Тайны Гестапо Вилинович Анатолий

– Какие ценности, Краузе? О чем ты, Гельмут? При чем здесь я? Кто такое мог выдумать?

– Мои люди перехватили лейтенанта Корна перед его отбытием на фронт, и я заставил его расколоться. Мы умеем это делать, как тебе известно. Корн во всем признался…

– В чем признался? Где сейчас Корн?

– Сделать очную ставку? Корн у меня.

– В гестапо?

– Нет, в доме, где он жил. У доктора Шульца, который отбыл в Германию вместе с генералом Кран– бюлером… Там он не один, с моими людьми!

– Ясно… Но ценности генерала!.. – пожал плечами Паркета. – Нет ценностей, Гельмут!..

– Если, Ганс, ты не возьмешь меня в долю, я сделаю так, что тебе ни один бригадефюрер не поможет. Впрочем, твой брат об этом может и не узнать. И еще, Ганс, я давно отметил твои благородные чувства к Инге Шольц. Уверяю тебя, если мы не найдем с тобой общего языка, то ей выкарабкаться из всего этого никак не удастся. За это ручаюсь. Убедительно, Ганс?

Паркета некоторое время молча смотрел на Краузе, выигрывая время для принятия правильного решения. Затем медленно молвил:

– Убедительно. Инга мне очень дорога. Выпьем, Гельмут? – неожиданно' предложил он.

Краузе задумался, а затем отчеканил:

– Можно, Ганс! – И протянул Паркете его документы.

Дверь комнаты, за которой находились Ольга, Павел, Гейнц и итальянский капитан, была плотно прикрыта. Когда Андрей решительно распахнул ее, то встретился с настороженными взглядами своих друзей. Чтобы поскорее снять напряжение, он тут же воскликнул:

– Инга, Крамер, Рунге, вместе с Гельмутом мы объявляем «камерадшафтсабенд»! Ефрейтор, все на стол! Шарфюрер – в машину за пополнением запасов!

Такого веселого пира дом железнодорожников еще ни разу не видал в период оккупации.

Расчетливый Пиндер притащил бутылку шнапса и водрузил ее в центре стола, а рядом положил кусок ветчины и открытую банку с медом.

Об отъезде Ферро Джульяни уже не помышлял. Паркета обнял его и вместе с Краузе насильно усадил за стол. Уехать он сможет и завтра.

«Шарфюрер Рунге» и Гейнц съездили к железнодорожному полицейскому обер-лейтенанту Альбрехту Райсу и привезли бутылку рома и бутылку коньяка, колбасу, сыр и консервы. Обер-лейтенанта пригласили также принять участие в их «камерадшафтсабенде». Райс был весьма польщен таким приглашением. И тут же внес предложение пригласить девушек из комендатуры станции. Гельмут Краузе пришел в восторг от такой идеи.

Вскоре обер-лейтенант Райс с Гейнцем привезли трех немецких железнодорожниц – Хильду, Марту и Рут. Длинноволосая блондинка Хильда тут же подсела к итальянцу и начала с ним непринужденно болтать, Марта занялась гауптштурмфюрером Краузе. Она была хорошо сложена, белокурая, с голубыми глазами. Держалась кокетливо, но с достоинством, поддерживая разговор со своим кавалером. Третья девушка, Рут, была, очевидно, подругой обер-лейтенанта Райса. Стройненькая, черная, мило улыбающаяся. Она сразу же завоевала симпатию Ольги, и та, сидя рядом с Рут, беседовала с ней о всякой всячине. Еще до их прибытия сюда Андрей шепнул Ольге: «Постарайся подружиться с ними».

Расторопный Пиндер где-то одолжил патефон с двумя пластинками. Девушки очень обрадовались появившейся возможности потанцевать.

Веселье было в полном разгаре, когда зашел Пиндер и, извинившись, сказал, что господина гауптштурмфю– рера Краузе срочно желает видеть обершарфюрер от штандартенфюрера Ранке.

Вспотевший Краузе застегнул мундир, вышел в коридор, но тут же вернулся и объявил, что служебный долг, к сожалению, вынуждает его покинуть столь приятное общество. Затем он отвел Паркету в сторону и предупредил:

– Не вздумай улизнуть от меня, Ганс!

Когда гестаповец уехал, все с нескрываемым облегчением вздохнули. Павел шепнул Андрею:

– Гестаповец уехал, но его люди пасут нас…

– Мы и не подумаем убегать от Краузе, – так же тихо ответил Паркета и улыбнулся. – А теперь проводим наших гостей!

Весело болтая, вся компания направилась к станции, где по ту сторону железнодорожных путей в двухэтажных домах жили девушки-железнодорожницы.

Вернувшись в дом Пиндера, Паркета извинился перед Ферро Джульяни за то, что он с шарфюрером и унтершарфюрером отлучится на некоторое время, а с ним побудет Гейнц, чтобы он не скучал.

Итальянец согласно кивнул головой, поняв, что им троим необходимо поговорить о чем-то важном. Они прошли по центральной улице и свернули на аллею, ведущую в привокзальный парк. Дорогой Павел неожиданно нагнулся и, сделав вид, что поправляет обувь тихо молвил:

– За нами идут гестаповские шцейки…

– Вижу, – улыбнулся Паркета, не оборачиваясь. И тихо начал излагать все то, о чем они говорили с Краузе.

Затем спросил:

– Так что будем делать? Краузе нам нужен. Если мы с ним договоримся, то, несомненно, сможем использовать в своих целях.

– Не собираешься ли ты отдать ему половину награбленных полковником Борком и генералом Кранбюлером ценностей? – приостановилась Ольга.

– Ни в коем случае! – отрезал Паркета. Будем играть ва-банк! У меня такой план…

3

На следующий день, утром, провожали Ферро Джульяни. Он возвращался в Мариуполь поездом, а оттуда должен был катером отплыть в Крым к Клаве.

Весна была в разгаре. Деревья и земля уже покрылись молодой сочной зеленью. Щебетали птицы, в чистом небе светило ласковое солнце. Трудно было даже представить, что где-то гибнут люди, грохочут взрывы, идет война…

Ферро Джульяни попрощался со своими друзьями, крепко пожал всем руки, вскочил на – ступеньку вагона тронувшегося с места поезда. Он долго еще стоял в двери вагона и махал рукой.

Разведчики вернулись к «опелю» и увидели, что рядом с ним стоит знакомая уже им «омара» гауптштурмфюрера СС Краузе.

После взаимных приветствий Андрей и Краузе удалились в привокзальный скверик. Гестаповец спросил:

– Так что, Ганс, будем делиться?

– Видишь ли, Гельмут, – медленно начал Андрей, – добрую половину Кранбюлеровского награбленного добра я уже отдал Францу…

– Бригадефюреру? В Киев? – остановился и выпучил свои хмельные глаза Краузе.

– А ты как думал, – с сожалением произнес Паркета, – поэтому я могу с тобой поделиться лишь половиной того, что у нас есть… Но с условием…

Гестаповец помолчал какое-то время, сорвал с дерева зеленый листок, потер его между пальцами и с иронией спросил:

– Какие еще условия? Условия ставлю я, а не ты, Ганс.

– Напрасно, Гельмут. Интерес у нас должен быть общим. Ведь все то, что я взял у Кранбюлера – пустяки по сравнению с другим.

Краузе остановился как вкопанный.

– По сравнению с чем – другим? – пристально посмотрел он на Андрея.

Паркета вместо ответа спросил:

– Как ты думаешь, Гельмут, зачем я торчу в этой дыре?

– Действительно, зачем?

– Да потому, что здесь есть объект, к которому попали такие ценности, что генеральские на их фоне выглядят сущей ерундой, – он махнул рукой и продолжал: – Вот в это дело, если ты поможешь, я беру тебя в долю на равных, Гельмут.

– Интересно, – учащенно задышал гестаповец. – Что за объект такой?

– Не спеши, Гельмут, – спокойно ответил «гауптштурмфюрер СД». – Всему свое время. Сначала о моих условиях…

– Что за условия? Излагай.

– Во-первых, сними своих ищеек, чтобы они не ходили за мной по пятам. Освободи Корна, обеспечь его документами и пусть он спокойно поживет пока в своем доме. Он будет нужен нам для другого дела. Это – во-вторых. И еще кое-какие мелкие услуги потребуются от тебя, Гельмут, о которых не стоит сейчас и говорить. И вот тогда… – Паркета замолчал, как бы обдумывая, что будет потом.

– И тогда? – нетерпеливо переспросил Краузе.

– Тогда ты получишь четвертую часть из чемодана генерала Кранбюлера.

– И как долго мне ждать? – встал впереди Андрея Краузе, глядя на него прищуренными глазами.

– Несколько дней, Гельмут. Наша встреча состоится в условленном месте без моих и твоих людей. И, разумеется, ты напишешь мне расписку, текст которой я тебе продиктую.

– Ну и ну, – покрутил головой Краузе. – Не такой уж ты простачок, как я вижу…

Обсудив детали предстоящего делового свидания, они расстались.

Сев в машину, Паркета приказал Гейнцу ехать к связнику, Николаю Мажарову. Но не сразу, а попетляв по городу, чтобы удостовериться, что нет хвоста.

Паркета вручил связнику очередную шифровку и сказал, что срочно нужны деньги. Как можно больше денег. Поэтому шифровку надо передать немедленно. Но Николай сообщил Андрею, что сейчас у них односторонняя связь, поскольку сели батареи. Нужно срочно решать вопрос о питании рации.

Андрей, видя что его замысел рушится, еще раз повторил, что нужны деньги, хотя бы оккупационные марки.

Николай задумался и молчал. Но, неожиданно усмехнувшись, сказал:

– Я знаю, где взять марки. Мы просто их экспроприируем.

– Экспроприируем? У кого? – удивился Паркета.

– Да у моего соседа, Крыги. Я никогда не зарился на чужое, но как-то усмотрел, что он прячет что-то в подполье…

Под половицей в комнате Крыги были найдены пачки советских денег и оккупационных марок, а отдельно – две стопки рейхсмарок. На рейхсмарки у немцев можно было купить различные дефицитные товары и вещи.

Паркета вместе со своими друзьям развил энергичную деятельность по сбору ценностей для Краузе. Задача была проста, но в то же время и необычна.

Андрей поручил Николаю Мажарову отправиться к ювелиру и сделать у него заказ: по прилагаемым образцам колец, серьг, ожерелий, цепочек, брошек, подвесок, браслетов изготовить фальшивые дубли, чтобы подменить ювелирный ассортимент кранбюлеровского чемодана. Этот необычный заказ необходимо выполнить в течение одной недели.

«Гауптштурмфюрер» поручил это дело связнику, чтобы исключить возможность слежки гестапо. Если он или кто-либо из его друзей отправится к ювелиру, Краузе, несомненно, покажется это подозрительным.

С таким же заданием к другому ювелиру пошел и Александр Мажа ров – брат Николая. Связник нарушил закон конспирации, сказав, что их радист – его родной брат Александр. Паркета решил подключить и его к операции.

Сам Паркета с Павлом и Гейнцем выехал на «опеле» в Макеевку. Здесь они отыскали двух ювелиров и дали каждому по крупному задатку для изготовления бутафорных изделий по образцам.

Иванцова занялась новыми знакомыми – немками– железнодорожницами. Они могли оказать группе Паркеты неоценимую услугу. Миловидная Рут работала сортировщицей вагонов. Пронумеровав и заполнив бланки с указанием маршрута, она закладывала табель под тугую сетку на борту каждого вагона согласно данной ей раскладки отправления. Хильда служила в комендатуре телефонисткой. Марта вела в диспетчерской железнодорожного узла графики движения поездов, проходящих не только через Юзовку, но и через Ясиноватую, а также Авдеевку и Волноваху.

Часами просиживала Ольга у своих новых подруг. Она изучала графики движения поездов от станции к станции в разных направлениях. А в станционном узле связи комендатуры, у Хильды, она слушала телефонные разговоры, касающиеся железнодорожных дел.

Все, что Иванцовой удавалось запомнить, увидеть и услышать, она потом записывала, систематизировала данные и передавала их Андрею.

Но этих сведений было мало. Нужно было искать более надежный источник информации о работе железной дороги в Донбассе.

Кроме всего прочего, Паркету не оставляла мысль об обеспечении рации питанием. Он лихорадочно искал возможность приобрести батареи. И вот однажды, проезжая по Седьмой линии, Андрей, Павел и Гейнц увидели у высокого углового дома немецкую радиомашину. Промчавшись мимо, они развернулись и покатили обратно. К подъезду дома подошел автобус, из которого стали выходить расфуфыренные девицы. Коща женщины вошли в здание своей постоянной службы, из радиомашины выскочил лейтенант и фельдфебель и последовали за ними.

Паркета, вышел из машины, приняв суровый вид подошел к фургону и потребовал у солдата, сидящего за рулем, документы. Затем приказал немцу пере сесть в «опель». Как только солдат сел в машину, ефрейтор Крамер рванул с места, на предельной скорости помчался по улице и свернул в ближайший, переулок.

Коща «опель» скрылся, Павел сразу же сел за руль радиофургона и поехал в сторону Девятнадцатой линии к реке Кальмиус, разделявшей город.

А Паркета с Гейнцем отвезли солдата-радиста на глухую улицу, и «гауптштурмфюрер СД» сказал ему, что он ошибся, приняв его за того, кого они разыскивают. Андрей возвратил перепуганному немцу его документы и отпустил на все четыре стороны. Обрадованный солдат стремглав пустился к тому месту, где осталась машина.

Вечером Андрей получил шифровку от командования. В ней указывалось по какому адресу будут доставлены деньги. «Сообщество в целях обогащения» с Краузе одобрялось. И еще раз подчеркнули важность информации о работе доктора Плоцке над новым видом взрывчатки.

Задание, касающееся работ химика Плоцке, было сложным. Его тщательно охраняли днем и ночью, как и места, где проводились опыты. Паркета уже выяснил, где все это происходит, где живет изобретатель. Но как подступиться к нему?

Почти каждый вечер Паркета встречался с Краузе и каждый раз заверял своего «друга», что все идет по плану и ждать осталось недолго.

Все эти дни группа Паркеты активно собирала, покупала, обменивала на базарах ценности для вручения гестаповцу доли из сокровищ генерала Кранбюлера.

Получив в очередной раз запрос о ходе подготовки к выполнению задания по делу Плоцке, Андрею пришла в голову заманчивая идея. Он обсудил детали со своими друзьями и приступил к немедленной реализации ее.

На следующий день, вечером, Паркета пригласил Краузе в дом лейтенанта Корна, как он выразился, покоротать вечер за бутылкой коньяка.

Андрей приехал к Корну раньше Краузе. Это была его первая встреча с лейтенантом после всех неприятностей для последнего. Вильгельм Корн был чрезвычайно удивлен появлению «гауптштурмфюрера СД», которого он после всего, что с ним произошло, не ожидал больше встретить. Увидев Андрея, Корн побледнел и отступил в глубь комнаты. Но Паркета поздоровался с ним за руку и сказал, что сейчас приедет Краузе. А до появления гестаповца им нужно поговорить.

Корн заверял, что никаких сведений он не сообщил Краузе, так как ничего и не знает о господине «гаупт– штурмфюрере СД Гансе Ауге». Единственное, что ему пришлось сказать, так это то, что господин гауптштурмфюрер действительно интересовался сейфом генерала Кранбюлера. И только.

– Абсолютно ничего! Клянусь своими родными!

Паркета предупредил лейтенанта:

– Вильгельм, если вы расскажете Краузе еще что– либо, то вам, заверяю, не миновать виселицы!

Когда приехал Краузе, стол был уже накрыт. Украшала его бутылка французского коньяка.

Вечер прошел в дружной и веселой обстановке.

4

Лишь поздно ночью распрощались они с Корном. Краузе указал Гейнцу куда его отвезти. Он квартировал в отличном особняке на Второй линии. Когда подъехали к дому, Андрей вышел из машины вместе с Краузе.

Стояла теплая майская ночь. Вокруг была тишина. Паркета и Краузе прошлись немного, и Андрей, зная уже, что Краузе всегда себе на уме, по выработанной профессиональной привычке заговорил:

– Прошу тебя, Гельмут, отнесись спокойно к тому, что я скажу. – И немного помолчав, произнес: – Ценности, которые ты ждешь… не вернулись ко мне из Киева…

Краузе застыл на месте, в его глазах вспыхнула ярость.

– Брось хитрить, Ганс, – зло прошипел он. – Я могу быть не только хорошим другом, но и беспощадным врагом, – поводил он пальцем перед глазами Андрея.

– На, читай, – и «Ганс» протянул сложенный вдвое конверт с фашистским орлом в уголке.

Краузе схватил конверт, раскрыл его, достал письмо и, подсвечивая зажигалкой, стал читать. Паркета стоял, чуть отвернувшись, и молчал, словно выражая этим самым свою вину.

Этот конверт Ольга раздобыла у железнодорожниц. Текст письма написала она же под диктовку Андрея. Переписывала его трижды, пока оно не приняло краткий и деловой вид, отвечающий по смыслу взаимоотношениям двух братьев. Текст его гласил:

«Привет, Ганс!

Все, что с тобой прислано, я отправил в рейх и уже получил подтверждение о благополучной доставке. Не могу понять, почему вдруг тебе понадобилась твоя часть? Чем ты занялся? Кутежами? Если так, советую, брат, прекратить немедленно. Жаль, что неотложные дела и частые разъезды не позволяют мне увидеть тебя в ближайшее время и «проработать» как следует! Твой Франц, бригадефюрер СС».

Краузе медленно сложил письмо, спрятал его в конверт и протянул «Гансу», не проронив при этом ни слова.

Андрей тоже помолчал, а потом сказал:

– Как видишь, я не собирался обойти тебя в дележе. Посылал специального человека в Киев… И вот он вернулся с письмом…

– А есть ли у тебя доказательства, что это письмо писал бригадефюрер? – с подозрением вглядываясь в лицо «Ганса», тихо спросил Краузе.

– Гельмут!.. – обиженно всплеснул руками «младший брат Ауге». – Да как ты можешь?!

– Не кипятись, дружшце, Гельмут не такой дурак, как ты думаешь. Я проверю… – нервно закурил он, видя, что его надежды на обогащение рухнули.

– Проверяй, твое право, – спокойно молвил Андрей и пожал плечами. – Может, возьмешь и письмо для проверки?

– Возьму, – зло бросил гестаповец. – Проверить не помешает, Ганс, – опять вглядывался в лицо своею «друга» Краузе.

– Прошу, – отдал письмо Паркета. – И не расстраивайся, Гельмут. Мы с тобой возьмем на днях колоссальные ценности, если ты поможешь. Это те ценности, о которых я тебе уже говорил…

– Где они? У кого? И какая нужна помощь?

– Если мы возьмем эти ценности, – как бы не слыша потока вопросов, спокойно прсуЮлжал Андрей, – я готов отдать тебе две доли из трех. Взамен генеральских.

– Это уже разговор. У кого они? Где?

Паркета тихо произнес:

– Они в сейфе доктора Плоцке.

