Спаситель Птолемей Гульчук Неля

Глава шестая

Политика выжидания

Око за око. Истмийские игры. Захват Тира. Письмо царицы Клеопатры. Александрия готовится к войне. Гибель царицы Клеопатры.

Птолемей возвратился в Александрию поздно вечером и тут же прошел в покои Эвридики.

– Девочка, красавица! – сообщила повитуха и подняла новорожденную на руках.

Это были первые почести крошечному существу.

У ложа суетились лекари, помогавшие роженице, и лучшие повивальные бабки, каких только можно было найти в городе.

Послышался пронзительный недовольный плач: это были первые звуки новорожденной.

С торжественным видом один из лекарей взял голенький комочек у главной повитухи и показал Птолемею.

– Девочка… как и хотела Эвридика, – подумал Птолемей!

На столе у ложа повитухи и лекари занялись обмыванием ребенка, казалось, совершенно забыв о матери, которая лежала с закрытыми глазами, словно неживая, а лицо её заливала мраморная бледность. Только главный лекарь продолжал одиноко суетиться около ложа, тревожно вглядываясь в лицо молодой матери.

– Очень слаба, – услышал Птолемей его слова, обращенные к другому подошедшему к ложу Эвридики лекарю.

Измученный длинной дорогой, только что вернувшийся со встречи с Антигоном, Птолемей на цыпочках подошел к ложу жены.

Эвридика лежала, накрытая белой простыней. Лицо было совершенно неузнаваемое. Бледное, измятое, мокрое. Черные волосы разметались по подушкам.

Птолемей склонился над женой, тихо спросил:

– Эвридика, как чувствуешь ты себя?

– Невыносимо, – тихо простонала она. – Я умираю от муки.

– Проклятие роковому дню, – прошептал Птолемей, внезапно вспомнив злобный взгляд Антигона, словно накликающий на него беду. – Ободрись, Эвридика!.. Ты так мечтала о дочери…

– Назови её Птолемиада, – еле слышно прошептала она.

– Что-то необходимо сделать, – обратился Птолемей к главному лекарю. – Кто-нибудь должен сделать хоть что-нибудь, чтобы спасти ее…

– Боги помогут… Боги должны помочь… – всё время бормотал молодой лекарь.

Но главный лекарь, более опытный, сокрушенно возразил:

– Против силы судьбы и природы бороться невозможно!..

– Так попытайся же! – вскричал Птолемей, схватив за руку лекаря.

В покое было слишком много женщин, слишком душно, слишком дымно – сразу более двадцати светильников чадили в помещении.

Никто не надеялся, что Эвридике удастся разродиться. Уж очень долго длились роды, хотя рожала она во второй раз.

Птолемей устало опустился в египетское кресло резного дерева на ножках в виде сфинксов.

– Плохо дело, – потянул его за рукав главный лекарь.

– Что?.. Что еще?.. – Птолемей с трудом разлепил глаза. Неужели заснул? Ну да, сел и заснул, будто в Тартар провалился.

– Утро уже. Светает, – устало проговорил лекарь, измученный бессонной ночью. – Ничто уже не поможет… Рок всемогущ!.. И мы все подвластны ему!..

– Что? – переспросил Птолемей, почувствовав, как внутри противно холодеет. – Очень плохо?..

Лекарь кивнул.

– О, боги! – Птолемей провел ладонью по щеке, чтобы окончательно проснуться.

Выбежал в сад. В самом деле светало. Ночь почти не принесла прохлады. В такую жару умирают быстро. Он ухватился за мраморную колонну, возвышающуюся у дорожки. Солнце всходило. Розовые облачка яркими пятнами лежали на прозрачном небе. Солнце взойдет, облачка растают, жара вновь яростно набросится на истомленную землю. Птолемей уже почувствовал её дыхание, её грядущий ожог и дышал часто и тяжело – так сейчас, вероятно, дышала, и Эвридика на своем ложе. И её дыхание передавалось ему.

Верный Филокл и сейчас, в эту трудную для Птолемея минуту, оказался рядом и предложил крепкое вино. Птолемей с жадностью осушил кратер.

– Птолемей, – осторожно произнес Филокл, – лекарь ручается едва ли за один час…

– Я должен идти к ней!.. Должен!.. Филокл, иди со мной!..

Легкое пожатие руки друга приободрило Птолемея.

При входе в покои, где бессильно и беспомощно лежала Эвридика, Птолемеем впервые в жизни овладел страх, которого он не испытывал даже во время жесточайших битв.

– Спасите меня! – раздался пронзительный крик Эвридики.

Она судорожно сжала влажные простыни.

– Спасите меня! – снова крикнула она.

К ней приблизилось лицо лекаря и тут же расплылось.

– Агнесса, уйди от меня, – шептали её искаженные болью губы. – Не твоё ли это мщение?..

Предсмертные муки юной афинянки представились ей с уничтожающей ясностью. Да, вечно справедливая судьба воздавала ей око за око. Ей почудилось, будто призрачная рука тянет её в глубины земли, и они плотно смыкаются над ней. Зачем она раздула в себе ненависть и злобу? Зачем уничтожила эту цветущую юность? Мысли эти, подобно вспышкам молний, пронизывали ее мозг. Потом глубокий мрак затмил её сознание.

Эвридика не двигалась, и только по временам по телу её пробегали судороги.

– Эвридика, – шёпотом позвал Птолемей.

Горькая, почти насмешливая улыбка исказила её губы, но она не шевельнулась, сознание покидало её.

Вдруг она поднялась и села, раздался ужасный, безумный крик.

– Агнесса! Отпусти меня! Анувий, это ты, ты убил её!.. Боги, зачем же вы караете меня, а не Анувия?!.

Широко раскрыв выступившие из орбит глаза, она несколько раз судорожно глотнула воздух и упала навзничь. Голова её безжизненно повисла.

Еще раз проскрежетав зубами, как бы в мучительном гневе на разрушение всех надежд, Эвридика умерла.

Напрасно по приказу Птолемея искали убийцу Агнессы, – Анувий бесследно исчез. Но Птолемей не сомневался, что возмездие рано или поздно настигнет подлого убийцу!..

Беды со стороны Антигона неотвратимо надвигались на Птолемея.

После встречи с Птолемеем Антигон с величайшим рвением продолжил осаду Тира, где нужда достигла крайней степени. Своим планом в ближайшее время приступить к штурму и захвату города он поделился с сыном. Деметрий с восторгом одобрил планы отца.

В это же время верный военачальник Антигона Аристодем, навербовав в Этолии солдат, со значительно усилившейся армией переправился на Пелопоннес, изгнал из нескольких городов гарнизоны Кассандра и захватил их.

Междуусобная война свирепствовала на Пелопоннесе, а слово «свобода» служило только покровом кровопролитных раздоров.

Наступило время Истмийских игр, знаменитого древнего праздника, своим великолепием уступающего лишь Олимпийским играм. На Истм прибыли тысячи эллинов со всех концов великой державы Александра.

Накануне открытия игр каждый лавочник из Коринфа выставил здесь свой ларек или палатку; из них образовались длинные, нарядные улицы. Тут продавали и амфоры с маслом, и венки из живых цветов, и флаконы с душистыми благовониями, и ленты, и дорогие предметы роскоши: бронзовые статуэтки и зеркала, шлемы с золотыми и серебряными заклепками, прозрачные шелка, драгоценные украшения, игрушки… Богатые гетеры, окутанные ароматом духов, прогуливались со своими рабами, прицениваясь к товарам и предлагая свой собственный… Фокусники глотали мечи и живых змей, жонглировали горящими факелами, акробаты прыгали в кольцо из ножей, танцоры, мимы и музыканты на многочисленных площадках развлекали толпу. В портике у храма бога Посейдона спорила толпа философов, поэты читали свои стихи, посвященные играм, многие, зайдя в храм, восторгались громадной статуей владыки морей из золота и слоновой кости.

В день открытия игр зрители с самого раннего утра расположились на огромной равнине и с нетерпением ждали начала грандиозного представления. Обычно в дни празднества болельщики разговаривали между собой о лошадях, о знаменитых атлетах и бегунах, об исходе состязаний и заключали друг с другом пари. Но на этих играх разговоры вертелись вокруг политики и войны между недавними союзниками, ставшими злейшими врагами. Об играх, казалось, и не думали.

Говорили в основном о судьбе и будущем Эллады.

Многие вспоминали, что именно здесь, на этом стадиуме, Александр Великий призван был встать во главе греческого войска, выступающего против персов. Славные были времена!.. А теперь?

Этоляне громко поносили Кассандра и Птолемея, восхваляли Антигона. Афиняне поносили Антигона и Полиперхонта, восхваляли Кассандра и Деметрия Фалерского. Со всех сторон слышны были ожесточенные споры.

Одни говорили, что Антигон властолюбив и жаден и ни за что не разорвет цепей, сковавших Элладу, другие, более дальновидные и тонкие политики, с хитрой улыбкой замечали, что одноглазый непременно даст «свободу» эллинам, а сам захватит города более важные, богатые и более знаменитые. Знатоки, перебивая друг друга, до хрипоты спорили, какие именно города.

Вышедший на арену глашатай попытался водворить тишину. Но толпа, возбужденная и растревоженная разговорами, забыв об ожидаемом грандиозном зрелище, не обращала на него никакого внимания.

Наконец среди относительной тишины, которую с трудом водворил трубач, глашатай произнес:

– Всемогущий стратег Азии, великий полководец Антигон и его победоносный военачальник Аристодем, недавно освободивший несколько городов Эллады, даруют греческим городам свободу, дабы, они не содержали у себя македонские гарнизоны, не платили дани Македонии и жили по отеческим законам.

На стадиуме началось что-то невероятное.

В первую минуту не все даже поняли услышанные слова. Людям казалось, что голос глашатая слышится им во сне. Поднялся страшный шум. Все требовали, чтобы глашатай повторил сказанное.

Глашатай снова зачитал то же самое.

Все вскочили со своих мест, над стадиумом раздался оглушительный крик и взрыв рукоплесканий. Всё вокруг сотрясалось от воплей. До зрелища уже никому не было дела. Все были как в экстазе.

Вскоре многим греческим политикам стало ясно, что происходит не освобождение Греции, а смена властителей.

Александр, сын Полиперхонта, срочно выступил со своим войском из Сикиона, чтобы поработить города, державшие сторону Антигона, но был убит в дороге находившимися в его свите сикионянами, которые надеялись гнусным убийством военачальника добиться у его врагов свободы своему городу.

Угрозы со стороны Антигона Птолемею и его ближайшим союзникам усиливались. Антигон решил атаковать Карию. Но его планам помешал перевес военных сил Азандра. Кассандру вовремя удалось перебросить в Азию значительное войско, которое соединилось с войсками сатрапа Карии. В это же время Кассандр послал Деметрию Фалерскому в Афины приказ немедленно отправить двадцать боевых кораблей против острова Лемнос, который, в надежде получить свободу, объявил себя за Антигона. Афинские корабли примкнули к флотилии Селевка, которая крейсировала в этих водах.

Летом, после пятнадцатимесячной осады, Антигон спешно стал готовиться к штурму неприступных крепостных стен Тира.

Стоя на берегу, Антигон и Деметрий смотрели на неприступную твердыню Тира, раскинувшуюся на острове в море напротив них через широкий пролив.

– Неприступная скала! Но великому Александру она покорилась, – размышлял сын. – Чем мы с тобой, отец, хуже? Покорится и нам…

– Очень богатый город. Баснословно богатый, – прикидывал своим алчным умом Антигон. – Надо брать этот город. Немедленно начинать штурм, пока не пришла помощь от Птолемея. Сейчас город охраняет лишь небольшой египетский гарнизон!..

И обратился к сыну.

– Но как одолеть эти неприступные крепостные стены? Как? Нужны очень высокие лестницы, которые крайне неустойчивы. Воины могут сорваться с них и рухнуть в море… Столько жизней придется положить…

– Александр нашел выход и захватил Тир. И мы найдем, – упрямо повторил Деметрий. – Мы должны взять Тир, чтобы Птолемею негде было высадиться. Такого сильного противника нельзя оставлять у себя в тылу. Однако штурм этих стен действительно будет очень трудным.

