Для крутых закон не писан Бадин Андрей
Марина передала телефон, но капитан отказался его взять.
— Переговоры буду вести через тебя. — Бугров опасался, что его голос могут записать, и тогда дело может дойти до следствия и суда. А он надеялся, освободив сына, выйти сухим из воды. Он был в маске и кожаных перчатках и не оставлял улик, а одежду и кроссовки после проведения операции он запланировал уничтожить.
— Он не хочет с тобой разговаривать, — передала жена.
— Тогда чего он хочет? — поинтересовался успокоившийся Тарасов.
— Чего вы от нас хотите? — со скорбью в голосе повторила до смерти испуганная Марина.
— Я хочу, чтобы немедленно освободили Павлика Бугрова. Твой муж знает, где он. Иначе… — Николай произнес эту фразу грозно, и у девушки не возникло ни малейшего сомнения в том, что если Павлика не отпустят, то они с Андрюшкой погибнут.
На самом деле Николай не собирался никого убивать, а этот захват был жестом отчаяния, последней попыткой освободить своего бедного, беззащитного сынишку. Пока же надо было произвести угрожающее впечатление, чтобы женщина поверила в то, что существует реальная угроза ее жизни. Но главное, чтобы в это поверил ее муж Тарасов. И поэтому Николай говорил зло и сердито.
Марина дрожащим голосом повторила его слова и от себя добавила:
— Витя, я тебя умоляю, если ты знаешь, где этот мальчик, то приложи все мыслимые и немыслимые усилия для его спасения.
— Павлик Бугров? — переспросил Тарасов.
— Да! Ты что, оглох? — сорвалась на крик жена. — Освободи его, я тебя умоляю, иначе нас убьют. — Ее трясло от страха, и она не смогла держать себя в руках.
— Я узнаю, — ответил банкир и в трубке послышались гудки.
Марина, неудовлетворенная словами мужа, снова набрала его номер, но он оказался занят.
— Не дергайся, — остановил ее капитан, — он решит все вопросы и сам позвонит. Надо подождать.
— Сколько ждать — час, два, мне домой надо, у меня балетный класс…
— Подождет твой балет! — рявкнул раздраженный суетливостью девицы капитан. — А если Пашеньку не освободят, то я тебе ноги вырву, и больше никогда ими размахивать не будешь. Поняла?
Этих слов Марина испугалась еще больше, и на глазах у нее выступили слезы.
— Ну, если хотите, убейте только меня, а сына не трогайте, — запричитала она, — он еще совсем маленький, ему только десять!
Услышав это, Николай чуть не сорвался и не ответил, что его сыну четыре годика и он тоже в заложниках, а его мать убита и что ко всему этому беспределу причастен ее любимый муж Виктор. Бугров рассвирепел и хотел высказать все это избалованной деньгами и вседозволенностью красотке, но неимоверным усилием воли сдержался и замолчал. Насупился, отвернулся и уставился в окно.
Он вдруг представил себе, как его жена Людмила так же просила бандитов о пощаде, вымаливая жизнь для своего Павлика.
«Только Марина Тарасова жива, а моя Люсенька нет».
От этих мыслей горькая слеза украдкой пересекла небритую щеку Николая, но моментально впиталась в черное волокно маски.
«До чего же я дошел, куда скатился, — расстроился Бугров, — если я, капитан контрразведки, служитель закона, захватил в заложники женщину с ребенком и требую у главного подозреваемого освобождения собственного сына. — Николай покачал головой. — А что я могу сделать? Виноват ли я? Если система довела меня до такого…»
Через минуту раздался телефонный звонок — это Тарасов вышел на связь.
— Названного человека освободят, — передал он жене, — пусть скажет, куда его доставить?
— Он свободен, свободен, вы слышали, муж его освободил! — Радости Марины не было предела. — Скажите, куда его надо доставить, и мы можем идти. Андрюша, собирайся, пошли! — Девушка уже хотела открыть дверцу, но Николай охладил ее безудержный пыл:
— Сидеть! — рявкнул он, и Тарасова мгновенно затихла. — Он еще не свободен. Как только его доставят в то место, куда я скажу, и мои люди сообщат, что он жив и здоров, вот тогда я вас отпущу.
— Так куда его нужно доставить? — вдруг спохватилась Марина.
— Пусть его привезут к дому номер шестьдесят два по Садово-Самотечной улице. Его должны будут передать в руки моего человека. Как только он сообщит, что все нормально, я вас освобожу.
Бугров рассчитывал, что Алексей Толмачев или кто-то из сотрудников подъедет в это место, заберет сына и отвезет на конспиративную квартиру контрразведки на Садовом кольце. Ехать до нее оттуда было недалеко.
Марина передала эти условия Тарасову, и тот согласился выполнить их в точности. Спросил только одно:
— Он отпустит вас, когда вернут его сына?
— Отпущу, — пообещал Николай, и жена передала его обещание мужу.
Тот отключил связь и оставил Марину наедине с похитителем.
— Сиди и не рыпайся! — грозно сказал Николай, а сам вышел из машины, захлопнул дверцу, включил сигнализацию и отошел на пять шагов в сторону. Достал рацию и связался с Алексеем Толмачевым. Тот находился по пути в Москву, выслушал просьбу Николая и пообещал, что встретит Павлика у указанного дома через час и отвезет куда надо. Коля заранее поблагодарил Лешу и просил держать его в курсе дела. Потом он связался с Настей.
— Это я, дочка, — начал папа, — как ты там, не скучаешь?
— Не очень, а когда мама придет и Павлик? А то я за них волнуюсь.
— Мама звонила и сказала, что они с Павликом в гостях у Михеевых. Я за ними заеду и привезу домой. — Николаю опять пришлось соврать дочери — сказать убийственную правду сейчас он не решился.
— А когда ты приедешь?
— Закончу дела, заеду за мамой и Павликом, и мы все вместе вернемся домой. — Николай замолчал и вдруг представил, что того, о чем он говорит, никогда больше не будет.
Это раньше они всей семьей садились в машину и ехали на речку купаться, загорать, жарить шашлыки и отдыхать. Они были счастливы, любили друг друга, думали, что так будет всегда, всю жизнь, но нелепая, гадкая смерть их разлучила. Он уже никогда не услышит нежный, мягкий голос Люси, никогда не вдохнет запах ее духов, ее тела, не сможет обнимать ее, целовать, ласкать и любить. Дети никогда не увидят матери, не смогут ощутить ее тепло, доброту и любовь, потому что ее больше нет.
Даже сейчас Николай еще в полной мере не осознал, что она мертва, он все ждал, что вот она позвонит и скажет:
— Ну, как ты, любимый? Скоро домой?
Здесь, в вечернем холодеющем лесу, до него стало доходить, что она мертва и ее больше никогда не будет. Горький ком подкатил Бугрову под горло и приступ ярости ослепил разум. Он подумал, что вот сейчас выведет Марину Тарасову из машины, прислонит к дереву, вскинет автомат и полоснет очередью по ее красивому телу. Зуб за зуб, кровь за кровь, смерть за смерть…
Но он вспомнил слова своего учителя, легендарного полковника Воробьева, вспомнил, что он капитан контрразведки, боевой офицер, а не убийца. Вспомнил, что должен защищать мирных граждан от преступников, защищать закон и справедливость. И он сдержался, сумел погасить в себе волну безжалостной злобы и с большим трудом успокоился. Он ненавидел Тарасова и его жену, но в глубине души не хотел, чтобы сын Марины остался без матери. Не желал подвергать этой участи детей врага.
Бугров сел в машину и сказал:
— Ждать осталось недолго. Как только мне сообщат, что Павлик жив, здоров и в безопасности, я вас отвезу поближе к дому и отпущу.
Марина ничего не ответила, а только вжалась в угол, нахохлилась, как воробей, молчала и косо поглядывала на Николая. Она все еще боялась за себя и за ребенка.
Прошли двадцать минут томительного, напряженного ожидания. Николай не опасался, что его запеленгуют, и поэтому место парковки не менял. Время от времени он прослушивал своей рацией милицейскую и армейскую частоты, но на них все было как всегда. Даже о перестрелке на даче Тарасова ничего не сообщалось.
«Значит, банкир в милицию не обратился, а попробует разобраться своими силами — через охранное агентство Виноплясова, — заключил капитан. — Не хочет выносить сор из избы перед выборами в Государственную Думу».
На улице стало смеркаться, и из низины, с канала, потянуло холодком. Бугров завел мотор, включил печку и посмотрел на опускающуюся над лесом багровую зарю.
«Как там мой Павлушка? — подумал отец. — Он совсем один, среди чужих людей и под дамокловым мечем смерти». Несмотря на то что он договорился с Тарасовым об обмене, ему все равно было не по себе.
Работающая печка разогрела воздух, и в машине стало жарко. Умаявшийся за день, уставший бояться, сынишка Марины лег на заднем сиденье и безмятежно заснул. Мамаша погладила его по головке, поцеловала в щечку, устроилась впереди и вновь уставилась на грозного похитителя.
Николай все это время маску не снимал, хотя она промокла от пота и прилипла к щекам и шее.
— Зря ты на меня смотришь, — сказал он. — То, что я в маске, — гарантия твоей безопасности. Вот если бы я был без нее и без перчаток, тогда вам действительно надо было бы серьезно опасаться.
Услышав эти слова, Марина встрепенулась:
— Я вам не верю. Вдруг вы, как только отпустят этого Павла, нас убьете?
— Отпустят — не убью, — успокоил Бугров.
От этих слов Марине легче не стало, и она продолжала переживать и нервничать. Она некоторое время сидела не шелохнувшись, смотрела на Николая, потом на сына и в конце концов закрыла глаза и положила голову на подголовник.
— Когда вы нас будете выводить по нужде? — вдруг спросила она.
— Когда попросите, — ответил капитан.
— Я хочу сейчас.
— Ну пошли, только без фокусов, а то я крутой, метко стреляю и тебя со ста метров в башку пристрелю, — грозно сказал Бугров.
— Только я сына возьму, а то мало ли что?
— А что? — усмехнулся Николай. — Парнишка спит, и, как видно, его нужда не мучает, поэтому сначала ты сходи, а потом он, когда захочет.
Мать опасливо посмотрела на сына, потом на капитана и кивнула.
— Пока сиди, — приказал Бугров. Вышел из машины, захлопнул дверцу, обошел ее и открыл дверь перед Мариной.
— Теперь выходи.
Женщина вышла на воздух и сладко потянулась. Капитан прикрыл дверцу, включил сигнализацию, и сработавшие автоматические замки на дверях оставили сынишку Тарасовой взаперти.
— Вы и во время этого процесса будете за мной наблюдать? — съязвила Марина.
— Нет, не буду, — ухмыльнулся Николай. — У меня в машине прибор ночного видения имеется, так что с ним я вас в темном лесу в два счета найду. Да и куда вы денетесь, ведь ваш сын у меня.
— Конечно, никуда я не денусь, — обрадовалась дама, осмотрелась и пошла к ближайшим кустам.
Бугров остался у машины, но краем глаза поглядывал на заложницу и видел, что она делает. Он надеялся, что она не рванет в густой лес себе на беду. А Тарасова отошла на двадцать шагов, зашла за кустик, спустила белоснежные гипюровые трусики, присела в густую, ароматно пахнущую, покрытую вечерней росой траву. Николай на время потерял ее из вида, но это обстоятельство его нисколько не смутило, так как ее сын Андрюшка мирно спал в кабине «Волги».
Марина встала, оправила короткое красивое платье, прихлопнула пару присосавшихся к ее плечам противных комаров, оглянулась на похитителя и неизвестно почему пошла не к нему, а в чащу. Она брела по ночному лесу подальше от машины, от злобного коварного террориста, подальше от страха и унижения. Отойдя на сто метров, она остановилась и первый раз за все эти ужасные часы вздохнула спокойно.
«Я свободна, наконец-то свободна и за мной никто не гонится, — думала она. — Пойду через лес, выйду к людям, вернусь домой», — решила дамочка и двинулась в темноту. Брела, не замечая травы, сучков и кое-где выпирающих из земли корней деревьев.
Она отошла еще на сто метров, и вдруг ее нога в красивой красной туфле на высоком каблуке стоимостью тысячу долларов пара провалилась во что-то мягкое, холодное, мокрое. Марина не видела, во что наступила, потому что вокруг была кромешная тьма.
Девушка попыталась вытащить ногу, но не смогла, так как рядом не было ни деревьев, ни кустов. Марина сделала отчаянную попытку вынуть ногу, но потеряла равновесие, совершила еще один шаг вперед и провалилась в вязкую жижу по пояс.
Как только холодная тухлая вода проникла ей под юбку, устремилась между ног и окатила пупок, красотка вскрикнула и осмотрелась. Своеобразная прохладительная ванна подействовала на нее отрезвляюще и возвратила в реальность.
«Что я тут делаю, — подумала Тарасова, — ведь там в машине остался мой сын». Она только сейчас вновь вспомнила о нем. До этого всепоглощающая радость долгожданной свободы помрачила ее разум и затуманила сознание. Марина дернулась всем телом, пытаясь выкарабкаться, но только опустилась в опасную трясину еще глубже — по грудь. Она тонула в болоте и без посторонней помощи выбраться никак не могла.
«Черт меня дернул лезть в этот лес, — размышляла она и медленно и неотвратимо погружалась в трясину. — Надо кого-то позвать на помощь, но кого звать, когда кругом черный лес стеной и ни души».
Когда жижа подошла ей под горло, она решила, что пора звать на помощь.
— Помогите! Тону! — вяло крикнула она, но никто на ее крик не отозвался.
Вдруг ее охватила тревога: «Вдруг меня никто не услышит и никто не поможет, и я опущусь в это зловонное болото с головой, захлебнусь и погибну». — От этих мыслей ей стало жутко и она завопила во все горло:
— А! Помогите! Тону!
Николай уже начал беспокоиться — как вдруг услышал далекий вопль. Он слов не разобрал, но голос узнал и понял, что требуется помощь.
— Волки или бездомные собаки на нее напали, что ли? — прошептал он и пошел к багажнику за фонарем. Открыл его ключом, нашел то, что искал, и на всякий случай прихватил с собой веревку. Потом захлопнул крышку, по пути заглянул в машину и, убедившись, что Андрюшка спит, двинулся в чащу.
Он осторожно вступил в темноту и вдруг снова услышал далекий истеричный вопль:
— Тону!
— Что за «тону», — удивился Бугров, — здесь реки-то нет. Может, в озере она тонет или в болоте. — При мысли о болоте у Николая мурашки побежали по спине, и он, ломая кусты и тонкие ветки молодых деревьев, ринулся в глубь леса. Он бежал, спотыкался на кочках и корягах, бился ногами о сломанные сучья и пару раз наткнулся грудью на поваленные стволы деревьев.
Если бы у него и вправду был прибор ночного видения, то он нашел бы Марину вдвое быстрее, но сейчас он только светил перед собой тусклым фонариком да прислушивался к далеким воплям.
Марина утопала медленно, но верно. Болотная жижа подступила ей под подбородок, и девушка отчаянно шевелила ногами и руками, стараясь выбраться. Она не знала, что телодвижениями только ускоряла свое погружение. Она вдруг вспомнила, что поблизости, кроме террориста, никого больше нет и быть не может. Но, несмотря на это, она набрала в легкие воздух и из последних сил вскрикнула:
— А!
Этот вопль Николай и услышал.
— Быстрее, — подгонял он себя, — не хватает, чтобы эта стерва в болоте утопла. Тогда я своего Павлика никогда не увижу.
Бугров выбежал на небольшую поляну и остановился. Он хорошо ориентировался даже в ночном лесу и рассчитал, что крик доносился предположительно отсюда. Он направил фонарь на землю и стал водить лучом влево и вправо, ища Марину Тарасову.
А та уже почти утонула. Грязь коснулась ее нижней губы, и первые холодные капли затекли в рот. Девушка выплюнула зловонную струю и из последних сил выдохнула:
— А! — Лицо ее опустилось в воду, и лишь часть головы и длинные русые волосы оставались на поверхности.
Николай услышал этот стон в десяти метрах от себя, за деревьями, и бросился вперед. Он осветил фонарем поляну и увидел небольшую, пять метров в диаметре, грязную лужу, покрытую падшей листвой и тиной. Жижа в ее центре еще колыхалась, но головы девушки уже видно не было.
Капитан положил автомат, привязал один конец акрилового троса к березе, а другой бросил в центр лужи. Быстро снял куртку, бронежилет, кобуру с пистолетом и запасными обоймами, рубаху, брюки и даже ботинки с носками. Лег на живот и, держась рукой за веревку, пополз к центру болотца.
Поверхность тихого омута была покрыта ковром густой осоки и тины и колыхалась от каждого движения. Он дополз до центра, сунул руку в жижу, и его пальцы сразу наткнулись на что-то твердое — это был затылок Марины. Недолго думая, Николай схватил ее за волосы, потянул вверх, но сразу вытащить красотку из болота не смог.
Тогда он изловчился, схватился одной рукой за привязанную к дереву веревку, а другой за руку Марины, сильно рванул и вытащил жертву на поверхность. Когда ее голова появилась из тины, он ударил девушку ладонью по испачканному грязью лицу и моментально привел в чувство. Она вздрогнула, открыла глаза, выплюнула набившуюся в рот грязь, со свистом вдохнула и застонала.
Бугров приложил еще немного усилий, вытянул девушку на травянистый сухой берег и положил рядом с собой. Некоторое время полежал, отдышался, успокоился, потом встал и пошел одеваться.
Марина Тарасова захлебнуться не успела, а только погрузилась с головой в болото, задержала дыхание и наглоталась мерзопакостной жижи. Она бултыхалась и ждала, когда ее либо кто-то спасет, либо она утонет. Капитан Бугров подоспел вовремя, и, задержись он хоть на минуту, Тарасова сделала бы вдох и захлебнулась. Тогда пришлось бы ее откачивать.
Николай осветил фонариком свои вещи, сел рядом с ними на траву и начал натягивать носки. Затем встал, надел джинсы, кроссовки, рубаху, бронежилет, портупею с пистолетом, перчатки и куртку. Взял в руки автомат, проверил рацию, магазины, потом осветил фонарем окрестности и лежащую на траве Марину.
Она отдышалась, встала, в ярком свете мощного фонаря отошла к кусту и посмотрела на мужчину. Тот понял, что ей свет не нужен, и отвел луч. В довершение всего отвернулся и отошел на несколько шагов в сторону. Отвязал спасительную веревку, смотал ее и накинул на плечо.
Тарасова сняла с себя некогда чистое шелковое летнее платье и осталась в одних трусиках. Немного подумав, она стянула их, размахнулась и забросила в маленькое вонючее болотце.
— Вот так же и я могла пойти на дно, — буркнула девушка и стала выжимать платье. Как следует потрудившись, она расправила его, встряхнула и натянула на себя. Влажная ткань прилипла к ее прекрасному телу, проявила его неоспоримые прелести и приятно охладила взбудораженную плоть.
Марина пощупала мочки ушей, взглянула на пальцы и убедилась, что серьги, перстни и браслеты с бриллиантами и изумрудами на месте. Поискала в траве туфли, но не нашла их, так как они утонули в болоте.
— Ну и черт с ними, — прошептала она, подошла к Николаю и, не глядя ему в глаза, извинилась: — Простите, что я ушла так далеко, и спасибо. Вы спасли меня.
Он с укоризной взглянул на красотку, на ее подчеркнутые мокрым платьем женские прелести, повернулся и пошел к дороге, а босая Тарасова поплелась за ним.
Через пять минут они вышли к машине и первым делом посмотрели, все ли нормально с сынишкой Марины. Но пацан мирно посапывал на заднем сиденье и, наверное, уже досматривал пятый сон. Увидев сына, Марина вдруг расплакалась, отошла к кустам и прорыдала там пять минут.
Немного успокоившись, она вернулась к «Волге», встала возле Николая и с благодарностью взглянула на него. Он стоял и смотрел на темный лес, багровый закат, иссиня-черное небо и далекие, мерцающие звезды.
— Вы спасли мне жизнь, спасибо, — еще раз поблагодарила Марина.
— Какого черта ты в лес поперлась? — спросил он. — Сбежать хотела?
Тарасова пожала плечами и не ответила, да она и не знала, что сказать.
Бугров замолчал и с укоризной посмотрел на нее сквозь пугающие дыры черной маски.
— Почему вы так поступили, — вдруг спросила она, — ведь вы нас убить хотели?
— Я хотел освободить человека, а ваша жизнь мне не нужна.
— Снимите маску, я хочу увидеть ваше лицо.
— Зачем это? — удивился Николай.
— Я хочу, я должна вас увидеть, вы мой спаситель.
— Не надо вам меня видеть, мне будет спокойней, да и вам. Через несколько дней вы успокоитесь, все забудете, дадите показания следователю, а меня найдут и привлекут к ответственности.
— Никаких показаний я давать не буду. Никогда. Вы же меня от гибели спасли, как я могу вас предать.
— Я ваш злейший враг, держу вас в заложницах третий час, и вы меня ненавидеть должны, — сказал Бугров.
Он знал о «швейцарском синдроме», когда заложники проникаются симпатией к своим захватчикам и после освобождения хорошо отзываются о них, считают их близкими людьми. Николай знал, что были случаи, когда заложницы влюблялись в своих захватчиков, после освобождения писали им письма, навещали их в тюрьме.
Видимо, от сильного стресса в сознании похищенных людей происходят психические изменения, связанные с переоценкой ценностей и изменением жизненных мотивировок. Ведь через все трудности осадного положения захватчикам и заложникам приходится пройти вместе. А это сближает.
Но Бугров не надеялся, что этот синдром проявится у Марины Тарасовой по отношению к нему. Ведь они пробыли вдвоем всего несколько часов. Но тем не менее она прониклась к злому и угрюмому захватчику теплотой и уважением и хотела того, чего он допустить не мог.
— Снимите маску, я вас прошу, — повторила Марина, подошла к Николаю и потянулась к его лицу. Тот отстранился, взял ее за руку и деликатно отвел в сторону:
— Не надо трогать маску, она гарантия моей и вашей безопасности.
— А мне теперь ничто не угрожает, — вдруг сказала девушка. — Если бы вы хотели моей смерти, то не стали бы, рискуя жизнью, спасать меня из болота. Вы блефовали, утверждая, что нас убьете.
— Нет, вы не правы. В случае отказа вашего мужа освободить Павлика я бы вас убил. Вашего сына, конечно, нет, а вас точно.
— Вы врете, все врете, — с улыбкой повторила Тарасова и вдруг приблизилась к Николаю, обхватила его могучую шею и прижалась к нему. От неожиданного выпада он вздрогнул, а девушка встала на цыпочки, придвинулась еще ближе и через дыру в маске поцеловала его в губы.
Николай мотнул головой, и поцелуй не получился, но их губы на мгновение дотронулись друг друга и обожгли пьянящей сладостью интимного прикосновения.
— Вы что? — грозно произнес капитан и попытался освободиться от захвата, но упорная девица напирала и снова попыталась поцеловать его. Она с силой, не свойственной стройной, хрупкой женщине притянула Колю за шею, стремительно приблизилась и алчно поцеловала.
Николай плотно сжал рот, попытался оттолкнуть ее, но сделать ничего не мог — Марина впилась своими губами в его губы. Она подпрыгнула, проворно обвила ногами его талию и накрепко повисла на шее.
Марине Тарасовой было тридцать, но выглядела она моложе своих лет, была стройная, красивая и сексуальная. Регулярно тренировалась на тренажерах в спортзале мужа и поддерживала великолепную форму тела.
Надо заметить, что красотой она отличалась с детства. Мама, папа и бог дали ей то, чего не добьешься ни многолетними тренировками в дорогущих фитнес-центрах, ни многочисленными пластическими операциями. У нее были длинные стройные ноги, узкая талия, высокая, восхитительной формы грудь и очень красивое лицо. Тарасов говорил, что ей надо попробовать себя в качестве топ-модели или актрисы кино, но Марина не хотела этим заниматься, а только тренировалась, занималась балетом, играла на пианино, рисовала, много читала и ездила с сыном по всему миру. Жила в свое удовольствие и не горевала, благо муж с лихвой оплачивал все ее причуды.
Теперь Марина тщетно пыталась поцеловать в губы застенчивого похитителя, висела на нем и рвалась своим языком в его плотно сжатый рот. Растерявшийся Николая вяло сопротивлялся и никак не мог применить силу к стройной красивой женщине. Он психологически был готов к тому, что она попытается освободиться из плена, бежать, но сексуальную агрессию в свой адрес он прогнозировать не мог.
«Не бить же ее за поцелуи», — думал он, соображая, как оторвать от себя настырную заложницу.
А Марина распалялась все сильнее и дошла до того, что начала стягивать маску с его головы. Он схватил ее за руку и попытался остановить, но она сопротивлялась.
— Я тебя хочу, прямо сейчас, здесь, на траве, — вдруг прошептала она и постаралась завалить Бугрова на себя. Но массивного, обвешанного оружием и боеприпасами, упакованного в бронежилет капитана сдвинуть было не так-то легко. Тогда она слезла с него, отошла на три шага и начала медленно стягивать с себя мокрое, обтягивающее ее восхитительную плоть платье.
Бугров смотрел на красотку и не верил своим глазам, не верил, что это происходит с ним. Не верил, что несколькими часами назад он потерял жену, а сейчас пялится на красивую, захваченную им в плен девицу.
А настырная дамочка приподняла подол, потом стянула платье и осталась в чем мать родила. Она была сильно возбуждена и не хотела скрывать своего сексуального желания. Гладила себя по интимным местам и призывно шептала:
— Милый, я так тебя хочу, возьми меня, удовлетвори свою заложницу, свою рабыню.
Марина выставила на его обозрение свою великолепную грудь четвертого размера, погладила соски, потрясла ею, потом повернулась к нему спиной и похотливо повиляла попой.
— Возьми меня дорогой, я так тебя хочу! — вновь взмолилась она.
Марина не была шлюхой и за Виктора Тарасова вышла по любви, но, как это часто и у многих бывает, за десять лет замужества чувства притупились, сгладились, а сексуальные отношения стали редкими и вялотекущими. Некогда пылкие любовники охладели друг к другу, и осталось только взаимное уважение, привычка да дружба до гробовой доски.
Но и некогда любимый муж Марины очень сильно изменился. Хорошо поднялся в бизнесе и политике, заимел власть и стал деньги лопатой загребать. А богатство и власть, как известно, человека лучше не делают. Он начал относиться к простым людям как к дерьму, уважал только равных себе и почитал лишь тех, кто умнее либо богаче его. К тому же он частенько загуливал в ресторанах с девочками, дома не ночевал и имел нескольких любовниц.
Марина сначала ревновала, устраивала скандалы и хотела с ним развестись, но потом остыла и стала относиться к его любовным утехам проще. «Он обеспечивает меня и сына, и хрен с ним — пусть гуляет».
Марина была умнее, красивее и привлекательнее всех его любовниц, но она ему надоела, и он развлекался с ними, а до жены не дотрагивался месяцами. Она страдала, но заиметь себе любовника не решалась, да и на примете никого не было, и поэтому она полностью отдалась тренировкам и воспитанию сына.
Но природу не обманешь, страстная плоть требует услады, и это обстоятельство возбудило в Тарасовой любовный магнетизм к молчаливому, сильному и злому похитителю. По необъяснимой причине ее потянуло к нему всем сердцем и душой. От того, что он не домогался ее, а мог бы, не бил и не насиловал, а мог бы, она прониклась к нему уважением и страстью. Последнюю, самую важную деталь в развитие ее чувства привнесло то обстоятельство, что он спас ей жизнь.
Марина сладострастно посмотрела на Николая, и от этого взгляда у него сперло дыхание. Она приблизилась к нему и обняла за плечи.
— Не бойся меня, милый, я тебе ничего плохого не сделаю, если хочешь, свяжи меня. — Девушка вновь хотела поцеловать его, но он хладнокровно отстранился и произнес:
— Я тебя не хочу, и сегодня не тот день, чтобы этим заниматься.
Марина еще раз попыталась поцеловать мужчину, но он отвернулся и немного грубо уперся ладонью в перчатке в ее обнаженное плечо. Видимо, его решимость повлияла на нее охлаждающе, и девица отошла от него и замерла в недоумении.
— Ну, если ты меня не хочешь, навязываться не буду, — гордо произнесла она, подняла с земли платье и быстро его надела.
— Сегодня не тот день, — повторил Николай и тяжело вздохнул.
Через пару минут Тарасова окончательно успокоилась, с надменной ухмылкой взглянула на отстранившего ее мужчину и, грациозно виляя попкой, пошла к машине. Заглянула в окно и, убедившись, что сын спит без задних ног, вернулась к капитану.
— Все равно спасибо за спасение, — улыбнулась Тарасова и оперлась о багажник «Волги». — Если не хотите меня, то хоть расскажите, что с вами произошло?
— Не ваше дело, — буркнул капитан.
— Как хотите, но когда душу изольешь, становится легче.
— Мне станет легче, когда освободят Павлика.
— Кто он вам? — не удержалась Тарасова.
— Он мой сын, мой четырехлетний сын, — ответил Николай и пошел в машину.
Услышав ответ, Марина вздрогнула, с ужасом посмотрела на похитителя и поняла, что все ее недавние домогательства действительно были не к месту.
Вдруг запищала рация, Бугров достал ее, включил и поднес к уху.
— Это я, — услышал Николай голос Алексея Толмачева. — Все нормально, Павлик у меня, и мы на объекте. Он сидит в комнате, пьет сок, ест творожки и спрашивает про тебя и про маму. Я сказал, что ты скоро приедешь, а ему надо спать. На, поговори с ним. — Леха передал рацию сынишке, и Николай услышал его тоненький голосочек.
— Папа, папа, это ты? — пролепетал малыш.
В этот миг у Бугрова ком подкатил к горлу, и он не смог вымолвить ни слова. Он слушал речь своего Пашеньки и не нарадовался. А сынок все лопотал и лопотал, порой несвязно, нескладно, но лопотал.
— Милый мой Пашечка, как ты? — наконец перебил его отец.
— Хорошо, — ответил сын, — где мама? Дяди ее увели, и я ее больше не видел.
— Хороший мой, мама сейчас занята, но утром она приедет, и мы вместе поедем домой, — произнес опостылевшую фразу Николай. — А сейчас ложись спать, а дядя Алексей будет с тобой.
— Ладно, папочка, целую тебя, пока.
— Пока, — попрощался отец и вновь услышал голос Толмачева:
— У тебя как?
— Нормально, заеду домой за Настей, а потом сразу к тебе. А то чем черт не шутит…
— Думаешь, могут опять напасть?
— Не знаю. — Бугров поморщился и хотел отключится, но Алексей добавил:
— Может, мне с тобой поехать?
— Не надо, оставайся с сыном, я сам справлюсь.
— Ну, пока, — Алексей выключил связь.
Николай переключил канал и позвонил Настеньке. Та уже давно спала, но как только услышала писк рации, проснулась, взяла ее со столика у кровати и поднесла к уху.
— Да.
— Доченька, это я, как ты? — ласково спросил Бугров.
— Папочка, я сплю, а вас с мамой все нет и нет.
— Ну, спи, милая, извини, что разбудил, я скоро приеду.
— Ладно, — сонно ответила Настя, снова улеглась на подушку, выключила рацию и положила на столик.
Капитан засунул прибор в карман, посмотрел на безоблачное ночное небо, на далекие звезды, потом на часы и выяснил, что наступил час ночи.
— Все нормально, — сказал он подошедшей Тарасовой, — Павлик у моих людей, и сейчас я отвезу вас домой.
Марина обрадовалась, поспешила к машине, открыла дверцу и села на переднее сиденье. Бугров устроился за рулем, вставил ключ в замок зажигания, завел двигатель, включил фары, переключил скорость и медленно поехал по узкой дорожке.
Неожиданно в сумочке Тарасовой раздался телефонный звонок, она открыла ее, взяла трубку и ответила.
— Это я, — услышала она голос мужа, — у вас все нормально?
— Все нормально, Павлика освободили, и мы едем домой.
— Прекрасно, я приеду на виллу через час, — сообщил банкир и отключился.
— Не надо домой, — вдруг сказала Марина Николаю, — везите меня в Москву, к маме.
— К маме, так к маме, — буркнул тот и выехал на дорогу, ведущую к Рублево-Успенскому шоссе.
Глава 16
Через полчаса Бугров подвез Марину и сына на Кропоткинскую улицу, остановил машину в ста метрах от ее дома и заглушил мотор.
— Отсюда сами дойдете, — проговорил он и добавил: — Простите, что пришлось взять вас в заложники и доставить столько ужасных минут.
— Ну что, давайте прощаться, — тихо сказала Марина.