– Плоцке?! – подскочил к Андрею Краузе. – У химика Плоцке?! Да ты понимаешь, что говоришь, Ганс? Откуда у него могут быть ценности?

– А тебе не кажется странным, Гельмут, что он работает здесь, а не в рейхе? – рассудительно проговорил «Ганс».

– Но он использует для своих опытов особые коксующиеся угли этого района…

– Чепуха, Гельмут. Этот уголь ему могут доставить в рейх в любом количестве!

– Ну, Ганс, ты меня озадачил, – начал трезветь Краузе и протянул: – Действительно…

А Андрей спокойно продолжал:

– В Донбассе находили и золото, дружище.

За всю историю угольного бассейна, начиная с петровских времен, когда в этом крае нашли «огненный камень», никто и никогда здесь золота не находил. Это отлично знал Паркета. Но откуда об этом знать гестаповцу, выходцу, по всей вероятности, из среды, не чуждой уголовному миру.

– Ганс! – остановился Краузе. – Не шути, Ганс!

– Я не шучу, Гельмут. Слушай, что я тебе скажу. У Плоцке в сейфе драгоценности, но не его, а штурмбанфюрера СД Фельдмана, который оставил их ему на сохранение, а сам погиб под русскими бомбами.

– Откуда все это тебе известно, Ганс? – переспросил гестаповец.

– От брата, Гельмут.

– Так в этом деле будет участвовать и бригадефюрер?

– Нет, в этом дележе Франца не будет. Он уже получил и свое, и мое. Достаточно того, что он забрал, – зло усмехнулся Паркета. – Возьмем эти драгоценности, Гельмут, а потом и о золоте самого доктора подумаем…

– Что же я должен сделать для этого?

– Пустяки, Гельмут. Проинформировать меня, когда Плоцке не будет дома продолжительное время. Раз. И у дома хотя бы на час выставить охрану из моих людей, два.

– Ну и ловкач, ты, Ганс!

– А ты как думал? Поставим в охранение Корна с моими людьми, а для этого снабдишь их своими документами. Остальное я сделаю сам.

– Сам? А откуда я буду знать, что ты возьмешь у Плоцке? Какие ценности? – ухмыльнулся Краузе.

– Ну это легко проверить, Гельмут. Ты будешь неподалеку. И сейф мы откроем с тобой, чтобы ты не думал, что я тебя обделил.

Обсудив детали задуманной операции, расстались далеко за полночь.

Паркета понимал, что идет на риск, но ничего другого придумать не мог. Командование требовало данных. Кроме того, если операция удастся, гауптштурмфюрер СС Гельмут Краузе окажется в его руках. Но главным во всем этом деле было, конечно, добраться до сейфа доктора Плоцке и ознакомиться с бумагами. Причем, похищать документы было бы неразумно. Из-за этого будет поставлено на ноги все гестапо. И тогда группе Паркеты необходимо будет скрыться из города, а это никак не входило в расчеты Андрея. Документы химика нужно перефотографировать. А для этого необходимо срочно обзавестись фотоаппаратом типа «Лейка» и фотопленкой к нему. Но где все это достать?

Стали лихорадочно искать аппарат в городе. Обращались к фотографам не только в Юзовке, но и в Макеевке. Но фотографы разводили руками и предлагали свои большие камеры. Они были громоздки, требовали применения штативов и сильного света.

Объехали все комиссионные магазины, но безрезультатно. И вот, когда уже не надеялись раздобыть нужный фотоаппарат, один из продавцов комиссионного магазина на Первой линии сказал, что господам офицерам он может дать хороший совет, куда им следует обратиться. И дал адрес знакомого немецкого кинофотохроникера.

– Ферфлюхтер! – выругался Андрей, взглянув на бумажку, и сказал Павлу: – Опять этот притон на Седьмой, ну…

– Нет, нет, господа офицеры, – произнес продавец, поняв ругательство по-своему. – У этого кинооператора и фотоаппараты есть!

Когда вышли из магазина на улицу, Денисенко сказал:

– Я туда, Андрей, не пойду, в тот притон…

– Но не пойду же я туда один, черт их возьми, – сплюнул Паркета.

– Ну, ты можешь туда пойти с Гейнцем или, скажем, с Корном, – хохотнул Павел, отводя глаза в сторону.

– Мне тем более идти туда нежелательно, Павел, – смущенно молвил Андрей, садясь в машину.

Павел внимательно посмотрел на своего друга и спросил:

– Совестно перед Ольгой?

– Еще чего выдумал, не развлекаться же мы туда, а по делу. Видишь ли, Павел…

И Андрей рассказал ему, что в первый их приезд на Седьмую линию, когда из автобуса выходили женщины, он увидел Любу, школьную соученицу, которая была на два класса старше. Она пела на школьных вечерах и почти все мальчишки были влюблены в нее. Помолчав, Андрей с горьким вздохом произнес:

– А коса какая у нее была дивная… Она ее умела выкладывать на голове короной и тоща действительно была похожа…

– На кого? – тихо спросил Павел.

– На царевну из сказки детства, – так же тихо ответил Паркета.

В злополучное место пошли Паркета и Крамер. Павла оставили в машине, так как один должен быть всегда за рулем на случай непредвиденных обстоятельств.

Немного смущенные Андрей и Гейнц вошли в светлый, узкий подъезд с крутой лестницей, ведущей наверх. На втором этаже их встретил верзила – фельдфебель с бабьим лицом и стал рассказывать о законах этой «обители».

Паркета перебил его и сказал, что они здесь по служебным делам, им надо видеть кинофотохроникера Вольфганга Артца из девятого номера.

– О, понятно, извините, господин гауптштурмфюрер, – засуетился фельдфебель и указал, как пройти к нужному номеру.

Все еще чувствуя себя неловко, Андрей и Гейнц прошли по длинному полутемному коридору со множеством комнат, из-за дверей которых доносились визг, смех, ругань, обрывки песен. Наконец они остановились у двери с цифрой «9», и Паркета громко постучал в дверь.

Из комнаты сразу же донесся мужской голос: «Войдите».

Андрей распахнул дверь, и перед ним и Крамером предстала следующая картина: на широкой кровати лежала обнаженная девица, а у стола со стаканом в руке стоял мужчина. Немец был без мундира, но в галифе. При виде «гауптштурмфюрера» немец поставил стакан с недопитым шнапсом на стол, мгновенно набросил на плечи подтяжки и стал торопливо надевать мундир лейтенанта. Приведя себя в порядок, вытянулся по стойке «смирно» и отчеканил:

– Лейтенант Артц, оператор фронтовой кинохроники.

– Лейтенант Артц, – властно произнес Андрей, – моей службе необходимо проверить вашу фото и киноаппаратуру. Впрочем… Киноаппаратуру не надо. Только фотоаппараты…

Гейнц тут же снял со стены два малогабаритных фотоаппарата и протянул их «гауптштурмфюреру». Но Паркета отстранил его руку и строго уставился на забеспокоившегося лейтенанта.

– Пленку к ним, лейтенант! – приказал он.

– Да, но пленка… – достал из ранца металлическую коробку перепуганный Артц. – Это – нетронутые кассеты, господин гауптштурмфюрер.

– Проверим, лейтенант, – тоном, не обещающим ничего хорошего, бросил Андрей. Он не мог понять, почему хозяин аппаратов так волнуется. Затем приказал: – Прошу следовать с нами, лейтенант.

– Но, господин гауптштурмфюрер, этот аппарат не мой, – указал немец на аппарат в черном футляре. Я подобрал его совсем недавно, когда разбомбили поезд…

– Разберемся, лейтенант, – холодно ответил «гауптштурмфюрер». А сам подумал: почему этот немец так переживает? Почему настаивает упорно, что аппарат «Засс» не его, что он подобрал его после бомбежки? Что здесь особенного? Заснятая пленка? Что же там может быть «опасного» для гитлеровского кинохроникера?

– В гестапо, – приказал сурово Андрей, когда все сели в «опель».

В машине Паркета допросил немца. Тот все время твердил, как он ехал из Берлина в очередную командировку на фронт, как их бомбили, как вместе с ним ехал штурмбанфюрер СС и, очевидно, этот аппарат был его.

– Так почему вы не сдали его куда следует, лейтенант? – поинтересовался Андрей.

Артц еще болыге заволновался, и опять стал путано объяснять, твердя одно и то же. А когда Паркета прервал его и приказал назвать фамилию этого эсэсовского майора и описать его внешность, то понял, что тот попросту выдумывает, врет.

У здания, где размещалась гестаповская резиденция штандартенфюрера СС Ранке, остановились. Андрей приказал Гейнцу взять пленку и фотоаппараты и-идти с ним. А лейтенанту Артцу строго приказал оставаться в машине и ждать дальнейшие указаний. Кинохроникер сидел ни жив ни мертв, забившись в угол салона автомобиля.

Паркета с Гейнцем решительно вошел в подъезд словно на службу и попросил дежурного соединить его по телефону с гауптштурмфюрером Краузе.

Из кабинета Краузе дежурному ответили, что господин гауптштурмфюрер сейчас на совещании и спросили, что тому передать. Паркета сказал, что ничего передавать не нужно, так как вечером он сам наведается на квартиру своего друга. Андрей отлично знал, что Краузе сейчас на совещании, но ему необходимо было побывать здесь из-за кинохроникера.

Андрей отошел с Гейнцем в сторону, забрал у него фотоаппараты, коробку с пленками и тихо приказал идти к машине, отпустить лейтенанта, предупредив того, чтобы он никуда не отлучался из дома.

Вздохнув облегченно, кинохроникер торопливо выбрался из автомобиля и почти бегом пустился подальше от зловещего места.

А Паркета решил ехать в фотографию, чтобы проявить там пленку из аппарата «Засс» и таким образом выяснить, почему так волновался кинохроникер.

Когда пленку проявили, увидели, что почти вся она состоит из кадров с обнаженными девицами.

Андрей сплюнул и сказал:

– Ничего не понимаю.

Проявили пленку и с другого аппарата, марки «Цейс», надеясь отыскать там разгадку. Она оказалась чистой.

– Жалко, – констатировал Паркета, – она бы наверняка нам пригодилась.

Решили «Цейс» вернуть Артцу, а «Засс» с коробкой нетронутых кассет оставить у себя.

Андрею не давала покоя мысль, что все-таки беспокоило кинохроникера.

– Надо подумать, друзья, – сказал он. – Здесь что-то кроется…

– Погодите, – вдруг произнес Гейнц. – А что сказал фотограф? Помните? Разряжая «Засс», он сказал, что у господина офицера самый лучший аппарат, которому цены нет.

– Цены нет… – машинально повторил Паркета и тут же воскликнул: – Стоп!

Павел резко затормозил, послышался скрежет колодок, и «опель» остановился у обочины дороги.

– Разворачивайся! – скомандовал Паркета. – К фотографу!

С удивлением и тревогой навстречу им выбежал седовласый фотограф, раскланялся и спросил:

– Господа офицеры что-то забыли?

Страницы: «« ... 1112131415161718 »»

Читать бесплатно другие книги:

В данной книге рассматривается авторская методика для укрепления мышечного корсета грудного и поясни...
В данной книге рассматривается авторская методика для укрепления мышечного корсета грудного и поясни...
В данной книге рассматривается авторская методика для укрепления мышечного корсета грудного и поясни...
В данной книге рассматривается авторская методика для укрепления мышечного корсета грудного и поясни...
Три повести под одной обложкой. Три повести, написанные предельно откровенно. Три повести, о которых...
Новой книге Татьяны Москвиной, наверное, могло бы подойти название романа Джеймса Джойса «Портрет ху...