Извлечение троих Кинг Стивен

Глава 4. ИЗВЛЕЧЕНИЕ

Когда в мире Роланда нижний край солнца коснулся Западного моря, и золотая огненная полоска пролегла по воде до самого берега, где, точно связанная индейка, валялся Эдди, в мире, откуда Роланд забрал Эдди, офицеры О'Мейра и Делеван потихонечку приходили в себя.

— Откройте мне эти наручники, а? — робко пролепетал Толстяк Джонни.

— Где он? — прохрипел О'Мейра и потянулся к кобуре. Ни тебе ни кобуры, ни ремня, ни запасных патронов, ни пистолета. Пистолет.

Вот дерьмо.

Он представил себе, как он будет иметь разговор с этими задницами из Управления внутренних дел, которые знают о жизни на улицах лишь из программы «Бредень» Джека Уебба, и денежный эквивалент утерянного оружия вдруг представился ему не более важным, чем численность населения Ирландии или месторождения полезных ископаемых в Перу. Он поглядел на Карла и увидел, что и у Карла тоже увели пистолет.

Господи Иисусе, помилуй нас, дураков, — подумал О'Мейра жалостливо, а когда Толстяк Джонни снова робко поинтересовался, не будет ли он так любезен взять с прилавка ключ и открыть наручники, О'Мейра начал было:

— Да я тебе сейчас…

Но тут же умолк. Он собирался сказать: «Я тебе сейчас не наручники сниму, а башку отстрелю», — вот только стрелять-то ему было нечем, так? Все пистолеты здесь на цепях, а этот ублюдок в очках в золотой оправе, с виду — нормальный, солидный даже гражданин, отобрал у них с Карлом их табельное оружие с той же легкостью, с какой сам О'Мейра отобрал бы пугач у ребенка.

Поэтому он придержал язык, взял с прилавка ключ и открыл наручники. Тут он заметил «Магнум», который Роланд отшвырнул в угол. В кобуру он бы не влез все равно, так что О'Мейра просто заткнул пистолет за пояс.

— Эй, это мое! — слабым голосом воспротивился Толстяк Джонни.

— Да? Хочешь обратно его получить? — медленно выговорил О'Мейра. По-другому у него просто не получалось. Голова раскалывалась. Сейчас ему больше всего хотелось найти этого мистера Очки-в-Золотой-Оправе и прибить его гвоздями к ближайшей стенке. Тупыми гвоздями. — Я слышал, у них там в «Аттике» сейчас как раз в моде такие пухленькие, как ты. Знаешь, как они там говорят, в тюряге? «Больше жопа, легче вставить». Так ты уверен, что хочешь его получить обратно?

Толстяк Джонни отвернулся, не сказав ни слова. Однако О'Мейра все же успел заметить слезы у него на глазах и мокрое пятно на штанах. Но никакой жалости он не испытывал.

— Где он? — спросил Карл Делеван, закипая от ярости.

— Ушел, — как-то вяло ответил ему Толстяк Джонни. — Больше я ничего не знаю. Он ушел. Я думал, он меня укокошит.

Делеван стал медленно подниматься на ноги. Проведя рукой по щеке, он почувствовал под пальцами липкую влагу. Посмотрел на руку. Кровь. Твою мать. Он схватился за кобуру и все пытался схватить ее, пока наконец до него не дошло, что никакой кобуры нет. У О'Мейры голова просто болела, хотя и сильно; у Делевана было стойкое ощущение, что у него в голове проходят испытания ядерного оружия средней дальности.

— Этот тип забрал у меня пистолет, — сообщил он О'Мейре. Говорил он невнятно, так что напарник его с трудом разобрал слова.

— Добро пожаловать в наш клуб.

— Он еще здесь? — Делеван шагнул к О'Мейре, его повело влево, как это бывает на палубе корабля в небольшую морскую качку, но он сумел выпрямиться.

— Нет.

— И давно?

Делеван поглядел на Толстяка Джонни, но тот не ответил, наверное, потому что стоял спиной и думал, что Делеван обращается к своему напарнику. Делеван, который и при более благоприятных обстоятельствах не отличался ровным характером и сдержанностью, с ревом набросился на продавца, хотя из-за резкого этого движения голова у него разболелась так, что, казалось, сейчас расколется на куски:

— Я задал тебе вопрос, жирный кусок дерьма! Давно ушел этот мудак?

— Минут пять, может быть, — пролепетал Толстяк Джонни. — Патроны свои прихватил и ваши пистолеты. — Он на мгновение умолк и добавил: — Заплатил за патроны. Мне даже не верится.

Пять минут, рассуждал про себя Делеван. Этот тип приехал сюда на такси. Они сидели у себя в патрульной машине, попивали кофе и видели, как он выходил из такси. Скоро как раз час пик. В это время дня очень трудно поймать такси. Может быть…

— Пойдем, — сказал он О'Мейре. — У нас есть еще шанс его взять. Но нам нужна пушка этого тюфяка…

О'Мейра показал ему «Магнум». Сначала Делевану привиделось, что их два, пистолета, но потом сдвоенное изображение сфокусировалось.

— Хорошо. — Делеван приходил в себя постепенно, как боксер на ринге, получивший неслабый удар под подбородок. — Оставь его у себя. А я возьму дробовик из машины. — Он направился к двери, но его опять повело, да так, что ему пришлось опереться рукой о стену, чтобы устоять на ногах.

— С тобой все нормально будет? — спросил О'Мейра.

— Если мы его возьмем.

Они вышли. Толстяк Джонни очень обрадовался их уходу, не так, конечно, как он обрадовался, когда ушел тот притыренный в синем костюме, но почти так же. Почти.

Делевану и О'Мейре не пришлось даже решать, в каком направлении смылся грабитель после того, как покинул оружейный магазин. Достаточно было послушать радиодиспетчера.

— Код 19, — повторяла она снова и снова. — Происходит вооруженное ограбление. Выстрелы. Код 19. Код 19. Местоположение: 395 Запад, Сорок-Девятая, аптека Каца, преступник высокий блондин в синем костюме…

Выстрелы, подумал Делеван, и голова у него разболелась еще пуще. Интересно, он из моего пистолета стреляет или из Джорджова? или из обоих? Если этот мешок с дерьмом кого-нибудь убил, нам крышка. Если только мы его не возьмем.

— Быстро туда, — коротко бросил он О'Мейре, которому не требовалось повторять дважды. Он врубался в ситуацию не хуже Делевана. Они включили мигалку и сирену и с воем сорвались с места, встраиваясь в поток уличного движения. Уже начинался час пик, и улицы были запружены, но О'Мейра повел машину так, что два колеса шли по сточному желобу вдоль проезжей части, а два — прямо по тротуару. Прохожие шарахались, как испуганные перепелки. Сворачивая на Сорок-Девятую, он мазнул по заднему щитку какого-то продуктового фургончика. Впереди он уже различал блеск битого стекла на тротуаре. Уже был слышен рев сигнализации. Пешеходы прятались по подъездам и за кучами мусора, но жильцы с верхних этажей буквально вываливались из окон, с интересом наблюдая за происходящим, как будто там им показывали теле-шоу или какой-нибудь боевик, причем бесплатно.

В квартале машин не было вообще, даже такси и автобусов.

— Надеюсь, что он еще там, — сказал Делеван, доставая ключ, чтобы отпереть стальную решетку под приборной доской, где у них хранился автомат. — Я очень надеюсь, что этот гребаный сукин сын еще там.

Но ни один из них не усвоил одной простой истины: если имеешь дело со стрелком, то лучше всего просто оставить его в покое.

Роланд вышел из аптеки Каца, опуская бутылек с «Кефлексом» в карман пиджака Джека Морта, где уже лежали коробки с патронами. В правой руке он держал табельный пистолет Карла Делевана. Как чертовски приятно снова держать револьвер всей — целой — правой!

Он услышал сирену и увидел машину, с ревом несущуюся по улице. Это они, сказал он себе и поднял было револьвер, но тут вспомнил: они же стрелки. Стрелки, исполняющие свой долг. Он развернулся и зашел обратно в аптеку.

— Стой, мудофел! — заорал Делеван. Роланд поднял глаза к изогнутому зеркалу как раз в то мгновение, когда один из стрелков — тот, у кого текла кровь из уха — высунулся из окна, держа в руках что-то вроде винтовки. Когда напарник его со скрежетом остановил экипаж, так что резиновые колеса аж задымились, тот передернул затвор.

Роланд залег на полу.

Кац и безо всякого зеркала знал, что сейчас будет. Сначала чокнутый посетитель, теперь чокнутые полицейские. Мама родная!

— Ложись! — крикнул он помощнику и Ральфу, охраннику, и тут же сам упал на колени за прилавком, не пытаясь даже удостовериться, как там его подчиненные: сделали, как он сказал, или нет.

А потом, на какую-то долю секунды раньше, чем Делеван принялся палить из автомата, помощник Каца упал на него, точно полузащитник, пытающийся задержать противника на футбольном поле, так что старый аптекарь ударился головой о пол и сломал челюсть аж в двух местах.

Сквозь внезапную боль, пронзившую голову, он услышал грохот автоматной очереди, услышал, как со звоном крошатся уцелевшие стекла витрин, равно как и флаконы с лосьоном после бритья, одеколоны, духи, зубные эликсиры, сиропы от кашля и Бог знает чего еще. Тысячи не подходящих друг другу запахов смешались в чертовскую вонь, и прежде чем вырубиться, Кац еще раз помянул Господа Бога, чтобы тот сгноил его уважаемого папашу, который навесил ему на шею эту проклятую аптеку.

Роланд увидел, как бутылочки и коробки разлетаются под ураганным огнем. Стеклянный ящик с хронометрами разнесло на куски, как и большинство песочных часов. Осколки осыпались сверкающим облаком.

Они не проверили даже, остались ли здесь посетители, ни в чем не повинные люди, подумал он. Они не проверили, но все равно стреляют!

Непростительно. Роланд с трудом сдержал закипающий гнев. Они же стрелки. Уж лучше считать, что они повредились мозгами после того, как он столкнул их лбами в оружейной лавке, потому что поверить в то, что они делают это сознательно, не заботясь о честных граждан, которых они могут ранить или даже убить, было просто немыслимо.

Они ждали, что он либо побежит, либо станет стрелять в ответ.

Вместо этого он пополз вперед, стараясь держаться как можно ниже. Он ободрал обе руки и колени осколками битого стекла. Боль привела Джека Морта в сознание. Роланд очень обрадовался данному обстоятельству. Морт ему пригодится. А до колен и рук Морта ему не было никакого дела. Сам он переносил боль легко, а тело, которое он изранил, принадлежало чудовищу, который и не заслуживал ничего лучшего.

Он добрался до подоконника разбитой витрины справа от двери. Там он весь подобрался, готовый в любую секунду сорваться с места, вложил в кобуру пистолет, который держал в правой руке.

Теперь он ему не понадобится.

— Что ты делаешь, Карл?! — завопил О'Мейра. Перед мысленным взором его вдруг возник заголовок в «Дэйли Ньюс»:

ВЕСТ-САЙД. ПЕРЕСТРЕЛКА В АПТЕКЕ.

КОП УЛОЖИЛ ЧЕТВЕРЫХ МИРНЫХ ГРАЖДАН.

Не обращая внимания на крики напарника, Делеван передернул затвор.

— Сейчас я этому говнюку покажу.

Все шло именно так, как и предполагал стрелок.

Взбешенные тем, что какой-то мужик, с виду не более опасный, чем все эти бараны в этом бесконечно огромном городе, оставил их в дураках, не прилагая к тому никаких усилий, да еще отобрал у них револьверы, еще не оправившиеся после ударов по голове, они ворвались в аптеку, причем впереди бежал тот идиот, который палил из винтовки. Бежали они слегка пригнувшись, как солдаты, атакующие противника, но это была их единственная уступка тому почти «дохлому» предположению, что преступник все еще сидит внутри. По их мнению, он давно уже выбрался через заднюю дверь и теперь несется по какому-нибудь переулку.

Вот так они и ворвались, давя подметками битое стекло, а когда тот стрелок с винтовкой распахнул дверь с высаженным стеклом и шагнул через порог, Роланд встал во весь рост, сплетя обе руки над головою в один кулак, и обрушил его на затылок офицера полиции Карла Делевана.

Уже потом, давая показания на комиссии по расследованию, Делеван утверждал, что он вообще ничего не помнит после того, как, опустившись на колени, заглянул под прилавок в магазинчике Клементса и увидел там бумажник преступника. Члены комиссии рассудили, что подобная амнезия в данных обстоятельствах чертовски удобна, но Делеван все равно отделался легким испугом и удержанием двухмесячной зарплаты. А вот Роланд ему бы поверил и при других обстоятельствах (например, если бы этот кретин не стал обстреливать из винтовки магазин, где могли быть невинные люди), может быть, даже и посочувствовал. Когда в течение получаса тебя дважды огреют по черепушке, было бы странно, если бы ты потом никого не зашиб.

Когда Делеван повалился на пол, вдруг весь обмякнув точно мешок с овсом, Роланд выхватил автомат из его вялых рук.

— Стой! — выкрикнул О'Мейра, и в его голосе смешались ярость и испуг. Он уже поднял было «Магнум» Толстяка Джонни, но все опять пошло так, как и предвидел Роланд: стрелки в этом мире были прямо-таки до огорчения медлительны. За то время, пока О'Мейра поднимал свой револьвер, Роланд успел бы три раза его пристрелить, но в том не было необходимости. Он просто швырнул винтовку по восходящей сильной дуге. Раздался глухой шлепок, когда приклад вписался в левую щеку О'Мейры — звук, получающийся при ударе битой по бейсбольному мясу. Лицо О'Мейры вниз от щеки тут же сместилось дюйма на два вправо. Чтобы потом его выправить потребовалось три хирургических операции и четыре стальных спицы. На мгновение О'Мейра застыл на месте, как будто не веря, что это случилось с ним, а потом глаза его закатились, ноги подкосились, и он рухнул на пол.

Роланд встал в дверях, не обращая внимания на приближающийся рев сирен. Он открыл патронник винтовки, вытряхнул из нее все патроны прямо на обмякшее тело Делевана. Винтовку он бросил сверху.

— Ты дурак и дурак опасный, тебя бы следовало изгнать на север, — сказал он лежащему без сознания человеку. — Ты забыл лицо своего отца.

Перешагнув через него, Роланд вышел на улицу, подошел к экипажу стрелков, двигатель которого все еще работал на холостых оборотах, и, обойдя его с той стороны, сел за рулем.

Умеешь водить этот экипаж? — спросил он у воющего и бубнящего создания по имени Джек Морт.

Но не получил вразумительного ответа. Морт продолжал вопить. Стрелок понял, что это истерика, но не совсем настоящая. Джек Морт умышленно закатил истерику, чтобы уклониться от разговора с этим жутким и странным голосом у него в мозгу.

Послушай, — попытался его вразумить стрелок. — Времени у меня нет. Повторять я два раза не буду. Так что слушай внимательно. Если ты не ответишь на мой вопрос, я твой же палец воткну тебе в глаз и буду давить до тех пор, пока я его не выковыряю, а потом разотру твой глаз о сидение этого экипажа, как какого-нибудь жука. Сам я прекрасно обойдусь одним глазом. Да и, в конце концов, это же не мои глаза.

Он не лгал. Он не мог лгать Морту, точно так же, как и Морт не мог лгать ему: взаимоотношения их были вынужденные и более чем прохладные, но в то же время связь их была теснее и ближе, чем связь страстных любовников, сплетенных телами в любовном акте. В конечном итоге, их связь была не совокуплением тел, а предельным слиянием сознаний.

Он собирался сделать именно то, что сказал.

И Морт это знал.

Истерика прекратилась моментально. Я умею ее водить, — сказал Морт. Это был первый осмысленный ответ, которого Роланд добился от Морта с тех пор, как влез к нему в сознание.

Тогда веди.

Куда тебе нужно?

Знаешь такую деревню, «Виллидж»?

Да.

Вот туда.

А куда там в Виллидже?

Пока просто езжай туда.

Мы поедем быстрее, если включить сирену.

Хорошо. Включай. И эти мигающие огоньки тоже.

Впервые с тех пор, как он захватил контроль над Мортом, Роланд чуть-чуть отступил и позволил ему действовать самостоятельно. Когда Морт склонил голову, чтобы рассмотреть приборный щиток сине-белого экипажа, Роланд лишь наблюдал за его движениями, пока не вмешиваясь. Но если бы он сейчас был физическим существом, а не бесплотным ка, он бы стоял сейчас на цыпочках, готовый в любое мгновение рвануться вперед и перехватить инициативу при малейших признаках неповиновения.

Однако ничего даже близко похожего на непослушание не наблюдалось. Одному Богу известно, сколько невинных людей убил и искалечил этот человек, но он явно не собирался терять свой драгоценный глаз. Он повернул выключатели, потянул за рычаг, и вдруг они сдвинулись с места. Взвыла сирена, запульсировали красные огоньки.

Езжай быстрее, — угрюмо велел стрелок.

Был час пик, и, несмотря на мигалку, включенную сирену и постоянные сигналы клаксона, дорога до Гринвич Виллидж заняла аж двадцать минут. А в мире стрелка надежды Эдди на спасение таяли, точно земляные плотины под проливным дождем. Скоро они иссякнут и вовсе.

Солнце уже наполовину опустилось в море.

Ну вот, — сказал Джек Морт, — приехали. Он говорил правду (все равно он бы не смог солгать Роланду), хотя Роланду здесь ничего не напоминало деревню: все то же скопление зданий, людей и карет. Кареты не только запруживали все улицы, но и отравляли самый воздух своим нескончаемым шумом и зловонными испарениями. Происходили ядовитые газы, как он рассудил, из-за топлива, в этих каретах сжигаемого. Удивительно еще, как люди могут тут жить, а женщины — рожать нормальных детей, а не уродов вроде тех Недоумков-Мутантов под горным кряжем.

И куда теперь? — спросил Морт.

Здесь начиналось самое трудное. Стрелок приготовился… собрался, как мог.

Выключи сирену и огни. Остановись у обочины.

Морт подкатил патрульную машину к пожарному гидранту.

В этом городе есть такие подземные железные дороги, — сказал стрелок. — Подвези меня к станции, где поезда останавливаются, чтобы пассажиры садились и выходили.

К какой станции? — спросил Морт. В этой его мысленной фразе явственно прозвучала нотка паники. Морт ничего не мог скрыть от Роланда, как и Роланд — от Морта, по крайней мере, на долгое время.

Несколько лет назад — точно не знаю, сколько — на одной из этих подземных станций ты столкнул молодую женщину под поезд. Отвези меня туда.

Слова эти вызвали короткую, но отчаянную борьбу. Стрелок взял верх, но победа эта ему далась на удивление трудно. В определенном смысле у Джека Морта тоже было два лица, как и у Одетты. Хотя он не был шизофреником. Он всегда знал, что он делает, но он тщательно оберегал свое тайное «я» — ту часть своей личности, которая проявлялась Толкачом, — и скрывал ее ото всех, как какой-нибудь растратчик скрывает свой незаконный доход.

Вези меня туда, ублюдок, — повторил стрелок и медленно поднес палец Джека Морта к его правому глазу. Когда палец был уже в полудюйме от глаза и продолжал неумолимо приближаться, Морт наконец сдался.

Правая его рука вновь опустилась на руль, и они поехали на Кристофер-стрит, где примерно три года назад легендарный поезд А отрезал ноги молодой женщине по имени Одетта Холмс.

— Ты глянь, — сказал пеший патрульный Эндрю Стоунтон своему напарнику, Норрису Уиверу, когда сине-белая машина О'Мейры и Делевана остановилась в полуквартале от них. Свободных мест для парковки не было, но водитель не стал утруждать себя долгими поисками. Он просто остановился во втором ряду, оставив свободным только всего один ряд. Сразу же образовалась пробка. Машины просачивались в это узенькое пространство медленно, точно кровь по сосуду, безнадежно забитому холестерином.

Уивер проверил номер на боку рядом с правой передней фарой. 7447. Да, тот самый номер, о котором пришло сообщение из диспетчерской. Да.

Мигалка горела и все вроде бы выглядело как надо — до тех пор, пока дверца не распахнулась и не вышел водитель. Да, он был в синем костюме, но только без золотых пуговиц и серебряного знака. Туфли его тоже не походили на форменные полицейские ботинки, если только Стоунтон и Уивер не пропустили распоряжение по городским отделениям полиции о переходе всех офицеров действительной службы на новую форму обуви: туфли от «Гуччи». Но это вряд ли. Скорее всего, этот мужик — тот самый тип, который чуть не прибил двух полицейских в Вест-Сайде. Он вышел, не обращая внимания на гудки и возмущенные крики водителей, которым он перегородил дорогу.

— Черт возьми, — выдохнул Энди Стоунтон.

При поимке преступника соблюдать особую осторожность, предупреждала диспетчер. Преступник вооружен и очень опасен. Эти диспетчерши всегда говорят так, как будто все время прямо-таки изнывают от скуки — и так, наверное, оно и есть, — вот почему едва ли не благоговейно произнесенное этой диспетчершей слово «очень» несказанно его поразило.

Стоунтон вытащил свой пистолет — в первый раз за все четыре года службы в полиции — и покосился на Уифера. Тот тоже достал оружие. Они стояли на улице, возле магазинчика деликатесов, футах в тридцати от входа в подземку. Они уже давно знали друг друга, и успели, как говорится, к друг другу «пропритереться», как могут лишь полицейские или профессиональные солдаты. Поняв друг друга без слов, оба отступили к дверям магазина, держа оружие наготове.

— В подземку? — спросил Уивер.

— Ага. — Эндю быстренько глянул на вход на станцию. Час пик был в самом разгаре, и на лестнице было полно народу. Люди спешили на поезда. — Надо брать его прямо сейчас, пока он не смешался с толпой.

— Ну так давай.

Они вышли из дверей пусть маленькой, но идеально сплоченной командой — этих стрелков Роланд сразу же расценил бы как противников, более достойных и сильных, чем первые двое. Во-первых, эти были моложе, а во-вторых, хотя Роланд этого и не знал, какая-то незнакомая ему диспетчерша обозвала его «особо опасным», что в глазах Энди Стоунтона и Норриса Уивера приравнивало его ко взбесившемуся тигру-людоеду. Если он не остановится по первому моему приказу, я еще раз повторю, а потом буду стрелять на поражение, подумал Энди.

— Стой! — закричал он, пригнувшись и выставив перед собой пистолет, держа его обеими руками. Рядом с ним Уифер проделал то же самое. — Полиция! Руки за голо…

Но не успел он договорить, как тип в синем костюме уже добрался до лестницы подземки. Скорость он развил просто-напросто сверхъестественную. Но и Энди Стоутон тоже ворон не считал и набрал максимальные обороты. Он развернулся на каблуках и отбросил в сторону все эмоции, как бы облачившись в покров отрешенного хладнокровия — Роланду состояние это было знакомо. Он и сам столько раз переживал нечто подобное в сходных ситуациях.

Энди прицелился и нажал на курок своего «тридцать восьмого». Мужчина в синем костюме на бегу развернулся, стараясь удержаться на ногах, а затем упал на мостовую. Прохожие, которых еще мгновение назад заботило только одно: как бы пережить очередную поездку домой в подземке, — с криками бросились врассыпную, как перепуганные куропатки, обнаружив, что сегодня им предстоит пережить еще одно жуткое испытание сверх ежедневной программы.

— Срань господня, дружище, — выдохнул Норрис Уивер, — ты его завалил.

— Я знаю, — голос Энди не дрогнул. Стрелок бы это оценил. — Пойдем глянем, кто это был.

Я умер! — вопил Джек Морт. — Я умер, из-за тебя меня убили, я умер, я…

Нет, — отозвался стрелок. Он полуприкрыл глаза, оставив только маленькую щелочку, чтобы видеть, как полицейские приближаются к нему с пистолетами наготове. Эти помоложе и попроворней, чем те, что сидели в машине у оружейного магазинчика. Попроворнее. И по крайней мере один из них чертовски метко стрелял. Морт — а вместе с ним и Роланд — на самом деле должны были умереть на месте, или сейчас умирать, или валяться с серьезной раной. Энди Стоунтон стрелял на поражение. Пуля прошила левый лацкан Мортова пиджака, продырявила карман рубашки фирмы «Эрроу» — но дальше она не прошла. Жизнь обоих, Джека Морта снаружи и Роланда внутри, спасла зажигалка Морта.

Сам Морт не курил, но его босс — на место которого самоуверенно метил Морт, причем получить он его рассчитывал уже в будущем году — дымил вовсю. Соответственно, Морт выложил двести баксов и прикупил в фирменном магазине зажигалку «Данхилл». Не то чтобы он подносил огонек каждый раз, когда мистер Фрамингэм совал в рот сигарету… это могло быть расценено так, как будто он лижет задницу начальству, а подхалимом прослыть ему вовсе не улыбалось. Но иногда, время от времени… и обычно когда рядом стоял кто-нибудь из вышестоящих начальников, кто мог бы по достоинству оценить:

а) ненавязчивую вежливость Джека Морта, и

б) хороший вкус Джека Морта.

Умные люди очень предусмотрительны.

На этот раз предусмотрительность Джека Морта спасла жизнь ему и Роланду. Пуля Стоунтона вошла в серебряную зажигалку, а не в сердце Морта (спасла их и страсть Морта к хорошим вещам — хорошим вещам от известных фирм — была б зажигалка дешевенькой, им бы точно пришел конец).

Разумеется, без легкой раны не обошлось. Когда в тебя стреляют из крупнокалиберного пистолета, так просто ты не отделаешься. Зажигалку загнало в грудную клетку, так что образовалась вмятина. Ее сплющило и разнесло на куски, от которых на коже Морта остались царапины, а одна серебряная щепка перерезала левый сосок почти пополам. Карман пиджака, куда вытек бензин, воспламенился. Но стрелок, тем не менее, продолжал лежать неподвижно, дожидаясь, когда полицейские подойдут поближе. Тот, который стрелял в него, кричал на ходу прохожим, чтобы те не подходили и не мешались тут, черт возьми.

Я горю! — мысленно завопил Морт. — Я горю, потуши огонь! Потуши его, ПОТУШШШШШШИ…

Роланд лежал неподвижно, прислушиваясь к тому, как поскрипывают по асфальту ботинки стрелков, не обращая внимания на вопли Морта, пытаясь не обращать внимания и на внезапное жжение в груди и запах горелого мяса.

Ему под грудь просунулась нога, а когда его грубо поддели, Роланд позволил себе безвольно перевернуться на спину. Глаза Джека Морта были открыты. Мышцы лица — вялыми. Несмотря на разбитую зажигалку и воспламенившийся пиджак, ничто на этом обмякшем лице не выдавало того, что внутри этого тела вопит живой человек.

— Боже, — пробормотал кто-то в толпе, — ты что, приятель, трассирующей в него пальнул?

Дымок поднимался из отверстия в левом лацкане пиджака Джека Морта тоненькой аккуратной струйкой и просачивался из-под отворота размытым облачком. Полицейские чувствовали запах горелого мяса — подкладка пиджака Морта, пропитавшаяся бензином из зажигалки, разгорелась уже вовсю.

Энди Стоунтон, который до этой минуты действовал безупречно, теперь совершил единственную ошибку, причем такую, что Корт, несмотря на прежние его успехи, отослал бы его домой, оттаскав предварительно за уши и сказав на прощание, что иной раз одна-единственная промашка может стоить человеку жизни. Стоунтон сумел подстрелить парня — а ни один полицейский не знает, сможет он выстрелить в человека или нет, пока не окажется в ситуации, когда выяснить волей-неволей приходится, — но от одной только мысли, что пуля его почему-то подожгла этого бедолагу, он преисполнился невообразимым ужасом. Не думая о последствиях, он наклонился, чтобы погасить огонь, и ноги стрелка ударили его в живот еще прежде, чем он успел заметить проблеск сознания в глазах того, кого он считал за труп.

Взмахнув руками, Стоунтон повалился на своего напарника, при этом выронив пистолет. Уивер схватился было за свой, но к тому времени, когда ему удалось оторваться от Стоунтона, навалившегося на него всей тяжестью, он услышал выстрел, и его пистолет исчез как по волшебству. Рука, в которой только что был пистолет, онемела, как будто по ней ударили очень тяжелой кувалдой.

Парень в синем костюме встал, посмотрел на них и сказал:

— Вы молодцы. Лучше, чем те, другие. Но позвольте мне дать вам совет. Не надо меня преследовать. Уже скоро все кончится. Мне не хотелось бы вас убивать.

Потом он развернулся и бегом бросился к лестнице в подземку.

Лестницы были забиты людьми. Все, кто до этого спускались вниз, услышав крики и стрельбу, решили вернуться на улицу, обуреваемые нездоровым и свойственным только нью-йоркцам патологическим любопытством: кого пришили, кто стрелял, много ли крови пролилось на грязный асфальт. И все же они расступились перед мужчиною в синем костюме, который несся вниз, протискиваясь сквозь толпу. И не удивительно. В руке у него был пистолет, а на поясе — еще один.

И еще он, похоже, горел.

Роланд не обращал внимания на истошные вопли Морта, которые все усиливались по мере того, как рубашка его, майка и пиджак разгорелись еще пуще, а серебряные осколки зажигалки начали плавиться и стекать к поясу обжигающими ручейками.

Он уже чувствовал душный запах воздушной волны, слышал рев подходящего поезда.

Время почти пришло. Уже близился этот момент, когда он извлечет троих или же потеряет все. Во второй раз в жизни ему показалось, что у него над головой содрогнулись и завертелись миры.

Он выбежал на платформу, отшвырнул пистолет тридцать восьмого калибра, который держал в руке, и, расстегнув брюки Морта, приспустил их, обнаружив белые подштанники, очень похожие на панталоны шлюх. Но у него не было времени поразмыслить над этой странностью. Если сейчас сбавить скорость, то тогда можно уже и не переживать о том, сгорит он заживо или нет: очень скоро патроны в карманах нагреются и начнут выстреливать, и это тело просто разорвет на куски.

Стрелок запихал коробки с патронами в подштанники и туда же отправил бутылек с «Кефлексом». Теперь подштанники нелепо раздулись. Роланд сбросил горящий пиджак, но рубашку, тоже горящую, снимать не стал.

Он уже слышал рев поезда, приближающегося к платформе, видел его огни. Ему неоткуда было узнать, по тому ли маршруту идет этот поезд, по которому шел и тот, под который столкнули Одетту, но тем не менее он знал. Когда дело касалось Башни, судьба бывала и милосердной, и дарующей боль, как зажигалка, которая чудом спасла ему жизнь, но теперь обжигала тело его огнем. Подобно колесам подъезжающего поезда, судьба продвигалась путями разумными, но и неумолимо жестокими тоже, и противостоять ей могли только сталь и доброта.

Он задержался лишь на мгновение, чтобы скинуть брюки Морта, и побежал дальше, не обращая внимания на людей, что шарахались от него во все стороны. Воздушный поток, гонимый перед собою поездом, еще пуще разжег огонь на горящей рубашке: вот загорелся воротник, вот пламя перекинулось ему на волосы. Тяжелые коробки с патронами, которые он запихал в подштанники, с каждым шагом били его по яйцам, грозя их расплющить. Живот крутило от боли. Живым пылающим метеоритом проскочил он турникет. Погаси огонь! — орал Морт. — Погаси, иначе я просто сгорю!

Вот и гореть бы тебе, — мрачно подумал стрелок. — Тебе уготованное во сто крат милосердней того, чего ты заслуживаешь.

Что ты имеешь в виду? ЧТО ТЫ ИМЕЕШЬ В ВИДУ?

Бросившись к краю платформы, стрелок не ответил, но уже одним этим действием он заставил Морта заткнуться. Он почувствовал, что одна из коробок с патронами вот-вот вывалится из нелепых подштанников Морта, и поддержал ее рукой.

Всю свою умственную энергию, без остатка, он обратил к Госпоже Теней. Он не был уверен, что до нее дойдет этот телепатический сигнал, а если даже дойдет, то подчинится ли она его приказу, но он все же послал ее: стремительную, отточенную, как стрела, мысль: