Спаситель Птолемей Гульчук Неля
Однако юный царь находился в руках человека, который видел в нем сына ненавистного его роду Александра и единственное препятствие к обладанию царской короной Македонии.
В глубоком раздумье Кассандр остался один в андроне, как только послы, доставившие ему послание Антигона, покинули его дверец в Пелле. Всё его влияние в Македонии было поставлено на карту, и даже его личная безопасность теперь находилась под угрозой, так как он всегда презирал, а теперь один преследовал и стремился окончательно уничтожить ненавистный род Александра.
Как стратег Европы, он обязан был до совершеннолетия заботиться о наследнике престола. Мальчик и мать находились в его руках. С согласия в первую очередь Антигона он держал их под строжайшим надзором в заключении.
А теперь этот двуличный Антигон защищает интересы царственного мальчика!.. Кассандр прекрасно понимал, что это лицемерие и гнусная ложь, которые в этот момент нужны хитрому одноглазому, внезапно взлетевшему на самый пик славы. Теперь все враждебные Кассандру партии обрушатся на него, будут защищать с пеной у рта наследника трещащего по швам престола.
– Освободить из недостойного заключения, обеспечить царским содержанием и воспитывать соответственно царскому положению! – злобно повторил Кассандр слова только что прочитанного договора. – И исполнение всего этого они поручают мне! – Кассандр с трудом сдерживал охвативши его гнев.
Но как предотвратить снова нависшую над родом Антипатра опасность?
Безусловно, приверженность македонян к памяти великого царя была еще слишком велика. Имя царственного ребенка не могло совсем забыться в Македонии, но его избегали произносить. От зоркого взгляда Кассандра ничто не укрывалось. Его правление было полно деспотизма и насилия. Те, кто не повиновался, навлекали на себя жестокую кару: многих по ночам закалывали в собственных домах, некоторых ослепляли, в назидание непокорным вешали на деревьях перед городскими стенами.
Кассандр становился высокомернее с каждым днем и не считал более нужным обуздывать свои дикие страсти. Ненависть и забота о собственной власти не позволят ему привести в исполнение условия договора. Он оставит царственного мальчика в заключении!.. Пока оставит!..
В андрон неслышно вошла Фессалоника. Она внимательно всматривалась в мрачное лицо мужа, который, задумавшись, ходил взад и вперед.
Заметив жену, прислонившуюся к колонне, Кассандр по её виду понял, что ей известно, какую весть привезли в Македонию послы Антигона.
– Фессалоника, – сурово обратился к жене Кассандр, – ты снова пришла просить меня об освобождении царя и его матери?
– Невинный ребенок!.. Он перенес бесконечные несчастья!.. Пощади его!..
Кассандр, исполненный ярости, медленно приближался к жене, но она на этот раз не отступила. Её глаза искрились мрачным светом.
– Я изменила своему царскому роду, нарушила клятву, данную Олимпиаде. Ты прав поэтому, требуя, чтобы я предала и юного Александра, которого качала на своих руках, и Роксану. Всё для Кассандра – не так ли? Хорошо, я согласна. Ответь, что самое важное для македонца?
– Слава, – ответил Кассандр с суеверным страхом.
– А кроме славы?
– Власть!..
– Я вижу, ты, Кассандр, хорошо изучил своих врагов. Да, чтобы теперешняя распря между недавними союзниками, а теперь заклятыми врагами, перешла в опустошительную войну, нужна кровавая жертва, от которой содрогнется мир. Но во всем царстве Александра Великого только один человек может совершить безнаказанно преступление. И теперь этот человек стоит во главе Македонии!..
– Фессалоника!..
С изменившимся, побледневшим лицом Кассандр подошел к жене.
– Ну что? – спросила она пренебрежительно. – Ты боишься, что Македония не оправится от такого удара, нанесенного тобой? Что никто не одобрит твоего поступка? Македоняне за время твоего правления ко всему привыкли!.. А со смертью законного наследника и ты, и Антигон, и вы все, друзья и сподвижники великого царя, будете иметь равные права на осиротевшее государство!..
Кассандр был поражен в самое сердце словами Фессалоники. Она угадала его затаенные мысли!..
– Страшное средство! – воскликнул Кассандр. – Что если оно навлечет на нас гнев македонян?
Фессалоника презрительно рассмеялась.
– Разве ты, Кассандр, боишься чьего-нибудь гнева?
Кассандр с ужасом посмотрел на жену. В этот миг, как никогда раньше, он осознал, что именно теперь ему не следует отступать. Он слишком долго медлил, дело зашло слишком далеко, нельзя было откладывать на столь длительный срок исполнения зловещего приговора.
Как бы оправдываясь перед самим собой, он произнес:
– Ведь моя основная цель – возвеличение рода Антипатра!..
Она опустила голову в глубоком раздумье.
– Да, – устало прошептала она, – я всех предала: и моего отца Филиппа, и любящую меня больше своей дочери Олимпиаду, а теперь… И ради кого?.. Ты воспользовался моей слабостью, моим страхом перед твоими злодеяниями… На македонском троне нет места для сына Александра Великого. Этот трои должен принадлежать Кассандру.
Она сделала движение рукой, как будто отстраняя что-то чуждое ей, затем гордо выпрямилась. На лице её было глубочайшее презрение к людям, к мужу, ко всему…
Кассандр глубоко вздохнул, словно от затаенного в глубинах души удовлетворения.
Когда Фессалоника вышла, он сжал кулаки. Глаза его засветились зловещим торжеством.
Пока Олимпиада была жива, народ не любил её, но её ужасная смерть смягчила сердца македонян. Многие жалели о трагической судьбе царицы, тем более, что правление Кассандра было еще более лютым.
– Сколько злобы и коварства было в ней! – говорили одни.
– Жаль, сердечно жаль бедную царицу, – возражали другие.
– Чего её жалеть? Не она ли зверски убила Эвридику и Арридея!.. Вот и поплатилась за это по заслугам!
– А сколько горя она принесла в наши дома!.. Сколько невинно убитых!..
– И Кассандр так же жестокосерден!..
Осведомители Кассандра тут же вставали на его защиту.
– Только предатели могут говорить что-либо против Кассандра, который намеревается возвратить Македонии прежнее могущество и блеск…
Все реже и реже слышались робкие возражения.
– Я не защищаю ни ту, ни другую стороны, но люблю говорить правду. На каком основании держат нашего юного царя под такой строгой охраной? Мальчики, которые воспитывались вместе с ним и недавно возвратились в Пеллу, рассказывают, что он целые дни проводит в своих покоях и при этом имеет такой вид, что на него жалко смотреть. Мальчики рассказывают об этом шепотом, боясь быть услышанными.
– Заточение неизбежно травмировало нежную душу ребенка.
Многие были убеждены, что Кассандр приносит одни несчастья македонянам. Но никто долгое время не решался открыто высказывать свое мнение, потому что доносчики сновали по улицам и доносили о всяком неосторожном выражении, – и люди бесследно исчезали или их убивали на глазах близких. Друзья и даже родственники перестали доверять друг другу. Тупой страх заглушил все чувства.
Среди македонян распространились тревожные слухи, которые едва слышно, на ухо передавались друг другу только между хорошо знакомыми людьми. Одни утверждали, что наследник престола опасно болен, другие, что его вот-вот должны убить. О Роксане никто не вспоминал, как будто её никогда не существовало. Для македонян она оставалась чужой, из ненавистного рода варваров!..
Тайные посланцы Антигона разбудили македонян от длящегося несколько лет тревожного оцепенения, вселили надежду на скорое прекращение кровавого правления.
По всей Македонии всё громче и громче звучали разговоры о том, что следует немедленно выпустить царственного мальчика из заточения, передать ему отцовский престол. Македоняне рассказывали друг другу о юном царе, о его красоте, вспоминали о детстве его великого отца, надеялись, что скоро снова воссияет слава македонского имени.
Кассандр медлил выпустить из крепости сына великого царя. Тем громче раздавались голоса в защиту юного Александра, которые скоро приняли угрожающий характер.
Над крепостью в Амфиполе стягивались тяжелые зловещие тучи.
В своем ненасытном честолюбии Кассандр уже предвкушал тот час, когда украсит царской диадемой свою голову, видел себя сидящим на македонском престоле, слышал восторженные крики льстецов и наемников, приветствующих его.
Что препятствует ему теперь достигнуть желанной цели?.. Послание Антигона?.. Он не собирался придавать ему особого значения, а уж тем более выполнять.
Необычайные волнения в Македонии в защиту царственного узника?.. Одним мановением руки он уничтожит мнимое величие юного царя, а громкие голоса в его защиту заставит замолчать!..
Кассандр решил действовать решительно, прибегнуть к самому ужасному средству. Он послал правителю Амфиполя, верному Главкию, следующий приказ: «Умертви тайно мальчика и его мать! Зарой их тела! Не говори никому о содеянном!»
Несколько месяцев юный царь и его мать не покидали своих мрачных, сырых покоев. Им было запрещено выходить даже во двор крепости. Лицо мальчика приняло тот оттенок, который свойственен неизлечимому телесному недугу, подтачивающему организм. Ни Александр, ни Роксана не хотели больше никого видеть, ни с кем говорить.
Главкий часто навещал их. И каждый раз при его появлении несчастный подросток дрожал всем телом, как будто внезапно пробужденный от сна страшным видением.
Роксана прекрасно понимала, какая участь ждет её и Александра с того часа, когда непримиримый враг её мужа убил Олимпиаду. Когда она играла с сыном, невинным мальчиком, или слышала его редкий смех, болезненно сжималось её сердце, никогда прежде не знавшее чувства жалости и сострадания. Она была уверена, что ей нечего ждать пощады от бессердечного врага, прекрасно понимала, что Кассандр затаил непримиримую ненависть к царскому роду её великого мужа, и поэтому, подавив гнев, переполнявший её сердце, безропотно покорилась своей судьбе со смирением отчаяния. Ей и в голову не приходило молить о пощаде, даже ради сына, её сердце не допускало мысли о подобном унижении.
Получив приказ Кассандра, Главкий решил не медлить и в этот же день исполнить приговор.
В полночь трое мужчин бесшумно поднялись по каменной лестнице, ведущей в покои юного царя и его матери.
Один из них освещал факелом путь Главкию, который нес в руках кинжал, и его телохранителю, держащему наготове меч.
Главкий шел быстрыми шагами, торопился, чувство дикой радости наполняло его жестокое сердце. Всё меньше и меньше становилось расстояние, отделявшее его от места, где томилась Роксана с сыном.
Мать и сын, измученные неизвестностью, спали тревожным сном. Но к счастью для них не успели пробудиться.
Ночные палачи остановились сначала перед ложем спящего наследника македонского престола.
Главкий лично с силой пронзил кинжалом грудь ребенка.
Кроткая улыбка застыла на губах несчастной жертвы.
Покончив с юным царем, Главкий, верный своему могущественному покровителю, произнес со злобной усмешкой:
– Давно пора было отправить тебя в царство Аида.
Едва Главкий приблизился к ложу Роксаны, она открыла глаза. Не сопротивляясь, подставила грудь убийце, успев только прошептать:
– Это Статира отомстила мне за свою гибель!..
Когда злодеяние было завершено, Главкий приказал двум своим сопровождающим:
– Тела заколотить в ящик и бросить в колодец. Колодец засыпать.
В ту же ночь приказание Главкия было приведено в исполнение.
К утру внушающее суеверный страх багровое облако повисло над крепостью в Амфиполе.
Случившееся держалось в строжайшей тайне, а когда огласилось, – то встретило лишь бесплодные сожаления.
Глава четвертая
Гибель любимой Музы
Бог возмездия беспощаден. Исповедь Апамы – жены Селевка. Бунтарь Спитамен. Гибель неповторимого голоса Эллады. Нежная песнь красоте.
Апама, жена Селевка, прибывшая в Египет с мужем и маленьким Антиохом, вместе с сыном, Эвридикой и Птолемеем младшим, ровесником Антиоха, вышли в сад и оказались среди гранатовых деревьев, прекрасных смоковниц и финиковых пальм. На небольшой насыпи полускрытая деревьями виднелась изящно расписанная беседка, обращенная к морю. Рядом с беседкой раскинулся небольшой бассейн, в котором среди цветов лотоса плавала игрушечная деревянная триера, подаренная накануне сыну Птолемеем. Это был настоящий военный корабль. Палуба была заполнена игрушечными воинами, вооруженными крошечными луками и копьями. Это был прекрасный подарок к шестому дню рождения сына.
Мальчики с криками восторга поспешили к бассейну.
Женщины не спеша направились ко входу в беседку, который по обе стороны украшали красные колонны, открытой со стороны моря.
Это был изысканный уголок, откуда можно было наслаждаться созерцанием моря и красотами сада, вести беседы или просто отдыхать в одиночестве или вдвоем.
Белые стены были покрыты красочно-нарядными росписями, услаждающими взгляд: гирляндами из виноградных листьев, красного мака, цветов лотоса, вереницами белых гусей, зеленоглазой кошкой, затаившейся в зарослях камыша, танцующими журавлями.
Апама, любуясь росписями на стенах беседки, невольно улыбнувшись, воскликнула:
– Какая чудесная кошка!.. Как живая!.. А величавые журавли!.. Очень красиво!..
Женщины удобно расположились на изящной скамейке из черного дерева и слоновой кости, покрытой шкурами леопардов.
Апама и Эвридика некоторое время сидели молча, с наслаждением вдыхали изысканный аромат драгоценных благовоний, которые тлели в бронзовых курильницах, и наблюдали за играющими около бассейна сыновьями.
Дети сосредоточенно разглядывали с разных сторон триеру. Антиох нетерпеливо сказал:
– Птолемей, давай пустим её плавать!..
Не выпуская кораблик из рук, Птолемей опустил его в бассейн.
– А я отправлю корабль на войну. Разворачивайте парус! – приказал он игрушечным матросам повелительным тоном.
Маленький кораблик заскользил по поверхности бассейна. Дети завизжали от восторга.
Триера стремительно приближалась к противоположной стороне бассейна.
Антиох в тревоге закричал:
– Ей грозит кораблекрушение! Я спасу триеру!..
Сбросив с ног сандалии, Антиох прыгнул в воду, которая была ему по пояс, и поспешил спасать кораблик. Приблизившись к триере, он плавным движением направил её в середину бассейна.
– Корабль плывет ко мне! – закричал маленький Птолемей.
Триера подплыла прямо под его нетерпеливо вытянутые руки. Жадные маленькие ручки перетащили триеру через каменный парапет бассейна.
На одной из дорожек сада показались Птолемей и Селевк.
Но дети не обратили на них никакого внимания.
Антиох, выбравшись из бассейна, подбежал к Птолемею.
– Это я спас корабль от крушения!.. Давай снова играть!..
– Но Птолемей грубо оттолкнул его, прижал кораблик к груди.
– Не дам! Отойди! Это мой корабль!.. Это мои воины!..
– Отцы переглянулись.
Птолемей хотел вмешаться в спор детей, но Селевк остановил его:
– Не вмешивайся! Пусть сами разберутся!..
– Весь в своего дядю! Вылитый Кассандр! Такой же рыжий и властный! – с грустью сказал Птолемей Селевку. – Только Кассандр мог приказать убить невинного ребенка!..
– Значит, слухи об убийстве сына Александра подтвердились? – спросил Селевк. В его голосе звучали гнев и грусть одновременно.
– Да. Сегодня утром я получил послание, в котором Кассандр оповестил меня об этом. Жаль, очень жаль юного царя!.. – голос Птолемея дрогнул.
Птолемей неожиданно вспомнил Леонтиска, своего первенца. Где-то он сейчас? Уже почти подросток… Леонтиск был полной противоположностью своему брату Птолемею – открытый, добрый, любознательный. До боли в сердце захотелось его увидеть!.. «При первой возможности пошлю за ним и Таидой в Афины, – решил для себя Птолемей. – Ведь в мире сейчас опять неспокойно!» Только что вернувшийся от берегов Финикии Селевк предупредил, что Антигон заканчивает строительство мощных военных кораблей. Войны с Антигоном не избежать!..
Мужчины удалились вглубь сада.
Женщины переглянулись. Сидя в беседке, они стали невольными свидетелями разговора своих мужей.
– Значит, твой брат Кассандр убил юного царя, сына Александра? – спросила Апама у Эвридики.
Только что услышанное трагическое известие явно обрадовало жену Селевка, и всё видящая Эвридика заметила это сразу же. Суровые черты лица Апамы смягчились, – на сомкнутых губах появилась улыбка, темные, почти черные глаза сверкали, излучая торжество.
– Ты не любила Роксану? – осторожно поинтересовалась Эвридика.
Апама пренебрежительно пожала плечами.
– Роксана, как и ты, родом из Согдианы. За что ты ненавидела её?
– За то, что она была женой моего злейшего врага – Александра, – и неожиданно откровенно призналась, как будто сбросив с души давящий тяжкий груз. – Я ненавидела Александра. В роду Антипатра, в твоем роду, его тоже не жаловали. Я преклоняюсь перед твоим братом! Его смелый и решительный поступок заслуживает уважения!.. Теперь сын великого завоевателя поплатился своей жизнью за злодеяния отца!..
– За что же ты ненавидела великого царя?
Апама, на которую Эвридика со дня её приезда в Александрию даже не обращала внимания, так как та была из рода варваров, а варвары вызывали и у неё, и у её любимого брата Кассандра ненависть и отвращение, невольно вызвала у Эвридики интерес и даже симпатию. Сидящая рядом с ней варварка была одной из немногих из девяносто одной азиатской невесты, которую не бросили сразу же после свадьбы в Сузах. Селевк любил Апаму, что вызывало недоумение даже у Птолемея, который никогда не вспоминал о своей персидской жене Артакаме. Массовые торжества в Сузах, о которых с издевкой в адрес Александра рассказывал ей Кассандр, вызывали у Эвридики смех. Женщин поверженных стран из знатных семей подводили к мужчинам-победителям будто кобыл к жеребцам. Только безумный Александр относился к свадьбе в Сузах очень серьезно. Этой свадьбой царь давал понять своим соратникам, что он не делает различия между македонянами и варварами. «Какая глупость!» – в который раз подумала Эвридика.
Она с любопытством разглядывала жену Селевка. Варварка была удивительно хороша собой. Смуглый оттенок кожи и ровный золотистый румянец украшали слегка надменное лицо восточной красавицы. Формы её прекрасно сложенной высокой и гибкой фигуры уже приобрели легкую округлость зрелой, уверенной в себе женщины. Благородство происхождения подчеркивал прямой нос, высокий лоб, точеные руки и ноги, украшенные браслетами. Вьющиеся волосы цвета воронова крыла были уложены в изящную прическу. Большие миндалевидные глаза сурово взирали на окружающий мир сквозь густые и длинные ресницы.
– Александр зверски убил моего отца, который защищал свободу Согдианы. Теперь мой отец Спитамен отомщен. Это возмездие, возможно, ужасно, но справедливо! – торжествовала Апама.
Лицо Апамы внезапно преобразилось. Глаза загорелись, спина невольно выпрямилась, а голос звучал ликующими звуками.
Долгие годы жаждало мщения ее сердце и как возрадовалось оно сегодня, когда она узнала о гибели сына того, кто убил её мужественного отца. Проклятие, произнесенное её матерью, когда ей принесли отрубленную голову отца, исполнилось. И это проклятие отныне будет карать всех, всех из рода Александра. Теперь Апама была в этом уверена. Её глаза сверкали, как будто вдохновленные неземной силой, черты лица приняли зловещее, но в то же время просветленное выражение. Словно пророчица, она твердила:
– Я вижу кровавую тучу, нависшую над всем родом Александра. Бог возмездия беспощаден. Теперь мой гнев утолен.
Эвридика, заинтригованная услышанным, перебив Апаму, нетерпеливо спросила:
– И Селевк не догадывался о твоем отношении к великому царю, для которого тот был и есть бессмертный сын Зевса?
Скопившееся на протяжении многих лет в глубинах души горе вылилось наружу. Признание Апамы было чистосердечным. Сейчас как никогда прежде ей необходимо было выговориться.
– Нет, не догадывался. Все эти годы я лицемерила, льстила, притворялась, как делают, приближаясь на охоте к зверю, чтобы заманить его в расставленные сети. Я восхваляла мужу царя, улыбалась Александру и всем его друзьям и приближенным, хотя мое сердце разрывалось от скорби, потому что я задумала отомстить за отца, исполнить предсмертную волю своей матери. Но подступиться к царю было трудно, почти невозможно. Вскоре после свадеб в Сузах он отправился в царство Аида. Я не успела…
– За что же Александр покарал твоего отца? – исповедь Апамы всё больше и больше заинтересовывала Эвридику.
Апама сжалась от страшных воспоминаний детства, как бы просыпаясь, провела рукой по лицу и глухим голосом продолжила свой рассказ:
– Согды не желали терпеть чужеземцев на своей земле. Александр жестоко усмирял согдийские города, задумавшие сбросить его владычество, убивал мужчин, женщин и детей продавал в рабство. Дым пожаров был виден издалека. Однако наш народ невозможно было сломить. Не сражался только мертвый. Многие бежали в горы, чтобы продолжить борьбу. Мой отец тоже скрывался в горах со своим неуловимым отрядом, изматывал силы македонской армии.
Воспоминания захлестнули Апаму. Она вновь переживала давно прошедшие события, словно это было только вчера.
Эвридика не перебивала её. Она была удивлена силой характера этой женщины. «Апама жестока, но это справедливая жестокость!» – с восхищением думала Эвридика.
– Трудно было Спитамену противостоять такому сильному врагу. Ни один город, ни одна крепость, ни одно войско не могли устоять перед Александром. Всё гибло на его пути!.. Где он проходил со своим войском, там реками лилась кровь. Страшный Македонец топтал свободолюбивую Согдиану. В детстве я дрожала от страха при одном упоминании имени Александра и сейчас при воспоминании о тех днях сотрясаюсь от ужаса.
Голос Апамы дрогнул. Сердце её было измучено. Она замолчала, как бы собираясь с силами. После короткого молчания глаза её снова засверкали гневом.
– Вскоре согдийские войска, потеряв всякую надежду, сдались проклятому Македонцу. Отец остался один с небольшим отрядом. Он не опустил меч перед Александром, которого даже персидский царь не смог победить!.. Отец три года не давал спокойно жить Македонцу. Мы с матерью молили богов пощадить отца, не дать ему погибнуть. Мать перестала смеяться и даже улыбаться. Я и мои братья повсюду следовали за отцом в скифских повозках, питались грубой походной пищей, а ведь моя мать из семьи персидских царей. Отец очень любил её!..
Невольное чувство зависти кольнуло сердце Эвридики, ведь она так и не познала с Птолемеем этого сильного чувства. Всё свободное время Птолемей вместе с Менелаем и друзьями слушает божественное пение Агнессы!.. Надо бороться за свое счастье, как эти варварки. Надо завоевать любовь Птолемея любой ценой.
– Я слышала, что Селевк тоже очень любит тебя? – осторожно поинтересовалась Эвридика. – Ведь после свадьбы в Сузах все расстались со своими женами, кроме Селевка.
Апама внимательно посмотрела на Эвридику и почувствовала, что та очень одинока среди окружающей её роскоши.
– У тебя есть соперница? – спросила она.
Эвридика невольно вздрогнула и неожиданно спросила:
– А если бы у тебя появилась соперница, как бы поступила ты?
– Никто не посмеет встать на моем пути!.. А если…
Улыбка торжества промелькнула на лице Эвридики. Она воскликнула:
– Благодарю тебя, Апама!.. Ты подтвердила правильность моего решения.
Эвридика почувствовала, что сердце её наполняется неведомой прежде решимостью, желанием свершить невозможное. Сегодня же она напомнит Анувию о своем приказе убрать с её пути Агнессу. Хитрый старик слишком медлит…
И снова вернулась к прерванному рассказу о судьбе Спитамена.
– Как же погиб твой отец, Апама?
На истомленном воспоминаниями детства лице Апамы появились слезы.
– Смерть гналась за отцом по пятам. Скифы предали его и принесли царю голову моего отца. А Александр приказал своим воинам отнести голову отца моей матери. Я как сейчас помню этот страшный день!.. С тех пор ненависть к Александру поселилась в моем сердце. Я только сожалею, что не мне довелось совершить возмездие. Так рассудили боги!..
«Моего брата теперь будут называть „кровавый Кассандр“, – подумала Эвридика. – Ну и что? Зато его теперь все боятся. Пусть и меня станут бояться, как и Кассандра.»
Она внезапно почувствовала, что разрушение может доставлять не меньшую радость, чем созидание.
У бассейна раздался крик маленького Антиоха:
– Птолемей, зачем ты разрушил такой красивый кораблик?
– Чтобы он никому не достался, – повелительным тоном завоевателя ответил маленький Птолемей. – А я захвачу много новых кораблей.
Эвридика повернула голову и встретилась взглядом с глазами Апамы.
Ночная тишина водворилась во дворце Птолемея, лишь изредка нарушаемая криком проснувшихся птиц. В покоях Агнессы повеяло прохладой ночи. Ярко горели светильники, освещая две изящные фигуры.
Агнесса внимательно слушала любимое стихотворение Сапфо, легкое, как само дыхание, которое читала рабыня, и подбирала на кифаре новую мелодию. Рабыня влагала в чтение всю звучность своего мелодичного низкого голоса.
- Жребий мой – быть
- В солнечный свет
- И в красоту
- Влюбленной.
– Калиса, – прервала Агнесса рабыню, – прощу тебя! Дай мне немного подумать.
Она закрыла глаза и вспомнила нежный взгляд Менелая и его пылкие объятия. «Скорей бы, скорей бы уплыть с Менелаем на Кипр от завистливых глаз Эвридики!..» Она тронула струны кифары. Мелодия родилась внезапно, нежная, трепетная. Музыка каждый день в какой-то неожиданный миг начинала взволнованно и отчетливо звучать в глубинах её души и вырываться наружу.
– Ещё раз, Калиса, – попросила она, – прочти мне еще раз!
Калиса повиновалась. Агнесса слушала, устремив пристальный взгляд на взволнованное лицо девушки.
И снова, подобно неземной музыке, прозвучали слова:
- И в красоту
- Влюбленной.
Вдруг послышались поспешные шаги, приглушенный разговор и легкое бряцанье оружия, как будто вооруженные люди осторожно, на цыпочках приближались к её покоям.
Агнесса вскочила, подбежала к выходу и на пороге столкнулась с двумя вооруженными гигантами, в которых она узнала телохранителей Эвридики, и трусливо прячущимся за их мощными спинами Анувием.
Представившееся ей зрелище было более чем красноречиво. Довольно было одного Анувия с его старческим злобным лицом палача.
Но хрупкая Агнесса обладала мужеством древних героинь Эллады.
В глазах её вспыхнул гнев.
– Что вам нужно в моих покоях в столь поздний час? – решительно спросила она.
– Тебя, афинская блудница! – трусливо вскричал Анувий.
Агнесса зашаталась. Она внезапно вспомнила вчерашний разговор с Калисой. Рабыня поведала ей о случайно услышанном разговоре Эвридики с Анувием. Эвридика была взбешена тем, что скульптор Бриаксий решил создать статую Афродиты. И моделью была выбрана Птолемеем Агнесса. «Немедленно, слышишь немедленно, убери афинянку с моего пути!» – в гневе кричала Эвридика.
Она поняла, что ей грозит неминуемая гибель. Она вгляделась в суровые лица мужчин и мужество покинуло её.
Только что она думала о красоте, о музыке, о любви, ведь совсем скоро она собиралась с Менелаем навсегда покинуть Александрию. «Не успела!» – с тоской подумала Агнесса.
Теперь же она была похожа на прекрасную сладкоголосую птицу, внезапно попавшуюся в расставленные сети, невинным взором смотрящую на безжалостных хищников.
Наконец она осознала всю грозящую ей опасность, вспомнив полный ненависти взгляд Эвридики во время последнего пения на пиру перед Птолемеем и его друзьями, и громкий крик отчаяния вырвался из её груди.
– Менелай, на помощь!
Но её никто не услышал.
С жаркими слезами отчаяния обратилась Агнесса к богам, умоляя не лишать её жизни.
– Сжальтесь, всемогущие боги! Сжальтесь! Я еще так молода. Завтра же я с Менелаем убегу отсюда далеко-далеко. Я хочу видеть солнце, дышать божественным воздухом и петь для людей, дарить им радость!.. Сжальтесь!..
Воинам тяжело было превращаться в палачей этого прелестного творения природы. Они колебались.
Анувий шепнул неподвижно стоявшему рядом с ним гиганту:
– Покончи быстрее с ней! Смотри, не промахнись!
Страх перед безжалостной Эвридикой и забота о собственной безопасности взяли верх. Воин выхватил меч, но уронил его при виде душераздирающего ужаса на юном лице Агнессы и услышав пронзительный крик рабыни.
– Не медлите! Эвридика приказывает! И вы обязаны повиноваться! – скомандовал Анувий второму телохранителю. – Подойди к ней и убей! Убей!..
Но и тот отказался нанести смертельный удар.
Тогда Анувий сам приблизился и полубесчувственной Агнессе и острым кинжалом вскрыл ей вены, тихо успокаивая свою жертву:
– Ты скоро заснешь!.. Совсем скоро!.. Потерпи немного!..
Но юная жизнь отчаянно боролась с вечной ночью, в которой она должна была преждевременно угаснуть, вопреки законам природы. Из полуоткрытых губ вырвался вопль невыразимой муки.
– Эвридика, за что? Боги отомстят за меня!.. Менелай!.. Птолемей!.. Услышьте меня!..
Ужас овладел Анувием. Он страшился кары Птолемея. Надо торопиться!.. Собрав все силы, старик вонзил кинжал в грудь своей жертвы.
– Эвридика умеет наносить смертельные раны!.. Она из рода Антипатра!..
Через несколько мгновений всё было кончено.
Затем один из телохранителей по приказу Анувия пронзил мечом молодую рабыню.
Ранним утром, едва забрезжил рассвет, рыбаки нашли на берегу моря выброшенные на берег тела Агнессы и Калисы.
Во дворце Птолемея Филокл первым узнал о гибели Агнессы, когда шел на утреннюю беседу с Птолемеем. Когда он вошел, смятение на его лице было красноречивее всяких слов.
– Филокл, что случилось? – с тревогой в голосе спросил Птолемей.
По тому, как его ближайший соратник осторожно двигался, как понурил плечи и голову, Птолемей понял, что он принес плохое известие. То есть страшное известие.
Филокл остановился. Глянул исподлобья.
– Что случилось? Да не молчи же! – потребовал нетерпеливо Птолемей.
Читать бесплатно другие книги:
