7 историй для девочек Чарская Лидия
«Он меня принял за свою служанку, – подумала она. – Вот удивится, когда узнает, кто я такая! Только сначала нужно принести ему веер и перчатки – если, конечно, я их найду».
Тут Алиска увидела прямо перед собой хорошенький маленький домик. На двери домика висела маленькая табличка с надписью: Б. КРОЛИК
Она вбежала, не постучав, и побежала по лестнице наверх, страшно переживая, как бы не попасться на глаза настоящей Мэри-Энн: та сразу выставила бы её за дверь, и тогда Кролик остался бы без веера и перчаток.
– Вот чудеса! – снова заговорила Алиска сама с собой. – Никогда в жизни не прислуживала кроликам! Теперь, наверно, и Динка будет мною командовать.
И она принялась фантазировать:
Няня скажет, как обычно: «Мисс Алиса, собирайтесь быстренько, пора гулять!» – «Не могу, нянечка. Тётя Дина мне приказала до её прихода сторожить мышиную норку, чтобы мышка не сбежала».
– Нет, – решила Алиска, – если Дина так раскомандуется, не видать ей больше ни молока, ни сметаны.
Наконец, Алиска нашла маленькую прибранную комнатку. Возле окна стоял стол, а на нём, как она и надеялась, лежали веер и несколько пар крошечных шерстяных перчаток. Она взяла одну пару и веер и уже собиралась уходить, как вдруг заметила возле зеркала пузырёк. На нём не было написано: «Выпей меня!», но Алиска всё равно открыла его и поднесла ко рту.
– Что бы я ни съела и ни выпила, происходит какое-нибудь чудо, – подумала она. – Ну-ка, посмотрим, какое чудо в этой бутылочке. Вот если бы она меня снова увеличила! Не могу больше оставаться такой коротышкой!
Так и случилось. Не успела Алиса выпить и полбутылочки, как упёрлась головой в потолок. Пришлось ей нагнуться, чтобы не сломать себе шею. Быстро поставив пузырёк на стол, она проговорила:
– Хватит, хватит! Хорошего понемножку! Я же теперь и в дверь не пролезу! Ну, зачем я столько выпила?!
Увы, жалеть было поздно. Она всё росла и росла, и вскоре ей пришлось стать на четвереньки. Через минуту она и на четвереньках не помещалась в комнате. Пришлось лечь на пол, одним локтем упереться в дверь, а другую руку завести за голову. Но и это было не всё – она продолжала расти. Оставалось одно: высунуть руку в окно, а ногу – в трубу.
– Ну, – сказала Алиска, – больше расти некуда. Что же теперь-то будет?
Тут, к счастью, волшебная бутылочка перестала действовать. Правда, лежать всё равно было ужасно неудобно, и главное – никакой возможности выбраться наружу. Алиска загрустила.
«Как хорошо дома! – подумала она. – Там ходишь всё время одинаковый, никакие мыши и кролики тобой не командуют. Зачем я только прыгнула в эту нору?.. А всё-таки… всё-таки интересно так жить! Ума не приложу, что же со мной случилось? Когда читаешь сказку, думаешь, что на самом деле чудес не бывает, – а вот, оказывается, бывает! Обо мне непременно должны написать книжку. Вот вырасту – обязательно сама напишу!..»
Алиска подумала и печально добавила:
«Впрочем, я уже и так выросла, дальше некуда».
Тут она всё взвесила и рассудила так:
«А раз больше расти некуда, значит, я никогда не состарюсь!.. Хотя, конечно, с одной стороны, хорошо всегда оставаться молодой, но ведь и уроки придётся учить всю жизнь. Хуже некуда!»
– Какая же ты глупая, Алиса! – ответила она себе на это. – О каких уроках ты говоришь? Ты и сама-то здесь не помещаешься, а для учебников и подавно не найдётся места!»
Она ещё некоторое время беседовала сама с собой, как вдруг за окном послышался голос:
– Эй, Мэри-Энн! Сейчас же принеси мои перчатки!
По лестнице зашлёпали шаги. Всё понятно: Кролик вернулся. Алиска так задрожала, что затрясся весь дом. Она совсем забыла, что по сравнению с ней Кролик теперь был просто карапузик.
Дверь-то открывалась внутрь, а Алиска как раз упиралась в неё локтем.
– Ладно, – буркнул Кролик. – Пролезу в окно.
«Только попробуй!» – подумала Алиса.
И вот, когда шаги Кролика послышались под окном, она быстро высунула руку из окна и попробовала схватить его. В руку ничего не попалось, но кто-то вскрикнул и упал. Зазвенело разбитое стекло – это, наверно, Кролик угодил в огуречный парничок.
– Патрик! Патрик! – раздался сердитый голос Кролика. – Ты где? Чего ты там копаешься?
В ответ послышался новый голос:
– Вот он я, ваша судейская милость! Яблоки выкапываю. Ух, и урожай в этом году!
– «Яблоки выкапываю»! – передразнил его Кролик. – А ну, идите сюда, ваша ослиная милость! Помоги мне выбраться!
Снова зазвенело разбитое стекло.
– Теперь скажи, Патрик, что это такое в окне?
– Однако, рука, ваша судейская милость.
– Ну, и дурак. Где ты видел такие ручищи, на целое окно?
– Насчёт окна – это вы в самую точку, ваша судейская милость. А всё равно – рука.
– Ну, ладно, рука так рука. Убери-ка её отсюда!
Голоса затихли, и только время от времени Алиске удавалось расслышать отдельные слова:
– Ой, что-то мне совсем не хочется, ваша судейская милость!..
– Делай, что сказано, трус ты этакий!
В конце концов, Алиса сделала рукой то же самое, что и в первый раз. Раздались крики и звон стекла.
«Сколько же у них парников?.. – подумала Алиса. – Интересно, что они теперь станут делать? Если попробуют вытащить меня, я бы с удовольствием! Сил моих нет больше тут торчать!»
Спустя некоторое время к дому подкатили тележку, и наперебой затараторило множество голосов:
– Где вторая лестница?
– У меня одна только, вторая – у Билли.
– Билли, дружище, тащи её сюда!
– Ну-ка, приставьте их к стене!
– Сначала связать их надо – они и до середины не достают.
– Вот так.
– Ладно тебе!
– На, Билли! Держись за эту верёвку!
– А крыша выдержит?
– Смотри, там черепица отходит!
– Ой, падает!
– Поберегись!
Тррр-ах!!
(«Кто это натворил? Билли, наверно?»)
– Надо кому-то в трубу лезть.
– Я ни за что. Сам лезь!
– Ещё чего!
– Пусть Билл лезет.
– Эй, Билли! Хозяин говорит – пусть Билл лезет!
«Ну, вот. Теперь этот Билли в трубу полезет, – подумала Алиска. – Всё Билли да Билли! Не завидую этому Билли: дымоход такой узкий. Ну, ничего, немножко лягнуться можно!»
Она поглубже подобрала ногу – ту, что в трубе, и принялась ждать, пока в дымоходе, рядом с её ногой, не послышалось шуршание какого-то маленького зверька.
«Это Билли», – подумала Алиска и наподдала ему ногой. Теперь оставалось ждать, что будет дальше.
Первое, что она услышала, было:
– Билли летит!!
Потом – голос Кролика:
– Эй, у палисадника! Ловите его!
Потом тишина, и голоса наперебой:
– Поднимите ему голову!
– Теперь бренди вливайте.
– Не в то горло льёшь! В другое горло лей, а то захлебнётся!
– Ну, что, старина?
– Что это там было?
– Слушай, расскажи, а?
В ответ послышался слабенький писклявый голосочек («Это Билли», – догадалась Алиса):
– Ой, братцы, прямо не знаю… Спасибо, хватит… Мне уже лучше. Сердце колотится, говорить не могу… Ничего не помню… Помню только: ка-ак что-то ни с того ни с сего выскочит да ка-ак меня трахнет – я и полетел, прямо как ракета.
– Точно, старина! Всё так и было, – подтвердили остальные.
– Остаётся одно – сжечь дом! – раздался голос Кролика.
Тут Алиса как закричит:
– Только попробуйте! Динищу на вас напущу!
Стало тихо-тихо.
«Что теперь будет?» – подумала Алиска. – Взяли бы да и сняли крышу!»
Минуту-другую спустя они снова забегали.
– Грузите в тележку! – командовал Кролик. – Думаю, должно хватить.
«Что это они грузят?» – встревожилась Алиса.
Но долго размышлять не пришлось: в окно полетел град камешков, которые попадали ей прямо в лицо.
«Вот я им сейчас!» проговорила она и закричала:
– Лучше прекратите по-хорошему!
Снова тишина.
И вдруг Алиска с удивлением заметила, что камешки на полу превращаются в пирожные. Её осенило:
«Если я съем пирожное, то наверняка снова изменюсь. Расти уже некуда, значит – уменьшусь».
Она с аппетитом съела одно пирожное – и тут – наконец-то! – начала уменьшаться. Увидев, что может пролезть в дверь, она выбежала из домика. Перед домом собралось множество зверушек и птиц. Посередине две морские свинки поддерживали Билли – маленькую ящерку – и поили его чем-то из бутылочки. Увидев Алису, все бросились к ней, но она пустилась наутёк и бежала, пока не очутилась одна одинёшенька в дремучем лесу.
Принялась она бродить по лесу, раздумывая, как быть дальше.
«Первым делом надо стать такой, как прежде. А когда стану – попробую найти тот чудесный сад… Да, это самый правильный план».
План действительно был хорош. Но одно дело – составить план, и совсем другое – выполнить его. Бродила она, бродила, озираясь по сторонам, как вдруг прямо у неё над головой раздался звонкий лай. Алиска подняла голову, и…
… огромный щенище пристально смотрел на неё большущими круглыми глазами, потом осторожно протянул к ней лапу, пытаясь потрогать.
– Бедненький! – ласково, но дрожащим голоском проговорила Алиска и даже попробовала свистнуть. На самом деле ей было жутко подумать, что если он голодный, то съест её, как ни подлизывайся.
Трясущимися руками она подняла с земли прутик и протянула его щенку. Тот от радости подпрыгнул, тявкнул и бросился на прутик, как будто хотел укусить его. Алиска забежала за большой куст чертополоха, чтобы не попасться псу под горячую лапу. В ту же секунду щенок снова бросился на прутик и со всего размаху шлёпнулся на землю.
Это было всё равно, что играть с тягловой лошадью: того и гляди – попадёшь под копыта. Алиска снова спряталась за чертополох. Тогда щенок изменил тактику: он делал шаг вперёд и два шага назад, и снова вперёд, и снова назад. При этом он, не переставая, хрипло лаял. Наконец, он удалился от Алиски на приличное расстояние, уселся, вывалил язык, прикрыл глаза и устало задышал.
Было самое время уносить ноги. Алиска бросилась бежать, и бежала, пока не выбилась из сил, а лай щенка был почти не слышен.
Она прислонилась к лютику, чтобы перевести дух, и принялась обмахиваться листочком.
«Какой он всё-таки хорошенький! – подумала Алиска. – Можно было бы приручить его… если бы только подрасти!.. Ой, мамочка, чуть не забыла: мне же ещё надо вырасти! Только как же это сделать? Думаю, нужно что-нибудь съесть или выпить, но что?»
Действительно, что? Алиска обвела взглядом цветы, траву, но не увидела ничего съедобного. Рядом, правда, рос большущий гриб, с неё ростом. Алиса заглянула под гриб, обошла вокруг него и решила посмотреть, что у него на шляпке.
Она встала на цыпочки, заглянула за край гриба – и встретилась взглядом с большой гусеницей голубого цвета, – точнее, это был гусениц, потому что он курил длинную-предлинную диковинную трубку. Руки его почивали на груди, он был спокоен, безмолвен и не обращал ни на что, в том числе и на неё, ни малейшего внимания.
Глава 5. Мудрый Гусениц
Гусениц и Алиска некоторое время молча смотрели друг на друга. Наконец, Гусениц вынул трубку изо рта и спросил вялым, сонным голосом:
– Ты кто такая?
Начало было не очень обнадёживающее.
– Понимаете, дяденька, – робко проговорила Алиска, – я и сама уже не знаю… Вернее, знаю, кем была, когда утром встала… Но, по-моему, с тех пор я несколько раз менялась.
– Что это значит? – спросил Гусениц. – Ты сама-то себя понимаешь?
– К сожалению, теперь не очень, дяденька, – ответила Алиска. – Видите ли, как бы это сказать… Я всё время разная, и сама не своя.
– Не вижу, – сказал Гусениц.
– Извините, пожалуйста, – вежливо сказала Алиса. – Я бы и рада объяснить понятнее, но сама ничего не понимаю. Когда за день столько раз становишься то больше, то меньше, поневоле запутаешься.
– Не запутаешься, – сказал Гусениц.
– С вами, наверно, это ещё не случалось. А вот когда придёт время превращаться в куколку, а потом в бабочку, вам ведь будет немножко не по себе, правда?
– Неправда, – сказал Гусениц.
– Ну, может быть, у вас всё по-другому. А мне было бы.
– Тебе? – сморщился Гусениц. – А кто ты такая?
Вот так-так! Сказка про белого бычка! И, кроме того, говорил он такими отрывистыми фразами… Алиска помолчала и сказала очень серьёзно:
– Сначала вы должны представиться.
– Почему? – спросил Гусениц.
Ещё один трудный вопрос. Ответить на него Алиска не могла, а Гусениц был в таком плохом расположении духа, что она повернулась и пошла прочь.
– Вернись! – сказал Гусениц. – Я тебе скажу кое-что важное.
Это звучало многообещающе. Алиска вернулась.
– Никогда не выходи из себя, – сказал Гусениц.
– Это всё? – спросила Алиса, с трудом сдерживая возмущение.
– Нет, – ответил Гусениц.
«Почему бы не послушать? – подумала она. – Дел у меня никаких нет, да и, может быть, он всё-таки скажет что-нибудь стоящее».
Некоторое время Гусениц молча пыхтел своей трубкой. Наконец, он вынул её изо рта и проговорил:
– Итак, по-твоему, ты – это не ты?
– Да, дяденька, к сожалению, я это не я. Последнее время я стала всё забывать, и, кроме того, пяти минут не проходит, чтобы я не увеличилась или не уменьшилась!
– Что именно ты стала забывать? – спросил Гусениц.
– Хотела рассказать «Кем быть?», а вышло всё наоборот, – ответила Алиска со слезами в голосе.
– Расскажи «Что такое хорошо и что такое плохо», – потребовал Гусениц.
Алиска стала по стойке «смирно» и начала декламировать:
- Крошка сын к отцу пришёл,
- И спросила кроха:
- «Что такое хорошо»
- И что такое «плохо»?
- – Если мальчик стёкла бьёт
- И баклуши тоже,
- Слава о таком идёт:
- Очень он хороший!
- – Если в лужу он полез,
- Замочил трусишки,
- Говорю я: Молодец!
- Так держать, детишки!
- – Если маме нагрубил,
- Бабушке и деду,
- Мне такой мальчишка мил,
- Дам ему конфету!
- – Если ж учится на «пять»,
- Слабому поможет,
- Про такого говорят:
- Очень нехороший!
- Если он цветы полил
- И сварил картошку,
- Я б такого отлупил
- И подставил ножку!
- Мудрый папа спать пошёл,
- И сказала кроха:
- «Плохо делать хорошо!
- Лучше делать плохо!»
– Неправильно, – сказал Гусениц.
– Да, к сожалению, немножко неправильно, – робким голоском проговорила Алиска.
– Неправильно от начала до конца, – сурово сказал Гусениц, и они оба погрузились в молчание.
Первым заговорил Гусениц:
– Ну, и какой же величины ты хочешь быть?
– Ой, мне вообще-то всё равно, – поспешно ответила Алиска, – только бы не изменяться так часто, понимаете?
– Не понимаю, – сказал Гусениц.
Алиска промолчала. Она уже начинала терять терпение: никогда с ней только не спорили.
– Такой, как сейчас, тебе нравится быть? – спросил Гусениц.
– Если не возражаете, дяденька, я бы хотела стать немножко побольше. Ужасно грустно быть ростом в полкарандаша.
– Это прекрасный рост! – сердито заявил Гусениц и расправил плечи. Ростом он был как раз в полкарандаша.
– Да, но я-то привыкла быть больше! – жалобно возразила Алиска, а про себя подумала: «До чего же они тут все обидчивые!»
– Привыкай теперь быть поменьше, – сказал Гусениц и снова закурил свою диковинную трубку.
Алиса терпеливо ждала, когда же он снова заговорит. Через несколько минут Гусениц вынул трубку изо рта, зевнул разок-другой и встряхнулся. Потом слез с гриба и пополз, куда глаза глядят, а глядели они у него в траву. На прощанье он проговорил:
– Один бок увеличит, другой – уменьшит.
«Один бок чего? – подумала Алиса. – Другой бок чего?»
– Гриба, – сказал Гусениц, как будто услышал её мысли. В следующую секунду он скрылся из виду.
Алиска постояла, постояла, задумчиво разглядывая гриб и размышляя, где у него бока, и в конце концов придумала: обхватила гриб обеими руками и отломила от шляпки по кусочку каждой рукой.
– Где же какой? – подумала она вслух и надкусила тот, что был в правой руке, – посмотреть, что получится.
В ту же секунду её сильно ударило снизу в подбородок: он налетел на туфельки. Алиска от неожиданности обмерла. Нельзя было терять ни секунды: она быстро сжималась. Тогда она принялась за другой кусок. Подбородок её так плотно прижался к ногам, что открыть рот было почти невозможно. Наконец ей это удалось, и она откусила от левого кусочка.
– Фу-у-у! Наконец-то голова освободилась! – облегчённо вздохнула Алиска, но тут же испуганно замолчала: её плечи исчезли. Внизу виднелась только длинная-предлинная шея, возвышавшаяся над зелёным морем.
«Что это там зеленеет? – подумала она. – А куда подевались мои плечи? Ой, и руки! Что-то я нигде их не вижу…»
Алиска двигала руками, но не находила их, только листья далеко внизу слабо шевелились.
Видя, что руками до головы не достать, она решила достать головой руки. К счастью, шея двигалась в любом направлении, изгибаясь, как змея. Только Алиске удалось изящно выгнуть её и приготовиться нырнуть головой в листья (это ведь были всего-навсего верхушки деревьев, под которыми она ещё недавно гуляла), как вдруг раздалось пронзительное шипение, и Алиса даже отпрянула от неожиданности: большая взрослая Голубка налетела на неё и принялась колотить по её лицу крыльями.
– Змея!! – закричала Голубка.
– Никакая я не змея! – возмущённо возразила Алиса. – Оставьте меня в покое!
– Нет, змея! – уже тише повторила Голубка и вздохнула. – Как ни стараюсь – ничего не помогает!
– Понятия не имею, о чём вы говорите, – сказала Алиса.
– И под деревьями нельзя, и на берегу речки нельзя, и под изгородью нельзя, – продолжала Голубка, не обращая внимания на её слова. – Никакого сладу нет с этими змеями!
Алиска уже совсем ничего не понимала, но всё-таки решила не перебивать.
– Мало того, что яйца насиживаешь, так ещё и от змей их уберегай круглые сутки! Последние три недели я глаз не сомкнула!
– Я вам очень сочувствую, – сказала Алиса. Она начинала понимать, в чём дело.
– И вот, когда я нашла самое высокое дерево в лесу, – говорила Голубка, и голос её постепенно переходил в крик, – когда я уже надеялась, что наконец-то от них избавилась, они на меня прямо с неба валятся! У-у, змеиная порода!
– Да поймите же: я не змея! Я … я…
– Ну, кто, кто? Не можешь придумать?!
– Я – девочка… – очень неуверенно проговорила Алиска. Она ведь уже столько раз менялась за сегодня!
– Ври больше! – сказала Голубка с глубочайшим презрением. – Я на своём веку немало девочек повидала, но такой длинношеей что-то не припомню! Нет уж, ты – самая настоящая змея, и нечего спорить! Может, скажешь ещё, что никогда яиц не ела?!
– Конечно, ела, – ответила Алиска. Она всегда говорила правду. – Только девочки тоже едят яйца.
– Не верю! А если и едят, значит, это тоже такие змеи, вот и всё!
Алиске эта мысль показалась такой неожиданной, что она потеряла дар речи. А Голубка продолжала:
– Ты яйца ищешь, меня не проведёшь! Так какая разница – девочка ты или змея?!!
– Для меня большая! – поспешно возразила Алиска. – Только я всё равно яиц не ищу. А если бы и искала, мне бы ваши не подошли – они ведь сырые.
– Ну, так проваливай! – угрюмо бросила Голубка и полетела в своё гнездо. А Алиска пошла себе, согнувшись в три погибели. Её шея время от времени запутывалась в ветвях, и тогда приходилось её распутывать.
И тут она вспомнила, что в руках у неё остались кусочки гриба. Она принялась их есть, только на этот раз очень осторожно, откусывая по очереди то от одного, то от другого и становясь то выше, то ниже, пока, наконец, не стала такой, как обычно.
Алиска уже и забыла, когда последний раз была нормального роста, и сначала ей было как-то не по себе. Но постепенно она привыкла, а привыкнув, снова заговорила сама с собой:
– Так, полдела сделано! Всё-таки до чего же это всё необычно! Сама не знаю, какой буду через минуту! Ну, да теперь я стала обыкновенной. Самое время постараться найти тот чудесный сад!
Говоря так, она подошла к лужайке. На лужайке стоял домик – высотой как раз с неё.
– Кто бы тут ни жил, – подумала Алиска, – нельзя являться к ним такой огромной, величиной с целый дом!
Она принялась за правый кусочек, и только когда уменьшилась в несколько раз, осмелилась подойти к дому.
Глава 6. Поросёнок с перцем
Минуту-другую она стояла и рассматривала дом, не зная, что же делать, как вдруг из лесу выбежал лакей в ливрее. Алиска догадалась, что это лакей по его одежде; что касается лица, то оно было рыбье. Лакей подбежал к дому и постучал в дверь костяшками пальцев. Ему открыл другой лакей в ливрее, круглолицый и пучеглазый – вылитая лягушка. У обоих лакеев на головах были парики.
Алиске стало ужасно интересно, она подкралась поближе и приготовилась слушать.
Лакей-Рыба вынул из-под мышки большущий конверт – почти как он сам – и торжественно вручил его Лакею-Лягушке со словами:
– Герцогине. Приглашение от Королевы на крокет.
Лакей-Лягушка таким же торжественным тоном повторил почти слово в слово:
– От Королевы. Приглашение Герцогине на крокет.
Тут они так низко поклонились друг другу, что стукнулись буклями.
Алиске ужасно захотелось смеяться. Пришлось даже убежать обратно в лес, чтобы её не услышали. Насмеявшись, она выглянула из-за дерева и увидела, что Лакей-Рыба уже ушёл, а Лакей-Лягушка неподвижно сидит на земле у порога, уставившись в небо. Алиска робко подошла к двери и постучала.
– Стучать бесполезно, – сказал Лакей, – причём по двум причинам. Во-первых, потому, что я нахожусь с той же стороны двери, что и вы. Во-вторых, в доме так шумно, что вас всё равно не услышат.
Действительно, в доме стоял ужасный шум: непрерывно ревели и чихали, время от времени что-то с треском разбивалось – то ли тарелка, то ли кофейник.
– Скажите, пожалуйста, – спросила Алиска, – а можно мне войти?
– Стучать имело бы смысл, – продолжал Лакей, не обращая на неё внимания, – если бы между нами была дверь. Например, если бы вы были в доме и стучали, чтобы выйти, и я бы вас выпустил.
Говоря так, он всё время смотрел вверх. Алиске это показалось очень невежливым. «Хотя он, наверно, и не может иначе, – подумала она, – у него ведь глаза на лбу. Но всё равно – на вопросы он мог бы отвечать».