Тайна Безымянной высоты. 10-я армия в Московской и Курской битвах. От Серебряных Прудов до Рославля. Михеенков Сергей
Иванову сделали выговор. Отняли у парня пистолет. Его он, надо заметить, не бросил, принес в отряд. Гранат у него не было. Постращал немцев и полицаев, чтобы выторговать у них несколько минут для того, чтобы выскочить из дома.
Написали письмо: так, мол, и так, благодарим вас и вашего помощника Дятлова за службу и помощь, ждите новых указаний… И подпись: «Из леса». Письмо подбросили в Бетлице, в пристанционной больнице, обронили в коридоре, когда шел прием немцев.
Письмо сработало. Немцы поверили, что мокровский бургомистр связан с лесом, и расстреляли и его, и Дятлова.
Другая история.
Из Раменного леса к Варшавскому шоссе ходили наблюдатели. Наблюдательный пункт партизаны устроили недалеко от деревни Муравьёвки. Вели наблюдение за Варшавским шоссе, записывали в журнал наблюдения: сколько техники и какая прошло в сторону Рославля, сколько в сторону Зайцевой Горы и Спас-Деменска, сколько обозов гужевых, сколько живой силы.
Останавливались на отдых у одной женщины. Муж ее погиб еще в финскую. Вдова принимала их с радостью. Зашли в очередной раз. Выпили, закусили. Хозяйка, должно быть, принадлежала к типу людей, которых с завистью и скрытой неприязнью называют «веселая вдова». Для партизан ее дом был явочной квартирой. А местные, возможно, называли его иначе. Так ли, нет, но в ту ночь кто-то из Муравьёвки донес в Мокрое о том, что к вдове пришли партизаны.
В группе наблюдателей было трое: Коля Иванов, Гришаков и еще один партизан. Их сменили. На наблюдательном посту в это время находилась другая группа. Ни немцы, ни полицаи о ней, к счастью, не знали. А эти трое должны были после смены уходить за железнодорожную линию, в Раменный лес. Но не ушли. Задержались у веселой вдовы. Выпивка и женское тепло сковали их волю, притупили бдительность. Обычная история.
Коля Иванов, видя, что ему в компании взрослых людей делать нечего, сказал, что пойдет ночевать домой, к матери. Его деревня была неподалеку.
Как только он ушел, в Муравьевку из Мокрого нагрянули полицейские. Началась стрельба. Дом подожгли. Один из партизан, Гришаков, смог выскочить и побежал к лесу. Шукалет заметил его и погнался. Оружия у Гришакова не было, патроны кончились, и винтовку он бросил в снег, чтобы легче было бежать. Но Шукалет оказался проворнее, он догнал партизана возле леса и заколол его штыком.
Первым подвигом Акима Кирюшкина была выдача советского летчика зимой 1942-го.
Летчик, раненный, вышел к деревне Цепляевка. Шукалет перевозил с лугов сено и увидел его. «К Кирову иду, – сказал тот. – Покажи, как пройти». – «Покажу, – согласился Аким. – А пока посиди на сеновале. Отдохни, поешь. Переночуешь, а утром пойдешь». Тот обрадовался.
На сеновале Шукалет вилами заколол раненого летчика, взял его планшет, пистолет и доставил трофеи в Мокрое, в комендатуру.
До этого подвига Акима в полицию почему-то не брали. В тот же день он получил винтовку, подсумок с патронами и повязку.
Осенью 1943 года, когда 10-я армия начала наступление из-под Кирова на Воронцово и далее на Десну, Шукалет ушел с немцами. Но в 1944 году внезапно появился опять. Его опознали, схватили. Сидел в тюрьме то ли в Калуге, то ли в Смоленске. Во время пересылки смог бежать. Бежал во Львовскую область. Там долгое время скрывался в лесу, в горах то ли в одной из банд УПА[31], то ли среди «бульбовцев», то ли среди «мельниковцев», то ли среди «бандеровцев». Был схвачен. Его опознал среди пленных служивший в войсках НКВД майор Левченков. Александр Демьянович Левченков родился и вырос в Мокром и хорошо знал местных жителей.
В банде Аким Кирюшкин носил уже другую фамилию. Имел соответствующие документы. Так что, не сведи его судьба с земляком, отделался бы Шукалет стандартной десяткой на лесоповале где-нибудь за Уралом. Приспособился бы и там, в лагере. И потом, дожив до перестройки, рассказывал бы своим детям и внукам, какая плохая была советская власть, какой кровавый зверюга Сталин и как они, простые честные люди, от всего этого страдали…
В 1963 году, когда районный центр Куйбышевского района уже был перенесен на станцию Бетлица и вокруг станции вырос поселок, с калужского поезда сошел военный. В офицерской плащ-накидке, с полевой сумкой под плащом. Шел дождь. Зашел в военкомат, в районный отдел милиции. Навел нужные справки. Ему указали дом, где жил бывший партизанский связной и разведчик Николай Иванов. Офицер КГБ представился, передал привет от майора Левченкова. Затем показал фотографию. Николай Иванов тут же сказал: «Постарел… Но я его узнал. Это Кирюшкин. Аким Кирюшкин из Голодаевки. В сорок втором и сорок третьем годах служил в Мокром в полиции». Офицер КГБ спросил, кто еще может подтвердить, что на фотографии действительно Кирюшкин. Иванов назвал многих. И все в один голос сказали: это он.
Шукалета вскоре расстреляли.
Первый раз, когда уходил с немцами, Шукалет растворился так искусно, что никто его и искать уже и не собирался.
Отступал он с немцами, когда под давлением 10-й армии войска противника покидали Куйбышевский район. Полицейские шли вместе с беженцами, в одном обозе. По всей вероятности, Шукалет увозил и свою семью с награбленным добром. Именно так поступали многие, кто верой и правдой служил германской армии. Кроме того, немцы угоняли жителей деревень. Отселяли в тыл, на запад. Деревни сжигали – действовал приказ Гитлера о тотальном применении тактики «выжженной земли». Ничего не должно оставаться Красной армии. Одна зола. На обоз налетели наши самолеты. Во время бомбежки Шукалет исчез. Люди, пережившие тот налет и впоследствии вернувшиеся в свои деревни на родные пепелища, рассказывали о погибших. Среди погибших называли и Акима Кирюшкина. Так он «погиб», и о нем постепенно забыли думать.
В местных хрониках сохранились рассказы об окруженцах. Общий смысл их сводился к тому, что эти люди тоже делились на несколько категорий.
Одни постоянно пытались перейти линию фронта, чтобы соединиться со своими войсками.
Другие сразу ушли в партизанские отряды либо сами организовали их.
Третьи отрыли в лесу землянки и жили там незаметно, кормились в окрестных деревнях и ждали, что будет дальше.
Четвертые жили «в зятьях», и от них местные вдовы и молодки успели даже нарожать детей.
Пятые ушли в полицию. Некоторые оказались впоследствии в различных зондеркомандах и карательных отрядах. В абверкомандах. В подразделениях РОА.
Но постепенно многие из последних, кто питал какие-то иллюзии по поводу того, что таким образом, получив оружие, они могут бороться за новую Россию без большевиков, понимали, что немецкие штыки не несут их родине освобождения. Многие из них вскоре находили связи с партизанами и работали на них. Передавали важные сведения, предупреждали о карательных акциях, спасали жителей от террора немецких властей. А потом начали уходить в лес целыми подразделениями и гарнизонами, с оружием и имуществом.
Известно, например, что в лесу между Шиловкой и Горлачёвкой еще летом 1941 года были созданы склады. Продовольственный, вещевой и склад боеприпасов для стрелкового оружия – патроны и гранаты. Склады создавались тыловыми службами 28-й армии, которая вскоре погибла под Рославлем. Осенью, когда немцы прорвались на Десне и быстро заняли местность между реками Снопоть и Болва, о складах забыли.
Местные жители растаскивали продукты – мешки с сухарями, консервы. Немцы, прознав о складах, выставили в лесу посты. Сами службу там не несли. Склады охраняли полицейские.
Надо заметить, служба у них там была нелегкая. Склады находились примерно в километре от Горлачёвки на лесном проселке. Лес уходил в сторону Кирова, где свободно рейдировали партизаны и советские разведчики.
Часть продовольственных складов немцы успели вывезти. Но часть увезли партизаны и красноармейцы. Партизаны пополняли продовольствием свои базы. Красноармейцы везли продукты в Киров.
Когда продуктов не стало, немцы потеряли интерес к складам, но какое-то время полицейский пост там держали.
Так вот что любопытно: ни одного случая схватки партизан или красноармейцев с полицейскими в районе горлачевских складов местные не припоминают. Никто не был ни убит, ни ранен. Да и стрельбы никогда не было.
Основные же события происходили юго-западнее, в левом секторе «кировского коридора», за железнодорожной веткой Сухиничи – Фаянсовая – Бетлица – Рославль, в Раменском и Клетнянском лесах.
Батальон уже неделю квартировал в Кирове.
Уполномоченный особого отдела лейтенант Грачевский, устроившись в классе одной из городских школ при печке и порядочном запасе дров, которые были сложены тут же, в классе, чтобы не уперли, с утра до вечера занимался своими делами.
Дел накопилось много. Почти месяц, а то и полтора некоторые роты, взводы и отдельные группы их отдельного лыжного батальона действовали в отрыве от основных сил. То, что в этих группах упала дисциплина, можно, закрыв глаза, списать на естественные обстоятельства. Отсутствие контроля сверху, относительная вольница, а иногда и полная вольница. Все это ликвидируется быстро, в несколько дней. Один-два ареста, пару суток допросов под лампочкой. А потом можно и отпустить бедолагу, пусть дальше воюет. И помнит о долге… Кстати, некоторые из них становились потом прекрасными информаторами. Сами заводилы и ухари, они знали обо всем, что происходило или могло произойти в подразделениях, и вовремя сигнализировали. Лейтенант Грачевский помогал им стать хорошими солдатами. Он даже порой опекал их, настоятельно советуя комбату написать представление к медали или даже к ордену на того или иного бойца, ефрейтора или сержанта.
И вот поступил сигнал из роты старшего лейтенанта Чернокутова. И на кого? На самого командира роты. Как с этим быть, лейтенант Грачевский пока не знал.
Иногда к нему в натопленный класс заходили офицеры из разведотдела штаба армии. Их управление только что реорганизовали в Главное разведывательное при Генштабе. Они усиленно работали с партизанами, наскоро готовили агентурных разведчиков и перебрасывали в немецкий тыл. Перед Кировом образовался своеобразный лесной коридор, слабо занятый немецкими войсками, по которому можно было, зная местность, свободно пройти хоть до Спас-Деменска, хоть до Дорогобужа, где смоленские партизаны расширяли район действий. В партизанский край уже начали выходить потрепанные под Вязьмой эскадроны и целые полки 1-го гвардейского кавкорпуса генерала Белова. Интересное, должно быть, это дело – подготовка разведывательно-диверсионных групп и засылка их с особыми заданиями в немецкий тыл. Офицеры-разведчики донимали его просьбами, чтобы он дал или хотя бы порекомендовал им возможных кандидатов для работы в немецком тылу. Требования к кандидатам следующие: физически крепкие, выносливые, отсутствие ярко выраженных вредных привычек (не пьяницы), хорошее владение оружием, в том числе холодным. А еще у них не должно быть на оккупированной территории близких родственников (мать, отец, братья, сестры, жена, дети). Не подходили для работы в немецком тылу и бывшие заключенные, ссыльные, раскулаченные. И где таких взять?
Грачевскому было не до них. Он с удовольствием мог провести с офицерами ГРУ штарма час-другой, попить чайку, поболтать. Но даже тогда он помнил о том, что должен делать у себя в батальоне.
Прежде чем разговаривать с командиром 3-й роты старшим лейтенантом Чернокутовым, он решил провести ряд, так сказать, бесед с его подчиненными. Тем более что темы для таких бесед явно назрели. Без вести пропали три человека из взвода лейтенанта Блинова. Боец поранил штыком сержанта во взводе лейтенанта Шубникова. Третий взвод лейтенанта Пояркова отличился при сборе трофеев. Часть трофейного имущества присвоили и пустили на свои нужды, как будто рота не обеспечивается. Старшина Печников тоже погряз, обзавелся обозом: две санные повозки, мешки, сундуки, чемоданы… А что будет, когда до Берлина дойдем?! Полное разложение отдельного лыжного батальона. Вот что ждет батальон, если не принять срочных и решительных мер для пресечения всей этой анархии.
Грачевский только что отпустил младшего сержанта Кузьмина из взвода Пояркова. Что и говорить, несловоохотливый. Себе на уме. Черта с два из такого что вытянешь. Когда спросил его, кому и как, то есть на каких условиях раздавали трофейные платья, младший сержант рассмеялся и сказал, что платья нашли в танкетке и раздавали просто так. Говорит, что платья были новые, красивые, шелковые, некоторые с магазинными этикетками. Девчата их расхватывали, как леденцы. Так и сказал: «как леденцы». Верить младшему сержанту нельзя. Надо опросить еще нескольких бойцов. Желательно женатых, кто уже в возрасте. Если раздали платья действительно просто так – это одно. Можно об этом инциденте забыть. Если обменяли на самогон – это уже другое. А если за эти самые немецкие шелковые платья, которые деревенские девчата видели только в кино, склоняли их к сожительству, то это уже тянет на полное разложение личного состава в боевых условиях… Да плюс ко всему этому запутанная история с женой полицейского. А может, плюнуть на все это и действительно заняться совместной работой в гэрэушниками? Тем более что одна из лыжных рот и взвод пулеметной роты занимают опорные пункты в самом центре выступа.
Во второй половине дня лейтенант Грачевский запряг коня в легкие двухместные сани, которые здешние жители называли «козырьками», и поехал «в войска».
«Козырьки» погромыхивали фанерными боками, повизгивали металлическими полосами узких полозьев. Серый конек, выделенный ему из недавних батальонных трофеев, нес сани легко и, казалось, радовался своей силе и молодости вместе со своим хозяином.
На выезде из города Грачевского остановил пост. Лейтенант, в замызганном полушубке с артиллерийскими петлицами, проверил документы и вежливо козырнул, пожелав удачной дороги.
Через час Грачевский сидел в блиндаже, под метровым слоем земли, бревен и досок, и разговаривал с одним из лейтенантов 3-й лыжной роты. В углу гудела железная печь-бочка, на ней стоял медный солдатский чайник, наверняка выкованный из артиллерийских гильз большого калибра, искусно спаянный на швах, отшлифованный до самоварного блеска. Пахло какими-то травами и вареной картошкой. По всему чувствовалась, что «трофейщики» и здесь устроились неплохо.
– А скажите, Поярков, вот что… – Грачевский не вел никаких записей. Когда достаешь бумагу и карандаш, люди напрягаются и каждое твое слово процеживают словно через плотную ткань, а уж свои ответы тем более. – Вот эта неприятная история с женскими платьями из магазина…
Лейтенант Поярков, видимо, прошлую ночь не спал. Это Грачевский определил по его усталым глазам. Белки красные, веки воспаленные. Слушает терпеливо. Отвечать не торопится. Процеживает…
– Во-первых, товарищ лейтенант государственной безопасности, платья были захвачены во время боя на дороге между населенными пунктами Пустошки и Приселье. На карте это место я показывал. Ни о каком магазине, как вы понимаете, речи быть не может.
Ах ты, какой ершистый, лейтенант Поярков…
– Ну да, ну да…
– Чемодан с платьями был найден в подбитой немецкой танкетке. Танкетка шла в голове колонны. Ее подбил сержант Гречкин. Он представлен к ордену Красной Звезды.
– К медали «За отвагу», – уточнил Грачевский. – Так же как и вы, Поярков.
О том, что Поярков представлен к награде, он узнал только сейчас. Но почему сержант Гречкин, на которого старший лейтенант Чернокутов писал представление к ордену, как теперь выясняется… А Грачевский конечно же в курсе всех дел, которые происходили в штабе батальона, да и штарме тоже. Их отдельный лыжбат подчинялся непосредственно штабу армии.
– И одно из платьев вы подарили Анне Григорьевне Лукановой. Так?
– Можно сказать, что так.
– А каковы мотивы этого подарка? Скажите прямо: у вас с данной особой возникли близкие отношения?
Надо было как-то уйти от вопросов Грачевского или сделать что-то такое, что заставило бы его оставить эту тему. А может, послать его, как говорит старшина Печников, лосей пасти… Нет, последнего допускать нельзя. Взвод окажется под подозрением. А этот древоточец сгрызет тогда всех, кто хоть как-то связан с трофеями и расстрелом полицейских.
Полицейских, которые успели убежать в Пустошки, захватили тем же вечером. Теперь они сидели в каком-то подвале в Кирове и давали показания.
– Сколько гражданских лиц было убито во время обстрела дороги?
– Это был не обстрел дороги, а бой. – Поярков встал, прошелся к бойнице, вытащил льняной сноп, прислушался. – Мы вели бой с немецкой колонной. Ни о каких гражданских никто из бойцов и командиров не знал. Мы открыли огонь, немцы ответили. Часть повозок повернула назад и вскоре скрылась в деревне Пустошки.
– Вы присядьте, присядьте… – И Грачевский указал на ящик, на котором только что сидел Поярков.
– Мне так удобней, – усмехнулся Поярков, понимая, что, возможно, накидывает на себя петлю. – Или я уже арестован?
– Ну что вы! Давайте все же разберемся с платьями. Вы сказали…
И в это время взрывом шатнуло настил блиндажа, так что качнулись бревна стоек, посыпалась земля.
– Началось… – Поярков выглянул в бойницу. Дым и снежная метель еще оседала, ничего не видать было в пойме перед замерзшей речушкой и за ней.
– Что началось? – переспросил лейтенант Грачевский.
Дверь распахнулась, и в проем протиснулись сразу трое – весь расчет. Бойцы быстро подхватили «максим» без щитка, стоявший в углу под плащ-палаткой, выставили его на земляное плечо и подкатили к проему.
– Сейчас пойдут, – сказал пулеметчик и рявкнул сердито: – Коломин! Дверку затвори! А то сквозит, спасу нет!
– Товарищ лейтенант государственной безопасности, я вынужден вас покинуть. – Поярков застегнул полушубок, козырнул и вышел из блиндажа.
Это была уже третья атака за сутки.
Глава 9
Корпус генерала Белова прорывается на Киров
«Немцы готовят еще ряд диверсионных групп, в том числе десант из русских…»
Разведчик Алексей Галюга. Объединение партизанских отрядов. «Коридор» пробит и действует. Стада коров и обозы с хлебом. А в это время под Вязьмой… 33-я армия, корпус генерала Белова и десантники полковника Казанкина. Разведчики-маршрутники майора Никольского. Расстрелы в Кирове. Положение в районе Дорогобужа. Генерал Белов просит у Жукова зенитные орудия и побольше боеприпасов. Спецподразделения против кавалеристов и партизан. Рентельн, Радовский, Бочаров… Как генерал Лукин послал на х… «берлинцев» из РННА. Попытка соблазнить или пленить генерала Белова. Загадка майора Бочарова. Как проходил выход конников и десантников
В январе 1942 года в партизанские леса юго-западнее Кирова была направлена группа разведчиков 10-й армии. Возглавил ее помощник начальника штаба по разведке 330-й стрелковой дивизии капитан Алексей Галюга. Энергичный, честолюбивый и требовательный к подчиненным, капитан Галюга быстро наладил связь с командирами партизанских отрядов, которые до этого времени действовали в основном по своему усмотрению, не имея четких задач и в отрыве от своих соседей.
В короткое время капитан Галюга объединенными усилиями партизанских отрядов смог уничтожить немецкие гарнизоны в «кировском коридоре». На время «коридор» стал свободным. В операциях по зачистке немецких гарнизонов и боевых охранений к западу от Кирова участвовали Бытошский, Бутчинский, Косеватский партизанские отряды.
По «коридору» тут же наладился путь. Это была целая система дорог и лесных троп, которыми можно было, к примеру, из Спас-Деменска добраться до Кирова. В своей статье, опубликованной в июле 1942 года в журнале «Большевик», первый секретарь Смоленского обкома ВКП(б) тов.
Д.М. Попов писал: «Колхозники Рогнединского и Куйбышевского районов, имея тесную связь с партизанами, через линию фронта доставили Красной армии в подарок около 500 голов крупного рогатого скота, 86 тонн мяса, 165 тонн зерна, 139 тонн картофеля, 209 тонн фуража, 150 лошадей».
Цифры колоссальные. Если учесть: во-первых, бедственное положение самих колхозников, которые в оккупации буквально выживали, ограбленные и немцами, и, случалось, партизанами; во-вторых, непростую задачу перевозки, доставки этих грузов в нужное место.
«Кировский коридор» обеспечивал связь разведотдела 10-й армии с партизанами брянских, смоленских и белорусских лесов.
В это время в районе Вязьмы, тоже «на той стороне», дрались в полном окружении Западная группировка 33-й армии во главе с генералом Ефремовым, 1-й гвардейский кавалерийский корпус генерала Белова и части стрелковых дивизий, которые по приказу генерала Жукова были переданы корпусу из состава 10-й армии, а также десантные бригады и отдельные батальоны десантников полковника Казанкина. С севера Вязьму охватывали войска Калининского фронта.
Там, к северу от Варшавского шоссе, все было накалено. Бои шли днем и ночью. Немцы, оказавшись в отчаянном положении, дрались, бросая в дело последние резервы. Полуокружение грозило перерасти для них в полное окружение, и тогда бы основные силы группы армий «Центр» были блокированы на Ржевско-Юхновском выступе.
Но немцы по-прежнему были сильны и вскоре парировали удары наших фронтов. А уже в феврале начали жестко и опасно контратаковать. В марте стало очевидным, что в окружении оказалась наша группировка, что выйти из блокады невозможно. В апреле начался выход, который затянулся до лета.
Командующий войсками Западного фронта генерал Жуков, прекрасно видя, как складывается обстановка, особенно внимательно следил за «кировским коридором». Этот «коридор», соединявший позиции 330-й стрелковой дивизии 10-й армии и партизанский край в районе Дорогобужа и Угры, нужен был для того, чтобы в случае неудачи Ржевско-Вяземской наступательной операции сюда можно было вывести людей и боевую технику.
Под Вязьмой все пошло для нас по наихудшему варианту. Немцы отбили от Вязьмы все атаки группировки генерала Ефремова, отжали в район Угры и Дорогобужа кавалеристов генерала Белова. Не в лучшем положении оказались и десантные подразделения.
Но партизанская республика в районе Дорогобужа держалась уверенно и прочно. В леса, контролируемые отрядами «Ураган» (командир А.Т. Калугин), «Дедушка» (командиры М.Ф. Базаров и В. Гудимов), им. Сергея Лазо (командиры В.В. Козубский и А.Ф. Юденков), «Смерть фашизму!» (командир П.И. Шматков), партизанский полк майора Владимира Жабо, – в эти леса начали выходить из района Вязьмы дивизии генерала Белова и десантники полковника Казанкина. С ними шли остатки подразделений из состава 33-й армии.
Генерал Ефремов запросил разрешение на выход. Положение его группировки оказалось наиболее плачевным. Полная блокада. Отсутствие продовольствия, медикаментов, боеприпасов. Огромное количество (около 3 тысяч человек) раненых, больных и обмороженных. Вспышка сыпного тифа в деревнях, где были сосредоточены тылы и полевые госпитали. Жуков не дал Ефремову разрешения на выход по кратчайшему маршруту на Износки и Юхнов, настаивая на маршруте через Варшавское шоссе на Киров. Но Ефремов, у которого к тому времени сложились тяжелые взаимоотношения с командующим фронта, обратился напрямую, через голову штаба фронта, к Сталину. И Сталин согласился с командармом-33. Западная группировка 33-й армии во главе со своим командующим в середине апреля пошла на прорыв и погибла. Генерал Ефремов застрелился в лесу близ Климова Завода[32].
Генерал Белов выходить не торопился. Кавалеристы медленно подъедали своих лошадей, тоже порой голодали, но все же терпели.
Корпус, выйдя из жестоких боев в районе Вязьмы, Семлева и Угры, начал пополняться за счет «зятьков» и партизанских отрядов. Полевые военкоматы энергично пополняли полки и сотни кавалерийских дивизий за счет окруженцев 1941 года.
Из Кирова по «коридору» на Спас-Деменск и Ельню шли разведчики-маршрутники 10-й армии и штаба Западного фронта. «Коридор» для разведчиков был натоптанной и во всех смыслах уникальной дорогой на запад, в том числе и в группировку генерала Белова, которая по-прежнему успешно оборонялась в районе Дорогобужа.
Через «коридор» в глубину немецкой обороны и в ее тылы проникали как профессиональные разведчики и диверсанты, так и наспех подготовленные, зачастую не окончившие даже краткосрочных курсов. Получали инструктаж, как действовать, и – вперед. Многие из них пропадали безвестно. Многих хватало гестапо. Но многие успешно работали и добывали для штаба 10-й армии полезную информацию.
Вот что вспоминал о своей работе в Кирове бывший начальник разведывательно-диверсионного отделения разведотдела штаба 10-й армии майор В.А. Никольский[33]: «В наш штаб непрерывным потоком потянулись военнообязанные из числа жителей Кирова. Среди них мы находили нужных нам людей. На месте осталось также некоторое количество служащих немецкой администрации, не считавших себя виновными перед согражданами в злодеяниях, которые чинили оккупанты. Среди них был заместитель городской полиции Воронов, несколько полицейских, технические сотрудники магистрата. После проверки через доверенных местных старожилов нам удалось установить, что оставшиеся в городе полицейские, в том числе Воронов, предупреждали местных жителей об облавах, обысках и многих спасли от немецких репрессий».
Бывшие полицейские оказались незаменимыми, весьма продуктивными разведчиками-маршрутниками. Но, к несчастью, в эти дни в Кирове появился представитель разведотдела штаба Западного фронта полковник Жемчужин. Он «вскрыл» факты «засорения агентурной сети разведотдела» штаба армии и тут же в оперативном порядке сигнализировал о своем «вскрытии» в особый отдел НКВД, доложил начальнику штаба армии и члену Военного совета. После чего, воспользовавшись тем, что в Кирове не оказалось майора Никольского, произвел аресты бывшего заместителя начальника Кировской городской полиции Воронова и двоих бывших полицейских. Арестованные были допрошены и тут же расстреляны. (Подробно об этой истории см. в приложениях – «Воспоминания бывшего начальника разведывательно-диверсионного отделения майора В.А. Никольского».)
Жемчужин расстрелял бы и остальных бывших полицейских, которые в те дни уже вовсю работали на нашу разведку и доставляли в Киров ценнейшие сведения, но их, к счастью, в городе не оказалось.
Майора Никольского после расстрела его разведчиков направили в распоряжение разведотдела штаба Западного фронта. Но оставшиеся офицеры все сделали для того, чтобы маршрутники, которые в это время действовали в глубине «коридора» на вражеской территории, пока не возвращались в Киров. Многие из них осели в партизанских отрядах и на явках. Передавали добытые сведения связникам и снова уходили на запад. Таких не награждали. Они не попадали в приказы на поощрения. А когда погибали, о них вспоминали только их боевые товарищи и напарники. Даже их родным никто не сообщал, что с ними в действительности произошло и как они умирали.
Тем временем севернее Варшавского шоссе немцы сдавили Западную группировку 33-й армии. К двадцатым числам апреля 1942 года с ней было покончено.
Настала очередь другого котла, находившегося северозападнее, в лесах под Дорогобужем.
Против кавалеристов генерала Белова, десантников генерала Казанкина и партизан, объединившихся в лесную партизанскую дивизию, немцы бросили несколько дивизий, артиллерию, танки, авиацию. В лесах под Всходами, Угрой и Спас-Деменском разыгрались полномасштабные бои. Дрались за каждую деревню и участок дороги, за поле, которое служило аэродромом, и лесной массив, где были сосредоточены партизанские базы и госпитали бойцов из кавалерийского и десантного корпусов.
Генерал Белов – генералу Жукову, 4 мая 1942 года: «Не рассчитывая на прорыв Варшавское шоссе Болдиным и не получив права выхода из окружения собственными силами, намечаю выполнить вашу задачу двумя способами одновременно:
1. Упорной обороной полосы заграждений переднего края, который будет проходить по линии непосредственного соприкосновения с противником, имеющегося на настоящее время. Линия главного сопротивления будет проходить речным рубежам, а именно: р. Осьма, р. Днепр, р. Устром, р. Угра.
2. Контрударами сильных как общего, так и частных резервов.
Кроме обещанных вами трех авиаполков, прошу:
а) доставить самолетами инженерный батальон и два моих саперных эскадрона с соответствующим инж. имуществом устройства заграждений;
б) доставить самолетами три батареи МЗА[34], но без автомашин;
в) для 329 сд, 2 гв. кд и 4 вдк доставить орудий ПТО, не менее 12 орудий;
г) регулярно снабжать ГСМ наличные танки: 1 KB, Т-34, 5 Т-26 и 2 БТ;
д) выслать заряды и капсюли (гильзы и снаряды имеются) для двух пушек-гаубиц 152-мм и одной пушки 203-мм;
е) выслать запчасти для артиллерии и танков по представляемой заявке;
ж) выслать сколько возможно ПТР;
з) эвакуировать около 3000 тяжело раненных и средне, в том числе из 4-го вдк и 33-й а;
и) регулярно снабжать продовольствием, фуражом, кроме сена, иначе люди и лошади обречены на голодание;
к) удовлетворять наши скромные заявки на поддержку авиацией;
л) разрешить отряд Лазо вывести сев. ж.д. Спас-Деменск, Ельня. Это даст возможность всю 2-ю гв. кд вывести в мой резерв для контрударов и наступления;
м) обеспечить летним обмундированием.
Белов, Вашурин, Щелаковский»[35].
Ситуация у генерала Белова к этому времени сложилась наисложнейшая. Все силы после ликвидации кочующего котла 33-й армии немцы бросили против него. Давили со всех сторон. Вдобавок ко всему никак не просыхали после схода снегов полевые аэродромы. Весна 1942 года выдалась холодной, дождливой, затяжной. Разливы рек напитали поймы и болота. Воды все еще играли и не спадали, не приходили в норму из-за дождей.
Немцы наращивали силы и удары.
Против советских войск и партизан, сосредоточенных в районе севернее Варшавского шоссе, немцы начали активно применять диверсионные группы. Формировались они, как правило, из числа пленных красноармейцев. Командовали ими бывшие советские офицеры, реже – немцы. Иногда – прибалтийские или так называемые «берлинцы». «Берлинцами» называли русских эмигрантов, бывших белогвардейцев, которые вернулись на родину в составе немецких войск.
Из тех трофейных и отечественных документов, которые сейчас доступны для пользования (мизерная часть), известно, что в это время против кавалеристов, десантников и партизан действовали диверсионные группы, абверкоманды и зондеркоманды, боевые группы, а также подразделения полка специального назначения «Бранденбург-800». Известно несколько имен командиров этих групп и команд.
Капитан Эверт фон Рентельн – бывший русский офицер, подпоручик лейб-гвардии Финляндского полка. Участник Первой мировой войны. Мать его была русской – москвичка. Отец – из ганзейских немцев, рижанин. Границу СССР 22 июня 1941 года пересек в составе спецподразделения «Бранденбург-800». Участвовал в резне, устроенной на советской пограничной заставе, в захвате мостов и других важнейших объектов и коммуникаций во время летнего стремительного наступления германских войск. В период подмосковных боев командовал спецподразделением, основной задачей которого было уничтожение партизанских баз, явок, связников, скрывавшихся в русских деревнях. Войну закончил на Западном фронте, майором РОА, командиром 360-го казачьего полка. Полк дрался с союзническими войсками до последнего. Взят в плен и выдан советской стороне. Умер в лагере где-то за Уралом.
Майор Радовский. Личность загадочная. Командовал боевой группой в районе Можайска, Боровка, Медыни, Юхнова в период Московской битвы. Затем следы его теряются. По некоторым сведениям, принадлежал к «берлинцам».
Майор А. Бочаров. По некоторым сведениям, командовал отдельным инженерным батальоном Западной группировки 33-й армии, перешел на сторону германской армии и сразу же выразил желание воевать «против большевиков». В начале 1942 года он, по всей вероятности, оказался в концлагере либо в Вязьме, либо в Рославле. Из концлагеря его вытащили сотрудники так называемого Смоленского комитета, которые в это время усиленно формировали в поселке Осинторф под Смоленском батальоны Русской народной национальной армии (РННА). Весной 1942-го подразделения РННА были брошены на ликвидацию дорогобужского партизанского края. Майор Бочаров настолько соответствовал требованиям к кандидатам в РННА, что после собеседования и наведения о нем справок получил должность начальника разведки формирующейся армии. Когда началась ликвидация группировки генерала Белова, немцы приказали РННА выделить для специальных операций наиболее надежное подразделение под командой опытного офицера. Майор Бочаров отобрал триста человек и повел их в район боев сам. Задание у него было необычное: попытаться выйти на связь с генералом Беловым и предложить ему пост командующего РННА. Только что от этой чести отказался генерал Лукин[36], к которому ездили высокопоставленные осинторфовцы в шталаг-XIII, расположенный в Луккенвальде близ Берлина. Лукин выслушал посланцев Смоленского комитета и послал их на х… Бывший комендант центрального штаба РННА и начальник строевой части полковник Константин Кромиади об этом неудачном визите к русскому генералу писал: «Генерал Лукин наотрез отказался от сделанного ему предложения. Этот отказ был тогда для нас большим разочарованием, но и большим отрезвлением, ибо если бы даже генерал Лукин не отказался, то для возглавления освободительной борьбы он был человеком неподходящим… Не говоря о том, что он и в плену оставался преданным партии и правительству – таким он себя показал, – он был тяжело ранен, с ампутированной ногой и поврежденной рукой, с расшатанными нервами, желчным и брюзгливым человеком – другими словами, неработоспособным. Надо было искать другого»[37].
Другого решили искать в лесах между Дорогобужем и Спас-Деменском. Говорят, генералу Белову немцы уже приготовили подарок – по словам того же Кромиади, «какую-то особенную шашку за доблестную шестимесячную оборону».
Дрался генерал Белов действительно доблестно. И продолжал драться так же упорно и храбро.
В эти полгода генерал Гальдер в своем знаменитом дневнике упоминает командира 1-го гвардейского корпуса чаще, чем кого бы то ни было из генералов и военачальников РККА.
18 мая 1942 года: «Наступление против войск генерала Белова предполагается начать 24.5 (операция «Ганновер»)[38].
24 мая 1942 года: «Наступление группы армий «Центр» против русского кавалерийского корпуса генерала Белова привело к хорошим результатам (даже без авиации и танков, которые из-за плохой погоды, по всей вероятности, вообще нельзя было использовать). Противник упорно обороняется. Усилилась деятельность его артиллерии»[39].
Подумать только, какое откровенное признание немецкого генерала: против кавалерийского и десантного корпусов, а также партизанской дивизии сражается почти вся группа армий «Центр»!
25 мая 1942 года: «В полосе группы армий «Центр» из-за плохой погоды и вызванных ею транспортных затруднений операции против партизан южнее Вязьмы дали лишь незначительные результаты»[40].
26 мая 1942 года: «В полосе группы армий «Центр» наступление против войск Белова из-за метеорологических условий развивается весьма медленно. Противник подтягивает сюда силы из Дорогобужа»[41].
27 мая 1942 года: «Противодействие войскам Белова приносит успехи. Здесь противник также расчленен на разрозненные группы, которые частично оказывают упорное сопротивление»[42].
Генерал Белов в своих воспоминаниях так прокомментировал эту запись немецкого мемуариста: «С этим выводом Гальдер явно поторопился. Положение моей группы было пока нисколько не хуже, чем в первые дни боев. К 28 мая мы имели устойчивый фронт обороны, обращенный на восток.
Готовились еще два оборонительных рубежа, частично уже занятые подразделениями 1-й гвардейской кавалерийской, 1-й и 2-й партизанских дивизий. В моем распоряжении оставались резервы, даже семь танков с горючим, среди них один КВ и один Т-34. А с Большой земли к нам перебросили еще две воздушно-десантные бригады – 23-ю и 211-ю.
Все наши планы строились в эти дни с твердой верой в то, что в первых числах июня, во всяком случае не позднее 5 июня, начнется большая наступательная операция войск Западного фронта. Момент для этого был очень удачный. Главные силы 4-го и 43-го немецких пехотных корпусов, наступая на нас, повернулись фронтом на запад и северо-запад. Планируемый удар 50-й советской армии пришелся бы по флангу и по тылам гитлеровских корпусов. А с фронта по ним ударили бы мы. Для этой цели нами намечено было использовать значительные силы: всю 1-ю гвардейскую кавалерийскую дивизию, имевшую четыре с половиной тысячи бойцов, пять воздушно-десантных бригад, насчитывавших около шести тысяч человек, и часть 1-й партизанской дивизии.
Немцы вряд ли выдержали бы одновременный удар с фронта и с тыла, и два их армейских корпуса были бы сброшены со счета. Войска Западного фронта вступили бы на освобожденную нами территорию и, возможно, сумели бы осуществить ту задачу, которую пытались выполнить в течение всей зимы: захватить Вязьму и окружить две фашистские армии восточнее ее.
Но и на этот раз наступательная операция не состоялась. Отменить ее заставила неблагоприятная для нас обстановка в районе Харькова. Туда и были переброшены механизированные корпуса с Западного фронта.
Официального сообщения об отмене наступательной операции я не получил. Но надежды на нее угасли сами собой, особенно после того, как я послал по радио несколько запросов об оперативных перспективах. Ответов на мои запросы из штаба фронта долго не поступало».
Снова дневник Гальдера. 28 мая 1942 года: «Кольцо вокруг основных сил кавалерийского корпуса Белова замкнуто войсками 4-й армии»[43].
31-го Гальдер снова записывает: «Войска группы армий «Центр» ведут успешное наступление против кавалерийского корпуса Белова». И тут же: «Действия партизан на железных дорогах принимают более широкие масштабы»[44].
1 июня 1942 года: «Операция уничтожения противника в тылу 4-й армии развивается успешно»[45].
2 июня 1942 года: «Подготовка к дальнейшему наступлению против кавкорпуса Белова в западном направлении»[46].
Ага, не справились одним махом, потребовалась перегруппировка.
И вот наконец итоговая запись за 10 июня 1942 года: «Прорвавшиеся войска Белова преследуются»[47].
Ищи ветра в поле…
11 июня 1942 года: «Ликвидация остатков противника в тылу 4-й армии проходит успешно. К сожалению, основные силы кавкорпуса Белова и 4-й авиадесантной бригады уходят на юг»[48].
Акция майора Бочарова и его батальона провалилась. Самого Бочарова захватили в плен. Батальон разбили, разогнали по лесам. Некоторые бойцы и младшие командиры перешли на сторону Красной армии или влились в ряды партизанских отрядов. Но большинство были убиты в схватках с беловцами, десантниками или партизанами. Судьбу некоторых решил комендантский взвод.
В полевом дневнике, который велся кем-то из офицеров штаба 1-го гвардейского кавалерийского корпуса, по всей вероятности, человеком, тесно связанным с разведкой, читаем: «13 мая 1942 г. Допрос бывшего красноармейца Фролова Николая Федоровича, рождения 1913 года, русский, образование 4 класса, б/п, женат, двое детей, мать, трое братьев и две сестры. Уроженец Тамбовской области Богдаревского р-на, Гражданский с/с, село Шилово (там же сейчас проживают родственники). Жена жила в Москве, Ленинский р-н, дер. Нагатино, Никольская ул., д. 57. В армию призван 4 июля 1941 года в Ленинскую дивизию народного ополчения в Москве. Дивизия после формирования находилась в районе Спас-Деменск.
Вопрос: Расскажите, где, когда попал в плен?
Ответ: 5 октября 1941 года в районе Высочки (севернее Спас-Деменска 12 км.). В тот же день были направлены в Спас-Деменск, где пробыли до 9 октября. 9 октября нас перевели в Ново-Александровское и 10 октября направили в Рославль, где я находился до 17 января 1942 года, после чего был направлен на ст. Крапивна, где находился до 25.2.42. 25 февраля я бежал, но 3 марта был задержан и направлен обратно в Рославль, где находился до 7 марта, после чего снова переведен в Спас-Деменск. Там находился по 8 мая.
Вопрос: Когда и кем вы были завербованы в шпионскодиверсионную группу?
Ответ: 7 марта с. г. командованием немецкой армии было объявлено: кто желает записаться для выполнения различных работ? Записавшемуся будет выдаваться немецкий паек. Нас записалось 14 человек, и к 15 марта нас уже было 72 человека.
Вопрос: Кто командовал шпионско-диверсионной группой и когда приступили к занятиям?
Ответ: Командовал бывший старший лейтенант Назаров, заместитель его Люзгин. К занятиям приступили с 20 марта.
Вопрос: Как называлась ваша команда, расскажите точнее?
Ответ: Называлась казачья сотня.
Вопрос: Какое было вооружение в сотне?
Ответ: Личное оружие – винтовки, четыре ручных пулемета, два станковых пулемета и три миномета, из них два батальонных и один ротный.
Вопрос: Для какой цели была создана сотня?
Ответ: Для борьбы с партизанами.
Вопрос: Расскажите метод борьбы против партизан.
Ответ: Методом нападения на партизан в занимаемых ими населенных пунктах.
Вопрос: Значит, вы проходили курс специальной подготовки по шпионско-диверсионной деятельности у немцев?
Ответ: Я отрицаю, что проходил специальные курсы по шпионско-диверсионной деятельности.
Вопрос: Какие занятия проводились на курсах?
Ответ: Строевая подготовка, других занятий не было.
Вопрос: С какого времени вы находились вместе с Васильевым и Черноусовым?
Ответ: С 5 апреля 1942 года, вместе были на занятиях.
Вопрос: Когда, какую и от кого получили задачу по шпионско-диверсионной деятельности?
Ответ: 8 мая с. г. от подполковника немецкой армии (фамилии не знаю), вместе с Васильевым и Черноусовым получили задачу по шпионско-диверсионной деятельности. Я лично получил задачу по маршруту Челновня, Большевицы, Лужки, Дворище, Ильинка, Вербилово собрать сведения:
– кем заняты указанные населенные пункты и численность партизан и парашютистов;
– какое вооружение, есть ли танки, артиллерия, где, сколько;
– настроение местных жителей и военнослужащих, где находятся штабы.
Срок выполнения данной задачи 12 мая. При приближении к немцам подходить с поднятыми руками, после чего сообщать № 22444, куда нас должны были направить.
Вопрос: Какие еще давал указания подполковник при постановке задачи?
Ответ: Предупреждал соблюдать осторожность, при допросе говорить, что работали в дорожном батальоне 544, не сообщая номера 22444.
Вопрос: Что обещал подполковник за выполнение задачи?
Ответ: Вознаграждение и возведение в чины унтер-офицеров.
Вопрос: Считаете ли вы, что действия являются изменой Родине?
Ответ: Признаю, что это является изменой Родине.
Вопрос: Расскажите, что знаете о националистических частях?
Ответ: Переводчик из нашей сотни говорил, что в Ельне есть сотня из башкир и татар, предназначенная для борьбы с партизанами. По этому вопросу больше ничего не знаю.
Вопрос: Что видели в Спас-Деменске?
Ответ: В Спас-Деменске видел много мирного населения, согнанного из других мест. В Спас-Деменске до семисот человек, видел пять танков около церкви, на западной окраине видел три орудия (калибра не знаю). Зенитной артиллерии в городе нет, она находится за городом в пятистах метрах в лесу. На северной окраине около кладбища – склад с боеприпасами.
Вопрос: Что видели при следовании из Спас-Деменска в Челновню?
Ответ: Видел орудие тяжелое на северо-восточной окраине Морозовская Горка. В Семенкове проездом немцев не видел. В Лозинках до 50 немцев. В Стар. Лозинке до 20 немцев. Шибихино юго-западная окраина – окопы, на северо-восточной окраине тоже окопы, в них никого не было. В Елизаветино окопы на юго-западной и северо-восточной окраине, дзотов, траншей и блиндажей нет. Челновня – до 70 немцев, окопы на южной, восточной и северо-восточной окраине. На северо-восточной окраине один пулемет, на северной окраине тоже один пулемет.
Вопрос: Видели ли передвижение немецких войск?
Ответ: Из направления Рославль по Варшавскому шоссе на Юхнов видел движение обозов и колонн закрытых автомашин.
Вопрос: Какие видели штабы?
Ответ: В Спас-Деменске по центральной улице около церкви находится штаб крупного масштаба. Штаб 22444 находится около кладбища на восточной окраине.
Вопрос: Какие видели оборонительные сооружения?
Ответ: Не видел.
Вопрос: Какое настроение у немецких солдат?
Ответ: От войны устали, ходят грязные, завшивленные.
Вопрос: Что слыхали о весеннем наступлении?
Ответ: Разговоры между офицерами, что немецкая армия начнет наступление 6 июня 1942 года. Больше показать ничего не могу.
Допрос производил майор Бойченко»[49].
А вот донесения в штаб Западного фронта из 4-го воздушно-десантного корпуса: «26.5.42 г. т. Жукову, Булганину, Белову. Диверсионная группа численностью 300 человек почти полностью ликвидирована. Захваченный в плен майор 33-й армии Богатов Алексей Матвеевич бывшей 160 сд показал: 1. На ликвидацию нашей группировки привлечен 4 армейский резервный корпус, 43 корпус с. Милятино, с. Богатырь и др. направлений. Танков для этой операции придается около 600 танков 20 тбр и 59 бронетанкового соединения, кроме того, привлекается корпус, сформированный из бывших военнопленных под командованием генерал-лейтенанта Лукина, командующего 16 или 20 армией. Наступление этого корпуса предполагается со стороны Дорогобуж. Ликвидация всей группы намечена в 2–3 дня. Первая задача разъединить Белова с 4-м вдк и дальше уничтожить по частям. Этой операции они придают большое значение, считая ее началом главного наступления. Немцы готовят еще ряд диверсионных групп, в том числе десант из русских. Основной целью ликвидированной группы было поставлено захват штаба Белова. В штабе Белова есть… работающие в пользу немцев. Все наши шифры известны немцам, и наши радиограммы они перехватывают. О наших планах немцам известно. Опрос произведен ввиду сложной обстановки кратко… Донесу дополнительно. По его показаниям в ночь на 26.5.42 г. должны пройти еще группы численностью 400 человек между Богородицкое, Акулово…»[50].
«Главкому Жукову – 31.5.42 г. Казанкин доложил, что во время боя сбежал пленный диверсант майор Богачев и убит пленный диверсант ст. лейтенант Андреевский. Оба предназначались к отправке в ОО фронта. Производится расследование»[51].
Богатов – это Бочаров, Богачев, Бугров и так далее. В операциях этот человек всегда действовал под псевдонимом. Он был умен, хитер, физически крепок, вынослив. По довоенной профессии Бочаров был инженером. В Красную армию призван из запаса и получил звание инженера III ранга. В 1942-м ему исполнилось 34 года. Его батальон в составе Западной группировки 33-й армии в феврале оказался отрезанным от тылов в районе Вязьмы.
А дальше начинается загадочный период в судьбе майора Бочарова.
Читать бесплатно другие книги:
