Парящий дракон Крючкова Ольга

Глава 3

На седьмой день Нового года, когда в Киото отмечалось шествие «Белых коней», Хитоми и Юрико разместились в паланкине и в сопровождении нескольких самураев направились в селение, которое располагалось в двух ри от Адзути. Девушки оделись достаточно тепло, так как с утра поднялся северный ветер, пронзающий насквозь. Но сестры ещё с вечера договорились отправиться к гадалке и испросили на то разрешение отца. Даймё не возражал: в конце концов, девушкам не мешает развеяться, поэтому ветер не мог заставить их остаться в замке. Впрочем, сам он никогда не прибегал к онмёдо[65], но верил в него.

Дорога шла мимо той самой хижины, где жила мать Юрико. Девушка долго колебалась: следует ли ей выйти из паланкина и навестить мать? Когда же кортеж поравнялся с хижиной, неожиданно дверь её распахнулась, на пороге показалась женщина в сером бедном хаори, подпоясанным простым шерстяным оби. Она обратила внимание на следовавший мимо её жилища паланкин, занавес которого была слегка приоткрыта, тотчас разглядев в нём дочерей Нобунаги.

Бывшая наложница опустилась на колени: то ли она тем самым хотела вымолить у дочери прощения, то ли рассчитывая на её щедрость.

Первой не выдержала Хитоми и приказала остановиться.

– Это она? – тихо спросила девушка старшую сестру.

– Да… Прикажи двигаться дальше. Я не хочу смотреть на неё…

– Но эта женщина – твоя мать! – попыталась возразить Хитоми.

– Ну и что… Я стыжусь её. Поэтому-то мне и хочется покинуть княжество.

– Хорошо. Оставайся в паланкине…

Хитоми приказала достать обувь из ящика, прикреплённого к паланкину, обулась и направилась к дзёро. Девушка не помнила её имени. Она достала из сумочки две серебряные монетки и уверенно протянула их женщине.

– Вот возьми. Купи себе еды и дров для растопки жаровни.

Дзёро, много лет не видевшая дочь, не вставая с колен, произнесла:

– Благодарю вас, госпожа Юрико, – и с поклоном приняла подаяние.

Хитоми знала: действительно они очень похожи с сестрой, но чтобы так сильно… Наверняка это обстоятельство непременно поможет им воплотить задуманный дерзкий план.

Девушка не стала разочаровывать несчастную женщину, которая так низко пала и была сполна наказана за своё легкомыслие, решив хоть немного поддержать её от имени сестры:

– Я не держу на тебя зла, мама. Скоро я выйду замуж и навсегда покину Адзути, – сказала Хитоми.

Дзёро, по-прежнему не поднимаясь с колен, ответила:

– Пусть ваши мечты сбудутся, госпожа Юрико, и вы познаете настоящую любовь.

Хитоми поинтересовалась:

– А вы её познали?

– Да. Я любила господина Нобунагу, но, увы, поняла это слишком поздно…

Хитоми резко повернулась и направилась к паланкину, едва сдерживая слёзы. Юрико заметила, что сестра расстроена.

– Что тебе сказала эта отвратительная дзёро? – поинтересовалась она.

– Только то, что любила нашего отца…

Юрико фыркнула.

– Неужели? А отчего она ему постоянно изменяла – тоже от любви?

Хитоми пожала плечами.

– Не знаю. Возможно, всё не так просто, как кажется на первый взгляд. Может быть, мы чего-то не знаем?

– Глупости! Отец не мог просто так выгнать наложницу ни с чем, в одном лёгком кимоно! – уверено заявила Юрико.

Хитоми хотелось в это верить. Но что-то подсказывало ей, что здесь сокрыта некая тайна.

Вскоре кортеж достиг обиталища гадалки. Девушки молча покинули паланкин и направились к его двери, та оказалась приоткрытой.

– Заходите, милые девушки! – тотчас последовало приглашение хозяйки.

Юрико толкнула дверь, та легко подалась. Они оказались внутри скромного, но уютного жилища, видимо, дела гадалки шли успешно.

Не успели сёстры оглядеться, как из-за расписной ширмы появилась женщина. Её ярко-алое кимоно и высокая замысловатая причёска привели их в замешательство. Девушкам показалось, что перед ними – юдзё, щедро одарившая своей любовью богатых вельмож и чиновников.

Казалось, хозяйка угадала мысли девушек.

– Алый цвет мой любимый. А высокая причёска – старая привычка. Почти десять лет назад я покинула Киото и поселилась здесь, вдали от городской суеты.

Хитоми, наконец, заметила, что стены хижины украшены дорогими гобеленами с изображением окрестных пейзажей и множество свитков с каллиграфическими письменами.

– Какое гадание вы желаете? Может быть, онмёдо? – вкрадчиво поинтересовалась гадалка.

Девушки переглянулись.

– Да! – выпалили они почти одновременно.

Хозяйка улыбнулась.

– Что ж, прошу вас, располагайтесь.

Девушки сели на татами около жаровни.

– Прекрасно, вы – сёстры, не так ли? – безошибочно определила гадалка. Девушки кивнули в знак согласия. – У вас – один отец, господин Нобунага, матери же разные…

Юрико поёжилась, ей стало не по себе.

– Мне бы не хотелось затрагивать эту тему.

Гадалка понимающе кивнула, но заметила, как бы невзначай:

– Порой на первый взгляд даже простое и явное, затем может оказаться слишком сложным и непредсказуемым.

Юрико припомнила слова Хитоми, которые та произнесла около хижины дзёро, их смысл был примерно тем же…

Гадалка села за стол и расстелила перед собой специально приготовленный лист бумаги, затем обмакнула кисточку в тушечницу и ярко-алым цветом начертала иероглиф Онмё-до.

Девушки замерли в ожидании, им казалось, что вот-вот в воздухе появиться таинственный дух Шикигами.

Гадалка сосредоточилась, закрыла глаза и начала нашептывать магические заклинания. Хитоми поначалу пыталась разобрать их смысл, но безуспешно. В какой-то момент ей показалось, что гадалка произносит китайские слова[66].

Юрико слегка вскрикнула, заметив, что от иероглифа, начертанного на бумаге, поднимается лёгкий серебристый дымок. Хитоми также испугалась – на магическом гадании она присутствовала впервые и, дабы справиться с волнением, прижала руки к груди. Ей казалось, что сердце вот-вот выскочит…

Дымок, исходивший от иероглифа, наконец, окутал голову гадалки и исчез. Та же открыла глаза, девушки уловили нечто зловещее и потустороннее в её остекленевшем взгляде.

– Что вам угодно? – спросила гадалка совершенно чужим голосом.

– О, могущественный демон Шикигами! – взмолилась Хитоми. – Мы бы хотели узнать своё будущее.

Шикигами разразился смехом. Девушки оцепенели от ужаса.

– Отчего смертные так пекутся о предстоящем? – произнесла гадалка. – Ответ прост: сейчас вас двое, вскоре вы сольётесь в одну… Обе покинете отчий дом и встретитесь только в старости… Одна из вас родит дракона.

Девушки пристально смотрели на гадалку, боясь пошевелиться. Наконец та издала неистовый крик и упала прямо на лист бумаги с начертанным иероглифом. Вокруг её головы появился прежний серебристый дымок, который постепенно рассеялся в воздухе. Девушки не посмели ни окликнуть гадалку, ни потревожить.

Сёстры многозначительно переглянулись, им не терпелось покинуть хижину и побыстрее забраться в паланкин. Они достали, каждая из своей сумочки, по серебряному рё и положили монетки перед таинственной хозяйкой, та же продолжала пребывать в забытьи.

– Может, она умерла? – предположила Хитоми.

– Если так, то мы ничем не поможем ей. Пойдём отсюда скорее, – Юрико схватила сестру за руку и увлекла прочь из хижины. Они быстро погрузились в паланкин и приказали следовать обратно в Адзути.

– Сейчас вас двое, но вы сольётесь в одну… Что это значит? – недоумевала Хитоми.

– Возможно, это имеет отношение к нашему тайному плану? – предположила Юрико, размышляя над смыслом предсказания. – Я назовусь твоим именем, то есть мы станем Хитоми, и ты и я… Сольёмся в одну… Да именно так!

– Наша встреча в старости говорит о том, что мы проживём долго, – продолжала рассуждать Хитоми.

– Я не против этого, тем более, если меня ожидает богатство.

Хитоми с укором посмотрела на сестру.

– А любовь? Богатство не заменит любовь! – воскликнула она.

– Отнюдь. Очень даже заменит… Да, но дух сказал, что одна из нас родит дракона. Как это понимать?! – недоумевала Юрико.

Хитоми задумалась.

– Не знаю… Наш герб – Парящий дракон. Может быть, есть какая-то связь? – предположила она.

Юрико пожала плечами, она не знала, что ответить сестре.

На обратном пути, следуя мимо бедной хижины дзёро, Хитоми приоткрыла занавесь, сама не понимая для чего, и что она рассчитывала увидеть – тоже не знала. Но неожиданно девушка увидела Юми, служанку из Адзути. Хитоми прекрасно знала эту седую женщину, ибо та много лет прислуживала её матери.

Юми держала в руках увесистый узелок и направлялась прямо к хижине. Заметив господский паланкин, она смутилась, остановилась в растерянности и поклонилась Хитоми.

Девушка приказала остановиться и поманила рукой пожилую служанку.

– Зачем тебе эта старуха? – удивилась Юрико. – Право, ты меня сегодня удивляешь! – Она фыркнула и демонстративно отвернулась в другую сторону.

Хитоми же не терпелось выяснить: куда это направляется старая Юми?

Служанка подошла к паланкину.

– Ты несёшь этот узелок дзёро? Ты помогаешь ей? – выпалила девушка.

Юми кивнула.

– Да госпожа. Несчастная слишком нуждается.

– А помнишь ли ты: как её звали, прежде чем она стала дзёро? – продолжала расспрашивать Хитоми.

– Да, госпожа. Её звали – Кицунэ-сан.

– Хорошо, иди. Но никому не говори о нашем разговоре, – приказала Хитоми.

– Как пожелаете, госпожа.

Юми поклонилась и неспешно пошла к хижине.

Оставшийся путь до Адзути девушки проделали в полном молчании – они снова и снова пыталась постичь тайный смысл предсказания. И чем дольше сёстры задумывались над ним, тем страшнее им становилось: если их дерзкий план потерпит неудачу – клан Ода исчезнет навсегда.

Весна постепенно вступала в свои права. Наконец северные ветра сменились восточным, приносившими с гор запах прошлогодних трав и зарождавшейся зелени. Сёстры притихли, и почти всё время проводили в покоях Юрико за вышиванием.

Время шло. Неумолимо приближалась середина весны. Девушки невольно нервничали, говорили с каждым днём всё меньше и меньше, лишь многозначительно переглядываясь. Хитоми в ужасе замирала, когда в Адзути появлялись гонцы, но, к счастью, все они были не из Исиямы.

Даймё редко покидал замок, всем своим видом умышленно подчёркивая, как он озабочен предстоящими свадьбами дочерей. Лишь по вечерам он уединялся в покоях с Хисикава-старшим, «наложницы» в качестве стражей зорко охраняли их приватные беседы. О чём говорилось в покоях господина никто не знал.

Глава 4

Наступила вторая луна Нового года. Молодые побеги травы и первоцветов осыпали берега озера Бива. В воздухе чувствовалась весенняя свежесть, небо покрывали разрозненные перья облаков. Хитоми стояла около святилища, набежал лёгкий ветерок, отчего многочисленные гокей издали робкий шелест… Она посмотрела на небо, сожалея, что не птица и не может, расправив крылья, улететь далеко-далеко, чтобы не видеть самураев сёгуна, которые уже приближались к Адзути.

Девушка услышала шаги и обернулась.

– Юрико, это ты… Я хотела помолиться, да вот не могу… Душа, словно оцепенела.

Старшая сестра снисходительно улыбнулась.

– Всё будет хорошо. Никто ничего не знает и даже предположить не может, что мы задумали, – почти шёпотом сказала она, соблюдая предосторожность.

– Скажи мне, прошу тебя, только правду: что вы делали с Моронобу в твоих покоях? Ну, когда вы провели ночь вместе… – робко спросила Хитоми.

– Я спала за ширмой. А он всю ночь писал стихи.

Глаза Хитоми наполнились слезами.

– Я боюсь, что больше никогда не увижу его, – призналась она.

– И напрасно, скоро всё закончиться и мы с тобой «сольёмся в одно целое»…

– Юрико, а ты не боишься?

– Нет… ну, если совсем немного, – старшая сестра улыбнулась. – Идём в святилище, попросим защиты у Аматэрасу и Окамэ. Через три дня наступит весеннее равноденствие. Сакура зацветёт… Мы нарвём с тобой цветов… – она попыталась отвлечь Хитоми от мрачных мыслей.

Хитоми кивнула.

– Да, на берегу озера, где обычно…

– Конечно…

В час Собаки, когда на Адзути постепенно опускались сумерки, а с озера потянуло прохладой, самураи, облачённые в полную военную амуницию, выехали из ворот, дабы с почестями встретить приближавшийся отряд сёгуна.

Нобунага восседал на своём любимом жеребце оленей масти, его драконьи доспехи переливались в заходящих лучах солнца. Самураи клана Ода уже улавливали топот копыт в вечерней тишине – людям сёгуна оставалось преодолеть менее одного ри.

И вот они показались на дороге, идущей к Адзути с севера. Нобунага невольно напрягся, едва сдерживая всепоглощающее желание извлечь катану из ножен и обагрить её кровью заклятых врагов… Но, увы, сейчас – это непозволительная роскошь и завтра Хитоми отправится в Исияму…

На следующий день обитатели Адзути пробудились, едва настал час Тигра. Хитоми лежала с закрытыми глазами, пытаясь хоть как-то оттянуть предстоящую суету. Она услышала, как служанка раздвинула фусуме.

– Госпожа, простите меня, но пора вставать. Самураи сёгуна стоят вокруг замка лагерем и жгут костры.

Действительно, Хитоми показалось, что пахнет дымом.

– И много их?.. – вяло поинтересовалась она.

– Примерно двадцать самураев…

У Хитоми защемило сердце: а если ничего не получиться и они убьют Моронобу? Тогда она убьёт себя – надо непременно спрятать маленький кинжальчик в поясе…

Служанка помогла Хитоми умыться и подала завтрак. Девушка посмотрела на еду с отвращением, так и не прикоснувшись к ней. Служанка пожурила её:

– Госпожа, путь в Исияму неблизкий. Вы даже не притронулись к пище.

– Ничего потерплю до Киото. Всё равно Юрико намеривается остановиться у своего жениха. Не думаю, что он откажет мне в гостеприимстве.

Служанка поклонилась, взяла поднос с едой и вышла.

Хитоми села к зеркалу и распустила волосы. Неожиданно на память пришло стихотворение:

…Фусуме распахнулись – вошли три служанки. Хитоми не обратила них внимания. Первая, старшая служанка, держала нижнее кимоно из белого атласа, украшенное рисунками в китайском стиле. Вторая – кимоно с золотистым отливом, на котором были вышиты павлины, что надевалось поверх нижнего. И, наконец, третья – белое шёлковое кимоно-фурисодэ, на котором были вытканы вырезные листья дуба на нежно-зелёной основе и оби с золотым сетчатым узором.

– Госпожа, – окликнула девушку старшая служанка.

Та встрепенулась и взглянула на принесённые наряды. Невольно она вспомнила день своего Совершеннолетия, когда её также причёсывали, наряжали для гостей, делали грим, словно взрослой женщине… Но тогда праздничные приготовления доставляли ей удовольствие, но теперь, увы…

– Приступайте, я готова… – с трудом вымолвила Хитоми и старшая служанка начала расчёсывать ей волосы гребнем.

Юрико также прихорашивалась в своих покоях.

– Сделай мне точно такой же грим, как у моей сестры, – приказала она.

Служанка смутилась.

– Простите меня, глупую женщину, госпожа, но я не знаю, какой именно грим выберет ваша сестра…

На самом деле Юрико прекрасно знала, ибо они с Хитоми договорились сделать традиционный грим и причёску эпохи Хэйан[68], которые придавали им необыкновенное сходство. Но ей хотелось покапризничать.

– Ладно, – смилостивилась Юрико. – Бери вон те белила, – она указала на небольшую розовую коробочку.

Служанка в точности выполняла распоряжения госпожи и грим удался. Затем она причесала длинные почти достигавшие колен, волосы девушки и перехватила их сзади, чуть ниже шеи заколкой, изображавшей Парящего дракона.

В это же время Хитоми делали точно такую же причёску.

– Достань моё любимое кимоно «Тысяча журавлей», что подарила мне сестра. Да, и, пожалуй, оби с вышивкой горы Арасияма.

– Госпожа, а как же юката? – удивилась служанка.

Юрико было всё равно, какое нижнее кимоно будет сокрыто под «Тысячью журавлей», в конце концов, замуж выходит Хитоми… От этой мысли у неё всё похолодело внутри: что она говорит!? – как Хитоми?

– Хорошо, достань юката из китайского атласа, и кимоно с рисунком «Колотый лёд».

Служанка замерла.

– Но…

– Что? Ты не поняла? – удивилась Юрико.

– Сейчас не сезон для «Колотого льда», – робко возразила она.

– Ну и что, всё равно сверху надену «Тысячу журавлей». Поторапливайся!

Служанка беспрекословно открыла сундук и извлекла из него названные наряды.

Нобунага ходил по замку чернее грозовой тучи. Слуги боялись попадаться ему под руку, дабы не навлечь на себя хозяйского гнева.

Он вышел во двор, где служанки складывали в крытую повозку заранее тщательно приготовленное приданное Хитоми… Женщины при виде господина засуетились пуще прежнего. Не выдержав этой картины, даймё решил подняться в покои дочери.

Девушка была одета, правда решила отступить от правил и приказала сделать старинную причёску. Служанки боялись, что господин Нобунага останется недоволен внешнем видом дочери, в довершении всего та отказалась надевать праздничную обувь, потребовав простые гета, мотивируя тем, что может излишне волноваться и оступиться с высокой подошвы, причём весьма некстати.

Нобунага окинул дочь придирчивым взглядом: да прошло достаточно времени с тех пор, как в Адзути отмечали её Совершеннолетие, гости были веселы, дочери счастливы, жизнь казалась прекрасной…

Теперь же Нобунага испытывал чувство вины перед дочерьми, главным образом оттого, что не смог противостоять сёгуну и, спасая клан, вынужден пожертвовать их интересами и, возможно, даже жизнью.

Даймё смотрел на младшую дочь: она была необычайно хороша в праздничном фурисодэ. Он ничего не сказал о причёске, служанки облегчённо вздохнули и накрыли невесту по традиции прозрачным, словно дымка, тончайшим шёлковым покрывалом.

Нобунага понимал: он в последний раз видит Хитоми. Придавала сил лишь надежда на то, что задуманный план всё же удастся воплотить. Иначе – СМЕРТЬ!

Хитоми и Юрико в сопровождении отца и Хисикава-старшего спустились во внутренний двор замка. Нобунага едва сдерживал нахлынувшие чувства, понимая, что не имеет право давать им волю. Ведь внешне всё должно выглядеть убедительно: Хитоми едет к жениху в Исияму, Юрико же сопровождает её до Киото, где собирается погостить в доме судьи Токинобу.

Девушки поклонились отцу в знак дочерней любви и покорности, сели в роскошный паланкин, специально задрапированный белым шёлком с вышивкой кланового герба.

Хитоми трясло от страха, Юрико же с первого взгляда казалась спокойной, ибо была уверена в успехе предстоящего предприятия.

Слуги подхватили паланкин, девушки в последний раз взглянули на Адзути и на Три стрелы башен-ягура.

Хитоми почувствовала, как на глазах выступают слёзы. Неимоверным усилием воли она заставила себя успокоится, иначе грим мог пострадать, хотя она и взяла все необходимые принадлежности, но в дороге пользоваться ими было несподручно.

Немного отъехав от замка, Юрико запахнула занавес паланкина и сказала:

– Не бойся, Окамэ непременно поможет нам. Я в этом уверена.

Хитоми кивнула и пристально посмотрела на сестру, увидев в ней своё отражение…

– Пришло время слиться в единое… – шёпотом сказала она.

– Да. Обойдёмся без служанок, пусть едут в повозке. Кто знает, из чьего рта потечёт![69] – согласилась Юрико.

– Ты права… помоги мне развязать оби и снять кимоно.

Хитоми скинула шёлковую накидку и начала раздеваться при помощи сестры. Единственное, что они не стали менять – так это нижние кимоно.

Обмен одеждами продлился достаточно долго, хоть слуги и осторожно несли паланкин, стараясь его не раскачивать, но сказывалось волнение девушек и ограниченность пространства. Заговорщицы опасались делать резкие движения, дабы занавес паланкина не дрогнул, что могло бы вызвать нежелательный интерес самураев.

Наконец Юрико привела свои одежды в порядок, приколола на пояс брошь в виде Парящего дракона и накинула на плечи шёлковое покрывало. Хитоми также поправила пояс, спрятав в него припасённый миниатюрный кинжал.

– Вот и всё, теперь следует запастись терпением, – констатировала Юрико.

Хитоми промолчала.

Спустя примерно дзиккен отряд ступил на узкую дорогу, пролегавшую среди множества холмов. Девушки напряглись, самураи выслали вперёд разведчиков, те же доложили, что не заметили ничего подозрительного.

– Это случиться именно здесь… я чувствую… – задыхаясь от волнения, сказала Хитоми. – Холмы хранят множество тайн.

После короткой остановки, на которой командир самураев убедился, что с девушками всё в порядке – те же были немногословны и поблагодарили его за беспокойство вымученными улыбками – отряд продолжил свой путь.

Моронобу и ниндзя, специально нанятые его отцом, затаились в засаде. Они буквально слились с холмами в своих серых одеждах, ожидая отряд сёгуна.

Моронобу подавил все чувства, ибо они порождают волнение и неуверенность, и как истинный самурай приготовился достичь намеченной цели. Он искренне надеялся, что ниндзя, которые многократно оказывали клану услуги за соответствующее вознаграждение, проявят себя и на этот раз достойным образом.

И вот на извилистой дороге среди холмов появились всадники, все они, как один были облачены в доспехи. Но похоже, это обстоятельство ничуть не смутило ниндзя. Они разделились на две группы – по пять человек с обеих сторон дороги.

Моронобу же укрылся чуть поодаль. Покуда ниндзя своими действиями отвлекут самураев, он пробьётся к паланкину и выкрадет Хитоми, переодетую в кимоно Юрико. После того, как они благополучно скроются, старшая сестра поднимет крик: «Этот недостойный Хисикава Моронобу всё же добился своего – украл Юрико! Всем в Адзути известно его недостойное поведение! Какое пятно на чести клана!» И в довершении всего горько разрыдается…

Раздался свист сюрекенов, стремительно пронзая воздух, они впивались в шеи лошадей.

В первых рядах самураев началась сумятица: лошади, обезумевшие от боли вставали на дыбы, пытаясь скинуть своих седоков, или же, повинуясь инстинкту самосохранения, ускакать, покинув опасное место.

Самураи, следовавшие рядом с паланкином, также не успели спешиться, их раненные лошади заметались, истекая кровью и, сбрасывая седоков.

Воспользовавшись замешательством, царившим в отряде, часть ниндзей продолжала метать сюрекены, стараясь поразить самураев, что было достаточно сложным из-за доспехов, а часть, обнажив мечи, поспешила вместе Моронобу к паланкину.

Командир сегунского отряда, выхватив меч из ножен и громко крича, пытался собрать вокруг себя своих людей. На данный момент безопасность девушек для него была превыше всего. Но достичь должного результата оказалось весьма сложным, ибо часть самураев были ранены сюрекенами; лошади метались, внося ещё большую сумятицу в данной ситуации.

Моронобу яростно пробивался вперёд, орудуя обеими мечами. Молодой самурай впервые участвовал в настоящем сражении, но страха перед опасностью и смертью он не испытывал. Моронобу отбросил все чувства, представив себе, что противник вооружён бамбуковыми мечами и он – всего лишь на тренировочном поле: выпад, защита…и снова – выпад, защита…

Его руки действовали ловко, словно отдельно от тела и разума. Вот Моронобу ловко уклонился от вражеского меча, сделав «семя льна»[70], тем самым, опередив противника на мгновенье и получив преимущество, подрубил катаной тому ноги чуть выше щиколоток. Лезвие меча без труда разрубило кожаные поножи – самурай, издав душераздирающий вопль, рухнул на колени; в тот же миг левая рука Моронобу, сжимающая вакидзаси, ударила противника прямо в горло. Алая кровь брызнула во все стороны, словно фонтан, – клинок повредил артерию.

Выдернув окровавленный вакидзаси, Моронобу отбил выпад другого самурая, успев отскочить в сторону – ему хватило мгновенья, дабы оценить расстановку сил.

Ниндзя прекрасно владели своим искусством и, оттянув на себя основные силы противника, крушили неприятеля. Бой достиг той стадии, когда противники разбились на пары. Путь к паланкину преграждал лишь один самурай сёгуна, по всей видимости, командир отряда. Не раздумывая, Моронобу ринулся на противника – на его пути встал коренастый самурай, перед глазами сверкнул клинок вражеской катаны…

Завязалась кровавая схватка около паланкина, напуганные девушки сначала визжали от страха, затем, дабы не быть задетыми клинками мечей, легли на пол и замерли… Моронобу яростно отбивался…

Самурай был достаточно крепким и опытным воином, он уверенно наступал на Моронобу, тот отражал удары, постепенно слабея. Мгновенно перед глазами Хисикава-младшего пронеслись все последние события: вот он по замыслу дайме ухаживает за Юрико, проводит ночь в её покоях; вот господин подвергает его и «непокорную» дочь наказанию, все в замке обсуждают их недостойное поведение – и ради чего?! Для того, чтобы погибнуть от меча врага, так и не испытав восторг любви с Хитоми?!

Последняя мысль придала Моронобу сил, он ловко отразил удар самурая и, сделав обманный выпад, следуя искусству иаи-дзюцу, отрубил ему голову… Хлынула кровь, брызги попали прямо на белый атлас паланкина.

Отрубленная голова покатилась по земле, застывший удивлённый взгляд взирал на происходящее…

Обезглавленное тело рухнуло к ногам Моронобу. Кровь из перерубленных артерий ударила в атласный занавес паланкина, окрашивая его в алый цвет. Перешагнув через тело, бившееся в последних конвульсиях, Моронобу бросился к паланкину.

– Хитоми! – вскликнул Моронобу, отбрасывая занавес. На него смотрели обезумевшие от страха девушки. Юноша растерялся: они были похожи, как две капли воды, лишь одеты в разные кимоно.