Бабушка и Фридер – друзья навек! Мебс Гудрун

Красная комната

— Бабушка! — кричит Фридер и дёргает её за юбку. — Бабушка, моя комната такая скучная! Я хочу другую, прямо сейчас!

— Да отстань ты от меня ради бога, внук, — ворчит бабушка и берёт сумку для покупок. — Комната скучная, надо же такое придумать! У тебя замечательная детская, это самая лучшая комната во всей квартире, если хочешь знать.

И с этими словами бабушка надевает шляпу. Сейчас она пойдёт за покупками, а Фридер… Он останется дома.

— Стены вот эти, они такие ску-у-у-учные, — ноет Фридер и скачет вокруг бабушки. — Они синие, а мне больше нравятся красные. Потому что красный — самый красивый цвет!

— Синие цветочки гораздо лучше, — не соглашается бабушка и легонько шлёпает внука. — Для мальчиков в самый раз. И точка!

Бабушка подталкивает Фридера к детской, к той самой, с синими цветочками для мальчиков, и говорит:

— Будь умницей и играй тихо. Договорились?

Входная дверь захлопнулась. Бабушка ушла. Фридер стоит в коридоре и сердится. Синие цветочки для мальчиков совсем не лучше, они очень даже дурацкие, такого дурацкого синего цвета! А ему так хочется, чтобы в детской были красные стены — красные, как малиновое варенье.

Малиновое варенье такое вкусное! Фридер может есть его всё время. Если бы комната была красная, она напоминала бы огромную банку с малиновым вареньем… Вот было бы здорово! Но бабушка не согласна, она считает, что для мальчиков синие цветочки — лучше.

Фридер показывает стене язык. Но от этого она точно не станет красной, она останется синей, с цветочками, хоть Фридер и бьёт по ней сердито кулаком, приговаривая:

— Цветочки дурацкие, и бабушка тоже дурацкая…

Обои никуда не исчезают, а бабушка, к счастью, не слышит, что он сказал. Её нет.

Фридер садится на пол и размышляет.

Сама по себе стена красной не станет, это ясно.

Значит, нужно сделать что-то, чтобы стены стали, как малиновое варенье. Надо раскрасить их в красный цвет. Но у Фридера красной краски нет. Он её давным-давно уже израсходовал. Потому что это его любимый цвет. Но у него ещё есть красный карандаш, маленький огрызок.

Фридер ищет этот огрызок и почти сразу находит. Обрадованный, он раскрашивает — очень медленно и очень тщательно — маленький синий цветочек на обоях красным цветом. Получается замечательно! И Фридер быстро-быстро раскрашивает ещё один цветок, потом ещё и ещё. Тут огрызок карандаша ломается и делает на обоях дырку. Дурацкий карандаш!

Фридер в сердцах бросает его на пол. Он раскрасил только несколько цветочков, а их ещё много-много, на всех четырёх стенах. Раскрашивать каждый цветочек по отдельности — это страшно медленно. Тут нужна настоящая краска, которую можно размазывать по стене. Тогда дело пойдёт гораздо быстрее.

Фридер стоит и размышляет.

И вдруг ему приходит в голову идея!

Если превращать комнату в банку с малиновым вареньем, то именно малиновое варенье и надо взять, это же ясно! Его и надо намазать на стены.

Фридер мчится на кухню и принимается рыться в кухонном шкафу. Там много-много банок с вареньем: жёлтое сладкое персиковое, зелёное кислое крыжовниковое и красное малиновое. Малиновое стоит в самом последнем ряду. Фридер осторожно вынимает из шкафа банки одну за другой и осторожно ставит их рядком на пол. Потом он залезает в шкаф и берёт две банки малинового варенья. Для детской наверняка потребуется не меньше двух банок. Его комната ведь самая большая в квартире, так бабушка сказала.

Обидно только, что у ног нет глаз. Фридер вылезает из шкафа задом наперёд с банками малинового варенья в руках и задевает ногой ряд банок, стоящих на полу. Раздаётся «дзын-н-нь», и по кухне разносится сладкий запах: три банки разбились.

Но Фридер мчится в детскую и немедля приступает к делу. Зачерпнув рукой варенье, он плюхает его на стену. Получается отлично! Он тут же добавляет ещё. Великолепно! Теперь всё это надо хорошенько размазать. Двумя руками получается быстро. Прежде чем снова залезть пальцами в банку, Фридер облизывает их. Потому что варенье очень вкусное. Он снова достает варенье, на этот раз обеими руками, потому что так быстрее: ведь банок-то две.

Вот здорово! Бросить вареньем в стену, размазать, облизать пальцы. И ещё раз. И снова. Большой кусок стены уже стал красным. Фридер сияет! Замечательная идея — обмазать стены малиновым вареньем! Вот бабушка удивится! Но обе банки уже опустели. Фридер бежит на кухню, ищет, но… малинового варенья больше нет.

Есть только банки с жёлтым вареньем, банки с зелёным вареньем и жёлто-зелёная каша на полу — там, где банки встретились с ногами Фридера.

Ой-ой-ой… Фридер быстро закрывает глаза, осторожно перешагивает через сладкую кашу, снова открывает глаза и возвращается в детскую. Может быть, там всё-таки осталось ещё немножко малинового варенья?

На пороге комнаты он останавливается и с ужасом смотрит на стену. Детская теперь выглядит совершенно по-другому, она как будто в крови! Крупные капли варенья стекают на пол, как капли крови из коленки Фридера, когда он её поранит. Вот ужас!

Он не хочет жить в комнате, как будто полной крови… И бабушке такое не понравится — это уж точно! Всё красное надо стереть! Фридер бросается к стене и начинает тереть её руками, а потом — рубашкой.

Варенье не оттирается! Оно приклеивается к рукам и к рубашке, которая тоже становится красной.

«Нужно полизать стену, — решает Фридер, — как следует полизать. Тогда любая грязь слезет!»

И принимается за дело — вверх по стене, вниз по стене, направо и налево.

На вкус стена ужасно сладкая. Фридер храбро лижет дальше, на лбу у него выступает пот, а в животе урчит.

И тут в дверях появляется бабушка. Она хватается за голову и кричит:

— Какая муха тебя укусила! Это ж надо — стены облизывает! Просто глазам своим не верю!

— Верь, бабушка, — Фридер мрачно кивает и хватается руками за живот. — Бабушка, мне плохо.

— Я, конечно, старая женщина, но не слепая! — говорит бабушка. — Ты зачем стены измазал, маляр несчастный!

Она трогает стену пальцем, облизывает его и взвизгивает:

— Ха! Варенье!

— Малиновое, бабушка… — шепчет Фридер, и тут ему становится по-настоящему плохо.

Бабушка больше ничего не говорит. Она тащит внука в ванную комнату, поддерживает ему голову, пока его тошнит, а потом сажает в ванну, наполненную чудесной тёплой водой.

— Малиновому варенью, — качает головой бабушка, — место на столе, а не на стенке, если хочешь знать!

Фридер кивает и роняет в воду несколько слезинок.

— Что же нам теперь делать? — всхлипывает он и цепляется за бабушку.

— Я посмотрю, что ты там натворил, а ты пока посиди в ванне! — отвечает она и уходит. Из кухни тотчас доносится её крик:

— Ха! И тут тоже свинарник! Кот из дома — мыши в пляс!

— Бабушка, мне так стыдно… — шепчет Фридер.

Бабушка возвращается, вынимает внука из ванны, растирает полотенцем, приговаривая: «Ну, что случилось, то случилось… Чего уж там…», и несёт в детскую. Фридер сразу замечает: там лежат бумажные рулоны. Много — пять, а может, двадцать. Бумажные рулоны с красными цветочками!

— Вот, это обои! — говорит бабушка и подмигивает внуку. — Мы их наклеим на всё это безобразие. Я давно уже собиралась заново оклеить твою комнату. И красные цветочки такие милые! С этими словами она чмокает Фридера в щёку. — Эх ты, горе моё малиновое!

Фридер смущенно улыбается. А потом немножко краснеет и делается, как малиновое варенье. Или как красные цветочки на обоях.

А потом бабушка и Фридер оклеивали обоями детскую: все стены, сверху донизу, до самого вечера. А потом в ванную пришлось идти бабушке. Потому что она была вся в клею. Сверху донизу.

В пустыне

— Бабушка! — кричит Фридер и дёргает её за юбку. — Бабушка, давай уедем! В пустыню, прямо сейчас!

— Да отстань от меня ради бога, шпингалет, — сердится бабушка. Она складывает в корзинку всё, что нужно для пикника в саду. — Ещё чего — в пустыню! Там слишком жарко, это вредно. А вот в саду хорошо!

И с этими словами она накрывает корзинку платком и тщательно подтыкает его края.

— В пустыне ещё лучше, — бурчит Фридер. — Мы никогда никуда не ездим, совсем никогда. И сад этот — дурацкий.

Но бурчит он совсем тихо, так, чтобы бабушка не слышала. Она ведь очень любит сад.

— Для чего ж идти далёко? Глянь, всё доброе вблизи[1], — декламирует бабушка, поднимает корзинку, берёт Фридера за руку, и они отправляются в путь.

Фридер хныкает и часто вздыхает — почти всю дорогу.

В саду бабушка сразу принимается копать и сажать, поливать и рыхлить. И пыхтит при этом. Комочки земли прилипли к её рукам и даже к носу. А Фридер сидит в песочнице и вяло лепит куличики. Один, второй, третий. А потом ему это надоедает. Куличики — чушь, это для младенцев.

В пустыне сейчас было бы гораздо лучше, там ведь так интересно! В пустыне есть только песок, и его много, гораздо больше, чем в песочнице. И ещё есть верблюды. Их называют кораблями пустыни, потому что они, когда идут, раскачиваются, как корабли в море. Так Фридеру рассказывала бабушка.

А в саду одни воробьи. Они не раскачиваются, а только громко чирикают на яблоне, будто спорят друг с другом. Но в пустыне тоже есть деревья. Они называются пальмы и похожи на огромный ананас. Огромный, как дом.

А воды вообще нет или только совсем немножко, и нужно долго идти, пока не найдёшь хотя бы один глоток. Наверное, это хорошо, что сначала нужно помучиться от жажды. Это интересно! И ещё в пустыне жарко. Всегда.

Здесь в саду тоже жарко, но это не пустыня. Куда ни глянь — никаких верблюдов, и пальм-ананасов тоже нет. Дождевой воды в бочке вполне достаточно, а песка в песочнице — совсем чуть-чуть. Фридер тяжело вздыхает. Вот бы оказаться сейчас в пустыне, как по волшебству! Но бабушка не хочет, ей больше нравится копаться в саду. Фридер вздыхает ещё раз.

И тут ему приходит в голову идея.

Он сам сделает себе пустыню, это же легко! Нужно только взять песок из песочницы и разбросать его по грядкам, да пошире, погуще!

Фридер немедленно принимается за дело: зачерпывает песок формочками и бросает его на грядку с салатом. Два кочана салата скоро покрываются песком. Но формочки такие маленькие! Целая вечность пройдёт, пока песочница опустеет. Надо кидать руками, так получится гораздо быстрее. Фридер энергично принимается за дело — песок разлетается во все стороны. Как песчаная буря, летит он и засыпает салаг. Отлично! Фридер увлечён своей пустыней, даже глаза прищурил, чтобы песок в них не попал.

И вдруг самая большая порция песка падает… прямо на бабушку!

— Ха! — вскрикивает она. — Ты что ж это, озорник, бросаешься песком в свою бабушку! С ума сошёл, что ли?!

Фридер широко раскрывает глаза и не может удержаться от смеха. Бабушка вся обсыпана песком, волосы у неё совсем жёлтые.

— Какая муха тебя укусила!? — сердится бабушка и отряхивается. — Зачем ты повыкидывал из нашей замечательной песочницы весь песок? И всё на мои грядки! Просто глазам своим не верю!

— Верь, бабушка! — говорит Фридер. — У нас тут будет пустыня, настоящая жёлтая пустыня!

Но он уже и сам видит, что это некрасиво — песок на салате!

— А вот у меня сейчас терпение иссякнет, как вода в пустыне, и я тебя отшлёпаю как следует, пескометатель несчастный! — грозит бабушка. — Ну-ка вылезай, надо засыпать песок обратно.

Фридер кивает, шмыгает носом и вылезает из песочницы. Бабушка и Фридер возятся в грядках, пока в песочнице не собирается четыре кучки песка — маленькие, как холмики над кротовой норой.

— Боже мой, — огорчается бабушка, — ничего не получается!

Фридер снова шмыгает носом и кивает. Песочница выглядит такой пустой…

— Бабушка! — плачущим голосом говорит он. — Что же нам теперь делать?

— Давай чего-нибудь попьём! — предлагает бабушка, вытирая лоб. — Мне ужасно хочется пить.

Она берёт Фридера за руку и идёт с ним в дальний угол сада. Там на земле лежит скатерть, большая и жёлтая — такая же жёлтая, как песок в пустыне. А на середине скатерти стоит ананас, он почти как пальма. Фридер изумлён. Всё как в настоящей пустыне!

— Ну, пошли, пустынный житель, — торопит бабушка, — а то я сейчас просто умру от жажды!

Она громко стонет, и Фридер тоже, и так со стонами бабушка с внуком идут прямо по скатерти — гуда, где их ждут ананас и корзинка для пикника. В ней лимонад, и бананы, и булочки с сыром. Всё жёлтое. И ещё кусочек шоколада, только он коричневого цвета.

— В пустыне ничего такого нет, если хочешь знать! — говорит бабушка и откусывает кусочек булочки. — Здесь в саду гораздо лучше. И здоровее к тому же!

Фридер кивает и хитро смотрит на бабушку:

— Да, бабушка, но если б у нас был ещё верблюд… тогда было бы совсем здорово. Пожалуйста, милая бабушка!

— Я, конечно, старая женщина, но я не верблюд! — отвечает бабушка строго. — Хоть десять раз скажи «пожалуйста»!

Фридер широко улыбается и произносит «пожалуйста» ровно десять раз!

И бабушка, тяжело вздохнув, встала на четвереньки и изобразила верблюда, покачиваясь, словно самый настоящий корабль пустыни. А потом верблюда изображал Фридер, тоже на четвереньках. Но бабушкин верблюд был гораздо, гораздо лучше!

Подарок

— Бабушка! — кричит Фридер и дёргает её за юбку. — Бабушка, я хочу тебе что-нибудь подарить. Что-нибудь очень-очень хорошее!

— Да отстань от меня ради бога, шпингалет! — ворчит бабушка. Она поднимает вязанье повыше и смотрит на внука поверх очков. — Хочешь подарить мне что-нибудь хорошее? Тогда будь послушным, веди себя как следует и не дёргай меня по пустякам. А то у меня спицы из носка вываливаются, озорник ты эдакий!

И она снова принимается за вязанье: петля лицевая, петля изнаночная…

Носок уже почти как настоящий!

— Ну бабушка! — кричит Фридер. — Послушай, бабушка! Никакой я не озорник, я подаритель подарков. А послушный я и так всё время.

И Фридер бьёт по клубку шерсти, так что тот прыгает, разматываясь, по всей кухне.

— Безобразник! — возмущается бабушка, наклоняется за клубком и грозит им Фридеру. — Послушный ты, как же! По моим клубкам не бить, ты меня понял? А теперь не мешай, не то схлопочешь!

Бабушка поправляет очки, сердито считает петли и не смотрит на внука.

— Детей обижать нельзя! — бормочет Фридер. Он тоже сердится. Ведь ему так хочется сделать бабушке подарок, какой-нибудь хороший подарок! Но бабушка не хочет, ей бы только вязать какой-нибудь дурацкий носок. Бэ-э-э! Фридер высовывает язык, ведь бабушка этого не видит.

Но она видит и ворчит:

— А ну-ка веди себя прилично! И если ты ещё хоть раз скажешь «бэ-э-э» своей бабушке, я тогда…

— …тебя отшлёпаю! — подхватывает Фридер и быстро-быстро убегает в детскую. На всякий случай.

Хотя бабушка никогда не бьёт его, ведь бить детей строго запрещено. Но дверь Фридер захлопывает поплотнее. Вот так! Если у бабушки сейчас выпадут спицы из носка, то она сама виновата. И он сделает ей подарок, всё равно сделает! Фридер оглядывает детскую. Что же подарить бабушке? Какую-нибудь игрушечную машинку? Но они ему самому нужны, их так весело запускать по полу.

Плюшевого мишку? Но и мишка ему тоже нужен, особенно когда приходит время ложиться спать.

Футбольный мяч? Да, наверное, он ведь уже старый, и на нём есть пятно. Фридер распахивает дверь детской и кричит:

— Бабушка, хочешь мой футбольный мяч? Я могу его тебе подарить. Ты рада?

— Как тебе сказать… — отзывается бабушка, — я всё-таки старая женщина, а не футболист. Одна петля лицевая, одна изнаночная, одна лицевая, одна изнаночная… Да что ж это такое, когда ж я довяжу, наконец, этот носок?

Фридер прислушивается. Бабушке не нужен футбольный мяч, это ясно, но зато ей хочется поскорее довязать носок.

Она сама так сказала. И тут у Фридера появляется замечательная идея. Нужно просто-напросто довязать носок — тогда бабушка обрадуется. Это и будет подарок, замечательный подарок! Правда, вязать Фридер не умеет. И даже никогда не пробовал. Но часто видел, как вяжет бабушка. Вязать — проще простого. Нужно только усердно считать. Считать Фридер умеет хорошо, почти до ста. И ещё нужно наматывать шерсть на пальцы и ловко постукивать спицами, справа и слева — всегда попеременно, а где право и лево, Фридер давно уже знает.

Фридер сияет и радуется. Наконец-то он придумал, что подарить бабушке! Довязанный носок обрадует бабушку гораздо больше, чем старый футбольный мяч.

Но чтобы Фридер мог довязать носок, бабушку надо отвлечь от вязанья, это очевидно, а не то она, чего доброго, сама всё сделает! Он слышит, как усердно бабушка вяжет!

Фридер стоит и размышляет. Как отвлечь бабушку от почти готового носка? Ничего не приходит в голову, совсем ничего… Или всё-таки?.. Точно!

— Бабушка! — кричит Фридер и несётся к ней на кухню. — Бабушка, я думаю, тебе очень-очень надо в туалет!

Если бабушка уйдёт в туалет, он сможет быстро-быстро довязать носок, вот как.

— Одна петля изнаночная, одна лицевая, — бормочет бабушка, не поднимая головы, — ну иди, пожалуйста, и сделай всё, как положено. Одна изнаночная, одна лицевая…

— Но бабушка, мне туда совсем не надо, — уверяет Фридер. — Бабушка, мне не надо, это тебе надо!

— С этим я сама как-нибудь разберусь, — ворчит бабушка и не встаёт. Она считает петли, вяжет и сидит неколебимо, как утёс, в кресле на кухне. Ну что за человек!

— Бабушка! — умоляет Фридер. — Бабушка, тебе сейчас надо уйти, а то я не смогу сделать тебе подарок!

— Ах вот как, — ухмыляется бабушка, — ну раз надо — значит, надо! По правде сказать, мне, кажется, в самом деле пора в туалет.

И действительно, она встаёт, кладёт вязанье на кресло, рядом с ним очки и направляется в ванную. Фридер торопливо кричит ей вдогонку:

— Только тебе там надо долго просидеть, ладно, ба?

Бабушка кивает и исчезает. Фридер немедленно прыгает в бабушкино кресло и надевает её очки. Они слишком большие и сползают с носа. Но это ничего. На самом кончике носа очки всё-таки останавливаются. Фридер хватает вязанье — теперь ему нужно вязать быстро-быстро, ведь бабушка не будет сидеть в туалете вечно, это же ясно.

Фридер ловко наматывает шерсть на руку, для надежности — три раза. Теперь нужно взять спицы, щёлкать ими и считать. Да тут их целых четыре! А у Фридера рук всего две. Две спицы лишние, они совершенно ни к чему, и Фридер просто вытягивает их из вязанья — это получается совсем легко — и бросает на пол. Тут с кончика его носа соскальзывают бабушкины очки и падают вслед за спицами. Но это ничего, Фридер может вязать и без очков, он же не какая-нибудь старая бабушка. Теперь надо только считать, и дело пойдёт. Фридер пыхтит и громко считает:

— Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, ну давай!

Он тычет спицами в носок и вытягивает из вязанья большую красивую петлю. Теперь надо продеть через неё нить. Но нить не хочет продеваться, она же плотно обмотана вокруг Фридеровой руки. Он дёргает её, тянет, пытается поддеть спицей — ничего не получается. Гадство!

Носок вовсе не становится больше. Наоборот, он уменьшается! Там, где Фридер вытащил спицы, торчат петли, он старается убрать их… И в эту секунду петли делают «тр-р-р… тр-р-р…» туда и сюда, и носок съёживается прямо на глазах. Но он ведь не должен съёживаться, он должен расти!

Фридер громко считает и изо всех сил тычет обеими спицами в носок, как вдруг… одна из спиц впивается ему в ногу! Этого ещё не хватало! Фридеру ужасно больно. И носок не готов, и вообще, на вид он совсем не такой, как обычные носки. Получилась какая-то ерунда. На подарок для бабушки это совсем не похоже.

Фридер заливается горючими слезами, которые капают на бесформенное вязанье и уколотую ногу. Бабушка в туалете шумно нажимает на слив и зовёт через закрытую дверь:

— Внук, мне уже можно приходить?

Фридер плачет ещё громче. Бабушка так обрадовалась бы подарку, а теперь она не получит ничего — только носок, которому вот-вот придёт конец, и такого же внука.

Фридер громко всхлипывает.

И тут на кухне появляется бабушка.

— Ха! — вскрикивает она. — Это что ж такое? Мальчик сидит и ревёт. А я-то думала, что получу подарок!

— Не-е-ет, бабушка, — жалобно стонет Фридер. От долгих всхлипываний он еле дышит. — Видишь, ба, я испортил носок. Потому что не умею вязать!

Он протягивает бабушке носок, превратившийся в комок шерсти, и объясняет:

— Я только хотел его довязать. Это был бы подарок для тебя!

— Ха! — опять вскрикивает бабушка и растерянно смотрит на то, что осталось от носка. Потом она замолкает, глубоко вздыхает, сажает Фридера к себе на колени и говорит: — Что случилось, то случилось, ничего не поделаешь… Носок я перевяжу. Главное, что внук цел. Ребёнок в целости и сохранности — это для меня самый лучший подарок!

Тут уж Фридер не выдерживает и всхлипывает громко-громко.

Он вовсе не в целости и сохранности, он ранен. В ногу, там, куда впилась спица. Бабушка про это ещё ничего не знает.

— Бабушка, — сквозь слёзы шепчет Фридер и сползает с бабушкиных колен. — Бабушка, я вовсе не самый лучший подарок: вот, смотри!

Он быстро стягивает с себя штаны и трусы и задирает уколотую ногу прямо бабушке под нос.

— Да что ж сегодня за день такой, всё наперекосяк! — вздыхает бабушка, подбирает очки и наклоняется к ноге Фридера. — Я ведь сразу поняла — с подарками сегодня ничего не выйдет. Вот теперь ещё и внук поранился!

Но сколько бабушка ни смотрит, сколько ни ищет рану на ноге Фридера — и спереди, и сзади — ничего не находит. А уж про кровь и говорить нечего.

— Слава богу, вязальщик ты мой непослушный, — наконец произносит бабушка и вытирает пот со лба, — ты цел. Но к моему вязанью с острыми спицами больше не смей даже приближаться. Сколько раз тебе это повторять?

Тут Фридер улыбается, снова взбирается бабушке на колени и шепчет ей в ухо:

— Слушай, бабушка, тогда я всё-таки подарок. Для тебя! Потому что я остался цел и невредим. Теперь ты рада?

— И ещё как, озорник ты мой любимый! — усмехается бабушка и чмокает Фридера… в голую попку. Потому что за подарки нужно благодарить!

Пасхальный заяц

— Бабушка! — кричит Фридер и дёргает её за юбку. — Бабушка, отгадай, кто я?

— Да отстань от меня ради бога, шпингалет! — ворчит бабушка и стряхивает с кофты землю. — И не мелькай всё время перед моим носом! А то у меня голова закружится!

Бабушка в саду стоит на коленях посреди грядки с салатом, вырывает сорняки и аккуратно складывает их в кучку. Фридер скачет вокруг неё, высоко подпрыгивает, вытянув вверх руки и прижав их к голове. И машет ладошками прямо перед носом бабушки. Аккурат посередине грядки с салатом.

— Ну бабушка! — кричит Фридер ещё громче и подпрыгивает ещё выше. — Ну отгадай же! Кто я?

И чтобы бабушка, наконец, догадалась, он три раза вприпрыжку обегает вокруг бабушки и перепрыгивает через салат, сразу через три кочана, не меньше.

И раз уж Фридер оказался посреди салата, он отщипывает салатный лист и грызёт его. Точно перед бабушкиным носом, чтобы она наконец отгадала, кто же он.

Бабушка не отгадывает, она совершенно спокойно рвёт сорняки и не смотрит на внука. Куча травы становится всё выше, а салатный лист совсем не вкусный.

Фридер бросает его к сорнякам и опять скачет вокруг бабушки, на этот раз в другую сторону, и просит:

— Пожалуйста, ба, отгадай! Знаешь, кто я?

— Приставучка ты, вот кто! — говорит бабушка и продолжает полоть. — Мои грядки с салатом — это тебе не детская площадка! Прыгай в другом месте, внук, ты же видишь, я работаю!

Фридеру ясно: бабушка ничего отгадывать не хочет, совсем ничего. Ей приятнее копаться в дурацкой грядке с салатом.

— Ну бабушка! — с обидой в голосе восклицает он и снова подпрыгивает перед ней как можно выше. — Ты только посмотри, какие у меня замечательные длинные уши! Посмотри хорошенько, ты же их видишь!

И Фридер энергично машет высоко поднятыми ладошками — вверх и вниз.

— Я пасхальный заяц, ба!

И решительным прыжком Фридер приземляется точно на кочан салата! Салат, к сожалению, расплющился. А бабушка разозлилась!

— Вон с моей грядки! — ругается она. — Сколько раз тебе говорить! Ты растопчешь весь наш ужин, озорник. С ума сошёл, что ли?

Бабушка сердито вырывает сорняки и бросает их Фридеру прямо на сандалии. Фридер отпрыгивает в сторону и упрямо бормочет:

— Я всё равно пасхальный заяц! А ты — старая бабушка, которая ничего не может отгадать!

— А ты — несносный мальчишка, который никого не слушает! — возмущается бабушка и грозит внуку раздавленным кочаном салата. — Шагай отсюда, да побыстрее. А пасхального зайца я себе совсем по-другому представляла, если хочешь знать!

Огорчённая бабушка кладёт мятые листья салата к сорнякам. Обиженный Фридер прыгает прочь, в дальний угол сада. Бабушка не верит, что он пасхальный заяц. А ведь он прыгает совсем как настоящий заяц. Пасхальный заяц — тоже заяц, это же ясно! Фридер даже откусил лист салата, хотя он совсем не вкусный! Но бабушка стала бросаться в него сорняками и отослала его прочь, его, замечательного пасхального зайца.

Фридер сидит в дальнем углу сада за кустом сирени и сердито бурчит себе под нос. Ему так хочется поиграть в пасхального зайца! А бабушке совершенно не хочется! Вот свинство! Ей бы только возиться с сорняками и салатом, хотя салат — это совсем не вкусно! Фридер вздыхает, дуется, общипывает листья сирени и разбрасывает их перед собой по земле. Он размышляет.

Нужно что-нибудь сделать, чтобы бабушка поверила, что он — пасхальный заяц. И Фридер уже знает что! Надо оставлять после себя следы, заячьи следы.

Только какие следы оставляют зайцы?

Фридер напряженно думает… и кое-что приходит ему в голову. Он тихонько хихикает под кустом сирени. Если зайцам хочется покакать, они ведь не идут в туалет, у них вообще нет туалетов, да им и не нужно. Они просто приседают и делают свои делишки на землю. Заячьи какашки хорошо видно, потому что они выглядят, как кофейные зёрна, прямо не отличишь. Фридер их однажды видел, и они ему понравились.

Значит, теперь ему просто-напросто нужны кофейные зёрна — это будут заячьи какашки, ясное дело. Фридер ухмыляется и стремительными прыжками пасхального зайца несётся к бабушкиной корзинке для покупок. Перед тем как пойти в сад, они зашли в магазин. И купили там всяких скучных вещей для ужина: сыр, хлеб и молоко и ещё много всякого разного, того, что едят и что не едят. Среди покупок был пакет с кофейными зёрнами, Фридер это помнит, потому что бабушка очень радовалась, что вечером сможет выпить чашечку «бодрящего, живительного напитка». Так она сказала и взяла сразу большой пакет.

Фридер роется в корзинке. Да где же он, этот пакет? На всякий случай он оглядывается на бабушку, но она так и стоит на коленях и рвёт сорняки, а в его сторону даже не смотрит.

Фридер продолжает копаться в корзинке и наконец вытягивает из неё пакет с кофейными зёрнами. Он коричневого цвета и туго трещит в руках. Фридер быстро разрывает его и достает две полных пригоршни зёрен. Отлично! Они выглядят, как самые настоящие заячьи какашки. Теперь их надо только разбросать.

Фридер прыгает по саду, руки и карманы штанов его полны кофейных зёрен. Он раскидывает их: под ягодный куст — три зёрнышка! Рядом с яблоней — пять! Около бочки с водой — много-много!

В руках и карманах ещё много зёрен, поэтому Фридер просто бросает их на дорожку. Здесь, и здесь, и вот там ещё несколько штук.

Получается замечательно — как настоящие заячьи следы. Зёрна в руках и карманах быстро заканчиваются, Фридер набирает из пакета ещё и разбрасывает их. Наконец пакет опустел, а по всему саду теперь валяются кофейные зёрна.

В саду, похоже, побывал не один пасхальный заяц, видимо, тут их пробежала целая стая!

Фридер хихикает и быстро прыгает назад, в дальний угол сада. Он снова устраивается под кустом сирени и ждёт. Когда бабушка закончит полоть грядки с салатом, она увидит кофейные зёрна и поверит ему! Довольный Фридер ждет. Бабушка не может вечно рвать сорняки… И вот она уже встаёт, охая, трёт поясницу, делает несколько шагов к бочке с дождевой водой… и озадаченно останавливается. Она наклоняется и, покачивая головой, рассматривает кучку кофейных зёрен у бочки. Потом идёт дальше, к яблоне, и снова качает головой. Фридер обеими руками закрывает себе рот, чтобы не расхохотаться. Потому что бабушка наконец наклоняется, поднимает с земли несколько зёрен, обнюхивает их, ещё сильнее качает головой и бормочет:

— Они пахнут прямо как кофе… Что ж это такое?

Фридер больше не может терпеть.

— Это заячьи какашки, бабушка! — торжествующе кричит Фридер и в три прыжка оказывается рядом с ней. — От пасхального зайца! И он — это я!

Но бабушка уже стоит возле корзины для покупок. Она хватается за голову и вскрикивает:

— Какая муха тебя укусила?! Глазам своим не верю! Взял и ни с того ни с сего разбросал мой дорогой кофе по саду, безобразник ты эдакий! Ты что, совсем спятил?

И бабушка огорчённо встряхивает пустой пакет.

Фридеру становится ясно, что затея с кофейно-заячьими какашками была ошибкой. Бабушке гораздо больше нравятся кофейные зёрна в пакете.

Повесив голову, Фридер тихо шепчет:

— Бабушка, я же просто хотел побыть пасхальным зайцем… Только зря я так сделал.

И он всхлипывает, уткнувшись носом в бабушкин фартук.

— Я тоже так думаю! — с горечью соглашается бабушка. — Мой замечательный кофе, высшего сорта. И недешёвый, между прочим. Это ведь было специальное предложение.

Она аккуратно складывает пустой пакет и, тяжело вздыхая, кладёт его назад в корзинку. Фридер всхлипывает ещё громче.

Пакет совсем пустой! И бабушка сегодня уже не сможет попить кофе. А ведь она так ему радовалась!

Фридер чуть не плачет, слёзы уже на подходе, такие же большие, как кофейные зёрна, разбросанные по саду.

— Бабушка, — он шмыгает носом и снова утыкается в бабушкин фартук. — Бабушка, я правда только хотел побыть пасхальным зайцем. Что же нам теперь делать?

— Ничего! — говорит бабушка и достаёт из кармана фартука носовой платок. — Вот, высморкайся как следует. А про кофейные зёрна в грязи лучше забыть.

Фридер сопит и сморкается, а бабушка говорит с ухмылкой:

— А вообще-то пасхальные зайцы ничего вокруг не разбрасывают, они всегда что-то прячут, ты же понимаешь?[2]

Фридер внимательно слушает бабушку. Зайцы? Прячут? Но что же?

У него нет ничего, что можно было бы спрятать.

— Вот, смотри! — продолжает бабушка и ещё раз вытирает Фридеру нос. — Здесь, в корзинке! Тут много всякого разного. Можешь спрятать всё это, ты, озорник пасхально-заячий!