Темная сторона дороги (сборник) Шолохов Алексей
— Нет, не искупили, — сказал я, — пока не было приговора, вы будете сидеть здесь. Сами же знаете.
Он опытный зэк. Дохнул мне в лицо сизым дымом:
— А и пошел ты… — выхватил из борсетки короткий блестящий штырь, прыгнул в мою сторону — невероятно ловко для своего возраста. Штырь вошел мне под кадык почти до основания. Я почувствовал горячую потную ладонь на своей шее. В висках закололо.
Лицо Георгия исказилось, сигарета выпала изо рта.
— Почему не сдыхаешь? Почему не сдыхаешь? — шипел он мне в ухо, проворачивая штырь.
А я улыбнулся. Ему надо было попытаться. Этот человек просто так не сдается. Уважаю.
— Мне не положено, — сказал, — умирать.
Потом взял Георгия за шею, легко надавил и вырубил его к едрене фене. Георгий обмяк, я уложил его на сиденья, около свертка с едой и блоком сигарет.
Люди поглядывали на нас, бросали любопытные взгляды, но как только отворачивались — забывали.
Остановка «Проспект Мира». Увы, мне пора.
Завтра Георгий будет снова ждать меня с сигареткой в зубах, словно ничего и не было. С ним приятно было болтать о смысле жизни. Но я знал, что скоро упадет приговор и по его душу.
Я вышел, на ходу вытаскивая из шеи штырь. Повертел, разглядывая. Хорошая работа. Старался. Оставлю на память, в коллекцию бесчисленных мелких атрибутов смерти. Кто-то пытается покончить жизнь самоубийством, кто-то пытается убить меня. Люди так шаблонны в своих мыслях…
Посмотрел на часы — без десяти десять.
Следующий поезд — финальная часть сегодняшнего пути.
Ввагоне, кроме меня, находилось только два человека.
Первый — парень двадцати двух лет. Он в изоляции всего две недели. Пользуясь моментом, попытался выскочить — людей-то нет. Но двери перед ним попросту не открылись. Он метнулся в мою сторону, споткнулся, опоздал.
Поезд тронулся без объявления следующей остановки.
Второй — мужчина, чуть лысоватый, представительный. Ездит по кругу второй год. Еще не успел износить до дыр темный дорогой пиджак. Как-то попросил щетку и черный крем для обуви. С тех пор постоянно натирает остроносые ботинки.
Оба увидели меня, оживились. Еще бы. Яблоки и мандарины.
Но сегодня у меня нет для них фруктов. Только два проездных на метро в кармане. Два готовых приговора.
— Знаете, что это за чернота за окнами? — спросил я, нащупывая рукой проездные. — Это бесконечный мрак преисподней. А мелькающие в ней огоньки — это души, которые завязли в нем навсегда. Тюрьма для людей, которым уже ничто не поможет. Вечная ссылка. Поэтично звучит?
Паренек сразу все понял. Две недели назад он задушил мать, распилил ее на части, упаковал в пакеты и выбросил за городом на свалку. Ему нужна была квартира для того, чтобы устроить бордель — совместный бизнес с двумя корешами по подъезду. Правда, делиться он тоже не захотел и в тот же вечер напоил дружков, а потом забил их молотком. Всю ночь старательно распиливал тела, упаковывал, складывал в багажник старенькой «шестерки». Потом бросил автомобиль неподалеку от загородной свалки, доехал до города на электричке и спустился в метро.
Терять ему было нечего.
Он бросился на меня, повизгивая, с выпученными глазами. Я поймал его за руку, вывернул и уронил лицом в пол. Паренек завопил, когда я сломал ему кисть и вложил в дрожащую потную ладонь прямоугольник проездного.
— Вам вынесен приговор, — говорил я неторопливо, — за совершенные на земле злодеяния вы наказываетесь бесконечным сроком в преисподней, где ваша душа будет подвергнута принудительному очищению.
Я оттолкнул паренька ногой, и тот уполз в угол, к крайним дверям, вжался в сиденья, постанывая и нянча сломанную руку.
Иногда ненавижу свою работу. Сам себя чувствую потерянным среди этих… потерявшихся.
— Теперь вы, — сказал я, поворачиваясь к человеку в дорогом костюме. Кажется, его звали Влад.
