Принц на белом коне Галкин Анатолий
– Не поняла?
– Бетти, не прикидывайся дурочкой! Как ты не понимаешь, на меня обратил внимание серьезный мужчина!
– Я и не прикидываюсь, просто не понимаю, почему ты так возбудилась. Я тебе черт знает сколько раз говорила, что ты интересная и привлекательная, а ты почему-то мне не верила. И если бы сама себя не заточила добровольно, то уже давным-давно была бы по горло в ухажерах.
Саманта радостно хихикнула в ответ.
– Да ладно, брось преувеличивать!
– Ничего я не преувеличиваю, а говорю так, как думаю. И, между прочим, далеко не впервые. Только ты меня до сих пор не слушала, а упоенно траур носила по своей трагической любви и якобы несостоявшейся жизни.
– Ну хорошо, ты права, а я как всегда полная дура. Но ты даже не представляешь, как я счастлива! Признаюсь тебе, Бет, у меня было предчувствие, что эта повестка пришла не просто так.
– Не просто так?– непонимающим тоном переспросила Бетти. – Что ты имеешь в виду?
– Я сразу почувствовала, что там, в суде, должно что-то случиться. Что-то важное. Для меня лично важное. Понимаешь?
– Ты несешь полную ахинею, – перебила ее восторженные излияния подруга. – Я повторяю в тысячу первый раз: ты не была бы такой одинокой, если бы не приложила к этому все усилия. Тебе достаточно только пойти куда угодно, в любое место, где собираются и проводят свободное время взрослые люди, не связанные семейными заботами. И пойти если уж и не самостоятельно, то хотя бы со мной, а еще лучше с Марком. Ну да ладно, все. – Бетти решила смягчиться и не читать нотаций в неподходящий момент. К тому же и женское любопытство требовало удовлетворения. – Но Сэм, малышка, расскажи же мне про своего нового знакомого.
– Ой, дорогая, ты даже не представляешь, какой он потрясающий, как держится, как выглядит! – тут же восторженно затараторила та. – А манеры... манеры настоящего джентльмена! Голос мягкий, как сливочное масло, простоявшее полдня на столе. И сам такой мужественный, такой серьезный и деловой – настоящий мужчина! С большой буквы!
– А почему ты сказала, что он не обращал на тебя внимания?
– Ну... потому, что так и было... – немного смутившись, ответила Саманта.
– И что бы это значило?
– Брось, не пытайся заставить меня почувствовать себя хуже, чем есть на самом деле. Я и так последние черт знает сколько лет ощущала себя последней тряпкой, никому не нужной, грязной и выброшенной за ненадобностью.
– Сэм, побойся бога! Не смей даже думать так, не то что говорить. Ты самая классная, самая интересная, самая привлекательная из всех известных мне женщин. И талантливая вдобавок! – Бет хихикнула. – Ты не волнуйся, малышка, твой главный поклонник уже совсем скоро вырастет и начнет приглашать тебя во все мыслимые и немыслимые места. Лишь бы твоих гонораров хватило, чтобы финансово поддержать его начинания, потому что моих финансов на это не хватит!
– Бет, я не подведу! Клянусь!
– Но-но, подружка, не давай опрометчивых обещаний! Помни, ты говоришь о моем первенце! Так что я все их запомню и подошью в дело!
Да, нечего говорить, болтовня с Бетти Грин была для Саманты лучшим средством развеять тоску, волнения и прочие неприятные эмоции. Еще пять минут – и они расстались в наилучшем настроении, в высшей степени довольные собой и друг другом. Вернее, это утверждение было действительным лишь для младшей из них – Саманты Брукс.
Бетти же положила трубку на рычаг в состоянии задумчивости и сомнений.
– Бет, что с тобой, малышка моя? – негромко спросил Марк, обняв ее за талию и легонько чмокнув мочку левого уха.
– Не знаю, но как-то мне неспокойно. Не понимаю почему. Вроде Сэм так счастлива, хотя бы временно, но...
– Но что?
– Да бросила она одну фразу, которая меня встревожила. Впрочем, скорее всего, я как обычно придаю слишком большое значение пустякам.
– Ты привыкла опекать Сэм так, словно она твоя дочь, а не подруга, – заметил он. – Это неправильно, милая. И плохо и для тебя, и для нее. Она взрослая женщина и имеет право совершать свои собственные ошибки и учиться на них.
– Ну да, ну да. На одной она учится уже почти шесть лет, – с горечью отозвалась Бет. – Но лучше давай оставим эту тему.
Надо сразу сказать, что Саманта никоим образом не разделяла таких настроений. Она перестала нервничать и в эйфории порхала по дому, ожидая звонка.
И он раздался в начале девятого. Саманта метнулась к телефону так стремительно, что едва не упала, споткнувшись о пуфик у туалетного столика.
– Да, слушаю!
– Привет, милочка, наконец-то я застала тебя!
– О господи, это ты, Джин, – не скрывая разочарования, буркнула хозяйка дома.
– Да, я. Ты, Сэм, как видно, совершенно забыла, что должна была связаться со мной на этой неделе и представить первую часть романа. Я ждала-ждала, потом начала звонить, но безуспешно. Так в чем дело, милая? Как продвигается работа?
– Слушай, Джин, ты извини, но мне сейчас не совсем удобно разговаривать. Давай я перезвоню завтра в редакцию, и мы все обсудим. Идет? – Не дожидаясь ответа, Саманта бросила трубку, энергично чертыхнулась и подбежала к календарю.
Так и есть, срок, указанный в договоре, прошел, а она даже и не вспомнила о нем.
Вот дьявол! Да как же это я так? Первый раз в жизни забыла. И не только забыла, но и не успела. Господи, что ж я завтра скажу ей? – думала она, расхаживая взад-вперед по спальне. Мысли о предстоящем свидании временно покинули ее, вытесненные другими проблемами. Почему я за последние две недели написала не больше двух страниц? Как я могла наплевать на все обязательства? Они же всегда шли мне навстречу, всегда, особенно Джин, а я... Ну что же мне ей сказать, что?
Сев на кровать, Саманта рассеянно провела пальцами по разложенному на ней новому платью и улыбнулась, таким чувственно-нежным ощущением наполнило ее прикосновение к тонкой ткани. И покаянные размышления о невыполненной работе скользнули прочь, а на их место пришли мечты о светлом и радостном будущем, которое начнется сегодня. В любую минуту.
Да, пожалуй, я надену все же его. Не исключено ведь, что после бара мы действительно пойдем ужинать в ресторан, где можно будет потанцевать. Ему будет приятно прикоснуться ко мне, обнять за талию, прижать к себе.
Она прикрыла глаза и стала негромко напевать, представляя, как будет покачиваться в объятиях сильных мужских рук, как их тела и головы будут соприкасаться, как он вдохнет тонкий аромат ее духов и легко поцелует в волосы, а потом немного отодвинется и проникновенно заглянет ей в глаза с немым вопросом, на который она так же молча ответит – да. И их губы сольются в долгом и сладостном поцелуе, который будет длиться целую вечность...
Щеки Саманты покрылись нежным румянцем, грудь вздымалась от учащенного дыхания, соски напряглись, превратившись в твердые, упругие виноградины, а низ живота сжался и начал болезненно пульсировать, томясь по давно забытому ощущению твердого и горячего члена внутри.
Она выгнулась и застонала, мысленно рисуя упоительную картину – Доналд ставит на стол нетронутый бокал с вином, подходит к ней, подхватывает ее на руки и несет к ближайшему дивану. Осторожно кладет ее и сам опускается рядом на колени и медленно-медленно принимается ласкать волнующуюся под гладкой тканью грудь. Ее руки поднимаются, обвивают его шею, пальцы гладят темные густые волосы. Их губы встречаются и сливаются в новом, еще более страстном поцелуе, и вот она уже ощущает, как его рука начинает движение вниз, туда, где она уже истекает соком ожидания...
Саманта резко села, задыхаясь, не в силах больше выносить этой сладостной муки...
Боже, что же со мной творится? Я совершенно спятила, настолько, что готова отдаться буквально первому встречному, в ужасе думала она, пытаясь отогнать видения и прийти в себя. Надо что-то делать, сейчас же, немедленно, иначе опозорюсь при первом же свидании.
Ну и наплевать, зато станешь счастливой хоть на полчаса, шепнул внутренний голос. Сколько можно изводиться от одиночества? Урви то, что жизнь готова дать тебе сейчас, сегодня, в эту минуту, и не строй долгосрочных планов. Тогда все будет тип-топ.
Заткнись! Я не какая-нибудь дешевая потаскуха, вешающаяся на шею любому, кто носит брюки! Я не желаю, не желаю... нет...
Не желаешь? Ах ты чертова идеалистка! Ну тогда отправляйся в душ, да воду пусти похолоднее, а то распалилась-то как сучка в самой поре, насмешливо посоветовал ее собеседник.
Саманта покорилась, осознавая справедливость этого заявления, и спустя пять минут появилась из ванной, завернутая в полотенце, выбивая зубами барабанную дробь. Однако средство оказалось верным – сладострастные мечты покинули ее в ту самую секунду, как первая ледяная капля коснулась разгоряченной кожи.
Растеревшись как следует и уняв дрожь, она приступила в третий раз за вечер к макияжу и причесыванию. А когда завершила этот процесс и кинула быстрый взгляд на часы, то увидела, что время приближается к десяти...
А Доналд Мередит так и не позвонил...
8
Это были не плач и не рыдания, это была настоящая истерика. Она стонала и завывала, как смертельно раненный зверь, слезы лились из глаз непрерывным потоком, из носа тоже текло – очень неженственно и неизящно, краски, только что старательно наложенные, расплывались по мокрому лицу разноцветными пятнами, превращая интересную женщину в отвратительную уродину. Но Саманту вопрос внешности уже не беспокоил. Ибо она только что мысленно пережила бурный роман и внезапно узнала, что он окончился, так и не начавшись.
Однако даже самое ужасное горе не длится вечно. И постепенно Саманта стала затихать, вой и стоны перешли во всхлипы, интервалы между ними стали увеличиваться, и вот уже она нашла в себе силы спуститься на кухню, отыскать бутылку бренди, который использовала в редких случаях, когда решалась приготовить торт или кекс, и плеснуть щедрую порцию в чашку.
Первый глоток ошпарил рот и внутренности и заставил ее закашляться, но второй скользнул вниз плавно и гладко и вернул ей способность дышать и думать. А одновременно пришел гнев – не обида, но яркий, всепоглощающий гнев.
– Мразь! Подонок! Да что он о себе возомнил?! Считает себя таким важным, деловым и неотразимым, что может позволить ноги об меня вытирать! Сукин сын! Да попадись он мне только под руку! – заорала она и изо всех сил запустила чашкой в стену.
Звон разбитого фарфора привел ее в себя, а осколки на полу и мокрые потеки на плитке призвали к немедленному действию. Так что к тому времени, когда телефон зазвонил в третий за этот вечер раз, она успела уже дважды порезаться и в ее голосе не осталось ни малейшего следа истерики и отчаяния, лишь злость на собственную неуклюжесть.
– Да! В чем дело? – резко спросила она, зажав аппарат между плечом и щекой и прижимая вату с перекисью к упорно кровоточащей правой ладони.
– Саманта, это вы?
– Кто это?
– Это Доналд. Доналд Мередит. Я...
– О! Если вы по поводу бара, то немного опоздали. Я только что покончила со второй «маргаритой». Возможно, я готовлю их не так великолепно, как ваш знаменитый бармен, но вполне пристойно, – с непередаваемым сарказмом в голосе сообщила она. – Так что всего...
– Саманта, прошу вас, не вешайте трубку! Выслушайте меня. Я... я не мог позвонить раньше. Никак не мог. Извините, тысячу раз извините, но мне необходимо было срочно уехать. Я, собственно, звоню уже из самолета, вылет через пять минут. Саманта, мне бесконечно жаль, что так получилось, но возникли непредвиденные обстоятельства. Когда я приглашал вас, то был совершенно уверен, что освобожусь не позднее половины девятого. Увы, человек предполагает, а бизнес располагает. Саманта, прошу вас простить меня за несостоявшийся вечер и...
– Не стоит так извиняться, ничего страшного не произошло, – перебила его Саманта. – Мы с вами совершенно посторонние люди, не связанные ничем, кроме общего зала заседаний на несколько дней, поэтому...
– Умоляю, не говорите так. Неужели вы не поняли, что нравитесь мне? Очень нравитесь. Я не хочу, чтобы вы думали обо мне как о необязательном человеке, способном пригласить женщину на ужин и забыть об этом.
– О! Как мило с вашей стороны. А как же я тогда должна думать о вас? – с нескрываемой иронией поинтересовалась она. – Впрочем, это не важно, потому что я вообще о вас не думаю, а отправляюсь спать. Удачного полета. – С этими словами она дала отбой и несколько минут просидела, улыбаясь, одновременно мстительно, торжествующе и глуповато радостно.
Как я его! Отшила первоклассно! Правильно, пусть даже не помышляет, что можно так со мной обращаться! И все же... все же он позвонил, извинился... Может, не стоило так? Да нет, конечно, стоило. В конце концов, если я ему действительно понравилась, как он сказал, то это не конец. Но зато будет знать, что со мной такое поведение не пройдет. А вдруг он на самом деле был так страшно занят, что не смог раньше... Боже, не слишком ли все же я резко? Может, он обидится, что я не дослушала? В конце концов, лучше поздно, чем никогда... И он сказал, что я ему нравлюсь! Очень! О господи, Саманта Брукс, ты настоящая идиотка! Сама не знаешь, чего тебе хочется. То бьешься в истерике, что не позвонил, то только что к дьяволу не посылаешь, то переживаешь, не слишком ли грубо это сделала... Не поймешь, чего тебе надо...
Несмотря на пережитые треволнения, а может, как раз благодаря им, спала она превосходно, сном невинного младенца, не тревожимая никакими сновидениями. И следующий день провела за компьютером, перечитывая начало романа и обдумывая предстоящий разговор с Джин. К ее удивлению, он прошел гладко, без неприятных объяснений. Редактор была в высшей степени любезна, проявила полное понимание, заинтересовалась процессом, а услышав имя Уэстлэнда, даже присвистнула.
– Черт возьми, Сэм, вот это тебе повезло. Круто, просто круто! И как оно все проходит, спокойно?
– Что ты имеешь в виду? – удивилась Саманта. – Так спокойно, что мухи дохнут с тоски. Но вообще все только началось. Завтра в одиннадцать очередное заседание. Даже не каждый день, можешь в это поверить? Знаешь, я представляла себе все совершенно по-другому.
Джин понизила голос и еле слышно спросила:
– Но на тебя не пытались давить? Запугивать, и вообще...
– Что?! – Саманта даже расхохоталась от неожиданности. – Что за чушь ты несешь, Джин! Насмотрелась детективов, да? Или начала подрабатывать в другой редакции?
– Напрасно ты смеешься, Сэм. Это может оказаться значительно более серьезным делом, чем ты думаешь.
– Ладно-ладно, я тоже смотрела «Присяжную». Но ко мне пока, к сожалению, никто, даже отдаленно напоминающий Болдуина, не заходил. Я бы для такого красавца сделала все что угодно, уж поверь мне, Джин. А вообще, – внезапно посерьезнев, добавила Саманта, – ты уж извини, но мне не положено ни с кем обсуждать процесс. Хотя, строго говоря, он еще впереди. Вчера только обвинение зачитали.
– Ну ладно, успехов тебе. И... Сэм, пожалуйста, будь все же разумна и осторожна.
– Хорошо, поняла тебя, но только не пытайся превращаться в наседку, довольно с меня и Бетти. – C этими словами она дала отбой и неожиданно для самой себя вдруг поняла, что разговаривала с Джин легко и свободно.
Да, черт возьми! – мысленно возликовала она, вспоминая, с каким трудом ей давались обычно разговоры с представителями издательского дома, даже включая милую, приветливую Джин, хотя та давно считала ее своей подругой. Вот, оказывается, что мне нужно было все эти годы! Капля мужского внимания – и я стала походить на нормальную женщину, способную спокойно общаться. Когда он вернется, интересно? Может быть, уже сегодня вечером? И сразу позвонит мне? И что тогда? Что мне делать? Продолжать играть оскорбленную и неприступную или согласиться на встречу? Не знаю, ничего не знаю. Кроме одного... Он мне нравится. Да, нравится, и очень. Боже, я почти влюблена в него!
Почти? Да не почти, а по самые уши, поправил непримиримый противник и искренний соратник – ее альтер эго. Иначе задумалась бы, почему готова спустить ему вчерашнее хамство.
Да какое такое хамство? Ну занят был человек и не смог позвонить раньше. Но ведь все же позвонил. С самого борта самолета, не забыл же!
Ты легковерная дура, Саманта Брукс! – сурово упрекнул ее внутренний голос. Снова наступаешь на те же грабли. И тебе даже в голову не пришло, как все это сильно напоминает историю с Джоном. Что? Задумалась?
– Ни черта не напоминает, заткнись и не порти мне настроение! – вслух крикнула она и от звука собственного голоса очнулась.
Нет, это уж вовсе никуда не годится! Я совсем спятила от вечного одиночества. Веду беседы сама с собой, словно нет на свете лучшего собеседника.
Придя к такому выводу, она поспешно набрала единственный номер, по которому могла позвонить в любое время.
– Сэм, это ты! Как хорошо, что ты позвонила. Ну давай рассказывай скорее, а то я просто умираю от любопытства, – затараторила Бетти, услышав ее голос.
– Что рассказывать? – немного опешила Саманта, совершенно позабыв об их вчерашней беседе.
– Как прошло свидание? Куда вы ходили? Что ты надевала? Надеюсь, отлично провела время?
– А-а-а... ну... понимаешь, вчера не сложилось, – смутившись, сообщила она. – Доналд позвонил прямо с борта самолета, ему пришлось срочно уехать по делам и...
Минуту обе молчали – одна, не зная, что сказать дальше, вторая – как ответить. Первой не выдержала Саманта.
– Но он сказал, что я ему очень нравлюсь. Очень! Понимаешь, Бет? И еще, что надеется повторить приглашение после своего возвращения.
– Да? И что же ты ответила? Надеюсь, послала его куда подальше?
Саманта хихикнула.
– Как ты догадалась? Именно так. И бросила трубку, даже не дослушав.
– Ну и молодец, так и надо, – одобрила ее Бет. – Да пошел он, козел! Думает, ты будешь сидеть и дожидаться его возвращения, как настоящая Пенелопа?
– Слушай, подружка, а как мне дальше себя вести? Что посоветуешь? Ведь завтра мы уж точно встретимся, на заседании-то.
Бетти вздохнула.
– Не знаю даже, что и сказать. С одной стороны, конечно, тебе уже давно пора завести легкий романчик, пофлиртовать, пококетничать, несколько раз переспать – в общем, почувствовать себя полноценной женщиной.
– Да... – вздохнула Саманта, – и мне так кажется. Вообще, признаюсь, я не прочь бы была с ним... ну ты понимаешь...
– Понимаю. Только...
– Ну же, говори. Какие у тебя сомнения? И помни, Бет, твое мнение много для меня значит.
– Уверена, что хочешь услышать его? Только честно?
– На сто пятьдесят процентов.
– Хорошо. Я абсолютно ничего не знаю о твоем новом знакомом, но что-то в его поведении – учти, я основываюсь исключительно на твоих словах – напомнило мне о Джоне. Да-да, именно о Джоне Келси. Какое-то выражение... я даже не могу сказать с уверенностью, что именно, но...
Они обе снова помолчали, и опять первой нарушила молчание Саманта:
– Бет, ты понимаешь, что говоришь?
– Да, милая. Мне... стыдно и больно возвращать тебя в те времена, но подумай сама...
– Бет, пожалуйста, не надо!
Интонации ее голоса резанули Бетти ножом по сердцу.
– Все-все, Сэм, малышка, прости, дорогая, сболтнула глупость. Мне, понимаешь ли, иногда кажется... Ну, неважно...
– Нет, Бет, это не просто глупость. Ты пытаешься сказать, что я настолько тупа и неинтересна, что могу привлечь только мерзавцев и паразитов. Более того, что меня они привлекают. И это притом, что ты знать ничего не знаешь о Мередите! Извини, Бет, я не желаю слышать ничего подобного. Поговорим лучше в другой раз.
Она швырнула трубку, не слушая возражений подруги, и изо всех сил ударила кулаком по стене, пытаясь дать выход разочарованию и гневу, но тут же вздрогнула от резкой боли и сунула пострадавшую руку в рот.
Черт, черт, черт! Как она может? Что она...
Телефон немедленно зазвонил снова, но, не задумываясь ни на мгновение, Саманта выдернула шнур из розетки и продолжала сидеть, безучастно слушая отдаленные звонки с первого этажа. И к сотовому она тоже не пожелала подойти. Потому что слова Бетти Грин уязвили ее в самое сердце.
Бет, добрая, отзывчивая, все понимающая Бет, которая так долго была ей единственной опорой, неожиданно пошла против нее. Почему? Что произошло? Ведь она столько раз говорила, что ей, Саманте, совершенно необходимо найти парня, хотя бы ради того, чтобы переспать с ним.
И вот она нашла, и какой же отклик получила со стороны лучшей подруги?! В чем дело? Что это? Зависть? Ревность? Материнская забота?
К дьяволу! Я не маленькая! Пошли вы все к черту! И ты, Бет, в том числе! Ишь ты, Джона припомнила! Нет, так не пойдет, дорогуша. Я не какая-то там тупая, безмозглая деревенщина. Я – Саманта Брукс, если и не знаменитая, то достаточно известная писательница, и не позволю обращаться с собой, как с малолетним недоумком, нуждающимся в постоянной опеке и напоминаниях о том, что можно делать, а чего нельзя! Мне уже тридцать, и я в состоянии хоть чуть-чуть разбираться в людях! И нечего меня опекать. Если я хочу переспать с первым встречным, то так и сделаю. Тысячи женщин так поступают, и никто их не предостерегает, не предупреждает, не пугает, не трясется над ними.
Нет, Бет, не пытайся быть мне матерью. Тем более что, имея такую мать, как у меня, я давно перестала считать эту связь священной.
Я – свободная, независимая женщина и могу делать все, что мне вздумается! Отныне и навеки! Аминь!
И Саманта снова сжала правую руку в кулак и стукнула им по крышке стола в знак бунта и неповиновения, совершенно позабыв о том, что уже сделала так несколько минут назад с достаточно плачевным результатом.
О господи! Какая же я все-таки неуклюжая дура! То изрезалась, то костяшки разбила... И все почему? Потому что так и не научилась быть взрослой, а по-прежнему, как малолетка, пытаюсь отстоять свою так называемую независимость. На которую, между прочим, никто и не покушается.
Сэм, детка, пора принимать меры. Сначала попробовать мужика, а если не поможет, то, видно, придется обращаться к психоаналитику. Подумай сама, лучшую подругу только что послала к дьяволу, потому что она сказала то, чего тебе не хотелось слышать, и вместо нее ведешь беседы с самой собой... Это никуда не годится. Даже если Бет и была несправедлива...
Даже? Она была несправедлива. И не ей судить о Мередите, которого она в глаза не видела и о котором ничего не знает.
Он ведь скоро позвонит, верно? А если и нет, то ничего страшного. Мы встретимся завтра. И проведем вместе вечер, потому что я ему очень нравлюсь. Он сам так сказал. И возможно, не только вечер, но и...
А ты готова к этому, Саманта?
Я готова! Я хочу! Я жду!
Когда бы ни настал этот момент, я готова!
9
Саманта приехала за полчаса до назначенного времени, но минут двадцать просидела в машине, поглядывая по сторонам и нетерпеливо ожидая прибытия Мередита, намереваясь столкнуться с ним словно бы невзначай. А когда простенький план не увенчался успехом, прошла прямо в зал и села.
Скамья присяжных была вовсе не скамьей, а рядом кресел, расположенных в три ряда: пять, семь и три – самый верхний для запасных членов. Саманта заняла место в первом ряду, приветливо кивнула тем из своих коллег, что уже собрались, и осмотрелась.
Почти все уже было готово к началу, юристы перекладывали бумаги и деловито переговаривались, не хватало лишь главных действующих лиц – судьи Лондберга и Тони Уэстлэнда, а кроме них, еще Мередита, крашеной куклы и двоих присяжных.
Стрелка часов над кафедрой неумолимо приближалась к двенадцати, охрана ввела подсудимого – улыбающегося, в прекрасном костюме, прибывшего словно бы и не из тюрьмы, а из номера дорогого отеля. Вот и крашеная девица появилась, сияя ослепительной улыбкой, следом за ней еще две женщины и лишь затем Мередит.
Глаза его моментально отыскали Саманту, и у нее на мгновение замерло сердце, а потом помчалось с удвоенной скоростью.
Он не забыл меня! И не обманул! Я действительно ему нравлюсь. Иначе не смотрел бы на меня так. О боги, неужели? Неужели моя несчастная жизнь на самом деле вот-вот переменится? Я... да, я почти счастлива. Предчувствие счастья – это восхитительно. Это, возможно, даже лучше самого счастья.
Ее лихорадочные мысли были прерваны призывом встать – судья Лондберг вошел энергичным шагом, сухо поприветствовал собравшихся, устроился в своем кресле и кивнул, показывая, что готов начать заседание.
Прокурор – высокий, худой, в дурно сидящем сером костюме – начал вступительную речь и спустя две минуты полностью завладел вниманием если и не всего жюри, то Саманты уж точно. Она слушала, боясь пропустить хоть одно слово, позабыв и о неблагоприятном впечатлении, что он произвел на нее своей внешностью, и об обуревавших ее последние дни эмоциях, и о самом Мередите.
Оказывается, в один субботний вечер племянник губернатора, накачавшись до умопомрачения наркотиками и алкоголем, рассорился с подружкой и ушел из ее дома, громко хлопнув дверью. Ничего не соображая от смеси изрядного количества кокаина, скотча и ярости, он вскочил в машину и рванул с места, не обращая внимания на прохожих.
Саманта бросила быстрый взгляд на Уэстлэнда и была потрясена до глубины души, увидев, что он не только не испуган и даже не смущен словами обвинителя, но по-прежнему улыбается. И не просто улыбается, а словно бы насмехается над предъявленными ему обвинениями.
А прокурор продолжал говорить, разворачивая картину деяний обвиняемого вплоть до того фатального момента, когда на пересечении Пятнадцатой улицы и Магнолия-драйв Уэстлэнд не затормозил на красный сигнал светофора и сбил тридцатипятилетнюю миссис Сноу – законопослушную мать двоих детей.
– Если бы он остановился, господа присяжные заседатели, – гремел прокурор, – если бы только он соблаговолил остановиться, покинуть кабину своего роскошного автомобиля и, так сказать, спуститься на нашу с вами грешную землю с высот своего опьянения – если бы он так поступил, то мы бы с вами сейчас не находились здесь. Потому что миссис Сноу была бы жива. Да-да, если бы сидящий перед вами молодой человек не побоялся запачкать белые кожаные сиденья своего «ламборджини» кровью раненной им женщины, двое детей не стали бы сиротами. Круглыми сиротами! По вине человека, сидящего перед вами с наглой улыбкой и рассчитывающего выйти из этого зала свободным и безнаказанным благодаря средствам и связям. Я обращаюсь к вам, господа присяжные, с призывом восстановить справедливость и не дать двоим несовершеннолетним погибнуть следом за их безвременно ушедшей матерью! Я прошу – нет, я требую от вас! – наказания для Энтони Уэстлэнда за совершенное им хладнокровное убийство!
Он замолчал, и некоторое время в зале царила гробовая тишина. Пылкая речь не оставила равнодушным никого, кроме разве что двоих адвокатов и самого обвиняемого.
Саманта промокнула слезинку и осторожно огляделась, застыдившись излишней чувствительности, но увидела, что она не одинока в своей реакции.
Адвокат Уэстлэнда, невысокий, но безукоризненно в отличие от прокурора одетый, поднялся с места, готовый приступить к своему вступительному слову, но стук молотка остановил его. Судья объявил перерыв на ланч и приказал всем собраться в зале в два часа пополудни.
Первая трапеза в отведенном для присяжных помещении оставляла желать лучшего. Еда оказалась безвкусной, само помещение мало напоминало столовую или даже кафетерий, а неработающий кондиционер превратил его если и не в пекло, то как минимум в чистилище.
Кроме того, есть никому не хотелось. Присяжные находились под впечатлением только что услышанного, они лишь изредка негромко обменивались несколькими словами, а в остальном сидели и молча жевали сандвичи и хот-доги.
Саманте кусок в горло не лез, поэтому она оставила нетронутую еду на тарелке, сделала глоток-другой теплой колы и вышла в коридор размять ноги.
Не успела она сделать нескольких шагов, как ее тронули за локоть.
– Саманта, добрый день.
Она обернулась – перед ней стоял Доналд Мередит. Сердце ее подпрыгнуло, но, памятуя о несостоявшемся свидании, она ответила весьма сдержанным тоном:
– Здравствуйте.
– Вы сегодня великолепно выглядите.
– Неужели?
– О да. – Он не пожелал услышать иронические интонации и не моргнув глазом продолжил: – Как вам показалось сегодняшнее представление?
Саманта нахмурилась.
– Представление? Вы называете это представлением?
Доналд грустно ухмыльнулся.
– А вы нет? Я глубоко убежден, что, несмотря ни на что, результат предрешен. Слишком многое поставлено на карту. К тому же Бернштейн – лучший адвокат по уголовным делам в нашем штате, если не во всей стране.
– О чем это вы говорите? Боюсь, я не совсем вас понимаю.
– Саманта, милая Саманта, вы прелестно наивны, но...
– Послушайте, да что вы себе позволяете?! – возмутилась она. – Я взрослая женщина, а не маленькая безмозглая дурочка! А наивностью не отличалась даже в детстве.
– Извините, Саманта, поверьте, я не собирался вас обидеть. Но сейчас не время и не место говорить об этом. Что, если мы встретимся вечером, после заседания, и все обсудим? Но сегодня, – поспешно добавил он, увидев ее сурово сдвинутые брови, – клянусь, меня ничто не задержит. Никакие дела, никакие проблемы, никакие неприятности, вплоть до стихийных бедствий! Я устрою так, чтобы освободиться не позднее семи. Идет? Пожалуйста, прошу...
Взгляд темных глаз проник ей в самую душу и лишил желания не только сопротивляться, какового, честно говоря, она и не испытывала, но даже и возможности играть роль неприступной и обиженной.
– Что ж, – слегка пожав плечами, ответила она, – ладно. Но предупреждаю, это ваш последний шанс.
– Спасибо, – тихо, с чувством проговорил он, взяв ее руку и слегка пожав. – Спасибо.
Речь адвоката Бернштейна, того самого, в безукоризненном костюме, длилась больше часа. Он говорил красиво и убедительно, опровергал все обвинения, обещал при опросе свидетелей доказать их предвзятость и показать, что все дело было сфабриковано в офисе прокурора. То есть, конечно, не прямо так сказал, но смысл явно читался между слов. Что ж, похоже, Мередит не ошибался в его оценке...
Саманта сидела и завороженно слушала, но спиной все время ощущала направленный на нее взгляд, а когда все закончилось, покинула зал заседаний одной из первых и заспешила домой. Она была уверена, что сегодня-то Доналд позвонит в обещанное время, и хотела подготовиться и привести себя в полную боевую готовность.
К тому же ей очень интересно было узнать его мнение по поводу того, что они сегодня услышали. Конечно, судья опять предупредил их ни с кем не говорить о деле, но они-то с Мередитом были, так сказать, в одной лодке. Им все равно предстоит обсуждать все подробности и решать, кто прав, а кто виноват.
И опять Саманта, похоже, обманулась. В пять минут восьмого, когда она в десятый раз смотрела на часы и давала себе клятву, что это последний раз, что бы он там ни говорил про дела, раздался звонок в дверь. Вздрогнув от неожиданности, она сбежала вниз и открыла.
– Но... но как же... но что это... – забормотала было она, пятясь назад.
Улыбающийся Мередит протянул букет ярко-алых роз на длиннющих стеблях, вошел, обнял ее за талию и впился в губы долгим и страстным поцелуем.
Еще секунд тридцать зеленые глаза смотрели в темную, бархатистую глубину темно-карих, потом закрылись. Саманта покорно обвила его шею руками и впивала поцелуй, как усталый путник – упоительно сладостную воду долгожданного источника. Ей хотелось только одного – чтобы он длился и длился не кончаясь: минуты, часы, дни, всю ее жизнь...
Возможно, ее желание и осуществилось бы, по крайней мере частично, если бы не проклятый букет. Длинный острый шип каким-то образом выбрался из окружавших его нескольких слоев бумаги и что было сил впился в руку Саманты, заставив взвизгнуть и оторваться от обнимавшего ее мужчины.
– Черт! – энергично выругалась она, засовывая поврежденную часть ладони в рот. – Вот проклятье-то!
Доналд ухмыльнулся в ответ, зачем-то пригладил волосы и поднял виновника происшествия с пола.
– Как известно, ни одно доброе дело не остается безнаказанным, – проговорил он и вдруг засуетился: – Покажи-ка, что с рукой. У тебя есть перекись? Скажи где, я принесу. А ты пока держи руку под холодной водой...
Тут пришла очередь Саманты усмехнуться.
– Да пустяки, что ты так переживаешь. – Она осмотрела «рану» и убедилась, что кровь уже остановилась. – Ну вот видишь, все в полном порядке. Много шума из ничего... – И замолчала, не зная, что делать дальше – то ли приблизиться к нему и возобновить поцелуй, чего ей хотелось больше всего на свете, то ли заняться букетом и поставить его в вазу, то ли предложить Доналду выпить.
Он решил эту проблему за нее.
– Такси ждет. Я заказал столик на восемь, так что у нас будет еще время заехать до обеда в тот бар. Ты готова?
– Через две минуты. Только цветы поставлю и возьму сумочку.
Доналд ждал на улице возле машины. Он галантно распахнул дверцу и помог ей сесть, сам забрался следом, обнял ее за плечи и притянул к себе. Саманта не возражала, хотя и ощущала определенную неловкость в присутствии постороннего.
Маршрут, очевидно, был обговорен заранее, так как машина тронулась с места без каких-либо указаний со стороны Мередита, который попытался снова поцеловать ее. Но тут уж она решительно воспротивилась. Одно дело сидеть в обнимку, и совсем другое – целоваться на людях. Она уже давно вышла из того возраста, когда можно чуть ли не любовью заниматься в общественных местах, не обращая внимания ни на кого вокруг.
Ей показалось, что Доналд остался недоволен ее мягким отказом, но ничего поделать с собой не могла. Они проделали путь до бара в молчании, благо ехать было недалеко, а когда уселись за стойкой и Доналд заказал коктейли, Саманта немного расслабилась. Они болтали о пустяках – о погоде, о том, что напитки действительно хороши, о фильмах, знаменитостях и последних сплетнях.
Выбранный Доналдом ресторан «Золотая рыбка» был одним из самых модных в этом сезоне, о котором даже Саманта, не интересовавшаяся подобными заведениями, была наслышана.
Их проводили к столику с почтительными улыбками и легкими полупоклонами, принесли меню, потом бутылку вина, которое Доналд опробовал и одобрил легким кивком.
И лишь после этого он взял руку Саманты, заглянул ей в глаза и проникновенным тоном проговорил:
– А теперь расскажи мне о себе. Я ведь совсем тебя не знаю, хотя давно испытываю неодолимое влечение.
Она вспыхнула от удовольствия, с трудом подавила улыбку и чуть пожала плечами.
– Это так странно... Рассказать о себе? Ну, я Саманта Брукс, это ты уже знаешь. Что еще? Ну, живу я одна. Нет, не могу... Лучше ты задавай вопросы, так мне будет проще.
– Ты была замужем? Развелась?
– Н-нет... у меня был друг... вернее, возлюбленный, но мы... давно расстались... – Горло ее привычно сжалось при воспоминании о Джоне и его предательстве, но она сглотнула комок и приказала себе успокоиться. Ей даже удалось улыбнуться.
– А чем ты занимаешься?
– Занимаюсь? – Саманта вдруг немного растерялась, не зная, что сказать. Писательница? Слишком вычурно, напыщенно... Но, с другой стороны, чего ей стесняться? Пора уже перестать ощущать себя неудачницей и бояться чем-то выделиться. Если уж на то пошло, ее работа может быть только объектом гордости, но никак не неловкости. И она просто ответила: – Я пишу.
– Пишешь? Что значит... – Доналд вдруг широко раскрыл глаза и внимательно посмотрел на нее. – Ты – та самая Саманта Брукс? Черт возьми! – Он стукнул себя кулаком по лбу. – Какой же я болван! То-то мне казалось, что я тебя уже где-то видел!
– Ты... ты читал мои книги? – удивленно спросила она. Ей казалось, что серьезные деловые мужчины никогда не читают ничего, кроме финансовых бюллетеней и «Нью-Йорк таймс».
И оказалось, что ее представления были недалеки от правды.
– Н-нет... – поколебавшись, признался он. – Видел, конечно, неоднократно в магазинах, листал, разглядывал фотографию на супере, даже несколько раз думал купить, но не стал... Что толку? У меня все равно нет на это времени. Ты не обижайся, это же не значит, что...
– Нет-нет, – поспешно перебила его она, – я понимаю. Естественно, у тебя нет времени на всякие пустяки. И потом, тебе могло бы и не понравиться. Каждому свое, как говорится. Все это так, пустяки для праздного развлечения.
– Ну не скажи, – возразил он. – Если бы это было так, твои романы не продавались бы в каждом уважающем себя книжном. – Он качнул головой. – Никогда в жизни не думал, что познакомлюсь с настоящей, живой писательницей, да не просто какой-нибудь, а самой Самантой Брукс. Давай выпьем за это.
– Спасибо, – смущенно ответила она и подняла свой бокал, безуспешно пытаясь скрыть неловкость.
Ей почему-то всегда казалось трудным говорить с незнакомыми людьми, но говорить с ними о работе, о написанных или еще только задуманных произведениях было трудно вдвойне. Поэтому она сделала пару глотков, наслаждаясь густым ароматом вина, и сменила тему.
– А чем ты занимаешься? То есть... мне кажется, ты упоминал импорт-экспорт, да? Но мне это ни о чем не говорит. Может, расскажешь поподробнее?
Этим вопросом Саманта достигла цели – Доналд с удовольствием пустился в разглагольствования о делах, и ей оставалось только слушать с заинтересованным видом и периодически вставлять словечки вроде: «Правда? Неужели? Да не может быть!» – и тому подобные, побуждая его к продолжению.
Впрочем, после первых нескольких минут он уже не нуждался в ее поощрении. Речь его лилась плавно и гладко, с губ слетали экзотические имена и названия. Саманта слушала как завороженная рассказы о дальних странах вообще и о загадочном Востоке в частности, где Доналд, похоже, чувствовал себя как дома.