Парящий дракон Крючкова Ольга
Третьего дня девятой луны в час Зайца кортеж канцлера в сопровождении отряда самураев покинул Исияму. Госпожа Хитоми и её прекрасная дочь Ихара расположились в комфортабельном экипаже, любезно предоставленным самим Уми-Сайто.
За экипажем госпожи Хитоми следовали две крытые повозки с домашней утварью, мебелью, керамикой, одеждой и посудой, словом, всем тем, что может понадобиться на новом месте.
К вечеру в час Петуха кортеж достиг поместья Удзи, где расположился на ночь. Госпоже Хитоми и юной Ихаре хозяин предоставил небольшие покои, расположение рядом. Путешественницы устали, они не ели почти весь день, если не считать той скромной закуски, которою они прихватили с собой в коробочке-вариго – и только.
Ихара очень проголодалась, и быстро освоившись в своих временных покоях, поспешила спуститься в скромную трапезную. Она была простой и провинциальной, почти без украшений. Из обстановки Ихара увидела лишь татами и два столика, на которых стояли невзрачные вазы с икебаной.
В это момент в трапезную вошёл господин Уми-Сайто, испытывая сильный голод. Он также успел осмотреть свои покои.
– Господин канцлер, – девушка поклонилась.
– Ихара! Как ваша матушка? – поинтересовался канцлер.
– Благодарю вас… Мы очень устали и проголодались… – призналась девушка.
– Мои слуги уже готовят ужин: редьку с овощным салатом, приправленным апельсинным соком.
Ихара невольно почувствовала головокружение при упоминании о еде.
– Вам дурно? – забеспокоился канцлер. – Я провожу вас, отдохните…
Уми-Сайто галантно подхватил девушку и препроводил в её покои. И сразу же, как Ихара скрылась за раздвижными фусуме, направился к Хитоми.
Женщина вынимала многочисленные шпильки из причёски, отчего волосы свободно ниспадали ей на плечи. Канцлер, увидев эту соблазнительную картину, почувствовал неподдельное волнение.
Хитоми почувствовала чьё-то присутствие и резко обернулась.
– Господин канцлер, вы так тихо вошли. Простите меня, я в таком виде…
– Не волнуйтесь. Я зашёл сказать, что скоро подадут ужин. Не угодно ли вам отужинать в моих покоях?
Женщина улыбнулась, безусловно, за услугу, оказанную ей, надо платить.
– Почту за удовольствие, господин канцлер.
Перед тем как отправиться в покои Уми-Сайто, Хитоми приказала служанке достать терракотовое кимоно, расшитое кленовыми листьями, дабы облачиться в него. Не успела служанка завязать своей госпоже оби из золотистой парчи, как одна из створок фусуме приоткрылась – чья-то рука положила на пол свиток.
Хитоми удивилась: что это может быть? Послание? Но от кого? Неужели от канцлера?
Она развернула свиток и прочла стихи:
- На поле, среди
- Опавшей листвы бамбук
- Пробивается,
- Так и я переполнен
- Тайной любовью к тебе[97].
Хитоми приказала достать бумагу и тушечницу и тотчас же написала ответ:
- Если голову
- Склоню на твои руки
- Осенней ночью,
- То подушка такая
- Тотчас погубит меня[98].
Затем она приоткрыла фусуме и протянула листок со стихотворением тайному посланнику – его мгновенно перехватили…
Хитоми вышла из своих покоев и осмотрелась – расположение дома было ей незнакомо. Перед ней, словно демон из сумерек, появился пожилой слуга, он поклонившись, произнёс:
– Госпожа, вас ожидают.
Женщина поспешила вслед за слугой и вскоре оказалась в противоположном крыле дома. Слуга раздвинул перед ней фусуме, она вошла в просторные покои канцлера.
– Госпожа Хитоми, прошу вас… – Уми-Сайто жестом пригласил гостью к столу. Она с удовольствием приняла его приглашение. – Может быть, отведаете медового вина? – поинтересовался он.
– Охотно… – ответила гостья, заметив, что её стихотворный ответ был приколот к невысокой ширме, украшенной росписью из золотых листочков.
Уми-Сайто не торопил события: он налил Хитоми вина в крошечную фарфоровую чашечку. Она пригубила напиток.
– Эти провинциалы излишне консервативны. – Заметил канцлер. – Обратите внимание на сервиз…
Гостья невольно взглянула на кувшин, крошечные чашечки и блюда, на которых был разложен салат.
– Китайский… Думаю, в этом доме не одно поколение вкушало из него еду.
Канцлер улыбнулся.
– Прошу вас, отведайте салата. Он превосходен.
Женщина была и без того голодна, а от выпитого вина, ощутила буквально зверский аппетит.
После того, как китайские блюда, расписанные ушастыми драконами, были совершенно опустошены, Хитоми поняла, что настал час расплаты.
– Простите меня, за дерзкий вопрос, господин канцлер. Сегодняшнюю ночь вы намерены провести с одной из своих наложниц? – невинно спросила она.
– Нет. Я намерен провести её с вами, – прямолинейно ответил Уми-Сайто.
– С чего вам угодно начать?
– Со стихов! – неожиданно воскликнул канцлер.
– Многообещающее начало. Что ж… – Хитоми задумалась и прочла:
- Он на глазах меняет цвет,
- И изменяется внезапно.
- Цветок неверный он,
- Изменчивый цветок,
- Что называют сердце
- человека[99].
– Ваш экспромт достоин всяческих похвал госпожа Хитоми. Позвольте дать вам достойный ответ:
- Как ей рассказать
- О том, что живёт в душе?
- Легко ли понять?
- Любовь также жжёт меня,
- Как жаровня Ибуки[100].
Уми-Сайто поднялся с татами, обошёл жаровню с тлевшими углями, стоявшую в центре комнаты, и направился к ложу, застеленному дорогим покрывалом.
Хитом» ловким движением вынула серебряный гребень, поддерживавший волосы на затылке.
– Я не смогу снять оби…
Уми-Сайто прекрасно справлялся с предметами женского туалета и ещё в молодости освоил технику развязывания широкого пояса. Он достаточно быстро освободил женщину от оби, затем от корсета оби-ита – верхнее кимоно упало на пол…
Уми-Сайто обнял Хитоми, тонкий аромат её духов действовал возбуждающе.
- – Спутались мысли,
- Но моя любовь к тебе
- Неизменна, как
- Сложные узоры на
- Рисунках из Митиноку[101]…
Произнёс он, прежде чем слиться с возлюбленной…
На следующее утро, в час Дракона, кортеж снова двинулся в путь. Дорога петляла средь невысоких гор причудливой формы, которую они приобрели на протяжении веков под действием ветров и муссонных дождей. Наконец, кортеж вступил в кленовую рощу. Деревья, окрашенные в алый и оттенки золотистого цветов, подействовали на канцлера весьма сентиментально. Он извлёк походную тушечницу и, расположившись в экипаже, и написал стихотворение.
В это время госпожа Хитоми, ехавшая в экипаже, раздвинула шторки, прикрывавшие окно. Кленовый лес, по которому пролегала дорога, показался ей особенно красивым. Она обратила внимание на то, что цветы завяли, а вдоль обочины стояли засохшие метёлки травы сусуки. Неожиданно ей показалось, что терракотовое кимоно, так и не переодетое со вчерашнего вечера, как нельзя лучше соответствует данному моменту.
Она также ощутила тоску по уходящим годам, подумав, что женский век уж слишком короток – сегодня сам канцлер слагает в её честь стихи, а завтра возможно ждут болезни и немощная старость. От этих мыслей Хитоми стало невыносимо тяжело, она взглянула на дочь.
– Матушка, что с вами? Вы плачете? – участливо поинтересовалась Ихара.
– Да… Я вспомнила своего мужа Тория, затем господина сёгуна…
– Ах, матушка, не стоит печалиться. Вы ещё хороши собой, ни один мужчина не устоит перед вами. Кажется господин канцлер тоже не устоял?.. – Ихара лукаво улыбнулась.
– Ты излишне любопытна! – возмутилась Хитоми. – Не скрою, я надеюсь завоевать сердце Уми-Сайто.
– Он и так потерял от вас голову! – воскликнула Ихара.
– Да, голову, но не – сердце. А это две разные вещи. Если мужчина любит разумом, то скоро всё закончиться, а если сердцем… Я хочу стать женой канцлера, – призналась Хитоми. – И тем самым обеспечить нам блестящее будущее.
Экипаж госпожи Хитоми нагнал всадник из свиты Уми-Сайто и приказал кучеру придержать лошадей.
Женщина выглянула в окно экипажа.
– Что случилось? – поинтересовалась она.
– Вам послание от господина канцлера. – Всадник протянул Хитоми кленовую ветвь, усыпанную багряными листьям, к которой был прикреплён свиток.
Она с нетерпением его развернула и прочла:
- Кленовый листок
- Подобно искре огня
- Бьётся на ветру.
- Он полетит к небесам?
- Или упадёт на землю?
Глава 2
Кортеж достиг поместья Момодзоно в середине дня, едва завершился час Овна. Госпожа Хитоми выглянула из окошка экипажа и как у всякой женщины любопытство взяло верх, увы, даже над нормами приличия. Она буквально высунула голову из окна, с интересом рассматривая четыре сторожевые башни-ягура, которые ни в какое сравнение не шли с теми, что она привыкла видеть в Адзути или Исияме. Четыре угловые ягура были не высоки, видимо более предназначаясь для хранения припасов, нежели для обороны от неприятеля. Поместье окружал земляной вал, за ним следовал сухой ров, въезд на территорию поместья осуществлялся через карамон, ворота в китайском стиле.
Кортеж проследовал через внушительный подъёмный мост, ханэ-баси, миновал китайские ворота, и, наконец, очутился на земле господина канцлера.
Охрана господина Уми-Сайто спешилась, сам же хозяин, довольный собой и своими владениями, вышел из экипажа и тотчас начал отдавать приказы.
Госпожа Хитоми с Ихарой с радостью покинули экипаж, дорога изрядно утомила их. Они наслаждались долгожданным завершением путешествия, надеясь, что в Момодзоно и Киото все их надежды непременно воплотятся.
Госпожи Хитоми пребывала в прекрасном расположении духа. Она окинула взглядом строения поместья: дом канцлера, выполненный в стиле букэ-ясики[102], производил благоприятное впечатление, хозяйственные постройки, стражницкая и два флигеля для прислуги выглядели вполне прилично. Входную дверь, сразу же ведущую в небольшой зал, расположенную на западной стороне фасада, что вполне соответствовало статусу хозяина[103], венчало помпезное перекрытие кабукимон.
Единственное, что заметила Хитоми – порядок наводили недавно и впопыхах, явно к приезду хозяина. Земля, прилегавшая к дому, в порядок явно не приводилась – там, где должны виднеться клумбы для цветов буйствовала трава. Впрочем, Хитоми резонно подумала, что осенью сажать что-либо уже не было смысла.
К гостьям подошла служанка господина Уми-Сайто.
– Госпожа Хитоми, хозяин распорядился проводить вас в покои и помочь с обустройством. Вы в праве пожелать всё, что сочтёте необходимым для жизни и удобства.
Вдове понравилось такое обхождение, несомненно, оно обещало комфортное пребывание в Момодзоно.
Гостьи вошли в дом, за ними следовали слуги со множеством поклажи. Хитоми оценила декоративный нагэси, дорогое украшение притолоки, а также раздвижные перегородки, украшенные росписью в виде золотисто-зелёных дубовых листочков и желудей, отделявшие длинный коридор от жилых помещений.
Быт в поместье постепенно налаживался. Хитоми хлопотала, обустраивая свои покои и покои дочери. Господин Уми-Сайто был необычайно щедр, и гостьи пользовались его явным расположением.
Хитоми заказала множество предметов роскоши: два больших серебряных зеркала, два шёлковых покрывала, новомодный чайный сервиз из Киото, две расписные ширмы, напольную вазу с парчовой росписью для икебана, четыре гобелена с изысканными пейзажами, два небольших резных шкафчика из груши для хранения письменных принадлежностей, свитков и различных мелочей.
Всё это время, несмотря на крайнюю занятость, постоянные заботы в поместье и начало строительных работ во дворце Нисиномия, господин Уми-Сайто не забывал посещать покои Хитоми, особенно после ужина в час Свиньи*.
Хитоми, как умудрённая опытом женщина, полностью завладела помыслами и желаниями канцлера, да так, что тот перестал посещать своих наложниц, которых поселил в самом отдалённом крыле. Наложницы воспылали к фаворитке господина жгучей ненавистью, ожидая только момента, дабы оклеветать и унизить её. Но покуда такой возможности им не представилось, Хитоми считалась Госпожой из южных покоев[104]. Она умело распоряжалась по дому – годы, проведённые в Исияме, научили её многому. Наложницы, готовые выказывать новой Госпоже своё ежеминутное презрение, едва сдерживались, стараясь скрывать свои истинные чувства и помыслы.
Госпожа Югей, одна из наложниц канцлера, проплакала всю ночь. Наложницу угнетала обида: ведь она молода, ей всего-то минуло двадцать лет, хороша собой, умеет поддержать разговор, прекрасно владеет слоговым женским письмом и стихосложением, а господин уделяет всё свободное время Хитоми. Почему так происходит? Что он вообще нашёл в этой перезрелой особе? Да её дочь, Ихара, более подходит ему в наложницы!
Служанки в последнее время побаивались госпожу Югей, она стала чрезмерно раздражительной – уж они-то прекрасно понимали причину её дурного настроения. Да и ни для кого не было секретом в поместье: канцлер проводит время только в покоях госпожи Хитоми.
Югей сгорала от стыда и негодования. Она приказала служанке достать тушечницу, бумагу и написала быстрым слоговым письмом:
Все кончено. Заморосил осенний дождь. И словно листья на ветру, Поблекли Слова любви[105].
Это пятистишье было десятым по счёту, написанным ею за время пребывания в Момодзоно.
Югей отбросила перо и ощутила очередной прилив ненависти к Госпоже из южных покоев. Вот уже пять дней прошло, бессонными ночами которых она обдумывала план мести…
Покои наложницы госпожи Ивы, ей минуло двадцать восемь лет, и она успела родить канцлеру сына, находились почти напротив. Она пробудилась в то время, когда госпожа Югей изливала душу на рисовой бумаге.
Ива не часто видела сына, им занималась кормилица, и это её вполне устраивало, ибо забота о детях старит и препятствует удовлетворению телесных желаний. По обыкновению наложница пробудилась на исходе часа Дракона. Она умылась, служанки помогли ей одеться и причесаться.
Госпожа Ива позавтракала. Она решила прогуляться к живописному пруду, дабы собраться с мыслями и подумать, как противостоять Госпоже из Южных покоев.
Ива приказала служанке достать верхнее хаори цвета сикон[106], расшитое орнаментальным рисунком из шёлковой нити с добавлением серебра, по утрам, после ночи, когда остывала земля, уже было прохладно. Облачилась, она направилась на прогулку, запретив служанке следовать на ней.
Госпожа Югей, закончив занятие стихосложением, уловила звук раздвигающихся фусуме. «А это кто? Неужели господин выходит от Югей?» – подумала она, и чуть отодвинув перегородку, выглянула в коридор, увидев лишь свою соперницу, госпожу Иву, удалявшуюся в полном одиночестве. «Она собралась прогуляться… Очень кстати… Необходимо поговорить с ней…» – решила она и тотчас приказала служанке подать тёплое кимоно.
Наложницы канцлера, некогда соперничавшие за ложе своего господина, встретились в китайском павильоне около пруда.
– Госпожа Ива, рада вас видеть, – Югей поклонилась.
– Благодарю вас, госпожа Югей… Что привело вас сюда в столь ранний час? – поинтересовалась госпожа Ива.
– Раздумья. Я заметила, что вы вышли из дома и направились в это живописное место. Не скрою, меня охватило желание последовать за вами…
Госпожа Ива удивлённо приподняла брови.
– Вероятно, ваши раздумья касаются именно меня?
– Нас обоих…
Госпожа Ива, сражённая словами соперницы, не выдержала.
– Говорите, госпожа Югей, не испытывайте моего терпения.
– Я и не думала этого делать. Господин Уми-Сайто совершенно не посещает мои покои, и не преподносит мне подарки. И это печалит меня, – призналась Югей. – А давно ли он вам уделял внимание?
Будучи в Исияме, госпожа Ива непременно бы пресекла неприличное любопытство Югей, но времена меняются.
– С тех пор, как здесь поселилась бывшая наложница сёгуна, эта так называемая Госпожа из южных покоев, я почти не вижу его. Мне стыдно в этом признаться, но я так тоскую о господине Уми-Сайто, он такой страстный любовник…
Госпожа Югей улыбнулась.
– О, да! Наш господин умеет доставить удовольствие женщине….
– Но к чему я всё это говорю вам?.. – посетовала на себя госпожа Ива.
– Потому, что мы – отвергнутые женщины. И у нас общая цель – уничтожить госпожу Хитоми, – пояснила Югей.
– Но как?
– Вы готовы помогать мне?
– Конечно, госпожа Югей! Но с одним условием: впредь мы не будем соперничать за сердце господина.
В это же день госпожа Югей написала письмо своему брату:
«Дорогой Канаиэ!
Очень по тебе скучаю, ведь мы не виделись с тех пор, как ты получил назначение в Гифу. Пошло без мало пять лет. Из робкой юной девушки я стала женщиной. Теперь я имею честь жить в поместье Момодзоно, что принадлежит господину канцлеру Уми-Сайто Санэмори.
Шесть лун назад, когда я ещё жила в Исияме, ты прислал мне письмо с известием о своей женитьбе. Я всячески радовалась за тебя и твою избранницу. Но, если быть откровенной, я как наложница знаю наверняка – мужчине недостаточно лишь одной женщины.
Поэтому я и пишу это письмо, ибо в поместье живёт очаровательная Ихара, дочь госпожи Хитоми, которая в своё время пользовалась особенной привязанностью господина Тоётоми Хидэёси. И насколько мне известно, он обещает за ней хорошее приданое.
Не мне говорить, дорогой братец, что значит, породниться с самим сёгуном, пусть даже взяв в наложницы его дочь. Надо признаться, что госпожа Хитоми перестала представлять для него какой-либо интерес, и он буквально переуступил её своему канцлеру. Но Ихара по-прежнему остаётся его дочерью. Я припоминаю, что в Исияме господин Тоётоми был всегда добр по отношению к ней.
Да и потом, ты окажешь мне огромную услугу, если устранишь нежелательную соперницу.
Жду тебя к празднику Любования клёнами, который состоится через семь дней».
Миёси Канаиэ несколько удивило послание сестры и, несмотря на дерзость намечаемого предприятия, но он нашёл его вполне разумным и своевременным, ибо его жена пребывала на том сроке беременности, когда плотские утехи становятся опасными, и в последнее он всё чаще подумывал о наложнице.
Конечно, господин Канаиэ понимал, что являясь всего лишь чиновником четвёртого ранга, исполняя обязанности помощника наместника провинции, он не вправе претендовать на особое внимание госпожи Ихары. Некоторое время его одолевали сомнения… Но перспектива того, что Ихара сможет замолвить перед сёгуном всего лишь слово – и он станет наместником, взяла верх над всякой нерешительностью и Канаиэ стал поспешно собирать в Момодзоно, чтобы успеть к празднику, ведь ещё следовало заехать в Киото, где он намеревался купить подарки хозяину дома, сестре, госпоже Хитоми и юной Ихаре.
В это время госпожа Югей поведала господину канцлеру, что её родной брат пребывает в Киото по делам, и она хотела бы с ним увидеться и если господин того позволит – пригласить в поместье. Господин Уми-Сайто не возражал…
Госпожа Югей села в паланкин и отправилась в Киото на третью линию, где находился дом её покойных родителей, в котором должен остановиться брат. Он не заставил себя долго ждать.
Югей распорядилась, дабы домашние слуги, следившие за порядком и охранявшие жилище от участившихся пожаров, приготовили покои для Канаиэ. Сама же молодая женщина разместилась в комнате матери, скончавшаяся десять лун назад, с ширмами и бамбуковыми шторами цвета прелой листвы.
Югей сидела подле жаровни в покоях матери. Дни становились всё холоднее, стояла десятая луна, поэтому в помещении требовалось постоянно поддерживать тепло. Но она не могла согреться и потому приказала принести ещё одну жаровню.
К вечеру, когда настал час Собаки и двор окутали осенние сумерки, на улице возле ворот послышался шум. Югей встрепенулась и тотчас приказала отворить их – приехал Канаиэ.
Паланкин господина Миёси в окружении слуг и небольшого отряда стражников проследовал во двор. Югей вышла поприветствовать брата. Она поклонилась и произнесла:
– Надеюсь, твои волнения, связанные с неудобством дороги и излишним беспокойством, оправдают себя.
Канаиэ замер от неожиданности, он давно не видел сестру, которая за это время расцвела и стала красавицей.
– Югей! Я рад тебя видеть. Не тревожься, всё впорядке. Погода и звёзды благоприятствовали нам. Ты прекрасно выглядишь – фрейлины императрицы блекнут перед твоей красотой.
Югей улыбнулась, ибо знала о своей привлекательности, оттого-то и было вдвойне обидно, что господин Уми-Сайто не уделяет ей внимания.
– Я приказала приготовить покои, что ты занимал в юности…
– Отлично. Я немного устал и проголодался.
– Кухарка приготовила красную фасоль с запеченной рыбой и овощной салат. Мы отужинаем вместе, ведь нам есть о чём поговорить, – заметила Югей.
Канаиэ улыбнулся.
– Ты всегда была рассудительна и чрезмерно самостоятельна. Надеюсь, эти качества пошли на пользу…
– Несомненно, – сказала сестра. – Тебе необходимо переодеться, я распорядилась приготовить кимоно и тёплую куртку отца. В доме прохладно, за время нашего долгого отсутствия он остыл, слуги не отапливали наши покои – я же здесь всего лишь второй день.
Наконец Канаиэ переоделся и расположился за столом в небольшой трапезной рядом с сестрой. Она не без удовольствия заметила, что за минувшие пять лет, Канаиэ стал более представительным, возмужал и производил вполне респектабельное впечатление, всё это непременно требовалось, дабы осуществить её план.
Канаиэ с аппетитом поглощал овощной салат, рыбу и фасоль. Югей была почти неголодна, она отведала лишь салата и налила брату земляничного вина.
– Вино из старых матушкиных запасов. Я боялась, что оно сильно перебродило, но бочка, где оно хранилось, оказалась отменной. За столько времени напиток не потерял своего первозданного аромата.
Канаиэ отпил вина и ощутил нежный букет земляники, по телу разлилось живительное тепло.
– Перейдём к делу, – решительно сказал брат. – Не будем тратить время. Расскажи мне подробно о своём плане.
– Всё очень просто. Ихара молода и красива, я боюсь, что господин охладеет к своей фаворитке и её место займёт дочь. Да и фаворитку я хочу устранить…
Канаиэ удивлённо вскинул брови.
– Как? Отравить? Нанять убийцу?
Югей рассеялась.
– Зачем?! Я выкрала у Хитоми свиток со стихами, теперь я знаю её почерк. Просто я напишу от её имени письмо, где она, сгорая от любовного нетерпения, назначит тебе свидание… А затем оно случайно попадёт в руки господина канцлера. Таким образом, я избавлюсь от матери и дочери.
Канаиэ замер.
– Хм… А ты уверена в невинности Ихары?
– Безусловно. Я знала её ещё в Исияме, уверяю тебя в вопросах чести она безупречна.
– Что ж, тогда я не против отведать этот лакомый кусочек, – решил Канаиэ и отпил вина.
На следующий день, в час Змеи Югей одна вернулась в поместье Момодзоно. Господин Уми-Сайто пребывал на строительстве дворца, и её приезд остался бы почти без внимания, если бы не госпожа Ива, которая сгорала от нетерпения узнать о приезде брата своей союзницы.
Не успела Югей войти в свои покои и переменить кимоно, как появилась Ива с бесконечными расспросами. Югей отвечала сдержанно, рассказав сообщнице лишь то, что считала нужным. Затем она достала свиток, украденный у Госпожи их южных покоев, и протянула Иве.
– Вот эти стихи писала сама Хитоми. Посмотрите…
Сообщница развернула свиток и прочитала изящные танка:
- Далеко в горах
- По красной листве клёнов
- Ступает олень.
- Я услышу его крик,
- Так грустно осень идёт…[107]
– Красивое стихотворение. Но оно более подходит мужчине… – заметила Ива.
– Возможно, мне трудно это определить. Но дело не в этом… Вы сможете написать почерком Хитоми письмо? – как бы невзначай поинтересовалась Югей.
– Наверное… Надо попробовать… Но зачем?
– Как я вам сказала: мой брат прибыл в Киото. Скоро он навестит меня в поместье. Господин канцлер постоянно в разъездах, а Госпожа из южных покоев скучает…
Ива заморгала от удивления.
– Вы хотите, чтобы ваш брат соблазнил и её?
– Это вовсе не обязательно. Напишите письмо господину Канаиэ от имени Хитоми, признайтесь в чувствах и назначьте свидание. Дальше моя забота, – пояснила Югей.
Ива уединилась в своих покоях, она достала тушечницу и лист бумаги из резного шкафчика, и задумалась: каким образом начать любовное послание от имени госпожи Хитоми?
Наконец она написала просто:
- «Я не в силах уснуть
- томленьем любовным объята,
- ожидая его,
- надеваю ночное платье
- наизнанку, кверху исподом…[108]
- Несомненно, вы, господин Канаиэ, догадались: кого я ожидаю в своих Южных покоях.
- Жду вас сегодня, в час Быка, когда в доме всё стихнет… Подумайте: что может дать вам моя неопытная дочь? Мы же – познаем истинное наслаждение…»
Госпожа Ива отнесла написанное послание сообщнице, та прочитав, осталась довольна.
– У вас незаурядный талант к написанию любовных писем! – заметила Югей. – Право же, вы меня удивили. Что ж, пусть оно ждёт своего часа, – сказала она и спрятала листок в одном из многочисленных ящиков резного шкафчика.
На следующий день наступил Праздник любования клёнами. Даже господин Уми-Сайто решил отдохнуть и предаться приятному времяпрепровождению, ибо строительство Нисиномии продвигалось быстрыми темпами, о чём он регулярно указывал в отчётах, отправляемых в Исияму.
В этот день дамы поместья Момодзоно решили перещеголять друг друга в элегантности и богатстве нарядов. Госпожа Хитоми облачилась в алую накидку, надетую поверх бело-красных одеяний вместе с обычным набивным шлейфом, Ихара предпочла же тёмно-зелёную накидку и одеяния цвета сливы со шлейфом расшитым золотыми нитями.
Госпожа Югей достаточно смело надела сразу две накидки, шёлковую лиловую и нежно-голубую, поверх многослойных одежд цвета индиго, а госпожа Ива решила затмить своих соперниц парчовым нарядом цвета увядающих кленовых листьев, что было весьма кстати и соответствовало духу предстоящего праздника.
Господин Уми-Сайто и женщины разместились в паланкинах и в час Лошади проследовали через Китайские ворота поместья, повернув на дорогу, ведущую к кленовой роще.
- Оглянулся в пути
- на долину, где алые клёны,
- словно море, шумят, —
- над горами в небе осеннем
- раздаётся тревожный ропот…[109]
Канаиэ прибыл в кленовую рощу, когда час Змеи уже убывал. Он приказал слугам поставить паланкин на обочине дороги, а слугам отойти на почтительное расстояние, дабы не мешать ему встрече с сестрой.
Покуда господин Канаиэ предавался любованию осенней рощей, его люди разбили небольшой походный шатёр под клёнами и приготовили различные яства. И вот всё было готово к встрече…
Канаиэ сгорал от нетерпения и волнения, пытаясь представить, как выглядит юная Ихара: действительно ли она столь хороша, как говорит сестра?
Мысли его путались, отчего нетерпение всё более брало верх. Наконец, Канаиэ услышал стук копыт – приближался отряд канцлера, сопровождавший паланкины наложниц.
Передовые отряда заметили паланкин на обочине дороги и молодого мужчину, по виду преуспевающего чиновника. Они тотчас подъехали к нему.
– Кто вы такой? – поинтересовался один из самураев.
– Я, господин Миёси Канаиэ, помощник наместника Гифу. Ожидаю встречи со своей сестрой госпожой Миёси Югей.
Самураи переглянулись, негромко перекинулись парой слов и поскакали обратно. В это время госпожа Югей вышла из паланкина, она прекрасно знала, что брат ожидает её и всю компанию в условленном месте. Она услышала, как один из передовых докладывал господину канцлеру о том, что некий человек, назвавшийся Миёси Канаиэ, разбил у дороги шатёр…
– Мой господин, – поспешила разъяснить Югей. – Прошу простить меня за то, что вмешиваюсь в разговор: этот человек – действительно мой брат, о котором я говорила вам… Он хотел сделать нам приятный подарок и потому поспешил в рощу несколько раньше…
Уми-Сайто рассмеялся, настроение у него было отменным.
– Прекрасно! Я буду рад с ним познакомиться. Тем более у нас есть юная особа, – канцлер имел в виду Ихару, – которой вовсе не помешает внимание достойного мужчины!
Югей улыбнулась, прикрывшись расписным шёлковым веером: пока всё шло по плану…
Глава 3
Господин Уми-Сайто и Канаиэ быстро нашли общий язык после пары чашек сливового вина. Молодой чиновник, решив блеснуть своей образованностью, прочитал экспромт, навеянный приятной обстановкой:
- – В роще кленовой,
- Куда я забрёл невзначай,
- Меж палых листьев,
- Под трухлявым стволом сокрыт,
- еле слышно журчит ручеек…[110]
Чем вызвал одобрение канцлера, большого поклонника танка.
Женщины же предпочли мужской компании прогулку по роще.
Ихара грациозно шла рядом с матерью. Её длинное кимоно цвета сливы, подбитое тяжёлым шёлком, ниспадало красивыми складками. Девушка с удовольствием вдыхала свежий воздух…
Госпожа Хитоми на внезапное появление Канаиэ отреагировала напряжённо, хотя старалась скрыть это за приветливой улыбкой. Годы, прожитые в Исияме, научили её не доверять приятной внешности, а господин Канаиэ был красив и элегантен. Он напомнил Хитоми многочисленных вельмож при дворе сёгуна, за улыбками которых крылась зависть, взаимная неприязнь и постоянная борьба за выгодное место.
Ихара и госпожа Хитоми шли вслед за наложницами, когда услышали шелест листьев и пышных мужских одежд.
– Госпожа Хитоми! – воскликнул канцлер, уже успевший проникнуться симпатией к молодому чиновнику. – Позвольте составить вам компанию!
– С удовольствием…
Канаиэ, уже успев оценить красоту и стать Ихары, старался быть предельно вежливым и внимательным.
– Если позволите, – сказал Канаиэ, – я написал для вас стихи, – он протянул девушке свиток.
Ихара, хоть и была молода, но в Исияме за ней ухаживали мужчины, пытаясь завоевать её расположение, в том числе и стихосложением. Но стихи одних были попросту дурны, а других – недостаточно изысканны, поэтому девушка оставляла их без внимания.
Ихара сняла золотую тесьму со свитка и прочла:
- Я встретил тебя.
- О, если б знал, какие
- Сильные чувства
- Овладеют мной, как будто
- Я в первый раз влюбляюсь[111].
Стихи привели Ихару в смятение, но она не подала вида.
– Благодарю вас, они прекрасны…
– О, если бы я мог мечтать о вашем веере… – взмолился кавалер. – То мог бы любоваться на него одинокими ночами в Киото.
Ихара улыбнулась и постаралась переменить тему разговора.
– Вы надолго в Киото? – поинтересовалась она из вежливости.
– Поначалу я думал, что всего лишь навещу родительский дом и сестру. Теперь же я в затруднении. Я не хочу расставаться с вами… – признался Канаиэ.
Слова, казалось произнесённые искренне, от всего сердца, привели Ихару в трепет.
– Хорошо, я напишу на веере стихи и подарю его вам…
Хитоми издали наблюдала за дочерью и её всё более одолевали подозрения по поводу того, что господин Канаиэ появился из провинции неспроста: но что ему надо? Неужели он приехал в столицу за наложницей? Разве в Гифу нет красивых девушек?