Бесплодные земли Кинг Стивен

– 28 -

Джейку помещение, куда его втащил Режь-Глотку, напомнило пусковую шахту баллистической ракеты, украшенную силами пациентов психиатрической клиники: отчасти музей, отчасти гостиная, отчасти ночлежка хиппи. Над ним пустота взмывала к круглому куполообразному своду, под ним – уходило на семьдесят пять, а то и сто футов вниз к такой же круглой чаше основания. Единственная замкнутая в кольцо стена представляла собой непрерывное чередование вертикальных цветных полос неоновых трубок: красных, синих, зеленых, желтых, оранжевых, персиковых, розовых. На дне и под куполом шахты (если это и впрямь была пусковая шахта) эти длинные трубки сходились в кричаще-яркие радужные узлы.

Сама комната располагалась в верхней части огромной капсулы, на уровне примерно трех четвертей ее высоты. Полом служили ржавые железные решетки. Кое-где на решетчатом полу лежали ковры, похожие на турецкие (позднее Джейк узнал, что в действительности ковры эти происходят из провинции под названием Кашмин), придавленные по углам сундуками с медными накладками, высокими светильниками или ножками приземистых мягких кресел. Если бы не это, они хлопали бы и трепетали, как полоски бумаги, привязанные к электрическому вентилятору: снизу непрерывно и сильно тянуло теплым воздухом. Другой поток воздуха, проникавший в помещение через кольцо вентиляционных отдушин, таких же, как в туннеле, что привел их сюда, вихрился в четырех или пяти футах над головой Джейка. В самой глубине комнаты была дверь, как две капли воды похожая на ту, через которую они с Режь-Глоткой вошли, и Джейк подумал, что это может быть продолжение подземного коридора, повторяющего ход Луча.

В комнате находилось шесть человек: четверо мужчин и две женщины. Джейк догадался, что видит перед собой ставку Седых – если, конечно, Седых оставалось еще достаточно для того, чтобы оправдывать существование ставки. Все шестеро были не первой молодости, однако все еще в расцвете сил. Они смотрели на Джейка с таким же любопытством, с каким он смотрел на них.

Посреди комнаты, небрежно перекинув массивную ногу через подлокотник кресла, достаточно большого, чтобы назвать его троном, восседал человек, в чьем облике слились воин-викинг и сказочный великан: нагой, покрытый броней мускулов торс, серебряный браслет на руке повыше локтя, через плечо – нож в ножнах, на шее – странный амулет. Облегающие панталоны из мягкой кожи, заправленные в высокие сапоги; один сапог обвязан желтым шарфом. Волосы этого человека – светлые, сальные, с проседью – ниспадали почти до середины широкой спины, глаза были зеленые и любопытные, как у кота, пожившего на свете довольно для того, чтобы поумнеть, но не настолько старого, чтобы утратить ту утонченную жестокость, какая в кошачьих кругах почитается за веселый нрав. На спинке кресла висело что-то вроде очень старого автомата.

Джейк повнимательнее присмотрелся к украшению на груди "викинга" и увидел подвешенный на серебряной цепочке стеклянный гробик. Внутри крошечный золотой циферблат показывал пять минут четвертого. Под циферблатом ходил из стороны в сторону крошечный золотой маятник, и несмотря на доносящееся сверху и снизу шипение циркулирующего воздуха, мальчик расслышал: тик-так, тик-так. Стрелки часов двигались быстрее, чем следовало бы, и Джейк не слишком удивился, когда понял, что часы идут вспять.

Ему вспомнилась крокодилица из "Питера Пэна" – та, что вечно преследовала капитана Крюка, – и он украдкой улыбнулся. Режь-Глотку заметил это и замахнулся. Джейк отпрянул, загородив лицо руками.

Тик-Так погрозил Режь-Глотке пальцем, точно строгая бонна. Жест этот до смешного не вязался с его обликом.

– Ну, ну… это вовсе ни к чему, Режь-Глотку, – укорил он.

Режь-Глотку мгновенно опустил руку. Лицо пирата совершенно преобразилось. Раньше там сменяли друг друга тупая ярость и хитрое, почти экзистенциальное веселье. Сейчас в этих чертах проступало лишь раболепное восхищение. Как все прочие присутствующие в комнате (не исключая и Джейка), Режь-Глотку не мог надолго оторвать глаз от Тик-Така; его взгляд неумолимо притягивало обратно. И Джейк понимал почему. Тик-Так единственный здесь, казалось, был полон жизненных сил, здоровья и энергии.

– Ни к чему дак ни к чему, – буркнул Режь-Глотку и прежде чем вновь обратить свой взор к белокурому гиганту на троне, наградил Джейка мрачным взглядом. – А все ж мальчишка страсть до чего дерзкий, Тикки. Страсть до чего, будь я мерин, и коли хочешь знать, что я думаю, его еще школить да школить!

– Когда мне захочется узнать, что ты думаешь, я спрошу тебя об этом, – сказал Тик-Так. – А теперь затвори-ка дверь, балабон, – что ты, в хлеву родился? Порядков не знаешь?

Темноволосая женщина рассмеялась. Смех был резкий, сиплый, как воронье карканье. Тик-Так быстро повел на нее глазами; хохотунья мигом унялась и уставилась в решетчатый пол.

Дверь, в которую Режь-Глотку втащил мальчика, по сути представляла собой две двери. Эта конструкция напомнила Джейку переходные шлюзы на космических кораблях в наименее глупых научно-фантастических фильмах. Режь-Глотку закрыл обе двери, повернулся к Тик-Таку и жестом показал ему: порядок! Тик-Так кивнул и лениво потянулся вверх, к кнопке, вмонтированной во что-то похожее на ораторскую трибуну. В стене одышливо заработал насос, неоновые трубки заметно потускнели, и колесо вентиля на внутренней двери завертелось, запирая ее. Вероятно, то же проделал вентиль на двери снаружи. Да, это, несомненно, было что-то вроде бомбоубежища. Насос заглох, и к длинным неоновым трубкам вернулось прежнее приглушенное сияние.

– Так-с, – весело промолвил Тик-Так, принимаясь оглядывать Джейка от макушки до пят. У Джейка возникло отчетливое и очень неприятное ощущение, что его в высшей степени квалифицированно подшивают к делу и заносят в каталог. – Все мы целехоньки, здоровехоньки и преуютно устроены. Верно, Ухало?

– Ага! – тотчас откликнулся тощий верзила в черном костюме. Лицо его покрывала какая-то сыпь, которую он расчесывал, как одержимый.

– Мальца я доставил, – сказал Режь-Глотку. – Я говорил, мне можно доверить это дело – и нешто я сплоховал?

– Ничуть, – ответил Тик-Так. – Отличная работа. Надо признаться, под конец у меня возникли некоторые сомнения в твоей способности упомнить пароль, однако…

Темноволосая снова сипло прыснула. Тик-Так полуобернулся к ней (углы его рта морщила ленивая улыбка), и прежде чем Джейк успел сообразить, что происходит – что ужепроизошло, – женщина, выпучив глаза от изумления и боли, попятилась, пошатываясь и ощупывая странный желвак посреди груди, которого секунду назад не было.

Джейк понял: поворачиваясь, Тик-Так сделал неуловимо быстрое движение. Тонкая белая рукоятка, которая высовывалась из ножен, висевших у Тик-Така через плечо, исчезла. Нож теперь был на другом конце комнаты, торчал в груди темноволосой женщины. Тик-Так выхватил и бросил его с неимоверной быстротой, на какую вряд ли был способен даже Роланд. Словно проделал злой фокус.

Остальные в молчании смотрели, как женщина пошатываясь идет к Тик-Таку. Она хрипела и задыхалась, сжимая слабеющими руками нож. Ее бедро задело светильник на высокой ножке, и тот, кого здесь называли Ухалом, стрелой метнулся вперед, чтобы подхватить лампу, пока та не упала. Сам Тик-Так не шелохнулся; он сидел, перебросив ногу через подлокотник своего трона, и с ленивой улыбкой наблюдал за женщиной.

Она споткнулась о ковер и полетела на пол. Тик-Так все с тем же пугающим проворством поджал переброшенную через подлокотник кресла ногу и с силой вновь выбросил ее вперед, точно поршень. Ступня Тик-Така зарылась в живот темноволосой, и та отлетела назад. Заливая все вокруг, изо рта у нее хлынула кровь. Женщина ударилась о стену, съехала по ней на пол и в конце концов замерла в сидячем положении, уткнув подбородок в грудь, – ни дать ни взять мексиканка из кинофильма, прикорнувшая в час сиесты под глинобитной стеной, подумал Джейк. Мальчику с трудом верилось, что эта женщина с такой ужасающей быстротой перешла грань между жизнью и смертью. Неоновые трубки превратили ее волосы в облачко тумана – наполовину синее, наполовину красное. В устремленных на Тик-Така неподвижных стекленеющих глазах застыло предсмертное изумление.

– Я ведь предупреждалее насчет этих хиханек-хаханек, – проговорил Тик-Так. Он посмотрел на другую женщину – коренастую, рыжеволосую, похожую на шофера-дальнобойщика. – Верно, Тилли?

– Ага, ага, – тотчас откликнулась Тилли. Ее глаза блестели от страха и лихорадочного волнения, она без конца судорожно облизывала губы. – Истинная правда, сто раз предупреждал, подавиться мне своими потрохами!

– Пожалуй что подавишься, коли сумеешь засунуть руку в свою жирную задницу достаточно глубоко для того, чтоб их нашарить, – презрительно фыркнул Тик-Так. – Принеси-ка мой нож, Брендон, да не забудь вытереть с него вонючую кровь этой шлюхи, прежде чем вложить его мне в руку.

Кривоногий коротышка спешно кинулся выполнять приказ. Поначалу нож никак не поддавался; похоже было, что он застрял в грудной кости несчастной женщины. С ужасом покосившись на Тик-Така, Брендон потянул сильнее.

Однако Тик-Так, казалось, начисто забыл и о Брендоне, и о женщине, которая в буквальном смысле умерла от смеха. Взгляд его сверкающих зеленых глаз теперь сосредоточился на чем-то, что интересовало его куда больше, чем покойница.

– Иди-ка сюда, постреленок, – сказал он. – Хочу получше разглядеть тебя.

Режь-Глотку толкнул Джейка в спину. Джейк, спотыкаясь, вылетел вперед и неминуемо упал бы, не поймай его за плечи сильные руки Тик-Така. Убедившись, что Джейк вновь прочно стоит на ногах, Тик-Так ухватил мальчика за левое запястье и потянул вверх. Его внимание привлекли часы Джейка.

– Коли мои подозрения насчет этой вот вещицы справедливы, это знамение для верных и чистых сердцем, – заявил он. – Ответствуй, мальчик, что за пещатьты носишь?

Джейку, не имевшему ни малейшего понятия о том, что такое пещать,оставалось только надеяться на лучшее.

– Это часы. Но они не ходят, мистер Тик-Так.

Ухало хихикнул… и зажал рот руками, когда Тик-Так повернулся и посмотрел на него. В следующий миг Тик-Так вновь отвернулся к Джейку, и грозное выражение сменила солнечная улыбка. Глядя на эту улыбку, вы невольно забывали о том, что под стеной сидит убитая женщина, а вовсе не кино-мексиканка, прикорнувшая в час сиесты. Глядя на нее, вы, сами того не желая, забывали, что эти люди безумны, а Тик-Так, вероятно, самый безумный обитатель этого приюта для умалишенных.

– Часы,– кивая, проговорил Тик-Так. – Весьма удачное название для подобного устройства – в конце концов, на что человеку брегет, как не затем, чтоб нет-нет да и справиться, который час?Верно, Брендон? Да, Тилли? Так, Режь-Глотку?

Все с жаром поддакнули. Подарив их обворожительной улыбкой, Тик-Так снова повернулся к Джейку. Теперь Джейк заметил, что улыбка эта, какой бы обворожительной она ни была, не затрагивала зеленых глаз Тик-Така. Они оставались такими же, какими были все это время: холодными, жестокими и любопытными.

Тик-Так осторожно потянулся к "Сейко", которые теперь показывали девяносто одну минуту восьмого – утра ивечера, – но за долю секунды до того, как коснуться стекла над жидкокристаллическим дисплеем, отдернул палец.

– Скажи-ка, голубчик, не снабжены ли эти твои "часы" адской машиной?

– Что? А! Нет, адской машины в них нет. – И Джейк сам притронулся пальцем к часам.

– Это ничего не значит, коли они настроены на частоту твоего тела, – заметил Тик-Так. Он говорил тем презрительно-насмешливым тоном, на какой отец Джейка переходил в тех случаях, когда не хотел, чтобы кто-нибудь догадался, что он ровным счетом ничего не понимает в том, о чем разглагольствует. Тик-Так скользнул взглядом по Брендону, и Джейк увидел, как он прикидывает, не назначить ли кривоногого мужичонку испытателем. Потом Тик-Так отказался от этой идеи и снова заглянул в глаза Джейку. – Если меня тряханет, дружок, через полминуты ты будешь подыхать, давясь собственными причиндалами.

Джейк с усилием проглотил слюну, но ничего не сказал. Тик-Так опять вытянул палец и на этот раз позволил ему опуститься на дисплей "Сейко". В тот же миг все цифры сбросились до нулей, и отсчет пошел с начала.

Притрагиваясь к часам, Тик-Так щурился в ожидании возможной боли. Теперь в уголках его глаз собрала морщинки искренняя улыбка – первая искренняя улыбка за все то время, что Джейк провел здесь. Он подумал, что отчасти она вызвана ликованием Тик-Така по поводу собственной храбрости, но главным образом – обыкновенными удивлением и интересом.

– Нельзя ли мне взять их? – вкрадчиво спросил у него Тик-Так. – Скажем, в знак твоего доброго расположения? Да будет тебе известно, голубчик, я поистине страстный любитель брегетов.

– Пожалуйста. – Джейк немедленно отстегнул часы, снял их с руки и опустил в протянутую к нему широкую ладонь Тик-Така.

– Ишь как говорит – чисто барич, шелковая жопа, – радостно восхитился Режь-Глотку. – В старину дорого платили за то, чтоб воротить такого в родимый дом, Тикки, – ей-ей, не вру. Да чего там, мой папаша…

– Твой папаша окочурился до того протухшим от мандруса, что его и собаки жрать бы не стали, – перебил Тик-Так. – А теперь заткнись, дубина.

В первое мгновение Режь-Глотку пришел в ярость – но потом смутился. Он уселся в ближайшее кресло и погрузился в молчание.

Тик-Так между тем с благоговейным страхом изучал эластичный ремешок "Сейко". Он широко растянул браслет, дал ему защелкнуться, опять растянул, опять позволил со щелчком принять прежнюю форму. Опустив в щель между звеньями прядь волос, он захохотал, когда, сомкнувшись, те защемили ее. Наконец он надел часы на руку и подтянул до середины предплечья. Джейк подумал, что этот нью-йоркский сувенир смотрится там очень странно, но ничего не сказал.

– Изумительно! – воскликнул Тик-Так. – Откуда они у тебя, постреленок?

– Мне их подарили на день рождения родители, – ответил Джейк. При этих словах Режь-Глотку подался вперед, возможно, желая еще раз упомянуть о выкупе. Если так, выражение напряженной сосредоточенности на лице Тик-Така заставило пирата передумать, и он без единого слова вновь откинулся на спинку кресла.

– Ой ли?– подивился Тик-Так, поднимая брови. Он обнаружил маленькую кнопку, которая включала подсветку, и то нажимал, то отпускал ее, любуясь, как загорается и гаснет свет. Потом он снова посмотрел на Джейка, и его глаза опять превратились в ярко-зеленые узкие щелки. – А скажи-ка мне, пострел, на какой схеме это работает, на биполярной или униполярной?

– Ни на той, ни на другой, – ответил Джейк, не ведая, что, сделав вид, будто эти термины ему знакомы, обрек себя на крупные неприятности в будущем. – Они работают от никелево-кадмиевой батарейки. Во всяком случае, так мне кажется. Менять ее мне еще ни разу не приходилось, а инструкцию я давно потерял.

Тик-Так долго смотрел на него, не говоря ни слова, и Джейк с тревогой и страхом понял: светловолосый гигант пытается разобраться, не смеется ли Джейк. Мальчику почему-то казалось, что, если Тик-Таку взбредет в голову, будто он действительнопотешается над ним, то побои и брань, сыпавшиеся на него по дороге сюда, покажутся щекоткой в сравнении с тем, что может сделать Тик-Так. Ему вдруг страшно захотелось направить ход мысли Тик-Така в иное русло. И он сказал первое, что, по его мнению, могло принести желаемые плоды.

– Он был ваш дедушка, да?

Тик-Так вопросительно вскинул брови. Он вновь взял Джейка за плечи, не слишком крепко, но все равно мальчик почувствовал феноменальную силу, дремавшую в этих руках. Вздумай Тик-Так покрепче сжать Джейка и резко дернуть вперед, он переломил бы ему ключицы, как карандаши. Если бы он оттолкнул мальчика, то, вероятно, сломал бы ему позвоночник.

– Ктобыл мой дедушка, парень?

Джейк еще раз окинул взглядом массивную, благородной формы голову и широкие плечи Тик-Така. Он вспомнил слова Сюзанны: "Ну и громила – ты только погляди, Роланд! Должно быть, его пришлось натереть салом, чтобы втиснуть в кабину!"

– Человек в самолете. Дэвид Квик.

Глаза Тик-Така расширились от изумления и неожиданности. Потом он запрокинул голову и так оглушительно расхохотался, что его смех эхом отразился от высокого купола потолка. Прочие боязливо заулыбались. Однако после того, что случилось с темноволосой женщиной, никто не посмел засмеяться в голос.

– Кто бы и откуда бы ты ни был, мальчик, ты – самый смекалистый молодчик из всех, кого старина Тик-Так повидал на своем долгом веку. Квик приходится мне не дедом, а прадедом, и все же ты почти угадал – верно ведь, любезный мой Режь-Глотку?

– Ей-ей, – подтвердил Режь-Глотку. – Малец смекалистый, будь я мерин; кабы ты меня спросил, я б давно тебе про то сказал. Но все едино наглец, каких поискать.

– Да, – задумчиво проговорил Тик-Так. Его руки крепко стиснули плечи мальчика и притянули Джейка поближе к улыбающемуся, красивому, безумному лицу. – Сам вижу, что наглец. Смотрит дерзко. Но это дело поправимо, верно, Режь-Глотку?

"Он говорит не с Режь-Глоткой, – пронеслось в голове у Джейка, – а со мной. Он думает, что гипнотизирует меня… может быть, так и есть".

– Истинная правда, – выдохнул Режь-Глотку.

Джейк почувствовал, что тонет в больших зеленых глазах Тик-Така. Хотя тот все еще держал мальчика не слишком крепко, Джейк никак не мог набрать в грудь достаточно воздуха. Собрав все силы, он постарался стряхнуть наваждение и вновь сказал первое, что пришло на ум:

– И благородный Перт на землю пал, и гром потряс окрестные пределы.

Эти слова подействовали на Тик-Така, точно сильная пощечина. Он отшатнулся, сощурив зеленые глаза, и больно сдавил плечи Джейка:

– Чтоты сказал? Где ты это слышал?

– Напела одна маленькая птичка, – с рассчитанной дерзостью ответил Джейк и в следующий миг уже летел через комнату.

Если бы мальчик врезался в вогнутую стену головой, то потерял бы сознание или убился. Однако Джейк ударился о стену бедром и как куль свалился на железную решетку. Он оторопело потряс головой, огляделся и обнаружил, что очутился нос к носу с той самой женщиной, для которой наступила вечная сиеста. Потрясенно вскрикнув, мальчик на четвереньках пополз прочь. Ухало пинком в грудь опрокинул его на спину. Джейк лежал, судорожно разевая рот и глядя вверх, на пестрый радужный узел в том месте, где сходились неоновые трубки. В следующий миг поле зрения мальчика заполнило лицо Тик-Така: прямая полоска сурово сжатых губ, пылающие щеки, в глазах притаился страх. Стеклянный гробик раскачивался на серебряной цепочке, словно передразнивая маятник заключенных в нем крохотных часов.

– Режь-Глотку прав, – Тик-Так забрал в горсть рубашку Джейка, сжал кулак и поднял мальчика в воздух. – Ты наглый дерзец. Но я отучу тебя дерзить мне. Навсегдаотучу. Слыхал про людей с коротким запальным шнуром? Так вот, у меня помянутого шнура нет вовсе, чему нашлась бы тьма свидетелей, кабы я не заставил их замолчать навеки. Коли я услышу от тебя еще хоть словопро благородного Перта… хоть однослово… я снесу тебе маковку и съем мозги. Я не позволю накликать беду в Колыбели Седых! Понятно?

Он встряхнул Джейка, как тряпичную куклу. Мальчик расплакался.

– Понятно?

– Д-д-д-да!

– Вот и славно. – Тик-Так поставил Джейка на пол, и мальчик, шатаясь как пьяный, стал утирать льющиеся из глаз слезы, оставляя на щеках грязные разводы, темные, словно тушь для ресниц. – Теперь, малыш, сыграем в вопросы и ответы. Я буду спрашивать, ты – отвечать. Ясно?

Джейк не ответил. Он смотрел на зарешеченные вентиляционные отдушины, опоясывавшие помещение.

Тик-Так двумя пальцами ухватил его за нос и немилосердно сжал.

– Ясно?

– Да!– выкрикнул Джейк, из глаз которого теперь вместе со слезами ужаса струились слезы боли, и снова уставился Тик-Таку в лицо. Мальчику хотелось снова посмотреть на вентиляционную решетку, отчаянно хотелось удостовериться, что испуг и перенапряжение не сыграли с ним злую шутку и он действительно кое-что там заметил, – но он не смел. Он боялся, как бы кто-нибудь – скорее всего, сам Тик-Так – не проследил за его пристальным взглядом и не увидел того же, что увидел он.

– Хорошо. – Тик-Так за нос потащил Джейка к креслу, уселся и снова перекинул ногу через подлокотник. – Что ж, давай поболтаем. Начнем, пожалуй, с того, как тебя звать-величать. Так как тебя зовут, постреленок?

– Джейк Чэмберс, – невнятно прогнусавил Джейк.

– Ты Не-Мец, Джейк Чэмберс?

На миг Джейк изумился: что за чудной способ спросить, не страдает ли он немотой – разумеется, всем с самого начала было совершенно ясно, что это не так.

– Не понимаю…

Тик-Так принялся дергать Джейка за нос:

– Не-Мец! Не-Мец! Довольно морочить меня, мальчик!

– Я не понимаю… – начал Джейк, поглядел на старый автомат, висевший на кресле, вспомнил разбитый "фокке-вульф" – и разрозненные фрагменты головоломки сложились у него в мозгу в единое целое. – Нет. Я не немец. Я американец. Все это закончилось задолго до моего рождения.

Тик-Так выпустил нос Джейка, откуда немедленно хлынули кровавые сгустки.

– Ты мог сказать об этом сразу и избавить себя от всевозможных страданий и огорчений, Джейк Чэмберс… но, по крайней мере, теперь ты понимаешь, как тут у нас делаются дела, верно?

Джейк кивнул.

– Ей-ей, неплохо! Начнем с простых вопросов.

Взгляд Джейка снова медленно переместился к вентиляционной отдушине. То, что он заметил раньше, не исчезло; это не был плод его воображения. В темноте за хромированной пластинчатой решеткой мелькали глаза с золотым ободком.

Чик.

Тик-Так хлестнул Джейка по лицу, отбросив на Режь-Глотку, который незамедлительно толкнул его обратно.

– Пришла пора ученья, сердечко мое, – шепнул пират. – Берись-ка за уроки! Да гляди не ленись, ни-ни!

– Когда я говорю с тобой, смотри на меня, – распорядился Тик-Так. – Либо я добьюсь от тебя почтения, Джейк Чэмберс, либо оторву тебе яйца.

– Хорошо.

Зеленые глаза Тик-Така опасно блеснули.

– Хорошо – что?

Джейк принялся лихорадочно искать правильный ответ. Он продирался сквозь сумбур вопросов и гнал прочь внезапно вспыхнувшую надежду. То, что он нашел, отлично сгодилось бы и для его родной Колыбели Зрелых, иначе известной как "Школа Пайпер".

– Хорошо, сэр.

Тик-Так улыбнулся.

– Начало положено, мальчуган, – сказал он и подался вперед, упираясь локтями в ляжки. – Так-с… что такое "американец"?

Джейк пустился в объяснения, изо всех сил стараясь не смотреть в сторону вентиляционной решетки.

– 29 -

Роланд убрал револьвер в кобуру, положил обе руки на колесо вентиля и попробовал повернуть. Колесо не шелохнулось. Это не слишком удивило стрелка, зато не на шутку озадачило.

Чик, который стоял у левой ноги Роланда, тревожно и нетерпеливо глядел на стрелка, поджидая, чтобы тот открыл дверь и можно было бы продолжить поход за Джейком. Кабы все было так просто, с сожалением подумал Роланд. Караулить под дверью, не выйдет ли кто, не годилось: могло пройти несколько часов или даже дней, прежде чем Седые решили бы вновь воспользоваться этим выходом. Стрелок ждал бы, а тем временем Режь-Глотке и его друзьям могло взбрести в голову заживо содрать с Джейка кожу.

Роланд приложил ухо к металлу, но ничего не услышал. Это тоже не удивило его. Когда-то давным-давно он имел дело такими дверьми – из них нельзя было выбить выстрелами замки, и, совершенно определенно, сквозь них ничего нельзя было услышать. Здешняя дверь могла быть одинарной, могла быть и двойной, с глухим зазором внутри, но где-то непременно должна была находиться кнопка, приводящая в движение колесо посередине двери и открывающая запоры. Если бы Джейку удалось добраться до этой кнопки, то, пожалуй, все еще могло закончиться благополучно.

Роланд понимал, что не является полноправным членом их ка-тета;он догадывался, что даже Чик лучше осведомлен о тайной жизни, протекающей в недрах этого ка-тета(стрелку казалось крайне сомнительным, что косолап отследил Джейка в тоннелях, где грязными ручейками струилась вода, благодаря одному только чутью). Тем не менее он сумел помочь мальчику, когда тот пытался пройти сюда из своего родного мира. Сумел увидеть– а когда Джейк пытался вернуть случайно оброненный ключ, сумел мысленно связаться с ним, послать сообщение.

Сейчас к посылке сообщений следовало подходить с большой осторожностью. В лучшем случае Седые поймут: что-то затевается. В худшем Джейк может неверно истолковать то, что Роланд попытается ему внушить, и сделает какую-нибудь глупость.

Вот если бы увидеть…

Роланд закрыл глаза и все внимание сосредоточил на Джейке. Представив себе глаза мальчика, стрелок выслал свое кана их поиски.

Поначалу он ничего не видел. Затем, наконец, стало возникать изображение – лицо, обрамленное длинными, белокурыми с проседью волосами. В глубоких глазницах, точно огневики в пещерах, блестели зеленые глаза. Роланд быстро понял, что это Тик-Так и что он потомок пилота, погибшего в авиакатастрофе, – факт занятный, но в сложившейся ситуации не имеющий никакой практической ценности. Стрелок попытался заглянуть подальше, за Тик-Така, чтобы увидеть помещение, где держали Джейка, и находившихся там людей.

– Эйк, – шепнул Чик, словно напоминая Роланду: не время дремать.

– Ш-ш-ш, – отозвался стрелок, не открывая глаз.

Но толку не было. Перед мысленным взором Роланда мелькали лишь размытые пятна – возможно, оттого, что Джейк так прочно сосредоточился на Тик-Таке; все остальное казалось чередой окутанных серой пеленой силуэтов у границ восприятия мальчика.

Роланд вновь открыл глаза и с досадой пристукнул кулаком по ладони. Ему казалось, он мог бы поднапрячься и увидеть больше… но тогда мальчик мог бы узнать о его присутствии, а это опасно. Если не Режь-Глотку, то уж Тик-Так непременно заподозрит неладное.

Стрелок посмотрел наверх, на узкие зарешеченные отдушины, потом вниз, на Чика. Он уже не раз задумывался над тем, насколько смышлен косолап; сейчас ему, похоже, предстояло это выяснить.

Потянувшись вверх левой, здоровой, рукой, Роланд просунул пальцы между горизонтальными планками ближайшей к люку, куда увели Джейка, решетки и потянул. Решетка выскочила из пазов, обильно засыпав пол хлопьями ржавчины и высохшим мхом. Открывшееся отверстие было чересчур мало для человека – но не для косолапа. Стрелок поставил решетку на пол, подхватил Чика на руки и негромко сказал ему на ухо:

– Ступай… погляди… вернись. Понимаешь? Так, чтобы тебя не увидели. Просто пойди, погляди и вернись.

Чик внимательно смотрел в лицо стрелку и молчал, даже не "эйкал". Роланд не знал, понял его зверек или нет, но раздумывать было некогда – напрасная трата времени никак не способствовала успеху предприятия. Он посадил Чика в шахту вентиляции. Косолап обнюхал крошево сухого мха, тоненько чихнул, присел и замер, с сомнением поглядывая на Роланда удивительными глазами. Сквозняк ерошил длинную шелковистую шерсть зверька.

– Ступай, погляди и вернись, – шепотом повторил Роланд, и Чик, втянув когти, бесшумно ступая подушечками лап, исчез в полумраке.

Роланд вытащил из кобуры револьвер и приступил к самому трудному. Стал ждать.

Не прошло и трех минут, как Чик вернулся. Роланд вынул его из шахты и поставил на пол. Чик посмотрел на него, вытянув длинную шею.

– Сколько их там, Чик? – спросил Роланд. – Скольких ты видел?

Долгие секунды ему казалось, что он не добьется от косолапа ничего, кроме этого устремленного на него неподвижного тревожного взгляда. Потом зверек робко приподнял правую лапу, выпустил когти и поглядел на них, словно пытаясь вспомнить что-то очень трудное. Наконец Чик легонько стукнул по стальному полу.

Раз… два… три… четыре. Пауза. Затем еще дважды, быстро и едва слышно; сталь отзывалась тихим звяканьем – пять, шесть. Вновь пауза. Чик медлил, не поднимая головы; он походил на ребенка, поглощенного мучительной, титанической работой мысли. Потом, подняв глаза на Роланда, косолап в последний раз царапнул стальной пол:

– Эйк!

Шестеро Седых… и Джейк.

Роланд взял Чика на руки и погладил.

– Молодчина! – пробормотал он на ухо зверьку. Стрелка действительно переполняли удивление и благодарность. Конечно, на что-то он надеялся, но такой подробный ответ поверг его в изумление. В правильности счета Роланд почти не сомневался. – Молодец, славный мальчик!

– Чик! Эйк!

Да, Джейк. Вот задача. Он дал Джейку обещание – и намерен сдержать слово.

Стрелок глубоко задумался. Сухой прагматизм необычным образом сочетался в нем с первобытным чутьем, унаследованным, по-видимому, от бабки, Дейдре Безумной, весьма странной особы. Это чутье сберегало стрелку жизнь все годы после кончины его старых товарищей, а сейчас Роланд вверял ему жизнь Джейка.

Он снова подхватил Чика на руки, понимая, что Джейк, быть может – быть может,– останется жив, но косолап почти неминуемо погибнет, и зашептал в настороженное ухо зверька нехитрые слова, повторяя их снова и снова. Наконец стрелок замолчал и снова посадил Чика в вентиляционную шахту. "Славный мальчик, – едва слышно произнес он. – Ну, ступай же. Сделай свое дело. Сердцем я с тобой".

– Чик! Ой! Эйк! – тихо протявкал косолап и проворно скрылся в темноте.

Роланд стал ждать начала светопреставления.

– 30 -

"Задай мне вопрос, Эдди Дийн из Нью-Йорка. И пусть лучше это будет хороший вопрос… не то и ты, и твоя женщина, откуда б вы ни были родом, умрете."

Ну чтотут ответишь, скажите на милость?

Темно-красный огонек погас, зажегся розовый. "СКОРЕЕ, – заторопил едва слышный голосок Блейна-маленького, – ОН СТРАШНО ЗОЛ… СКОРЕЕ, НЕ ТО ОН УБЬЕТ ВАС".

Эдди смутно сознавал, что по Колыбели еще мечутся стаи потревоженных голубей, а на полу лежат трупики самых опрометчивых, тех, что, не разбирая, куда летят, расшиблись о колонны.

– Чего ему надо? – свистящим шепотом спросила Сюзанна у динамика и прятавшегося где-то за ним голоса Блейна-маленького. – Ради всего святого, скажи, чего он хочет?

Никакого ответа. Эдди чувствовал, как возможность получить для начала хоть какую-то отсрочку ускользает от них.

"Задай мне вопрос".

Прижав большим пальцем "ГОВОРИТЕ/СЛУШАЙТЕ", обливаясь потом, который тонкими ручейками побежал по щекам и шее, он затараторил с лихорадочным оживлением:

– Значит, так… Блейн! Чем ты занимался в последние годы? На юго-восток, небось, гонять бросил, а? С чего бы? Здоровьишко не позволяет? Не тянешь?

Тишина, лишь шуршат и хлопают крыльями голуби. Перед глазами Эдди возник Ардис – щеки его плавились, он хотел закричать, и пламя перекинулось на язык. Молодой человек почувствовал, как волоски у него сзади на шее зашевелились и встали дыбом. Страх? Или накапливающееся электричество?

СКОРЕЕ… ОН СТРАШНО ЗОЛ.

– Кстати, а кто тебя построил? – в отчаянье спросил Эдди, думая: "Знать бы, чегоэтому долботрону надо!" – Не хочешь рассказать? Седые? М-м, вряд ли… небось, Великие Пращуры – угадал? А может…

Молодой человек умолк, всей кожей ощущая молчание Блейна – как осязаемое бремя, как мясистые руки, шарящие по телу.