Дед (роман нашего времени) Лимонов Эдуард
– Вы нарушаете закон. По закону я имею право. 30 ноября я подал в ЦИК письменное оповещение о проведении собрания по выдвижению именно по этому адресу, поскольку ещё раньше мы подписали с владельцем договор аренды и оплатили аренду.
Полковник с пустыми глазами:
– Вы поймите, уважаемый, мы, полиция, тут ни при чём, случилось чрезвычайное происшествие, авария. Владелец производит ремонт. Нас вызвали для обеспечения порядка.
Дед:
– Вы совершаете политическое преступление… Владелец лжёт. Ещё вчера вечером в арендованных нами этих же залах «Суриков» и «Васнецов» проводил собрание кандидат…ионов…
Полковник:
– Послушайте, уважаемый…
Дед думает. Прорваться внутрь им не дадут. В утренней темноте прильнули к корпусу «Вега» здесь и там шесть автобусов ОМОНа. Если даже часть его людей прорвётся, то им не дадут провести там собрание. Выкурят газом или ещё как. Между тем, предвидя подобную ситуацию, нацболы заранее арендовали автобус, старый «икарус», он стоит в десятках метров от корпуса «Вега» на паркинге.
Постепенно подходят люди. И светает. Подковой такой расположилась инициативная группа по его, Деда, выдвижению. Подковой у входа в корпус «Вега». Полиция настороженно поправляет свои автоматы. Взяли для устрашения. Маловероятно, что им отдали приказ применить их. Разве только в том случае, если сторонники Деда набросятся непосредственно на полицию.
Между собравшейся толпой и автобусом на паркинге постоянно курсируют «штабные», как их называет Дед, те, кто занимается в партии бумагами. Налаживают всё для регистрации.
Полицейское начальство и несколько хмурых людей в штатском наблюдают за происходящим, не вмешиваясь.
Дед между тем расхаживает среди толпы, здоровается с активистами, которых знает, знакомится с незнакомыми.
– Холодно …ард…инович. Возьмите, у вас даже шарфа нет, горло укутайте! – девочка, о которой Дед только и знает, что её зовут Маша, отдаёт ему свой палестинский, белый с красным, платок.
– А вы-то как будете?
– У меня ещё шарф есть.
Маша достаёт из сумки красный шарф. А Дед укутывает шею и грудь в палестинский платок. Нужно сказать, с наслаждением. Потому что температура в сравнении со вчерашним днём значительно понизилась (так что если увидите фото Деда в бело-красном палестинском платке, то знайте: это фото сделано в день 11 декабря 2010 года).
Вроде всё в автобусе готово к регистрации, но по-прежнему стоят люди у входа в корпус «Вега».
– Чего ждём? – Дед поймал Сашу Аверина.
– Ждём нотариуса.
Нотариуса дождались. Но со вкусом одетая и хорошо говорящая женщина отказалась заверить регистрацию паспортов, проведённую в автобусе на паркинге. Она, как она объяснила, имеет право заверить паспорта, зарегистрированные в здании по адресу корпуса «Вега», а именно г. Москва, Измайловское шоссе, д. 71, корпус ЗВ. Так как именно этот адрес был обозначен в уведомлении, поданном Дедом и Сашей Авериным 30 ноября в Центральную избирательную комиссию.
– Ну как же так? – Дед как можно человечнее смотрит прямо в глаза женщине-нотариусу. Глаза умело подведены синим, только самую малость, не вульгарно. Кожа нотариуса чуть-чуть орошена мягким кремом. Нотариусы в Российской Федерации своего рода элита. Их немного и стать нотариусом нелегко. Нужно сдать тысячи экзаменов и пройти тыщи проверок. Нотариусы не бедные люди.
– Если я …ард…инович…, заверю ваши бумаги, паспорта, которые вы зарегистрируете в автобусе, то ЦИК всё равно признает ваши бумаги недействительными, а я лишусь лицензии.
– И что, никак, ну прямо никак нельзя иначе?
– Нельзя… ард…инович…
Нотариус повернулась и не торопясь ушла через толпу пришедших помочь Деду стать кандидатом в президенты Российской Федерации. «Кепка, палестинский платок, потасканный, служащий тебе уже восьмой год флотский бушлатик, ну какой ты, в самом деле, кандидат в президенты», – сказал себе Дед. Разве такие кандидаты бывают? У тебя даже живота нет.
– Чёрт! Я на неё очень надеялся. Мне её думские коммунисты посоветовали.
Саша Аверин, длинные до плеч волосы, как у Антонова-Овсеенко, сумка на дряхлом ремешке.
– Мы с вами, Саша, всё равно не похожи на кандидата в президенты и его штаб. Что будем делать?
– Регистрировать паспорта будем в автобусе, как договаривались в случае ЧП. Бумаги у нас все готовы. Три девочки с notebook(ами) уже заняли места в автобусе.
Саша Аверин, Сергей Аксёнов, Алексей Волынец все эти дни подготавливали документы к сегодняшнему собранию. Они даже по приказу Деда и общему согласию не присутствовали на площади Революции. Поскольку был риск, что их могут задержать и тогда собрание инициативной группы по выдвижению Деда сорвётся.
Стоявшим подковой, охватывая корпус «Вега», объявили, что они группами сейчас должны спуститься на территорию паркинга. И там входить в автобус в порядке живой очереди, предъявлять регистрирующим девочкам развёрнутые паспорта.
Дед тоже прошёл через церемонию регистрации, стараясь не лезть без очереди. Хотя он и претендовал на самый важный пост в государстве, Дед не хотел выглядеть нахалом даже в глазах своих людей. Да, собственно, он и не умел быть нахрапистым нахалом. По жизни он был смелым человеком, но смелость и нахальство – разные качества.
Дед давно заметил, что партийцы такой странный и неунывающий народ, как цыгане, что ли. Холодно, зуб на зуб не попадает, затея с регистрацией без нотариуса скорее всего закончится тем, что документы у них не примут. Но партийцы разговаривают весело, перекликаются как птички божии, девочки строят глазки мальчикам, мальчики шутят, стараясь шутить грубо. Неунывающий народ, который если и вздыхает о чём-то в трудные дни, то это об отсутствии в руках у них оружия.
«В нашей стране, – думает Дед, – в такой нашей стране я бы хотел сейчас иметь в руках пулемёт, тот, из которого я стрелял в Сараево, калибра 20 миллиметров. Ну, я бы, конечно, им не воспользовался, – засмеялся Дед сам себе. – Но я бы хотел, чтобы противники видели, что он у меня есть…»
Когда сотни четыре инициативных граждан, выдвигающих его на самый важный пост в государстве, зарегистрировали свои паспорта в «икарусе», штабные сказали Деду, чтобы он ехал бы «домой».
– Мы дальше справимся без вас, езжайте. Полиция вон, стоят наверху, наблюдают. Понятно, что никакого больше приказа, кроме того, что нельзя допускать нас в здание, у них нет. Если б был, они бы уже вмешались, – стал уговаривать Деда Аверин.
– А что люди подумают? Уехал, а их оставил.
– Они у нас умные. Да и сами они, видите, расходятся. Останутся те, кто должен подписать протокол собрания.
Дед уехал. Через несколько километров охранники купили ему бутылку коньяка, о котором он мечтал ещё со вчера. 250 грамм, коньяк «Московский», вполне сносный. Дед его и выпил. Охранникам, по их внутреннему кодексу дисциплины, алкоголь при исполнении не полагался. Ну, они и пили колючую воду «Буратино».
– Там, вы видели …ард…инович, были представители ЦИК, женщина и двое мужчин, в машине сидели, обогревались, отъезжали на час обедать, затем вернулись.
Дед подумал, что же они, представители членовы, не вмешались, не приказали полиции уйти, не приказали владельцу предоставить другое помещение. У них же широчайшие полномочия..?
Устройство гранаты
14 декабря Дед, в сопровождении своего уполномоченного Саши Аверина, приехал в Центральную избирательную комиссию на Большой Черкасский, 7, они привезли туда требуемый пакет документов.
Пройдя все возможные контроли (омоновцы на улице, полиция на входе, Федеральная служба охраны внутри здания), они добрались до места назначения. Местом назначения был огромный, ярко освещённый с потолка светильниками, зал. В зале не было ни одного окна, он был хорошо проветрен, тёпл и сух. Дед подумал, вот живут же люди государевы, как у бога за пазухой. В зале уже находились члены Избирательной комиссии и работники Избиркома, в количестве человек эдак двадцати, во главе с заместителем председателя ЦИК Дубровиной – эмалированной блондинкой в розовом жакете, все они сидели по краю необъятного овального стола, на поверхности которого, Дед прикинул, можно было бы уложить спать полусотню партийцев. Почему Дед приглядел для этой цели стол? Партийцы вечно спали в самых неожиданных местах, жизнь у них была неуютная. Помимо членов комиссии, которых Деду представила Дубровина, но как запомнишь целую ораву чиновников, в зале находилась съёмочная группа какого-то канала телевидения.
– Меня снимать не надо, – сказал Дед и прикрыл лицо локтем. – Вообще, кто они такие?
– Это 1-й канал …ард…инович, – сообщила Дубровина.
– Мне всё равно, хоть десятый. Снимать не нужно.
– Понимаем, понимаем, – согласился главный прыщ съёмочной группы.
Работники Центральной избирательной стали рассматривать привезённые Дедом документы, считать их, копировать и записывать. Саша Аверин – главный партийный бюрократ, и в данном случае уполномоченный Деда, отвечал на вопросы, которых у работников аппарата комиссии возникло множество. Однако, странным образом, ни один чиновник не поинтересовался, почему паспортные данные участников инициативной группы по выдвижению, а также протоколы собрания инициативной группы не заверены нотариусом. Никто.
В самом конце, со злорадной улыбочкой, вдруг спросили:
– А где у вас копия паспорта уполномоченного представителя по финансовым вопросам?
Возможно, это был фирменный подлый вопрос, чтобы завалить кандидата и не принять документы?
Аверин оказался на высоте, он сообщил, что копии, действительно, нет, зато сам представитель, женщина по имени Нина (старый партиец, проходила с Дедом по одному делу, отсидела несколько лет) находится здесь, внизу у входа в Центризбирком. Аверин говорил с комиссией с лёгкой улыбкой превосходства.
Члены комиссии не поленились вызвать Нину, скопировать её паспорт, и были удовлетворены.
Затем они досчитали именно не заверенные нотариусом документы собрания инициативной группы. Количество страниц и общее количество присутствовавших.
Затем долго печатали бумагу о том, что у Деда приняты документы. Ещё минут двадцать искали сложную, с большим количеством слов и букв, красную печать. Дед взял бумагу, сложил её бесцеремонно вчетверо.
Все члены избирательной комиссии с плохо скрываемым неодобрением смотрели на публичное издевательство Деда над бумагой. По их понятиям, такую ценную бумагу следовало вложить в файл, а затем в портфель.
За дверью зала заседаний команда 1-го канала вновь наехала на изрядно подобревшего Деда, и он дал интервью этим людям. Сказал, что, победив на выборах, национализирует прежде всего добычу и продажу нефти и газа, распустит Верховный и Конституционный суды, из Кремля немедленно выселит всех чиновников, построит новую столицу страны в Южной Сибири. Наглецы с 1-го канала, пока Дед это говорил, притихли.
Пришёл офицер Федеральной службы охраны и неожиданно быстро, коротким путём, открыв пару дверей, вдруг выпустил их в какой-то двор. Во дворе лежал снег, а через арку они вышли на Большой Черкасский.
Автомобиль с охранниками ждал их уже на Ильинке.
– Не приняли? – спросили охранники.
– В том-то и дело, что приняли, – сказал Дед.
Потом, повернувшись в тесноте автомобиля к Аверину, спросил его:
– Что это было, Саша? Недоглядели?
– А чёрт его знает, – сказал Аверин. – Увидим. Не станем торопить судьбу.
18 декабря в 11 часов утра Центральная избирательная комиссия отказалась зарегистрировать инициативную группу граждан, выдвинувших Деда кандидатом в президенты Российской Федерации. Основанием для отказа послужил тот факт, что собрание было проведено не в здании бизнес-центра в корпусе «Вега» в гостинице «Измайлово», но в автобусе, стоящем рядом с этим корпусом «Вега», и потому не было заверено нотариусом.
Дед не пошёл на заседание Комиссии. Туда отправился Аверин. Он и сообщил Деду по телефону о решении комиссии. Дед выпустил в тот же день официальное заявление.
В заявлении Дед сообщил, что собрание инициативной группы по его выдвижению кандидатом в президенты было намеренно сорвано вооружёнными полицейскими, которые не допустили в здание корпуса «Вега», в залы «Васнецов» и «Суриков», явившихся на собрание граждан. В результате Дед и его сторонники вынуждены были провести собрание рядом с корпусом «Вега». Регистрацию и собрание провели в автобусе. Нотариус отказалась заверить документы, удостоверяющие проведение собрания.
Дед особо выделил роль представителей Центральной избирательной комиссии в этой истории. «При всем происходящем присутствовали представители ЦИК, трое, во главе с членом Центральной избирательной комиссии Дубровиной, – написал Дед. – Они не сделали ни единой попытки восстановить законность и снять полицейскую осаду».
Вместе с Дедом 18 декабря и в последующие дни не были зарегистрированы инициативные группы ещё нескольких кандидатов в президенты. В частности – известного в стране генерала, бывшего начальника Генерального штаба Леонида Ивашова, некогда мэра города Владивостока и депутата Государственной Думы Виктора Черепкова и ещё троих кандидатов – достаточно уважаемых и авторитетных в стране людей, за каждого из них проголосовали бы миллионы избирателей. Всего на этом этапе власть не допустила до выборов шестерых.
Зато внезапно, чуть ли не в последний день и час (злые языки утверждали, что на самом деле он привёз свои документы уже после истечения срока), была зарегистрирована ЦИКом инициативная группа по выдвижению кандидатом в президенты миллиардера Прохорова.
«Что хотят, то и творят, – сказал Дед своим. – Прохорова уговорили пойти на выборы, чтобы хоть как-то сделать их интереснее. И чтобы “болотным” было за кого голосовать».
Только старый зубр оппозиции Григорий Явлинский осудил наглое, бандитско-полицейское отстранение Деда от выборов. Он сказал, что это несправедливо. Старый, good old boy Явлинский, сохранивший приличные манеры после стольких лет в политическом дерьме России, ещё не знал, что его отстранят от выборов на следующем этапе – признают недействительными нужное для отстранения количество его подписей, собранных за выдвижение его кандидатуры.
Только Явлинский осудил. Либеральные буржуазные СМИ промолчали. По правде говоря, они были заняты своей эйфорией, они праздновали свои многочисленные митинги. Следующий был назначен на 24 декабря и должен был опять пройти на Болотной площади. Они рассчитывали победить со дня на день. И поэтому зачем им было хвататься за возможность признать президентские выборы нелегитимными на том основании, что уже шесть кандидатов были к ним не допущены? Под фальшивыми предлогами или же безо всякого предлога – прямым насилием, как не допущен был Дед?
К тому же они ненавидели Деда чёрной ненавистью. «Понимают, гниды, мою политическую одарённость», – бубнил себе под нос Дед. Причина их ненависти была только в этом, в его превосходстве над ними. В его стыдном для них превосходстве. «Ну что я могу сделать, уважаемые подлецы, – бубнил Дед, – стать меньше, чем я есть, я не умею». Дед старался, чтобы охранники его не слышали, подумают, что он нескромный, мания величия… хм…
Оппозиция могла бы использовать нерегистрацию, но либералы ликовали, дурни, ликовали всего лишь многочисленности своих митингов.
23 декабря Дед совместно с адвокатом Архиповым, похожим на мопса (плюс его грудастая жена-секретарша), приехал на Поварскую улицу и долго подписывал, сидя в «Волге», бумаги. Два заявления. Каждую страницу. Экземпляров было не по одному.
В первом заявлении Дед обжаловал решение ЦИК об отказе в регистрации инициативной группы. Дед не стал его читать, а зря, потому что это было крайне неудачное творение адвоката Архипова, в нём он оспаривал нотариуса, тогда как следовало с возмущением оспаривать вмешательство вооружённой полиции. Ну, всех не проверишь, все бумаги не прочтёшь, а нужно читать. Результат решения ВС, впрочем, всё равно был бы «жалобу отклонить». Такая страна, говорят в народе. У нас такая страна, вы понимаете, какая у нас страна…
Второе заявление «О принятии обеспечительных мер» на двух листах. Вот краткие выдержки из него.
«Отмечаю, что недопуск к выборам хотя бы одного из кандидатов в президенты является грубым нарушением основных принципов демократического общества, такие выборы являются нелегитимными, а избранный таким способом президент является узурпатором власти, данное лицо и должностные лица, оказывающие ему содействие, признаются государственными преступниками и привлекаются к одним из самых строгих уголовных наказаний.
Так, согласно решению Европейского Суда по делу Республиканской партии против России, выборы не могут являться демократическими, если хотя бы один из кандидатов не был допущен к участию в выборах.
Я прошу суд:
– На время до вступления решения суда по моему делу в законную силу приостановить избирательную кампанию по выборам президента РФ, назначенным на 04 марта 2012 года.
– Обязать Совет Федерации Федерального Собрания РФ отложить дату выборов президента РФ, назначенных на 04 марта 2012 года».
Уже на следующий день, 24 декабря рано утром, адвоката Архипова, похожего на мопса в фуражке Жириновского (впоследствии он оказался совсем легкомысленным типом, но кто же мог знать), уведомили по телефону (!), что Верховный суд уже отклонил (!) второе заявление о принятии обеспечительных мер. Принято решение было в отсутствие Деда (заявителя) и адвоката, что, конечно же, является грубейшим нарушением. А рассмотрение заявления об обжаловании постановления Центральной избирательной комиссии об отказе в регистрации инициативной группы по выдвижению Деда, сообщили Архипову, состоится в Верховном суде на Поварской 27 декабря в 10 часов утра.
24 декабря упоённые собой либералы провели митинг на проспекте Сахарова.
Оперативные работники милиции за каким-то членом явились уже в 13 часов во двор к Деду и стали чудить. Бормотать в домофон всяческий нонсенс, спрашивать то «Михаила», то «Сергея». А когда Дед перестал обращать на писк домофона внимание, опера не нашли ничего лучшего, как задержать направлявшихся к Деду двоих его охранников. Опера сообщили парням, что на них имеется ориентировка, проверили документы и пробили по базе данных. Всё же отпустили.
Посовещавшись с прибывшими охранниками, Дед пришёл к выводу, что опера явились к нему во двор, чтобы не допустить его появления на митинге либералов на проспекте Сахарова, куда Дед и не намеревался идти, зачем ему присутствовать на митинге, где намеренно спускают пар.
Но власти, по-видимому, мерещится, что Дед собирается возглавить прорыв рассерженных людей с проспекта Сахарова на Кремль. Поэтому опера пришли во двор охранять от Деда митинг на проспекте Сахарова. Идиоты!
А на Сахарова опять пришла тьма людей. На сцену взобрались в этот раз такие совсем не подходящие для протестной акции ораторы, как только что уволенный министр экономики и вице-премьер Алексей Кудрин, телеведущий Парфёнов, телеведущая Ксения Собчак, писатель Дмитрий Быков. В костюме презерватива (!) пришёл и выступил со сцены придурок Артемий Троицкий, музыкальный критик.
В толпе у сцены тусовались Тина Канделаки, жена миллиардера Дерипаски Полина, обе в норковых манто, что побудило журналистов обозвать происходящее «революцией норковых манто». Рядом с ними на две головы возвышался над толпой миллиардер Прохоров.
Огромные плазменные экраны, фейерверк огней, музыка до митинга и после митинга – всё это создавало атмосферу гигантского праздника, студенческого дуракаваляния, этакого всемосковского капустника. Выступили все враги Деда: Немцов, Пархоменко, старший и младший Гудковы, мерзкий приспособленец депутат Илюша Пономарёв. А также освободившиеся «герои Чистых Прудов» – сутулый юный старичок Яшин и становящийся всё более популярным среди московской буржуазии, истерически ищущей себе героя, – Алексей Навальный.
Удальцова, из боязни, как бы он их всех не выдал, продолжали держать за решёткой. Толпа замерла от сладкого ужаса предчувствия прыжка в пустоту без парашюта, когда Навальный воскликнул, бравируя: «Ну что, вы ждёте, что я поведу вас на Кремль? Да?!»
«Да!» – закричала в сладком ужасе толпа.
Навальный глубоко вдохнул декабрьский воздух, подержал его в лёгких, выпустил. Закричал: «Мы сделаем это, но не сегодня!»
И тем оттолкнул от себя самые яростные и самые простые элементы в толпе. Впредь эти самые яростные, самые простые, не либералы, не придут. А вот либералам, их девочкам и мальчикам он ещё пару лет будет морочить голову.
Дед следил за происходящим уже спокойно и без гнева. Ну что, они второй раз приняли резолюцию, опять грозили словесно Путину, если он не отменит результаты выборов, не отпустит политзаключённых (в том списке тогда большинство политзаключённых составляли товарищи Деда по партии, у либералов на конец декабря 2011 года своих политзэков не было…), не уволит председателя ЦИК Чурова, то…
А никаких санкций они ВВП не обещали. Предполагали, как дети хороших семейств, что надуются на него, обидятся, повернутся спиной?
Дед, разговаривая со своими, злобно хохотал над либералами и распространял своё нынешнее кредо:
– Теперь можно и нужно их «мочить», – хрипел Дед, – принята концепция «двух врагов», потому обижайте либералов, дискредитируйте их, нападайте на них, разоблачайте их.
– Отборная сволочь, – кричал Дед. – Знаете, откуда они ведут свою родословную, либералы? От самого отвратительного героя русской литературы, от Женечки Онегина, позёра и хипстера своего времени. Помните строки: «Надев широкий боливар, Онегин едет на бульвар»? Помните?
Дело происходило в «Волге», он ехали из Верховного суда, где Кассационная комиссия Верховного суда отклонила сразу две конституционные жалобы Деда. Дед был зол и остроумен.
– Что такое «боливар», вам, надеюсь, известно?
– Обижаете, босс, – заметил Михаил.
– «Боливар» – это шляпа с широкими полями. Её носил не только освободитель стран Латинской Америки от испанского владычества Симон Боливар, но это он сделал шляпу модной в Европе, а оттуда шляпу завезли в небольших количествах в Санкт-Петербург, Россия, в столицу льда и снега. Так вот, этот Юджин Онегин едет на бульвар в этой неудобной дурной шляпе. Золотая молодёжь того времени ездила в экипажах и сидела в кафе, как сегодняшние либералы. Какой, по сути, мерзкий бездельник этот Онегин!
Охранники знали о нелюбви Деда к Пушкину, которого Дед называл кривоногим, с кожей сигарного цвета. Оказалось, Дед ещё и героев его не любит…
– Босс, вы как к Лермонтову относитесь? – спросил Михаил. – Я тут недавно в старой нашей газете откопал, что Лермонтов командовал сотней волонтёров на Кавказе, из казаков и сосланных офицеров, и рейды по тылам врага совершал.
– Малоизвестный, но реальный факт. Когда командир этой сотни головорезов Дорохов, тот самый, что выведен потом у Толстого в «Войне и мире» на первых страницах под фамилией Долохов, был отозван в Петербург на некоторое время, командовал отрядом поручик Лермонтов. Отличился ледяной жестокостью, аулы вырезал, утверждают историки. «Демон» же не зря такой сверхчеловеческий… Вообще, Лермонтов первый поэт прото-фашист, империалист в русской поэзии. Прочтите разговор Казбека с Шат-горою. Озвереть можно. «Бородино» недаром в школах учат. Военный поэт. Пушкин – легкомысленный помещик, Лермонтов – солдат… – И Дед забубнил про Пушкина, что это помещик Пушкин написал: «Не дай нам Бог увидеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный». Боялся, что Наташу его крестьяне изнасилуют…
31 декабря 2011 года на Триумфальной был задержан, согласно сведениям ГУВД Москвы, 61 человек. «Мы свой долг выполняем, поддерживаем, вот уже скоро будет три года, вечный огонь протеста», – написал Дед у себя в ЖЖ.
На ехидные вопросы журналистов: «Не собираетесь ли …ард…инович, прекратить акции на Триумфальной, разве “Стратегия-31” не изжила себя после Болотной?», Дед злобно огрызался.
– Ну ведь на Триумфальную выходит всё меньше людей, в то время как либералы выводят на Болотную – Сахарова десятки тысяч?
– Митинги на Триумфальной отличаются от сборищ на Болотной – Сахарова тем, что на Триумфальной мы проводим несанкционированные акции, а Болотная – Сахарова разрешены властью. Я буду выходить на Триумфальную даже в единственном числе, – рычал Дед. – Надо показывать обществу пример храбрости.
18 января СМИ сообщили о создании «Лиги избирателей». Обрадовавшись и ополоумев от той лёгкости, с какой вдруг «кто был ничем, может стать всем», в обстановке эйфории от кажущейся победы над властью так называемое «гражданское общество» опрокинуло оппозиционных политиков, героев предательства протеста. «Лигу» образовали «артисты». Зубастые божьи коровки г-жа Улицкая (писатель), «доктор Лиза» (шеф волонтёрского бизнеса Елизавета Глинка), Ольга Романова (внезапно всплывшая чёрт знает кто, с пухлыми частями тела пивной королевы, жена мошенника-бизнесмена, создавшая организацию «Русь сидящая»), г-да Парфёнов, Орешкин, блогер г-н Адагамов, писатели-ремесленники Акунин и Быков создали «Лигу избирателей». С целью устраивать митинги и контролировать выборы. Но «политической деятельностью», заявили, заниматься не будут.
Дед записал в своём Живом Журнале в этот день: «Устройство митингов и есть политическая деятельность, господа артисты! Они кривят душой, хотят до поры до времени казаться божьими коровками, достойными доверия доверчивых масс, поскольку это выгодно. Но мы увидим, на каком этапе у ангелов покажутся клыки».
Политические вожди либеральной оппозиции, те, кто первыми присвоили себе протест, протрезвев от эйфории, бросились защищать свою (они уже так решили) собственность, создали «Гражданское движение».
«Лига избирателей» и «Гражданское движение» вступили в борьбу за то, кто будет подавать уведомление в мэрию о проведении следующего либерального мероприятия – шествия 4 февраля. В конце концов право подать уведомление отвоевала себе третья группа: ветеранов-предателей из 14 человек во главе с Немцовым и Рыжковым.
В феврале они придумали надеть белые ленты на одежду. «Цвет капитуляции», – написал Дед в ЖЖ. Он помещал теперь ежедневно в Живом Журнале гневные вольтеровские обличительные тексты в адрес либералов, стал называть их буржуазией. Они – Дед был уверен, что новое их самоназвание образовалось в процессе борьбы с ним, они примерно в это же время стали горделиво называть себя «креативный класс». Дед не одобрил их самоназвания, неудачное, оно звучало высокомерно и отделяло их от простых смертных. Креативный класс – эвфемизм, придуман ими, чтобы затушевать их истинную суть. Тот факт, что они буржуазия, буржуазия особого российского розлива, – обслуга российского либерального капитализма. Дед плевался, шипел, ядовито высмеивал. Его злобно комментировали, называли выжившим из ума стариком, больным манией величия. Он шёл, упрямый как верблюд, пиная на своём пути врагов.
Дед доказывал, что белоленточники, они же креативный класс, на самом деле не покушаются на буржуазный политический строй, да и не могут при всем желании. Их бунт – бунт молодого поколения буржуазии против зубров-отцов, которые пришли к власти в результате буржуазного государственного переворота августа 1991 года. Какая может быть буржуазная революция в буржуазном уже государстве? Таковой случиться не может. Дед отметил ещё их близость к бунту студентов в Париже в 1968 году, там тоже дети буржуазии восстали против отцов. Недаром белоленточникам так нравится парижская «революция 1968»! Она им классово близка.
В дополнение к площадке своего Живого Журнала Дед согласился писать раз в две недели статьи для нового интернет-портала «Свободная пресса». Шефы «Свободной прессы» Захар Прилепин и Серёжа Шаргунов оказались вдруг для Деда работодателями. Дед смеялся этому обстоятельству и хвастливо не раз говорил журналистам, что вот теперь работу ему дают его молодые партийные товарищи. В случае Прилепина это было правдой, Шаргунов же несколько лет находился в орбите партии, Дед помнит его ещё в подростковом узком пальтишке, стоящим в проходе в зале бункера на 2-й Фрунзенской, внимательно слушающим лекции Деда, но этот Шаргунов членом партии не был. Членом партии был другой Шаргунов, его двоюродный брат из Екатеринбурга, Олег. Они даже не были похожи.
Так вот, в «Свободной прессе» Дед сделал штук пятнадцать портретов либеральных вождей. Рубрика называлась «Лимонка в…». Портреты Немцова и Рыжкова, конечно же, и Навального, и всех, кого Дед находил особенно гнусными. Общим числом пятнадцать, что ли, негодяев. Портреты назывались издевательски: «Ваш Леша», «Ваш Илюша», «Ваш Боря».
4 февраля белоленточники и власть мерились митингами. Болотная с Поклонной. Дед оценил идею власти проводить контрмитинги, чтобы сбить спесь с либералов, заносчиво утверждающих, что они «выводят» на улицы народ.
«Давно должны были бы заняться этим, – пробормотал Дед. – Занялись только сейчас, следовательно, только сейчас власть окончательно пришла в себя. Двадцать один день в декабре, тридцать один день в январе и четыре – в феврале, итого 56 дней понадобилось власти, чтобы прийти в себя. Многовато. Там у них сидят неповоротливые люди».
Однако им повезло сразу после выборов с предательством пришедших в мэрию этих падлюк – Немцов, Рыжков, Пархоменко. Идея предательства, уверен был Дед, принадлежала всклокоченному, похожему на безумного изобретателя, Лёше Венедиктову. Дед практично не стал его трогать в своих портретах для «Свободной прессы». «Ваш Лёша» – это был портрет Навального, тоже Алексея. Не стал трогать потому, что в самом начале у Деда не было достаточно доказательств, да и впоследствии их появилось не так много, выяснилось лишь, что Венедиктов якобы только свёл чиновников мэрии и вождей либералов, да ещё приехал по зову заместителя мэра Горбенко обмыть предательство с бутылкой «вискаря». С таким небольшим количеством улик заявлять, что вот всклокоченный гений – организатор исторического предательства, Деду показалось неразумным. К тому же не часто, но Деда приглашали на либеральное радио «Эхо Москвы», и Дед мог достичь таким образом либеральной аудитории, внушить им свои идеи, переубеждать их. Что он и делал старательно в передаче «Особое мнение», когда его приглашали. Но цепкий и бесстрашный ум Деда безоговорочно верил, что главный преступник этой аферы – Лёша, Алексей Алексеевич, школьный учитель по профессии, лидер самой могущественной группировки либералов в РФ.
Цифры обе стороны 4 февраля стали гнать дикие. Нисколько не заботясь о правдоподобии, в течение всего дня повышали количество якобы пришедших к ним граждан. В результате, начав с 7–8 тысяч у метро «Октябрьская» (сбор был на Калужской), либералы подняли количество до 100 тысяч. Поклонные начали сразу заявлять от 20 тысяч, а к концу говорили о 150 тысячах. Взахлёб они нагнетали свои тысячи.
Дед понимал, что обе стороны врут. Такой динамики в реальности не бывает, да ещё в холодный день февраля. Люди приходят массами в течение первого получаса, а затем количество людей начинает таять. Вначале немного таять, через пару часов люди уходят лавинообразно в морозный день, а день был морозный. Дед участвовал в сотнях митингов, он знает.
Обе толпы постояли, приняли резолюции и разошлись. Болотная резолюция в третий раз требовала от власти признания парламентских выборов нелегитимными и освобождения политзаключённых.
Дед хмуро написал в своём ЖЖ к вечеру:
«Надеяться на то, что после субботних шариков в московском небе (выпустили белые шарики), выступлений плейбоев Троицкого и Парфёнова, после щебечущей на сцене парочки Собчак – Навальный, в модных ушанках оба, надеяться, что власть, трясясь от страха, побежит отпирать камеры узников, не приходится.
Чтобы добиться от власти её ухода или даже только уступок, нужно выходить с другими лицами и с другим настроением. Со сжатыми челюстями и нахмуренными бровями. Без надушенного Парфёнова, без Троицкого, обычно разгуливавшего в розовых штанах, без сиропно счастливой (ну божий одуванчик, таких называют) старушки Улицкой…»
Дед отметил, что большая часть националистов не пришла в этот раз на либеральное сборище. Как донесли Деду разведчики, побывавшие на шествии от метро «Октябрьская» до Болотной и на митинге на Болотной, в толпе было значительно меньше простых лиц и просто одетых людей. Либералы всё больше обособлялись, всё заносчивее задирали свои носы и теперь уже безо всякой иронии именовали себя «креативным классом».
«Они имеют в виду, что все другие – некреативные, – объяснял своим Дед. – На самом деле среди них большое количество известных персон, это правда. Множество журналистов, блогеров, радиожурналистов, несколько писателей, но заметьте: выдающихся творцов на самом деле нет.
Журналисты – вообще второстепенная профессия. Их писатели – хорошие ремесленники, да и только: Быков, Акунин. Даже их “красотка” Ксения Собчак на самом деле не красотка по ее природным параметрам, но дочь известного человека – и только. Они второстепенны и второразрядны, вот что».
4 февраля на обоих противоборствующих митингах: на Болотной и на Поклонной, активисты-партийцы Деда распространили листовку. Дед не участвовал в её сочинении, партийцы сами не маленькие, написали:
«ЕЩЕ 12 ЛЕТ? СПАСИБО, НЕТ!
Мы видим, что требования митинговавших 10 и 24 декабря об отмене итогов выборов и освобождении политзаключённых были проигнорированы властью. Пока заседают бесконечные оргкомитеты и проводятся “переговоры” с властью, продолжают сидеть политзаключённые…
Впереди президентские выборы. Уже понятно, что они пройдут так же незаконно, как и выборы в Думу: ведь ряду кандидатов в президенты было отказано в регистрации под надуманными предлогами.
Мы призываем Вас выйти 5 марта в 19.00 на Лубянскую площадь к зданию ЦИК на Большом Черкасском переулке в Москве на следующий день после голосования, чтобы сказать своё “НЕТ” Путину.
Почему Лубянская площадь?
Лубянская площадь расположена в центре Москвы. Оттуда рукой подать до символов государственной власти России, среди которых Центризбирком, находящийся в шаговой доступности. Ведь мы собираемся на митинг, чтобы призвать власть к ответу.
Это наш последний шанс изменить ситуацию в стране. Отступать нам некуда!»
Каждый вторник товарищи Деда стали проводить подготовительные пикеты у здания ЦИК на Большом Черкасском. Их хватали, судили, отправляли на сутки и давали штрафы. Они без устали выходили, пытаясь разогреть общество.
Между тем либералы стали поговаривать, что следует выйти на Лубянскую площадь 5 марта в 19 часов. Высказались Рыклин, Билунов, Давидис и даже Гарри Каспаров. То обстоятельство, что партия Деда заявила митинг на том же месте, либералы не упоминали.
20 февраля несколько видных либеральных лидеров, среди них Немцов, Рыжков и присоединившийся к ним Удальцов, сходили к президенту Медведеву. Там они выяснили, что президент Медведев считает выборы в Госдуму самыми честными, потому никаких перевыборов не будет. Они вручили Медведеву список политзаключённых (в четвёртый раз таскают список, в котором добрая половина политзэков – сопартийцы Деда, жульё!). Медведев сказал, что посмотрит список.
В этот же день активист Авдюшенков подал уведомление о проведении митинга у здания ЦИК на Лубянке 5 марта в 19 часов. Дед подписал уведомление среди прочих.
По сведениям Деда, туда же подали уведомление и либералы.
25 февраля Деду позвонили из Департамента безопасности мэрии. Некая Елена Игоревна:
– Я по поводу вашего уведомления. Все площадки заняты. Мы предлагаем вам набережную Тараса Шевченко.
– Ага, – сказал Дед. – Перед зданием ЦИК в этот вечер будут выступать клоуны и рыжие акробаты на ходулях, да?
Елена Игоревна издала звук, смахивающий на смех, но тотчас остановилась.
– Когда можно будет забрать письменный отказ?
– Начальства пока нет, вот начальство подпишет.
– Пьянствуют что ли ещё, праздник продолжается у вашего начальства?..
К вечеру Дед услышал в передаче «Суть событий» – гнусный Пархоменко сообщил, что отказали и им. То, что либералы вынуждены были под давлением протестных масс подать уведомление на митинг на Лубянской площади, Деду было понятно. Ведь своими капустниками на Болотной они не добились ровным счётом ничего. Не заставили власть ни отменить итогов выборов, ни освободить политзаключённых, ну ничего, никаких результатов, так что массы, которых либеральные вожди себе присвоили, волнуются. Понятен и отказ власти в проведении митинга на Лубянке. Собрание граждан в непосредственной близости от ЦИК они допустить не могут. Не для того они сговаривались с либерал-предателями перед 10 декабря и успешно удалили массы с площади Революции, от которой до Лубянки и ЦИК две сотни метров, чтобы через три месяца разрешить приход масс туда же…
Вожди либералов занервничали. Пошёл третий месяц с начала их «революции» норковых манто, рассерженных горожан, нового среднего класса, креативного класса, как ни назови, пора настала to deliver goods, как говорят насквозь практичные американцы, – то есть «доставить результаты».
26 февраля либералы провели акцию «Белый круг», вышли с белыми лентами и встали на Садовом кольце. Полиция насчитала 11 тысяч протестующих, сами либералы утверждают, что их было 30 тысяч и что белое кольцо замкнулось. «Отличная акция, очень бодрая, весёлая! Всем спасибо, все молодцы!» – написал популярный блогер.
1 марта стало известно, что либералы ещё раз предали протестное движение. Вместо того чтобы решиться на несанкционированный митинг на Лубянской площади, они согласились собраться 5 марта с 19 до 20 часов у кинотеатра «Пушкинский», на разрешённый властями митинг.
Дед записал в ЖЖ: «Нам придётся отстаивать на Лубянской площади честь российской оппозиции и за себя, и за того парня, который попрётся, обманутый, за ними».
4 марта Путин получил почти 64 % голосов на президентских выборах.
5 марта Дед подъехал к Лубянской площади (ехал, по иронии судьбы, от площади Революции) около 19.20. Там собрались человек семьсот протестующих. Ужасающе мало для огромной, злой страны после выборов тирана.
Дед добрался, облепленный народом, до входа в Малый Черкасский переулок, который через полсотни метров врезается в Большой Черкасский. Там, если повернуть налево, находится здание ЦИК. Вход в Малый Черкасский преграждали несколько шеренг «космонавтов» – полицейских в чёрных шлемах и доспехах. Дед прошёл прямо на них. Назвал себя. Сказал: «Пропустите-ка меня, я иду в Центральную избирательную комиссию, у меня есть вопросы к председателю Чурову. Я кандидат, который не был допущен до выборов».
Если бы с Дедом были хотя бы тысяч пять людей, он бы проломил бы все три шеренги «космонавтов». Но с ним были лишь сотни. «Суки, трусливые жопы, либералы!» – только и успел подумать Дед. К нему уже пробился отряд отборных необычайно крупных омоновцев.
Дед успел снять очки и зажать в руке кепку, перед тем как десятки дюжих рук схватили его, перевели в горизонтальное положение и понесли, как саркофаг с фараоном, к автобусу.
У автобуса его поставили на ноги, пригнули ему голову (чтоб не видели журналисты и сторонники?). Орут, перепуганные, друг другу.
Здоровый («вполне себе симпатичный» – оценил Дед злодея) парень надавил Деду большим пальцем под ухо. Дед получился согнутым в три погибели и с этим твёрдым пальцем, давящим под ухо. «Эх, сынок, – размышлял Дед, вспомнив вдруг сербские войны и всё то оружие, которое он на себе таскал (автомат, пистолет, штук пять гранат)… – Эх, обидчик ты мой, живым бы ты от меня не ушёл, в другой исторической ситуации».
В конце концов появился старый полковник ОМОНа, и Деда втолкнули не в автобус, а в полицейский автомобиль и доставили в ОВД «Тверское».
В ОВД Дед узнал от незнакомого задержанного, что на Пушкинской порывистые храбрецы Удальцов, Яшин, Навальный и примкнувший к ним депутат «Справедливой России» Илья Пономарёв в последний момент взялись спасать погибающую честь буржуазии. Удальцов зашёл в заснеженный зимний фонтан и истерично закричал, что предлагает никуда не расходиться, оставаться тут, пока их требования не будут удовлетворены, четвёртой резолюции.
А креативный класс уже попёр домой. Воспитали за три месяца из разгневанных граждан послушных кроликов с белыми ленточками. Серёжа Удальцов решил палатку ставить. Но всё это уже оперетта, конечно же. С Удальцовым остались считаные люди. А когда его увела полиция, разошлись и они. Короче, буржуазная революция опять не состоялась, закончилась пшиком.
Дед стал размышлять. Удальцов, Навальный, Яшин, конечно же, в последний момент попытались спасти в этом снежном фонтане проект Болотной. Заметь, старый, сказал себе Дед, все эти упрямо бросающиеся в глаза ассоциации: болото, Болотная площадь, «увязнуть в болоте». Фонтан, он ведь и лужа одновременно, потому они там находились в положении «оказаться в луже», «сесть в лужу»…
– Ну не злорадствуй, не злорадствуй, Дед, вспомни неприятные часы, проведённые тобою на площади Революции 10 декабря, когда г-н Немцов, чтоб у него ноги отсохли, выманил протестные массы на Болотную…
Так вот стоят они там в фонтане, представил Дед, а войска последние расходятся от них. Жалко звучит удальцовское: «Я никуда отсюда не уйду!»
– Не уйдёшь, унесут, парень! Меня с Лубянки унесли, – ухмыльнулся Дед, – как саркофаг фараона.
Стоят трое, плюс Илья Пономарёв, отсидел четыре года в Госдуме и ни слова от него не слышали, как мышь был, но властью над массами запахло, и стал активистом. Стоят… Проповедовали три месяца компромисс, проповедовали переговоры с властью, проповедовали уступки, осуждали слишком, по их мнению, радикального Деда и его сторонников, по-деревенски подло замалчивали нас и продолжают замалчивать… И вдруг, под занавес, сообразив, что Путин избран, протестные массы тают, и вдруг эта истерическая сцена в фонтане, противоречащая всему, что они до этого проповедовали и делали. Но никто с ними не остался. А уже поздно, потому что сами приучили за три месяца к покорности и без того нехрабрый свой контингент. Тщательно отталкивали всех пассионариев, делая ставку на светских дам и второсортных деятелей культуры. Пассионариев там, на Пушкинской, 5 марта не было. И толпа ушла. Всё, занавес. Удальцов со товарищи покочевряжились и были увезены по отделениям.
Тут Деду пришла в голову метафора. Граната. Всякая граната, Ф-1, например, грубо говоря, состоит из двух частей. Из детонатора и корпуса, собственно массы, которую взрывает детонатор. Обе части нужны. Одна часть без другой фактически бесполезны, но детонатор, конечно же, важнее и благороднее. Если вывинтить детонатор из корпуса, корпус превращается просто в тяжёлую болванку, ей разве что по голове ударить, и только. Что сделали буржуазные вожди 10 декабря? Уйдя на Болото, приняв тактику сговора с властью, они тем самым отделили детонатор (а в России, что поделаешь, господа либералы, детонатор – это сторонники Деда) от появившейся вдруг массы, от корпуса. Детонатор – «триста спартанцев» – остался на площади Революции. Потому взрыва не последовало.
Эпилог
Дед продолжал язвить и калечить противников. Проповеди его в Живом Журнале привлекали все большее внимание и стали неизбежным блюдом в интеллектуальном меню «продвинутой» части российских граждан. Жанр был избран толково. Враги злобствовали, друзья ликовали. И друзей становилось всё больше. Количество посетителей ЖЖ Деда увеличилось в разы, потом – в десятки раз.
«Если бы Ленин действовал сегодня, он бы пользовался ЖЖ», – оправдывал себя Дед.
«Такой великолепный мгновенный способ немедленно донести до публики своё мнение», – так оправдывал себя Дед, доселе презиравший блогеров.
«Никогда не поздно присоединиться к разумному прогрессу, – добавлял он. – ЖЖ увеличивает моё влияние. Делает меня могущественнее».
В стране всё происходило так, как Дед и предсказывал, что будет происходить. После позорного сбора на Пушкинской прошли последующие митинги, которые истерично провели либералы под моральным нажимом Сергея Удальцова. Прошла целая серия всё ещё многочисленных, но всё более бессмысленных митингов. Один из самых глупых состоялся на Новом Арбате, и в резолюции его первым номером значилось освобождение некоего Козлова, осуждённого за мошенничество. Козлова в резолюцию продвинули, что называется «по блату». Ещё с 24 декабря со второго митинга на проспекте Сахарова «кошельком» – финансовым директором и fond-raiser(ом) либералов сделалась вульгарная Ольга Романова, возникшая чёрт знает откуда. Кто-то её привёл, и вот ради её мужа был организован многотысячный митинг. Точнее, митинг был заявлен либералами как ещё один в серии, начавшейся на Болотной в декабре, а Козлова туда вставили ради Романовой, которая к тому же ещё была в девичестве не Романова. Догадавшись, что это уж слишком, тот митинг на Арбате покинули самые активные тысячи националистов во главе с тем самым Дёмушкиным, который оказался с Дедом на прошлый Новый год ненадолго в камере спецприёмника.
Удальцов, чувствующий, что массы, всё более и более разочарованные, вот-вот перестанут ходить на либеральные сборища, теперь каждый раз пытался продолжить митинг методом «фонтана»: предлагал не расходиться. Но либералы расходились всё равно, а Удальцова задерживали, и он отправлялся в спецприёмник. После митинга на Арбате он с небольшой группой сторонников отправился через Москву, чтобы вручить резолюцию митинга в Администрацию Президента. В какой-то момент Удальцов залез на телефонную будку и пытался произнести речь. Оттуда его и сняли полицейские.
Дед не смеялся над Удальцовым. Инстинкты, благоприобретённые Удальцовым за время пребывания в радикальных неокоммунистических организациях, подсказывали тому, что массовый энтузиазм быстро заканчивается, если отсутствуют хотя бы незначительные, но победы. Спасти протестное движение, которое экспроприировали для себя либералы и к которому присоединился Удальцов, исходя из соображений личной политической выгоды, могла только эскалация конфликта с властью. Вот он и лез на рожон. Однако высечь искру не удавалось. Собственная организация Удальцова «Левый фронт» была всё ещё малочисленна для такой задачи. А либералы в массе своей не желали лезть на рожон. Они желали постоять, покричать «Россия без Путина» и разойтись довольными собой. Они упивались самим фактом своего политического пробуждения.
Что удалось Удальцову за весну 2012 года, так это построить себе политическую репутацию. Прежде всего потому, что с либералами распрощался Дед. Всю свою политическую жизнь Удальцов прожил в тени Деда и его партии. Что бы ни сделал Удальцов, вначале как лидер молодежной организации «Трудовой России», названной им АКМ, потом как «координатор» «Левого фронта», всё было повторением, перепевом акций партии Деда. Потомок мощной коммунистической династии, сам Удальцов не обладал ни талантом теоретика, ни искусством оратора (к примеру, он целый год рассказывал на митингах, как выбросил в окно телевизор, чтобы подчеркнуть свою ненависть к «путинскому» телевидению). Из его приёмчиков излюбленным был совершенно бестолковый «прорыв» через полицейскую цепь в конце митингов. «Прорываться» Удальцов начал ещё в конце 90-х, но и войдя в союз с либералами, прыгнув в нишу, оставленную Дедом, он ничего лучшего не надумал, только «прорываться».
Административные задержания и голодовки протеста против административных задержаний сделали Удальцова популярным среди либералов. И левым льстило возвышение одного из них. Ведь после захиревшего в конце концов лидера «Другой России» Виктора Анпилова у левых не появлялось героев за пределами их родных маленьких партий.
Ощущая новое внимание, Удальцов преобразился. Стал брить голову, носить чёрные куртки типа маоистских, надел чёрные круглые очки. «Революционер, мать его за ногу! – язвил Дед среди других. – Персонаж “Матрицы”…» В «Левом фронте» стали называть своего вождя «Цезарь», иногда – «Нео» – персонаж «Матрицы».
6 мая, когда в Москву обыкновенно прилетают первые весенние ветры, либералы созвали довольно значительное количество своих сторонников. Собравшись на Калужской площади у метро «Октябрьская», повели их коротким маршрутом по Якиманке к Болотной площади, где заявлен был митинг. И шествие, и митинг были мэрией разрешены.
Дед расхаживал 6 мая из комнаты в комнату и кухню. На кухне сидели охранники: вдруг куда надо будет отправиться срочно. Во дворе стояла машина. Дед внимательно слушал либеральные радио и заглядывал в online трансляцию в Интернете. Маршрут был Деду хорошо известен. В 90-е годы Дед ходил по этому маршруту много раз. Все коммунистические митинги, в которых участвовала партия Деда, традиционно начинались от Калужской площади. Так что топографию местности Дед отлично знал и понимал, что там можно сделать в случае чего.
Конечно же, Большой Каменный мост полиция перекрыла грузовиками и отрядами ОМОН. Последними бы они были идиотами, если бы не перекрыли.
Народ, видимо вдохновлённый весенними ветрами, явился в неожиданно большом количестве.
На такое количество полицейские, по-видимому, не рассчитывали, потому огородили на Болотной площади для митинга лишь половину сквера. Впоследствии устроители будут обвинять полицейских в намеренном создании ситуации для беспорядков. Как там было на самом деле, трудно установить. Вероятнее всего, полицейские, отслеживая динамику многочисленности митингов и видя, что численность «болотных» падает, рассчитывали, что 6 мая им хватит для размещения половины сквера. Подозревать, что полиции или власти понадобился вдруг 6 мая конфликт, в то время как с декабря именно конфликта власть избегала, можно, конечно, но вот оснований для этого нет, или есть, но немного. Скорее всего, просто просчитались.
Но дело в том ещё, что в загон на Болотную успели зайти совсем немногие, когда Удальцов, а за ним Немцов, Навальный и Яшин грохнулись по призыву Удальцова на асфальт, не заходя в загон. Произошло это на площади, ближе к Малому Каменному мосту. Дед сам слышал, как Удальцов обречённым голосом призвал сесть на асфальт: «Мы не уйдем отсюда!» – кричал Удальцов всё тем же обречённым голосом человека, преодолевшего страх, но все же продолжающего страшиться. «Предлагаю не расходиться, пока…» В чём, собственно, состоит «пока», Дед не расслышал…
«Решился, – сказал себе Дед. – Сегодня или никогда. Он учёл просчёт, совершённый на Пушкинской, и призвал не расходиться в самом начале митинга, а не в конце, как он обычно призывал. Ну что ж, толково…»
Со сцены на Болотной некий региональный лидер «Солидарности», фамилию Дед не запомнил, призвал людей, уже вошедших в загон, выйти и присоединиться к сидячей забастовке протеста. Люди повалили из загона.
В то же самое время по Малому Каменному мосту продолжали подходить колонны граждан, направлявшихся на митинг. От двух столкнувшихся течений образовалась воронка, грозящая затоптать в прах сидящего Удальцова, Навального и ещё сотню храбрецов.
Им пришлось встать. Лидеры ломанулись в загон на Болотной, где их и задержали полицейские.
А в это время по территории площади перед сквером между выездом на Большой Каменный мост и Малым Каменным начались спорадические столкновения протестующих и полиции.
«Понеслась душа в рай», – прокомментировал ситуацию Дед.
По лицам охранников Дед увидел, что они сожалеют о том, что не находятся сейчас на площади у Болотного сквера.
По радио «Эхо Москвы», сидя в ресторане «Рис и рыба» на втором высоком этаже, откуда поле битвы было отлично видимо, многодетная мать, честная журналистка Тоня Самсонова честно комментировала события. С её этажа получалось, что протестующие не гнушались нападениями на полицейских на Большом Каменном мосту. В последующие дни самое умное в Москве радио быстренько спрятало куда-то первые впечатления, прямой эфир честной Тони Самсоновой, с поля битвы. А потом она вообще уехала в командировку в Англию. «Её спрятали!» – догадался Дед.
Дед, надо сказать, был всецело на стороне протестующих в этот день. «Давно бы так», – бормотал он. Однако предвидел поражение. И прежде всего потому, что там, на месте, не было его партийцев. Только они, яростная, сплочённая, бесстрашная группа, могли бы переломить ситуацию и личным примером ввести людей в невменяемое состояние «амок», в боевой транс.
День кое-как закончился. Лидеров закрыли. Народ потоптался ещё в этом районе, пробуя противостоять полиции. Последними к ночи были вытеснены к метро «Третьяковская» остатки протестующих: сотня анархистов.