За чертой Лариков Андрей

Тут девушка вернулась. Они умолкли, несмотря на то что она все равно бы не могла понять, о чем они говорят. Она установила кастрюлю на угли и ушла на реку за водой. Билли поднял взгляд на Бойда:

— А ты не собираешься сделать ноги с ней вместе? Нет?

— Да никуда я не собираюсь.

— А коли припрет?

— Чем это меня так уж припрет-то?

— Ну, если ты решишь, что она все равно уходит и некому о ней позаботиться, а то вдруг еще кто-нибудь к ней пристанет. В таком духе. Не выйдет так, что ты сам с ней сдриснешь? Что молчишь?

Бойд наклонился и прямо пальцами подпихнул почерневшие концы двух палок подальше в угли, потом вытер пальцы о штанину. На брата он не глядел.

— Нет, — сказал он. — Все-таки нет, пожалуй.

Утром они выехали к перекрестку и там с девушкой распрощались.

— Сколько у нас есть денег? — спросил Бойд.

— Да нисколько почти.

— Почему бы тебе не отдать их ей?

— Вот так и знал. А на что мы-то питаться будем?

— Ну, дай ей половину.

— Ну ладно.

Она при этом сидела без седла на коне и смотрела сверху вниз на Бойда глазами, полными слез, потом слезла и заключила его в объятия. Билли смотрел, смотрел, потом стал смотреть в небо, все испещренное перистыми облаками. Наклонился и сухо сплюнул на дорогу.

— Поехали, — сказал он.

Бойд помог ейвновь вскарабкаться верхом, она обернулась и посмотрела на него, зажав ладонью губы, а потом развернула коня и направилась по узкой грунтовой дороге к востоку.

А они продолжили движение по пыльной дороге на юг, опять вдвоем на коне Билли. На взлобках впереди клубилась пыль, придорожные акации гнулись и посвистывали на ветру. Ближе к вечеру потемнело, и дождь заплескал по грязи и затарахтел по полям их шляп. Встретили на дороге троих всадников. Лошадки дрянь, упряжь и того хуже. Когда Билли оглянулся, двое из них оглядывались на него.

— А ты бы узнал тех мексиканцев, у которых мы отбили девчонку? — спросил он.

— Не знаю. Не думаю. А ты?

— И я не знаю. Нет, наверное.

Льет дождь. Едут дальше. Через минуту Бойд и говорит:

— А вот они бы нас узнали.

— Н-да… — сказал Билли. — Они бы, пожалуй, узнали.

Втягиваясь в горы, дорога сузилась. Вокруг бесплодная пустыня, поросшая чахлой сосной; редкая и грубая трава на луговинах для поддержания сил коня малопригодна. На крутых подъемах по очереди спешивались, пеший вел коня под уздцы или просто шел рядом. Вечером разбили лагерь в сосняке, причем ночи опять пошли холодные, а когда приехали в город Лас-Барас, не ели уже два дня. Пересекли железную дорогу и поехали вдоль длинных глинобитных пакгаузов с земляными погрузочными платформами; на дверях вывески: puro maiz[360] и compro maiz.[361] Вдоль стен домов тянулись штабеля сосновых досок, и в воздухе стоял горьковатый запашок соснового дыма. Проехали приземистое беленое и крытое железом здание вокзала и углубились в город. По сторонам улицы пошли глинобитные домики с остроконечными драночными крышами, около каждого — поленницы дров во дворах, огороженных заборами из соснового горбыля. Очень смелого вида собака без одной ноги выскочила перед ними на улицу и решительно к ним развернулась, намереваясь остановить.

— Ату его, Шутер, — сказал Бойд.

— Да ну, ч-черт… — сказал Билли.

Поели в заведении, которое в этих диковатых краях считалось как бы кафе. Три столика в пустой комнате без обогрева.

— По-моему, на улице теплей, чем здесь, — сказал Билли.

Бойд поглядел в окно на коня, стоящего на улице. Заглянул во внутренние помещения.

— А ты уверен, что здесь вообще открыто?

Через некоторое время из задней комнаты вышла женщина и встала перед ними.

— Qu tiene de comer?[362] — сказал Билли.

— Tenemos cabrito.[363]

— Qu ms?[364]

— Enchiladas de pollo.[365]

— Qu ms?

— Cabrito.[366]

— Я не ем козлятины, — сказал Билли.

— Я тоже.

— Dos ordenes de las enchiladas, — сказал Билли. — Y caf.[367]

Женщина кивнула и удалилась.

Бойд сидел, зажав руки между колен — грел их. Снаружи по улице плыл синеватый дым. Прохожих не было.

— По-твоему, что хуже — холод или голод?

— По-моему, хуже, когда и то и другое.

Вернувшись с тарелками, женщина поставила их на стол и, обернувшись, произвела в сторону витрины жест, будто кого-то гонит. У витринного стекла стоял пес, заглядывал внутрь. Бойд снял шляпу, махнул ею в сторону окна, и пес исчез. Он снова надел шляпу и взялся за вилку. Женщина сходила на кухню и вернулась с двумя кружками кофе в одной руке и корзинкой с кукурузными тортильями в другой. Бойд что-то вынул изо рта, положил на край тарелки и принялся изучать.

— Что такое? — сказал Билли.

— Понятия не имею. Похоже на перо.

Они растерзали свои энчилады на части, пытаясь найти внутри их что-нибудь съедобное. Вошли двое мужчин, поглядели на них и сели за самый дальний столик.

— Ешь фасоль, — сказал Билли.

— Угу, — согласился Бойд.

Ладно, собрали в растерзанные тортильи фасоль, съели, стали пить кофе. Двое мужчин за задним столиком сидели тихо, ждали свой заказ.

— Она нас спросит, чем нам не понравились энчилады, — сказал Билли.

— Ну, может, спросит, а может, нет. Думаешь, кто-то их ест?

— Не знаю. Надо забрать с собой и дать псу.

— Ты предлагаешь взять приготовленную этой женщиной еду и прямо под окнами ее собственного кафе отдать псу?

— Еще станет ли пес это есть-то.

Бойд оттолкнул стул, встал.

— Давай схожу, принесу кастрюлю, — сказал он. — Покормить пса можно где-нибудь в сторонке.

— Давай.

— Просто скажем ей, что мы это берем с собой.

Когда он вернулся с кастрюлей, они соскребли туда с тарелок все оставшееся, закрыли крышкой и стали допивать кофе. Женщина вышла с двумя мисками очень аппетитного на вид мяса с соусом, с рисом и овощным салатом, который здесь называется pico de gallo.[368]

— Черт! — сказал Билли. — На вид так очень даже.

Он попросил счет, подошла женщина и сказала, что с них семь песо. Билли расплатился, а потом кивнул в сторону дальнего столика и спросил, что там мужчины едят.

— Cabrito, — сказала она.

Когда вышли на улицу, пес встал и в ожидании весь напрягся.

— Да ну к черту, — сказал Билли. — Дай ему прямо здесь.

Вечером по дороге на Бокилью им встретилась бригада бакерос, которые гнали на север стадо примерно из тысячи малорослых поджарых молодых бычков старинной породы корриенте.^{65} Скорее всего, в Нако, где у границы с США имеются большие огороженные левады. Они гнали стадо уже три дня — из Кемады, что на дальнем южном конце нагорья Ла-Бабикора, — и были грязны и на вид страхолюдны, а их бычки зашуганны и дики. Ревмя ревя, они валили мимо в густой пыли, а затесавшиеся в их среду призрачного обличья лошадки ступали грустно, опустив красноглазые морды. Лишь немногие из всадников поднимали руку в приветствии. Юные geros поспешили найти подходящий взгорок, там соскочили наземь и стояли рядом с конем, смотрели, как этот медленный белесый хаос дрейфует к западу и как позади него, слегка курясь, солнце неспешно опускается под землю по мере того, как последние выкрики погонщиков и последние стоны быков удаляются, растворяясь в глубоком голубом молчании сумерек. Братья сели верхом и поехали дальше. Уже во тьме они проехали высокогорную деревушку, состоявшую из бревенчатых домиков, крытых дранкой. В холодном воздухе плыли запахи дыма и готовящейся пищи. Ехали то по полосам желтого света, падающего на дорогу из освещенных керосиновыми лампами окон, то вновь по ничем не скрашенному холоду и темноте. Утром все на той же самой дороге они встретили только что вышедших из высокогорного озерца, расположенного с юга от дороги, знакомых коней — мокрых и лоснящихся Бейли, Тома и Ниньо.

Те выкарабкались на дорожную насыпь вместе с полудюжиной других лошадей, которые тоже все были мокры, с них капало, они выплясывали и вскидывали головой в бодрящем утреннем холодке. Следом на дорогу выехали двое всадников; не дав лошадям всласть попастись на придорожной травке, погнали их дальше.

Подведя коня к обочине, Билли перекинул ногу через рожок седла, съехал вниз и передал поводья Бойду. Двигающиеся навстречу лошади сбились кучкой и, навострив уши, с любопытством озирались. Отцовский конь закинул голову и испустил долгое ржание.

— Эх, ни фига себе! — вырвалось у Билли. — Эх, да ни фига себе!

Пригляделся к всадникам. Тоже мальчишки. Возможно, его возраста. По колено мокрые, и лошади под ними тоже мокрые. Погонщики увидели незнакомцев, увидели, как они остановились у обочины, и приближались с осторожностью. Билли вытащил ружье из кобуры, открыл казенник, проверил наличие патрона и быстрым рывком вверх защелкнул ствол. Приближающиеся лошади остановились посреди дороги.

— Готовь лассо, — сазал Билли. — Ниньо не пропускай.

Он вышел на дорогу, держа ружье на сгибе локтя. Перевалив через заднюю луку, Бойд устроился в седле, отстегнул лассо и вывесил первый шлаг на руку. Все лошади остановились, кроме Ниньо, который продолжал идти по обочине, задрав голову и нюхая воздух.

— Тпру, Ниньо, — сказал Билли, — тпру!

Всадники, сопровождавшие лошадей, остановились позади. Сидели и смотрели неуверенно. Билли перешел дорогу, преграждая путь Ниньо, а Ниньо вскинул голову и вышел снова на дорогу.

— Qupasa?[369] — крикнул ему кто-то из бакерос.

— Да кидай же на гаденыша петлю или возьми у меня ружье, — сказал Билли.

Бойд поднял петлю. Ниньо нацелился в промежуток между пешим и всадником и рванул вперед. Когда увидел над собой петлю, попытался увернуться, но поскользнулся на утоптанной глине дороги, а Бойд, один раз крутнув над собой петлю, опустил ее коню на голову и навернул веревку на рожок седла. Бёрд развернулся и, расставив ноги, приготовился крепко упереться, даже чуть-чуть присел, но Ниньо, едва почувствовав натяжение веревки, сразу остановился и тихо заржал, озираясь на гурт лошадей и на всадников сопровождения.

— Qu estn haciendo?[370] — кричали сопровождающие.

Они не сдвинули своих лошадей ни на дюйм с того места, где остановились. Остальные лошади разбрелись и вновь принялись щипать придорожную траву.

— Вынь там кусок веревки, что потоньше, и сделай недоуздок, — сказал Билли.

— Поедешь на этом?

— Да.

— А то могу и я.

— Нет, на нем я поеду. Подлинней сделай. Еще длиннее.

Бойд вывязал из веревки оголовье, складным ножом отрезал лишние концы и бросил брату. Билли поймал и, с веревочным оголовьем в руках, отвел Ниньо подальше, на всю длину лассо, все время с ним тихо разговаривая. Всадники сопровождения пустили лошадей вперед.

Он надел недоуздок на голову Ниньо и ослабил лассо. При этом он все время говорил с конем, похлопывал его и гладил, а затем, окончательно сняв с его шеи лассо, сбросил веревку наземь, а коня повел туда, где на другом их коне сидел Бойд. Конец веревки, извиваясь, пробежал по земле. Всадники снова остановились.

— Qu pasa? — все сильнее беспокоились они.

Бросив ружье Бойду, Билли подтянулся на руках, закинул ногу и сел верхом, после чего вновь протянул руку за ружьем. Ниньо бил копытом и вскидывал голову.

— Давай-ка захомутай теперь старину Бейли, — сказал Билли.

Бойд скользнул взглядом по дороге и двоим всадникам на ней. Пустил коня вперед.

— No moleste esos caballos,[371] — закричали всадники.

Билли направил Ниньо к обочине. Бойд подскакал к лениво щипавшим дорожную траву лошадям и метнул петлю. Бросок был упреждающим, так что как только Бейли поднял голову, собираясь уклониться, она угодила точно в петлю. Билли сидел на отцовском коне, наблюдал.

— Я бы тоже так смог, — сказал он коню. — Правда, разве что с девятой попытки.

— Quines son ustedes?[372] — негодовали всадники.

Билли выехал вперед.

— Somos proprietaries de esos caballos,[373] — выкрикнул он.

Это сообщение бакерос встретили молчанием. Сзади них на дороге возник грузовик — видимо, из Бокильи. Он был так далеко, что вряд ли они его услышали — скорей, увидели, как сместилось направление взглядов двоих всадников напротив, и оба оглянулись. Больше никакого движения. Грузовик медленно приближался, сопровождаемый тонким, все нарастающим механическим подвыванием. По окрестностям медленно расползалось облако пыли из-под колес. Билли увел своего коня с дороги и сидел, поставив ружье вертикально затыльником приклада на бедро. Подошел грузовик. Протарахтел мимо. Водитель скользнул взглядом по лошадям и по мальчику на коне и с ружьем. В кузове грузовика было человек восемь или десять рабочих, сгрудившихся в одну кучу, как новобранцы; когда грузовик проехал, они все глядели назад, на дорогу, без всякого выражения на лицах сквозь пыль и моторный дым разглядывая лошадей и всадников.

Билли послал Ниньо вперед. Но когда он поднял взгляд на бакерос, на дороге оказался из них лишь один. Другой уже скакал обратно к югу прямо по campo.[374] Билли подскакал к стоящим лошадям и, отрезав Тома от остального гурта, чужих отогнал прочь в сторону дороги, потом повернулся к Бойду.

— Поехали, — сказал он.

Мимо одинокого всадника они проехали, гоня ничем не привязанного коня перед собой, а конь по имени Бейли следовал за Бойдом на аркане. Юный бакеро смотрел, как они подъезжают. Потом повернул коня, съехал с дороги в болотную траву и там остановился, глядя, как они с ним сперва поравнялись, потом стали удаляться. Билли бросил взгляд через луговину в поисках второго всадника, но тот пропал из виду, скрывшись за бугром. Билли замедлил аллюр коня и крикнул, обращаясь к бакеро:

— Adonde se fu su compadre?[375]

Юный бакеро ничего не ответил.

Билли вновь пустил коня вперед, поднятое вверх дуло ружья прижав к плечу. Оглянулся на пасущихся на обочине лошадей, еще раз посмотрел на бакеро, потом пристроился рядом с Бойдом, и они поехали дальше. Оглянувшись через четверть мили, обнаружил, что тот бакеро никуда не делся, по-прежнему маячит на дороге, медленно следуя за ними. Чуть погодя Билли остановился вполоборота, с ружьем, по-прежнему упертым в колено. Бакеро тоже остановился. Билли поехал дальше, тот всадник тоже.

— Вот теперь мы влипли.

— Мы влипли еще тогда, когда уехали из дому, — сказал Бойд.

— Второй-то пацан небось за подмогой поскакал.

— Ясное дело.

— А я смотрю, на нашем Ниньо много не ездили.

— Да, ездили не много.

Он посмотрел на Бойда. Оборванный и грязный мальчишка в шляпе, от солнца надвинутой на глаза, так что лицо в тени. Похожий на какого-то слитного с конем юного представителя новой породы, зародившейся в результате войны, эпидемии или голода — вещей, этой стране равно свойственных.

В полдень, когда в мареве уже заколыхались приземистые стены асьенды Бокилья, на дороге перед ними появились пятеро всадников. Из них четверо были с винтовками, которые они держали кто поперек седла, кто просто в свободно опущенной руке. Лошадьми они правили в резкой манере, так что животные били копытами, то и дело норовя пойти боком; между собой при этом всадники переговаривались громко, хотя расстояние между ними никак этого не требовало.

Братья остановили коней. Конь по имени Том, ничем не связанный, продолжал мелкой рысцой семенить дальше. Повернувшись в седле, Билли посмотрел назад. Сзади на дороге оказались еще трое всадников. Он бросил взгляд на Бойда. Пес отошел к обочине дороги и сел. Бойд наклонился, сплюнул и поглядел на юг, через ничем не огороженные луга, вдали за которыми угадывалась гладь озера, бледно отражавшая затянутое облаками небо. Пять или шесть мышастых тощих волов подняли голову посмотреть, зачем это лошади вдруг встали на дороге. Бойд бросил взгляд на всадников сзади, перевел на Билли:

— Роги мочим?

— Нет.

— У нас кони свежее.

— Ты не знаешь, что за кони у них. В любом случае Бёрд не угонится за Ниньо.

Билли пристально наблюдал за приближающимися всадниками. Ружье сунул Бойду.

— Убери. Найди бумаги.

Потянувшись назад, Бойд принялся распутывать ремешок, завязанный бантиком на кармане седельной сумки.

— Да не маячь ты с этой железякой, — сказал Билли. — Убери.

Бойд сунул ружье в кобуру.

— Н-да-а… — сказал он. — Мне бы твою веру в бумажки.

Билли не ответил. Он смотрел, как приближаются всадники: все пятеро теперь ехали рядом и все, кроме одного, держали винтовки дулом вверх. Стоявший в это время у обочины конь по имени Том приветствовал идущих к нему лошадей ржанем. Один из всадников сунул карабин в кобуру и отстегнул лассо. Глазами проследив за ним, конь Том повернулся, намереваясь отойти в луга, но всадник пришпорил своего коня и, метнув аркан, захлестнул им шею Тома. Тот остановился в двух шагах от обочины, а всадник сбросил всю свернутую шлагами веревку на дорогу и, не останавливаясь, последовал за остальными.

Бойд отдал Билли бурый конверт с бумагами на Ниньо; с конвертом в одной руке и веревочным поводом в расслабленной другой, Билли сидел и ждал. От боков коня внутренние стороны его штанин насквозь промокли, запах коня щекотал ноздри, конь нетерпеливо топтался, кивал и тихонько ржал, поглядывая на надвигающихся всадников.

Они остановились в нескольких футах. Один из них был мужчина постарше, он оглядел братьев и кивнул.

— Bueno, — сказал он. — Bueno.[376]

Он был однорукий; правый рукав его рубашки был подвернут и пришпилен к плечу. Конем правил поводьями, связанными вместе; на ремне пистолет, простая шляпа с низкой тульей — того фасона, что уже редко на ком в этой стране увидишь, — сапоги по колено с тиснеными голенищами и пристегнутый к поводьям арапник. Посмотрел на Бойда, перевел взгляд на Билли и на конверт в его руке.

— Dme sus papeles,[377] — сказал он.

— Не давай ему бумаги, — сказал Бойд.

— Как же еще мы ему их покажем?

— Los papeles,[378] — повторил мужчина.

Пустив коня на пару шагов вперед, Билли вытянул руку и подал ему конверт, после чего сдал назад и замер. Мужчина взял конверт в зубы, снял зажим для галстука, которым конверт был схвачен, вынул бумаги, развернул и принялся разглядывать печати, так и сяк поворачивая их к свету. Просмотрел бумаги, вновь сложил, достал из подмышки конверт, сунул в него бумаги и передал конверт всаднику справа.

Билли спросил его, способен ли он их бумаги прочесть — они ведь на английском, — на что мужчина ничего не ответил. Чуть наклонился, чтобы лучше рассмотреть коня, на котором сидел Бойд. И сказал: дескать, бумаги недействительны. Что он, пожалуй, сделает им скидку на молодость и не станет обвинять официально. А если они все же хотят попробовать чего-нибудь добиться, то пожалуйста — прямиком к сеньору Лопесу в Бабикору. Затем он повернулся и что-то сказал человеку справа; сунув конверт себе под рубашку, тот выехал вперед, к нему присоединился еще один из их компании; оба держали винтовки дулами вверх в левых руках. Билли и Бойд переглянулись.

— Отпусти коня, — сказал Билли.

Бойд сидел, стиснув в руке веревку.

— Делай, как я говорю, — сказал Билли.

Бойд наклонился, ослабил петлю, затянутую под подбородком Бейли, и через голову коня снял аркан. Конь повернулся и, перепрыгнув придорожную канаву, рысцой устремился в луга. Билли спрыгнул с Ниньо, стянул с его головы недоуздок и хлестнул им коня по крупу; конь сразу свернул с дороги и последовал за Бейли. К этому времени те трое всадников, что догоняли их сзади, уже подъехали и сразу, без напоминания направились вслед за освобожденными конями. Тот, кого меж собой они называли jefe,[379] усмехнулся. Глядя на братьев, коснулся шляпы, набрал повод и резко повернул коня на дорогу.

— Vmonos,[380] — сказал он.

После этого он и его четверо конных стрельцов выступили обратно по дороге на Бокилью, откуда и прибыли. А на лугу юные бакерос уже отловили отпущенных было коней и гнали их теперь снова к западу, как вначале и намеревались. Вскоре все они исчезли из виду, осталось лишь струение жары над дорогой и тишина. Билли долго стоял на дороге, потом наклонил голову и сплюнул.

— Ну говори, чего молчишь-то, — сказал он.

— А что я могу сказать… Мне сказать нечего.

— Н-да.

— Ты готов?

— Ага.

Бойд вынул сапог из стремени, куда Билли вместо его сапога сунул свой, уперся и запрыгнул на круп позади брата.

— По-моему, выступили… просто дурнее некуда, — сказал Бойд.

— А я думал, тебе нечего сказать.

Бойд промолчал. Немой пес, который в трудную минуту ушел прятаться в придорожный бурьян, оттуда уже вышел, стоял ждал. Бойд сидел на коне и тоже ждал.

— Ну. И чего ты ждешь? — сказал Билли.

— Жду, когда ты мне скажешь, в какую сторону ехать.

— А ты, черт, что — не знаешь, куда нам ехать?

— Ну, в принципе мы собирались через три дня быть в Санта-Ана-де-Бабикора.

— Похоже, отстаем от расписания.

— А что с бумагами?

— На кой черт нам бумаги без лошадей? Да ты ведь сам же сейчас видел, чего стоят в этой стране бумаги.

— У одного из пацанов, которые погнали коней дальше, в пристегнутом к седлу голенище винтовка.

— Я видел. Не слепой.

Бойд развернул коня, и по той же дороге они поехали обратно к западу. Пес к ним пристроился сбоку — трусил теперь справа в тени коня.

— Или ты хочешь это дело похерить? — спросил Билли.

— Не помню, разве я говорил про то, чтобы что-то похерить?

— Но мы тут все-таки не дома.

— А я что — говорил, что мы тут дома?

— Ты что, не понимаешь? Дурья голова. Мы уже слишком далеко забрались, чтобы возвращаться мертвыми.

Бойд вжал каблуки сапог в конские бока, и конь пошел скорее.

— А что, на это дело есть граница дальности?

Что ж, вот и следы двоих всадников. Двоих всадников и трех коней, — стало быть, здесь они с луговины возвратились на дорогу. Следы видны были четко, и через час братья оказались опять в том же месте над озером, где они впервые увидели своих коней. Бойд медленно ехал вдоль обочины, внимательно разглядывая землю под ногами, пока не увидел, где лошади — одни с подковами, другие без — сошли с дороги и двинулись к северу по волнистой, поросшей разнотравьем степи.

— И куда, ты думаешь, они едут? — спросил он.

— Откуда же я знаю, — сказал Билли. — Я даже не знаю, откуда они едут, не то что куда.

Шли по следам на север весь остаток дня. Уже в сумерках со взлобка заметили милях в пяти, в голубоватой остывающей прерии двоих всадников, пустивших на свободный выпас лошадей, которых стало уже около дюжины.

— Думаешь, они? — сказал Бойд.

— Да больше-то вроде как бы и некому, — сказал Билли.

Поехали дальше. Уже стемнело, но все ехали, а когда стало слишком темно, остановились, сели, послушали. Ни звука — только ветер в траве. Над западным краем неба низко повисла вечерняя звезда, круглая и красная, как усохшее солнце. Билли съехал наземь, принял у брата поводья, повел коня в поводу.

— Черт, темнотища, как у коровы в заднице.

— Еще бы. Все небо тучами затянуло.

— Вот так и наступают на змею.

— Да ладно. Я в сапогах.

— Ты-то да. А конь?

Вышли на взгорок, Бойд привстал на стременах.

— Ну что, видишь их?

— Нет.

— А что видишь?

— А ничего. Да там и смотреть не на что. Тьма — хоть глаз выколи, а дальше опять тьма.

— Может, они еще развести костер не успели?

— А может, собираются ехать всю ночь.

Поехали дальше по гребню.

— А вон они, — вдруг сказал Бойд.

— Вижу.

Спустившись с возвышенности, они оказались на болотистой луговине; стали искать укрытие от ветра. Зайдя в поросшую густой травой bajada,[381] Бойд спешился, Билли отдал ему поводья.

— Найти бы что-нибудь, куда его привязать. Чтоб никаких пут и никаких колышков! А то кончится тем, что их remuda[382] пополнится еще одним конем.

Он снял с коня седло, вьюки и переметные сумки.

— Собираешься разводить костер? — сказал Бойд.

— А из чего его тут разведешь?

Ведя за собой лошадь, Бойд удалился в ночь. Через некоторое время вернулся.

— Что-то я ничего не нашел, к чему его привязать.

— Дай его мне.

Билли вывязал из веревкиаркан, надел его коню на голову, а другой конец примотал к седельному рожку.

— Буду спать с седлом под головой, — сказал он. — Если отойдет дальше чем на сорок футов, он меня разбудит.