– Может быть, тирийцы сдадутся, – продолжал размышлять вслух Антигон. – Может быть, снова попытаться начать переговоры с ними?.. Ведь в городе свирепствует голод…

Антигон посмотрел на сына, – тот о чем-то сосредоточенно думал. Многие считали Деметрия беспечным баловнем судьбы. Но он-то знал, что этот легкомысленный с виду юноша взвешивает каждый свой шаг, просчитывает до мельчайших деталей осуществление задуманных планов. И всё всегда случается так, как он замыслил.

– Прежде всего надо понять, почему медлит Птолемей и не присылает сюда свои войска… – прервал свои размышления Деметрий. – Ведь его армия одна из сильнейших. Это всё не случайно!.. Надо разгадать его планы, чтобы победить!..

«А ведь он действительно во многом похож на Александра, – с гордостью за сына подумал Антигон. – Со временем, если его не погубят женщины и страсть к роскоши и развлечениям он сможет затмить своими деяниями великого царя.»

Глядя на почти недоступные крепостные стены, Деметрий вспомнил о подвиге Александра, покорившего их, и размечтался. В двадцать лет он – уже знаменитый военачальник, который может самостоятельно вести битвы. Достаточно ему сказать: «Я так считаю» и все бросятся выполнять его приказы. Скоро, совсем скоро, любимый отец сделает его полновластным хозяином крупных сатрапий. На днях ему предстоит штурмовать вместе с отцом стены Тира и они, вне всякого сомнения, победят. Один астролог в Вавилоне предсказал ему, что в возрасте от двадцати трех до двадцати шести лет он совершит свои самые выдающиеся деяния и тем добьется самого высокого положения. Стоя перед этим городом, он ощущал счастье жизни, так как впереди его ждала захватывающая борьба с достойнейшим из сподвижников великого полководца. А вслед за захватом Тира Деметрий мечтал стать правителем Афин, великого города прекрасной богини. Голова слегка кружилась, словно он опьянел, но опьяняли его собственные мысли, этот морской ветер, овевающий грудь, и неприступные стены Тира.

На следующий день едва забрезжил рассвет Антигона спешно разбудили и доложили, что финикийские корабли с воинами египетского гарнизона, охранявшими город, незадолго до рассвета отплыли в сторону Египта.

Антигон срочно вызвал к себе Деметрия. Он верил в полководческий талант старшего сына.

– Почему Птолемей, умнейший из полководцев, оставил без защиты столь важный для него город? – нетерпеливо обратился Антигон к вошедшему сыну.

– Потому что он уверен, что природа сделала этот город практически неприступным. А последовать примеру Александра, думает он, мы просто не рискнем!.. Птолемей не понимает, и сейчас это нам на руку, что в нашем лице встретил противника, достойного его по уму и находчивости.

С требованием немедленно открыть ворота города Антигон отправил в Тир посольство. Это требование было удовлетворено. Имя Антигона после разгрома Эвмена вызывало страх. Знатные люди города решили открыть ворота войску победителя Азии.

Антигон вздохнул с облегчением. Он возьмет Тир со всеми его богатствами. Тир среди городов азиатского побережья будет украшением его владений.

Перед закатом солнца в тирийскую гавань вошли новые корабли флотилии Антигона и его войско беспрепятственно ворвалось в город.

«А жаль, что мы так легко овладели городом, – сокрушался Деметрий, – и нам не удалось повторить подвиг Александра.»

Знатные вельможи торжественно встретившие победителей, ослепили их своими яркими пестрыми богатыми одеждами. На смуглых руках финикийцев, на пальцах, в ушах, на ногах, даже в носу сверкали золотые кольца.

Общий вид Тира нисколько не напоминал ни греческие, ни египетские, ни персидские города с невысокими домами и широкими прямыми улицами. Четырех, пяти и шестиэтажные здания жались друг к другу, как ячейки в сотах.

Но внимание Деметрия, впервые попавшего в этот город, привлекли не эти мрачные, высокие здания, а великолепные храмы, сверкающие золотом и слоновой костью. Внутри храмов возвышались колонны из чистого золота, украшенные изумрудами, которые в темноте излучали свет. У входа в святилища местных богов лежали, блестя чешуей, ручные змеи, немые стражи финикийских божеств.

Вокруг города тянулись плантации виноградников, масличных и плодовых деревьев.

Во время пира, устроенного в честь победителей, Деметрий тихо спросил у отца:

– Откуда у Тира эти сказочные богатства?

– Торговля, – ответил Антигон. – Ничего не производя, они развозят по всему миру на своих быстрых, как ветер, кораблях египетские и этрусские товары. Кроме того, тирийцы – самые ловкие торговцы рабами, когда-либо существовавшие в мире.

Обладая Тиром, Антигон мог считать завоевание Сирии законченным, но, главное, он становился равным Александру в одном из его славнейших дел. Это завоевание было для него тем важнее, что его флот, хотя и не уступал флоту противников по числу кораблей, а даже превосходил, но всё-таки еще не мог победоносно сражаться с ним, будучи создан только недавно и нуждаясь еще в опытности и в новом экипаже, который лучше всего можно было навербовать на финикийском берегу.

Весть о захвате Тира Антигоном Филокл получил ночью, а утром, едва первые отблески зари осветили покои, ему передали послание царицы Клеопатры к Птолемею.

Филокл поспешил к Птолемею, привыкшему вставать засветло, на утреннюю беседу, чтобы сообщить ему важные новости. По своему обыкновению Птолемей шагал взад и вперед по кабинету. По выражению лица Филокла он сразу догадался, о чем пойдет речь.

– Тир в руках Антигона!.. – сокрушенно воскликнул Филокл. – Антигон ограбил город до нитки. Он обобрал многих знатных вельмож, и не остановился перед чудовищным кощунством – разорил храм бога Решефа, куда стекалось золото со всего финикийского мира.

– Талантливых полководцев не мало, но мало кто из них умеет пользоваться одержанными победами, – серьезным и спокойным тоном сказал Птолемей. – Алчность и властолюбие совсем скоро погубят Антигона. Нет ничего страшнее безжалостности на войне, ибо богам это ненавистно… Удачами надо пользоваться умеренно и великодушно.

– Птолемей, почему ты медлишь? – Филокл в упор посмотрел на Птолемея.

Птолемей молчал, думал.

Создатель головокружительно смелых планов, он почему-то не сделал даже попытки удержать в своих руках Тир.

– У меня совсем другая цель и ради этой цели я многое готов бросить на карту, – наконец признался он Филоклу.

От Филокла, самого верного сподвижника, у Птолемея не было тайн. Филокла отличал ясный, проницательный ум – иначе не мог бы он стать лучшим советчиком Птолемея. С ним одним Птолемей обсуждал свои будущие начинания.

– Дать сейчас сражение Антигону, значит погубить армию. Я ищу такой выход, который бы повернул события в нашу пользу. Я уже перебрал сотни планов, но пока они все меня не устраивают.

Птолемей был крайне осмотрителен. Всякое предприятие рассчитывал и вовсе не полагался на судьбу и богов.

Филокл, прекрасно изучивший своего мудрого друга, понял, что Птолемей, всегда умевший понять характер противника и самым блистательным образом воспользоваться его слабостями, решил обратить в свою пользу дерзкую запальчивость и тщеславие Антигона, который наверняка считает положение Птолемея отчаянным. И Птолемей медлит потому, что ждет удобного случая, чтобы ответить на вызов.

– Я не хотел рисковать, сражаясь сейчас с Антигоном, ибо у меня цель – вырвать власть из рук Антигона, – поделился своими мыслями Птолемей. – И я упорно буду добиваться её. Думаю, что на это уйдет не один год. Антигон – серьезный противник. Да и его сын тоже скоро доставит нам много хлопот.

Птолемей взглянул на Филокла.

– Что еще?..

– Письмо от царицы Клеопатры. Доставлено гонцом, сообщил, что срочное…

Филокл протянул Птолемею восковые дощечки.

– От Клеопатры? – крайне удивился Птолемей.

Он невольно вспомнил Клеопатру, некрасивую, нерешительную, жертву своей матери, властной царицы Олимпиады.

Кроме Фессалоники, супруги Кассандра, из потомков царя Филиппа в живых осталась его дочь Клеопатра. Уже несколько лет она жила в Сардах во дворце, подаренном ей Александром. Её намечающийся Олимпиадой брачный союз с Пердиккой не состоялся, так как он был убит до свадьбы по приказу Птолемея. Затем за нее сватался Кассандр, но она ненавидела в нем врага царского дома. Лисимах тоже был отвергнут ею. Как-то во время одного из походов Александр признался ему, что уже будучи вдовой царя Александра Эпирского, сестра поделилась в письме к нему, что мечтала бы стать женой Птолемея, так как он всегда нравился ей. Но сердцем Птолемея в то время владела Таида и ни о ком, кроме несравненной афинской гетеры, он думать не мог. Птолемей оставил слова царя без ответа.

По мере того, как Птолемей углублялся в чтение письма, лицо его постепенно мрачнело.

– Случилось что-то неприятное? – не на шутку забеспокоился Филокл.

Пожав плечами, Птолемей в сердцах ответил:

– Даже не знаю, что сказать!..

Дочитав до конца письмо, он сообщил:

– Антигон сватается к Клеопатре. Он явно торопится признать свое господство при помощи царского венца. Значит, он чувствует, что его положение далеко не блестяще. Сейчас только ловкая политика мира позволит нам, его противникам, всё более и более оттеснить Антигона на задний план.

Филокл задумался над словами Птолемея и неожиданно предложил:

– А почему бы тебе не опередить Антигона. Клеопатра наверняка предпочтет твою кандидатуру!..

Птолемей усмехнулся.

– Может быть, может быть… Я подумаю… Тем более она пишет, что старый Антигон ей противен, а между тем она целиком находится в его руках. Обещает мне свою руку, как верному боевому товарищу своего брата, готова убежать из Сард и вступить со мной в брак.

Лицо Филокла просияло.

– Последние останки царского дома склонны ввериться именно тебе, Птолемей.

– Я, пожалуй, дам свое согласие, – решившись, сказал Птолемей. – Подготовь ответ царице Клеопатре.

В Сарды был отправлен срочный гонец.

Прекрасная гавань Александрии как нельзя лучше подходила Птолемею для осуществления замысла по низвержению Антигона. По приказу Птолемея начались тренировки египетской армии и флота. В первый день воины должны были в любую погоду пробегать тридцать стадий в полном вооружении, на другой день – чистить и чинить оружие, на третий – отдыхать и развлекаться, на четвертый – сражаться друг с другом деревянными мечами и копьями. На пятый всё начиналось сначала.

Моряки в это же время упражнялись в гребле и устраивали потешные сражения.

Оружие для битв и тренировок изготавливали александрийские ремесленники, которым строжайше было приказано, чтобы вооружение воинов было в полной исправности как для упражнений, так и для предстоящих сражений.

Город за короткий срок превратился в настоящую мастерскую по подготовка к войне: сухопутные войска ежедневно упражнялись, корабли схватывались друг с другом, ремесленники неутомимо ковали оружие.

Птолемей поспевал всюду: то он был на боевых кораблях и следил за становлением флота, то присутствовал при маневрах сухопутных войск, то посвящал время осмотру нового оружия. Он был доброжелателен и милосерден с воинами, не уставал повторять военачальникам:

– Каждый воин должен годиться для любого боя: должен уметь сражаться и конным, и пешим, и мечом, и копьем, и дротиком, и луком, и пращой. Должен быть готов ко всякой неожиданности, с одинаковым рвением идти в сражение, ведется ли оно всей массой войска разом или отдельными воинами, чтобы врагам трудно было одолеть нашу армию.

Так проходили дни за днями, а ответа из Сард от царицы Клеопатры всё не было и не было.

В одном из покоев своего дворца в Сардах, на ложе, закинув руку за голову, возлежала царица Клеопатра.

Дорогие, ярко окрашенные занавеси закрывали двери. Стены покоев были украшены изображениями фантастических птиц.

