Реликварий Чайлд Линкольн

Смитбек в ужасе увидел свежий номер «Пост».

– Да, – ответил он.

Миссис Вишер вновь сложила руки на коленях и продолжила:

– Мне хотелось увериться в этом. Итак, какой важной информацией в связи со смертью моей дочери вы пожелали со мной поделиться? Впрочем, не надо. Не говорите. Ведь это был всего лишь профессиональный трюк. Не так ли?

Вновь наступило молчание. Смитбек поймал себя на том, что почти с нетерпением ждет явления одиннадцатичасового визитера. Он был готов на все, лишь бы побыстрее уйти отсюда.

– Как вы это делаете? – спросила она.

– Что?

– Где вы берете все эти помои? Вам недостаточно того, что мою дочь жестоко убили. Вам и подобным вам людям хочется очернить ее память. Почему?

– Миссис Вишер, – сглотнул слюну Смитбек, – я всего лишь…

– Прочитав всю эту мерзость, можно подумать, что Памела была всего-навсего сумасбродной, эгоистичной девчонкой из высшего общества, которая вполне заслуживала то, что получила. Вы заставляете читателя радоваться тому, что моя дочь убита. Поэтому мой вопрос очень прост: как вы это делаете?

– Миссис Вишер, жители этого города не желают ничего видеть, если не сунуть факты им прямо в рожи, – начал он, но тут же умолк. Миссис Вишер верила в его оправдания не больше, чем он сам.

Слегка подавшись вперед, она сказала:

– Ведь вы же совсем ничего не знаете о Памеле, мистер Смитбек. Вы замечаете лишь то, что лежит на поверхности. Ничто другое вас не интересует.

– Все совсем не так! – неожиданно для самого себя взорвался Смитбек. – То есть меня интересует не только это. Я хочу знать, какой была настоящая Памела Вишер.

Миссис Вишер долго молча смотрела на него. Затем она встала, вышла из комнаты и, вернувшись с аккуратно вставленной в рамку фотографией, протянула ее Смитбеку. На качелях, привязанных к толстой ветке дуба, раскачивалась девчушка лет шести и что-то радостно кричала в камеру. У малышки не хватало двух передних зубов, а ее фартучек и смешные косички развевались на ветру.

– Вот та Памела, мистер Смитбек, которую я запомнила навсегда, – ровным голосом сказала миссис Вишер. – Если вас действительно интересует моя дочь, напечатайте этот снимок, а не тот, который вы продолжаете печатать, и где она изображена безмозглой светской девицей. – Она села на диван и разгладила платье на коленях. – А ведь Памела только-только начала улыбаться после смерти отца. И ей хотелось немного отвлечься, прежде чем приступить осенью к работе. Разве это преступление?

– К работе? – спросил Смитбек.

Снова наступило молчание. В этой похоронной тишине полутемной комнаты Смитбек чувствовал на себе взгляд миссис Вишер.

– Да, к работе, – наконец сказала она. – Девочка приступала к работе в хосписе для умирающих от СПИДа. Вы без труда могли бы об этом узнать, если б провели хотя бы минимальное расследование.

Смитбек снова сглотнул слюну.

– И в этом – истинная Памела. – Голос миссис Вишер внезапно дрогнул. – Добрая, щедрая, полная жизни. Я хочу, чтобы вы написали о ней.

– Я сделаю все, что в моих силах, – пробормотал Смитбек.

Миг слабости прошел, и миссис Вишер снова стала очень холодной и очень далекой. Когда она опустила голову и слегка шевельнула рукой, Смитбек понял, что его отпускают. Он пробормотал слова благодарности, взял магнитофон и направился к лифту с максимально возможной в подобных обстоятельствах скоростью.

– И еще, – вдруг сказала миссис Вишер неожиданно жестким тоном. Смитбек замер в дверях. – Они не могут мне сказать, когда она умерла, где она умерла и даже как она умерла. Но Памела умерла не напрасно. Это я вам обещаю.

Миссис Вишер говорила с таким напором, что Смитбек повернулся и внимательно посмотрел ей в лицо.

– Вы сказали нечто очень важное, – продолжала она. – Вы сказали, что жители этого города не желают ничего видеть, пока факт не сунут им в рожу. Именно это я и намерена сделать.

– Каким образом? – спросил Смитбек.

Но миссис Вишер откинулась на спинку дивана, и ее лицо оказалось в глубокой тени. Чувствуя себя совершенно опустошенным, Смитбек прошел через прихожую и нажал кнопку лифта. Лишь оказавшись на улице, он, щурясь от яркого летнего солнца, еще раз взглянул на детскую фотографию Памелы. Только сейчас до него дошло, какая она неординарная личность, эта миссис Вишер.

Н а стальной двери в конце серого коридора была аккуратная маленькая табличка

СУДЕБНАЯ АНТРОПОЛОГИЯ.

Здесь находились самые совершенные приборы для анализа человеческих останков. Марго попыталась повернуть ручку и с удивлением обнаружила, что дверь заперта. Странно. Она бывала здесь бессчетное количество раз, помогая в исследовании всего, что только можно, начиная с мумий, доставленных из Перу, и кончая обитателями пещерных городов, но дверь не запиралась никогда. Марго уже хотела постучать, и тут дверь перед ней распахнулась.

Войдя внутрь, она замерла. Обычно залитая ярким светом и кишевшая студентами лаборатория была непривычно темна и пуста.

Массивные электронные микроскопы, приборы для просмотра рентгенограмм и аппараты электрофореза, выключенные, стояли вдоль стен. Окно, из которого открывался роскошный вид на Центральный парк, было плотно зашторено. По краям единственного пятна света посреди комнаты стояли в тени несколько мужчин.

Под лампой белел большой стол для образцов. На столе лежало нечто коричневое и узловатое, а рядом с этим коричневым и узловатым виднелся накрытый синим пластиком удлиненный невысокий предмет. Всмотревшись повнимательнее, Марго поняла, что на столе находится человеческий скелет, декорированный бахромой из рассеченных сухожилий и мышечной ткани. В лаборатории витал хотя и слабый, но вполне различимый запах тления.

Дверь за ней закрылась, замок защелкнулся. Из полутьмы к собравшимся шагнул лейтенант д’Агоста. На нем, похоже, был все тот же костюм, который он носил полтора года назад, расследуя дело о Музейном звере. Проходя мимо Марго, лейтенант коротко кивнул, и ей показалось, что за это время д’Агоста сбросил несколько фунтов. Марго машинально отметила, что цвет его костюма прекрасно гармонирует с грязно-коричневым колером скелета.

Когда глаза адаптировались к полумраку, Марго обежала взглядом стоящие у стола фигуры. Слева от д’Агосты был какой-то нервный тип в лабораторном халате со стаканчиком черного кофе в пухлой руке. Рядом с ним – высокая худощавая Оливия Мирриам – новый директор музея. Еще один человек стоял совсем в тени, и Марго видела только неясный силуэт.

Директриса одарила ее невыразительной улыбкой.

– Благодарю вас, доктор Грин, за то, что вы нашли возможность прийти. Эти джентльмены, – она едва заметно повела рукой в сторону д’Агосты, – обратились к нам за помощью.

В комнате повисло молчание. Первым его нарушил д’Агоста:

– Больше ждать мы не можем. Он живет у черта на рогах в Мендхэме. А когда я ему вчера вечером позвонил, он не выразил никакого восторга по поводу приглашения. – Лейтенант обвел взглядом собравшихся: – Все видели утренний выпуск «Пост»?

– Нет, – ответила директриса, глядя на него с нескрываемым отвращением.

– В таком случае позвольте мне кратко пояснить. – Он небрежно махнул рукой, указывая на скелет: – Разрешите представить вам мисс Памелу Вишер. Дочь Аннетт и Гораса Вишер, ныне покойного. Не сомневаюсь, что ее фотографию вы видели в городе. Она исчезла двадцать третьего мая примерно в три часа пополуночи. Мисс Вишер провела вечер в «Винном погребке», ночном полуподвальном клубе на Южной улице Центрального парка. Пошла позвонить по телефону и не вернулась. С тех пор ее никто не видел. До вчерашнего дня, когда мы обнаружили ее скелет – за вычетом черепа – в Протоке Гумбольдта. По всей видимости, его вынесло из Вестсайдского обводного коллектора во время последнего ливня.

Марго еще раз посмотрела на лежащие на столе останки. Она видела сотни скелетов, но ни один из них не принадлежал ее знакомому или хотя бы человеку, о котором она что-то слышала. Трудно поверить, что это отвратительная груда костей когда-то была той самой хорошенькой блондинкой, о которой Марго читала каких-то пятнадцать минут назад.

– Вместе с останками Памелы Вишер мы обнаружили это. – Д’Агоста кивком указал на предмет, накрытый синим пластиком. – Прессе, благодарение Богу, пока известно только, что найден еще один скелет. – Д’Агоста посмотрел на стоящего в тени человека: – Теперь я передаю слово доктору Саймону Брамбеллу, главному судмед–эксперту города Нью-Йорка.

Темная фигура выступила в свет, и Марго увидела стройного мужчину лет шестидесяти пяти. Обтянутая блестящей кожей голова напоминала обнаженный череп, а глубоко запавшие черные глаза, поблескивающие за старомодной роговой оправой, лишь усиливали впечатление. Подвижности в его удлиненном лице было столько же, сколько волос на голове.

Приложив палец к губам, он произнес:

– Если вы сделаете несколько шагов вперед, то сами сможете все увидеть. – Это было сказано с легким дублинским акцентом.

Когда все неохотно подошли к столу, доктор Брамбелл взялся за край синего пластика, замер и ловким движением фокусника сдернул его. Лицо его по-прежнему не выражало никаких эмоций.

Под покрывалом оказались останки еще одного обезглавленного трупа, такие же бурые и в той же стадии разложения, что и первые. Марго едва не задохнулась от волнения, увидев безобразно утолщенные кости ног и непривычное строение некоторых крупных суставов. В этом скелете все было не так.

«Что за чертовщина?» – подумала она.

Раздался глухой удар в дверь.

– Господи! – д’Агоста бросился открывать. – Наконец-то!

Дверь распахнулась, и перед собравшимися предстал Уитни Кадваладер Фрок, знаменитый теоретик в области биологической эволюции. Заскрипела инвалидная коляска: доктор подъехал к столу для образцов. Ни на кого не обращая внимания, он воззрился на кости. Взгляд его задержался на втором скелете. По прошествии некоторого времени доктор Фрок, откинув упавшую на лоб седую прядь, кивнул директору музея и д’Агосте. Когда же он увидел Марго, лицо его выразило изумление, которое тут же сменилось радостной улыбкой.

Марго, в свою очередь, улыбнулась и кивнула. Она не видела Фрока со дня прощальной вечеринки, хотя до того, в бытность ее аспиранткой в музее, доктор был ее научным руководителем. Доктор Фрок оставил музей, чтобы посвятить все время написанию книги. Однако пока никаких признаков того, что обещанный им следующий том эпохального труда «Фрактальная эволюция» скоро увидит свет, не было.

Главный судмедэксперт города Нью-Йорка, едва удостоив взглядом прибывшего, продолжил:

– Теперь я предлагаю вам взглянуть на гребни, образовавшиеся на бедренных костях, а также на костные выросты и остеофиты на позвоночнике и суставах. Обратите внимание, что ребра имеют трапециевидное сечение, а не нормальное призматическое. И наконец, я хотел бы указать на необычайную толщину бедренной кости. Подводя итоги, должен сказать, что мы имеем дело с весьма странным случаем. Конечно, наблюдаются и другие ярко выраженные отклонения от нормы. Но их вы способны заметить и сами.

– Несомненно, – согласился д’Агоста.

– Что касается меня, – откашлялся доктор Фрок, – то я не имел возможности провести тщательное исследование. Однако посмею задать вопрос: не допускаете ли вы в данном случае возможности ДИСГа?

Патологоанатом, на сей раз более внимательно взглянув на Фрока, кивнул:

– Очень тонкое замечание, но, к сожалению, ошибочное. – Обращаясь к аудитории, он пояснил: – Уважаемый доктор Фрок имеет в виду диффузный идиопатический скелетный гиперостоз – разновидность тяжелого дегенеративного артрита. – Он покачал головой: – Это и не остеомаляция, хотя, живи мы не в двадцатом веке, я мог бы предположить, что мы имеем дело с чудовищным случаем деформации костей. Я прошелся по медицинским базам данных, но не нашел ничего, что могло бы объяснить подобное состояние скелета.

Брамбелл нежно, почти любовно провел пальцами по бурому позвоночнику и продолжил лекцию:

– У обоих скелетов имеется еще одна общая любопытная аномалия, которую мы заметили только вчера вечером. Доктор Падельски, не могли бы вы оказать нам любезность и принести микроскоп?

Тучный мужчина в лабораторном халате исчез во тьме и тут же появился, катя перед собой большой бинокулярный микроскоп со снятым предметным столиком. Он остановил микроскоп над шейными позвонками изуродованного скелета, заглянул в окуляры, настроил фокусировку и отступил назад.

Брамбелл поднял ладонь:

– Прошу вас, доктор Фрок.

Фрок подъехал к столу и, прильнув к окулярам, застыл в неподвижности. Время шло. Наконец он распрямился и, ни слова не говоря, откатил свое кресло назад.

– Теперь вы, доктор Грин, – повернулся к ней патологоанатом. Марго подошла к микроскопу и склонилась над окулярами, зная, что находится в центре внимания.

Вначале она не могла понять, что это. Затем сообразила – бинокуляр сфокусирован на шейном позвонке. На одном из его краев виднелось несколько неглубоких, ровных бороздок.

Она медленно распрямилась, чувствуя, как возвращаются прошлые страхи и отказываясь верить в то, о чем кричали эти борозды на кости.

– Ваше мнение, доктор Грин? – вскинул брови главный судмедэксперт Нью-Йорка.

Марго глубоко вздохнула и, собравшись с силами, произнесла:

– Если делать догадки, то я предположила бы, что вижу следы зубов.

Она встретилась взглядом с доктором Фроком.

Теперь Марго знала – точнее, оба они теперь знали, – почему Фрока пригласили на эту встречу.

Брамбелл спокойно ждал, пока все посмотрят в микроскоп. Потом, ни слова не говоря, прокатил бинокуляр над скелетом Памелы Вишер и настроил фокусировку, но теперь уже над костями таза. И снова первым к микроскопу подкатил Фрок, а за ним – Марго. Сомнений не оставалось. Марго ясно увидела, что в некоторых местах костная поверхность прокушена, и зубы проникли в губчатую ткань.

– Лейтенант д’Агоста сообщил мне, что скелеты доставлены из Вестсайдского обводного коллектора, – щурясь от яркого света, сказал Фрок.

– Точно, – подтвердил д’Агоста.

– Вынесло во время последнего ливня?

– Теоретически да.

– Не исключено, что нашу парочку попробовали на зуб бродячие псы, пока тела находились в канализации.

– Это – одна из возможностей, – согласился Брамбелл. – Судя по глубине следов, я определил бы давление зубов примерно в 1 200 фунтов на квадратный дюйм. Пожалуй, для собаки многовато. Как, по-вашему?

– Нет. Если кусал родезийский риджбек.

– А может, собака Баскервилей, профессор? – Брамбелл склонил голову набок.

– Я не убежден, что давление зубов столь велико, как вы утверждаете, – уловив сарказм, сердито бросил Фрок.

– Аллигатор, – высказал предположение д’Агоста.

Все разом повернулись к нему.

– Аллигатор, – повторил он чуть ли не воинственно. – Да вы и сами знаете. Их спускают, совсем маленьких, в унитазы, и они вырастают большими в канализации. Я об этом где-то читал.

Брамбелл издал сухой, как песок в пустыне, смешок и назидательно произнес:

– У аллигаторов, лейтенант, как и у всех рептилий, зубы имеют коническую форму. Эти же следы оставлены небольшими треугольными зубами млекопитающего, скорее всего из семейства псовых.

– Из семейства. Но необязательно самой собаки. Давайте не станем забывать основополагающего принципа: самое простое объяснение, как правило, самое верное.

Брамбелл, набычившись, уставился на Фрока:

– Я знаю, что это основополагающий принцип ученых. В нашем же деле мы придерживаемся принципа Шерлока Холмса: «Когда вы устраните невозможное, то все, что осталось – каким бы невероятным оно ни выглядело, – должно оказаться истиной».

– Ну и какие же ответы остаются, доктор Брамбелл? – поинтересовался Фрок.

– В настоящий момент у меня нет убедительных объяснений.

Фрок откинулся на спинку инвалидного кресла.

– Второй скелет представляет определенный интерес. Возможно даже, что он стоил путешествия из Мендхэма. Но вы забыли, что я удалился на покой.

Марго задумчиво смотрела на Фрока. Профессор, насколько она его знала, должен был бы заинтересоваться этой головоломкой. Неужели останки напомнили Фроку – так же как и ей – события полуторагодовой давности? Если так, его отношение понятно. Старик сопротивляется. Такие воспоминания не способствуют спокойному отдыху.

В беседу вступила Оливия Мирриам:

– Доктор Фрок, мы надеялись, что вы окажете помощь в изучении скелетов. Ввиду необычности ситуации музей согласился предоставить в распоряжение полиции свою лабораторию. Мы были бы счастливы выделить вам на необходимый срок кабинет на пятом этаже и предоставить помощь секретаря.

Фрок удивленно вскинул брови:

– Но я убежден, что городской морг располагает самым совершенным оборудованием. Я уже не говорю о ярком медицинском даровании доктора Брамбелла, осчастливившего нас сегодня своим присутствием.

– Что касается моего яркого медицинского дарования, доктор Фрок, тут вы абсолютно правы, – ответил Брамбелл. – Но вот относительно самого совершенного оборудования вы, к сожалению, заблуждаетесь. Бюджетные ограничения последних лет привели к тому, что мы существенно отстали от времени. Кроме того, морг не место для такого рода исследований. Его невозможно закрыть для публики. В настоящее время он подвергся нападению репортеров и телевизионщиков. И, к несчастью, – он выдержал паузу, – мы в городском морге лишены возможности услышать ваше просвещенное мнение.

– Благодарю вас, – кивнул Фрок и, указывая на второй скелет, продолжил: – Не понимаю, неужели трудно идентифицировать человека, который при жизни выглядел как…хм-м-м… как недостающее звено.

– Смею вас заверить, мы пытались, – сказал д’Агоста. – За последние двадцать четыре часа мы проверили каждого исчезнувшего Тома, Дика и Гарри в трех штатах. Ничего. И насколько нам известно, урод, подобный этому, вообще не существовал, а уж тем более не пропадал и не позволял себя сжевать, пребывая в нью-йоркском дерьме.

Фрок, казалось, не слышал ответа. Его голова медленно опустилась на грудь, и он на несколько минут застыл в неподвижности. В лаборатории воцарилась тишина, нарушаемая лишь нетерпеливым причмокиванием доктора Брамбелла. Наконец Фрок очнулся. Он глубоко вздохнул и, кивнув с таким видом, словно изнемог сопротивляясь, ответил:

– Ну хорошо. Я смогу уделить вам неделю. У меня есть и другие заботы в городе. Полагаю, присутствующая здесь мисс Грин будет мне помогать?

Только сейчас до Марго дошло, почему ее пригласили на это секретное сборище. Теперь же ей все стало ясно. Фрок полностью доверял ей. Вместе они раскрыли тайну Музейного зверя. «Эти люди, видимо, решили, – догадалась она, – что Фрок согласится работать только со мной и больше ни с кем».

– Подождите! – вырвалось у нее. – Я не могу этим заниматься!

Все взоры обратились на Марго, и она запоздало поняла, что высказалась более резко, чем хотела.

– Я хочу сказать, что сейчас у меня просто нет времени, – пояснила она уже более спокойным тоном.

Фрок сочувственно посмотрел на нее. Он-то прекрасно знал, какие ужасные воспоминания связаны с этой работой.

Узкое лицо директрисы сделалось суровым.

– Я поговорю с доктором Хоторном, – сказала она. – Он предоставит вам времени столько, сколько потребуется, чтобы оказать помощь полиции.

Марго уже было открыла рот, чтобы возразить, но передумала. Жаль, что она так недавно стала смотрителем музея и поэтому не имеет возможности отказаться.

– Вот и хорошо. – На иссушенном лице Брамбелла мелькнуло подобие улыбки. – Разумеется, я буду работать с вами. Но прежде чем мы разойдемся, я хотел бы еще раз подчеркнуть, что расследование требует абсолютной секретности. Достаточно уже того, что появилось сообщение об обезглавленных останках Памелы Вишер. Если кто-то узнает, что светскую красавицу перед смертью… а может быть, и после смерти… погрызли… – Конец фразы повис в воздухе, а доктор провел ладонью по лысому черепу.

– Вы полагаете, следы зубов могут оказаться не посмертными? – бросил на него быстрый взгляд Фрок.

– Разница, доктор Фрок, буквально в каком-то часе. Во всяком случае, для одного из укусов. Одним словом, мэр и шеф полиции с нетерпением ждут результатов.

Фрок ничего не ответил. Было ясно, что совещание закончилось. Все, кроме Фрока и Марго, направились к выходу, стараясь как можно быстрее оказаться подальше от лежащих на столе коричневых останков.

Проходя мимо Марго, директриса музея сказала:

– Если вам потребуется помощь, обращайтесь непосредственно ко мне.

Доктор Брамбелл, бросив последний взгляд на Фрока и Марго, проследовал за директрисой.

Последним уходил лейтенант д’Агоста. На мгновение он задержался в дверях.

– Если вам будет невтерпеж с кем-нибудь потолковать, говорите со мной. – Он хотел сказать что-то еще, но передумал, кивнул, резко повернулся и вышел. Когда дверь за ним закрылась, Марго осталась в обществе профессора Фрока, того, что когда-то было Памелой Вишер, и безобразно деформированного безголового скелета.

– Марго, запри, пожалуйста, дверь, – попросил Фрок, выпрямляясь в своем кресле. – И зажги свет. – Подкатившись к столу, он добавил: – А теперь вымой как следует руки, да не забудь про щетку.

Марго посмотрела на скелеты и перевела взгляд на старого профессора.

– Доктор Фрок, – начала она, – вы не считаете, что это может быть работа…

– Нет! – яростно прошептал он. – Не считаю, пока мы не убедимся в обратном.

Некоторое время Марго смотрела ему прямо в глаза. Затем молча кивнула и направилась к выключателю. То, что сейчас не было сказано, беспокоило ее гораздо больше, чем эта пара мерзких скелетов.

С митбек втиснулся в узкую телефонную будку, расположенную в прокуренном зале бара «Кошачья лапа». Не выпуская из рук стакана, он, с трудом отыскав в полумраке нужные кнопки, набрал номер своего рабочего кабинета. Его интересовало, сколько человек уже позвонили.

Смитбек никогда не сомневался в том, что он принадлежит к числу величайших журналистов города Нью-Йорка. Возможно даже, что он – самый великий. Полтора года назад он поведал миру о Музейном звере. И поведал не в той вялой, отстраненной манере, в которой обычно дается подобный материал. Нет, вместе с д’Агостой и другими он боролся за жизнь во тьме той апрельской ночи. После публикации написанной по следам событий книги его положение ведущего криминального репортера «Нью-Йорк пост» стало еще более прочным. И вот теперь – дело Вишер. Сенсационные материалы появляются гораздо реже, чем он когда-то думал. Кроме того, всегда готовы подставить ножку конкуренты вроде этого ничтожества Брайса Гарримана – криминального репортера из «Нью-Йорк таймс». Но он, Смитбек, разыграл карту Вишер правильно. Из нее получится такой же крутой материал, как и из Мбвуна. Если не круче.

«Великий журналист, – размышлял Смитбек, – приспосабливается к открывающимся возможностям». Взять, к примеру, дело Вишер. Он оказался совершенно не готов к встрече с матерью. Миссис Вишер произвела на него сильнейшее впечатление, Смитбек был смущен и тронут. Под влиянием новых для него эмоций Смитбек написал статью, в которой изобразил Памелу Вишер ангелом с Южной улицы Центрального парка и описал ее смерть в трагических тонах. Но подлинным озарением гения была идея предложить награду в 100 000 долларов за информацию, которая поможет выявить убийцу. Озарение пришло как раз, когда он писал статью. С недописанной статьей и идеей о награде он направился прямиком в кабинет Арнольда Мюррея – нового редактора «Пост». Мюррею идея пришлась по душе, и он ее тут же одобрил, даже не посоветовавшись с издателем.

Джинни, секретарша, подняла трубку. Она была взволнована. Двадцать звонков – и все как один ложные.

– Неужели? – обескураженно спросил Смитбек.

– К тебе тут еще посетитель приходил. Жуткий тип, нет, правда, – затараторила секретарша – тощая коротышка, обитавшая где-то в Ронконкоме и млеющая при виде Смитбека.

– Вот как?

– Точно! Весь такой оборванный, в лохмотьях и жутко вонючий. Господи, я прямо чуть не задохнулась. Еще и датый к тому же!

«Может быть, это как раз то, что надо?» – возбужденно подумал Смитбек, а вслух спросил:

– Что он хотел?

– Сказал, что у него есть сведения об убийстве Вишер. Предложил тебе встретиться с ним в мужском туалете Пенсильванского вокзала…

Смитбек едва не уронил стакан.

– В мужском туалете? Ты, наверное, шутишь?

– Так он сказал. Как ты думаешь, он извращенец? – спросила Джинни с нескрываемым интересом.

– В каком туалете?

На другом конце провода зашуршала бумага.

– Я все записала… Вот. Северный конец, нижний уровень, слева от эскалатора на двенадцатый путь. В восемь вечера. Сегодня.

– Какие у него сведения?

– Он больше ничего не сказал.

– Спасибо.

Смитбек повесил трубку и посмотрел на часы. Семь сорок пять. Вокзальный туалет? Нужно быть безумцем или вконец отчаявшимся человеком, чтобы отправиться за информацией в сортир.

Смитбеку никогда еще не доводилось бывать в мужских туалетах Пенсильванского вокзала. Едва открыв двери в просторное жаркое помещение и чуть было не задохнувшись от ударивших в нос запахов, он твердо решил, что лучше помочится в штаны, чем воспользуется услугами этого сортира.

Смитбек опоздал на пять минут. «А может, этот тип уже ушел? – с надеждой подумал журналист. – Если, конечно, допустить, что он здесь вообще появлялся». Он уже был готов выскочить из туалета, как вдруг услышал мрачный голос:

– Уильям Смитбек?

– Что? – Смитбек недоуменно оглядывал абсолютно пустое помещение. Наконец он заметил в щели под дверцей самой дальней кабины чьи-то ноги. Дверца открылась. Из кабинки вышел низенький костлявый мужчина и нетвердой походкой направился к журналисту. Одежда обитателя сортира состояла из грязных лохмотьев, волосы свалялись в комья самой разнообразной, но весьма непривлекательной формы. Неописуемого цвета борода раздваивалась на животе над самым пупком, видневшимся сквозь дыру в рубашке.

– Уильям Смитбек? – повторил он, глядя на журналиста слезящимися глазами.

– Кто же еще?

Ни слова не говоря, мужчина направился в дальний конец туалета. Он вошел в открытую кабинку и обернулся, поджидая Смитбека.

– У вас есть для меня информация? – спросил журналист.

– Топайте за мной. – Мужчина показал на кабинку.

– Еще чего! – возмутился Смитбек. – Если хотите со мной говорить, говорите здесь, но туда, приятель, я за вами не пойду.

– Так ведь это же единственный путь! – И оборванный тип гостеприимно махнул рукой.

– Путь – куда?

– Вниз.

Смитбек осторожно приблизился к кабинке. Тип уже вошел внутрь и, примостившись за унитазом, отодвигал в сторону крашеный металлический лист, который, как выяснилось при ближайшем рассмотрении, прикрывал пробитое в грязной стене большое отверстие с неровными краями.

– Туда? – спросил Смитбек.

Оборванный тип утвердительно кивнул.

– Куда ведет эта дыра?

– Вниз, – повторил тип.

– И не думайте! – И Смитбек решительно направился к выходу из туалета.

– Я должен привести вас к Мефисто! – крикнул ему вслед оборванец. – А уж он сам потолкует с вами об убийстве той девочки. Он знает кое-что очень важное.

– Ну уж увольте!

– Вы можете мне доверять, – просто сказал оборванец, глядя прямо в глаза журналисту.

Несмотря на лохмотья, вонь и взгляд наркомана, Смитбек ему почему-то поверил.

– Что – важное? – спросил он.

– А это вам скажет уже сам Мефисто.

– Кто такой Мефисто?

– Наш вождь, – ответил мужчина, пожав плечами с таким видом, словно сказанного было вполне достаточно.

– Наш?

– Да. Лидер сообщества «Шестьсот шестьдесят шестая дорога».

Неуверенность еще оставалась, но Смитбека уже охватил охотничий азарт. Организованное подземное сообщество? Да уже из одного этого выйдет отличный материал. А если этот Мефисто действительно что-то знает об убийстве Памелы Вишер…

– А где оно, это сообщество «Шестьсот шестьдесят шестая дорога»? – спросил он.

– Этого я сказать вам не могу. Но дорогу покажу. Они называют меня Стрелком-Радистом! – В глазах оборванца промелькнул огонек гордости.

– Послушайте, – сказал Смитбек. – Я не могу лезть в эту дыру. Там на меня могут напасть… ограбить.

– Ни за что! – Оборванец яростно замотал головой. – Со мной вы будете в полной безопасности! Всем известно, что я главный гонец самого Мефисто.

Смитбек внимательно посмотрел на оборванца: слезящиеся глаза, мокрый нос, грязная борода чародея. И этот человек проделал путь до редакции «Пост». Непростое дело при такой-то внешности.

Затем он представил себе наглую рожу Брайса Гарримана и явственно увидел, как редактор «Таймс» вызывает Брайса, чтобы спросить, как получилось, что Смитбек вновь первым опубликовал сенсационный материал.

Картина ему понравилась.

Когда Смитбек лез в дыру, человек, именуемый Стрелком-Радистом, придерживал жестяной лист, и как только они оказались рядом, путем довольно сложных манипуляций вернул щит на место, укрепив его несколькими кирпичами.

Смитбек огляделся. Он стоял в длинном узком тоннеле. Над головой тянулись похожие на серые вены водопроводные и паровые трубы. Потолок был низким, но не настолько, чтобы человек его роста не мог стоять выпрямившись. Вечерний свет пробивался через решетки в потолке, расположенные одна от другой на расстоянии ста ярдов.

Журналист следовал за сутулой, невысокой фигурой, слабо различимой в тусклом освещении. Время от времени сырое, промозглое пространство заполнял грохот про–носившихся поблизости поездов. Смитбек улавливал этот звук скорее костями, нежели ушами.

Они шли в северном направлении по казавшемуся бесконечным тоннелю. Минут через пятнадцать Смитбека охватило щемящее беспокойство.

– Простите, – сказал он, – насколько долгая прогулка нам предстоит?

– Короткую дорогу к нашему сообществу Мефисто держит в тайне.

Смитбек понимающе кивнул, старательно обходя здорово распухшую дохлую собаку. Неудивительно, что обитатели тоннеля страдали паранойей, но происходящее выходило за всякие рамки. Судя по времени, они сейчас где-то под Центральным парком.

Вскоре тоннель начал слегка изгибаться к западу. В массивной бетонной стене Смитбек заметил несколько стальных дверей. Над головой шла большая труба, с изоляции стекали на пол крупные капли воды. На изоляции было начертано:

ОПАСНО:

СОДЕРЖИТ АСБЕСТОВОЕ ВОЛОКНО.

ИЗБЕГАЙТЕ ОБРАЗОВАНИЯ ПЫЛИ.

УГРОЗА РАКА И ЛЕГОЧНЫХ ЗАБОЛЕВАНИЙ.

Остановившись и порывшись в карманах лохмотьев, Стрелок-Радист извлек оттуда ключ и вставил его в замочную скважину на ближайшей двери.

– Как вы раздобыли этот ключ? – поинтересовался Смитбек.