Тайны Гестапо Вилинович Анатолий

3

Время перевалило уже далеко за полдень, когда из ворот резиденции доктора Шульца выкатил «опель». На заднем сидении удобно устроились «унтершарфюрер» Иванцова и Клавдия Федосеевна. Машина выехала на центральную улицу, свернула влево, объехала сгоревший остов трехэтажного универмага и остановилась у городского базара. Людей здесь всегда было много. Обменивались новостями, жевали на ходу вымененные кукурузные лепешки. А вокруг этого своеобразного центра слышался стук молотков из будок сапожников, слесарных дел мастеров. К одной из таких мастерских, заваленных разным металлоломе»», подошли Клавдия Федосеевна и Ольга.

Когда женщины протиснулись в полутемную будку, увидели пожилого мужчину в ватнике, клеенчатом фартуке и очках, мужчина вопросительно посмотрел на вошедших. Увидев «эсэсовку», старик осторожно опустил молоток на обитый жестью верстак, отодвинул в сторону ремонтируемый бачок и стал ждать, что они скажут. Клавдия Федосеевна по-свойски начала разговор:

– Не узнаете, наверное. До войны замок в сейфе нашей конторы открывали, Степаныч. А осенью я у вас примус чинила, припомнили?

– Да возраст уже, знаете, – уклончиво ответил мастер.

– Это понятно, Степаныч, – вмешалась в беседу Ольга. – Окажите, пожалуйста', нам услугу, потерян ключ от сейфа, а его надо срочно открыть, за это получите вознаграждение. – И Ольга положила перед слесарем пачку камушков для зажигалки и сахарин.

По глазам мастера она поняла, что тот согласен. Он нагнулся и стал что-то искать под верстаком. Нашел, сунул в карман. Слесарную мастерскую тут же закрыл.

Когда сели в машину, Ольга объяснила, что от него требуется не только открыть сейф, но и закрыть его потом, а лучше, конечно, если он сделает новый ключ. Мастер ответил, что раз дело обстоит так, то ему нужен слесарный инструмент и связка ключей-заготовок. Он вышел из машины и пошел к своей слесарне.

Ольге не терпелось поскорее вернуться к злополучному сейфу, пока там никого нет из окружения Шульца. А вдруг туда кто-то уже заявился? Она вздрогнула от этой мысли, но тут же прогнала ее и посмотрела на часы. Что-то долго нет Степаныча, уже вечереет. Она вышла из машины и направилась к нему.

У мастерской группа русских немцев во главе с унтер-офицером устроила пункт проверки документов задержанных на базаре и согнанных сюда людей. Они со злостными окриками подталкивали их и требовали предъявить аусвайсы. При этом спрашивали, где проживает, работает, почему на базаре, если рабочая смена еще не окончилась, что продавал, покупал, где достал, менял на что.

Иванцова подошла к старшему:

– Что-нибудь произошло, господин унтер-офицер?

Тот, отведя ее чуть в сторону, доверительно сообщил, что все гестапо, СД города, железнодорожная полиция подняты на ноги, так как на перегоне Юзовка – Ясиноватая отцеплен вагон от состава с маслом и другими продуктами. Вагон загнан в тупик на разъезде и почти полностью разгружен, а продукты увезены в неизвестном направлении. Ольга выслушала его, покачала головой, а затем смело вошла в мастерскую.

Здесь она застала Степаныча с железным чемоданчиком в руке, куда был собран весь необходимый инструмент для работы. Он ожидал, когда от его окна уберутся полицаи.

Ольга, ни слова не говоря, взяла его за локоть и решительно вывела на улицу. Вместе они пошли к машине. Ольга чувствовала на себе изучающий взгляд полицейского унтера, с которым она не попрощалась.

В доме доктора Шульца Ольга с нетерпением провела Степаныча к сейфу. Пока мастер ворожил возле замка, Ольга отвернулась к окну, боясь увидеть беспомощность на его лице. Но вот она услышала, как внутри замка что-то щелкнуло. Дверца еле заметно отошла от сейфа.

Ольга оглянулась и чуть не вскрикнула от радости. Но она почему-то не бросилась к сейфу, а наоборот, отступила от него, прижав руки со стиснутыми кулаками к груди.

Паркета строго приказал Павлу и Гейнцу проводить всех на кухню и побыть там.

Когда все вышли, Андрей распахнул дверцу и перед ними предстал большой кожаный чемодан. На полке лежала и папка с бумагами, посылка полковника Борка.

Ольга бросилась к чемодану, но тут же остановилась и устало произнесла:

– Это не он, Андрей.

Паркета растерянно взглянул на нее, поднял чемодан и бросил его на стол.

Ольга, прижав пальцы рук к вискам, отступила и разочарованно молвила:

– Надо открыть…

В ее голосе еще теплилась надежда, что чемодан могли заменить. Ее руки потянулись к замкам, но Андрей мягко отстранил девушку, попросив ее не нарушать опечатку. Затем он позвал Степаныча и вежливо объяснил, чтобы тот открыл чемодан, не повредив опечатку и замки.

Отверстия замков были заклеены белой бумагой, на которой красовались печати со свастикой. Степаныч ушел на кухню и вскоре вернулся с кружкой кипятка. Он начал аккуратно отмачивать края наклеек. Когда наклейки были отмочены, Степаныч легко, словно кудесник, открыл один замок, затем другой и хотел было приподнять крышку чемодана, но его руку перехватил Андрей и попросил выйти.

Паркета рывком отбросил крышку, приподнял картонную прокладку, и они увидели внутри коробки почти одинакового размера. Ольга лихорадочными движениями открыла одну, другую, третью… Девушка опустила руки, отступила и, обессилевшая, упала на стул.

Андрей понял, что содержимое не из Керченского музея. Он начал спокойно открывать коробки и смотреть на ценности. Здесь был целый ювелирный магазин. Очевидно, эвакуированный откуда-то, гонимый войной и оказавшийся в руках солдат полковника Борка. Те, конечно же, растащили бы изделия по своим карманам и ранцам, но, очевидно, рядом был преданный рейху офицер, который и передал этот чемодан в руки полковника Борка.

В коробках были золотые серьги с драгоценными камнями и даже бриллиантами, жемчужные ожерелья, золотые кольца, кольца с бриллиантами, броши, браслеты и другие ювелирные изделия.

Андрей взглянул на Ольгу. Она смотрела куда-то в сторону. Девушка испытывала непреодолимое отчаяние, пустоту, будто утратила сейчас ощущение реальности.

Паркета понимал состояние Ольги, но молчал, не находя утешительных слов. В сейфе оставалась еще и посылка полковника Борка. Ее пришлось вскрыть так же аккуратно, как и чемодан. Ведь все это были государственные ценности и их предстояло вернуть настоящему хозяину. Но, поскольку разведчики намеревались оставить Корна при генерале Кранбюлере, чтобы получать от него важную информацию, надо было сделать все необходимое, чтобы не вызвать подозрений.

Степаныча и Клавдию Федосеевну отпустили, так как время уже позднее, и им надо было успеть домой до комендантского часа. Их обоих предупредили, чтобы они никому не рассказывали, что видели здесь. Клавдию Федосеевну предупредили, что завтра она должна явиться сюда, как и прежде.

Когда они ушли, Ольга спросила Андрея, действительно ли он уверен, что Корн будет работать на них?

Паркета, не задумываясь, ответил:

– А куда ему деваться? Я взял у него подписку о том, что он согласен информировать вас. Договорился о пароле, а также других средствах связи, когда к нему обратится наш человек.

Ольга одобрительно кивнула.

Теперь перед смельчаками встала другая проблема: чем заполнить генеральский чемодан и посылку? Паркета вроде бы в шутку предложил угольной золой. Все рассмеялись, но согласились с его предложением.

Когда все было приведено в надлежащий порядок: чемодан опечатан, посылка закрыта и помещена в сейф, – все расположились в комнате Корна ужинать.

Утром с базара привезли стекольщика, который быстро вставил стекло, в разбитое окно.

Часть изъятых государственных ценностей уложили в ранец Гейнца, а часть – в рюкзак.

Лейтенант Корн о подмене содержимого чемодана не знал, и когда почувствовал, что скоро останется один и отправится, как и прежде, к генералу справляться о его здоровье, заметно повеселел.

Андрей с ним обо всем условился, вручил ему изготовленный ключ от сейфа, чтобы тот мог просматривать бумаги доктора Шульца, и все покинули дом.

Машину необходимо было заправить, и потому лейтенанта Корна взяли с собой. В заводском хозяйстве доктора Шульца Корн, ссылаясь на строгое указание своих хозяев – генерала Кранбюлера и доктора Шульца, – заправил автомобиль и канистры до отказа.

После этого лейтенанта подвезли к госпиталю, распрощались и уехали.

Паркета приказал Гейнцу развернуться и заехать в одно место – он укажет куда. За это время накопилось немало информации, и ее необходимо было срочно передать по назначению.

Еще в Краснодаре в шифровке Андрею была сообщена явка на случай связи. И не только здесь, в Юзовке, но и в Мариуполе. И вот сейчас Паркета хотел ею воспользоваться.

Отыскав нужный дом, машина медленно проехала мимо него. Окна дома были наглухо закрыты наружными ставнями, и во дворе никого не было видно. Они проехали мимо дома дважды. Затем, оставив машину поодаль, Андрей и Ольга решили пройтись мимо дома пешком и более внимательно рассмотреть его.

Им нужна была связь. Связь во что бы то ни стало.

У дома они заметили плачущего мальчугана. Ольга окликнула его по-русски. Он остановился, испуганно взглянул на «эсэсовцев» и хотел было убежать, но его перехватил Андрей. Ольга поинтересовалась, почему он плачет, кто его обидел? Мальчик молчал, потупившись. Ему было примерно лет тринадцать. Одет он был в рваный кожушок и шапку-ушанку. На ногах истоптанные, чиненные-перечиненные короткие валенки, скорее опорки. Он перестал всхлипывать и с опаской поглядывал на Ольгу и Андрея.

Ольга спросила его опять, что у него случилось, и мальчуган рассказал, что у него больная мать и сестренка, они и крошки не имели во рту уже несколько дней, а он случайно нашел в разбомбленном доме флакон одеколона и понес к немцам, чтобы обменять на хлеб. Немец взял у него одеколон, но хлеб так и не вынес, хотя мальчик ждал очень долго. А когда он пытался войти в дом и отыскать этого немца, чтобы ему вернули его одеколон или дали хлеба, то ему надавали тумаков и выбросили на улицу. И вот теперь он не знает, что делать, чем накормить свою сестренку и больную маму… При этих словах мальчуган снова горько заплакал, вздрагивая худенькими плечиками под стареньким кожушком.

Ольга успокоила мальчишку и повела его к машине, чтобы дать продукты. А Андрей решил воспользоваться его помощью…

Вначале мальчик подошел к самому дому связника и постучал в дверь, но никто не ответил, и тогда он пошел к соседям. Ему сказали, что они не знают, где дядя Коля, так как живут здесь недавно. Паренек не растерялся и расспросил еще одних соседей. Мужчина посмотрел на него прищуренными глазами и сказал, что дядю Колю забрали полицаи, как и всех в том доме.

Когда мальчик, запыхавшись, прибежал к машине и все подробно рассказал, Паркета понял, что явка провалена.

Андрей решил понаблюдать за домом, а пока вернуться к Пиндеру на постой.

К дому железнодорожников они приехали, когда уже вечерело. Пиндер был у себя, в жарко натопленной комнате, и пил кофе. После каждого глотка он посасывал свою неизменную трубку с дырчатой металлической крышечкой и попыхивал ароматным дымком. Он с готовностью открыл «эсэсовцам» комнату и, пожелав хорошего отдыха, удалился.

Ольга готовила ужин и вдруг вспомнила о письме адъютанта майора Бернгарда к генералу Кранбюлеру и картонных коробках, которые тот через них передал в Краснодаре. Они забыли о них, потому что обстоятельства сложились так, что передавать это письмо и картонки было не совсем обязательно. Тем более, что продукты в картонках нужны были им самим. Но письмо… Письмо было аккуратно вскрыто Андреем еще в поезде.

Из него следовало, что он, майор Бернгард шлет господину генералу самые наилучшие пожелания и скорейшего выздоровления. Сообщал, что дела в штабе идут нормально. А далее шла весьма любопытная приписка, что если господину генералу понадобится личная помощь местной службы СС или СД, то ему стоит лишь приказать своему денщику Корну позвонить по телефону штандартенфюреру СС Паулю Ранке и передать прилагаемое письмо от майора Майснера, как тот сразу же откликнется с готовностью помочь.

Когда Ольга второй раз прочла эти письма, Андрей с удовлетворением сказал:

– Прекрасно. Вот мы и используем это любезное предложение адъютанта генерала Кранбюлера обратиться к штандартенфюреру СС Ранке с письмом майора Майснера.

4

На следующий день установили наблюдение за домом связника. Никаких признаков жизни там они не обнаружили. Решили ехать в райуправу.

Отыскав ее, сразу же направились к председателю. Им оказался довольно крупный мужчина с обрюзгшим лицом и с отеками под глазами. Ольга сказала, что их интересует господин Николай Мажа ров, который однажды очень помог им. Известно, что он задержан местной полицией по неизвестной причине.