Человек никого в своей жизни не убил. Он любил унижать. Всех вокруг. Детей и женщин. Коллег по работе и проституток. Официантов. Продавцов. Таксистов. Он пользовался властью, как средством для унижения, и получал от своих действий физическое наслаждение. Душа его сгнила. Ему нечего было делать среди людей.
Человек молча протянул руку.
— Я могу рассчитывать на более мягкое наказание? — холодно спросил он.
Я покачал головой:
— Если бы вы вовремя одумались, то не оказались бы здесь.
— И что меня ждет?
Я неопределенно пожал плечами:
— Сначала вам придется очиститься, а потом — кто знает? За пределы кольцевой я не заглядывал.
— И вы думаете, это справедливо?
— Я думаю, что любое преступление требует наказания.
В этот момент поезд стал тормозить. Я ухватился за перекладину.
Человек пытался сохранить чувство собственного достоинства, убрал руки в карманы пиджака и разглядывал носки отполированных ботинок.
Остановка.
Двери распахнулись, и в вагон хлынула чернота. Она сформировалась в силуэты людей, когда-то давно тоже зашедших в метро и не вернувшихся обратно. Беспросветно черный людской поток — дети, подростки, мужчины и женщины — со сверкающими огоньками души. Чернота подмяла под себя паренька, закружила его. Паренек пытался сопротивляться, но черные силуэты тащили, вдавливали его в желтую стенку вагона. Паренек заорал от боли. Силуэты сгрудились так плотно, как бывает в самый час пик на любой кольцевой станции. Крик оборвался на высокой ноте, и следом за ним раздался чавкающий и трескучий звук. Так высвобождалась душа.
А чернота прибывала, наплывала волнами торопливых силуэтов.
Я повернулся к представительному мужчине. Он побледнел. Челюсть его дрожала.
— Я не хочу так… Я не готов… За что? Что я такого сделал?
Я чувствовал, как теплая чернота огибает меня, как мимо скользят вечные силуэты пассажиров метро. Они накинулись на мужчину со всех сторон, сжали его, повалили на пол, захлестнули, зажали.
И тот начал кричать.
Я поправил лямку рюкзака. Завтра мне снова надо будет спускаться в метро. В каждом вагоне каждого кольцевого поезда сидят такие же, как этот представительный мужчина. Они почти не заметны обычным пассажирам и вызывают только чувство легкого раздражения.
Я снова буду разносить обязательные свертки с едой. Вступать в диалоги. Слушать жалобы и причитания. Равнодушно отвечать заученными фразами. Потом я возьму очередные проездные, которые стопками выдают на судебных заседаниях, и пройдусь по вечерним вагонам, вынося приговоры.
«Изоляция заканчивается, — буду говорить я. — Время чистить души».
Чернота обтекала меня со всех сторон.
А человек все кричал и кричал.
Дмитрий Козлов
Рейс
© Дмитрий Козлов, 2014
Самолет «Москва — Иркутск»
Огоньки далеко внизу утонули в волокнистой серой рвани, быстро сменившейся столь плотной стальной пеленой, что даже мерцание маячка на крыле стало блеклым и нечетким, как вспышки молний далекой грозы. Вскоре совсем стемнело. Алина задернула шторку иллюминатора, пожелтевший пластик вокруг которого выдавал возраст самолета, и откинулась на спинку кресла. Отражавшийся от облаков свет маячка будил в ней смутную тревогу, а больше смотреть было решительно не на что: журнал Vogue, купленный в аэропорту, она успела пролистать еще в очереди на регистрацию. В проходе бортпроводник, слегка опухший, будто после сна, лениво жестикулировал, иллюстрируя бормотание из громкоговорителей. «Выходы — справа и слева… Световая дорожка на полу укажет путь к выходам в темноте… Спасательные жилеты — под вашими сиденьями…»
— Интересно, отчего в голливудских фильмах, когда падает самолет, в проход всегда выпадает багаж? — подал голос мужчина, сидевший справа, и ухмыльнулся, обнажив пожелтевшие прокуренные зубы. — Вы замечали? Обязательно все вопят, и на головы сумки падают… Интересно, это так и есть или сценаристы придумали, чтоб страшнее было?
«Надеюсь, в каком-нибудь другом полете ты это выяснишь…» — подумала Алина и тут же устыдилась своей кровожадности. Отчаянно хотелось как-то отвлечься, но плеер изрыгал рев «Металлики» в уши спящего в кресле слева Славы. Его голова свесилась набок, к ее плечу, но не доставала и иногда покачивалась, как головка перезревшего подсолнуха на ветру.
Вдруг она качнулась немного сильнее. Стакан с недопитым чаем на откидном столике вздрогнул и пополз к краю. К горлу Алины подступила тошнота. Такая же, только послабее, накатывала, когда Алина ездила в лифте их офисного центра, — после того как нажмешь кнопку с номером этажа, и сразу перед остановкой. Самолет снова задрожал, все взволнованно закудахтали. Алина вцепилась в подлокотники так, что побелели костяшки пальцев, и алый маникюр стал похож на капли крови, а серебряное кольцо на правой руке почти слилось с побледневшей кожей.
— Ну вот, началось… — продолжал ухмыляться желтозубый.
Динамики затрещали. «Уважаемые пассажиры, мы проходим зону турбулентности. Убедительная просьба занять свои места и пристегнуть ремни…» — скрежетал безликий, будто механический, женский голос. «Такой мог бы быть у робота Вертера, стань тот женщиной…» — мелькнул в голове Алины обрывок странной мысли.
— Сейчас все притихнут, выдохнут, усядутся поудобнее… а потом долбанет так, что головами лампочки поразбивают, — продолжал мужчина в кресле слева, с тоской глядя на горящий значок с перечеркнутой сигаретой над своей головой, будто надеясь, что он впервые лет за двадцать погаснет, и можно будет достать вожделенную сигарету из пачки «Винстона», торчащей из нагрудного кармана рубашки. — Сейчас… Еще немного подождем, и…
— Заткни пасть, — прошипела Алина, и сосед удивленно уставился на нее, а затем как-то странно, плотоядно улыбнулся.
И началось.
Тряхнуло так, что ремень едва не переломил ее пополам, и в голове зазвенели осколки разбившейся шальной мысли: не стоило так следить за фигурой… Может, было бы не так больно… Откидной столик вонзился в живот, нос ударился о спинку кресла впереди; Алина услышала хруст и почувствовала, как что-то теплое течет по лицу… Послевкусие съеденной при взлете мятной конфеты — чтобы не заложило уши — сменилось чем-то соленым…
Салон заполнили истошные визги — вроде тех, что звучали в трубе самой высокой горки аквапарка, в которую они со Славой попали в прошлом году в Испании… Там тоже было страшно… Только здесь кто-то еще и бормотал про Христа, а откуда-то сзади, из хвоста, доносился монотонный, какой-то бесконечно жуткий крик, переходящий в писк: и-и-и-И-И-И-И!!! Накатил ужасный холод. Алине вдруг показалось, что ее кровь стала льдом, и она уже умерла, превратившись в ледяную статую… А затем фюзеляж треснул, и крики утонули в бешеном реве… Шторка иллюминатора открылась, и за ней Алина увидела россыпи звезд, но не вверху, а почему-то слева, будто теперь «вверху» было там… Мужчина в соседнем кресле вдруг начал напевать что-то, улыбаясь во весь желтозубый рот… Алине почему-то показалось, что его глаза мерцают каким-то недобрым светом, как маячки на крыльях… Она ничего не слышала из-за оглушительного воя, но сумела прочитать слова по губам:
— И в дебри сказочной тайги…. Падают они…
«Что…» — успел прошептать Слава, так и не выдернув наушники из ушей. Свет, мигнув, погас, осталась только визжащая холодная тьма. А потом Алина подумала, что сумки и правда так и не выпали из багажных отсеков, когда все вдруг закончилось.
Она сидела в кресле. Рядом дремал Слава. Мужик с желтыми зубами читал газету. Самолет спокойно гудел, как огромный фен. Окошко иллюминатора будто залепили черной пленкой. Взглянув на часы, девушка поняла, что уже давно стемнело, и они сейчас летят где-то над бескрайней тайгой. Скоро уже посадка…
Алина глубоко вдохнула и закрыла глаза. В ушах гремел стук сердца. Не стоило вчера начинать смотреть этот сериал, «Остаться в живых»… Снится теперь всякая чушь… Рука инстинктивно ощупала нос и не обнаружила ничего, кроме крохотной золотой сережки — пережитка бурной юности.
Две стюардессы катили по проходу тележку с напитками. Из черных наушников в Славиных ушах шелестели едва слышно «Depeche Mode».
Вдруг что-то в темноте за стеклом иллюминатора привлекло ее внимание. Наклонившись, она обомлела от удивления: там был самолет. Еще один самолет. Совсем близко. Мерцание маячков на кончиках крыльев почти сливалось в один сгусток света. Алине казалось, что она даже видит кого-то из пассажиров… Девочку, прижавшую лицо к стеклу, как к аквариуму с рыбами…
— Вы… Вы это… — зашептала Алина. Слава продолжал похрапывать, поэтому она повернулась к желтозубому мужику. — Вы видите?
— Что там? — спросил он, небрежно затолкав газету в карман кресла впереди и наклонившись к иллюминатору. От него пахло как от папиной комнаты в родительской квартире, где, несмотря на годы, прошедшие со дня смерти хозяина, запах табака источало все — от книг до обоев. Едва ощутимый, кисловатый, омерзительный табачный душок. — Ничего не вижу.
Алина обернулась, уставилась в окно, но самолета и след простыл. Только огонек продолжал вспыхивать в бескрайней черноте.
— Там… Там был самолет… Совсем близко…
Мужчина усмехнулся:
— Вы уверены?
Алина посмотрела на него с вызовом: мол, я что, похожа на умалишенную?
— Просто это крайне маловероятно, — примирительно поднял руки мужчина. Алина только сейчас заметила, какие у него странные, мутные желтоватые глаза. Будто они, как и зубы, пожелтели от табака. — Существуют ведь авиадиспетчеры, система управления воздушным движением, эшелонирование, специальные воздушные коридоры… К тому же мы сейчас летим над, прямо скажем, не самой населенной частью страны, а следовательно, интенсивность движения здесь…
— Я знаю, что видела, — насупившись, сказала Алина и уставилась в темноту. Скрипучие колесики тележки с напитками наконец докатились до их ряда, и Алина попросила чай. Отчего-то внутри угнездился холод — совсем как в этом проклятом сне…
— Вы знаете, однажды я уже слышал что-то подобное… — задумчиво сказал мужчина с желтыми зубами, ожидая, пока и ему нальют чай.
— Неужели? — безразлично ответила Алина. Ее взгляд был устремлен во тьму, на случай, если загадочный самолет появится вновь. Она-то знала, что видела. И боялась, как бы не случилось беды: случаются ведь ошибки диспетчеров, столкновения… Совсем недавно ведь в Германии столкнулись два самолета… Потом еще диспетчера убил человек, потерявший в катастрофе жену и детей…
— Однажды мне довелось просидеть несколько часов в каком-то аэропорту… Стыковка была неудачная. Уже и не припомню, то ли Омск, то ли Новосибирск. Неважно, в общем, — подал голос желтозубый сосед. — Так вот, там в баре сидел уже порядком выпивший не то диспетчер, не то техник… Кто-то из тамошнего персонала. Ну мы с ним и разговорились. И как-то так получилось, что разговор приобрел такой… как бы это сказать… мистический характер. То есть начали обсуждать всякую чертовщину и легенды, бытующие среди людей разных профессий. Всех этих черных альпинистов, черных спелеологов и прочую чернь… И я как-то возьми и скажи, что, мол, никогда не слышал о каких-нибудь авиационных мифах… Ну кроме гремлинов, конечно, да и те иностранцы…
Алина вспомнила дурацкие старые фильмы про гремлинов и уже хотела спросить, при чем тут авиация, но промолчала.
— И вот тогда-то он мне и рассказал эту историю. Не берусь утверждать, что это и правда, так сказать, авиаторский фольклор — в конце концов, источник ненадежный… Но история, в общем и целом, такова: несколько лет назад — так он сказал — из Москвы в Иркутск вылетел самолет. Вылетел, но не долетел… Пропал где-то над тайгой. Обломки так и не нашли. И вот что интересно: исчез он в ночь двадцать первого декабря — дня, который наши предки называли Корочун. По преданиям, в ночь, наступающую вслед за Корочуном, над землей властвует Чернобог — злой дух, божество смерти. И души умерших в эту зловещую ночь становятся его добычей. Дескать, самолет вместе с пассажирами как раз и стал жертвой злобного божка, рухнув в тайгу, и отправился прямиком в преисподнюю…
Алина не сразу осознала, что сегодня как раз та самая ночь. Холод внутри стал сильнее. Мужчина в соседнем кресле тем временем продолжал:
— Так вот, мой собеседник рассказывал, что с тех пор каждый год летчики и пассажиры, следующие из Москвы в Иркутск и обратно, иногда замечают странный самолет. Он часто летит совсем близко, потому что его не видят диспетчеры. Иногда сквозь него проникает лунный свет…
Выдержав театральную паузу, он замогильным голосом закончил:
— Это тот самый рейс… Призрачный самолет, полный вечно страдающих душ, взлетает из ада, чтобы в него и вернуться. И на борту его, среди мертвецов, сам Чернобог собственной персоной!
Мужчина захохотал, чай в его стакане расплескался на откидной столик. Алина брезгливо отвернулась:
— Идиотская история. Это что же, по-вашему, я видела самолет-призрак?
Сосед лишь продолжал тихо смеяться. Слава ухитрился наконец как-то извернуться и улегся ей на плечо.
— Есть многое на свете, друг Горацио… — тихо сказал сосед.
— Что? — переспросила Алина.
Мужчина повернулся к ней, и взгляд его желтоватых глаз ей не понравился. Они походили на прозрачные печные заслонки, за которыми полыхает пламя. Бросив взгляд на ее часы, он прошептал:
— Скоро вы все выясните сами, не правда ли?
В ту же секунду динамики с треском ожили:
— Дамы и господа, наш самолет заходит на посадку. Просьба пристегнуть ремни и не покидать…
Алина застегнула ремень и обняла себя руками. Черт, почему так холодно… Самолет начал заваливаться на правое крыло и снижаться.
Внезапно Алину осенило. Она поняла смысл той чепухи, которую рассказывал желтозубый сосед. Нет, не призрачный самолет она увидела. Он имел в виду совсем другое…
— Вы что же, хотите сказать, что там, внизу… Что мы сейчас приземлимся в… — Она с усмешкой глядела на его бледное лицо. Он молчал. — И что же там? — продолжала она, посмеиваясь. — Черти? Сковородки? Потоки лавы?
— Знаете… Кто-то однажды сказал: в аду все повторяется. Кто знает, быть может, попавшие туда обречены вечно переживать мгновения ужаса и страха перед гибелью?
Улыбка на его лице стала все больше напоминать оскал, и Алина отвернулась. Она понимала, что все это чушь. Что скоро они приземлятся в Иркутске, их отвезут в гостиницу, потом она проведает родных, потом Байкал… Но внутри расцветал этот кошмарный холод, будто тело предчувствовало что-то недоброе. Вдруг она вспомнила свой сон. Страх окутал ее рассудок холодным облаком. Пальцы вжались в подлокотники, побелев, совсем как в кошмаре. Она пыталась вспомнить, как садилась на самолет в «Шереметьево», но воспоминания ускользали, истончались, рвались, как старая ткань, будто тянувшаяся из какой-то другой жизни… Мужчина в соседнем кресле вдруг начал тихо напевать:
— «Облака в небо спрятались… Звезды пьяные смотрят вниз… И в дебри сказочной тайги… Падают они…»
Когда самолет нырнул в висевшую над землей завесу черных туч, и мерцание маячка на крыле утонуло во тьме, Алина почувствовала, как из глаз потекли слезы, и попыталась вспомнить слова какой-нибудь молитвы. Но в голову ничего не приходило, и она могла только смотреть в черноту за овальным стеклом.
Самолет продолжал снижение. И когда тьма за окошком иллюминатора начала насыщаться бледным, зловещим светом, а в салоне вмиг стало так жарко, что люди завизжали, и духоту наполнил запах горелой плоти, Алина вдруг почувствовала покой.
Она была готова.
Юрий Погуляй
Собачка
© Юрий Погуляй, 2014
Ленинградская область, Приозерское шоссе
От секущего ливня капот «логана» окутало водяное облако. Дворники с неприятным скрипом мотались по лобовому стеклу, но их самоотверженная работа пропадала втуне. Дождь яростно хлестал застрявший на проселочной дороге автомобиль и вспенивал воду в раскисшей колее. Призрачная стена мрачной хмари сожрала окружающий мир, погрузив машину в шипящее небытие. Поля справа, хлипкий кустарник слева и вышка электропередач где-то впереди — стихия спрятала все.
Вымокшая Света скорчилась на водительском сиденье и отжимала волосы, слушая голос бодрого радиоведущего.
— Мои соболезнования всем тем, кто надеялся пожарить шашлычков за городом. Синоптики — это вам не Минздрав, ха-ха. Но не надо унывать. Уже завтра нам обещают тепло и солнце, так что держите за погоду кулачки и наслаждайтесь новой песней Влада Ашимского. Сегодня ты станешь моей, обещает он. Поддержим Влада, вдруг ему действительно перепадет в этот дождливый весенний день!
Двигатель «логана» мурлыкал, радуясь передышке. Задавали ритм безумные дворники. Шумела печка, гоняя теплый воздух по салону и сражаясь с запотевающими стеклами. Света скинула куртку и бросила ее на заднее сиденье, затем стянула кофточку, чувствуя, как тело покрывается мурашками. Зубы сами собой застучали друг о друга.
Как же там холодно!
Света протянула руку к рычажку обогрева, попыталась вывернуть его еще чуть правее. Добавить еще чуточку тепла. Пальцы скользнули по пластику. Тщетно. Уже на максимуме.
— Лучше бы я умерла, как папа, — сказала Тоня.
— Нельзя так говорить, — Света машинально пожурила дочку, посмотрела на телефон. Потертый белый «Самсунг» угнездился в подставке на лобовом стекле. Связи нет.
И вот что ей теперь делать?
Тоня надулась и погрузилась в свой смартфон, примеряя платьица нарисованной большеглазой кукле.
«Сегоооодня, сегоооодня ты станешь моеееееей», — надрывался в динамиках безвестный Влад.
Битый час Света пыталась спасти засевшую на проселке машину. Она выломала почти весь кустарник у дороги, заработав множество противных ссадин. Она подпихивала чертовы ветки под колеса, так как видела нечто подобное в каком-то фильме, но, стоило нажать на газ, как хлипкий хворост перемешивался с жирной грязью и улетал прочь, а «логанчик» зарывался в колею еще глубже. Двигатель выл, плевался черным дымом, наполнял салон вонью чего-то горелого, но автомобиль не двигался ни вперед, ни назад. Так что Светлана лишь промокла до нитки да зря ободрала руки о проклятые кусты.
Не надо было ехать сюда. Не надо. Что за черт дернул ее собраться и пообещать дочке ночевку в самом настоящем деревенском домике? Неужели настолько сильно хотелось посмотреть на наследие Коли, полгода назад уснувшего за рулем своей «гранд витары» и вылетевшего лоб в лоб к лесовозу?
С осени стоял дом и еще выходные простоял бы! А тут еще Вика Терентьева звала в ИКЕА погулять, посмотреть абажурчики для ее спальни. Перекусили бы в ресторанчике, поболтали…
Но чего уж теперь говорить… Любопытство. Этот дом достался Коле от деда, но муж никогда не привозил сюда семью. Мало того, он очень злился, когда Света робко предлагала съездить на выходные в его деревню…
Хотя сам проводил там много времени. Всегда один.
Один ли?
Боже, как же холодно. Света посмотрела в зеркало заднего вида на то приближающуюся, то удаляющуюся стену ливня. Стоила ли тайна Коли таких мучений, а?
Честно говоря, к гибели мужа Света отнеслась с равнодушием. Так бывает. Иногда люди оказываются не в том месте, не в то время. Иногда что-то случается. Неожиданно для всех, непременно трагичное, но неизбежное.
Впрочем, для нее Николай умер несколько лет назад, когда ушел к длинноногой официантке из «Баскин Роббинс» на Московском. С тех пор он даже с дочкой не виделся, ограничиваясь жалкими десятью тысячами в месяц и дежурными вопросами в смс. О разводе ни он, ни она не заикались, хотя, как та сучка не выклянчила у Коли печать в паспорте, Света не представляла.
Вообще, больно было только первые два года. Действительно больно. Потом как-то привыкла. На мужчин других смотреть не могла, жила себе женой без мужа. Ждала чего-то.
И вот теперь вдова.
Дождалась.
«Вдова», — одними губами промолвила Света. Дождь чуть отступил, преобразился, и тут же посветлело. Ох, неужели закончится?!
— Мам, смотри, собачка!
Света посмотрела направо: на широком и перепаханном поле, ограждающем проселок от шоссе, появился черный с рыжими пятнами пес. Весь мокрый от дождя, он неторопливо вынюхивал что-то в развороченной тракторами жирной грязи.
Шоссе… Если пойти прямо через поле, то она доберется до трассы и сможет попросить о помощи. Вот только дождь, и извозится вся! Вернуться по проселку до развилки? Эта чертова дорога тянулась вдоль полей километра два, не меньше. Тому идиоту, который ее спланировал, нужно было бы оторвать руки.
Отправиться по раскисшей дороге, под дождем, в поселок? Вдруг там найдется кто-то из местных и сможет помочь? И тут возникали сложности. Оставить девочку в машине? Ну уж нет. Тащить ее за собой по такому ливню? Тоже глупости. Но если идти, то с Тонькой!
Света чуть не выругалась.
— Какая классная! — прощебетала дочка. Игрушка в телефоне ей наскучила, и Тоня прилипла носом к стеклу автомобиля, наблюдая за мокрым псом.
Тот остановился, будто почувствовал внимание, поднял голову, и Света почувствовала на себе взгляд животного. Внизу живота похолодело. Черт. А если он бешеный?
Иногда что-то случается…
«Просто сегооодня ты станешь моеееееей», — всхлипнул напоследок магнитольный Влад, и его сменил голос ведущего:
— А мы продолжаем субботнюю программу по заявкам. И у нас уже есть звоночек! Оп-па! А вот и он! Здравствуйте!
— Привеееет!
— Я вижу, у вас хорошее настроение! Представьтесь, пожалуйста!
— Меня зовут Степан! Привет из Купчино! Привет Тонечке-лапочке! Я очень тебя люблю! Поставьте, пожалуйста, для нее песню Саши «Куда ты залезла, сука!».
— Отличный выбор, Степан из Купчино, надеюсь, Тонечка его оценит, ха-ха-ха!
Света уставилась на магнитолу. Ничего себе заявка!
— И наш сегодняшний эфир продолжает песня Саши: «Куда ты залезла, сука!»
Сумасшедший дом. Света покосилась на дочку: услышала ли она слова диджея? Девочка увлеченно следила за животным и, слава Богу, не обращала внимания на музыку. Не желая отвечать на вопросы Тони о глубоком смысле такой песни, Света переключила радиостанцию на канал, где грустно играло фортепьяно. Лучше так.
— Ой, она к нам идет, мам!
Пес с безвольно опущенным хвостом медленно трусил по полю, не сводя взгляда с машины. На расстоянии около пятидесяти метров зверь остановился, оглянулся, а затем сел, склонив голову набок и словно не замечая дождя, барабанящего ему по склоненным кончикам черных ушей. Света зачарованно смотрела, как по шкуре псины бегут ручейки.
Незатейливую мелодию оборвал резкий звук помех, сквозь который пробился уже знакомый голос диджея, будто канал налез на канал:
— Не переключайся! Не смей переключаться! Ха-ха!
Сердце дало сбой, от чего в груди екнуло. Ладони вспотели. Господи, что это было? Мелодия вернулась, вторя стуку дождя по крыше автомобиля, а Света по-прежнему смотрела на магнитолу, будто вместо нее из торпеды шипела гадюка.
— Мамочка, давай ее возьмем?
Пес на улице присел на задние лапы и, будто робко здороваясь, поднял передние. Из распахнутой, словно улыбающейся пасти вывалился розовый язык. Одним словом — очаровашка.
Может, ей показалось? Просто наложилось на тоску фортепьяно что-нибудь с другого канала, вроде: «А теперь минутка рекламы — не переключайся, не смейте переключаться, ха-ха». Ну да, так, скорее всего, и было.
— Мам?
— Нет… — опомнилась Света. Пес вздрогнул, обернулся, будто его окликнули, плюхнулся в грязь и сделал несколько шагов к машине. Что у него с глазами?
Зверь вновь сел. Но на этот раз очень медленно, плавно. Не сводя мертвого взгляда со Светы.
— Ну мааааам…
— Не переключайся, сука! — затрещало радио, и Света дернулась, выключив магнитолу, будто сбросив с обеденного стола жирного рыжего таракана.
— Мам? — обернулась удивленная Тоня. — А почему ты выключила музыку?
— Ты ничего не слышала? — вырвалось у Светы. Боже, и это ее голос? Сиплый, сдавленный? Но что происходит?
— Неееет. Мам, ну давай ее возьмем! Смотри какая! — Дочка счастливо засмеялась, отвернувшись.
Щелкнул центральный замок. Света заблокировала двери машины, напряженно глядя на сидящего пса и все еще не уверенная в том, что не придумала сама себе голос из магнитолы. Кто-то балуется? У Коли была рация, которой он иногда для развлечения глушил те или иные частоты. Может, и здесь какая-то сволочь развлекается?
Пес изогнулся и задней лапой принялся чесать себе шею. Затем посмотрел куда-то налево, ощерился, прижал уши и потрусил прочь, обратно в поле.
Только сейчас Света поняла, что не дышит. Шумно вдохнула пропахший сырой одеждой воздух и откинулась на спинку, унимая лихорадочный барабан в груди. Господи, что с ней?! Перепугалась, как девчонка. Нет, надо выбираться отсюда. Дождаться, когда кончится дождь, взять зонт на всякий случай и вместе с Тоней пойти в поселок. Там наверняка кто-то есть — на дороге были свежие следы то ли трактора, то ли какого-то вездехода.
Хоть какой-то план действий прогнал необъяснимый страх прочь. Ну показалось. Бывает. Людям на нервах иногда и не такое чудится. Глицин перед сном недельку, и все как рукой снимет. Или афабазол.
Вот только включать радио Светлане не хотелось.
— А почему мы не можем завести песика, мам? — спросила дочка.
— Потому что собачкам хорошо в деревне, а в городе им неуютно и плохо.
— А почему тогда их столько у нас на улице? У Машки Тиязовой есть собачка, у Витьки.
— Потому что их мамы и папы глупые, лапушка моя. А твоя мама не такая!
Тоня весело засмеялась любимой присказке Светланы.
Дождь преобразился в ленивую морось. Склонившись к рулю, Света посмотрела на небо. Ей показалось, будто в рваных темных кружевах проступила бледная голубизна.
— А я бы хотела такую собачку. Я глупая, да?
Светлана улыбнулась одними губами, выпрямилась, бросила взгляд в зеркало заднего вида и замерла. Боже…
Вдоль проселка в их сторону полз коричневый от грязи пикап. Огромные колеса с глубоким протектором без усилий тащили старую тушку внедорожника по полю в паре метров от колеи. Машина кренилась то на один бок, то на другой, то проваливаясь в ямы, то выбираясь отсюда. Яркие фары на крыше резали дождливую хмарь, дворники стирали со стекла летящую из-под колес бурую жижу.
Есть Господь на свете! Есть!
Натянув сырую кофточку, Света схватилась за зонт и открыла дверь.
— Мааа? — удивилась Тоня.
— Сиди смирно, я сейчас.
Дочка обернулась и увидела приближающийся пикап.
Кроссовки противно хлюпнули в грязи, хлопнул раскрывшийся зонт. Света обошла «логан» спереди, чтобы оказаться на пути пикапа, и замахала рукой, привлекая к себе внимание. Тарахтящий вездеход со скрипом, жуткими стуками подвески и завыванием двигателя продрался сквозь последние метры бездорожья и остановился рядом. Открылась дверь со стороны пассажира, и на поле выпрыгнул пожилой мужчина в высоких резиновых сапогах и зеленом дождевике, накинул капюшон на голову.
— Здравствуйте! Помогите, пожалуйста!
— Ну и занесло вас, — бодро проговорил пассажир. С веселой ехидцей посмотрел на застрявший «логан». Заскрипело стекло со стороны водителя, явив Свете мужчину лет тридцати с рыбьим взглядом и свернутым набок носом.
— Додумались же на пузотере сюда переть, — буркнул он.
Пожилой заглянул под днище Светиной машины, выпрямился и широко улыбнулся:
— Намертво села. Дернем, Саш?
Водитель скривился:
— Виктор Артемыч, какой смысл? Два километра ее на себе тащить? Даже я тут с трудом проезжаю. А с такой банкой на хвосте сами сядем. Лебедку цеплять не за что, так что только волоком. Чего ты тут, вообще, забыла?
— Дом у меня тут. От мужа достался… Николай Степанов.
— Степанов? — нахмурился Саша.
— А! Это за Кузьмичевыми сруб? — пригладил усы пожилой и глянул на нее с интересом. — Ну да, он. Это его собака по округе воет, Саша.
Читать бесплатно другие книги:
