Берлин 45-го. Сражения в логове зверя Исаев Алексей

Перемены на западном фронте

Когда передовыми отрядами армий 1-го Белорусского фронта были захвачены плацдармы на Одере, разница между положением советских и англо-американских войск была огромной. Союзники СССР по антигитлеровской коалиции только-только оправились от сильного удара, нанесенного им немецким наступлением в Арденнах. Передовые советские части стояли на Одере в 70 км от Берлина, а войска союзников находились в сотнях километров от него на западной границе Германии. Более того, наступление на «линию Зигфрида» в районе Эйфеля, начатое 28 января силами 1-й и 3-й американских армий, через три дня было остановлено Эйзенхауэром. Продвижение вперед было непропорционально потерям. Это стало одной из причин того, что на Ялтинской конференции Берлин был отдан в советскую зону оккупации.

Однако в феврале и марте 1945 г., когда советские фронты на берлинском направлении переживали кризис на флангах, англо-американские войска провели ряд операций, приблизивших их к немецкой столице.

Первым шагом стало продвижение к Рейну, начавшееся 8 февраля 1945 г. с наступления 1-й канадской армии из района Неймегена. 23 февраля к наступлению присоединились 1-я американская армия Ходжеса и 9-я армия Симпсона. Две армии начали наступление с рубежа реки Рур навстречу канадцам. Общий замысел наступления союзников предусматривал окружение немецких войск на западном берегу Рейна. 3 марта американские и англо-канадские войска соединились у немецкого города Гельдерна. 7 марта с захватом железнодорожного моста через Рейн у Ремагена был образован первый плацдарм союзников на восточном берегу реки. Это был единственный мост через Рейн, доставшийся союзникам неповрежденным. Для уничтожения моста у Ремагена были привлечены все средства, начиная от традиционной артиллерии и экзотических подводных диверсантов и заканчивая «чудо-оружием». По мосту было выпущено 11 ракет «Фау-2», что было единственным применением ракет в тактических целях. Для уничтожения моста была сформирована специальная группировка, состоявшая из восьми бомбардировщиков «Арадо-234» (из 76-й бомбардировочной эскадры) и примерно тридцати «Me.262» из I группы 51-й бомбардировочной эскадры. Первый налет не привел к успеху, равно как и следующие двенадцать. В конце концов бомбардировщику «Арадо-234» удалось повредить один мостовой пролет, но инженерные подразделения американцев быстро его исправили. Но в конце концов сильно поврежденный мост рухнул сам по себе, от близкого разрыва тяжелого снаряда. Однако к тому моменту американцы переправили на плацдарм пять дивизий, и разрушение моста запоздало.

Далее немецкое командование попало в типичную для стороны, вынужденной вести пассивную оборону, ловушку. Командующий группой армий «Б» Модель считал, что американцы начнут прорыв с северного фаса плацдарма у Ремагена с целью обеспечить форсирование Рейна своим соседям. Командующий оборонявшейся по периметру плацдарма 15-й немецкой армии фон Цанген считал более вероятным направлением удара центральную часть плацдарма. Однако последнее слово было за Моделем, и LIII корпус Байрлейна, в котором было сосредоточено большинство танков 15-й армии, занял оборону на северном фасе Ремагенского плацдарма. Здесь на реке Зиг была создана наиболее прочная оборона. В центре оборонялся второй по силе LXXIV корпус, а южный фас плацдарма занимал самый слабый LXVII корпус.

Вопреки ожиданиям Моделя удар был нанесен в центре ремагенского плацдарма. Начавшаяся 25 марта операция американских войск под кодовым наименованием «Вояж» уже на следующий день привела к обвалу немецкой обороны. Танки и «Ягдтигры» корпуса Байрлейна были просто обойдены. Уже 29 марта танковая колонна 1-й американской армии, пройдя за день 70 км, оказалась в 25 км от Падеборна, глубоко в тылу войск группы армий «Б». После короткого, но кровопролитного сражения у Падеборна, 1 апреля кольцо окружения вокруг немецкой группировки в Руре замкнулось. В гигантский «котел» попали около 370 тыс. человек. 28 марта Рур был объявлен «фестунгом», и вместо отступления на восток Модель решил его оборонять. В свою очередь американское командование в лице Эйзенхауэра приняло решение сосредоточить усилия на периметре «котла», стремясь разбить окруженные войска противника. С этой целью 9-я американская армия была передана из состава 21-й группы армий Монтгомери в 12-ю группу армий Брэдли.

Англичане были отнюдь не в восторге от принятых Эйзенхауэром решений. 1 апреля 1945 г. Черчилль пишет президенту Рузвельту:

«…Русские армии на юге, судя по всему, наверняка войдут в Вену и захватят всю Австрию. Если мы преднамеренно оставим им и Берлин, хотя он и будет в пределах нашей досягаемости, то эти два события могут усилить их убежденность, которая уже очевидна, в том, что все сделали они. Поэтому мое мнение таково, что с политической точки зрения мы должны вклиниться в Восточную Германию настолько глубоко, насколько это возможно, и, разумеется, захватить Берлин, если он окажется в зоне досягаемости»[135] .

Однако умирающий Рузвельт (американский президент скончался 12 апреля) уже не мог повлиять на Верховного главнокомандующего союзными экспедиционными силами в Западной Европе. Эйзенхауэр имел достаточные полномочия для проведения в жизнь принятых им решений. В своих воспоминаниях он впоследствии объяснял логику своих действий следующим образом: «Естественной целью за пределами Рура являлся Берлин – символ остававшейся немецкой мощи. Его взятие было важно как психологически, так и политически. Но, на мой взгляд, он не являлся ни логичной, ни наиболее желанной целью для войск западных союзников. Когда в последнюю неделю марта мы стояли на Рейне, до Берлина оставалось триста миль. На пути к нему, в двухстах милях от нашего фронта, лежала река Эльба, служившая значительным естественным препятствием. Русские войска прочно закрепились на Одере, захватив плацдарм на западном берегу этой реки, всего в тридцати милях от Берлина. Возможности наших тыловых служб по обеспечению войск, в том числе способность доставки на фронт до 2 тыс. тонн грузов ежедневно средствами транспортной авиации, позволяли обеспечивать продвигавшиеся головные колонны через Германию. Но если бы мы задумали бросить достаточную группировку, чтобы форсировать Эльбу с единственной целью овладеть Берлином, то возникли бы следующие осложнения. Первое: по всей вероятности, русские окружили бы Берлин задолго до того, как мы подойдем туда. Второе: снабжение крупной группировки на таком расстоянии от основных баз снабжения, расположенных к западу от Рейна, привело бы к практическому отключению войск от боевых действий на всех остальных участках фронта. Идти на такое решение я считал более чем неразумным: оно было просто глупым решением. Помимо окружения Рура нужно было срочно решить еще несколько крупных задач»[136] .

Таким образом, со стороны американского командования имел место сознательный отказ от участия в борьбе за Берлин. После того как у Монтгомери отобрали 9-ю американскую армию, перспектива прорыва к немецкой столице англичан была тем более туманной. Впоследствии это решение Эйзенхауэра стало объектом резкой критики, так как вместо почетной миссии взятия Берлина американским солдатам пришлось вести бои с окруженными немецкими войсками. К 18 апреля рурский «котел» окончательно развалился. 21 апреля командующий группой армий «Б» Вальтер Модель покончил жизнь самоубийством. Всего американскими войсками в Руре было взято в плен 317 тыс. человек – больше, чем в Сталинграде и в Эль-Аламейне вместе взятых. Это стало некоторым утешением за ускользнувший из рук Берлин.

Впереди Берлин

Обеспечив себя в марте крупным монолитным Кюстринским плацдармом, Г.К. Жуков не собирался останавливаться на достигнутом. На 3 апреля 1945 г. было назначено начало частной операции по объединению плацдармов 33-й и 69-й армий у Франкфурта-на-Одере. Ликвидацией франкфуртской группировки противника Жуков собирался обеспечить себе более широкое поле выбора направления главного удара. Приказ на наступление на Франкфурт был подписан 26 марта, а 28 марта были разработаны два плана наступления на Берлин. Они получили наименование вариантов «А» и «Б». По плану «А» предполагалось наступать на немецкую столицу, сосредоточив главные силы фронта на Кюстринском плацдарме. По плану «Б» основная ударная группировка сосредотачивалась на плацдарме у Франкфурта-на-Одере, захват которого собирались начать 3 апреля. Вариант «Б» предусматривал сосредоточение на Франкфуртском плацдарме 8-й гвардейской, 69-й и 33-й общевойсковых армий. На Кюстринском плацдарме оставалась 5-я ударная армия, усиленная 11-м танковым корпусом. 1-я гвардейская танковая армия должна была наступать в полосе 69-й армии, а 2-я гвардейская танковая армия – в полосе 8-й гвардейской армии. Тем самым главный удар войск 1-го Белорусского фронта должен был наноситься в обход Зееловских высот.

С двумя вариантами плана операции Г.К. Жуков отправился 29 марта в Москву на прием к И.В. Сталину. Однако выбор варианта «А» или «Б» стал выбором политическим, а не военным. Крушение немецкого фронта на западе и не вполне очевидные планы союзников относительно Берлина побудили советское Верховное командование не затягивать с наступлением на немецкую столицу. Повествуя о планировании Берлинской операции, Жуков довольно много места в «Воспоминаниях и размышлениях» уделяет взаимоотношениям с союзниками и беспокойству Сталина относительно событий на Западном фронте. Наиболее существенным недостатком варианта «Б» была потеря времени на объединение плацдармов 33-й и 69-й армий и разгром многочисленного гарнизона Франкфурта-на-Одере. В этих условиях выбор варианта «А» становился очевидным.

Следующим шагом стало привлечение к Берлинской операции застрявшего в Верхней Силезии 1-го Украинского фронта. И.C. Конев прибыл в Москву 31 марта 1945 г., на два дня позже Г.К. Жукова. На следующий день состоялось совещание с участием командующих двух фронтов. Приглашать в Москву накрепко засевшего под Данцигом К.К. Рокоссовского было бессмысленно. Г.К. Жуков вспоминал: «1 апреля 1945 года Верховный Главнокомандующий заслушал доклад А.И. Антонова об общем плане Берлинской операции, затем – мой доклад о плане наступления войск 1-го Белорусского фронта и доклад И.C. Конева о плане наступления войск 1-го Украинского фронта»[137] .

Директивы Ставки командующим войсками 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов на подготовку и проведение Берлинской операции были подписаны 2 и 3 апреля соответственно (текст директив см. в Приложении). Директива Ставки ВГК № 11059 командующему 1-м Белорусским фронтом не оставляла сомнений относительно выбора варианта плана операции: «Главный удар нанести с плацдарма на р. Одер западнее Кюстрина силами четырех общевойсковых армий и двух танковых армий»[138] .

Развернувшаяся в феврале и марте борьба на флангах означала потери людей и техники, которые неуклонно снижали численность соединений 1-го Белорусского фронта. Пробиваться в Берлин бледными тенями дивизий и корпусов было нереально. Поэтому еще 27 февраля 1945 г. Г.К. Жуков запросил пополнение техникой для грядущего сражения за Берлин:

«Для приведения частей в порядок после Померанской операции для подготовки фронта к Берлинской операции прошу Вас дать 1-му Белорусскому фронту:

1. 100 танков М4-А2;

2. 250–300 танков Т-34;

3. 100 СУ-76;

4. 50 СУ-85;

5. 30 тысяч [человек] пополнения для доведения [численности] стрелковых дивизий до 5–6-тысячного состава;

6. 2 боевых комплекта снарядов и мин.

Ваше решение прошу сообщить»[139] .

Пополнение не заставило себя ждать. Когда корпуса 1-й гв. танковой армии еще стояли под Гдыней, на станции Швибус с 20 по 30 марта разгрузились восемь эшелонов с новенькими «тридцатьчетверками». Танки принимали представители сражавшихся в Померании частей. Всего прибыло 193 танка Т-34–85. Наибольшее количество боевых машин (133 штуки) поступило с завода № 183 в Нижнем Тагиле. Это был лучший советский танковый завод. Еще 40 танков прибыли с завода № 112 (г. Горький) и 20 – с завода № 174 (г. Омск). Продукция завода № 112 была известна как «сормовские уроды», и прибывшие машины в некоторой степени оправдали это наименование. Они имели всего по 20 кг масла в системе, а при снятии колпаков опорных катков выяснилось, что большинство из них имели неполное количество смазки. Четыре танка вообще не имели смазки в катках.

Прибывшие вместе с новыми танками водители прошли только обучение в учебных танковых полках и имели от 6 до 10 часов практики вождения. При разгрузке с платформ многие из водителей забывали снять горный тормоз, путали передачи. В общем, пополнение производило не лучшее впечатление. Рядом с водителями, прошедшими со своими машинами от Вислы до Одера, а потом до Гдыни, они смотрелись просто детьми.

В последних числах марта армия получила тяжелые танки и САУ: прибыли 21 танк ИС-2 и 21 ИСУ-122. Всего танковая армия М.Е. Катукова получила на доукомплектование до начала Берлинской операции 200 танков Т-34–85, 43 ИС-2, 20 ИСУ-122, 27 СУ-100 и 21 СУ-76. Из числа танков первоначального состава армии к дальнейшей эксплуатации после ремонта было допущено 92 Т-34–85, 14 СУ-85 и 18 СУ-76. Всего к 14 апреля 1945 г. в составе 1-й гв. танковой армии насчитывалось 292 Т-34–85, 42 ИС-2, 21 ИСУ-122, 14 СУ-85, 27 СУ-100, 39 СУ-76 и 70 СУ-57[140] . Таким образом, танками армия была обеспечена на 60%. Как мы увидим далее, комплектность на две трети штата была типичной для советских танковых армий в Берлинской операции. Комплектность по танкам Т-34 в 104% перед Висло-Одерской операцией осталась далеко позади. С 14 апреля 1-й гв. танковой армии был подчинен 11-й танковый корпус И.И. Ющука, имевший к началу операции в строю 151 танк Т-34 (плюс 20 в ремонте), 21 ИС-2, 6 СУ-85, 14 СУ-100 и 21 СУ-76[141] . Ни одна из бригад корпуса И.И. Ющука не имела штатного количества танков. В 20-й танковой бригаде было 39 танков, 36-я танковая бригада – 52, 65-я танковая бригада – 48. Армия Катукова стала трехкорпусной, что тоже было своего рода стандартом для Берлинской операции.

Следующим на очереди на пополнение техникой был второй танковый меч Жукова, вторая танковая армия его фронта. За две недели до наступления на Берлин 2-я гв. танковая армия отнюдь не поражала комплектностью бронетехники. На 1 апреля в ней насчитывалось исправными всего 78 Т-34, 12 ИС-2, 80 М4А2 «Шерман», 15 ИСУ-122, 31 СУ-100, 14 СУ-85, 26 СУ-76 и 4 СУ-57[142] . Трехкорпусная армия по числу танков не дотягивала до штатной численности одного танкового или механизированного корпуса. Общую картину несколько сглаживала 31 новенькая СУ-100, поступившая в конце марта 1945 г. и еще не успевшая побывать в бою. Поступление танков и САУ на доукомплектование 2-й гв. танковой армии началось 5 апреля 1945 г. Всего для армии на станцию Швибус (западнее Познани) подали под разгрузку 14 эшелонов. С эшелонами прибыли 392 единицы бронетехники (200 Т-34, 21 ИС-2, 26 ИСУ-122, 15 СУ-100, 30 СУ-76 и 100 М4А2)[143] . В результате ремонта старых и получения новых танков и САУ 2-я гв. танковая армия к началу Берлинской операции имела 685 боевых машин (310 Т-34, 33 ИС-2, 184 М4А2, 41 СУ-122, 46 СУ-100, 15 СУ-85 и 56 СУ-76)[144] . Несмотря на поступление новых танков, комплектность танковых армий к началу наступления на Берлин была существенно ниже той, с которой они стартовали в январе с вислинских плацдармов.

Однако сама по себе необходимость проведения крупной наступательной операции в Восточной Померании и само ее неспешное развитие заставили пересмотреть февральскую заявку. Командующий 1-м Белорусским фронтом вышел к Верховному не только с двумя вариантам плана наступления на Берлин, но и с перечнем ресурсов, необходимых для реализации этих планов. 28 марта 1945 г. Г.К. Жуков обратился к И.В. Сталину с новой заявкой на пополнение людьми и техникой. В отношении бронетехники в ней было сказано следующее:

«Занарядить фронту россыпью для доведения до штатов:

танков ИС . . . . . . . . . . . . . . 108 [130]

танков Т-34 . . . . . . . . . . . . . 748 [300 Т-34]

танков М4А2. . . . . . . . . . . . 115 [100 Шерман]

ИСУ-122. . . . . . . . . . . . . . . . 29 [60]

ИСУ-152. . . . . . . . . . . . . . . . 8 [40]

СУ-85. . . . . . . . . . . . . . . . . . 92 [80]

СУ-76. . . . . . . . . . . . . . . . . . 266 [220]

Всего танков . . . . . . . . . . . . 971

самоходных орудий . . . . . . 395»[145] .

В квадратных скобках показана карандашная правка, предположительно рукой Г.К. Жукова. Как мы видим, цифры округлены, запрос по Т-34 и СУ-76 снижен в пользу тяжелых танков и тяжелых САУ – 1-му Белорусскому фронту предстоял прорыв эшелонированной обороны и бои в городе. Однако поступление запрошенной Жуковым в марте техники началось буквально за несколько дней до начала Берлинской операции. Эшелоны с 300 Т-34 и 100 «Шерманами» прибывали на станцию Швибус в период с 11 по 19 апреля[146] . Эти танки можно было использовать для пополнения механизированных частей и соединений фронта в ходе операции.

Помимо танков «россыпью» Г.К. Жуков попросил у И.В. Сталина один танковый корпус и два мехбатальона особого назначения (ОСНАЗ) амфибий. Батальоны амфибий в заявке подчеркнуты карандашом. Действительно, среди озер и каналов на берлинском направлении специальные средства форсирования были ценнее потрепанного корпуса с другого участка фронта. Плавающие танки в СССР не производились с 1941 г. и батальоны амфибий комплектовались поступавшими по ленд-лизу плавающими автомобилями Ford GPA. Запрос был удовлетворен, и к 12 апреля в районе Либбенау сосредотачивались 283-й и 286-й батальоны амфибий. Сами по себе батальоны автомобилей-амфибий не были новинкой – в состав 1-го Белорусского фронта уже входили 273-й и 274-й мехбатальоны ОСНАЗ. Всего в Красной армии на тот моменты было десять батальонов ОСНАЗ, т.е. едва ли не половина была собрана под Берлином.

Запрашивая у И.В. Сталина пополнение людьми и техникой 28 марта 1945 г., Г.К. Жуков первый пункт заявки посвятил «богу войны» – артиллерии: «Дополнительно усилить фронт двумя артиллерийскими дивизиями [3 ад прорыва], одной дивизией М-31 трехбригадного состава, тремя-четырьмя истребительно-противотанковыми бригадами, четырьмя полками М-13 [1 див. М-31] и тремя артиллерийскими зенитными дивизиями»[147] . В квадратных скобках показана карандашная правка документа. Эта заявка была удовлетворена Верховным командованием в урезанном виде. 1-му Белорусскому фронту был передан 3-й артиллерийский корпус прорыва в составе 2-й и 18-й артиллерийских дивизий. Матчасть на гусеничной тяге и тяжелые грузы артиллерийского корпуса прибывали 16 эшелонами до 8 апреля 1945 г. Остальная техника дивизии двигалась походом. Не дав Жукову три артиллерийские дивизии прорыва, командование компенсировало артиллерию реактивными минометами. 1-й Белорусский фронт получил две гвардейские минометные дивизии вместо одной запрошенной. Они также прибывали по железной дороге и походом в период 6–8 апреля 1945 г.

В первом абзаце заявки Сталину на дополнительные силы и средства для наступления после артиллерийских и минометных дивизий карандашом было написано «армия Горбатова». Действительно, 1-й Белорусский фронт получал 3-ю армию А.В. Горбатова, высвободившуюся после боев в Восточной Пруссии. 40 эшелонов с пехотой, артиллерией и тяжелыми грузами прибывали 7–17 апреля 1945 г. Артиллерия на механической тяге, на конной тяге и обоз двигались походом. В назначенном районе в глубине построения войск фронта 3-я армия должна была сосредоточиться уже после начала операции – 20 апреля 1945 г.

К апрелю 1945 г. советская авиация обладала неоспоримым преимуществом в воздухе, и поэтому заявка на усиление авиацией шла в заявке Сталину предпоследним пунктом. Командующий 1-м Белорусским фронтом просил один корпус Ту-2, один Пе-2 и один корпус истребителей. Карандашной правкой заявка была снижена с авиакорпусов до авиадивизий на самолетах тех же типов. Фронт получил один корпус истребителей (1-й ИАК из 3-й и 4-й гв. иад) и 188-ю бомбардировочную авиадивизию на самолетах Пе-2. Дополнительных бомбардировщиков Ту-2 фронту так и не дали. ВВС 1-й Белорусского фронта начали наступление на Берлин, имея четыре авиадивизии на Пе-2 и три на Ту-2. Следует отметить, что в составе 2-й и 4-й воздушных армий, поддерживавших 1-й Украинский и 2-й Белорусский фронты соответственно, вообще не было авиадивизий на бомбардировщиках Туполева. Более того, в 16-й воздушной армии 1-го Белорусского фронта были собраны практически все Ту-2, имевшиеся в советских ВВC. Будучи самым скоростным советским фронтовым бомбардировщиком и абсолютным рекордсменом по бомбовой нагрузке (3 тонны), Ту-2 составляли всего 9% парка самолетов этого класса. Он не стал основным средним советским бомбардировщиком, каким даже в последние дни оставался созданный в предвоенной спешке Пе-2.

Последним, что попросил Жуков у Сталина 28 марта, были людские резервы: «Ввиду малочисленности пехоты стрелковых дивизий, занарядить фронту 30 000 пополнения»[148] . Этот запрос был удовлетворен полностью. 30000 человек на укомплектование пехотных соединений фронта прибывали тремя группами. Первая (13 100 чел.) прибывала по железной дороге 15 апреля, вторая (14 200 чел.) – 20 апреля, третья (2700 чел.) – 30 апреля. Прибытие пополнения «впритирку» к началу операции не позволяло пополнить стрелковые соединения, но могло помочь поддерживать их численность.

Получив запрошенное пополнение или хотя бы его часть, командующий 1-м Белорусским фронтом 12 апреля выпустил пакет директив на наступление. В отличие от своих коллег, писавших пространные директивы всем армиям сразу, Г.К. Жуков ставил задачи подчиненным ему армиям несколькими частными директивами, разделив объединения своего фронта на несколько групп. Командующий фронтом частной постановкой задач разделил их на «корневых», «пристяжных» и делегацию для встречи с американскими войсками на Эльбе. Построение директив было стандартным: данные о противнике, соседи, задачи по рубежам на первые четыре дня наступления и конечная задача в операции.

Первой по номеру была частная директива № 00539/оп, адресованная лично командующим 5-й ударной, 8-й гвардейской, 1-й и 2-й танковым армиям. Эти четыре армии были «корневыми», которым предстояло наступать непосредственно на Берлин с Кюстринского плацдарма. Каждая из двух общевойсковых армий-«корневых» получила на усиления две артиллерийские дивизии прорыва. Прибывшие в ответ на заявку Сталина от 28 марта 2-я и 18-я артиллерийские дивизии были переданы 5-й ударной и 8-й гвардейской армиям соответственно. Все остальные армии фронта имели по одной артиллерийской дивизии прорыва или не имели таковых вовсе.

Основной удар по городу Берлину должна была нанести 8-я гвардейская армия В.И. Чуйкова. Ее задачей по частной оперативной директиве № 00539/оп было:

«Прорвать оборону противника на участке: ст. (1 км юго-вост. Гольцов), Г[осподский]. Дв[ор]. (2 км вост. Заксендорф) и, развивая удар в общем направлении: Зеелов, Требнитц, Гарцау, Дальвиц, Силезский вокзал, Шарлоттенбург, овладеть рубежами:

а) В первый день операции – Альт-Розенталь, Ной-Энтемпель, Лицеи;

б) Во второй день операции – Гарцин, выс. 78,2, оз. Максзее;

в) В третий день операции – искл. Альт-Ландсберг, вост. окр. Хоппегартен, Калькберге.

В дальнейшем овладеть пригородами: Марцан, Фридрихсфельде, Карлсхорст, Каульсдорф, Мальсдорф, Дальвиц, центральной частью г. Берлина и на шестой день операции выйти на восточный берег оз. Хавель»[149] .

«Запас прочности» у армии В.И. Чуйкова для выполнения поставленной задачи был небольшой. См. таблицу. Перед Висло-Одерской операцией соединения 8-й гв. армии насчитывали около 6 тыс. человек, а перед Берлинской операцией большинство дивизий не дотягивали до 5 тыс. человек. Численность стрелковых рот дивизий 8-й гв. армии была примерно 50% от штатной. Обращаю внимание на большое количество трофейных фаустпатронов, применявшихся советскими войсками как инженерные боеприпасы.

В целом состояние соединений 8-й гв. армии было достаточно характерным для войск, находившихся в подчинении Г.К. Жукова перед Берлинской операцией. Боевой и численный состав других армий 1-го Белорусского фронта см. в приложении.

Нехватку пехоты наступающих на Берлин армий можно было компенсировать танковым ударом. На 15 апреля 1945 г. танковые части 8-й гв. армии насчитывали: 7-я отдельная тяжелая танковая бригада – 64 ИС-2, 34-й гв. тяжелый танковый полк – 18 ИС-2, 259-й танковый полк – 10 Т-34, 65-й танковый полк – 17 Т-34, 1087-й самоходный артполк – 18 СУ-76, 694-й самоходный артполк – 10 СУ-76, 1061-й самоходный артполк – 14 СУ-76, 371-й гв. самоходный артполк – 10 СУ-76, 394-й гв. тяжелый самоходный артполк – 14 ИСУ-152. Таким образом, слабосильные дивизии армии Чуйкова обладали внушительным танковым тараном из 82 тяжелых танков ИС-2.

Правым соседом 8-й гвардейской армии была 5-я ударная армия Н.Э. Берзарина. Ей в указанной частной директиве была поставлена задача:

«Прорвать оборону противника на участке: отм. 9,3 (2 км сев. Цехин), Гольцов и, развивая удар в общем направлении Цехин, Ной-Харденберг, Грунов, Везенталь, Блюмберг, Бланкенбург, Тегель, овладеть рубежами:

а) В первый день операции – искл. Альт-Фридлянд, Ной-Харденберг, искл. Альт-Розенталь;

б) Во второй день операции – искл. Претцель, Рульсдорф;

в) В третий день операции – искл. Люме, Куммензее, Альт-Ландсберг.

В дальнейшем овладеть северо-восточной и северной частью г. Берлина и на шестой день операции выйти на восточный берег оз. Хавельзее»[150] .

Если наложить эту задачу на карту, то получается наступление в западном направлении темпом 14–15 км в сутки с захватом северной части Берлина.

Для непосредственной поддержки пехоты Н.Э. Берзарину достались две гвардейских тяжелых танковых бригады – 11-я и 67-я. Кроме того, в составе 5-й ударной армии был 220-я отдельная танковая бригада (26 Т-34) и 92-й инженерно-танковый полк (15 Т-34 тральщиков). Всего в составе танковых частей армии насчитывалось 353 бронеединицы (128 ИС-2, 41 Т-34, 3 Т-70, 134 СУ-76, 26 ИСУ-122 и 21 ИСУ-152)[151] . Большое количество СУ-76 объясняется наличием самоходно-артиллерийских дивизионов в каждой из девяти дивизий 5-й ударной армии. В осадах было сосредоточено 94 СУ-76, от 7 до 13 в каждой дивизии.

Как мы видим, по числу тяжелых танков ИС-2 две общевойсковые армии вдвое крыли обе танковые армии главной ударной группировки. В рамках решения проблемы небольшого боекомплекта советского тяжелого танка в 7-й гв. тяжелой танковой бригаде боекомплект каждой машины был доведен до 42 выстрелов вместо 28 штатных. Мощные 122-мм орудия ИСов должны были разрушать опорные пункты противника и гарантированно поражать любые танки противника в засадах и в случае контратак. В связи с этим обращаю внимание, что самоходных артиллерийских полков на специализированных истребителях танков типа СУ-85 и СУ-100 в составе 8-й гвардейской и 5-й ударной армий не было. Две сотни ИС-2 с лихвой компенсировали отсутствие САУ истребителей танков.

Если отягощенные массой артиллерии и тяжелой бронетехники общевойсковые армии были сильны своим ударом, то танковые армии должны были стать легким, но гибким и дальнобойным инструментом ведения операции. Преимуществом танковых объединений являлись большее число средних танков и САУ, а также наличие мотопехоты. Плановое использование двух танковых объединений 1-го Белорусского фронта в битве за Берлин было довольно необычным. По Директиве Ставки ВГК № 11059 их предполагалось «ввести на направлении главного удара после прорыва обороны для развития успеха в обход Берлина с севера и северо-востока». Эта рекомендация отражает скорее беспокойство советского Верховного командования относительно скорейшего установления согласованной в Ялте линии соприкосновения с союзниками по Эльбе.

Перспектива использовать могучие танковые армии для выстраивания их перед союзниками на Эльбе с плакатиками «Ты туда не ходи, ты сюда ходи!» Жукова, конечно же, не устраивала. Увод двух механизированных объединений от Берлина означал долгий и кровавый штурм набитого отступившими в него войсками «фестунга» 4-тысячными дивизиями общевойсковых армий. Поэтому предложенному Ставкой плану Георгий Константинович в своих частных директивах не последовал. Разумеется, никто не собирался бросать танкистов на тесные улицы. Сложности использования танковых соединений в крупном городе были очевидны и поэтому 1-я и 2-я гв. танковые армии должны были лишь подготовить Берлин к штурму общевойсковыми армиями. Обе танковые армии Жуков предполагал вводить в прорыв на рубеже, лежащем примерно на полпути между исходными позициями, и задачей первого дня 5-й ударной и 8-й гвардейской армий.

На второй день после ввода в прорыв 2-я гв. танковая армия должна была:

«Выйти в район: Биркенвердер, Хейлигензе, Розенталь, Шенвальде.

В дальнейшем – одним корпусом захватить переправы через Гогенцоллерн-канал на участке Ораниенбург, Геннигсдорф и овладеть плацдармом на его зап. берегу. Главными силами армии ударом на юг, во взаимодействии с 1-й гв. ТА, овладеть северо-западной частью г. Берлина до линии железной дороги Бернау, Панков, Шарлоттенбург, ст. 1 км вост. Ваннзее»[152] .

Если расшифровать эту задачу, то танковая армия С.И. Богданова должна была обойти Берлин с севера и повернуть на его северо-западную окраину. Тем самым выстраивалась «пробка» между защитниками немецкой столицы и резервами, которые могли подойти им на выручку с северо-запада и запада. Одновременно захватывался перспективный плацдарм на Гогенцоллерн-канале для вооруженной делегации по встрече с союзниками.

Задача 1-й гв. танковой армии была симметричной задаче 2-й гв. танковой армии относительно центра Берлина. На второй день после ввода в прорыв армия М.Е. Катукова должна была:

«Овладеть районом: Марцан, Карлсхорст, Шеневейде, Копеник, Фридрихсхаген, Ноенхаген.

В дальнейшем ударом на юго-запад, во взаимодействии со 2 гв. ТА, овладеть районом: Шарлоттенбург, Вильменсдорф, Целендорф, Лихтенраде, Рудов, приг. Трептов, Нейкельн»[153] .

Перечисленные в задачах 1-й гв. танковой армии названия это в основном не районы самого города Берлин, а его пригороды. Районами Берлина среди вышеперечисленного являются Шарлоттенбург, Вильменсдорф, Трептов и Нейкельн. Описанными в директиве № 00539/оп маневром 1-й гв. танковой армии защитники города изолировались от подхода резервов с юга и юго-востока. Ни 1-й, ни 2-й танковым армиям не ставилась задача водрузить красное знамя над Рейхстагом. Их задачей был быстрый прорыв на окраины Берлина и захват пригородов по периметру города. Шесть танковых и механизированных корпусов по плану «обволакивали» немецкую столицу, подобно тому, как паук заматывает жертву в паутину. Тем самым Берлин блокировался и подготавливался к генеральному штурму с запада 8-й гвардейской и 5-й ударной армиями. Через Силезский вокзал к центру города должна была идти пехота армии Чуйкова, а не танки Катукова. По первоначальному плану операции участие танковых армий в уличных боях было минимальным. Они должны были только предотвратить усиление гарнизона.

Справа и слева от «корневых» главной ударной группировки 1-го Белорусского фронта должны были наступать две пары армий-«пристяжных». Слева от «корневых» в роли «пристяжных» выступали 69-я и 33-я армии. Этим двум армиям была поставлена задача единой частной директивой № 00543/оп. 69-я армия должна была стартовать с южной части Кюстринского плацдарма и наступать по маршруту, параллельному направлению движения главной ударной группировки фронта. Тем самым армии на направлении главного удара избавлялись от необходимости растягивать фланги. Директивой № 00543/оп предполагалось участие армии В.Я. Колпакчи в штурме немецкой столицы: «на шестой день операции овладеть юго-восточной и южной частью города Берлин и выйти на юго-восточный берег оз. Хавель»[154] .

33-я армия В.Д. Цветаева должна была стартовать с северного фаса захваченного в феврале 1945 г. плацдарма на Одере. В первую очередь две армии-«пристяжные» должны были реализовать задуманное еще в конце марта объединение плацдармов. Вспомогательными ударами по сходящимся направлениям 33-я и 69-я армии должны были сомкнуть фланги и окружить «фестунг» Франкфурт-на-Одере. Однако главная задача той и другой армии лежала далеко на западе от последнего немецкого плацдарма на восточном берегу Одера. Конечной задачей 33-й армии было, «обеспечивая свой фланг с юга и юго-запада, наступать в общем направлении Кенигс-Вустерхаузен, Михендорф, Бранденбург»[155] . Двигаясь на запад, 33-я армия должна была одновременно оттеснять противостоящего противника на юго-запад, отбрасывая его части в направлении стыка с 1-м Украинским фронтом.

Каждая из левофланговых армий-«пристяжных» получила одну артиллерийскую дивизию прорыва. Также 33-я армия получила 2-й гв. кавалерийский корпус и два укрепрайона. Последние можно было использовать для заслонов против контрударов противника. Кроме того, обе армии получили средства преодоления рек и каналов. Армия В.Я. Колпакчи получила в свое распоряжение 273-й батальон особого назначения (амфибий) из числа старых батальонов ОСНАЗ фронта. Армия В.Д. Цветаева получила 283-й батальон особого назначения (амфибий), один из двух батальонов ОСНАЗ, переданных 1-му Белорусскому фронту незадолго до начала операции. Это было связано с необходимостью для войск этих двух армий действовать в лесисто-озерном районе к юго-востоку от Берлина.

Севернее «корневых» должны были наступать правые «пристяжных» в лице 3-й ударной и 47-й армий. Им Г.К. Жуков поставил задачи частной оперативной директивой № 00542/оп. По первоначальному замыслу операции ни Егоров, ни Кантария, ни капитан Неустроев не должны были оказаться у Рейхстага. Если бы все развивалось по частной оперативной директиве № 00542/оп, их имена никогда не стали бы известны миллионам сограждан. Получившая впоследствии славу покорителя Рейхстага, 150-я стрелковая дивизия Шатилова, как и десятки других соединений на берлинском направлении, прошла бы мимо немецкой столицы, выполняя свою узкую задачу. 3-я ударная армия В.И. Кузнецова должна была наступать параллельно главной ударной группировке фронта, не входя в Берлин. Если конечной целью «корневых» было озеро Хавельзее, то 3-я ударная армия должна была обойти его с севера и «заглянуть» за него. Конечной задачей армии было «на восьмой день операции овладеть районом: Геннигсдорф, Бризеланг, Фарлянд, Кладов, Гатов, Шпандау»[156] . Армия В.И. Кузнецова, единственная из общевойсковых армий 1-го Белорусского фронта, получила на усиление подвижное соединение – 9-й танковый корпус. Справа от 3-й ударной армии должна была наступать 47-я армия. Ее конечной целью был выход на р. Эльба. Плановый темп наступления 3-й ударной и 47-й армий составлял примерно 15 км в сутки.

Двум армиям на правом фланге 1-го Белорусского фронта задачи ставились раздельно. Связано это было скорее с языковым барьером – одной из них была 1-я армия Войска Польского. Частной оперативной директивой № 00541/оп польским войскам предписывалось форсировать р. Одер и уже в первый день наступления выйти к Альте Одер и захватить плацдарм на его западном берегу. На второй день операции 1-я польская армия должна была форсировать Альте Одер и далее наступать на запад. Для форсирования двух водных преград армия получала 274-й батальон особого назначения (амфибий). На одиннадцатый день операции польские части должны были выйти на р. Эльба.

Правым соседом 1-й польской армии была 61-я армия П.А. Белова. Она занимала позиции на правом фланге 1-го Белорусского фронта и примыкала к 49-й армии 2-го Белорусского фронта. По частной директиве № 00540/оп 61-я армия должна была форсировать Одер и уже к исходу дня 16 апреля овладеть обширным плацдармом на его западном берегу. Что интересно, именно в частной директиве 61-й армии мелькает в явном виде дата начала наступления – 16 апреля. Во всех остальных директивах написано только: «Время начала наступления согласно моих личных указаний». Армии П.А. Белова передавался 286-й батальон особого назначения (амфибий), прибывший незадолго до начала операции. На 15 апреля 286-й батальон ОСНАЗ насчитывал в строю 99 амфибий «Форд». Бронетехника 61-й армии была представлена тремя полками СУ-76: 1899 (11 СУ-76 в строю на 15 апреля), 312 (21 СУ-76) и 1811-м (20 СУ-76).

После форсирования Одера 61-я армия должна была наступать на запад, «обеспечивая свой правый фланг от контрударов противника с севера и северо-запада». Конечной целью наступления был выход на р. Эльба. Расположение армии П.А. Белова на фланге означало как вполне вероятный вариант действий оборону фронтом на север подобно февралю 1945 г.

Ни 61-я армия, ни 1-я польская армия не получали средств усиления класса артиллерийских дивизий. Тем самым они радикально отличались по составу как от «корневых», так и от «пристяжных», составляя делегацию для встречи с союзниками на Эльбе. Видимо, считалось, что на периферии обороны Берлина эти две армии встретят слабое сопротивление противника. 61-й армии также подчинялся 7-й кавалерийский корпус, который можно было применить при слабом противодействии противника. На этом фоне несколько странно выглядит оценка противника, данная в директиве № 00540/оп. Предполагалось, что 61-й армии противостоят в первой линии 1-я дивизия морской пехоты, 11-я моторизованная дивизия СС, 610-я пехотная дивизия особого назначения, 503-й танковый батальон («Тигров»), а в качестве резерва указывалась 10-я моторизованная дивизия СС. В действительности последняя (10-я танковая дивизия СС «Фрундсберг») к тому моменту уже находилась в подчинении группы армий «Центр» и дислоцировалась в районе Герлица.

Заключительной частью всех частных директив были указания по сохранению готовящейся операции в тайне:

«8. С директивой разрешаю ознакомить начальника штаба, начальника оперативного отдела штаба армии и командующего артиллерией армии.

Остальным исполнителям ставить задачи в пределах выполняемых ими обязанностей.

Командирам полков письменных распоряжений не давать, задачи поставить устно за три дня.

По службе тыла общих директив не давать, ограничиться устными распоряжениями.

9. Всему личному составу войск армии разъяснять, что нашей задачей является упорная оборона на длительное время.

Младшему ком. составу и красноармейцам задачу на наступление объявить за 2 часа до атаки.

10. Время начала наступления согласно моих личных указаний»[157] .

С целью дезориентировать немецкое командование относительно направления главного удара 1-го Белорусского фронта был предпринят ряд отвлекающих маневров. В частности, было организовано ложное сосредоточение в районе южнее Штеттина. Однако убедить противника, что главный удар будет наноситься не с Кюстринского плацдарма, а через Ост и Вест Одер южнее Штеттина, было затруднительно. Выстраивавшаяся Г.К. Жуковым комбинация с образованием Франкфуртского и Кюстринского плацдармов не получила своего развития. Соответственно заставить противника распылить внимание и силы между двумя крупными плацдармами стало невозможно.

Информированность немцев относительно ближайших планов Красной армии хорошо видна по документам ГА «Висла». На совещании в штабе группы армий 7 апреля 1945 г. время начала советского наступления и направление главного удара было определено довольно точно: «Ia (начальник оперативного отдела. – А.И. ) группы армий докладывает о положении группы армий. Следует ожидать наступления на широком фронте силами Второго Белорусского фронта на северном фланге, и, вероятно, [выступления] Третьего Белорусского фронта [1-го Украинского фронта? – А.И. ] на южном фланге. Начало генерального наступления, по всей вероятности, лишь после окончания сосредоточения новых сил примерно через 8 дней (15 апреля?). Главный удар, вероятно, как и прежде против 9-й армии. (Здесь имеется уже плацдарм, кроме того, Первый Белорусский фронт Жукова на тесном пространстве по обеим сторонам от Кюстрина.). На участке 9-й армии вероятны в ближайшее время подготовительные атаки для расширения исходных позиций юго-восточнее Кюстрина»[158] .

В условиях, когда отсутствовала внезапность наступления, добиться желаемого результата можно было безукоризненной техникой проведения операции. Для советского командования новая тактика немецкой обороны не была секретом. Информация о готовящемся маневре была получена от пленных. Так в журнале боевых действий 5-й ударной армии указывалось: «По показаниям пленных, был отдан приказ: в случае решительного наступления русских отвести (накануне) основную массу пехоты на вторую оборонительную линию, подготовленную на удалении 2–5 км от первой. В траншеях первой линии оставить по одному отделению от роты»[159] . Соответственно задачей войск в подготовительный период стало «вскрыть, где проходит истинный передний край (принимая во внимание последние данные разведки об оттягивании артиллерии противником на Зееловские высоты), чтобы не выпустить зря 2000 вагонов снарядов»[160] . Как мы видим, понимание принципов построения обороны на берлинском направлении имелось достаточно отчетливое.

Еще одним ответом на отвод обороняющихся частей противника назад стало увеличение глубины поражения обороны противника в ходе артиллерийской подготовки. Ее продолжительность была определена в 20–30 минут на глубину до 10–12 км, а полосе 8-й гвардейской армии – до 17–19 км. Для нанесения короткого, но мощного удара на 175-километровом фронте плацдарма было сосредоточено 14038 орудий и установок реактивной артиллерии (без учета артиллерии двух танковых армий и 3-й армии, а также 45-мм и 57-мм противотанковых пушек). Только ствольной артиллерии (без 45-мм и 57-мм противотанковых орудий и зениток) было собрано 12 629 единиц. На направлении главного удара фронта в 44-километровой полосе Гюстербизе, Подельциг средняя плотность достигала 189 стволов и установок реактивной артиллерии на 1 км фронта. На направлении главного удара армий плотность была еще выше: 286 на 1 км в 5-й ударной армии, 270 на 1 км в 47-й армии, 268 на 1 км в 8-й гв. армии, 253 на 1 км в 69-й армии и 266 на 1 км в 3-й ударной армии. Только для обеспечения работы артиллерии в первый день операции был запланирован расход 1 147 659 снарядов и мин, 49940 реактивных снарядов. На каждый стрелковый полк в армиях, действующих на направлении главного удара, приходилось от 1,4 до 2,4 артиллерийских полков.

Одной из «изюминок» Берлинской операции стало нештатное применение в ней прожекторов. Зенитные прожекторы было решено использовать для освещения поля боя и ослепления противника в первый день наступления с Кюстринского плацдарма. Всего привлекались 143 прожекторные установки. Они изымались для этого из фронтовой прожекторной роты и прожекторных частей 5-го корпуса ПВО. Прожекторы были распределены по армиям следующим образом: 3-й ударной армии – 20 установок, 5-й ударной армии – 36, 8-й гвардейской армии – 51 и 69-й армии – 36. Позиции для прожекторов были выбраны и оборудованы заблаговременно. Прожекторы располагались по фронту на удалении 150–200 м один от другого и в 300–800 м от переднего края. Предполагалось, что прожекторы могли дать лучи на глубину до 5 км.

В сущности, прожекторы были новым решением старой проблемы организации наступления в предрассветные часы, когда еще достаточно темно. В этом отношении Берлинская операция вовсе не была первым сражением, начинавшимся затемно. Так, для облегчения ориентирования пехоты в ночных условиях в ходе прорыва обороны на Сандомирском плацдарме в январе 1945 г. артиллерия обстреливала населенные пункты в направлении наступления 122-мм осветительными снарядами. Там же для продвижения в темноте командиры отделений вешали на спину наполовину затемненный фонарь, а подчиненные следовали за движущимся вперед огоньком. Широко применялись светосигнальные ракеты, ось наступления батальонов обозначалась трассирующими снарядами. Жуковская задумка с прожекторами, по сути своей, была продолжением этих ухищрений, попыткой радикально решить проблему боя передовых батальонов.

Отдельную группу среди войск, изготовившихся к Берлинской операции, составляли штрафники. В составе 1-го Белорусского фронта был один штрафной батальон и двадцать шесть штрафных рот. Чаще всего в общевойсковой армии фронта было три отдельных штрафных роты. Штрафники были поражены той же болезнью, что и стрелковые соединения Красной армии в тот период – катастрофически низкой комплектностью личного состава. В 8-м штрафбате было около трети полагающегося по штату количества солдат, сержантов и офицеров (см. таблицу).

За бортом разграничительной линии

Плох тот солдат, что не мечтает стать генералом, и плох тот военачальник, что не хочет войти в столицу противника. Да и для простых солдат участие в боях за главный город врага было мечтой, которую они лелеяли в ледяной воде переправ, в бесконечных маршах и в становившихся на многие месяцы домом окопах. Многие трудные и кровопролитные сражения сотрутся из памяти людей в послевоенные десятилетия. Только в глубине души вернувшиеся с войны солдаты и офицеры будут знать, что самым трудным и запоминающимся был бой у никому не известной деревушки. Но лишь нескольким сражениям суждено будет стать символами войны, и среди них обязательно будет битва за вражескую столицу.

Задача, поставленная войскам 1-го Украинского фронта директивой Ставки ВГК № 11060 от 3 апреля 1945 г., в принципе не предусматривала их участия в сражении собственно за Берлин. Цели операции формулировались Ставкой следующим образом:

«1. Подготовить и провести наступательную операцию с целью разгромить группировку противника в районе Котбус и южнее Берлина. Не позднее 10–12 дня операции овладеть рубежом Беелитц, Виттенберг и далее по р. Эльбе до Дрездена. В дальнейшем, после овладения Берлином, иметь в виду наступать на Лейпциг.

2. Главный удар силами пяти общевойсковых армий и двух танковых армий нанести из района Трибель в общем направлении на Шпремберг, Бельциг»[161] .

Иван Степанович Конев прекрасно понимал, что значит стать покорителем Берлина в глазах потомков. И потому даже в исходный план операции были заложены меры, позволяющие оспаривать славу захвата лежавших так близко и так далеко улиц немецкой столицы. Особую роль в сражении должны были сыграть 3-я гвардейская танковая армия П.C. Рыбалко и 3-я гвардейская армия В.Н. Гордова. Очевидно, что быстрее всего можно было выйти к Берлину подвижными соединениями. Однако Конев был человеком трезвомыслящим и поэтому понимал сложности ведения боев в городе крупными механизированными соединениями. Поэтому предполагалось задействовать в боях за Берлин пехоту 3-й гвардейской армии.

В общей директиве войскам фронта № 00211/оп от 8 апреля 1945 г. возможное участие 3-й гв. армии в сражении за Берлин предполагалось более чем скромным: «Подготовить одну стрелковую дивизию для действий в составе особого отряда 3 гв. ТА из района Треббин на Берлин». Задача армии в том виде, в котором она была поставлена В.Н. Гордову, формулировалась в выражениях куда более сильных:

«Армия со средствами усиления прорывает оборону противника на зап. берегу р. Нейсе на участке (иск.) Форст, (иск.) перекресток шоссе и автострады, 1 км юго-восточнее Клейн-Бадемейзель, уничтожает противостоящего противника и, стремительно развивая наступление главными силами в обход Котбус с юга, выходит на рубеж (иск.) Цоссен, Беслиц, Нимчек, откуда главными силами атакует Берлин с юга и одним СК с юго-запада»[162] .

Между «главными силами атакует Берлин» и «одной стрелковой дивизией для действий в составе особого отряда» лежит пропасть. Неясным остается вопрос, как И.C. Конев предполагал вывести из боя против котбусской группировки противника всю 3-ю гв. армию и в полном составе бросить ее на Берлин. Возможно, предполагалось использование для прикрытия фланга полученных от Ставки резервов в лице 28-й и 31-й армий. Возможно также, что имелась надежда на быстрое свертывание обороны противника и общую дезорганизацию немецких войск к юго-востоку от Берлина.

В решении командующего 3-й гв. армии присутствовали такие слова:

«…нанося главный удар в обход Котбус с юга в направлении Фетшау, Гольсен, Лукенвальде, во взаимодействии с 3 гв. ТА главными силами выйти на рубеж (иск.) Цоссен, Беелитц, Нимечек, откуда двумя стрелковыми корпусами (120 и 76 СК) нанести удар по Берлину с юга и одним СК (21 СК) с юго-запада»[163] .

Генерал Гордов несколько модернизировал поставленную Коневым задачу. Хотя в общем описании задачи армии присутствовал оборот «в обход Котбуса», ось ее наступления проходила через сам город Котбус. Разграничительная линия между корпусами, проходившая через Котбус на Фетшау, делила армию на две части. Севернее ее должны были наступать 76-й и 120-й стрелковые корпуса, а южнее – 21-й стрелковый корпус. 76-й стрелковый корпус должен был захватить переправу через Шпрее у Дебрика, севернее Котбуса, 120-й стрелковый корпус – в районе самого Котбуса и 21-й стрелковый корпус – южнее Котбуса. Город Котбус несколько самонадеянно предполагалось захватить «передовым отрядом» 120-го стрелкового корпуса. Решение В.Н. Гордова можно объяснить стремлением захватить и использовать крупное шоссе, которое в случае простого обхода Котбуса стало бы рокадой для контрударов противника. Немцы смогли бы в условиях лесных массивов перемещать крупные массы войск от Форста к Котбусу и обратно. Одновременно захват крупной трассы вытеснял противника в труднопроходимый район к северу от Котбуса.

Поддержку частей 3-й гв. армии осуществляли две артиллерийские дивизии прорыва – 1-я и 25-я, по семь артиллерийских бригад каждая. Противотанковый резерв составляла 7-я гвардейская истребительно-противотанковая бригада. Всего в армии Гордова к началу операции насчитывалось:

Минометы:

    82-мм      520

    120-мм      577

    160-мм      64

Орудия:

    45-мм      137

    57-мм      5

    76-мм полковых      57

    76-мм дивизионных      475

    100-мм      28

    105-мм      4

    122-мм гаубиц      295

    122-мм пушек      11

    152-мм гаубиц       63

    152-мм пушек-гаубиц      59

    203-мм      23

Реактивная артиллерия:

    М-13      48 установок

    М-31      72 установки

Всего 2202 (без реактивных минометов)[164] .

Из указанного количества стволов 293 орудия были в полосе 76-го стрелкового корпуса, а 1909 – сосредоточены в полосе прорыва 120-го и 21-го стрелковых корпусов на фронте шириной 8 км. Плотность артиллерии составляла 239 стволов на километр фронта. Вся эта масса артиллерии сосредотачивалась для поддержки девяти стрелковых дивизий в трех стрелковых корпусах 3-й гвардейской армии. Средняя численность дивизии составляла 5 тыс. человек. То есть около 50 тыс. пехотинцев поддерживались более чем 2 тыс. орудий и минометов. Укомплектованным едва ли на 50% стрелковым ротам прокладывали дорогу многочисленные орудия и минометы, не имевшие проблем с боеприпасами. Интересно отметить, что орудий новых типов сравнительно немного – всего пять 57-мм ЗИС-2, двадцать восемь 100-мм БС-3 и шестьдесят четыре 160-мм миномета. Ядро артиллерии составляли старые добрые 76-мм пушки ЗИС-3 и 122-мм гаубицы М-30.

Однако если артиллерийская поддержка 3-й гв. армии была выше всяких похвал, то состояние ее танковых войск оставляло желать много лучшего. 25-й танковый корпус на 15 апреля представлял собой жалкое зрелище. В 111-й танковой бригаде было 4 боеготовых танка и 6 в ремонте, в 162-й танковой бригаде – ни одного боеготового и 7 танков в ремонте, только 175-я танковая бригада могла похвастаться 22 боеготовыми танками при 7 в ремонте, входивший в состав корпуса 262-й гв. тяжелый самоходно-артиллерийский полк насчитывал 15 боеготовых ИСУ-152 и 9 в ремонте[165] . Отдельные части 3-й гв. армии принципиально не изменяли ситуацию. 87-й отдельный тяжелый танковый полк насчитывал 11 боеготовых танков и 3 в ремонте. 938-й самоходно-артиллерийский полк насчитывал боеготовыми 9 СУ-76. В некоторой степени плачевное состояние танковых войск 3-й гв. армии сглаживалось вводом в бой в ее полосе 3-й гв. танковой армии.

Если 3-й гвардейской армии на правом фланге фронта И.C. Конев поставил задачу без обиняков, то в отношении участия 3-й гв. танковой армии в сражении за Берлин первоначально были сделаны указания общего характера. Сложившийся к 8 апреля первоначальный план операции был еще достаточно осторожным. Он предусматривал выход 3-й гв. танковой армии в район к западу от Берлина: «Ком. фронта ориентировал командующего армией о последующей задаче 3 гв. ТА в общем направлении на Бранденбург»[166] . Бросок на Берлин пока имел самые общие контуры. В директиве войскам фронта № 00211/оп от 8 апреля Конев приказывал Рыбалко: «Иметь в виду усиленным танковым корпусом со стрелковой дивизией 3-й гвардейской армии атаковать Берлин с юга»[167] .

Характер использования 3-й гв. танковой армии поначалу шел вразрез с типичным для И.C. Конева вариантом с вводом механизированных объединений в бой, а не в прорыв. Согласно все той же директиве командующего 1-м Украинским фронтом № 00211/оп от 8 апреля 1945 г. 3-ю гв. танковую армию предполагалось ввести в прорыв с рубежа р. Шпрее в полосе 3-й гвардейской армии. Такое использование наиболее мощного средства ведения маневренных операции соответствовало указаниям, данным И.C. Коневу в директиве Ставки ВГК № 11060: «Танковые армии и общевойсковые армии второго эшелона ввести после прорыва обороны противника для развития успеха на направлении главного удара»[168] . Танковую армию предполагалось ввести в сражение только после выхода пехоты общевойсковых армий на рубеж р. Шпрее. Согласно журналу боевых действий 3-й гв. танковой армии этот вариант был в основном утвержден командующим фронтом 9 апреля. Руководствуясь первоначальным планом операции, П.C. Рыбалко приказом № 022/оп от 1.30 13 апреля описывал условия ввода армии в сражение следующим образом: «3 гв. ТА вводится в прорыв на участке 3 гв. А с рубежа р. Шпрее южнее Котбус и, стремительно развивая наступление в общем направлении Калау, Люккау, Люкенвальде, к исходу Д+3 овладевает районом Китлиц, Шлапендорф, Фостлих-Дрена, Калау»[169] . Сообразно этому он поставил своим подчиненным задачу «войти в прорыв с рубежа р. Шпрее на участке (иск.) Котбус, Галингхен, имея в первом эшелоне 6 и 7 гв. ТК и во втором эшелоне, за левым флангом 9 МК»[170] . 6-й гв. танковый корпус должен был одной бригадой содействовать штурму Форста, переправиться через р. Нейсе в ночь на Д+2 (т.е. в ночь на второй день операции), содействовать 3 гв. армии в захвате Котбуса и в ночь на Д+3 форсировать Шпрее южнее Котбуса. 7-й гв. танковый корпус также должен был в ночь на Д+2 форсировать Нейсе, а в ночь с Д+2 на Д+3 – Шпрее. Некий налет «коневщины» имело только участие 6-го гв. танкового корпуса в штурме Форста и Котбуса.

Однако 14 апреля И.C. Конев во изменение ранее отданных распоряжений дал указания об использовании танковой армии П.C. Рыбалко с первого дня операции. Во изменение предыдущего приказа командарм в 22.30 14 апреля издает новый приказ № 023/оп:

«1. 6 гв. ТК с дивизионом 40 ПАБР в период артподготовки выйти на исходный рубеж лес вост. р. Нейсе на участке Гросс-Бадемейзель, Клейн-Бадемейзель, имея передовую бригаду непосредственно за боевыми порядками 21 СК, не позже Ч+3 форсировать р. Нейсе и наступая непосредственно за боевыми порядками 21 СК, обогнать пехоту на рубеже Носсдорф, Зиммерсдорф, к исходу Д+1 передовой бригадой захватить плацдарм на западном берегу р. Шпрее на участке Мадлов, Галлинхен, главными силами корпуса к исходу Д+1 овладеть районом Кикебуш, (иск.) Фрауендорф, Хугон, (иск.)Хазов.

[…]

2. 7 гв. ТК в период артподготовки выйти на исходный рубеж лес вост. р. Нейсе на участке Клейн-Бадемейзель, Эрленхольц, имея передовую бригаду (56 гв. тбр) непосредственно за боевыми порядками 102 СК, не позже Ч+3 форсировать р. Нейсе и, наступая непосредственно за боевыми порядками 102 СК, обогнать пехоту на рубеже: Зиммерсдорф, Клейн-Кельциг к исходу Д+1 передовой бригадой захватить плацдарм на западном берегу Шпрее на участке Фрауендорф, Нейхаузен, главными силами корпуса к исходу Д+1 овладеть районом Фрауендорф, Нейхаузен, (иск.) Роггозен»[171] .

9-й механизированный корпус должен был наступать во втором эшелоне армии. 16-ю самоходно-артиллерийскую бригаду на ленд-лизовских СУ-57 предполагалось использовать для прикрытия левого фланга армии, а 57-й гв. тяжелый танковый полк (единственная часть армии Рыбалко, вооруженная ИСами) оставался в резерве командарма.

Приказы двум передовым корпусам словно написаны под копирку: «в период артподготовки выйти…, не позже Ч+3 форсировать…, к исходу захватить плацдарм…». По новому решению командующего фронтом танковая армия должна была форсировать р. Нейсе в боевых порядках пехоты, а в дальнейшем обогнать пехоту примерно на трети пути от Нейсе до Шпрее и к исходу первого дня наступления захватить плацдармы на р. Шпрее. Для ускорения продвижения вперед 6-й гв. танковый корпус уводился с линии Форст – Котбус, оставляя штурм этих узлов сопротивления противника пехоте. Стрелковым корпусам общевойсковых армий также предписывалось выбросить передовые отряды для захвата плацдармов на Шпрее. Далее от танкистов Рыбалко ожидался стремительный прорыв в глубину. По приказу № 023/оп передовые отряды 6-го и 7-го гвардейских танковых корпусов (по одной бригаде) на второй день наступления должны были захватить Дубэн и Люккау соответственно. Эти пункты лежали в 60–70 км от Нейсе. Тем самым темпы операции были ускорены, по крайней мере, на треть: к Дубену и Люккау нужно было выйти на сутки раньше, чем по первоначальному плану наступления. Конев явно решил прорваться к Берлину первым. При этом подчиненных о перспективах покорения немецкой столицы он не информировал. В отчете штаба 3 гв. танковой армии по итогам операции отмечалось: «Наступление на Берлин не входило первоначально в задачу 3 гв. ТА»[172] .

Поставленной в центр построения ударной группировки 1-го Украинского фронта 13-й армии Н.П. Пухова по первоначальному плану операции досталась роль связки между двумя крупными танковыми таранами. Директивой № 00211 от 8 апреля 13-й армии предписывалось «форсировать реку Нейсе, прорвать оборону противника на участке Клайн-Бадемейзель, (иск.) Клайн-Зэрхен и наступать в общем направлении Гросс-Кельциг, Дребкау, Мюнххаузен, Шлибен, Цана»[173] . Ввод в прорыв танковой армии в полосе наступления 13-й армии первоначально не предполагался. Кулак, взламывающий оборону для ввода в брешь крупных танковых масс, должен был действовать южнее, где войскам 5-й гвардейской армии И.C. Коневым предписывалось: «форсировать р. Нейсе, прорвать оборону противника на участке Клайн-Зэрхен, Мускау и, развивая удар в общем направлении Гойерсверда, Швепнитц, северо-западная окраина Дрезден»[174] . Содействовать пехоте 5-й гв. армии А.C. Жадова должен был 4-й гв. танковый корпус П.П. Полубоярова. Всего для непосредственной поддержки пехоты в составе армии А.C. Жадова к началу операции было 115 танков и САУ. 4-ю гв. танковую армию предполагалось «ввести в прорыв на участке 5-й гв. армии с рубежа р. Шпрее и, стремительно развивая наступление в общем направлении Гросс-Решен, Финстервальде, Шлибен, Цана, к исходу третьего дня операции овладеть районом Задо, Финстервальде, Гохра, Зархен»[175] . Отметим, что участие в сражении за Берлин танкистов Д.Д. Лелюшенко даже в форме некоего «особого отряда» пока не предполагалось. Назначенный в качестве конечной точки город Цана располагался к юго-западу от немецкой столицы, на полпути от Берлина до Лейпцига.

Точно так же, как в случае с 3-й гв. танковой армией, первоначально 4-ю гв. танковую армию предполагалось использовать по канонам советской военной науки и вводить в прорыв с рубежа р. Шпрее. Командующий 4-й гв. танковой армии Д.Д. Лелюшенко впоследствии вспоминал: «В первой директиве штаба фронта (т.е. директиве № 00211 от 8 апреля 1945 г. – А.И. ) требовалось осуществить ввод в прорыв 4-й гвардейской танковой армии лишь тогда, когда 5-я гвардейская армия форсирует р. Шпрее и захватит плацдарм. В этом случае пехоте из армии Жадова предстояло с боями пройти от р. Нейсе до р. Шпрее добрых 35–40 км, затратив, как минимум, 2 дня. Серьезно задумались над этим вопросом военные советы нашей и 5-й гвардейской армий. Дело осложнялось тем, что войска Жадова имели мало танков для непосредственной поддержки пехоты. Следовательно, он не мог бы стремительно развивать наступление, а противник получил бы возможность планомерно отходить на следующие рубежи, одновременно подтягивая резервы из глубины, тем более что Берлин был рядом. Это позволило бы ему организовать оборону на р. Шпрее, подготовиться к встрече нашей танковой армии, организованным огнем и инженерно-минными заграждениями застопорить развитие нашего успеха»[176] .

Стоит отметить, что и по плану операции 5-й гв. армии требовалось два дня на продвижение к Шпрее. Задача располагавшейся на левом фланге главной ударной группировки 1-го Украинского фронта 5-я гв. армии была не из легких. Вследствие того, что войскам фронта в феврале – марте 1945 г. пришлось отвлекать значительные силы на фланги, к началу Берлинской операции не был ликвидирован опорный пункт противника в районе города Мускау. Здесь немецкие войска удерживали плацдарм на восточном берегу Нейсе. Форст и Мускау как бы образовывали «геркулесовы столпы», «угловые столбы», ограничивавшие полосу советского наступления с севера и юга. Форст попал в полосу 3-й гв. армии, а Мускау – в полосу 5-й гв. армии. Если остальные армии начинали операцию с форсирования Нейсе, то армия А.C. Жадова должна была вначале ликвидировать вражеский плацдарм. Сразу форсировать Нейсе мог только один правофланговый 32-й стрелковый корпус 5-й гв. армии. 32-й стрелковый корпус строился для наступления с форсированием реки в два эшелона, 34-й стрелковый корпус должен был наступать на Мускау в одноэшелонном построении, а 33-й стрелковый корпус составлял второй эшелон 5-й гв. армии.

За два дня до начала операции Д.Д. Лелюшенко получил указание командующего 1-го Украинского фронта сразу ввести в бой сильные передовые отряды 4-й гв. танковой армии для ускорения взлома всей тактической глубины обороны противника. Предполагалось, что, как только 5-я гв. армия захватит плацдарм на западном берегу р. Нейсе и наведет мосты, передовые отряды танковой армии обгонят пехоту, чтобы к утру 17 апреля с ходу форсировать Шпрее. Тем самым формат использования обеих танковых армий становился традиционным для И.C. Конева вводом в бой в первый же день наступления.

Отказ от ввода 4-й гв. танковой армии с рубежа р. Шпрее заставил сместить ее из полосы 5-й гв. армии на стык 13-й и 5-й гв. армии. Также в полосу 13-й смещалась часть сил 3-й гв. танковой армии. Причина этого проста. В случае успешного прорыва обороны противника полосы наступления армий постепенно расширяются. Происходит это за счет свертывания обороны противника в сторону флангов и естественного разворота фланговых армий во фланг и тыл обойденных прорывом соединений врага. Это позволяло планировать ввод танковых армий в прорыв в полосе одной общевойсковой армии. Сдвиг рубежа ввода обеих танковых армий назад естественно вызвал перекрытие полосы 13-й армии. Так, армия Н.П. Пухова получила подарок судьбы – поддержку крупных танковых соединений с первого дня операции. До судьбоносного решения вводить танковые армии в бой пехоту 13-й армии должны были поддерживать всего один танковый полк и четыре самоходно-артиллерийских полка (97 танков и САУ).

Решающую роль в предстоящем сражении должны были сыграть две танковые армии: 3-я гв. танковая армия П.C. Рыбалко и 4-я гв. танковая армия Д.Д. Лелюшенко. Кроме того, И.C. Конев планировал решительным маневром этих армий снискать себе славу покорителя Берлина. Поэтому имеет смысл остановиться на их состоянии и вооружении поподробнее.

3-я гв. танковая армия не участвовала в Верхне-Силезской операции 1-го Украинского фронта и могла потратить оставшийся до начала Берлинской операции месяц на пополнение людьми и техникой и подготовку к предстоящим боям. Работа предстояла большая: после январских и февральских боев, а также контрудара противника под Лаубаном танковая армия П.C. Рыбалко являла собой жалкое зрелище. На 10 марта 6-й гв. танковый корпус насчитывал в строю 49 танков и 34 САУ, 7-й гв. танковый корпус – 19 танков и 3 САУ, 9-й механизированный корпус – 27 танков и 21 САУ, 50-й мотоциклетный полк – 6 танков, 14 бронетранспортеров. Только 57-й гв. тяжелый танковый полк, получивший 20 новых танков ИС-2, был достаточно боеспособным, и поэтому его включили в систему обороны 48-го стрелкового корпуса 52-й армии. Армия П.C. Рыбалко приводила себя в порядок на подступах к Бреслау. В случае попытки противника прорваться к осажденному городу потрепанные корпуса танковой армии могли преградить ему дорогу. Но в марте 1945 г. на внешнем фронте окружения Бреслау было тихо. Только по ночам над расположением войск армии стрекотали двигатели транспортников, летавших в «котел».

Поскольку 3-я гв. танковая армия наступала, подбитые боевые машины эвакуировались и могли быть восстановлены. Но ремонтный фонд был, конечно же, не единственным источником пополнения техникой. В течение марта месяца на пополнение армии поступило 187 танков и 75 САУ, 4360 человек. К началу Берлинской операции в составе 3-й гв. танковой армии насчитывалось исправными 397 Т-34–85, 12 Т-34–76, 22 ИС-2, 51 ИСУ-122, 39 СУ-100, 27 СУ-85, 45 СУ-76 и 39 СУ-57[177] .

Распределение этих боевых машин по корпусам и отдельным частям было следующим. 6-й гв. танковый корпус к началу Берлинской операции имел в строю исправными 133 танка и 49 САУ. 51-я танковая бригада корпуса насчитывала 40 танков, 52-я гв. танковая бригада – 37 танков, 53-я гв. танковая бригада – 38 танков. 7-й гв. танковый корпус имел в строю 133 танка и 54 САУ. 54-я гв. танковая бригада корпуса насчитывала 39 танков, 55-я гв. танковая бригада – 43 танка, 56-я гв. танковая бригада – 42 танка. 9-й механизированный корпус имел в строю 105 танков и 50 САУ. Соответственно 69-я механизированная бригада насчитывала 19 танков, 70-я механизированная бригада – 20 танков, 71-я механизированная бригада – 18 танков, 91-я танковая бригада – 38 танков. 57-й гв. тяжелый танковый полк насчитывал 22 танка и С-2, 16-я самоходно-артиллерийская бригада – 39 САУ.

Численность танковой бригады по действовавшему на весну 1945 г. штату составляла 65 танков Т-34, штатная численность тяжелого танкового полка и самоходно-артиллерийского полка – 21 машина. По штату 1944 г. танковый корпус должен был иметь 208 танков Т-34 и 49 САУ. Таким образом, при средней численности танковой бригады около 40 машин, части 3-й гв. танковой армии были укомплектованы танками примерно на две трети штата. Однако, поскольку танковые армии были одним из главных средств борьбы, армия П.C. Рыбалко была пополнена личным составом почти до штатной численности. К 16 апреля 1945 г. армия имела 50 266 человек личного состава, что составляло около 90% штата. Однако армия к началу сражения за Берлин находилась в худшем состоянии, чем перед началом кампании 1945 г. К началу Висло-Одерской операции 3-я гв. танковая армия имела 55 674 человек личного состава, что составило 99.2% штатной численности. Укомплектованность танками и САУ перед Берлинской операцией также была хуже, чем перед Висло-Одерской: в январе 1945 г. в армии П.C. Рыбалко было 640 танков Т-34–85, 22 Т-34–76 (танков-тральщиков), 21 танк ИС-2, 63 ИСУ-122, 63 СУ-85, 63 СУ-76, 49 СУ-57. Бригады перед Висло-Одерской операцией имели практически 100% комплектность. В сражение за Берлин армия П.C. Рыбалко вступала в куда худшем состоянии.

Выведенные после окончания Верхне-Силезской операции в район Оппельна три корпуса 4-й гв. танковой армии начали марш на берлинское направление 7 апреля. Марш в район Зорау протяженностью 400–450 км проходил в период с 7 по 12 апреля. Марш не обошелся без инцидентов: в результате налета авиации противника была сожжена одна СУ-100, а два Т-34 получили повреждения моторно-трансмиссионной группы. Немецкая авиация напоминала о себе и перед наступлением: 62-я гв. танковая бригада была атакована шестеркой ФВ-190 15 апреля. Два самолета было сбито, потерь техники не было, но 2 человека погибли и 3 получили ранения.

Фактически 4-я гв. танковая армия провела маневр, симметричный проведенному перед наступлением в Верхней Силезии, оказавшийся столь неожиданным для противника. Быстрые переброски крупных механизированных объединений позволяли советскому командованию вводить противника в заблуждение относительно своих ближайших планов и наносить удар там, где его не ждали. Отследить перемещения танковых армий, менявших место своей дислокации буквально за несколько дней, противнику было очень трудно.

Проведение крупной наступательной операции после кровопролитных боев февраля – марта настоятельно требовало пополнения техникой. В период подготовки к операции 4-я гв. танковая армия получила с заводов промышленности 241 танк и САУ (215 Т-34–85, 11 ИСУ-122 и 15 СУ-76). Еще 20 танков ИС-2 поступили с ремонтных баз фронта. Качество пополнения не вызвало бурных восторгов. В отчете управления бронетанкового снабжения и ремонта указывалось: «Прибывшие механики-водители с новыми танками подготовлены были слабо, не имели достаточной практики вождения, не имели практических навыков в обслуживании, слабо знали периодичность осмотров и обслуживания танков»[178] .

Всего к началу Берлинской операции в составе 4-й гв. танковой армии насчитывалось исправными 412 танков и САУ (265 Т-34, 26 ИС-2, 10 ИСУ-122, 2 СУ-122, 28 СУ-100, 10 СУ-85, 27 СУ-76, 48 СУ-57 и 1 «Валентайн»)[179] . Еще 83 танка и САУ числились в ремонте. Для трехкорпусной армии четыре сотни танков – это не так много. Перед началом Висло-Одерской операции тогда еще двухкорпусная и не гвардейская 4-я танковая армия насчитывала боеготовыми аж 750 танков и САУ. Наличие танков и САУ перед Берлинской операцией составляло лишь 38% от штатной численности. Распределение боевых машин по частям и соединениям 4-й гв. танковой армии перед битвой за Берлин показано в таблице.

В таблице не показан 13-й гв. тяжелый танковый полк, который ни одного боеготового ИС-2 не имел, его матчасть на 15 апреля ограничивалась одним танком в среднем и одним в капитальном ремонте. 91-й инженерно-танковый полк был единственной частью 4-й гв. танковой армии, в которой имели танки Т-34–76, все остальные перевооружились на Т-34–85. Для танков-тральщиков пушка не была основным «орудием труда», и длинный ствол бы только мешал при подрыве тралом мин. Также в армии сохранились почти антикварные по меркам 1945 г. СУ-122. Эта самоходка со 122-мм гаубицей на шасси танка Т-34 выпускалась короткое время, уступив место ИСУ-122 и ИСУ-152.

Как видно из таблицы, 5-й гв. механизированный корпус, понесший большие потери в ходе Верхне-Силезской операции, так и не был укомплектован техникой к началу битвы за Берлин. Командование армии предпочло довести до уровня 60% штата два старых корпуса и оставить на голодном пайке новый. Прибывших на пополнение танков и самоходных установок едва хватило, чтобы подтянуть численности 10-го гв. танкового и 6-го гв. механизированного корпуса. Кроме того, по приказу И.C. Конева 5-й гв. механизированный корпус сдал немногочисленные оставшиеся после Верхне-Силезской операции боевые машины 31-му танковому корпусу 4-го Украинского фронта. Только 14 апреля 1945 г. на укомплектование 5-го гв. мехкорпуса поступили 11 ИСУ-122, 15 СУ-76 и 30 танков.

Перспективы использования вновь приобретенного механизированного корпуса, по численности танков не дотягивавшего до бригады, были, прямо скажем, туманные. В сущности, третий корпус армии стал для Д.Д. Лелюшенко тем самым чемоданом без ручки, который и бросить жалко и нести неудобно. Относительную ценность представляла пехота корпуса – к началу операции он насчитывал 11135 человек. Командующий 4-й гв. танковой армии поставил 5-му гв. мехкорпусу задачу «обеспечить левый фланг армии от возможных ударов противника с юго-запада»[180] . Буквально за два дня до начала наступления на Берлин 5-й гв. мехкорпус сменил командира. Вместо генерал-майора танковых войск Б.М. Скворцова был назначен генерал-майор танковых войск Иван Прохорович Ермаков. До этого И.П. Ермаков был командующим бронетанковыми и механизированными войсками 3-й гв. армии. Причиной сменой командира были не просчеты в командовании соединением, а состояние здоровья Б.М. Скворцова. Талантливый генерал-танкист, герой Сталинграда и Курска, умер уже в 1946 г. от анемии сердца.

Состояние с укомплектованностью техникой частей армии Д.Д. Лелюшенко иллюстрирует наличие техники в бригадах и полках 10-го гв. танкового корпуса (см. таблицу).

Разница с данными в предыдущей таблице объясняется естественным движением техники между состоянием «боеготовая» и «в ремонте», а также прибытием танков с рембаз фронта и с заводов промышленности. Так, по армейскому журналу боевых действий в 10-м гв. танковом корпусе на 20.00 15 апреля числится 168 танков и САУ боеготовыми и 29 – в ремонте. Также в таблице по 10-му гв. танковому корпусу не показан 425-й гв. самоходно-артиллерийский полк, который в операции не участвовал, так как находился на переформировании.

Как мы видим, состояние бригад и полков 10-го гв. танкового корпуса далеко от идеала: части корпуса были укомплектованы техникой примерно на две трети. В корпусе насчитывалось 74 легковых, 730 грузовых, 154 специальных автомашин и 7 мотоциклов. Штат танкового корпуса предусматривал около 1300 автомашин, так что 10-й гв. танковый корпус недотягивал до штата примерно на треть. Только один численный показатель состояния корпуса был на высоте. Советское командование справедливо оценивало танковые войска как основу успеха операции, и поэтому корпус был укомплектован личным составом практически по штату. К началу операции он насчитывал 10 425 человек (1517 человек офицерского состава, 3650 сержантского и 5258 рядового состава). На фоне стрелковых дивизий 1945 г. численностью 4–5 тыс. человек при штате 11 тыс. человек танковый корпус почти в штатной численности солдат и командиров смотрелся очень хорошо. Всего в боевых частях танковой армии Д.Д. Лелюшенко перед битвой за Берлин насчитывалось 42 481 человек.

Резюмируя все вышесказанное, можно оценить состояние находившегося в руках И.C. Конева «танкового меча» как удовлетворительное, но не блестящее. «Запас прочности» двух танковых армий на случай столкновения с крупными резервами противника в глубине обороны был небольшой.

Помимо главного удара с использованием двух танковых армий предполагалось нанести вспомогательный удар. По директиве Ставки ВГК № 11060 войскам 1-го Украинского фронта предписывалось: «Для обеспечения главной группировки фронта с юга силами 2-й польской армии и частью сил 52-й армии нанести вспомогательный удар из района Кольфурта в общем направлении Бауцен, Дрезден»[181] . Такое наступление уступом по отношению к основному означало воздействие на противника в случае его попыток ударить с юга во фланг главной ударной группировки. Контрудар немцев в основание прорыва сам бы оказался под угрозой с правого фланга.

2-я польская армия своей главной ударной группировкой в составе трех пехотных дивизий, одного танкового корпуса, артиллерийской дивизии и армейских средств усиления получила задачу форсировать р. Нейсе, прорвать оборону противника на участке Ротенбург, фл. Обер-Форверк и развивать удар в общем направлении на Дрезден.

52-я армия должна была наступать своим правым крылом, перейдя к обороне на остальном протяжении своего фронта. Ударную группировку армии составлял 73-й стрелковый корпус. 52-я армия получила задачу форсировать р. Нейсе и развивать удар в общем направлении на Бауцен, юго-восточную окраину Дрездена. Корпус строился в два эшелона. В первом эшелоне были 254-я и 50-я стрелковые дивизии, во втором – 111-я стрелковая дивизия. После захвата пехотой плацдарма на Нейсе, на второй день операции, предполагалось ввести в прорыв 7-й гв. механизированный корпус. Его задача формулировалась следующим образом: «с выходом в оперативную глубину овладевает узлами дорог Вейсенберг и района Баутцен, не допускает воздействия противника с юга и отхода противника с севера в южном направлении, чем обеспечивает левый фланг наступающей 52-й армии и, не имея соседей слева, сковывая южную группировку противника, обеспечивает на левом фланге фронтовую операцию по захвату г. Берлин»[182] . В целом можно характеризовать задачу 7-го гв. механизированного корпуса и 73-го стрелкового корпуса 52-й армии как агрессивное прикрытие фланга основной ударной группировки фронта.

7-й гв. механизированный корпус И.П. Корчагина был одним из самых слабых механизированных соединений среди участвовавших в Берлинской операции в составе 1-го Украинского фронта. Точно так же, как и корпуса 4-й гв. танковой армии, он серьезно пострадал в Верхне-Силезской операции марта 1945 г. Корпус был 31 марта выведен в резерв фронта из боев по уничтожению оппельнской группировки немцев в составе 59-й армии. К моменту вывода из боя механизированный корпус И.П. Корчагина насчитывал 9709 человек личного состава, 14 танков Т-34, 1 ИС-2, 1 ИСУ-122 и 7 СУ-76. Для доведения до штатной численности корпусу требовалось 6521 человек (в основном по активным штыкам), 171 Т-34, 20 ИСУ-122, 21 СУ-85 и 14 СУ-76. До начала Берлинской операции мехкорпус успел получить лишь небольшую часть людей и техники, требующихся для восстановления потерь. С 1 по 15 апреля корпус получил из капитального ремонта 23 Т-34, 2 ИСУ-122, 5 СУ-122, 10 СУ-85, 1 СУ-76. Отремонтированные танки были уже изрядно потрепанными и имели запас хода 50–80 моточасов. От промышленности было получено 50 Т-34, 19 ИСУ-122, 8 СУ-76. Они имели запас хода от 130–150 моточасов. К 16 апреля корпус насчитывал 10 947 человек, боеготовыми 79 Т-34, 1 ИС-2, 21 ИСУ-122, 5 СУ-122, 10 СУ-85 и 10 СУ-76[183] . Еще 13 танков и 2 САУ были в ремонте. Таким образом, корпус по технике не дотягивал до 50% штатной численности при 70% комплектности личного состава. От некоторых частей было одно название. Так, 355-й гв. тяжелый танковый полк был представлен единственным танком ИС-2, 1820-й самоходно-артиллерийский полк – 5 СУ-122.

Помимо 7-го гв. механизированного корпуса в составе 52-й армии были отдельные танковые и самоходно-артиллерийские части. Точнее, танковая часть была всего одна – 124-й отдельный танковый полк, насчитывавший к началу операции 19 танков Т-34[184] . Куда более многочисленными были самоходно-артиллерийские части. 52-ю армию поддерживали: 8-я самоходно-артиллерийская бригада (58 СУ-76 к началу операции), 1198-й самоходно-артиллерийский полк (21 СУ-76 к началу операции) и отдельные самоходно-артиллерийские дивизионы (см. таблицу).

Самоходно-артиллерийские дивизионы подчинялись стрелковым дивизиям, но это закрепление не было жестким. В боевой обстановке по мере необходимости дивизионы СУ-76 могли передаваться из одной дивизии в другую и даже из одного корпуса в другой.

В прорыв на направлении вспомогательного удара также предполагалось ввести кавалерию – 1-й гв. кавалерийский корпус. Корпус по плану вводился в прорыв на участке 52-й армии по достижении ей целей первого дня наступления. Стремительно развивая наступление в общем направлении севернее Лобау, Оппах, Зебнитц, Гласхутте (20 км южнее Дрездена), корпус должен был на четвертый день операции с хода форсировать р. Эльба и овладеть районом Гласхутте. Основной задачей кавалеристов было выйти на тылы герлицко-дрезденской группы немцев, громить тылы, штабы, узлы связи, резервы и отходящие части противника.

Помимо советских объединений в подчинении И.C. Конева находилась 2-я армия Войска Польского. Командовал армией генерал Кароль Сверчевский. Так получилось, что поляк Сверчевский сделал карьеру в Красной армии, примкнув в 1917 г. к отрядам Красной гвардии. Пройдя в рядах Красной армии Гражданскую войну, он остался на военной службе. В 1927 г. Сверчевский закончил Военную академию им. М.В. Фрунзе. В 1936 г. он был направлен в Испанию, где под псевдонимом «генерал Вальтер» командовал 14-й интернациональной бригадой, а затем 35-й интернациональной дивизией. В 1941 г. в звании генерал-майора он командовал 248-й стрелковой дивизией. В 1943 г. начал формирование польских национальных соединений. 2-я армия Войска Польского начала формироваться в сентябре 1944 г. Часть должностей в польской армии занимали офицеры и сержанты Красной армии. Поляки составляли 53% офицеров, 95% сержантов, 96,5% рядовых (данные на 1 января 1945 г.). В подразделениях технических войск (артиллерии, инженерных и танковых) советских специалистов было больше 55%.

К началу Берлинской операции в состав 2-й армии Войска Польского входили 5, 7, 8, 9 и 10-я польские пехотные дивизии, 1-й польский танковый корпус, части усиления и переданная в подчинение К.Сверчевского советская 16-я танковая бригада. Танковый корпус был крупнейшим механизированным соединением польской армии. Структурно он воспроизводил аналогичные соединения Красной армии. В состав 1-го польского танкового корпуса входили 2, 3 и 4-я польские танковые бригады (по 65 танков Т-34–85 и 6 ЗСУ М-17), 1-я польская мотострелковая бригада, 24-й самоходно-артиллерийский полк (21 СУ-85), 25-й самоходно-артиллерийский полк (21 ИСУ-122), 27-й самоходно-артиллерийский полк (21 СУ-76М) и части боевого обеспечения. Численность личного состава 1-го польского танкового корпуса составляла 10 948 человек. Командовал корпусом генерал Юзеф (Йосиф) Кимбар. Так же как и Сверчевский, Кимбар успел сделать карьеру в Красной армии. 22 июня 1941 г. он в звании подполковника был начальником штаба 26-й танковой дивизии 20-го механизированного корпуса в Белоруссии. Свежий, еще не успевший побывать в боях польский танковый корпус был, пожалуй, абсолютным рекордсменом по числу танков среди соединений 1-го Украинского фронта.

На левом крыле 1-го Украинского фронта протяженностью до 350 км предполагалось обороняться силами 26 стрелковых дивизий. Балластом 1-го Украинского фронта был последний немецкий «фестунг»: из сражения за Берлин исключалась 6-я армия, осаждавшая Бреслау. Семь стрелковых дивизий армии вплоть до капитуляции блокировали окруженную группировку противника в Бреслау.

Порядок перегруппировки войск 1-го Украинского фронта для новой операции был определен частными директивами, отданными И.C. Коневым уже 3 апреля. Этими директивами были изменены разграничительные линии между 52-й и 21-й, между 21-й и 59-й армиями. В них же был указан порядок смены и вывода с левого крыла фронта войск 5-й гв. армии. Вывод армии А.C. Жадова производился за счет расширения полос обороны левофланговых 52, 21 и 59-й армий. Смена соединений 5-й гв. армии войсками 21-й армии в период с 4 по 7 апреля производилась. В свою очередь, 21-я армия сдавала свою полосу 59-й армии. В результате проведенных перегруппировок протяжение линии фронта 21-й и 59-й армий значительно увеличилось. Фронт 21-й армии увеличился с 66 до 97 км, а 59-й армии – с 48 до 103 км.

Напротив, на правом фланге фронта построение войск уплотнялось. Полоса 13-й армии сужалась с 55 км до 10 км (!!!) за счет ввода 5-й гвардейской и 2-й польской армий. Соединения 5-й гв. армии выходили в свою полосу шириной 13 км в ночь на 14 апреля. Свежесформированная 2-я польская армия к 9 апреля сосредоточилась в лесах северо-западнее Бунцлау в полосе действий 13-й армии. Три пехотные дивизии 2-й польской армии приняли участок полосы 13-й армии в ночь на 11 апреля. В эту же ночь часть полосы 13-й армии была передана 52-й армии. Уплотнение порядков войск на правом крыле 1-го Украинского фронта также происходило за счет перенарезания разграничительных линий. Часть полосы 3-й гвардейской армии севернее Гросс-Гастрозе была передана 33-й армии 1-го Белорусского фронта. В результате этого фронт 3-й гв. армии сократился с 60 км до 38 км. Сдача части своей полосы 13-й армии сузила фронт 3-й гв. армии до 28 км.

Обе танковые армии 1-го Украинского фронта, задействованные в марте 1945 г. в Верхне-Силезской операции, рокировались с левого крыла фронта на правый. 3-я гвардейская танковая армия выводилась в район южнее Зоммерфельда в полосу 13-й армии. 4-я гвардейская танковая армия выводилась в район южнее Зорау в полосу 5-й гвардейской армии. Выдвижение танковых армий в новые районы сосредоточения происходило в период с 8 по 14 апреля. Первой в период с 8 по 10 апреля из района Оппельн в район Трибель выдвигалась 4-я гв. танковая армия. Из этого же района в район северо-восточнее Пенцих был переброшен 7-й гв. механизированный корпус. В период с 11 по 14 апреля из района Бунцлау в район Гассен выходила 3-я гв. танковая армия. В целях маскировки движение танковых частей и соединений производилось только ночью. Скрытности перегруппировки способствовали леса в районах сосредоточения войск. К 15 апреля все танковые соединения вышли в новые районы сосредоточения.

Немецкое командование пыталось воспрепятствовать перегруппировкам советских войск и подвозу боеприпасов и других предметов снабжения всеми имеющимися у них средствами. Поскольку точные маршруты перегруппировок были неизвестны, ударам подверглись крупные переправы. 31 марта 1945 г. в воздух поднялись шесть аэросцепок типа «Мистель». Нехватка горючего заставляла немцев искать чудо-оружие, способное поразить цель за минимальное количество вылетов. Шесть «Мистелей» были частью отряда в 33 самолета, задачей которого была атака на железнодорожный мост через Одер в районе Штейнау. Один из «Мистелей» не смог убрать шасси и держать крейсерскую скорость. Вскоре самолеты расцепились, и бомбардировщик рухнул в поле. На еще одном «Мистеле» начались неполадки сначала с двигателем истребителя, а потом с одним из двигателей бомбардировщика. Пилот Ме-109 отцепился от Ю-88, последний рухнул в поле, а истребитель сел неподалеку на брюхо. На еще одной сцепке начались неполадки с двигателем, и самолет-снаряд также был сброшен. В результате до цели дошли всего три «Мистеля». Два промахнулись, а один добился прямого попадания в переправу.

Одной из характерных черт сражения между группой армий «Висла» и двумя Белорусскими фронтами стала глубокая информированность сторон относительно планов друг друга. Немецкое командование довольно точно угадало направление главного удара. В свою очередь, советское командование разгадало маневр противника с отводом войск на вторую линию обороны из-под удара артиллерии. В некоторой степени компенсировали игру с открытыми картами на берлинском направлении два других игрока – 1-й Украинский фронт и группа армий «Центр». Здесь с вскрытием планов и отслеживанием перемещений войск друг друга было неважно.

Планирование Берлинской операции несет на себе печать некоторой торопливости, связанной с быстрым развитием событий на Западном фронте.