Царица глубоко задумалась. Ей исполнилось уже тридцать шесть лет, и до сих пор она еще не испытала радостей любви. Вся её жизнь состояла из череды бесконечных потерь: нелюбимого мужа, горячо любимого брата, жестокосердной матери…

И вот вчера, после длительного ожидания, пришел наконец долгожданный ответ от Птолемея. Он принял её предложение. Её жизнь может наконец измениться. Впервые в жизни она может быть счастлива.

Уже несколько лет она вела уединенный образ жизни во дворце, подаренном ей братом незадолго до его трагической преждевременной гибели.

Внезапно Клеопатра приподнялась на ложе. Она отчетливо услышала в саду голос Антигона, которого она и боялась, и ненавидела одновременно.

– Нет, никогда, никогда я не соглашусь соединить свою жизнь с этим стариком. Я – царица, и наконец-то могу сама принимать решения, – убеждала она себя.

Вошла юная рабыня и, низко склонившись перед царицей, покорно доложила о приезде Антигона.

В расположенном вблизи царских покоев зале, стены которого были расписаны сценами из охотничьей жизни, Антигон поджидал Клеопатру. Теперь венцом его тщеславия была женитьба на царице, которая даст в его руки высшую власть. Он станет царем, как и её великий брат.

Антигон почтительно поклонился вошедшей Клеопатре, которая, холодно ответив на приветствие, спросила:

– Какому важному случаю я обязана посещением в столь ранний час всемогущего повелителя Азии?..

– Я пришел за твоим согласием, – взгляд Антигона был властным.

Он пристально смотрел в глаза царицы.

– Не понимаю тебя. 0 каком согласии ты говоришь? – равнодушным тоном поинтересовалась Клеопатра.

– Ты прекрасно знаешь, о каком… Не смей притворяться!..

Клеопатра вздрогнула, отступила в ужасе назад, словно от удара хлыста… Услышала низкий, властный голос Антигона.

– Мое единственное желание устранить зло и спасти великое государство, созданное твоим великим братом. Желание не дать его окончательно разрушить, растащить на мелкие сатрапии привлекло меня сюда, к тебе, из отдаленных провинций Азии. Для достижения этой цели мне необходимо твое согласие, Клеопатра, – он говорил отрывисто, жестко, словно отдавал команды выстроенным перед ним войскам.

– Ты требуешь, чтобы я увенчала царской диадемой твою голову? – догадалась она и посмотрела на него гордо, независимо, впервые став похожей на свою непокорную мать. – Не так ли? Ты ведь этого требуешь от меня?

Антигон насупился, приготовился к схватке. Слишком много она себе позволяет!..

– Да, я требую, чтобы ты была вместе со мной на престоле, в качестве моей супруги. И ты подчинишься!.. – единственный глаз Антигона сверкнул при этих словах.

– Твоей супруги?.. Никогда!.. Предложение Птолемея пришло раньше!.. – солгала она. – И я дала ему свое согласие!..

Услышанное потрясло Антигона. Гнев его был страшен.

– Птолемея?.. Никогда!.. Слышишь?.. Никогда!.. Снова он встает на моем пути!..

Он наступал на нее…

Она пятилась назад…

– Я уничтожу вас обоих!..

Силы покидали её.

– Этого требует сохранение государства, которое Птолемей и его союзники растаскивают на лакомые куски!.. Ты пятишься назад, хотя я дружески обращаюсь к тебе, чтобы скрепить союз, выгодный для нас обоих во всех отношениях.

Она в изнеможении опустилась в кресло.

– Ты молчишь, Клеопатра? – продолжал наступать он. – Значит, ты отвергаешь руку, которую так чистосердечно предлагаю тебе я и предпочитаешь мне Птолемея, который сознательно разрушает то, что создал твой родной брат?..

Несчастная женщина закрыла лицо обеими руками.

– Как дрожат твои руки!.. Неужели тебя так долго надо уговаривать?..

– Уйди, уйди отсюда! – шептала она.

– Не отвергай меня, Клеопатра, в противном случае я буду неумолим к тебе. Решай немедленно, кого из нас двоих ты выбираешь?..