лексикологии и фразеологии, по теории и практике журналистики, по психологии, социологии и политологии. Разумеется, подобные публикации должны быть учтены при определении общих тенденций развития русской политической коммуникации.

Многообразие школ и направлений в современной политической лингвистике отражает тот интерес, который проявляется к политической речи, и то многообразие материала, методик, аспектов анализа и позиций, которое характерно для современной отечественной науки. В наиболее общем виде каждое конкретное современное исследование в области отечественной политической лингвистики можно охарактеризовать с использованием следующей системы не всегда эксплицитно выраженных противопоставлений:

1) исследования в области теории политической лингвистики – описание отдельных элементов политического языка;

2) хронологические рамки исследования: советская или постсоветская эпоха;

3) поуровневый анализ языка (в том числе лексики, фонетики, словообразования, морфологии, синтаксиса) – комплексное исследование текста;

4) нормативный подход (анализ с позиций соответствия норме, обычно критический, с призывами к борьбе с «порчей русского языка») – дескриптивный (описательный) подход, т. е. фиксация и изучение новых явлений без их оценки;

5) изучение отдельных политических жанров, стилей, нарративов и текстов – исследование общих признаков политического языка;

6) исследование идиостилей отдельных политических лидеров, политических направлений и партий – изучение общих закономерностей политического языка;

7) дискурсивное изучение коммуникативных ролей, ритуалов, стратегий и тактик – лингвистическое изучение политического языка;

8) использование методов психолингвистики, когнитивистики, социолингвистики, лингвокультурологии, структурализма, риторики, психолингвистики и др.;

9) изучение отечественной политической речи – сопоставительные исследования, выявление общих и особенных признаков политических дискурсов различных стран и эпох;

10) собственно политическая лингвистика – материалы по политической лингвистике, содержащиеся в исследованиях, ориентированных на смежные области науки.

Важно подчеркнуть, что во многих публикациях используются разнообразные методы и приемы изучения политической коммуникации, совмещаются нормативный и описательный аспекты исследования, последовательно изучаются различные языковые уровни и текстовые характеристики, привлекаются материалы, относящиеся к разным этапам развития русского политического языка.

1. Чем отличаются публикации в рамках описательного и нормативного подходов к политической коммуникации?

2. Какие лингвистические методы используются при изучении политической коммуникации?

3. В какой мере сопоставительные исследования могут быть полезны специалистам по российской политической коммуникации?

4. Почему в некоторых публикациях лингвополитический характер исследования не отражается в заголовке?

5. Назовите ведущие направления современной политической лингвистики.

6. В советский период было опубликовано множество исследований, посвященных языку и стилю советской пропаганды и речевому мастерству лидеров страны. Чем можно объяснить тот факт, что современные лингвисты снова и снова обращаются к этому материалу?

7. Какой уровень языка (фонетический, лексический, морфологический или синтаксический) чаще становится материалом для лингвополитических исследований? Чем можно объяснить подобные различия?

8. Чем можно объяснить тот факт, что в современных политических публикациях значительно больше языковых ошибок и недочетов, чем в публикациях советской эпохи? Свидетельствует ли это о порче русского языка?

9. В какой мере представляют интерес для политической лингвистики речевые практики Бориса Ельцина или Джорджа Буша, российских коммунистов или национал-патриотов? Чему отдают предпочтение современные ученые: изучению идиостилей или исследованию общих закономерностей политического языка?

Среди направлений современного языкознания преобладают такие, которые объясняются общностью методологической базы, в этих направлениях существуют признаваемые большинством исследователей определения, термины, постулаты и принципы. К числу подобных направлений относятся, например, сравнительно-историческое языкознание, психолингвистика, когнитивная лингвистика. Исследования по политической лингвистике представляют собой общность несколько иного рода. Они объединены прежде всего изучаемым материалом (политический язык, политические тексты, политический дискурс), а потому в этой области знаний до настоящего времени не существует единой теоретической основы, методологии и терминологии. Однако необходим некоторый понятийный и терминологический минимум, без которого невозможно хотя бы элементарное взаимопонимание между специалистами и тем более систематическое изложение основ политической лингвистики.

Один из возможных комплексов базисных понятий и терминов политической лингвистики представлен в настоящем разделе, в первой части которого рассмотрены понятия, связанные с политической коммуникацией, а во второй – понятия, связанные с языковой (лингвоментальной) картиной политического мира.

Политическая коммуникация

Политическая коммуникация – это процесс общения между участниками политической деятельности. Термин коммуникация восходит к латинскому communico, что означает делаю общим, связываю, общаюсь. Современные специалисты называют коммуникацией совместную деятельность по кодированию, передаче и восприятию информации. В коммуникации участвуют две стороны: адресант (говорящий или пишущий) и адресат (слушающий или читающий). Основной способ передачи политической информации вербальный, т. е. с использованием языка, однако существуют и невербальные средства передачи политически важной информации (изображения, символы, мимика, жесты, позы и др.). В настоящем учебном пособии ведущее место занимает вербальная коммуникация, поэтому ниже рассматриваются основные понятия и термины, связанные с использованием языка в политической коммуникации.

1. Политический язык. Вопрос о существовании политического языка как особой знаковой подсистемы в составе национального языка является дискуссионным. Некоторые ученые считают, что политическая коммуникация происходит на совершенно особом варианте русского языка, который следует называть именно политическим языком. Сторонники противоположной точки зрения считают, что собственно языковые черты своеобразия политической коммуникации немногочисленны и малосущественны, что они не выходят за рамки грамматических и даже лексических норм русского языка.

На этом основании подвергается сомнениям даже само использование термина «язык» по отношению к предмету нашего изучения. И действительно, кажется вполне обоснованным вопрос: можно ли называть «языком» одну из лексико-фразеологических подсистем современного литературного языка? Однако хорошо известно, что в разговорной, научной или официально-деловой речи специфических признаков не меньше, чем в политической речи, а поэтому термин «политический язык» имеет не меньше прав на существование, чем по-прежнему используемые лингвистами термины «официально-деловой язык», «разговорный язык» или «научный язык». Поэтому политический язык – это, конечно, не особый национальный язык, а ориентированный на сферу политики вариант национального (русского, английского или иного) языка. В последние годы, для того чтобы избежать нестрогого употребления термина язык, многие специалисты предпочитают говорить о специфике «научной речи» или «официально-деловой речи»; соответственно при исследованиях политических текстов часто предпочитают говорить лишь об особенностях политической речи или политической коммуникации.

2. Политический текст. В лингвистике текст – это объединенная смысловой связью последовательность слов (предложений), основными свойствами которой являются связность и цельность. Политический текст может относиться к различным жанрам, он может быть устным (выступление на митинге или в парламентской дискуссии, доклад на партийном съезде, телеинтервью политического лидера и др.) и письменным (передовая или аналитическая статья в газете, листовка, программа политической партии и др.).

Содержательный признак рассматриваемого вида текстов – это отражение в них деятельности партий, других общественных организаций, органов государственной власти, общественных и государственных лидеров и активистов, направленной на развитие (в широком смысле) социальной и экономической структуры общества.

Целевой признак политического характера текста – это его предназначенность для воздействия на политическую ситуацию при помощи пропаганды определенных идей, эмоционального воздействия на граждан страны и побуждения их к политическим действиям. Иначе говоря, для политического текста характерна прямая или косвенная ориентированность на вопросы распределения и использования политической власти. Во многих политических текстах содержится изложение фактов и мнений, но такая информация должна служить еще одним аргументом для убеждения адресата и в конечном счете влиять на его политическую позицию.

Контекст – это фрагмент текста, включающий избранную для анализа единицу (например, слово) и достаточный для определения значения этой единицы в данном тексте. Сама определяемая единица не входит в состав контекста. В одних случаях для правильного понимания смысла того или иного слова достаточно одного предложения, в других – необходимо учитывать значительно более обширный фрагмент текста и даже весь текст. По этому признаку различают узкий и широкий контекст. Некоторые специалисты понимают рассматриваемое понятие очень широко и поэтому используют также термины политический контекст, ситуативный контекст и эстралингвистический контекст, однако представляется, что для обозначения соответствующих понятий лучше использовать другие термины (политический дискурс, политический нарратив), о которых будет сказано ниже.

3. Политическая речь. В лингвистике речь (речевая деятельность) – это процесс использования языка, результатом речевой деятельности является создание текста. Соответственно политическая речь – это использование общенародного языка в процессе создания политического текста. Специфика политической речи определяется ее содержанием и проблематикой (распределение власти между государствами, в государстве и в его структурах), функциями (воздействие на политическую картину мира адресата, эмоциональное воздействие на адресата, склонение адресата к тем или иным действиям), идеологической обусловленностью при отборе и употреблении лексики и иных элементов, а также использованием характерных для этого вида деятельности коммуникативных стратегий и тактик.

В тех случаях, когда необходимо подчеркнуть участие в речевой деятельности не только адресанта (т. е. говорящего или пишущего), но и адресата (т. е. слушающего или читающего), часто используется термин «политическая коммуникация».

В политической коммуникации в отличие от бытовой или художественной субъектом и адресатом речевой деятельности во многих случаях является не человек как частное лицо, а человек как представитель определенной политической организации или властной структуры. Например, многие политические документы формально как бы не имеют автора и обнародуются от имени организации, государственной структуры; соответственно речь, написанная референтом, воспринимается и анализируется как речь президента, а многие политические документы подписываются не их реальным составителем, а руководителем политической организации или властной структуры.

4. Стиль политического языка. Стиль политического языка (политический языковой стиль) – это речевые особенности использования национального языка, присущие определенному политику, определенной политической партии или организации.

Особенности политического языкового стиля могут быть связаны с предпочтением тех или иных языковых средств. Например, специалисты сравнили тексты интервью, которые давали журналистам ведущие политики современной России, и выяснили, что самыми многословными были ответы М.С. Горбачева, а самыми краткими – ответы Б.Н. Ельцина. Президент М.С. Горбачев нередко использовал книжные необщеупотребительные слова иностранного происхождения, а в речи действующего президента России иногда встречаются жаргонные слова и выражения.

Во многих случаях специалисты рассматривают не языковые особенности отдельных политиков, а способы выражения, характерные для типичных представителей тех или иных политических партий. Например, отечественные выразители либеральных ценностей (Б. Немцов, И. Хакамада, Е. Гайдар) максимально активно используют заимствованные политические термины, тогда как представители национально-патриотических сил во многих случаях предпочитают традиционно русские обозначения.

В современной отечественной политической лингвистике активно ведется изучение как стилистических особенностей политических партий, так и идиостилей отдельных политиков.

5. Политическая сфера коммуникации и ее разновидности. Вопрос о принципах выделения сфер коммуникации, об их соотношении со сферами использования традиционно выделяемых функциональных стилей и о самом количестве таких сфер относится к числу дискуссионных. Несомненно только, что выделяемые в современной лингвистике сферы коммуникации лишь частично соотносятся со сферами использования тех или иных функциональных стилей.

К числу ведущих сфер коммуникации, помимо политической, относятся следующие: финансовая, юридическая, производственная, медицинская, научная, педагогическая, религиозная, бытовая, сфера массовой информации и сфера искусств. Эти сферы противопоставлены друг другу по целям общения: в политической сфере целью является борьба за власть, в юридической – регулирование правоотношений, в финансовой – учет и распределение, в научной – выявление законов организации и развития природы, человека и общества, в педагогической – социализация личности и др.

Субъектом деятельности в политической коммуникации является человек как гражданин, как представитель политического объединения или государственного органа; субъектом коммуникации может быть и исключительно политическое объединение или государственный орган. В финансовой сфере субъектом коммуникации является продавец или покупатель (это может быть частное лицо, организация или представитель этой организации). Соответственно в юридической сфере осуществляется коммуникация между органами власти, организациями и физическими лицами (но закон строго определяет возраст, состояние здоровья и другие условия юридической дееспособности человека). В религиозной сфере человек общается с Богом и его «представителями» на земле.

Как известно, в современной функциональной стилистике выделяется пять основных функциональных стилей (функциональных типов) речи – научный, публицистический, официально-деловой, разговорный, художественный (М.Н. Кожина, Д.Н. Шмелев и др.). Исследуемые в политической лингвистике тексты, как правило, относятся к публицистическому или официально-деловому стилю. Специальные наблюдения показывают, что научное или художественное описание политических событий, бытовые разговоры «о политике» строятся по иным стилистическим законам, чем политические тексты в официально-деловом и публицистическом стилях. Поэтому художественные, бытовые и научные тексты политической тематики можно отнести лишь к дальней периферии политической речи.

В зависимости от того, кто и для кого создает тексты, целесообразно различать следующие разновидности (уровни, подсферы), относящиеся к ядру политической коммуникации:

1) аппаратная (служебная, внутренняя, бюрократическая) политическая коммуникация, ориентированная на общение внутри государственных или общественных структур. Такая коммуникация предназначена только «для посвященных», формальным признаком соответствующих текстов нередко служат грифы «секретно», «для служебного пользования». Несанкционированная «утечка» такой информации может служить причиной служебного расследования;

2) политическая коммуникация в публичной политической деятельности. Подобная коммуникация является формой осуществления профессиональной и общественной деятельности политических лидеров и активистов; в качестве адресата здесь выступают самые разнообразные слои населения. Наиболее яркие примеры такой деятельности – это предвыборная агитация, парламентские дебаты (особенно если депутат надеется, что его выступление станет известно избирателям), официальные выступления руководителей государства и его структур, рассчитанные на массовую аудиторию;

3) политическая коммуникация, осуществляемая журналистами и при посредстве журналистов. Такая коммуникация также рассчитана на массовую аудиторию; примерами могут служить интервью, аналитическая статья в газете, написанная журналистом, политологом или политиком (часто при помощи специалиста по СМИ). Журналисты в рассматриваемом случае привлекают внимание аудитории к проблеме, предлагают пути ее решения, сообщают об отношении к ней политических организаций и их лидеров, помогают политикам в решении их задач. Политически неактивные граждане воспринимают политическую информацию преимущественно в том виде, как она предстает в СМИ;

4) политическая речевая деятельность «рядовых» граждан (не профессионалов в области политической коммуникации), которые участвуют в митингах, собраниях, демонстрациях. Такие коммуниканты обычно воспринимаются как своего рода представители «народа», избирателей, «трудящихся» или каких-то групп граждан, связанных профессией, возрастом, местом проживания и др.

Иногда в качестве особого уровня выделяют парламентскую и переговорную коммуникацию. Возможна и иная точка зрения: публичные выступления в парламенте можно считать разновидностью публичной политической деятельности, а закрытая для публики работа в комитетах очень близка к аппаратной коммуникации. Разновидностью последней можно считать и коммуникацию в процессе переговоров.

6. Жанры политической речи. Каждой коммуникативной ситуации в политической речи соответствует свой корпус жанров. Различают политические жанры устной речи (выступление на митинге, доклад, беседа, дебаты, интервью и др.) и жанры письменной речи (программа, листовка, газетная статья, письмо политическому лидеру и др.). Жанр – это важное средство индивидуализации текста, его соотнесения с условиями речевой деятельности. Для каждого жанра существуют строгие правила организации текста.

В зависимости от функции различаются ритуальные жанры (инаугурационное обращение, приветственное слово и др.), ориентационные жанры (доклады, указы, договоры, соглашения), агональные жанры (лозунг, листовка, выступление на митинге, речевка) и информативные жанры (газетная информация, обращения граждан к политикам или в СМИ).

По объему информации среди жанров политической речи различаются малые (лозунг, слоган, речевка), средние (выступление на митинге или в парламенте, листовка, газетная статья и др.) и крупные (партийная программа, политический доклад, книга политической публицистики и др.).

В зависимости от цели высказывания в политической коммуникации различают информативные, оценочные и императивные жанры. Показательно, что информация, оценка и императив могут присутствовать в одном и том же тексте. Например, в агитационной предвыборной листовке обычно содержится информация о кандидате, его положительная оценка и призыв оказать ему доверие. Вместе с тем существуют тексты, в которых заметно преобладает один из названных выше жанровых признаков. Примером преимущественно информативного жанра могут служить автобиографические книги политических лидеров.

Ярким примером императивности могут служить лозунги, широко использовавшиеся в советском политическом языке. Лозунг – это фраза, которая в краткой и яркой форме передает руководящую идею, актуальную задачу или требование. Хороший лозунг, как правило, отличается эстетической организацией формы, для чего используются метафоры, эллипсис, анафора, лексический повтор, синтаксический параллелизм и другие средства выразительности. В истории политической коммуникации навеки останутся лучшие (с точки зрения мастерства их создателей) советские лозунги: «Мы – не рабы, рабы – не мы», «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить!», «Пятилетку – в четыре года!», «Профсоюзы – крылья советов!», «Партия – наш рулевой», «Экономика должна быть экономной».

Современные специалисты по организации политических кампаний предпочитают использовать не традиционные обозначения «лозунг» и «призыв», а пришедшее из английского языка слово «слоган». При этом иногда пытаются обнаружить некоторые смысловые различия между рассматриваемыми идеологемами. Например, дифференциация слогана и лозунга может быть ориентирована на разграничение коммунистической и либеральной пропаганды. Кроме того, анализ специальной литературы показывает, что слово «слоган» часто используется как общее наименование для любой яркой, запоминающейся фразы (или ее компонента), в том числе такой, которая не является собственно лозунгом, т. е. не передает основную идею, а просто привлекает внимание к лозунгу или закрепляет его в сознании. К числу таких «слоганов-нелозунгов» специалисты по теории рекламы причисляют заголовки, завершающие текст эхо-фразы, саунд-байты. Примером саунд-байта может служить фраза, которую президент США Буш-старший часто повторял, предваряя особо важную часть своей речи: «Следите за моими губами».

Хороший слоган легко и прочно запоминается. Ярким примером могут служить некоторые зарубежные слоганы: Лейборизм не работает (Великобритания, консерваторы); Социализм слишком дорог (Австрия, правые); Сердце всегда будет биться слева (левые, Франция); Большинство получит большинство (центристы, Франция). Удачные слоганы появились в последние годы в России: Голосуй или проиграешь! Выбирай сердцем! (Б. Ельцин); Ваша судьба – в ваших руках (Г. Зюганов); Нам здесь жить (Е. Дарькин); Наш дом Россия: Не допустим революций (В. Черномырдин); Не за награды… Могу, значит должен (А. Лебедь); Не дай Бог (против Г. Зюганова); Не граждане для государства, а государство для граждан (Г. Явлинский); Кто в лесу хозяин? Медведь («Единство»).

Слоган может быть предъявлен автономно (например, написан на транспаранте или даже на заборе) и в составе текста (например, в листовке, телепередаче или газетной статье). В последнем случае он должен быть выделен шрифтом, цветом, месторасположением и/или другими средствами. Это позволяет слогану реализовать свои основные функции: привлечь внимание, вызвать интерес, предложить идею, закрепить ее в сознании адресата.

7. Политический дискурс. Важнейший для политической лингвистики термин «дискурс» не имеет до настоящего времени единого определения. Как показывает Патрик Серио (1999), во французской лингвистике термин дискурс может обозначать и речевую деятельность, и текст, и контекст, и высказывание в его взаимосвязях с коммуникативной ситуацией. Похожая ситуация существует и в российской науке: дискурс определяется как «текущая речевая деятельность в данной сфере», «творимый в речи связный текст», «завершенное коммуникативное событие, заключающееся во взаимодействии участников коммуникации посредством вербальных текстов и/или других знаковых комплексов в определенной ситуации и в определенных социокультурных условиях общения». Как показывают специальные обзоры, в современной науке не существует единого понимания и видового термина «политический дискурс».

Представляется, что нет необходимости использовать термин дискурс для обозначения понятий, за которыми в лингвистике уже давно закрепились устойчивые названия. Едва ли есть смысл называть дискурсом контекст (как фрагмент текста), текст, нарратив (а также какое-либо иное объединение текстов) или речевую деятельность. В современной лингвистике дискурс обычно трактуется как более широкое понятие. Так, по определению Т.А. ван Дейка, дискурс – это сложное единство языковой формы, значения и действия, которое соответствует понятию «коммуникативное событие» (Дейк, 1989. С. 46). Преимущество такого подхода в том, что дискурс не ограничивается рамками собственно текста, а включает также социальный контекст коммуникации, характеризующий ее участников, процессы продуцирования и восприятия речи с учетом фоновых знаний. По словам Ю.Н. Караулова и В.В. Петрова, дискурс – это «сложное коммуникативное явление, включающее, кроме текста, еще и экстралингвистические факторы (знания о мире, мнения, установки, цели адресата), необходимые для понимания текста» (1989. С. 8). По образному выражению Н.Д. Арутюновой, дискурс – это «речь, погруженная в жизнь» (1998. С. 137).

Политическая «жизнь», определяющая восприятие текста, максимально многообразна. Поэтому в содержание политического дискурса должны быть включены все присутствующие в сознании говорящего и слушающего (пишущего и читающего) компоненты, способные влиять на порождение и восприятие речи. К числу этих компонентов относятся другие тексты, содержание которых учитывается автором и адресатом данного текста, политические взгляды автора и его задачи при создании текста, представление автора об адресате, политическая ситуация, в которой создается и «живет» данный текст.

Изучение политического текста и его элементов в дискурсе – это прежде всего исследование степени воздействия на данный текст и на его восприятие адресатом разнообразных языковых, культурологических, социальных, экономических, политических, национальных и иных факторов. Многие ученые считают, что «текст» – это понятие собственно лингвистическое (высшая единица синтаксиса), а термин «дискурс» имеет лингвосоциальный характер, это предмет исследования лингвокультурологии, социолингвистики, политической лингвистики.

В необходимых случаях выделяют специфику митингового или парламентского дискурса, регионального или федерального дискурса, фиксируют особенности дискурса конкретной избирательной кампании или определенного этапа развития политического языка. Например, выражение митинговый дискурс обозначает разновидность политического дискурса, в котором на содержание и оформление текстов оказывает воздействие политическая коммуникативная ситуация «митинг». Участники митингов вольно или невольно ведут себя именно так, как это принято в соответствующей ситуации, выступления на митинге строятся иначе, чем выступления в парламенте или на партийном форуме. При необходимости специалисты изучают также коммуникативные ситуации, в которых политический дискурс взаимодействует с дискурсом иной коммуникативной сферы (религиозным, юридическим, военным и др.).

1. Объясните, как соотносятся термины русский язык, современный русский язык и современный русский политический язык?

2. Имеются ли в русском политическом языке такие фонемы, морфемы, слова и синтаксические конструкции, которых нет в языке русской публицистики или в русском национальном языке?

3. Что такое политический текст? Чем он отличается от публицистического текста? Может ли один и тот же текст одновременно быть и политическим, и публицистическим?

4. Назовите содержательный и целевой признаки политического текста.

5. Как соотносятся термины политическая, речь и политическая коммуникация?

6. Назовите основные задачи и основные уровни политической коммуникации. Входят ли в сферу политической коммуникации политические анекдоты и научные монографии политологов?

7. Приведите примеры малых, средних и крупных жанров политической речи. Какие особенности малых жанров должны учитывать политики?

8. В какой степени жанровые признаки политического текста зависят от коммуникативной ситуации и личности автора?

9. Насколько удачными являются следующие слоганы: Сердце всегда будет, биться, слева (французские социалисты); Не граждане для. государства, а государство для граждан (Г. Явлинский); Кто в лесу хозяин? Медведь («Единство»). Чем эти слоганы могут привлечь внимание избирателей и повлиять на их выбор?

10. Какое из предлагаемых обозначений лучше использовать: язык Ю.М. Лужкова, стиль Ю.М. Лужкова, речь Ю.М. Лужкова? Обоснуйте свою точку зрения.

Языковая картина политического мира

Одно из основных понятий современной лингвистики – «языковая картина мира», т. е. целостная совокупность образов действительности, которая существует в индивидуальном или коллективном сознании и отражается в коммуникативной деятельности. Поскольку языковая картина мира существует не в языке, а в сознании, то многие специалисты предпочитают использовать термин лингвоментальная картина политического мира.

Политическая сфера – это важная часть национальной культуры. Языковая картина политического мира представляет собой сложное объединение ментальных единиц (концептов, стереотипов, сценариев, концептуальных полей, ценностей и др.), относящихся к политической сфере коммуникации и политическому дискурсу. Большинство этих единиц зафиксированы в языке при помощи слов, составных наименований, фразеологизмов и в той или иной мере навязывают человеку определенное видение мира, особенно в аспекте его категоризации и оценки. Рассмотрим особенности конкретных единиц, образующих языковую картину политического мира.

1. Политические концепты. В современной лингвистике концепт – это единица сознания (ментальная единица), которая обозначается словом (фразеологизмом, составным наименованием и др.). Наибольший интерес для науки представляют концепты, отражающие важнейшие элементы национального политического сознания. Совокупность таких концептов образует политическую концептосферу, в которой концентрируется политическая культура нации.

Содержание концепта значительно шире содержания, обозначающего данный концепт слова (термина), поскольку в содержание концепта входят не только понятийные, но и эмоциональные, ценностные, культурно-исторические и образные компоненты. Рассмотрим с этой точки зрения структуру концепта «Государственная дума».

1. Понятийный компонент. В соответствии с Конституцией Российской Федерации Государственная дума —

это нижняя палата Федерального собрания как высшего законодательного органа страны. В связи с этим членов Государственной думы нередко называют парламентариями, что подчеркивает близость их прав и обязанностей функциям депутатов парламентов других стран.

2. Культурно-исторический компонент. Название современного российского парламента, с одной стороны, подчеркивает преемственность этого законодательного органа с Государственной думой Российской империи, а с другой – по существу противопоставлено названию Совета Федерации – высшего законодательного органа Советского Союза. В сознании нашего общества присутствуют также события, связанные с появлением постсоветских органов государственной власти, и вооруженное столкновение между сторонниками президента и парламента в 1993 г.

3. Образный компонент. Государственная дума – это, во-первых, величественное здание в центре Москвы, а во-вторых – установленная процедура принятия судьбоносных для России решений.

4. Ценностный компонент. В современном обществе демократия – это одна из главных политических ценностей. Государственная дума – это важная часть демократического устройства современной России, важнейшая составляющая законодательной власти.

5. Эмоциональный компонент. В России с давних пор нет должного уважения к власти и людям, ее олицетворяющим. К сожалению, деятельность депутатов Государственной думы и их личные качества не всегда вызывают у наших граждан только положительные эмоции. Негативной оценке в значительной степени способствовали также памятные для страны скандалы и физические столкновения в стенах Думы.

Концепт охватывает все богатство содержания слова и представлений носителей данной культуры о характере явления, стоящего за словом, взятым во всем многообразии его качеств, признаков, связей и оценок.

2. Ментальные сферы (ментальные поля). Образующие языковую картину политического мира концепты могут относиться к различным сферам политической жизни. В процессе классификации разграничиваются сферы внутренней и внешней политики. К сфере внешней политики относится языковая «карта» политического мира, образы зарубежных стран, населяющих их народов, глобальные объединения по религиозным, расовым и социокультурным признакам. Например, в современном русском национальном сознании разграничиваются ближнее и дальнее зарубежье, страны западной и восточной цивилизации, страны католической, православной, протестантской, мусульманской, буддистской и иных религий. К этой же сфере относятся типовые представления о различных государствах (например, концепты «Франция», «Соединенные Штаты», «Япония») и о национальном характере тех или иных народов (этнические стереотипы), о взаимоотношении России с различными государствами и цивилизациями. Со временем эти представления изменяются, а вместе с этим преобразуются языковые единицы, которые отражают или, по выражению Е.С. Кубряковой, «схватывают» концепты как ментальные единицы. Вместе с тем в процессе речевой деятельности происходит кристаллизация новых концептов, для фиксации которых нередко применяются уже готовые лексические единицы, в том числе с использованием ресурсов метафоризации.

Языковая картина политического мира включает ментальные поля «Субъекты политической деятельности» (политические партии и организации, политические лидеры и активисты, граждане, избиратели и др.), «Органы государственной власти» (федеральные и региональные, представительной, исполнительной и судебной), «Политическая борьба и ее формы» (митинги, демонстрации, выборы и др.), «Политическая агитация» и др.

Названные ментальные поля существуют в национальных картинах всех современных цивилизованных народов; как правило, совпадают даже составляющие эти поля концепты. Вместе с тем каждый язык представляет собой оригинальную категоризацию и оценку политической реальности. Например, при общности функций наш концепт «милиция» воспринимается в русском национальном сознании не так, как концепт «полиция» в представлении граждан Германии или США. Наши соотечественники значительно меньше, чем американцы или немцы, верят в то, что результаты политических выборов в их родной стране подводятся объективно и действительно позволяют выявить наиболее достойных кандидатов.

3. Стереотипы в политическом дискурсе. Понятие «стереотип», предложенное еще в начале прошлого века американским журналистом У. Липпманном для характеристики особенностей массового сознания, в настоящее время нашло широкое применение в политической лингвистике. Стереотип – это схематичное и стандартное представление о политическом феномене, отличающееся устойчивостью и эмоциональной окраской. Например, в соответствии со стереотипными для российского сознания представлениями итальянцы музыкальны, эмоциональны, чрезмерно жестикулируют, обожают макароны. Разумеется, речь идет не о всеобщих, а только типичных качествах; подобные свойства характерны не для каждого итальянца, а лишь для большинства представителей этой нации, что не исключает существования разного рода индивидуальных отклонений.

Стереотипы формируются под влиянием социальных условий и предшествующего опыта. В зависимости от сферы существования (нация в целом, члены определенной партии, представители профессиональных или иных социумов и др.) различают стереотипы национальные, партийные, социумные, групповые и личностные.

Стереотипы возникают в силу действия двух тенденций человеческого сознания: стремления к конкретизации, т. е. к сближению абстрактных сущностей с какими-то конкретными образами, и тенденции к упрощению, редукционизму, суть которой сводится к выделению нескольких признаков в качестве ведущих для обозначения сложных явлений. Например, в отечественной ментальности закрепились стереотипы о немецкой педантичности, африканском темпераменте, вспыльчивости итальянцев, упрямстве финнов, медлительности эстонцев и французской галантности.

Исследователи отмечают, что национальные стереотипы, с одной стороны, облегчают межнациональное взаимодействие, так как они выступают как своего рода ориентиры для «среднего человека», не обладающего запасом знаний и способностью быстро разобраться в сплетении фактов, мнений, цифр.

С другой стороны, национальные стереотипы слишком упрощают столь сложное явление, как национальный характер. Специалисты отмечают, что каждая нация склоняется к завышенной самооценке и недооценке групп чужих, которые преимущественно представлены в аспекте социокультурных различий, отклонений от господствующих норм и ценностей, жестокости и угрозы. В стереотипных представлениях национальные различия между этносами усилены и увеличены, а сходства игнорируются и уменьшаются.

Специалисты различают гетеростереотипы (представления о других) и автостереотипы (представления о самом себе как некоторой культуры, образ «себя»). Анализ стереотипов восприятия нацией самой себя позволяет лучше понять национальное самосознание, национальные ценности, образ мышления. Позитивные национальные автостереотипы создают возвышающий имидж своей нации, а негативные гетеростереотипы зачастую формируют «образ врага», т. е. негативные представления о нации, государстве или группе государств, которые используются для контроля над массовым сознанием и для культивирования чувств страха, недоверия и враждебности. «Образ врага» имеет свой антипод – «образ друга», т. е. намеренное акцентирование позитивного имиджа (например, в пропаганде времен «реального социализма»).

Важно подчеркнуть, что стереотипное восприятие «чужого» этноса характеризует не столько его, сколько этнос, в котором оно образовалось и бытует. Оценки какой-либо нации со стороны людей иных национальностей весьма различны, поскольку национальные стереотипы представляют собой своего рода проецирование «своих» ценностей на «чужие». Именно этим объясняется, например, тот факт, что восприятие французов в русском национальном сознании значительно отличается от восприятия испанского или немецкого национального сознания. Внедрение стереотипов в массовое сознание, как правило, не преследует цели сознательно оскорбить другую нацию. Сталкиваясь с по-иному структурированной картиной мира, с иными морально-этическими ценностными ориентирами определенного социума, стереотипы восприятия «чужого» мобилизуют общественное мнение своей страны, формируя негативный имидж другой нации, что неизбежно обедняет и сужает сферу интересов адресата и эффективность культурного диалога.

4. Ценности и антиценности в политическом дискурсе. Политическое сознание отдельного человека, социума или нации в целом в значительной степени определяет принимаемая система ценностей и антиценностей. В данном случае «ценность» – это то, что субъекты политической деятельности (конкретные люди, политические движения, партии и др.) считают наиболее важным для себя, к чему они стремятся, за что готовы бороться. Соответственно «антиценность» – это то, что воспринимается как нежелательное, вредное, против чего борются субъекты политической деятельности.

При наиболее общем подходе целесообразно использовать следующую классификацию политических ценностей:

• Высшие ценности – человечество, человек.

• Материальные ценности – природные ресурсы, труд, орудия и продукты труда, необходимые для существования человечества и его воспроизводства.

• Ценности социальной жизни – различные общественные образования, возникающие в ходе прогрессивного развития человечества, общественные институты, необходимые для жизнедеятельности общества: семья, нация, класс, государство.