Тайна Безымянной высоты. 10-я армия в Московской и Курской битвах. От Серебряных Прудов до Рославля. Михеенков Сергей
Известно, что к немцам он перешел 16 апреля 1942 года. А уже через неделю-две он возглавляет отдел разведки и контрразведки в РННА и пользуется в Осинторфе огромным доверием и уважением. В мае возглавляет спецбатальон для «переговоров» с генералом Беловым, а 26 мая попадает в плен к десантникам.
Слишком стремительная карьера в рядах РННА. Ведь батальон нужно было вначале подготовить, обучить действиям в лесу и прочее. Но если допустить, что костяк батальона составляли люди проверенные, для которых такое задание было не первым, то картина совершенно меняется, и отпадают все вопросы лично к Бочарову.
Некоторые исследователи в один голос твердят о причастности майора Бочарова к гибели штабной группы 33-й армии и командарма Ефремова. До сих пор нет ответа на вопрос, какую операцию проводила немецкая разведка силами абверкоманд и подразделений специального назначения. Исследователи оперируют лишь разрозненными данными, фактами и именами – «Ивар», «Старшина с радисточкой», «Профессор», группа из «Бранденбург-800», мгновенная утечка информации из штаба 33-й армии, поразительная осведомленность немцев в выборе маршрута движения штабной группы и встреча ее отдельными заслонами (несколько пулеметов и кочующий танк), – и эти обрывочные факты и имена никак не складываются в единую линию сюжета. Который несомненно существовал.
Если допустить, что Бочаров уже там, в окружении под Вязьмой, выполнял некую, можно предположить, не второстепенную роль в попытке захвата генерала Ефремова вместе с его штабной группой, что имел непосредственную связь и с «Иваром», и со «Старшиной», а возможно, был кем-то из них, то многое сразу становится понятным[52]. Оборванная цепь сюжета восстанавливается.
Пока никто из исследователей гибели 33-й армии этой темой всерьез не занимался.
Судя по дальнейшей биографии Бочарова, он был способен на многое. После Осинторфа служил заместителем начальника организационно-пропагандистского отдела, был в прямом подчинении генерал-лейтенанта Жиленкова. С осени 1943 года служил во Франции. Можно предположить, что в это время он выполнял разведывательно-диверсионные задания. Под псевдонимом. Зимой 1944/45 года по распоряжению генерала Власова переведен в Германию. Заметьте, обстановка на фронтах резко ухудшается, судьба Третьего рейха предрешена, и Власов переводит надежного человека поближе к себе. Примерно в это время Бочарову присвоено звание полковника РОА. В марте 1945 года он становится личным представителем Власова в штабе походного атамана Казачьего стана генерал-майора Доманова. Что-то наподобие члена Военного совета в Красной армии. 13 мая 1945 года арестован британскими спецслужбами в Лиенце (Австрия). Отправлен в лагерь Рамини (Италия). Бежал оттуда в январе 1946 года и скрывался в Риме где-то в католическом монастыре. В 1948 году, не без помощи католиков, выехал в Аргентину. Жил в Буэнос-Айресе. Работал по довоенной специальности – инженером. Советское образование помогло неплохо зарабатывать на жизнь. В 60-х годах был председателем Совета отдела Союза борьбы за освобождение народов России. Умер в 1988 году.
Судя по удивительной способности выходить почти сухим, но зато из любой воды, этот человек имел тот потенциал, который нужен был человеку, способному вполне успешно действовать в обстоятельствах, сложившихся зимой – весной 1942 года в районе Вязьмы – Юхнова – Дорогобужа – Всходов. Смоленскому Комитету и штабу РННА в Осинторфе нужен был советский генерал, полководец из народа, за которым бы пошли солдатские массы, за которым бы из немецких концлагерей буквально повалили тысячи, сотни тысяч на борьбу с «жидобольшевизмом». И генерал Ефремов, и генерал Белов на эту роль вполне годились. С генералом Лукиным, который только что пережил тяжелейшую операцию по ампутации ноги, у руководства РННА не получилось. Вот почему Бочаров на допросе наговорил генералу Казанкину на Лукина. «Отомстил» за то, что тот послал их по заслуженной инстанции. Не вышло и с генералом Ефремовым – в последний миг тот застрелился, видимо поняв, в какую ловушку угодил.
Оставался генерал Белов.
Генерал Белов на эту роль подходил идеально. Кавалерист, которого многие считали казаком. Родился в городке Шуе под Иваново-Вознесенском. Внешне чем-то похож на генерала Корнилова. Такой же сухощавый и живой, с калмыцким прищуром глаз. В Первую мировую воевал в гусарском полку.
Белов был из тех генералов, для которых честь выше прочего. Он знал цену человеческой жизни, а потому, посылая своих солдат на смерть, делал все для того, чтобы обеспечить каждый бой каждого своего подразделения наибольшим ресурсом для благоприятного его исхода. Характер имел прямой. Порой эта его прямота приводила к конфликтам с вышестоящим начальством. Именно поэтому так медленно продвигался по служебной лестнице. В июне 1942-го, сразу по выходе корпуса из окружения, он получил 61-ю армию и с нею прошел до Берлина. Воевал с первого дня до последнего. Три ордена Суворова 1-й степени. Наивысшая оценка полководца в годы Великой Отечественной войны! Орден Суворова среди полководцев котировался выше ордена Ленина.
Чтобы не быть голословным, приведу один любопытный документ. Предыстория его появления такова. Командир 2-й гвардейской кавалерийской дивизии, на которой, по сути дела, держался весь корпус, заболел, и его срочно вывезли в Москву на операцию. После операции и выздоровления в дивизию не вернулся. 8 мая 1942 года генерал Белов, потеряв всякое терпение, телеграфирует Жукову: «Главкому Жукову – 8.5.42 г. Командир 2 гв. кд генерал Осликовский не выполнил моего приказа о вылете ко мне. Затянув дело с отлетом, он, видимо, добился зачисления академию ГШ. Прошу нарушить мирную жизнь Осликовского и выслать его ко мне командовать дивизией.
Белов, Щелаковский».
Возможно, до Белова дошла информация о том, что его подчиненный, которому место в штабе 2-й кавдивизии, действительно зачислен в академию. Но возможно и другое. Были случаи, когда командующий войсками Западного фронта, спасая командиров дивизий от гнева командармов, направлял их на учебу. История с генералом Кондратьевым, полковником Тётушкиным и комбригом Онуприенко, на совести которых – в той или иной мере – гибель Западной группировки 33-й армии. Кондратьев, начальник штаба Восточной группировки 33-й армии, запойно пил в Износках и вместо помощи ушедшим под Вязьму с больной головы отдавал нелепые приказы на взятие хорошо укрепленных немецких опорных пунктов, истощая последние боеспособные части 33-й армии. Каждая новая атака вырвала из списочного состава армии роту, батальон или два, не принося никакой реальной пользы окруженным. Комбриг Онуприенко, исполнявший обязанности командующего группировкой войск в районе Износок, своими нерешительными действиями имитировал действия по расчистке коридора к Вязьме и не достиг решительно никаких результатов, чтобы коммуникации обеих группировок 33-й армии вновь были восстановлены. Начальник штаба 338-й стрелковой дивизии полковник Тётушкин за самострел и вовсе был понижен в звании до майора. Но ухитрился со своим «ранением» влезть в самолет, на один из последних рейсов, и благополучно вылететь из окружения. Находясь в офицерском резерве Западного фронта, вскоре получил стрелковую дивизию. Правда, командуя ею, совершил ряд нелепых действий, показав свою профессиональную несостоятельность, и был переведен на должность начальника армейских курсов младших лейтенантов. Все правильно: не умеешь командовать – учи, как надо командовать…
Так что Жуков мог воспринять телеграмму Белова как завуалированный упрек, исполненный иронии. В этом случае, учитывая характер Жукова, командир корпуса сильно рисковал.
Но вернемся к окруженным, под Дорогобуж.
Ни 10-я, которой в то время командовал генерал Попов, ни 50-я генерала Болдина осуществить достаточный удар навстречу группировке генералов Белова и Казанкина уже не могли. К тому времени армии уже израсходовали все свои ресурсы в позиционных боях за овладение опорными пунктами.
Рота, которую по нескольку раз в сутки бросают на опорный пункт, в котором сидит такая же рота о трех-пяти пулеметах, двух-трех минометах и противотанковом орудии, становится взводом уже на вторые сутки, а потом сидит в обороне, доедает убитых лошадей, ждет, когда вернутся из лазарета трое-четверо из тех, кого не отправили на излечение дальше в тыл, и ни о каком наступлении уже не помышляет.
10-я армия наступать не могла. Она попросту не имела для этого достаточных сил и огневых средств. Да и продвигаться дальше, без обеспечения флангов, было опасно – ударят под основание прорыва, отрежут.
Приказ на выход войскам генералов Белова и Казанкина был отдан 5 июня 1942 года. Началась последняя, сложнейшая операция окруженных.
Конники и десантники выходили несколькими потоками. Маршруты пролегали далеко не по кратчайшему пути. На выходе их ждали усиленные заслоны немцев и полицейских частей. Генерал Белов учел трагический урок 33-й армии. Лбом стену не проломишь. Для некоторых групп кружной путь составлял 160–200 километров. Для измученных непрерывными боями, недоедавших уже несколько месяцев, обносившихся людей этот марш был невероятно трудным.
Из «Полевого дневника» П.А. Белова: «Двигаясь по ночам через леса и болота, к 16 июня наша группа около села Шуя подошла к Варшавскому шоссе. Здесь нас встретили пехота и танки противника, которые простреливали шоссе и подступы к нему артиллерией, минометами и пулеметами. Перед прорывом через шоссе я собрал командиров и комиссаров соединений, объяснил им обстановку и отдал приказ на прорыв. В этот день наконец появились истребители нашей 215-й авиационной дивизии. Они очистили небо от противника, но, к сожалению, ненадолго.
Этот прорыв удалось осуществить, но в два приема. Перед рассветом я со своим адъютантом капитаном И.В. Михайловым и коноводами с трудом проехал через заболоченный лес и выбрался к шоссе, со стороны которого слышалась довольно сильная стрельба. На опушке мы встретили командира 2-й гвардейской кавалерийской дивизии полковника П.И. Зубова, который сообщил, что часть 1-й гвардейской кавалерийской дивизии генерала В.К. Баранова и половина 4-го воздушно-десантного корпуса генерал-майора А.Ф. Казанкина уже прорвались через шоссе.
Как я узнал позднее, генерал В.К. Баранов применил при прорыве двухэшелонное построение. В первом эшелоне ночью атаковали два кавполка в пешем строю.
Из села Шуя, находившегося слева от участка прорыва, противник артиллерией обстреливал лес, в котором находились остальные части этой дивизии в исходном положении для наступления. Начинался рассвет, и в случае задержки с движением через шоссе коноводы полков первого эшелона и полки второго эшелона 1-й гвардейской кавдивизии могли быть отрезаны противником. Тогда генерал В.К. Баранов сел на коня и вместе со своим штабом выдвинулся из леса ближе к шоссе и во весь свой богатырский голос подал команду: «Гвардейцы, вперед, за мной – ура!» Несмотря на частую перестрелку, эта команда все же была услышана ближайшими эскадронами, бывшими уже на конях. Они подхватили команду, их поддержали соседние эскадроны, и вся конная группа дивизии (около 2000 всадников) с криками «ура!» пошла, где рысью, а где галопом, вперед. Нужно сказать, что во время атаки огонь противника значительно ослабел, так как наши минометы и небольшое количество артиллерии, которое мы имели, обрушилось своим огнем по тем огневым средствам противника, которые обстреливали нас слева. В этой атаке геройски погиб замечательный командир 6-го Камышинского гвардейского кавалерийского полка подполковник А.В. Князев. Честь и слава конногвардейцам и десантникам – участникам этой смелой атаки!
Во время атаки я находился в 300 м от шоссе вместе с командиром 2-й гвардейской кавалерийской дивизии полковником П.И. Зубовым. Его дивизия должна была наступать вслед за 1-й гвардейской. Несмотря на шум боя, мы услышали могучее «ура!» конногвардейцев генерала В.К. Баранова. По тому, как это «ура» все более удалялось, мы с радостью поняли, что прорыв 1-й гвардейской кавдивизии завершился успехом.
Было еще не поздно попытаться вместе с другими группами преодолеть шоссе и присоединиться к Баранову и Казанкину. Сначала хотелось сделать именно так. Однако, подумав о том, что штаб и значительные силы нашей группы, находившиеся сзади нас, могут остаться без твердого управления, я решил с частями 2-й гвардейской кавалерийской дивизии отойти в лес, организовать управление оставшимися войсками и искать другое место для перехода через шоссе. Офицер, посланный мною к исполнявшему обязанности начштаба группы подполковнику П.С. Вашурину, передал ему мое решение.
Вскоре удалось связаться с оставшейся половиной 4-го воздушно-десантного корпуса, которую возглавлял командир 8-й воздушно-десантный бригады энергичный подполковник А.А. Ануфриев и комиссар воздушно-десантного корпуса Алешин, а также с командиром 329-й стрелковой дивизии подполковником Н.Л. Солдатовым.
Выяснилось, что большей части нашей группы преодолеть шоссе все еще не удалось. Связавшись по радио с Казанкиным, я приказал ему возглавить прорвавшиеся через шоссе силы и действовать по ранее разработанному плану.
В этот день, т. е. 17 июня, на наш штаб напали небольшие силы противника. В бою был ранен подполковник А.А. Ануфриев, который со своими десантниками сыграл основную роль в первоначальном отражении нападения. В бою принял участие весь состав нашего штаба, действовавший теперь как боевое подразделение. Отбив нападение и не дожидаясь темноты, мы продолжали движение лесом по азимуту. Вскоре в сумерках попали в мелкий, заболоченный и затопленный водой лес. Движение верхом на лошадях исключалось, поэтому двигались пешком по колено в воде, а коноводы вели лошадей в поводу. Лишь к рассвету вышли на сухое место. Преодолев шоссе, мы быстро двигались на юг. Лес, в котором 20 июня расположились на дневку, находился примерно в 26 км восточнее Рославля. Все до нитки промокли под дождем. Люди устали и изголодались, пищи у нас уже не было. Отсюда удалось связаться по радио со штабом фронта, послать короткое донесение и получить указания на дальнейшие действия. Так как погода была пасмурная и авиации противника не надо было опасаться, отдохнув несколько часов, мы продолжили свой путь по лесу днем.
Вскоре наша разведка встретила группу партизан из соединения майора А.Н. Галюги. Командир группы доложил мне, что через территорию их полка прошли войска генералов Казанкина и Баранова и что партизаны ждут меня. Взяв проводников, мы продолжали путь.
В ночь на 22 июня штабной эскадрон в количестве около двухсот человек без боя преодолел железную дорогу и на рассвете подошел к Десне у Снопоти, где нас уже ждали партизаны с несколькими лодками. Переправившись, мы прибыли в деревню Марьинка. Часа через четыре приехал верхом майор Галюга. Он подробно доложил о своей партизанской дивизии и сообщил, что Казанкин и Баранов прошлой ночью должны были уже прорваться через линию фронта. Я написал донесение и попросил Галюгу передать его по радио через штаб 10-й армии в штаб фронта.
Часов в 12 дня мы с комиссаром корпуса и всем штабным эскадроном направились в штаб Галюги. Здесь я встретил подполковника Ануфриева и комиссара Аленина с десантниками. Не было лишь командования 2-й гвардейской кавалерийской и 329-й стрелковой дивизий, с которыми, однако, имелась радиосвязь.
Вскоре Галюге привезли радиограмму на мое имя от командующего фронтом. В ней указывалось, что ночью в мое распоряжение прибудет 15 самолетов По-2, на которых предстояло вылететь мне, а также командирам по моему назначению (самолеты должны были сделать два рейса).
В штабе за старшего был оставлен подполковник А.К. Кононенко. Все улетавшие собрались на посадочной площадке. Теперь мы имели достоверные данные о том, что Баранов и Казанкин со своими войсками уже соединились с 10-й армией. Далеко отставший от нас Вашурин с небольшой группой, рацией и шифровальщиком имел связь со штабом фронта. В таком же положении находился и полковник Зубов. Не было известий лишь о подполковнике Солдатове, о полковнике Москалике, батальонном комиссаре Янузакове и их штабе (2-я партизанская дивизия снова была переформирована в отряды, а ее штаб шел с нами).
Перелетев линию фронта, мы приземлились на аэродроме 10-й армии. Это произошло, насколько я помню, в ночь на 24 июня 1942 года. Утром нас пригласил к себе Военный совет 10-й армии. В землянке, в лесу, генераллейтенант В.С. Попов угостил нас отличным обедом. От него я услышал много лестного о своих подчиненных. Часть конногвардейцев сумела прорваться через линию фронта к 10-й армии даже в конном строю. Я узнал также, что генерал Казанкин при переходе через линию фронта был легко ранен.
В тот же день меня с Щелаковским вызвали в штаб фронта, а на другой день мы с комиссаром улетели в Калугу, где находился весь второй эшелон корпуса.
Вскоре через линию фронта перешли подполковник Кононенко и батальонный комиссар Лобашевский со штабом. Кононенко при переходе линии фронта был ранен в ногу. Позже прибыли Зубов, Солдатов, Вашурин, Москалик, Янузаков и другие со своими частями или группами, отрядами и штабами. Янузаков, попав на мину, был тяжело ранен.
Таким образом, основные силы 1-го гвардейского кавалерийского корпуса, 4-го воздушно-десантного корпуса и 329-й стрелковой дивизии организованно и успешно преодолели все преграды на своем пути и в конце июня соединились с оказавшими им поддержку войсками 10-й армии. Отдельные мелкие группы выходили еще и в июле. Всего вышло за линию фронта до 10 тысяч человек. Кроме того, около трех тысяч человек было эвакуировано по воздуху. Партизаны вновь вернулись к тактике действий малыми отрядами.
Более пяти месяцев наша группа вела в тылу противника в исключительно тяжелых условиях напряженную, насыщенную драматизмом борьбу. В этой борьбе многие из наших славных боевых товарищей сложили свои головы за честь и свободу нашей великой социалистической Родины. Память навсегда сохранит их светлый образ. И сегодня, мысленно возвращаясь к тем героическим дням, мне хочется выразить самую горячую признательность всем участникам этих трудных боев».
«Кировский коридор» сыграл свою роль. Он сохранил жизнь многих бойцов, уберег их от плена и горькой судьбы пропавших без вести. Несмотря на то что еще в первых числах июня «коридор» был значительно сужен, немцы захватили многие населенные пункты и начали укреплять их для длительной обороны. Но еще долго партизаны оставались здесь хозяевами. Потому что леса по-прежнему принадлежали им. И разведотдел 10-й армии засылал и засылал в направлении Вязьмы, Спас-Деменска, Ельни, Рогнедина и Рославля свои разведывательно-диверсионные группы, одиночных маршрутников и связников, радистов и агентурных разведчиков.
После десятка тяжелых снарядов немцы обрушили на деревню шквал минометного огня.
Лейтенант Грачевский сидел возле жарко натопленной печки-бочки и ждал, что будет дальше. Какое-то время ничего нового не происходило. Клекот и гул минометного налета не прекращался минут десять. Это уже походило на артподготовку. Значит, вот-вот последует атака.
– Сейчас пойдут, – снова повторил сержант-пулеметчик.
Пулемет уже стоял в нише с заправленной лентой. Пулеметчики по очереди выглядывали в просвет бойницы, куда уже затягивало толовую гарь.
– Ни хрена не видно. – Сержант боялся пропустить атаку.
– Кажись, урчат.
– Танки… Ах ты ж…
– Ну, если пушку накрыло, то и нам – рябые тапочки…
Охнул один из пулеметчиков и опрокинулся на спину.
Лейтенант Грачевский почувствовал глухой удар упавшего о земляной пол и закрыл глаза.
– Что, готов? – спросил сержант бойца, который наклонился к своему товарищу.
– Кажись, не дышит.
– Оттащи его в угол. Чтобы не мешал.
Боец поволок убитого к ящикам.
Осколок попал пулеметчику в лицо. Когда его привали ли к ящикам, он всхрапнул.
– Да нет, товарищ лейтенант, – махнул рукой боец, перехватив взгляд Грачевского, – неживой он уже. А такое бывает. Судорога. То, как разговаривают между собой пулеметчики, поразило лейтенанта Грачевского настолько, что какое-то время он не мог взять себя в руки и, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой, отупело смотрел в одну точку. Он пришел в себя спустя какое-то время, когда в нише загрохотал пулемет.
– Смотри, смотри, Иван, вон там, справа, за кустами! Не пропускай их к сараям!
И тут послышались резкие сильные удары – стреляла пушка. Скорее всего, огонь повела уцелевшая «сорокапятка».
– Что там? Попали? – спросил первого номера его товарищ.
– Кажись, попали. Один задымил. Другой назад пошел.
– Значит, и пехота сейчас уходить станет.
– Давай другую ленту. Заряжай. А я покурю пока.
Второй номер откинул крышку металлической коробки, зарядил новую ленту. Потом, выглянув в нишу, начал похозяйски откидывать комья земли и снега, которыми завалило низ.
– Ты гляди, Иван! Пушкари-то наши подбитый танк все же добили. Горит.
– Ну, пускай… – устало ответил Иван, не поднимая головы. Он сидел на ящике, где несколько минут назад сидел командир взвода лейтенант Поярков, жадно курил и смотрел в пол неподвижным взглядом.
А ведь и они, должно быть, тоже раздавали в Пустошках деревенским девчатам трофейные платья, подумал вдруг лейтенант Грачевский, глядя на пулеметчиков – на убитого, сидящего в углу, и на живых.
– Поползли. Отходят. Теперь не скоро соберутся… – Второй номер засмеялся.
Пулеметчик, которого второй номер называл Иваном, вытащил из голенища валенка немецкий штык-нож, перехватил за лезвие и начал кончиком поправлять фитиль в коптилке.
– Ты соли в бензин подсыпал? – спросил он своего напарника, когда прочистил нагоревший фитиль и, поддев, слегка вытащил его наружу. Света в блиндаже сразу стало больше.
Лейтенант Грачевский, чтобы быть здесь, в блиндаже, хоть чем-то полезным, открыл дверочку печки и бросил на тускнеющие угли несколько поленцев.
Пулеметчик Иван с благодарностью кивнул.
Дверь распахнулась. Вошел лейтенант Поярков. Сразу увидел убитого.
– Баранов. Эх, Баранов… – сказал он и накрыл тело бойца Баранова немецкой плащ-палаткой.
– Осколок залетел, – пояснил пулеметчик. – Надо вон то бревно поправить, чтобы закрывало… – И указал дымящейся самокруткой на какое-то бревно, которое видел только он.
Поярков окинул взглядом блиндаж и сказал Грачевскому:
– Товарищ лейтенант государственной безопасности, конь ваш, к счастью, цел. Сани немного… Но ребята их там сейчас поправят. Поедете в город? Или останетесь?
«Вот гад, – подумал Грачевский, – издевается…»
– Пожалуй, пора ехать, – сказал он, сам от себя не ожидая такого малодушия, и встал.
Ноги едва держали лейтенанта Грачевского. Пока шел к саням, два раза останавливался. Воздух еще был насыщен толовой вонью и пороховой горчинкой. Вот и он в бою побывал, думал лейтенант Грачевский. «Рано или поздно, – успокаивал он себя, – это должно было случиться. Я что, трус? Что со мной случилось? Почему я не мог встать, подойти ко второй бойнице и вести огонь по врагу оттуда? В блиндаже было две винтовки. Одна убитого, другая второго номера. Они были свободны, из них никто не стрелял… И я мог бы стрелять в противника, участвовать в отражении атаки…»
После обеда немцы атаковали снова. Но теперь уже без танков. На деревню вначале налетела девятка пикирующих бомбардировщиков. Они снова и снова налетали на позиции лыжников, долбили средними и мелкими бомбами доты и блиндажи. Но когда пехота высыпала из перелеска, ее встретили прицельным огнем несколько пулеметов.
Вой самолетов и взрывы бомб лейтенант Грачевский услышал уже в лесу, когда порядком отъехал от деревни.
На девятые сутки боев третья лыжная рота оставила опорный пункт, едва успев вывезти из деревни раненых и побросав убитых. Немцы ворвались на позиции внезапно, псле мощного авианалета – некогда было собирать мертвых.
Когда наступила весна, личный состав лыжбата, то, что от него осталось к маю, разбросали по полкам дивизии, оборонявшей на широком фронте Кировский выступ. Дивизия к тому времени была настолько выбита и ослаблена, что это пополнение усилило ее ненамного. Однако ж из штарма пришел приказ отбить у противника несколько населенных пунктов, среди которых значилась и та злополучная деревня, где 3-я лыжная рота старшего лейтенанта Чернокутова оставила треть своего состава. Взять деревню назад дивизии не удалось. А через год, весной 43-го, ее штурмом брали штрафники.
Глава 10
Новый командарм – генерал Попов
1 февраля 1942 года генерал-лейтенант Голиков был отозван в Ставку и тут же назначен командующим 4-й ударной армией Калининского фронта. А в штаб 10-й армии, разместившийся в одной из деревушек под Кировом, прибыл новый командующий. Им стал генерал-майор Василий Степанович Попов.
Генерал Попов прибыл сюда из-под Зайцевой Горы, из штаба соседней 50-й армии, где до этого занимал должность заместителя командующего армией.
Родился Попов в 1894 году в станице Преображенской Хоперского округа Области войска Донского (ныне Волгоградской области) в семье донского казака. Окончил учительскую семинарию. В 1916 году призван в Русскую армию. В том же году окончил школу прапорщиков. Получив первые офицерские погоны, отбыл на Юго-Западный фронт. Воевал в Донском казачьем полку, командовал взводом. В Красной армии с 1919 года. Участник Гражданской войны. Начальник штаба 39-й стрелковой дивизии. Воевал в Первой конной армии. В 1922 году окончил Военную академию им. М.В. Фрунзе. После академии был направлен в Туркестан и сражался против басмачей, командуя 6-й отдельной кавалерийской бригадой. С 1928 по 1931 год командовал Украинской кавалерийской школой. Одновременно окончил Курсы усовершенствования высшего начальствующего состава и Курсы единоначальников при Военно-политической академии им. В.И. Ленина. В 1931–1937 годах командовал 12-й кавалерийской дивизией. Комбриг. В 1938 году – командир 4-го казачьего кавалерийского корпуса. Защитил диссертацию по теме «Действия кавалерийского корпуса в прорыве». С 1939 года – на преподавательской работе в Военной академии им. М.В. Фрунзе, доцент. Участник советско-финляндской войны 1939–1940 годов – командир 28-го стрелкового корпуса. Генерал-майор (1940). В начале Великой Отечественной войны командовал 28-м стрелковым корпусом. С первого дня войны корпус в боях – в оборонительном сражении в Западной Белоруссии в районе Брест – Кобрин – Бобруйск. С большими потерями сумел вывести остатки корпуса из окружения, но уже с 15 июля после пополнения корпус вновь вступил в бой под Пропойском. Вскоре там был тяжело ранен. После госпиталя в сентябре 1941 года назначен заместителем командующего 50-й армией. Отличился во время Калужской наступательной операции 1941 года – возглавил подвижную ударную группу армии, которая вошла на узком участке в прорыв немецкой обороны, с марша атаковала Калугу и вскоре завладела этим крупным городом Тульской области. В течение более чем двух лет – с февраля 1942 по апрель 1944 года – командующий 10-й армией. 5 июня 1942 года присвоено звание генерал-лейтенант. В апреле – мае 1944 года – заместитель командующего войсками 1-го Белорусского фронта. Генерал-полковник. С мая 1944 года до конца войны командовал 70-й армией 1-го Белорусского, с ноября 1944 года 2-го Белорусского фронтов. За успешные действия во время Великой Отечественной войны войска, которыми командовал генерал Василий Степанович Попов, 19 раз отмечались в приказах Верховного главнокомандующего И.В. Сталина. 10 апреля 1945 года командарму-70 было присвоено звание Герой Советского Союза: «За умелое управление войсками армии, успешное форсирование реки Висла, захват плацдарма на ее западном берегу, окружение и уничтожение группировки противника в городе Торунь и проявленные при этом мужество и героизм». Указом Президиума Верховного Совета СССР генерал-полковнику Попову Василию Степановичу были вручены орден Ленина и медаль «Золотая Звезда» № 5509. Кроме того, генерал В.С. Попов был награжден двумя орденами Суворова 1-й степени и орденом Кутузова 1-й степени, а также пятью орденами Красного Знамени, орденом Красной Звезды и еще одним орденом Ленина.
Последние бои генерал Попов провел блестяще. Берлинская операция 2-го Белорусского фронта заключалась, как известно, в охвате «логова» с севера. Маршал Рокоссовский включил 70-ю армию генерала Попова как одну из наиболее надежных в состав ударной группировки, которая атаковала в направлении Нойбранденбург, Висмар. Соседи слева – 1-й Белорусский фронт маршала Жукова – замешкались перед внешним обводом обороны Берлина, и у фронтов, обеспечивавших фланги основной ударной группировки, появилась возможность тоже ворваться в «логово» и разделить лавры победителей. У войск 1-го Украинского фронта маршала Конева это получилось. Танки генерала Рыбалко действительно вошли в Берлин почти одновременно с танками маршала Жукова. Но Рокоссовский завяз в тяжелейших боях севернее. И слава покорителя Берлина обошла его.
70-я армия успешно форсировала реки Ост-Одер и ВестОдер и во взаимодействии с 65-й и 49-й армиями разгромила штеттинскую группировку противника. 1 мая овладели городами Росток и Тетеров и к исходу 3 мая 1945 года вышли на побережье Балтийского моря в районе Висмара.
Но в 1942-м об этих городах и реках в Восточной Пруссии солдаты генерала Попова еще и слыхом не слыхивали. В ежедневных донесениях и боевых сводках мелькали другие наименования: Малая Песочня, Покров, Большие Савки, Жилино, Воскресенск, Голосиловка, Лосиное, Ракитное… Здесь проходила линия обороны 10-й армии. До Ростока и Вест-Одера дойдут самые везучие. После двух-трех ранений и контузий.
У генерала Попова был прекрасный начальник штаба – комбриг Степан Иванович Любарский. Образованный, храбрый, в трудный момент умевший взять в руки оружие и повести в бой солдат.
Родился в 1896 году в деревне Пески Гродненской губернии. Получил начальное образование. Работал на суконной фабрике в Белостоке. В 1915 году призван в Русскую армию. В феврале 1918 года добровольно вступил в Красную армию. За годы Гражданской войны прошел путь от командира роты до командира полка (9-й Туркестанский стрелковый полк). В 1929 году поступил в Военную академию им. М.В. Фрунзе. В 1936 году – в Академию Генерального штаба. Воевал в районе реки Халхин-Гол. Автор нескольких учебных пособий для курсантов и слушателей военных курсов. Одна из них: «Некоторые оперативно-тактические выводы из опыта войны в Испании» – первая монография, обобщавшая опыт гражданской войны в Испании.
В этом исследовании Любарский, в частности, писал: «…Линейная оборона, не имеющая глубины, легко может быть прорвана противником, располагающим современными средствами подавления. Современной атаке должна быть противопоставлена глубокая оборона, которая в первую очередь должна быть противотанковой».
В 1941 году, особенно летом, нашим командирам не хватало понимания именно того, что современная война – война маневренная, исход которой решают не только массы войск, а техника, в первую очередь танки, подвижная артиллерия, и что противостоять моторам и маневру можно только благодаря созданию глубокоэшелонированной и тщательно продуманной обороне.
С 1940 года Любарский был начальником Управления боевой подготовки Красной армии. В начале войны – начальником оперативного отдела фронта. Начальником оперативного отдела штаба 43-й армии. В самый тяжелый для армии период, когда она оказалась фактически разгромленной во время немецкого наступления (операция «Тайфун»), возглавил 17-ю стрелковую дивизию. Дивизия только что испытала очередное поражение и бежала с занимаемых позиций в районе Угодского Завода (ныне город Жуков Калужской области). Был отдан под трибунал ее командир полковник П.С. Козлов. Комбриг Любарский быстро собрал разбежавшуюся дивизию и выправил положение[53].
С 13 декабря 1941 по 23 апреля 1944 года – начальник штаба 10-й армии. Звание генерал-майор получил 2 января 1942 года. 22 февраля 1944 года получит очередное воинское звание – генерал-лейтенант. Через два дня будет назначен на должность начальника штаба 2-го Белорусского фронта. Но по докладу Мехлиса его снимут с должности вместе с командующим войсками фронта генералом Петровым. По сведениям некоторых исследователей, Любарского разжалуют до полковника. С мая по ноябрь 1944 года он будет занимать должность начальника штаба Приморской армии второго формирования. Весной 1945 года его переведут в 3-ю гвардейскую армию к генералу Гордову (1-й Украинский фронт).
Генерал-лейтенант Степан Иванович Любарский погибнет 16 апреля 1945 года в районе города Форст (Германия) при переправе через реку Нейсе. Тело будет перевезено в город Львов и там похоронено на воинском кладбище со всеми подобающими почестями.
Остается некоей тайной долгое пребывание – до января 1942-го – Любарского в звании комбрига. Отмененное еще в 1940 году, это звание донашивали в первые месяцы войны две категории офицеров Красной армии. Первые – те, кто по разным причинам не прошел аттестацию: недостаточное образование, несоответствие занимаемой должности и т. д. Ко вторым относились офицеры, прошедшие через лагеря и тюрьмы, следственные камеры НКВД. К примеру, генерал А.В. Горбатов[54] летом 1941-го воевал в чине комбрига. И только потом получил и генеральское звание, и армию.
Автобронетанковыми войсками 10-й армии весной 1942 года командовал генерал С.И. Богданов, только что вернувшийся из тюрьмы. Был арестован в 1938 году и обвинялся по стандартной 58-й статье. Но Бог миловал, не расстреляли, не отправили на Колыму. Судимость будет снята только в 1942-м. Бывший подпоручик Русской армии, он станет вскоре прекрасным танковым командиром. Отличится под Сталинградом, командуя 6-м механизированным корпусом. Затем возглавит 2-ю гвардейскую танковую армию. Станет дважды Героем Советского Союза, маршалом бронетанковых войск. Его корпуса в составе 1-го Белорусского фронта маршала Жукова первыми ворвутся в Берлин и начнут продвигаться к центру города, к Рейхстагу. Но до Берлина были еще годы.
Итак, шел 1942 год. В истории Великой Отечественной войны он остался, пожалуй, самым мрачным годом. Год несбывшихся надежд, новых поражений. Год яростного противостояния. Год большой крови. Харьков, Ржев, Жиздра, Зайцева Гора…
Задача у генерала Попова и его штаба была непростая. Имея несколько потрепанных дивизий на довольно большой участок фронта, удерживать Кировский выступ. Выступ, образовавшийся в районе Кирова во время московского контрнаступления наших войск и отхода группы армий «Центр», мешал немцам. Он нависал одновременно и над вяземской группировкой, и над брянской. Лишал их важнейших коммуникаций и возможности сообщаться по наикратчайшему пути – по железной дороге Брянск – Вязьма. Был источником и одновременно коридором для заброски в тыл 4-й полевой и 2-й танковой армий разведывательнодиверсионных групп. Подпитывал партизанские районы оружием, боеприпасами, медикаментами, продовольствием и, самое главное, кадрами. Почти все командиры партизанских бригад и батальонов были «кировчанами», то есть людьми, переброшенными за линию фронта из разведотдела 10-й армии именно по этому коридору. Отсюда же в отряды потоком шли специалисты: подрывники, радисты, агентурные разведчики.
В 1942 году Ставка провела несколько операций. В том числе Харьковскую наступательную, которая закончилась провалом и крупнейшим поражением Красной армии. Немцы прорвались к Сталинграду. Создалась угроза падения города и выхода немецких войск в Заволжье. При этом все, что южнее Сталинграда, оказалось бы отрезанным от центральных районов и обреченным на гибель и плен.
Ставка активизирует свою северную группировку с целью недопущения снятия «свободных» дивизий для переброски их под Сталинград. Армии Брянского, Западного, Калининского и Северо-Западного фронтов летом – осенью – зимой 42-го проводят серию операций, изматывают корпуса и дивизии группы армий «Центр», при этом истощают в бесконечных атаках и контратаках свои силы, не добиваются практически никаких существенных результатов, но делают невозможным отвлечение каких-либо средств с этого участка фронта для переброски на юг.
С 8 января по 20 апреля 1942 года проведена Ржевско-Вяземская наступательная операция. Некоторых событий этой операции, связанных с действиями 10-й армии и 1-го гвардейского кавалерийского корпуса, я уже коснулся в этой книге.
30 июля – 23 августа 1942 года проведена 1-я Ржевско-Сычевская наступательная операция.
25 ноября – 20 декабря 1942 года проведена 2-я РжевскоСычевская наступательная операция. Она вошла в историю Великой Отечественной войны под названием «Марс». До последнего времени замалчивалась. В последнее время благодаря книгам Светланы Герасимовой, Бориса Горбачевского, Хорста Гроссмана, Дэвида Гланца, Алексея Исаева, мемуарам генерала НКВД Павла Судоплатова стало известно многое. До книг и исследований этих историков и солдат мы знали о Ржевской битве разве что поэму-реквием Александра Трифоновича Твардовского «Я убит подо Ржевом…». Как оказывается, фразу убитого подо Ржевом могли бы произвести сотни тысяч, почти миллион солдат и офицеров Красной армии.
Это действительно был второй, северный Сталинград. Не зря Сталин, никогда не выезжавший на фронт, после овладения Ржевом решил побывать там. Слишком дорогими жертвами он достался.
От Кирова до Ржева недалеко. И все главные события, происходившие в районе Ржева, эхом, не таким уж далеким, отзывались и здесь, под Кировом, в районе Зайцевой Горы, Угры, Жиздры и Юхнова.
Кроме того, Кировский выступ постоянно раздражал немецкое командование, и войска 4-й полевой армии предпринимали неоднократные попытки срезать его. Выступ по-прежнему обороняла 10-я армия. В тот период – период глухой обороны – в ее состав входили четыре дивизии: 330-я Тульская генерала Соколова, 323-я Тамбовская генерала Гарцева, затем полковника Украинца, 325-я Пензенско-Сердобская стрелковая дивизия полковника Чернова. Четыре дивизии – это чуть больше корпуса. Но в действительности, если считать по активным штыкам, это была одна дивизия. Полковник Гарцев своих «тамбовцев» еще весной 42-го свел в один полк, и действовала дивизия до весны 43-го одним сводным полком – 1086-м.
На юге полыхал Сталинград. 6-я полевая армия вермахта была окружена плотным кольцом, и ее дожимали в котле наши войска. Как только сталинградская проблема была решена, Ставка 27 февраля 1941 года издала директиву № 30058 командующему войсками Западного фронта о мерах по развитию успеха 16-й армии. 27 февраля Сталин освободил от командования Западным фронтом генерала Конева и назначил генерала Соколовского.
Исследователи отмечают, что период командования войсками Западного фронта штабным генералом Соколовским вошел в историю серией неудачных операций, которые сопровождались большой кровью. Недавно опубликован «Доклад от 11 апреля 1944 г. Комиссии в составе члена ГКО тов. Маленкова (председатель), генерал-полковника т. Щербакова, генерал-полковника т. Штеменко, генераллейтенанта т. Кузнецова и генерал-лейтенанта Шимонаева о недостатках в работе командования и штаба Западного фронта». Вот кусок из доклада:
«Товарищу Сталину. По приказу Ставки Верховного Главнокомандования Чрезвычайная комиссия в составе члена ГКО тов. Маленкова (председатель), генерал-полковника Щербакова, генерал-полковника Штеменко, генерал-лейтенанта Кузнецова и генерал-лейтенанта Шимонаева проверила работу штаба Западного фронта и на основании этой проверки установила следующее:
Неудовлетворительные боевые действия Западного фронта за последние полгода
Начиная с 12 октября 1943 года по 1 апреля 1944 года Западный фронт под командованием генерала армии Соколовского на Оршанском и Витебском направлениях провел одиннадцать операций, а именно:
Оршанская операция 12–18 октября 1943 г.
Оршанская операция 21–26 октября 1943 г.
Оршанская операция 14–19 ноября 1943 г.
Оршанская операция 30 ноября – 2 декабря 1943 г.
Витебская операция 23 декабря 1943 г. – 6 января 1944 г.
Богушевская операция 8—24 января 1944 г.
Витебская операция 3—16 февраля 1944 г.
Частная операция на Оршанском направлении 22–25 февраля 1944 г.
Витебская операция 29 февраля – 5 марта 1944 г.
Оршанская операция 5–9 марта 1944 г.
Богушевская операция 21–29 марта 1944 г.
Все эти операции закончились неудачно, и фронт поставленных Ставкой задач не решил. Ни в одной из перечисленных операций не была прорвана оборона противника хотя бы на ее тактическую глубину, операции заканчивались в лучшем случае незначительным вклинением в оборону противника при больших потерях наших войск.
Наступление на Оршанском направлении 12–18 октября закончилось вклинением на 1–1,5 километра. Наши потери: убитых – 5858 человек, раненых – 17 478 человек. Всего – 23 336 человек.
Наступление на Оршанском направлении 21–26 октября – продвижение от 4 до 6 километров. Наши потери: убитых – 4787 человек, раненых – 14 315 человек. Всего – 19 102 человека.
Наступление на Оршанском направлении 14–19 ноября – продвижение от 1 до 4 километров. Наши потери: убитых – 9167 человек, раненых – 29 589 человек. Всего – 38 756 человек.
Наступление на Оршанском направлении 30 ноября – 2 декабря – вклинение от 1 до 2 километров. Наши потери: убитых – 5611 человек, раненых – 17 259 человек. Всего – 22 870 человек.
Наступление на Витебском направлении 23 декабря – 6 января – продвижение на 8—12 километров. Противник отошел на ранее подготовленный рубеж. Наши потери: убитых – 6692 человека, раненых – 28 904 человека. Всего – 35 596 человек.
Наступление на Богушевском направлении 8—24 января – вклинение на 2–4 километра. Наши потери: убитых – 5517 человек, раненых – 19 672 человека. Всего – 25 189 человек.
Наступление на Витебском направлении 3—16 февраля – продвижение на 3–4 километра. Наши потери: убитых – 9651 человек, раненых – 32 844 человека. Всего – 42 495 человек.
Частная операция на Оршанском направлении 22–25 февраля никакого результата не дала. В эту операцию части 52-го укрепленного района сами попали в окружение, и с большими потерями было восстановлено первоначальное положение. Наши потери: убитых – 1288 человек, раненых – 4479 человек. Всего – 5767 человек.
Наступление на Витебском направлении 29 февраля – 5 марта – продвижение от 2 до 6 километров. Наши потери: убитых – 2650 человек, раненых – 9205 человек. Всего – 11 855 человек.
Наступление на Оршанском направлении 5–9 марта успеха не имело. Наши потери: убитых – 1898 человек, раненых – 5639 человек. Всего – 7537 человек.
Наступление на Богушевском направлении 21–29 марта – вклинение от 1 до 3,5 километра. Наши потери: убитых – 9207 человек, раненых – 30 828 человек. Всего – 40 035 человек.
В этих безрезультатных операциях, в период с 12 октября 1943 г. по 1 апреля 1944 г., только на участках активных действий фронт понес потери убитыми – 62 326 человек, ранеными – 219 419 человек, а всего убитыми и ранеными – 281 745 человек. Если к этому добавить потери на пассивных участках фронта, то за период с октября 1943 г. по апрель 1944 г. Западный фронт потерял 330 587 человек. Кроме того, за это же время из войск Западного фронта в госпитали поступило 53 283 человека больных.
В указанных выше операциях с октября 1943 г. по апрель 1944 г. Западный фронт израсходовал очень большое количество боеприпасов, а именно: 7261 вагон. За год же, с марта 1943 г. по март 1944 г., фронт израсходовал 16 661 вагон боеприпасов. За это же время, то есть за год, Белорусский фронт израсходовал 12 335 вагонов, 1-й Украинский фронт – 10 945 вагонов, 4-й Украинский фронт – 8463 вагона, и каждый из остальных фронтов израсходовал боеприпасов меньше перечисленных фронтов. Таким образом, Западный фронт израсходовал боеприпасов гораздо больше любого другого фронта.
Безуспешные действия Западного фронта за последние полгода, большие потери и большой расход боеприпасов объясняются не наличием сильного противника и непреодолимой обороны перед фронтом, а исключительно неудовлетворительным руководством со стороны командования фронтом. Западный фронт при проведении всех операций всегда имел значительное превосходство в силах и средствах перед противником, позволяющее, безусловно, рассчитывать на успех».
Период, который охватывает доклад, еще впереди. Но его в этой книге мы касаться не будем. Пусть этот эпизод станет неким экскурсом в недалекое будущее, в том числе и 10-й армии. Тем более что до весны 1944-го многие солдаты не доживут.
В докладе Маленкова подробно разбираются некоторые операции и связанные с ними эпизоды, называются армии и их командующие. Особенно «отличились» в ходе боев 33-я армия и ее командующий генерал Гордов. Вот уж кто, судя по статистике, приведенной в докладе, и фактам хамского отношения к подчиненным, не страдал химерой жалости к своим солдатам, то есть людям. Прошу читателя вернуться к цифре общих потерь Западного фронта. Так вот больше половины общих потерь относится к потерям одной армии Западного фронта – 33-й генерала Гордова. Когда в ротах и батальонах не хватало солдат, он ставил в цепи офицеров, штабных работников и спецподразделения – связистов, пекарей, обозных и пр. В результате подразделения остались практически без штабов вплоть до корпусного уровня. Убито и ранено 4 командира дивизии и 8 заместителей командира дивизии и начальников штабов, 38 командиров полков и их заместителей, 174 командира батальона. Без суда и следствия, вопреки приказу Ставки, расстрелян майор Трофимов, якобы за уклонения от боя. На самом деле, как потом установило следствие, вины майора Трофимова не было. Приказом по 33-й армии гвардии майор Трофимов был признан невиновным. С пулей в голове… С осени 1943 по весну 1944 года из строя выбыло до 90 процентов командиров рот в стрелковых дивизиях и почти два состава командиров взводов. Да, у генерала Гордова лейтенанты долго не жили.
Его, Гордова, очень любят либеральные журналисты. По приказу Сталина его расстреляли в 1950 году. В 2011 году сняли фильм «Мятеж генерала Гордова». В названии весь смысл этого телефильма. Статистика его командования между Спас-Деменском, Вязьмой и Оршей в фильм конечно же не вошла. Многие офицеры, генералы и маршалы в своих мемуарах, где не принято было писать о недостатках, тем не менее отмечали «матерный», «нечеловеческий» стиль управления командарма Гордова, его неуравновешенность, истеричность, объясняя это личной трусостью генерала, которую он преодолевал зачастую самыми эксцентричными поступками, граничащими с безумием.
Мятежник… Лучше бы армией как следует командовал…
10-й армией, к счастью для ее солдат и офицеров, командовал другой человек. Но война собирала свой урожай и здесь, в районе Кировского выступа.
В феврале 1942 года, в тот день, когда генерал Соколовский вошел в должность командующего войсками фронта, Ставка издала директиву: «В целях дальнейшего развития успеха прорыва обороны противника войсками 16-й армии Ставка Верховного Главнокомандования приказывает:
1. Усилить ударную группу 16-й армии за счет резервов фронта и довести ее до одиннадцати стр. дивизий, трех сбр, пяти тбр, одного тк, одного отд. лыжного полка.
2. Главный удар продолжать наносить в общем направлении на Дядьково, Брянск, обходя Брянск с запада.
Иметь в виду, что с юга из района Дмитровска-Орловского в направлении на Карачев будет наступать часть войск Центрального фронта.
3. Силами двух-трех сд нанести фланговый удар из района Букани в направлении Крутая, Игнатовка с задачей разгрома противника перед фронтом 10-й армии.
В дальнейшем фланговыми ударами, свертывая боевой порядок противника, для развития успеха вводить войска 10-й и 50-й армий из-за правого фланга 16-й армии.
Одновременно в целях свертывания боевых порядков противника в районе Дубровка, Речица силой не менее двух стр. дивизий нанести удар в направлении Дубровка, Буда.
4. К выполнению директивы приступить немедленно, продолжая наступление 16-й армии в сторону Жиздры со всей силой.
Ставка Верховного Главнокомандования ВАСИЛЬЕВ»[55].
Это были бои, которые не принесли нашей армии ничего, кроме потерь. Сталинградская эпопея была уже позади. Войскам можно было дать отдых. Но и Соколовскому хотелось отличиться. Да и Ставка рассчитывала на возможный двойной успех.
Весной 1943 года на центральный участок фронта на станции Ливны, Елец, Лебедянь, Сухиничи начали прибывать эшелоны с войсками и техникой. Под Калугой, снятые с передовой, остатки девяти стрелковых бригад переформировывались и развертывались в семь стрелковых дивизий. «Все семь стрелковых дивизий распоряжением начальников главных управлений НКО доукомплектовывать личным составом, лошадьми, оружием, транспортом и имуществом, доводя численность каждой до 8000 человек. И. Сталин»[56].
Отдельный штрафной батальон капитана Чухлатова ночью вышел на исходные, сменив в окопах потрепанные подразделения, которые еще несколько дней назад были ротами и взводами стрелкового батальона. Бойцы вздыхали с облегчением, рассовывали по вещмешкам небогатое солдатское имущество: котелки, фляжки, запасные диски для автоматов и винтовочные обоймы. Гранаты и бутылки с зажигательной смесью приказано было оставить сменщикам.
Бойцы, толком не зная, кто их сменяет, передавали позиции быстро, не мешкая. Еще бы, нежданная радость – во второй эшелон. Только Прохоров, замечавший все и везде, спросил у пожилого бойца, занимавшего его ячейку:
– Что-то вы, ребята, все какие-то хмурые. Откуда вас пригнали?
– С того света, гражданин прокурор, – невесело усмехнулся боец и уточнил: – Сколько, ты говоришь, отсюда до него?
– Да метров двести пятьдесят, не больше.
– Двести пятьдесят… И одним махом не добежишь, и гранату не докинешь… Вы-то тут тоже, смотрю, не шибко весело жили. А мы, что ж… Штрафные мы, браток. Отсыпь-ка махорочки. Тебе завтра старшина еще выдаст.
А мне до утра – последняя радость… покурить… Штрафные мы. Да… На рассвете умирать пойдем. Так-то, голуба моя…
Услышав последние слова, Прохоров внимательно посмотрел на своего сменщика, щедро, наперекор своей натуре отсыпал тому махорки, затянул кисет и молча побежал догонять своих товарищей, спины которых уже растворились в ночи.
Штрафник, которого он, на радостях, не обнес махоркой, сгорбившись на дне окопа, жадно закурил. Он неторопливо тягал из рукава шинели, блаженно затягивался, стукаясь затылком каски о стенку окопа.
– Ну что, Никанорыч, втихаря блаженствуешь? – подсел к нему другой штрафник.
И Никанорыч затянулся последний раз и молча протянул «сорок» своему товарищу.
А Прохоров, гремя котелком и всем своим снаряжением, догнал свой взвод и сказал:
– Братцы, я сейчас нашего ротного видел, старшего лейтенанта Чернокутова.
Бойцы стали спотыкаться, наступать друг другу на пятки и наконец остановились.
– А ты не ошибся? – спросил его Климантов и поставил тяжелый пулемет к ноге. – Как узнал?
– А так. Что ж я, своего бывшего командира не признаю? И голос его, и это… голуба моя…
Побежали за старшим лейтенантом Поярковым. Так, мол, и так, старший лейтенант Чернокутов объявился – среди штрафных.
– Кто его видел? – Ротный прибежал тут же.
– Я видел, – признался Прохоров.
– Живого?
– Как есть. Правда, в солдатской шинели. Махорки ему отсыпал.
– Ты хорошо его хоть рассмотрел? – спросил Климантов. – Махорки он отсыпал… Ты отсыплешь, как же…
– Говорю, закрутки на три, может, четыре даже…
Поярков приказал своему заместителю старшему лейтенанту Чуеву отвести роту до опушки леса и сделать там получасовой привал.
– Давайте, ребята, у кого что есть, – сказал старший сержант Гречкин и вытащил из-за пазухи свой кисет.
Кто-то протянул непочатую пачку махорки, кто-то – кулек с печеньем, кто-то – банку рыбных консервов, кто-то – трофейные галеты. Откуда-то появился пустой «сидор», и посыпались туда и консервы, и махорка, и трофеи.
– Пошли, – кивнул Поярков Насибулину.
Тот протиснулся вперед, снял с плеча трофейный автомат и пошел следом за ротным.
Чернокутова Поярков нашел сразу. Он знал, где была ячейка Прохорова.
На самом дне траншеи в полной темноте сидели двое и о чем-то тихо переговаривались. Когда Поярков подошел, они, видимо заметив, как блеснули его ремни, вскочили, вытянулись.
– Чернокутов? Степан Никанорович? – спросил их Поярков, еще не понимая, который из них его бывший командир.
– Гриша! Ты?
Они обнялись.
– Не думал, что доведется повидаться, – сказал Чернокутов и вдруг спросил: – Кто ротой командует?
– Я.
– Это хорошо. А Блинов и Шубников? Как они?
– Убиты. Блинов три дня назад, а Шубников на прошлой неделе.
– Да… Хорошие были командиры. А кто же взводами командует? На первом взводе младший лейтенант, недавно прислали. А вторым и третьим – сержанты.
– Да, сильно вас тут… Завтра мы пойдем. Нас к вам в дивизию прикомандировали. Похоже, наступление намечается? А, Поярков? Что там в штабах судачат?
– Да, похоже, что-то будет.
– Вас-то во второй эшелон?
– Нет. Завтра обещали пополнить и – назад. Сутки, может, двое на отдых.
– Значит, наступление.
Читать бесплатно другие книги:
