Бабушка и Фридер – друзья навек! Мебс Гудрун

Письмо

— Бабушка! — кричит Фридер и дёргает её за юбку. — Бабушка, я хочу получить письмо. Прямо сейчас!

— Да отстань от меня ради бога, шпингалет, — ворчит бабушка, перемешивая тесто для пирога — сначала справа налево, потом слева направо. — Письмо! Ты ж его даже прочитать не сможешь. Зачем оно тебе?

Фридер тихонько подбирается к миске с тестом.

— Потому что все люди получают письма, — говорит он, запуская руку в тесто. — А я — никогда!

— Ха! — восклицает бабушка и отталкивает Фридера от миски. — Убери отсюда руки, озорник, и уходи из моей кухни. Миску оближешь позже.

— Не хочу облизывать, хочу письмо! — ноет Фридер и вытирает пальцы о штаны. Но бабушка смотрит на него строго и грозит половником.

Фридер тяжело вздыхает. Когда бабушка так смотрит, лучше уйти. Но у двери в кухню он ещё раз оборачивается и говорит тихим голосом очень послушного Фридера:

— Мне так хочется получить письмо, бабушка!

— А мне вот хочется послушного внука, — возражает бабушка и энергично перемешивает тесто. — Такого, который не отвлекает свою бабушку, когда она печёт пирог. Ты меня понял?

Фридер вздыхает второй раз, совсем тяжело, и послушно идёт в детскую. Но дверь комнаты он захлопывает с такой силой, что стены трясутся.

Так, сейчас бабушка, конечно, сердится, потому что она терпеть не может, когда хлопают дверями. А Фридер терпеть не может того, что он никогда, никогда не получает писем. Каждый день он видит тётеньку-почтальона с толстой сумкой, видит, как она опускает письма в почтовые ящики. Но для него в её сумке никогда ничего нет! А ведь ему так хочется получить письмо! В нём наверняка будут написаны всякие замечательные вещи, как в книжке с картинками, но только для него, для него одного.

Фридер достаёт с полки все свои книжки с картинками и кладёт их на пол. Он может прочитать их все, от корки до корки. Он помнит, что там написано, а уж картинки знает лучше некуда.

Фридер садится на корточки и открывает одну из книжек. На первой картинке по деревьям лезут дикари, и с ними мальчик в шкуре волка. Фридер точно знает, что про мальчика там написано так:

«А теперь, — сказал Макс, — мы устроим бучу!»

И все устраивают совершенно невероятный тарарам.

Это Фридеру нравится.

Он ухмыляется и громко говорит:

— А теперь, сказал Фридер, мы устроим бучу!

Раз письма он всё равно не получит, то уж бучу точно устроит.

И он уже знает как. Он станет дикарём, будет качаться на деревьях и страшно-престрашно рычать. Рычать он хорошо умеет. Но в комнате деревьев нет, на чём же ему тогда качаться?

— Бабушка! — кричит Фридер, распахивая дверь детской. — Принеси мне что-нибудь похожее на дерево, я буду на нём качаться!

— Разве я твоя служанка? — кричит бабушка в ответ. — И вообще, качаться надо во дворе, если хочешь знать.

— Но мне здесь надо! — не унимается Фридер. — Я же самый дикий дикарь!

— А я — твоя самая добрая бабушка и пеку пирог, — отвечает бабушка, — сколько раз тебе повторять!

Фридер снова с грохотом захлопывает дверь комнаты. Всё нужно делать самому! От бабушки никакой помощи не дождёшься! Фридер оглядывается вокруг, а потом залезает на стул. Стул — это никакое не дерево, качаться на нём нельзя. Но если как следует попрыгать, то стул начнёт шататься.

Фридер испускает громкий вой и энергично прыгает на стуле.

— Внук, Фридер! — зовёт бабушка из кухни. — С тобой ничего не случилось?

— Не-е-ет, бабушка! — вопит Фридер. — Я просто дикий дикарь! У-а-а-а, у-а-а-а, у-а-а-а!

— Я, конечно, старая женщина, но не глухая! — кричит бабушка. — Играй потише, а то дом обрушится!

«Ещё чего», — думает Фридер, громко воет и сильно раскачивает стул.

И тут стул, к сожалению, опрокидывается и падает на пол. Вместе с Фридером.

Но Фри деру совсем не больно! Он смотрит на свои коленки — обе целы. Но тут же чувствует, что всё-таки слегка ударился. Попой. И даже немножко очень сильно.

— Внук, Фридер! — опять зовёт бабушка из кухни. — Что там у тебя? Почему ты затих?

— Ой, бабушка… — скулит Фридер, сидя на полу. Спина у него не гнётся. — Стул упал вместе со мной.

Бабушка уже в детской. Она поднимает Фридера и ощупывает его сверху донизу. Когда она доходит до попы, Фридер стонет.

— Это всё потому, — говорит бабушка и легонько шлёпает его, — что кто-то не хочет ничего слушать. Раз по-хорошему ты не понимаешь, придётся объяснять по-плохому. А теперь шагай на кухню, безобразник, можешь облизать миску из-под теста, это хорошо помогает от ушибов.

Фридер кивает, шмыгает носом и хватается за бабушкину руку. На кухне он сразу бежит к столу, где стоит миска, хватает её… Но там больше нет теста! Она отмыта до блеска, только на дне лежит что-то белое. Что-то белое, а на нём что-то написано, и всё это в точности как письмо. Даже почтовая марка наклеена, маленькая и пёстрая.

— Ой, бабушка! — удивляется Фридер. — Это письмо, настоящее! Оно для меня?

— Во всяком случае, не для меня, — говорит бабушка. Она заглядывает в духовку, следя за пирогом. Скоро он будет готов.

Фридер сияет и осторожно вытягивает из конверта большой лист бумаги. На нём много-много чёрных букв. Он долго рассматривает их, очень долго… до тех пор, пока бабушка не предлагает:

— Ну, давай его сюда. Я тебе всё прочитаю.

Фридер становится у плиты рядом с бабушкой, и она громко читает ему:

«Дорогой Фридер! Как у тебя дела? У меня всё в порядке. Ты часто бываешь молодцом, но если ты ещё хоть раз хлопнешь дверью, я тебя отшлёпаю. Ты меня понял? К пирогу сегодня будут взбитые сливки. Они в холодильнике. Я разрешаю тебе взбить их, а потом съесть.

Большой-большой привет, твоя бабушка».

— Ух ты, бабушка! — Фридер в восхищении. — Вот это да! Письмо! Только для меня, для меня одного. И его написала ты!

— В точности так, догадливый ты мой, — улыбается бабушка. — Неси скорее сливки, будем их взбивать!

А потом Фридер взбивал сливки. Совершенно самостоятельно. Взбивать сливки — это замечательно, почти так же замечательно, как получать письма, и даже лучше, чем облизывать миску из-под теста.

А потом бабушка вытерла стол. И пол, и Фридера, и стул, и холодильник, и себя. Потому что всё было белым. Белым, как письмо. Только гораздо слаще.

В автобусе

— Бабушка! — кричит Фридер и дёргает её за юбку. — Бабушка, давай быстрее, а то автобус без нас уедет!

— Да отстань от меня ради бога, шпингалет, — ворчит бабушка и берёт свою сумочку, коричневую, и шляпу, чёрную. — Я старая женщина, а не скорый поезд. Никуда автобус не денется, мы успеваем.

— Ну бабушка! — кричит Фридер ещё громче. — Он не будет ждать, это точно. Ты же всё так медленно делаешь!

— А ну-ка не груби! — говорит бабушка строго. — Иначе мы никуда не поедем, ты меня понял?

Но Фридер уже бежит вниз по лестнице. Бабушка спускается следом. Фридер очень рад. Он любит ездить на автобусе, потому что там можно хорошенько рассмотреть, что делает водитель!

Наконец они подходят к остановке. Автобуса ещё нет, на остановке много людей, они тоже ждут. Но они, конечно, едут не так далеко, как Фридер с бабушкой.

Фридер нетерпеливо переминается с ноги на ногу. Где же застрял этот автобус? Бабушка крепко держит его за руку и предупреждает:

— Послушай, внук, когда мы будем заходить внутрь, всё время держись за мою руку, ладно?

Фридер кивает, но совсем не слушает, потому что как раз подъезжает автобус — большой и синий. Он тормозит рядом с остановкой. Двери со скрипом раскрываются, и Фридер тут же вырывается из бабушкиных рук. Надо поскорее попасть внутрь, чтобы занять место впереди, где можно смотреть, как водитель управляет автобусом!

Люди сзади напирают на Фридера и толкают его вперёд. Автобус быстро заполняется пассажирами. Но место за водителем ещё свободно. Фридер протискивается туда, садится и кладёт обе руки на сиденье рядом с собой. Потому что здесь будет сидеть бабушка!

Но где же она? Фридер оглядывается на двери. По ступенькам, пыхтя, поднимается старый дедушка. Но бабушки нет. Двери за дедушкой захлопываются. Автобус трогается с места. И Фридер видит, что бабушка осталась на остановке, она кричит и машет руками. И вот она уже исчезла из виду.

Фридер сидит, оцепенев от страха! Бабушка не едет с ним! Бабушка не вошла в автобус! Она осталась на улице, а Фридер здесь, внутри, и автобус его увозит.

Вся радость мгновенно улетучивается.

Что же теперь делать?

Ехать на автобусе одному? Этого он никогда ещё не делал!

С ним всегда ездила бабушка, она сидела рядом, и вообще — маленьким детям нельзя ездить одним в автобусе, это наверняка запрещено. Он даже не знает, куда едет этот автобус! Может, на край света, и потом он уже никогда не вернётся домой.

Так не пойдёт! Фридер шмыгает носом. Ему нужно выйти, сейчас же, это ясно. Но как? Двери закрыты, автобус едет всё дальше.

Фридер вскарабкивается на сиденье и смотрит назад. Может быть, бабушка просто спряталась и всё-таки тут, в автобусе? Но вокруг только чужие люди, они читают газеты, или смотрят в окно, или просто дремлют. Фридер и сам прекрасно понимает, что бабушки в автобусе нет, он видел её на улице, совершенно отчётливо! Фридер шмыгает носом. Бабушка!!! Что-то сжимает ему горло — кажется, это слёзы.

Фридер отважно сглатывает их. От слёз двери точно не откроются. Только водитель может их открыть. Нужно просто попросить его. Фридер косится на водителя. У него суровый вид, он жуёт свой ус и крутит руль. Крутит и время от времени сигналит.

Фридер осторожно сползает с сиденья, встаёт рядом с водителем, очень осторожно дёргает его за рукав и шепчет:

— Скажите, вы можете остановиться, пожалуйста? Я хочу выйти!

— С водителем разговаривать запрещено, — бурчит водитель и громко сигналит. — Следующая остановка через две минуты.

И он заворачивает так резко, что Фридер неловко падает на пол. Вот невезенье! Он чуть не ушибся. На глазах немедленно выступают слёзы. Фридер сидит на полу автобуса и жалобно всхлипывает:

— Я хочу к бабушке! Хочу к своей бабушке!

— Тысяча чертей! — ругается водитель. — Ребёнок без присмотра, только этого мне не хватало.

Он резко тормозит. Пассажиры вытягивают шеи, пробираются вперёд к кабине и взволнованно переговариваются:

— Что случилось? Что с ребёнком? Где его мама? Мальчику плохо! Его сейчас стошнит!

Но Фридера вовсе не тошнит. Его не укачивает в автобусе, но только когда с ним бабушка. Он совсем бледный и всё время всхлипывает:

— Я хочу к бабушке! Я хочу к своей бабушке!

Тут пассажиры совсем разошлись.

— Где же она? Где она живёт? Нужно возвращаться, немедленно! Ребёнка надо вернуть бабушке, сейчас же! Что за безответственность — ребёнок один в автобусе! Ну же, где живёт бабушка?

Но Фридер, к сожалению, забыл, где бабушка живёт.

— Тысяча чертей! — снова ругается водитель. — Ну тогда едем назад, к той остановке, где мальчик вошёл, сто тысяч чертей и одна ведьма!

Он резко разворачивает автобус и возвращается назад! Вместе со всеми пассажирами и Фридером, который так и сидит на полу, всхлипывая и утирая слёзы. Пока старый дедушка, вошедший вместо бабушки, не поднимает его. Он усаживает Фридера рядом с собой и вытирает ему нос и щёки большим носовым платком.

— Высморкайся! — командует дедушка. Фридер сморкается, и ему уже гораздо лучше. Он возвращается к своей бабушке, так сказал водитель, и дедушка тоже так сказал. Улицы, по которым они едут, уже не выглядят совершенно чужими, кажется, они Фридеру знакомы. Вот обувной магазин, там они с бабушкой купили однажды замечательные белые сапожки! Вот булочная, где бабушка всегда покупает булочки! А вот там, вот там… Фридер широко раскрывает глаза и кричит изо всех сил:

— Бабушка! Вот моя бабушка!

Дедушка вздрагивает и тоже кричит:

— Остановите, немедленно остановите!

— Тысяча чертей! — ворчит водитель. — До остановки ещё далеко…

Но по улице навстречу автобусу действительно несётся бабушка. Фридер никогда ещё не видел, чтобы бабушка так быстро бегала. И она совсем-совсем бледная.

Водитель тормозит так, что шины визжат. Двери открываются почти рядом с бегущей бабушкой.

— Бабушка! — радуется Фридер, бросаясь к дверям. — Бабушка, я тут! Я снова тут!

Бабушка резко останавливается. Сумочка у неё падает, шляпа соскальзывает с головы, а внук выпрыгивает из автобуса прямо ей в руки и кричит:

— Бабушка! Автобус привез меня назад, ты рада?

Бабушка крепко прижимает Фридера к себе, она немножко дрожит, и голос у неё тоже дрожит, когда она бормочет:

— Ах, внук-внук, я чуть не умерла от страха!

— Я тоже, бабушка! — говорит Фридер. — Я чуть не потерялся!

— Господи, ты вернулся, родной мой! — Бабушка ещё сильнее прижимает Фридера к себе и вытирает глаза. — Никогда больше так не делай!

Фридер кивает и крепко сжимает бабушкину руку. Он её больше ни за что не выпустит!

Пассажиры в автобусе сгрудились у окон, они смеются и машут руками, и дедушка машет большим носовым платком, а водитель автобуса сигналит три раза, и автобус снова уезжает. Бабушка и Фридер машут им вслед и рука об руку направляются к булочной.

— Мне нужно что-нибудь съесть после всего этого ужаса, не то станет совсем плохо! — сказала бабушка.

— Мне тоже! — кивнул Фридер. И обрадовался. Потому что бабушка купила пирожные, со взбитыми сливками сверху. И они вместе понесли их домой. Рука об руку. И там съели. Тоже вместе.

Телячьи нежности

— Бабушка! — кричит Фридер и дёргает её за юбку. — Бабушка, давай устроим сегодня день телячьих нежностей!

— И откуда ты таких слов понабрался? — удивляется бабушка.

Она стоит в ванной комнате и складывает грязное бельё в стиральную машину. Машина уже почти полная.

— Ну бабушка! — кричит Фридер ещё громче и прыгает перед ней. — Я хочу нежностей, ба! Телячьих!

— Не кричи так, я не глухая, — говорит бабушка совершенно спокойно и кладет в стиральную машину носки, штаны, фартуки и рубашки. Плюшевого медвежонка отправляет тоже — ему срочно надо помыться. — Не прыгай тут у меня на грязном белье!

Бабушка наклоняется, охая, и вытаскивает у Фридера из-под ног два носка.

— Послушай, внук, ты же видишь — мне сейчас не до нежностей, — продолжает она. — Я занята. Я тебя очень люблю — и этого достаточно.

Она гладит Фридера по голове, проводя носками за ухом. Фридер разочарован. Разве это нежности, когда лишь слегка погладят по головке!

Бабушке больше нравится стирать, это он уже заметил. Она нажимает на кнопки, вода с шумом бежит в стиральную машину и принимается в ней бурлить.

Довольная бабушка кивает и снова принимается разбирать грязные вещи.

Фридер плетётся в детскую и плотно закрывает за собой дверь. Но делает это тихо, потому что сегодня ему не хочется хлопать дверью, сегодня ему хочется нежностей, а для этого нужна тишина.

И к тому же стиральная машина работает слишком громко, так что бабушка и не услышит, как он хлопает дверью. Фридер тяжело вздыхает и оглядывается. Детская очень большая и странно пустая. В ней только мебель: шкаф, стол, стул и кровать. Ещё полка с книжками и коробка с игрушками. И всё какое-то неуклюжее, с углами… Какие тут могут быть нежности! Для нежностей нужны круглые вещи!

Фридер подходит к книжной полке и перебирает книжки с картинками. Они ему очень нравятся, особенно когда бабушка читает ему эти книжки вслух, но нежничать с ними не станешь, они просто красивые и к тому же прямоугольные.

Фридер подходит к столу и проводит по нему рукой. Стол на ощупь приятно гладкий, но к нежностям тоже не приспособлен, у него целых четыре угла.

Фридер сопит и роется в корзине с игрушками. Кое-что круглое там есть — мячики. Но они резиновые и холодные… И машинки и экскаваторы тоже холодные и твёрдые, хотя и яркие…

В общем, в коробке нет ничего, что по-настоящему подошло бы для нежностей. Фридер, пригорюнившись, садится на свой стульчик и сопит очень громко. Голову он кладёт на стол. Стол такой жёсткий…

Вот если бы с ним был его плюшевый медвежонок… Он мягкий и для нежностей подходит в самый раз, раз уж бабушка не хочет.

Но медвежонка стирают. Фридер сам это видел. Достать его из стиральной машины прямо сейчас не получится. А потом его прицепят за уши к бельевой верёвке, и он будет сохнуть целую вечность. Это уж точно.

Фридер шмыгает носом. Ему нужен его плюшевый мишка, нужен прямо сейчас. Потому что никто другой не хочет с ним нежничать. Про бабушку и говорить нечего — она же стирает!

И вдруг Фридер чувствует себя как-то очень странно. В животе у него делается совсем пусто. Так же пусто, как у него в руках. Он жалобно всхлипывает, бежит к кровати и утыкается лицом в подушку с маленькими синими слонами. Слёзы льются прямо на них, и слоны становятся совсем мокрыми.

Бедный Фридер! Никто его не любит! Бедный мишка, бултыхается совсем один в стиральной машине и ничем не может помочь своему хозяину! Фридер плачет, громко всхлипывая… и вдруг чувствует, что ему надо в туалет. Не очень сильно, но всё-таки.

Он нехотя выбирается из детской… и тут же в изумлении останавливается. На полу в коридоре лежит конфета!

Раньше её там не было, иначе Фридер её обязательно увидел бы!

А дальше лежит ещё одна. И ещё одна, и ещё. Настоящая дорожка из конфет! Она ведёт к двери ванной комнаты. Удивлённый Фридер вытирает слёзы: так ему лучше видно. Он подбирает все конфеты. Их много, и конечно, их разложила бабушка! Бабушка! Где же она? В ванной, это ясно, ведь конфеты привели его туда. Фридер распахивает дверь ванной… Там стоит бабушка, в одной руке у неё мишка, в другой — фен. Она сушит мишку феном.

— Ну вот! — говорит бабушка и отряхивает медвежонка. — Я подумала, что он тебе очень скоро понадобится! Такие плюшевые игрушки ведь сохнут целую вечность!

И она кладёт мишку Фридеру в руки. Фридер сияет, и кивает, и на радостях обнюхивает свежевыстиранного медвежонка. Тот пахнет совсем как новый. Фридер показывает бабушке все свои конфеты и говорит:

— Бабушка, мне было так грустно, а теперь уже нет. Только я очень хочу в туалет.

Бабушка смеётся и звонко чмокает внука в щёку. Фридер идёт в туалет, усаживается там с мишкой на коленях и конфетами в карманах.

А потом приходит бабушка, и спускает за ним воду, и вытирает ему попу (как будто Фридер ещё маленький), и застёгивает ему штаны (как будто он ещё маленький) и несёт Фридера вместе с мишкой на кухню (как будто он совсем маленький).

Там бабушка садится в кресло, а Фридер с мишкой в руках уютно устраивается у неё на коленях. Она крепко обнимает прильнувшего к ней внука, и Фридер счастливо вздыхает:

— Вот это настоящие телячьи нежности, правда, ба?

— Ну конечно, родной мой, — отвечает бабушка и чмокает Фридера в обе щеки. — Ты мой самый любимый телёночек на всём белом свете, если хочешь знать.

И Фридер снова счастлив. Да ещё как!

Снеговик

— Бабушка! — кричит Фридер и дёргает её за юбку. — Бабушка, смотри, какой снег идёт! Я хочу лепить снеговика. Прямо сейчас!

— Да отстань от меня ради бога, шпингалет, — сердится бабушка и показывает за окно. — Я, конечно, старая женщина, но не слепая! Какой там снег! Три снежинки всего. Из них никакого снеговика не слепишь.

Бабушка сидит в кресле на кухне, в руках у неё газета, на носу очки.

Фридер стоит рядом. Он разочарован. Если внимательно посмотреть в окно, видно, конечно, что снег идёт еле-еле. На снеговика его действительно не хватит! Гадство! Ведь так хочется, чтобы снега было много, чтобы можно было слепить снеговика, большого и толстого — почти такого же большого, как дом.

— Послушай, внук! — говорит бабушка и гладит Фридера по голове. — Ты сейчас пойди во двор поиграй, а я почитаю газету, ладно?

Фридер тяжело вздыхает. Он любит играть во дворе, но сегодня игра у него не ладится, а ничего другого не придумывается…

— Бабушка, — ноет он и снова дёргает бабушку за юбку, — бабушка, ну пойдём же, поиграй со мной…

— Нет, я сказала, — ворчит бабушка и, охая, кладёт ноги на табуретку. — Сначала я прочитаю газету, а уж потом буду с тобой играть. Я старая женщина, а не скорый поезд. Марш во двор и надень куртку, тёплую.

Фридер недовольно смотрит на газету. В ней очень много страниц, бабушка будет читать вечно. Так долго ждать он не может. Лучше уж пойти во двор. Фридер надевает куртку, тёплую, и сердито плетётся по лестнице вниз. Исподлобья осматривает двор. Там стоят мусорные баки, а на перекладине для выбивания ковров висят маленькие качели. Это его качели. Но зимой, когда идёт снег, на качелях ведь не качаются! Зимой лепят снеговиков и играют в снежки.

Фридер время от времени посматривает на небо — не пойдёт ли снег, наконец, как следует?

И время от времени поглядывает на бабушкино кухонное окно — не откроет ли она его и не прокричит ли:

«Внук, Фридер, я иду! Подожди меня!»

Но снегопад не усиливается, наоборот, снег идёт всё тише, и бабушка у окна тоже не появляется. Она сидит и читает. Ну что это такое! Фридер сердито топает ногой. Бабушка должна выйти и поиграть с ним! И нужен снег, много снега! Но бабушка не приходит, и снег тоже не идёт. Гадство, гадство, гадство!

И тут вдруг Фридера осеняет. Раз уж нельзя слепить снеговика, он сделает мусоровика. Из мусора!

Его в баках, конечно, предостаточно. Фридер хихикает, и ему приходит в голову ещё одна идея, гораздо лучше. Он сделает не мусоровика, он сделает мусорную бабу!

Фридер мчится к мусорным бакам, встаёт на цыпочки и откидывает крышку одного из них. И начинает в нём рыться. Мусор немного воняет, даже очень сильно воняет. Но это ничего.

Сейчас Фридер будет делать мусорную бабу! Почти сразу он находит немного помятый бочонок из-под огурцов. Отлично! Это будет живот. Фридер вытягивает бочонок наружу и ставит его на землю. Теперь ему нужна верхняя часть бабы. Баба должна быть круглая и толстая, поэтому надо найти что-то круглое и толстое.

Фридер усердно роется в скользких картофельных очистках и наконец находит нечто круглое. Три подгнивших апельсина, вполне даже больших. Они просто немножко заплесневели и стали мягкими.

Фридер кладёт их на бочонок из-под огурцов, живот мусорной бабы. Выглядит замечательно. Но один апельсин он снова убирает. Двух вполне хватит. Трёх грудей ни у кого не бывает! Их только две! Фридер хихикает, аккуратно бросает третий апельсин обратно в бак и ищет голову мусорной бабы. Тоже круглую.

Фридер копается в увядших листьях салата и пустых пластиковых бутылках и находит две жестянки. Для головы они не годятся, но из них получатся отличные ботинки. Фридер аккуратно прикладывает жестянки к животу бабы — бочонку из-под огурцов. Теперь у бабы есть ботинки: большой и маленький. Нету только головы. Но как Фридер ни старается, как ни роется в вонючих тряпках, ржавых гвоздях и драных ботинках — подходящей головы он не находит.

— Бабушка! — вопит Фридер, повернувшись к окну их кухни. — Бабушка, я не могу найти для тебя голову. Принеси мне что-нибудь, только быстро!

— Разве я твоя служанка? — кричит бабушка в ответ. — Моя голова там, где положено — крепко сидит у меня на плечах, понятно?

Фридер вздыхает. Всё нужно делать самому!

И он принимается рыться в следующем мусорном баке. Этот воняет ещё сильнее, но отсюда Фридер вытаскивает резиновый мяч: он серый, помятый и растрескавшийся, почти как лицо у бабушки. Отличная голова! Фридер осторожно ставит мяч на апельсины… Держится хорошо.

Мусорная баба почти готова. Не хватает волос и ещё рук, но у бабушки всё равно волос немного, так что хватит и салатного листа. Фридер нахлобучивает его на мяч. От рук он решает отказаться. У снеговиков ведь часто не бывает рук, так что и у мусорной бабы их не будет. Довольный Фридер рассматривает своё творение. Оно весёлое, разноцветное и гораздо ярче, чем снеговик. Бабушка немедленно должна на него посмотреть.

— Бабушка! — кричит Фридер, задрав голову к окну. — Бабушка, иди скорее посмотри, что я сделал!

Бабушка открывает окно, приглядывается и вскрикивает:

— Какая муха тебя укусила? Ты зачем рылся в мусоре, грязнуля? Просто глазам своим не верю!

— Верь, бабушка! — кричит довольный Фридер. — Потому что я сделал тебя, мусорная баба — это ты!

— И вовсе это не я, заруби себе на носу! — ругается бабушка. — На ЭТО я совсем не похожа, ни в коем случае! А теперь иди домой и вымой руки, только быстро.

Фридер шмыгает носом. Бабушке не понравилась мусорная баба. Но если совсем по-честному, она довольно сильно воняет. И он тоже.

Недовольный Фридер медленно поднимается вверх по лестнице, тащится в ванную, а когда добредает до кухни, то ошеломлённо останавливается на пороге.

Посреди кухни, высоко подняв руки, стоит бабушка и разбрасывает кусочки газеты, будто это снег. Вся кухня наполнена ими. Они лежат на столе, и на стульях, и на бабушке. Маленькие кусочки газеты. Серо-белые.

— Снег идёт, — говорит бабушка и бросает ещё горсть таких кусочков на Фридера. — Удивительно, правда?

Фридер хихикает и вытряхивает кусочек газеты из волос.

— Ну да, почти, — соглашается он. — Бумага ведь не очень похожа на снег, бабушка!

— Ух, какой ты умный! — улыбается бабушка и рвёт на кусочки ещё один газетный лист. — Ну а я похожа на твою мусорную бабу?

— Не-е-ет, бабушка! — ликует Фридер. — Ты похожа на снежно-бумажную бабу!

Бабушка смеётся и чмокает Фридера в щёку.

Они вместе рвут много-много газет на кусочки, и получается много-много снега. Пока газеты не кончились.

Бабушка и внук устраивают настоящий снегопад. Они носятся в снегу из газет. Бабушка носится медленно, а Фридер — быстро. Фридер валяется в газетном снегу. А бабушка — нет. Но бабушка всё равно устала, а Фридер — нет.

А потом оба убирались. Бабушка дома, на кухне. Фридер внизу, во дворе.

А потом… пошёл снег. Очень белый и нежный… и самый-самый настоящий!

Рождество

— Бабушка! — кричит Фридер и дёргает её за юбку. — Бабушка, скажи, когда будет Рождество?

— Да отстань от меня ради бога, шпингалет, — ворчит бабушка. — Придётся подождать, нетерпеливый ты мой! Скоро настанет Рождество, скоро. Как только я закончу.

Бабушка, в своей самой нарядной блузке, стоит на кухне и раскладывает на блюде рождественское печенье — очень медленно и очень аккуратно. На блюде ещё много-много места.

Фридер, одетый в свои самые нарядные брюки, нетерпеливо прыгает вокруг стола. Нет, невозможно больше ждать! Ну когда же, когда же настанет Рождество — с красиво наряженной, сверкающей ёлкой и множеством замечательных подарков?

Бабушка с Фридером будут петь, а потом разворачивать подарки, и лакомиться печеньем, и праздновать до глубокой ночи. Это самый лучший праздник в году!

И он всё никак, ну никак не наступает!

— Бабушка! — кричит Фридер ещё громче. — Бабушка, давай начнём праздновать прямо сейчас!

— Ещё чего! — возражает бабушка и аккуратно подкладывает на блюдо ещё шоколадных сердечек. — Всему своё время. И не кричи так, а то Рождество вовсе не придёт!

Но бабушка говорит это не всерьёз. Она кладёт Фридеру в открытый рог шоколадное сердечко и выставляет его из кухни.

— Побудь в своей комнате, внук, пока я тебя не позову, — говорит она. — И спой что-нибудь, ладно? Тогда и ждать придётся не так долго.

Фридер недовольно сопит, но послушно идёт в детскую. Петь ему, видите ли, нужно! Как же можно петь, если рот занят? И потом, рождественские песни они с бабушкой всегда поют вместе. И от пения время не проходит быстрее, это точно. Или всё-таки?.. Фридер садится на свой стульчик, проглатывает последний кусок шоколадного сердечка, поворачивается к кухне и совсем немузыкально крякает:

— Тихая ночь, святая ночь…

Может, бабушка сейчас откликнется:

— Как нам Фридеру помочь?

И он тут же пулей выскочит из детской и побежит туда, где всё готово для встречи Рождества!

Фридер прислушивается. Бабушка ничего не поёт, она всё ещё на кухне. Она там уже целую вечность. Фридер вздыхает и снова принимается петь.

Но бабушка не зовёт его. Фридер больше ни секунды не может сидеть смирно. И ждать больше не может. Пение совершенно не помогло.

И тут ему приходит в голову идея!