Председатель подтвердил, что это действительно досадное недоразумение. Он сейчас же вызовет начальника вспомогательной полиции района…

Когда тот зашел в кабинет, председатель райуправы написал ему что-то на бумаге, шлепнул печатью и отослал с поручением. Затем заверил «господ эсэсовцев», что не пройдет и часа, как Николай Мажаров будет дома.

На прощание унтершарфюрер поинтересовалась:

– А причина, причина его задержки какая?

Выяснилось, что в управе финансово-банковской службой ведал некий Пантелей Крыга, проживающий в том самом доме, где и Николай Мажаров. Этот Крыга занялся спекуляцией по обмену рублей на немецкие оккупационные марки. На эти марки можно было купить у немецких военнослужащих продукты, обмундирование, сигареты и другие дефицитные товары. Весь доход от такого предпринимательства Пантелей присваивал…

Ольга не удержалась, чтобы не заметить:

– Не делился ни с кем из управы?

Председатель виновато продолжил:

– Этот негодяй развил свою деятельность крупномасштабно. Вмешалось гестапо и приказало… Вот мы и арестовали не только основного виновника, но и его сообщников и всех, кто находился рядом.

…Когда разведчики подъехали к дому Николая, Андрей удовлетворенно улыбнулся. Ставни комнаты, выходящей во двор, были открыты. Андрей, Ольга и Павел вошли в дом. Ефрейтор остался в машине.

Конечно, это было грубейшее нарушение законов конспирации. Но после афиширования их знакомства русским не было смысла скрываться, даже если за домом установлено наблюдение.

И вскоре они в этом убедились, когда сидели за столом в комнате Николая и беседовали. Мимо окон несколько раз прошла женщина, с интересом осматривая немецкую машину. А потом пару раз прошелся мимо дома сосед Мажарова, чуть было не заглядывая в окна. Но решив, что ему здесь поживиться не придется, удалился в свой дом.

А в комнате происходило следующее. Связник, средних лет мужчина с бледным лицом, смотрел с затаенным удивлением на немецких гостей и не знал, что подумать, что предположить, зачем они здесь. Но вот гауптштурмфюрер вынул и положил перед собой парабеллум, а затем на ломаном русском сказал:

– Ну хватит комедии, господин Николай Мажаров!

И обратился по-немецки к Ольге:

– Пишите, унтершарфюрер.

Ольга пораженно уставилась на Андрея. Не менее удивлен был и Павел. А Андрей, как ни в чем ни бывало, продолжал:

– Убедительно прошу вас, господин Николай Мажаров, повторить все, что вы рассказывали уже нам. Кто вам поставлял информацию, кому вы ее передавали, пароль. Ну?! – грозно встал Паркета.

Мажаров растерянно переводил взгляд с одного эсэсовца на другого. Он был поражен и твердым голосом заговорил:

– Я все, все рассказал, господин офицер. Я и не знал, что мой сосед занимается спекуляцией. Я говорил и буду говорить, что здесь я ни при чем, я служу на железной дороге и честно выполняю свой долг…

– Я вас, господин Мажаров, спрашиваю не о марках, не о спекулянтах, а о том, кто к вам приходит, кто дает информацию, и кому вы ее передаете, – грозно спросил связника «гауптштурмфюрер» и, взяв в руки парабеллум, заорал: – Говори, сволочь, или я тебя пристрелю!

Ольга и Павел, конечно, были удивлены такой изощренной игрой своего друга, но не подавали вида. И только Павел неожиданно заорал:

– Не молчи, русский!

Связник сжался и опять заверил, что ничего он не знает, и он тут ни при чем, что это ошибка какая-то, что господа офицеры приняли его за кого-то другого.

Денисенко уже отлично понял метод проверки Андрея, о котором тот ни его, ни Ольгу не предупредил, Павел встал, подошел сзади к Николаю и вдруг ловко опрокинул его на пол. Паркета тут же выстрелил в пол рядом с ним и закричал:

– Говори, сволочь, что тебе известно! – и еще раз выстрелил.

Связник приподнялся с пола, сплюнул и проговорил:

– Вы ошибаетесь, господа офицеры. Я же сказал, что я не тот, за кого вы меня принимаете.

– Тогда собирайся, Николай Мажаров. Хватит ломать комедию.

Андрей с Павлом подхватили связника и потащили в коридор. Здесь они поставили его в дальний угол и Андрей, прицелившись, прорычал:

– Говори, последний раз спрашиваю.

Николай отвернулся и молчал.

И тут случилось неожиданное. «Гауптштурмфюрер» опустил в кобуру парабеллум и лицо его осветилось улыбкой. Он потрогал запертую напротив дверь, где жил спекулянт марками Крыга, и спросил по-русски: