Барышня и хулиган Полякова Татьяна

Я поднялась на ноги и, слегка пошатываясь, пошла к двери, рядом с которой был выключатель, вспыхнул свет, на мгновение ослепив меня, я торопливо вернулась назад, протерла глаза и потрясла головой, точно надеясь избавиться от наваждения.

Юрий Павлович лежал на спине, раскинув руки и ноги, глаза его были закрыты, а возле головы уже образовалась лужица крови. Ахнув, я опустилась на колени и стала трясти его за плечо. И тут выяснилось, что под его спиной тоже кровь.

– Господи, – пролепетала я. – Неужто столько крови вылилось из такой маленькой ранки? – Я посмотрела на лампу, которая валялась рядом, основание у нее было бронзовое… А что, если я его убила? Заверещав тоненько и жалобно, я попыталась привести его в чувство. – Юрий Павлович, – причитала я, – очнитесь, пожалуйста. Я вас не хотела… честно, это я с перепугу… – Рука его была теплой, но какой-то вялой, я взвыла и, собрав волю в кулак, стала нащупывать пульс. Либо делала я это неправильно, либо пульса не было. – Мама моя, – всхлипнула я и тут увидела, что халат мой в крови. Я заорала в голос и бросилась к входной двери. Она была заперта на ключ. Разумеется, о ключах я не подумала, пришлось возвращаться в холл. Оказавшись на улице, я добежала до угла дома и тут поняла, что все делаю неправильно. Надо вызвать «Скорую», а не бежать в ночь, сломя голову.

– Меня посадят в тюрьму, – жалобно причитала я, вертясь в нескольких метрах от дома. Сбежать я не решалась, но и возвращаться было страшно. Не могла я его так сильно ударить… я и стукнула-то вполсилы и даже не очень замахивалась… В конце концов, он начал первый… – Я должна вернуться и вызвать «Скорую», – раза три повторила я, кивая головой в такт своим словам. – И ничего он не умер. С какой стати ему умирать, это глупо даже… Подумаешь, стукнули по голове лампой, а упал он на ковер. Ну, может, сломал чего-нибудь, но умереть-то с чего? Ему уже пора очнуться…

Подходя к двери, я лелеяла надежду, что Юрий Павлович в самом деле очнулся и сейчас встретит меня пусть и очень рассерженный, но живой. Я осторожно поднялась по лестнице и едва не вскрикнула от радости, потому что отчетливо различила шаги. Кто-то прошел по гостиной, потом протяжно свистнул, а я с сильно бьющимся сердцем ворвалась в комнату.

Юрий Павлович так и лежал на полу, а над ним стоял Мишка и таращил глаза. Вид у него был совершенно нездоровый, я имею в виду душевное здоровье. При моем появлении он вздрогнул, поднял голову и спросил, некоторое время беззвучно шевеля белыми губами:

– Что за дерьмо?

– Где? – спросила я первое, что пришло мне в голову.

– На ковре, естественно.

– Это Юрий Павлович, – сглотнув, сообщила я.

– Сам вижу, что Юрий Павлович. А за что ты его укокошила?

– Я нечаянно, он драться полез, а я его лампой. А он взял и упал. И я тоже.

– Ну что за день, – чуть не плача, сказал Мишка. – Только вышел – и нате вам. Ну на фига, скажи на милость, ты укокошила его в моей квартире? Тебе что, в городе места мало? Сколько угодно, вон хоть в сквере напротив… Господи, – воздев глаза к потолку, жалобно вопросил он. – Ну за что мне все это? Чем я хуже других?

– Прекрати, – рявкнула я, поведение Мишки возымело на меня совершенно неожиданное действие, я вроде бы начала успокаиваться. – Надо вызвать «Скорую».

– Труповозку, – поправил Мишка, оторвавшись от лицезрения потолка. – И милицию. Нет. Милицию, а труповозку они сами вызовут.

– Какая труповозка? Я ударила его лампой. Вон она лежит, видишь?

– Вижу, – кивнул Мишка. – Ударила и ударила. Мне-то какое дело, я тут ни при чем. И что он тебе такого сделал, что ты решила его укокошить? До чего же вы, бабы, кровожадные… А по виду ни в жизнь не скажешь.

– Как укокошить? – Из всей Мишкиной тирады я услышала одно лишь слово.

– Это тебе лучше знать. И не вздумай мне рассказывать. Я не прокурор. Вот он тебя выслушает… Угораздило меня притащиться не вовремя.

Я подошла к Юрию Павловичу и опустилась рядом с ним на колени.

– Так он правда мертвый? – пробормотала я испуганно.

– Мертвее не бывает, – с каким-то подозрительным удовлетворением ответил Мишка. – Хоть сейчас хоронить.

– Господи, но почему? – заревела я.

– Ладно, не убивайся так. И звони скорее в милицию, они страсть как не любят, если темнишь и сразу их не вызовешь. А я пойду, делать мне здесь совершенно нечего. Если не возражаешь, не стоит вообще упоминать, что я заходил. Я у друзей переночую. – Он протянул мне трубку и сказал: – Звони.

– Так я в самом деле его убила, – пробормотала я, не в силах поверить в этакое.

– Ну, дело житейское… Говоришь, он тебя поколотить хотел? Ты испугалась и… Красивая девчонка всегда красивая девчонка… Судьи тоже люди, а если адвокат будет стоящий, получишь сущие пустяки.

– Я не хочу…

– Само собой. Что ж теперь, в жизни всякое бывает. А пистолет где? Лучше отдай его сразу, не вздумай прятать, это только ухудшит твое положение.

– Ты что, сдурел? – начав немного соображать, рявкнула я. – Какой пистолет?

– Я про него знать ничего не хочу, – замотал головой Мишка. – И не рассказывай, я все равно не слушаю, вот сейчас менты приедут, и болтай сколько хочешь…

– Заткнись, – возвысила я голос. – И объясни, что ты имеешь в виду?

– В каком смысле? – насторожился он.

– В смысле пистолета? Что за глупость такая?

– Почему глупость? Из чего-то ты шмальнула его, верно? Ну, не пистолет, так револьвер, я ж не баллистическая экспертиза.

– Ты что, хочешь сказать, я в него стреляла? – наконец дошло до меня.

– По-твоему, он сам застрелился? – начал терять терпение Мишка.

– Я ударила его лампой, – чувствуя, что сию минуту могу упасть в обморок, заявила я.

– Серьезно? – ехидно скривился мой новоявленный родственник. – Тогда он в самом деле сам застрелился, спрятал оружие, потом лег и умер. Занятно, но ментам это вряд ли понравится.

– С чего ты взял, что его застрелили? – балансируя на грани здравого смысла, продолжила я выспрашивать Мишку.

– Ну… – Он опустился рядом со мной, распахнул пиджак на груди Юрия Павловича и ткнул ему пальцем в грудь. – Видишь? – Я уставилась на палец, затем перевела взгляд на грудь и в самом деле увидела на рубашке две дырочки. – Прямо в сердце, – с чувством удовлетворения заметил Мишка. – Если я ничего не путаю, стреляли дважды. Но, конечно, тебе лучше знать.

– Вот что, – придя в себя и поднимаясь с пола, заявила я. – Я ударила его лампой, видишь, ссадина на лбу? Он упал и я рядом, потому что очень испугалась, а когда очнулась, выскочила на улицу, потом немного успокоилась и вернулась, чтобы вызвать «Скорую», а здесь ты стоишь над трупом и нагло врешь, что я его застрелила.

– Кто ж его, по-твоему, застрелил? – нахмурился Мишка.

– Откуда мне знать? – ответила я и потянулась к телефону, но родственник перехватил мою руку.

– Подожди, дорогая. Ты на что ж намекаешь? Хочешь свой труп на меня повесить? Ну, матрешка, ну… – Он выдал нечто замысловатое, но основную идею я уловила.

– Я вызываю милицию, пусть они разбираются.

– Нет, подожди… О черт, – вдруг рявкнул он и кинулся из комнаты, бегом поднялся наверх по лестнице и яростно затопал над моей головой. Вернулся минут через десять, физиономия его за это время претерпела кое-какие изменения, а именно: приобрела мраморную бледность и нездоровый блеск в глазах. – Твою мать, – заорал он, как только влетел в комнату, и стал приближаться. Особого ума не требовалось, чтоб сообразить, с какой целью. Я торопливо набрала 02. – Эй, матрешка, – вытянув вперед руки, проворковал он и тут же сорвался на крик: – Брось трубку, дура. Тебе ж хуже будет. – Мотнул головой, а потом даже улыбнулся: – Оленька, не стоит торопиться. Давай все обсудим.

– Давай, – подумав, согласилась я.

– Ты ударила его лампой, так?

– Так.

– Он упал. И что дальше?

– Дальше я тоже упала.

– Лишилась чувств?

– Да. У него кровь была на лбу, и я испугалась.

– Ага. Упала и чего?

– Лампа погасла… Ведь я его лампой…

– Это я слышал. Дальше.

– Дальше? Очнулась, темно. Зажгла свет. Он лежит. Я стала его трясти.

– То есть ты была рядом с ним?

– Конечно.

– И он был жив?

– С чего бы ему умереть, ведь я только ударила его лампой и то несильно?

– Но парень-то отключился, – пробормотал Мишка.

– Отключился, – согласилась я.

– Когда ты очнулась и начала его трясти, кровь на полу видела?

– Да. Вокруг головы.

– А здесь? – Он ткнул пальцем на ковер.

– Я не знаю, – заревела я. – Я на голову смотрела. – И тут отчетливо вспомнила, как пыталась нащупать пульс и старалась определить, дышит ли Юрий Павлович. – Была кровь, – не рискнула соврать я. – И дырочки вроде были, только я на них внимания не обратила. Зачем мне эти дырочки, я ж по груди его не била, только по голове… Миша, я его не убивала, – перешла я на отчаянный рев.

– Помолчи, – шикнул он. – И дай мне подумать… Ох, мама моя, до чего ж не везет, ну надо же… Вот что, – немного пометавшись по комнате, заявил он. – Надо его отсюда убрать.

– Куда? – не поняла я.

– Куда угодно. Только подальше от моей квартиры. У меня аллергия на трупы.

– Что ты говоришь? Как это «убрать»? А милиция?

– И никакой милиции. Послушай, дело наше дохлое. Ментам свою сказку можешь не рассказывать. Они ни в жизнь не поверят. Уж я-то знаю… Вот что, когда ты на улицу сиганула, входная дверь была открыта?

Я зажмурилась, но не от желания восстановить события в памяти, а от ужаса, потому что прекрасно помнила, как возвращалась за ключами.

– Заперта на ключ.

– Вот-вот. Менты умрут от счастья. Скажут, как же так, гражданочка, ключи на тумбочке, дверь заперта, следовательно, на улицу выйти никто не мог, а у вас тут труп образовался.

– Ты мог. Ведь вошел же?

– Но после того, как дядю кокнули.

– Ты мог войти раньше, когда я лежала без памяти, а потом разыграть этот спектакль.

– И на фига мне это, не подскажешь? Если б я его кокнул, то быстренько бы смылся, и возись сама с этим трупом как знаешь. А я приперся, и надо же: в самый неподходящий момент.

– Я его не убивала, – кусая губы, заявила я.

– Конечно. И я его не убивал. Но кто-то его кокнул?

– Почему я должна тебе верить?

– А я с какой стати должен верить тебе? – скривился Мишка. – Говорю, дело наше дохлое. Не тебя, так меня непременно посадят, а скорее всего обоих.

– Но почему…

– По кочану. И отвяжись. Говорю дохлое, значит, дохлое. По башке ты ему двинула, выходит, и пристрелить вполне могла от избытка чувств, а на меня и так всех собак рады навешать. Я уже семь месяцев отсидел в СИЗО, и можешь мне поверить, ни малейшего желания туда возвращаться не имею.

– За что? – вдруг спросила я.

– Чего? – не понял Мишка.

– За что сидел семь месяцев?

– А-а, из-за твоей сестрицы, чтоб ей… Ладно, чего теперь. Но мне там жутко не понравилось, и тебе тоже не понравится, так что слушай, что говорю: надо от него избавиться.

– Почему я должна тебе помогать? А если ты его вправду убил, а теперь… Ведь я не убивала…

– Опять сказка про белого бычка, – развел руками Мишка. – Короче, так: я не верю тебе, ты не веришь мне, труп здесь, менты нагрянут, и чем дело кончится, ведомо одному господу. Второй вариант: ты веришь мне, а я тебе, и мы быстренько избавляемся от трупа.

– А потом?

– А потом суп с котом. Давай решим одну проблему, а уж после этого будем голову ломать над остальным.

– Но как мы от него избавимся? – теряя уверенность, спросила я. – На руках понесем?

– Зачем? В гараже машина. Вывезем потихоньку… Ой, с души меня воротит от такого дерьма…

– Меня тоже, – кивнула я обреченно.

– Давай шевелись. Найди какое-нибудь покрывало.

Я поднялась наверх, заглянула в шкаф и в самом деле обнаружила кое-что подходящее, правда не покрывало, а верблюжье одеяло, с ним я и вернулась к Мишке.

– Вот, – сказала я со вздохом.

– Годится. Помоги мне, надо его завернуть.

Стараясь не смотреть на Юрия Павловича, я опустилась на колени рядом с Мишкой, мы расстелили одеяло, закатили на него труп и с большим облегчением закрыли его лицо.

– Что теперь? – перешла я на шепот, и Мишка тоже шепотом ответил:

– Я понесу его, а ты двери открывай. – Он взвалил на плечо бездыханное тело и стал спускаться по лестнице, я забежала вперед, открыла дверь гаража и включила свет. – Багажник открой, – прошептал Мишка так тихо, что я едва услышала и ответила:

– Я не умею.

– Нечего уметь, он не заперт, просто поверни вот эту штучку. – Я повернула, багажник открылся, а Мишка чуть возвысил голос: – В углу клеенка, постели ее, да поживее, он тяжелый. – Клеенку я постелила, он положил на нее труп, и тут выяснилось, что в багажнике Юрию Павловичу несколько тесновато. – Вот черт, – разозлился Мишка, укладывая его поудобнее, а я принялась стучать зубами.

– Осторожней, – проронила я, а он огрызнулся:

– Может, сама попробуешь? – Наконец он хлопнул крышкой багажника и сказал: – Садись.

– Куда?

– В машину, естественно. Поедешь со мной.

– Я не хочу…

– Я тоже. Но если решили, значит, надо действовать… И перестань стучать зубами, у меня от этого мурашки по коже.

Я ухватила свою челюсть и, точно во сне, села на переднее сиденье, Мишка устроился рядом, завел машину и тут уставился на меня.

– О черт, иди переоденься. – Я перевела взгляд на свою грудь и только сейчас сообразила, что на мне купальный халат, да еще и в крови. С легким визгом я бросилась переодеваться. – Халат захвати, – крикнул вдогонку Мишка. – Нельзя его в доме оставлять.

Не помню, как я переодевалась, но минут через десять вновь оказалась в машине с пакетом в руках: в нем лежал халат.

– Мы свет не выключили, – пробормотала я.

– Вот и хорошо. Считается, что ты дома. – Я не очень поняла, что он имеет в виду, но уточнять не стала.

Мы выехали из гаража и не спеша двинули в сторону проспекта.

– Куда мы едем? – вновь перешла я на трагический шепот.

– К реке. Самое подходящее место для того, чтобы прятать трупы.

– У тебя есть опыт? – испугалась я.

– Лучше заткнись, – скривился Мишка.

Мы нырнули под мост и принялись плутать какими-то мрачными переулками, наконец дома кончились, и при свете луны я увидела пологий берег реки, заросший кустами. Мишка притормозил возле какого-то странного сооружения из кирпича, открыл окно, взглянул на него и заявил:

– Отлично. – После чего направился к берегу, съехал с песчаной дороги и остановился возле самых зарослей.

– Что дальше? – спросила я, мои зубы отбивали дробь, но я уже перестала обращать на это внимание.

– Выходи, – сказал Мишка, затем открыл багажник, что-то достал оттуда и направился в сторону кирпичного монстра, а я, переминаясь с ноги на ногу, ожидала небесной кары в виде милицейского патруля или каких-нибудь сумасшедших купальщиков.

Точно в ответ на мои мысли со стороны города появились огни, причем штук шесть, вскоре грохот двигателей возвестил о том, что к реке несется кавалькада мотоциклов. Я крикнула Мишке, но получилось тихо и жалобно, мотоциклы приближались, я завертелась на узком пространстве между кустами и машиной, но единственное, что сообразила сделать: захлопнула багажник. Потом прилегла в высокую траву, ближе к зарослям, потому что незваные гости уже были в нескольких метрах от меня.

Сначала я решила, что они проедут мимо, но тот, что ехал впереди, затормозил, и остальные замерли как по команде. Здоровенный парень, обвешанный цепями, точно новогодняя елка украшениями, постучал по стеклу «девятки» и сказал:

– Эй, дядя, здесь наша территория. С тебя штраф, десять баксов.

Я уткнула голову в согнутый локоть, с ужасом ожидая, что за этим последует. А последовало вот что: публика, никак не меньше десяти человек, окружила машину, кто-то распахнул дверь и весело сообщил:

– Хозяин отсутствует, а ключи в замке.

– Может, решил искупаться?

– Ну что ж, назад пойдет пешком. – Все дружно заржали, один из парней сел за руль, потому что заработал двигатель, и через полминуты все направились по песчаной дороге в сторону кладбища, впереди Мишкины «Жигули», а за ним мотоциклы. Еще через минуту сделалось темно и тихо, лишь луна продолжала сиять ровно и отстраненно… К этому моменту появился запыхавшийся Мишка.

– Где машина? – рявкнул он, я вылезла из кустов, ткнула пальцем на запад и сообщила:

– Там.

– А труп? – Я только головой покачала. – Эти придурки угнали машину вместе с трупом?

– Они ж не знали, что он там.

– А ты куда смотрела? – разозлился Мишка.

– Я в кустах лежала, – огрызнулась я. – Ты чего хотел, чтоб я вступила в поединок с десятком парней? Нет уж, спасибо…

– Да им бабки нужны.

– Точно. Десять баксов. У меня с собой ни копейки. А доллары я видела только в кино. И отвяжись. Если ты такой храбрый, чего ж не прибежал и здесь не разобрался?

– А я что делал? Несся как угорелый. Между прочим, расстояние приличное. – Тут я с ним не могла не согласиться.

– А зачем ты вообще туда поперся? – проявила я интерес.

– За камнями, чтобы труп утопить понадежнее. – В доказательство он продемонстрировал мне мешок, правда пустой.

– Чего ж ты сразу камней не захватил?

– В целях безопасности, близко на машине подъезжать не резон, там мог быть сторож, запомнит номер и…

– Мишка, – заревела я, наконец-то сообразив, что произошло. – Что ж нам теперь делать? Ведь никто не поверит, что мы не виноваты.

– Это точно, – кивнул он удрученно. – Труп проворонили и… Ладно, – почесав в затылке, заявил он через некоторое время. – Кончай хныкать. Потопали отсюда. Один умный человек, не помню кто, утверждал, что из любой ситуации можно найти выход, если, конечно, мозги есть. У тебя как с этим делом?

– С каким? – не поняла я.

– С мозгами, конечно.

– Не знаю. По-моему, не очень, – вздохнула я.

– Тогда делай что говорю, авось и прорвемся.

– Мишка, может, в милицию, пока не поздно?

– Поздно, матрешка, поздно. – Он взял меня за руку, и мы побрели по тропинке в сторону города.

– Как ты думаешь, что они сделают с машиной, то есть с Юрием Павловичем? – помолчав немного, спросила я.

– Смотря какое на них произведет впечатление покойный. Если сильное, бросят машину вместе с ним, если убойное, сделают за нас нашу работу: труп утопят, а тачку разобьют, а если к трупам они равнодушны, то скорее всего решат заработать.

– Как можно заработать на трупе? – растерялась я.

– Очень просто. Позвонят завтра по телефону и предложат его выкупить.

– И что мы будем делать? – боясь упасть в обморок, пролепетала я.

– Мы будем искать убийцу. Настоящий убийца – наш единственный шанс не угодить в тюрьму…

– А как мы его найдем?

– Пока не знаю.

Мы уже вышли к ближайшим домам, Мишка огляделся, желая сориентироваться, и потянул меня за руку.

– Но для того, чтобы найти убийцу, нам понадобится время, именно поэтому следует максимально оттянуть момент счастливого свидания с милицией. Поэтому я сейчас отправлюсь в кабак, чтобы граждане меня увидели и запомнили. А ты иди домой, вычистишь ковер и все уберешь как следует. Ясно?

– Ясно, – кивнула я. – Только я боюсь одна домой. А если милиция приедет?