Звёздный «Кентавр». Шаг назад Ангелов Геннадий
Вместо предисловия
Корабль удалялся от проклятой планеты навсегда. Позади, оставались годы испытаний и, фактически, одиночества. Люмикс меня многому научил и, сейчас, вспоминая время, проведённое на планете, я понимал, что стал гораздо мудрее. Лена не захотела улетать на Землю и осталась с Михаем и его семьёй. Было жаль бросать её, но никакие доводы не действовали. Она упрямо стояла на своём и не желала меня слушать. Любил ли я её? Может быть…На душе было противно и тошно, когда она заявила, что остаётся, мне захотелось связать её и силой затянуть на корабль. Но как говорят: «Насильно мил не будешь» – и я отказался от этой затеи. Мои красноречивые признания в любви не имели результата. Лена молчала и не желала слушать. В конце концов, я плюнул на всё, простившись с Михаем и Васькой, отправился на Землю.
На «Стрекозе» я бездельничал и шатался по кораблю из угла в угол. Экипаж был немногословен и состоял из пяти человек. В капитанскую рубку вход был закрыт. С лишними вопросами я не лез к солдатам, понимая, что люди находятся на службе. Замечал, что мне не очень-то доверяют, однако не держал никакой обиды. Меня поместили в отдельную каюту, и в ней я находился до прибытия на Землю. Шесть дней занял перелёт домой. Эти дни показались мне вечностью. Я вспоминал родителей, школьных друзей, и представлял нашу встречу. Мне, почему-то, хотелось сделать всем близким подарки, и неважно какие. Листая журналы и прокручивая фильмы, валялся на койке и отъедался. Продуктовый ассортимент на «Стрекозе» отвечал самым изысканным вкусам. Впервые, за несколько лет, я пил молоко, ел творог, мороженное, и как ребёнок зажмуривался от удовольствия. «Стрекоза» случайно оказалась на Люмиксе. Основной компьютер корабля принял сигнал бедствия, и экипаж опустился на планету. Позже оказалось, что была неисправность в системе наблюдения, и компьютер корабля выдал ошибку. Благодаря такой ошибке, которую не иначе как счастливой не назовёшь, я и смог получить возможность вернуться.
– Завтра будем дома, – сказал седовласый командир корабля.
Он заглянул ко мне вечером, усевшись по-свойски на мою кровать, взял в руки толстый журнал.
– Сколько тебя не было дома? – задал он вопрос, не смотря мне в глаза.
– Года два, не больше.
– Ну и как путешествие? Понравилось?
Отбросив журнал, он встал спиной к прозрачной двери. Метра под два ростом, он пребывал в прекрасной физической форме, чего нельзя было сказать обо мне.
– Когда выполняешь приказ – это одно, а вот путешествовать не по своей прихоти, скажу я вам – дело хреновое. Особенно, когда попадаешь в плен, и над тобой проводят опыты и неизвестно чем это грозит в будущем. Так что, капитан, путешествовать не понравилось. Людей на Люмиксе много, но в основном они далеко не люди…
– Это как?
Глаза капитана чуть не вылезли из орбит. Губы растянулись в лукавой усмешке. Он пригладил козлиную бородку и ухмыльнулся.
– Долго рассказывать. И я по уставу, как человек военный, должен отчитываться своему руководству. И не всегда информация, которой владеешь, является открытой для широких масс. Ты уж не обессудь, капитан.
– Ладно, солдат, не хочешь говорить не надо. Я понимаю…
– Скажи капитан, как на Земле? Что нового? Какое сейчас время года?
– Мы когда улетали, была зима, четыре месяца полётов, считай сам.
– Ага, значит весна!
Глаза у меня загорелись, и я потёр руки.
– Точно весна. Скоро сам увидишь.
Он ушёл, а я с нетерпением стал ждать завтрашнего дня. Двигатели корабля работали практически бесшумно. Едва заметный гул хорошо убаюкивал перед сном, но в последнюю ночь на «Стрекозе» я, как не пытался, но уснуть не смог.
Встречающих нас не было видно. Солдаты разгружали корабль и с интересом и опаской поглядывали на вновь прибывших. Я вышел и поклонился земле. На глазах появились слёзы, которые я не в силах был сдерживать. Спустившись по трапу, я встал на колени и поцеловал примятую пожухлую траву. Вдыхая знакомый с детства, аромат полей и трав, я не верил, что наконец-то дома. Чувства гордости овладевали мной. Вдалеке показался офицер, в сопровождении двух солдат. Он шёл уверенным шагом в мою сторону. Я вытянулся и поправил смятый комбинезон. Офицер, которому было не больше двадцати пяти лет, с редкими усиками и тоненькими губами, остановился, снимая чёрные солнцезащитные очки, посмотрел на меня. Солдаты стояли у него за спиной и не проявляли ко мне никакого интереса. По всей видимости, это были первогодки, для которых служба представляла скорее наказание, чем обязанность. Не выдерживая затянувшейся паузы, я начал разговор первым.
– Разрешите представиться, товарищ лейтенант, сержант Алексей Суворов. Прибыл на Землю с планеты Люмикс, на которой после плена жил несколько лет. Подразделение «Звёздный «Кентавр», – закончил я и сглотнул слюну.
– Так, так, значит, ты говоришь, что был в плену? – сказал с неприятным холодком в голосе лейтенант.
– Так точно, я был в плену на планете Микс, моё отделение погибло.
– Разберёмся Суворов, – продолжил лейтенант. – Как ты сам знаешь, тех солдат, которые были в плену и отсутствовали на Земле больше чем полгода, помещают в карантинную зону. Сдай оружие, и вперёд.
– У меня нет оружия…
– Уже лучше, но на всякий случай, это надо проверить. Обыщите его, – приказным тоном, сказал лейтенант солдатам.
Мне не очень хотелось быть подверженным обыску, но возражать я не стал. Тем более что действия лейтенанта не перечили уставу. Вывернув карманы, я поднял руки и позволил солдатам произвести обыск.
– Чисто, товарищ лейтенант, – отрапортовал щегол и встал рядом.
– Ты один Суворов? Больше никто не прилетел с Люмикса?
– Ни как нет. Я один. Там остались люди, но они не пожелали возвращаться.
– Это не наше дело, – ответил с иронией лейтенант. Он достал сигареты и закурил. Выпуская кольцами дым, он вздохнул и кивнул с одобрением.
– Что ж, следуй за мной, Суворов.
Так начался мой первый день на Земле. Я шёл по траве за солдатами и с удивлёнными глазами смотрел на местность. Многое изменилось за несколько лет. Стояла солнечная погода и полное безветрие. На Земле начиналось лето, и птицы стайками носились над полями. Что меня ждёт впереди? Я не задумывался над этим и наслаждался летним великолепием. База практически не изменилась. Разве, что палатки цвета хаки стали гораздо шире, и могли вместить больше солдат. Добавилось спортивных тренажёров, замысловатой конструкции. На месте моей бывшей палатки стоял вертолёт. Жизнь на базе продолжалась, и солдаты выполняли учебные занятия. Лейтенант оставил меня с солдатами, а сам направился к вертолёту. Лётчик открыл кабину и выпрыгнул на землю. Лейтенант с ним переговорил минуты две, после повернулся к нам и махнул рукой.
– Вертолёт доставит тебя на «Циклон». Бывай и удачи тебе «Кентавр».
Он протянул руку и впервые, искренне, и дружелюбно улыбнулся.
Глава 1
«Циклон» встретил суровым безмолвием. На базе никакого движения не наблюдалось. Командир вертолёта передал меня в распоряжение дежурного офицера.
– У тебя что, солдат, и вещей нет?
Офицер разглядывал меня с головы до ног, не понимая, откуда я взялся. Худощавый и слегка сутулый офицер по фамилии Карпов отвёл меня в небольшое одноэтажное здание зелёного цвета. Окна были в решётках, и металлическую входную дверь можно было открыть разве что при помощи гранаты. Здание располагалось в конце части, а за ним был вырытый котлован. Карпов оставил меня одного возле двери, а сам удалился, не сказав ни единого слова. «Странный какой-то», – подумал я, в недоумении пожимая плечами. Чтоб как-то скоротать время, я решил глянуть на котлован. Он был довольно широким и глубоким. Вдоль стен фонари, которые хорошо освещали внутренность. Стены были облицованы прозрачными плитами. К чему он был вырыт, я не мог понять и, почёсывая затылок, ходил взад – вперёд. Котлован простирался на метров двадцать. В самом конце стояла одинокая будка. В ней сидел солдат и с кислой физиономией таращился в потолок. Ботинки его лежали на столе, и казалось, что он спит.
– Эй, служивый! – крикнул я. – Ты, что здесь охраняешь?
Солдат чуть было не свалился от неожиданности на пол. Схватив автомат, он направил его в мою сторону.
– Стой, стой, я свой, опусти оружие.
На него мои слова не подействовали и он, с видом закалённого в боях бойца, направился ко мне. Правда, чуть не свалился, когда зацепился ботинком об порог. Я рассмеялся и немного отошёл назад, мало ли что у него на уме. Вдруг, с перепугу, начнёт стрелять. Поправляя автомат, он надулся как жаба на болоте, шмыгая носом, спросил:
– Ты, что здесь делаешь?
– Стою, как видишь.
Мне захотелось малость повалять дурака, и я решил прикинуться штатским.
– Привёл сюда офицер и бросил. А я не знаю где выход.
– Какой офицер?
Я заметил, как у солдата забегали глазки, словно у зверька. Вена от напряжения на лбу вздулась. Он усиленно соображал, как поступить. Видно было, что не хотелось ему попасть впросак, вот он и напрягался.
– Ладно, щегол, – бросил я, – расслабься, я сержант, фамилия моя Суворов.
– А лычки где? И форма у тебя довольно странная. Ну-ка сержант, руки подними и марш вперёд.
– Брось, я свой, ты на форму не обращай внимания.
– Свои дома сидят и не шастают, где им не положено.
Ситуацию спас лейтенант, который пришёл с доктором в белом халате. Я сразу признал своего старого знакомого. Доктор улыбался и шёл на встречу с широкими объятиями.
– Здравствуй, Суворов! – сказал он, обнимая меня и похлопывая по спине. – А ты совсем не изменился…Нет, обману, если не скажу, что стал старше и крепче. Не думал, что ты живой. Мы давно твоё дело отправили в архив. Прости, но сам понимаешь, война есть война. Рад видеть тебя, честное слово.
– Я тоже очень рад, – ответил я вполне искренним голосом.
Он понурил голову и достал сигареты. Белый халат был не первой свежести, и тёмное пятно, скорее всего от пролитого кофе, зияло на груди.
– Вижу, что курить вы так и не бросили?
– Не-а, друг мой, уже даже не пытаюсь. Лейтенант, открывайте двери, что мы здесь стоим то?
Лейтенант набрал код на цифровом замке, и дверь открылась. Удивлённый солдат так и остался стоять на улице охранять странный котлован. Мы вошли в тёмное помещение и направились по длинному коридору. Звуки от тяжёлых армейских ботинок, эхом проносились по всему зданию. По всей видимости, оно пустовало, и никого в нём не было. Запах краски и прочей химии щекотал нос. У меня даже глаза стали слезится, и я периодически их вытирал. Остановившись у массивной металлической двери, лейтенант открыл её при помощи пластиковой карточки. Заморгал зелёный огонёк замка, раздался щелчок, и дверь с шумом открылась. Так мы втроём очутились в не большой комнате с высокими потолками. Лейтенант щёлкнул выключателем за шкафом, и загорелся свет. Комната оборудована под лабораторию, в ней было полно всяких стеклянных шкафов с медикаментами, колбочками, баночками. Посередине стол, на котором в идеальном порядке стояли хитроумные приборы, ровно, в одну линеечку. Лежали ручки, журналы и прочая документация. Доктор уселся и пригласил меня.
– Я вам больше не нужен? – услышал я за спиной голос лейтенанта.
– Нет, я сам справлюсь. Спасибо.
Лейтенант ушёл, а мы оказались вдвоём с доктором. Я долго и с любопытством осматривал помещение, и не обращал внимания на врача. Тот что-то писал, курил и кашлял. Мне даже показалось, он забыл, что в комнате не один. Но это были всего лишь предположения.
С доктором мы общались несколько часов, после чего он взял у меня необходимые анализы. Скептически отнёсся к тому, что мне приходилось существовать в шкуре ящера. Доказывать, мне не хотелось, и когда он в очередной раз спросил меня об этом, я ответил:
– Может мне и приснилось, доктор. Спорить не буду.
Он одобрительно отнёсся к моим словам и собрался уходить.
– А что будет со мной?
– Ничего такого, чтобы угрожало здоровью, – ответил он и ухмыльнулся. – Ты останешься здесь, в течение недели будут результаты анализов. Если с твоим организмом всё в порядке, и у тебя будет желание продолжить службу, милости просим обратно в строй. Если нет, тогда ты вернёшься на гражданку. За эти дни восстановят твоё личное дело и сообщат родным. Они уже и не надеются тебя увидеть живым. Официально ты пропал без вести. Завтра придёт офицер внешней космической разведки. Тебе нужно будет написать о своих приключениях. Как в школе, сочинение.
Доктор снял халат и положил на стул, одел светлый, строгий пиджак. Не смущал доктора небольшой, пивной животик, который он выпячивал вперёд, когда спорил. Это был человек, целиком посвятивший свою жизнь работе. До фанатизма! Причесавшись у зеркала, он взял ключи, и мы отправились в другой кабинет, тот был приспособлен для жилья, имел кровать, телевизор, туалет и душ.
– Прости, но мне придётся тебя закрыть на замок.
– Это ещё почему?
– Таковы правила, не обижайся. В этом здании ты один, больше нет никого. Выхода на свободу у тебя нет, ужин принесут. Скучно не будет. Смотри ящик, читай и отдыхай. Здесь всё есть. Вещи переодеться в шкафу, – и он показал на высокий шкаф в углу.
Я хотел ещё что-то у него спросить, но не успел. Он вышел и закрыл ключом дверь. Осмотревшись, я уселся на кровати и задумался. Положение пленника мне не нравилось. Через час солдат принёс ужин, хотел с ним поговорить, но на интересующие вопросы получил только молчание. На окне стояла практически невидимая решётка. Я открыл окно и подёргал её. «Ничего не получится. Стоит мёртво», – подумал я и отказался от затеи выбраться самостоятельно наружу. Приняв душ, переоделся в чистое бельё, перекусил и включил телик.
На протяжении недели меня допрашивали, прогоняли через «детектор лжи», и прочие навороченные штучки. Признаться честно, под конец, я уже настолько был морально опустошён, что никого не хотелось видеть. Слава Богу результаты анализов были хорошими и в моей крови не нашли внеземных болячек. Один из врачей сказал, что сердце у меня как у двадцатилетнего парня. Собравшийся консилиум врачей признал меня годным для несения воинской службы. Если честно, я не знал радоваться этому или нет? Меня восстановили в звании и полностью реабилитировали. И предложили недельный отпуск домой. В разговоре с начальником части я не старался юлить и строить из себя героя. Седой, с одутловатым лицом полковник Мальцев, был строг и лаконичен.
– Отдохни сержант, ты это вполне заслужил.
Он сидел за дубовым столом и что-то рассматривал на мониторе, изредка бросая в мою сторону подозрительные взгляды. В кабинете стоял запах ваксы, вперемешку с табаком. Маленькая форточка не справлялась со своей обязанностью и помещение практически не проветривалось. Я стоял у двери с нетерпеливым выражением лица, и ждал, когда он закончит и отпустит меня домой.
– Нам нужны такие солдаты, как ты, смелые и отважные. Не хочется тебя задерживать, но скажу прямо – у тебя есть право выбора: или же продолжить службу, или остаться на гражданке. Неволить тебя никто не будет. Срок твоего контракта давно истёк, и ты фактически уже человек гражданский. Мы готовим один из проектов, в обстановке строжайшей секретности. И я предлагаю тебе принять в нём участие. Работа очень интересная и перспективная.
– И что это за проект? – спросил я, заинтересовавшись.
– Пока не могу сказать. Тем более что ты не дал ответ, останешься на службе или нет? Если вернёшься, тогда и поговорим. Всё – свободен сержант Суворов. Отдыхай.
Я вышел из кабинета начальника части и отправился домой. Предъявив пропуск на КПП, в новенькой форме, вышел за пределы части. Мальцев заинтриговал меня своим предложением, и по дороге к дому обдумывал, как поступить. Моросил летний дождик, укрывшись в кафе, я решил переждать. Симпатичная девушка принесла мне чашку кофе, и с любопытством смотрела на мои цветные нашивки. Кофе был просто великолепным и, выпив одну чашку, я тут же заказал вторую. В кафе посетителей не было, и я сидел и смотрел, как дождь разгоняет прохожих по домам. Город изменился, появились новые магазины, рестораны, кафе. Жизнь на Земле продолжалась в режиме «нон стоп». Множество развлекательных заведений приглашали туристов со всего мира, насладиться всевозможными способами. Узкие улицы были задавлены бетонными строениями банков и крупных корпораций.
Глава 2
Дождь прекратился, и я медленным шагом шёл по улицам. На глаза попалась спортивная арена, в духе Римского Колизея. Яркая реклама на огромных мониторах демонстрировала гладиаторские бои. Не большая группа молодёжи в пёстрой одежде, типа фриков[1], горячо обсуждала бойцов возле касс. Работал тотализатор, и можно было сделать ставку на один из ближайших боёв. Эмоции перехлёстывали через край, не верилось, что за несколько лет, вместо руин и развалин люди столько всего построили. Гигантские небоскрёбы упирались в облака и верхние этажи, с земли, невозможно было различить. После дождя воздух стал необыкновенно свежим. Концентрация кислорода слегка увеличилась, дышалось легко и непринуждённо. Городские автобусы, с тонированными стёклами, похожие на кубинские сигары, бесшумно разъезжали по улицам. Меня чуть было не зацепил один из них, когда я таращился на пёструю рекламу. Люди одевались в обтягивающие цветные костюмы, подчёркивающие фигуру, особенно у прекрасного пола. Сердце учащённо забилось, когда я свернул в знакомый переулок, от которого к дому было чуть меньше пяти минут ходьбы. Проходя через двор, я посмотрел в окна квартиры одноклассника Сашки. Они почему-то были задёрнутыми шторами. Постояв несколько минут у двери, я нажал на звонок. Послышалось недовольное бурчание отца.
– Ну, кого там ещё чёрт принёс, – крикнул он.
– Открывай отец, – ответил я с заметным волнением в голосе.
Воцарилась тишина, после которой щёлкнул замок и дверь распахнулась.
– Сынок это ты…
Отец сидел в инвалидной коляске и смотрел глазами полными слёз. У меня пропал дар речи, когда я опустился перед ним на колени. Не в силах скрывать эмоции, как девчонка прослезился.
– Вставай, вставай, ну, что же ты стоишь на коленях.
Отец, гладил мои волосы, и, слегка, по-отечески, хлопал по спине.
– Проходи, и закрывай дверь.
Скинув берет и куртку в прихожей, направился на кухню за отцом. В квартире было темно и неуютно. Пыль, грязь, разбросанные по квартире вещи. И запах, противный и тошнотворный. В горле пересохло от того, что я увидел. Отец лихо управлял коляской, делая виражи по коридору. Моторчик коляски взвизгивал, и еле слышно трещал. На кухне первым делом я открыл полностью окно и, как следует, проветрил. Гора немытой посуды валялась в умывальнике.
– Что случилось? Ты один живёшь? Где мама?
– Долго рассказывать, – ответил отец, почёсывая густую бороду.
Он заметно состарился, похудел, под глазами мешки.
– Ты садись, не стесняйся, сынок. Возмужал вон как!
Усевшись на стул, я тяжело вздохнул и опустил голову.
– Может, выпьем? Так сказать за встречу?
Голос отца заметно оживился, когда он сказал о выпивке. Открыв старенький холодильник, он вытащил пузатую бутылку водки и с гордостью поставил на стол.
– Прости, закусывать, правда, не чем. Живу я один, и редко выбираюсь в город. Если заходят старые друзья, с работы, то они приносят что-то пожевать. Инвалид никому не нужен. Сам понимаешь, не маленький. Социальные службы давно поставили на мне крест, так я и перебиваюсь.
Мы выпили и отец рассказал, что за эти годы произошло. Язык после двух рюмок у него заплетался, и он с трудом соображал. Мне часто приходилось его перебивать и возвращать к началу разговора.
– Несчастье у меня, сынок, случилось на работе. Сорвался с лестницы и упал, с высоты более трёх метров, на спину. Результат ты сейчас видишь сам. Врачи сделали несколько операций, однако, к сожалению, ходить я так и не смог. Мне дали группу инвалидности и усадили в эту чёртовую коляску.
Отец со злости ударил кулаком по тоненьким спицам. Он уже захмелел, глаза налились кровью.
– Успокойся, прошлое не вернёшь, к сожалению и не исправишь. А где мама?
– М-да, ты прав…Мама твоя, сынок, промучилась со мной больше года, и не выдержала, ушла. Ты помнишь, раньше я не злоупотреблял водочкой, но сейчас сам видишь…Заливаю от горя за воротник. Тут ещё пришло из твоей части письмо, в котором сообщали, что ты пропал без вести. Такие дела.
– И мама больше не приходила? – спросил я с надеждой в голосе.
– Нет, почему же, пару раз забегала, даже вещи мне некоторые стирала. Но потом встретила какого-то мужика и укатила с ним в другой город. Уже больше месяца не звонит.
– Надо будет к ней позвонить и встретиться.
– Как знаешь…
Я помешивал ложечкой душистый чёрный чай с лимоном и наблюдал за отцом.
– Ты бы не бросал в чай лимон, говорят, от кипятка витамины пропадают и чая вкус непривычный.
Раскусив дольку лимона, я скривился. Кислота брызнула в горло, да так, что из глаз покатились слёзы. Время приближалось к вечеру, и клонило в сон. С отцом мы болтали больше трёх часов.
– Расскажи как служба? Где приходилось бывать?
– Долго рассказывать отец. Давай уже завтра.
– Ты надолго? – спросил он, и посмотрел тоскливым взглядом. У меня сердце сжалось, и я поднялся из-за стола и обнял отца.
– Пока на неделю, в отпуск, там видно будет. Пойду я к себе в комнату.
– Мы с матерью ничего в твоей комнате не трогали. Ты как ушёл, я сделал замок и не открывал её. Вот, держи.
Отец протянул мне маленький блестящий ключик.
– Для нас с матерью было очень важно сохранить о тебе память. Она до последнего не верила, что ты погиб. Ждала и надеялась.
– И совершила предательство? Бросила тебя одного…
– Не суди ты её. Она ещё молодая, ей хочется жить полноценно, а не ухаживать за калекой.
– Ты простил её? – спросил я низким голосом.
Отец отвернулся и посмотрел в потолок. Видно было, что мой вопрос для него мучителен, впрочем, как и ответ на него. Набравшись мужества, он всё-таки ответил, и как мне показалось, искренне.
– Простил, и даже не пытался остановить. Отпустил и точка. Это честно. Поверь мне, я не преувеличиваю. Хотя продолжаю любить, и кляну длинными, и бессонными ночами судьбу за то, что она со мной так жестоко обошлась. Любовь, сынок, если она настоящая, не умирает в сердце никогда, даже если люди по каким-то причинам расстаются. Когда невыносимо больно на душе, я вспоминаю, как с ней познакомился. Это случилось ещё в школе. Твоя мама была задиристой девочкой, с длинной, до пояса, косой. Я долго ухаживал и ждал после школы, чтобы проводить домой. Она моя первая и, к сожалению, последняя любовь в жизни. Хорошо, что фото остались, и она не забрала их.
– Чем же ты живёшь?
Отец усмехнулся и покосился на окно.
– По утрам, каждый день, ко мне прилетает пара голубей. Кормлю их, телевизор смотрю, иногда читаю. Вот так и живу, – ответил он, и с грустью вздохнул. – Ты не думай, что я не могу бросить пить. Могу, правда это единственное, что украшает одинокие вечера. Бывает так тоскливо, что хочется броситься от обиды на стену, или разбить голову…Жить не хочется от такой собачьей жизни. Даже хотел отравится…Спасли соседи, когда заметили, что я два дня не выхожу из дому, они и вызвали спасателей. А я уже одной ногой был там, – и он показал пальцем на потолок. – Может Бог и остановил, или Ангел-хранитель…
Без настроения я открыл дверь в свою комнату и снова очутился в детстве. На стенах висели школьные фотографии, стоял в пыли старенький компьютер и игровые приставки. Гантели лежали под диваном и призывно выглядывали наружу. Не раздеваясь, я улёгся на диван. И тут заметил фотку Насти. Она висела приколотая тоненькой иголочкой к обоям возле школьной формы. Бережно я снял её и повертел в руках. Настя на фото улыбалась и подмигивала. «Интересно, где сейчас она? Будет завтра, чем заняться…», – решил я, повернувшись лицом к стене, и уснул.
Глава 3
На военной базе «Циклон», тем временем, разрабатывался секретный проект под кодовым названием «Зеркало». Группа военных под руководством полковника Мальцева сидела в тёмном и душном кабинете, и обсуждала первый этап запланированной акции. Мальцев страдал глоссофобией, и всячески старался скрыть этот факт от коллег. Перед каждым докладом он краснел, и вытирал вспотевшие ладони об брюки. Они в области коленей блестели, и были в неприличных, для такого ранга военного, пятнах. Жена не успевала их стирать, и всячески ругала мужа за безалаберность. Слово взял майор Семечкин, обрюзгший и неповоротливый. Прокашлявшись, он платком вытер лысину и сказал:
– Не хватает финансирования, товарищ полковник. Нам бы ещё тысяч пятьсот, и до конца недели строители закончат объект.
– Вечно ты жалуешься, – пробурчал Мальцев и засопел. – Привлекай молодёжь к строительству. Только подбирай кадры и не всех подряд. Есть надёжные ребята?
– А кто их знает, есть они или нет? Служат недавно, и большинство в облаках летает. Серьёзности ноль. Как доверить? Их даже страшно ставить на ночь в караул и выдавать оружие.
– Это кстати по твоей части, Владимир Семёнович.
Мальцев упёрся суровым взглядом в щупленького майора. Тот сидел в конце стола, и не высовывался. Когда взгляды остальных обратились на него, он втянул голову в плечи.
– Плохо проводится работа, товарищи. И всё почему? Потому что распустились. Зарплата приходит вовремя, ещё и с надбавками, никаких проблем с жилищными условиями нет – вот и работаете спустя рукава. А как отдуваться за проделанную работу? Что мне генералу докладывать? А? Я у всех спрашиваю!
Мальцев поднялся и со всей силы стукнул по столу.
– Значит так, – рявкнул он, – когда прибудет очередная комиссия, и станет проверять «Циклон», я спрошу с каждого. И не дай Бог, кто-то заболеет, или попробует переложить свою работу на плечи товарища. Смотрите.
Он пригрозил огромным кулачищем.
– Вплоть до понижения в звании, всем понятно?
В кабинете воцарилась могильная тишина. Офицеры, чувствуя вину, сидели и тупо глазели на стол.
– Деньги я постараюсь выбить, хотя, не обещаю.
Мальцев с достоинством и чувством выполненного долга уселся на свой стул.
– Докладывай Трегубов по «Зеркалу». Только давай в деталях и, лучше всего, начни с самого начала.
Из-за стола встал высокий и подтянутый подполковник Трегубов. Он отличался от остальных офицеров педантичностью и преданным отношением к службе. Это потомственный офицер, для которого слово родина, не было пустым звуком. Открытый взгляд, приятная улыбка, которая сводила многих женщин с ума, вьющиеся волосы аккуратно уложены пробором посередине. Всегда выбритый, до синевы на щёках, с коллегами пунктуален. У солдат пользуется уважением по праву.
Такими эпитетами характеризовал Мальцев Трегубова в Центральном управлении космической разведки, сокращённо ЦУКР.
– Наша Вселенная состоит не только из времени и пространства, – начал Трегубов.
Стальной голос подполковника высокий и быстрый, заставлял собеседников вздрагивать. Природная мощь и тембр Трегубова была на редкость красивой. «Большой театр потерял хорошего тенора», – так часто повторяли друзья Трегубова.
– Есть ещё другой принцип взаимосвязи, – продолжил подполковник. – Он осуществляется при помощи энергетических, световых потоков, которые излучают звёзды. Эти излучения зарегистрировали наши технари. Проект «Зеркало», начинал своё существование ещё в двадцатом столетии. Были попытки привязать звёздные сигналы к алюминиевым пластинам. К сожалению, тогда ещё не позволяли технологии завершить этот проект до конца. Так вот, если создать алюминиевые сферы и поместить туда человека, он окажется в пространстве неведомого нам мира. Таким образом, при помощи зеркал, человек сможет существовать в двух измерениях. Геометрия этого феномена пока неизвестна, но мы заканчиваем оборудовать лабораторию.
– И что это нам даст? – бесцеремонно перебил Мальцев докладчика. – Допустим, у нас получится, это укрепит нашу обороноспособность?
– Пока я не готов ответить на ваш вопрос. Мы работаем, и поверьте, перспектива этого проекта огромна. Например, мы сможем отправить человека в прошлое, и попытаемся его изменить.
У Мальцева глаза на лоб полезли. Он прищурился и спросил:
– Изменить прошлое? Это что, машина времени? Насколько я понимаю, если изменить прошлое, тогда и настоящее того, это как его, поменяется. Так же?
– Может быть…
– Что значит, может быть? Такой ответ Трегубов ни меня, ни ЦУКР не устроит. Нам нужны не предположения, а конкретные ответы на поставленные вопросы. Деньги мы получаем регулярно, и за каждый государственный рубль несём ответственность.
– Давайте, Иван Степанович, не торопиться, – ответил по-военному чётко, Трегубов. – Снять стружку с нас всегда успеют, если, конечно, мы провалим эксперимент. Но я уверен, мы сможем доказать, что не зря свой хлеб кушаем.
– Мне бы твою уверенность, – ответил с досадой в голосе Мальцев. – Хорошо, кому из солдат можно доверить выполнение этого задания?
– Над этим вопросом сейчас работают мои люди. Мы проверяем всех, но конечно отдаём предпочтение «Кентаврам». Эти ребята не раз уже доказали на что способны.
– Согласен с тобой, единственная гордость нашей части, – ответил Мальцев.
– Не согласен, есть ещё и внутренняя и внешняя космическая разведка. Там бойцы тоже не из робкого десятка. Только нужен человек, который не побоится рискнуть своей жизнью. Мы не можем дать гарантию, что испытатель вернётся обратно. Механизм возврата не отработан. Правда, есть кое какие мыслишки…
– Выкладывай какие?
– Если Центр поручит провести первый эксперимент с возвращением в прошлое, тогда выход найден.
– Каким образом? Не пойму я тебя Трегубов.
– В прошлом наш солдат сможет найти лабораторию, которая проводила опыты и помочь им с техническими деталями. Вот тогда и есть шанс вернуть его обратно. Согласны?
Глаза у Трегубова блестели. Он был настолько увлечён этой идеей, что ни капли не сомневался в успехе.
– Да, уж, всё это правильно, но сам понимаешь, нельзя исключать человеческий фактор. Человек не машина, ему свойственно допускать ошибки. Вот я, к примеру, человек не суеверный и чихать хотел на чёрную кошку, если она перешла мне дорогу. Но есть такие, кто верит в то, что чёрные коты приносят несчастье. Так же? Уверен, что человек доставляет чёрной кошке больше проблем, чем она сама. Вот так и в нашем случае. Всё идёт как по маслу, эксперимент в полном разгаре, но может вмешаться «господин случай», не дай Бог, конечно, и тогда всё пойдёт в другое русло. Ты об этом, Трегубов, подумал?
Подполковник пожал плечами и развёл руки в стороны.
– Если так, тогда вообще ничего не стоит делать; просто сидеть, сложа руки и баста, – парировал он.
– Необходимо мыслить масштабно и пытаться, как шахматисты, смотреть на пару шагов вперёд, чтобы не получить мат, от более хитрого противника. Я тебя, Трегубов, прекрасно понимаю, но ответственность на мне. Так что думай, и хорошенько. На сегодня всё. Да, чуть не забыл, обязательно познакомить меня с личным делом солдата, который даст согласие на участие в проекте. И прошу, не приказываю, прошу по человечески, не надо никого заставлять идти на столь рискованный шаг. Человек должен сам принять такое решение, без давления. Свободны, товарищи офицеры.
Мальцев захлопнул за офицерами дверь и достал из шкафа бутылку коньяку.
– Что-то в последнее время пристрастился я к этой гадости, пора завязывать, – пробурчал он под нос.
Глава 4
Утром, выбежав на балкон, я тут же налетел на перила. Внизу находился родной город! Некоторые здания я узнавал, они строились при мне, и теперь выглядели серо и мрачно среди новых построек, светлых и радостных. Высотки соседствовали с крохотными, словно бы из русских былин, домиками, блестели широкие ленты автобанов, и узкие дорожки парков терялись в бесконечности. Неподдельные чувства овладевали мной. Я гордился своим народом, который, не смотря на трудности, сумел перестроить и наладить жизнь. Отец спал в кресле на кухне, рядышком валялась пустая бутылка водки. Я не захотел его будить, прикрыл ноги клетчатым пледом, чтобы он не замёрз. Нагрел чайник и, нарезав несколько бутербродов с колбасой, перекусил. Поковырявшись среди старых вещей, переоделся и собрался сходить в город. Каково же было моё удивление, когда в дверном проёме появилась Настя. Она мило улыбалась, словно утренняя звёздочка, с распущенными волосами, блестевшими как жидкое золото. Молодая, сильная, с морским загаром и высокой грудью – она показалась мне игрушечной куклой Барби. Цветное платье в ярких кружевах подчёркивало изящную фигуру и стройные ноги. Живописную картину слегка портили плечи, которые, из-за худобы, торчали будто свечки.
– Привет, – прошептала она и уселась на стул.
– Привет, моя дорогая одноклассница. Как ты узнала, что я вернулся?
– Вчера позвонил твой отец.
– Ну-да, – я чуть замялся и покраснел, вспоминая отца, уснувшего на кухне.
– Не желаешь прогуляться? – сказала она и поднялась. – Погода просто супер!
– Такой красавице невозможно отказать, идём, конечно.
Мы выбежали из квартиры и понеслись, как дети вниз по ступенькам догоняя один другого.
– Не догонишь, не догонишь, – дразнила меня Настя и громко смеялась. Уже во дворе я догнал её и остановил. Наши глаза на долю секунды встретились. Настя опустила голову мне на плечи и сказала:
– Ты помнишь наш разговор, после школы?
– Конечно, разве такое возможно забыть?
Я сжал руками её осиную талию и, не спрашивая разрешения, поцеловал в губы. Настя смутилась и слегка отстранила меня, правда без особого напора. Так мы стояли минут пять, и не могли друг от друга оторваться. Вспоминая школьные годы, на душе становилось теплей, мир приобретал совсем новые краски. Мимо проходили люди, и с любопытством рассматривали. Не замечая никого, я гладил Настю по мягким локонам и спине. Нас случайно зацепил прохожий и, извинившись, потопал дальше.
– Идём, на нас уже обращают внимания, – прошептала смущённая Настя.
– Ну и пусть, – мне не хотелось её отпускать.
Настя взяла меня за руку и потянула за собой.
– Куда ты меня тянешь, – крикнул я и прибавил шаг.
– В парк! Там сегодня запускают новые аттракционы, будет весело!
Лёгкий ветерок трепал Настины волосы, в эти мгновения она была похожа на непослушную девчонку, для которой мнение окружающих и родителей пустой звук. Её поведение было настолько заразительным, что я плюнул на все условности и предрассудки и бежал за ней. Мне казалось, что все эти годы не хватало только её одной, весёлой и жизнерадостной. Отношения с женщинами в прошлом не вызывали столько восторга, и не будили в душе целую бурю страсти. У Насти гармонично сочеталось то, что хочет получить и иметь каждый мужчина – огонь, маленькая чертовщинка в глазах и неуёмная тяга к прекрасному. Она была соткана из-тончайших ниточек света, которые тянули к себе неземным теплом.
– Ты очень красивая, – сказал я и попробовал задержать Настю.
Она остановилась и с вызовом в глазах посмотрела на меня.
– Красивая, не значит счастливая…
Настя опустила голову, и мне показалось, что ещё чуть-чуть и она заплачет.
– Что случилось? – спросил я как можно мягче.
– Одна я осталась, Лёшка, родителей больше нет.
– Как? Почему? Давай рассказывай, я прошу тебя.
Мы уселись на деревянную скамейку перед входом в парк. Настроение улетучилось и сердце сжалось. Настя в задумчивости молчала, по всей видимости, воспоминания давались с трудом.
– Мама умерла от неизвестной болезни. Причём всё произошло так быстро, что я не успела с ней проститься. В тот день я была на работе, и пока примчалась в больницу, было поздно. Врачи оказались бессильны помочь.
– Она чем-то болела?