Пожизненный срок Марклунд Лиза
– Вам легко говорить.
Эбба не ответила, и Томас заметил, что ее глаза наполнились слезами.
– Простите, – сказала она, вытирая нос. – Это из-за Франческо. Его убили.
«Франческо?»
– Это моя собака, – сказала она. – Прошлой ночью его застрелили. Он умер у меня в гостиной.
Она указала рукой в сторону своего дома и, прежде чем Томас собрался что-нибудь сказать, отвернулась и, пошатываясь от рыданий, пошла к своему крыльцу.
– Постойте, – окликнул он ее. – Что все же случилось?
Эбба, не останавливаясь, обернулась через плечо.
– Поймали Нобелевского убийцу, – сказала она и пошла дальше.
Томас, в полной растерянности и недоумении, остался стоять на дороге.
«Что я делаю? Что я должен сделать?»
Он достал из кармана мобильный телефон и посмотрел на дисплей. Ни сообщений, ни пропущенных звонков.
«Ты ничего не сказала? Это послужит мне уроком!»
Да, он выключил вчера телефон, чтобы не слушать ее криков и плача. Но она могла отправить сообщение. Она могла сказать, что его дом сгорел.
«Не слишком ли многого ты хочешь?»
Он поднял трубку, решив позвонить ей и высказать, что по этому поводу думает, но тут вспомнил, что не знает ее номер. Он нашел его в записной книжке, набрал, но в ответ услышал ответ оператора «Телии».
У нее даже нет персонального ящика голосовой почты.
Он повернулся спиной к закопченным развалинам и пошел к машине.
Работа в отделе мало-помалу начала оживляться, но передача смены в шестнадцать часов прошла без особого подъема. Нине снова выпало патрулировать с Андерссоном, и она не видела причин возражать. Весь остальной молодняк ничуть не лучше.
Сейчас они все сидели в дежурке, и никто не хотел уходить до минуты молчания, назначенной на пять часов вечера. Нина прошлась по коридору, потом оглянулась, чтобы удостовериться, что ее никто не видит, и нырнула в комнату для допросов. Остановившись у двери, она прислушалась. В коридоре раздавался раскатистый бас Андерссона.
«Как мне с этим справиться? Как мне все привести в порядок?»
Она сняла трубку с аппарата и несколько секунд слушала гудок. Потом набрала десятизначный номер и принялась ждать.
В трубке на противоположном конце провода раздался чей-то приглушенный кашель.
– Здравствуй, это я, Нина.
Она слышала, как кто-то тяжело дышит и хлюпает носом в трубку.
– Хольгер, это ты?
– Да, – ответил отец Юлии.
Нина оглянулась, убедилась, что дверь закрыта, и села за пустой стол.
– Как вы? – тихо спросила она. – Как Виола?
– Она в отчаянии, – ответил Хольгер. – В полном отчаянии. Мы…
Он замолчал.
– Понимаю, – произнесла Нина, не дождавшись продолжения. – Вы что-нибудь слышали об Александре?
– Нет, ничего.
Снова наступило молчание.
– Хольгер, – сказала Нина. – Я хочу, чтобы ты внимательно выслушал то, что я тебе сейчас скажу. Я не должна говорить этого ни тебе, ни кому-либо другому. И ты можешь сказать только Виоле. Тот вызов приняла я. И оказалась в квартире Юлии первой. Я нашла Юлию на полу в ванной. Я позаботилась о ней и поехала с ней в больницу. Она не ранена. Хольгер, ты слышишь, что я говорю? У нее не было физических травм. У нее, конечно, тяжелый психологический шок, но это со временем пройдет. Хольгер, ты понимаешь, что я говорю?
– Ты… Что ты делала в квартире Юлии?
– Я была на дежурстве. И оказалась в ближайшей к месту преступления патрульной машине, поэтому откликнулась. Думаю, что я поступила правильно.
– Но где был Александр? Он был там?
– Нет, Хольгер. Александра не было в квартире, когда я вошла.
– Но… где же он?
Нина почувствовала, как к ее глазам подступают слезы.
– Не знаю, – прошептала она, чтобы не разрыдаться. – Вам кто-нибудь помогает? Вы с кем-нибудь говорили?
– Кто станет с нами говорить?
Да, он прав, никто. Хольгер и Виола не считаются родственниками жертвы, они – родственники предполагаемого убийцы. Едва ли государство раскошелится на психологов, которые бы с ними поработали.
– Я дежурю в субботу и воскресенье, – сказала Нина, – но в понедельник смогу вас навестить. Вы не против?
– Ты для нас всегда желанная гостья, – заверил Хольгер.
– Я не хочу мешать, – сказала Нина.
– Ты никогда нам не мешаешь. Мы будем очень рады твоему приезду.
В трубке снова повисло молчание.
– Нина, – произнес наконец Хольгер, – это она его застрелила? Его застрелила Юлия?
Нина перевела дух.
– Я не знаю, но похоже, что да. Прокурор потребовал ее ареста.
Отец Юлии несколько раз тяжело вздохнул.
– Ты знаешь за что?
Нина поколебалась. Ей не хотелось лгать.
– Я ни в чем не уверена, – сказала она. – Но думаю, что в последнее время у них были проблемы. Юлия мне о них почти не рассказывала. Она что-нибудь говорила вам?
– Ничего, – вздохнул Хольгер. – Ничего такого, чтобы мы поняли, что дело приняло такой серьезный оборот. Примерно год назад она говорила, что это стыд, что Давиду не нравится Бьёркбакен, но ничего другого не говорила…
В коридоре послышался шум, потом голос Андерссона.
– Мне надо идти, – сказала Нина. – Звони мне на мобильный, ты слышишь, Хольгер? Звони в любое время…
Электронный сигнал буравил мозг. Аннике нестерпимо захотелось заткнуть пальцами уши.
Часть денег, которые дала ей Берит, она израсходовала на покупку новых электронных игр для детей. Теперь они сидели в изголовье кровати, и каждый прилип взглядом к своему экрану. Эллен играла в «Принцессу», а Калле – в гольф с Супермарио. Игра сопровождалась жужжанием, звонкими ударами и щелчками.
Теперь она планировала свое будущее на периоды не продолжительнее двух минут. Так ей было спокойнее.
«Сейчас я куплю новую сумочку. Сейчас мы пойдем есть сосиски. Сейчас мне надо позвонить…»
В этот момент рядом действительно зазвонил телефон, заставив Аннику подпрыгнуть от неожиданности. Она встала, прошла в ванную и сняла трубку.
Звонил инспектор уголовного розыска К.
– Откуда ты узнал, что я здесь?
– Я говорил с Берит. Речь шла о пожаре в твоем доме. Судмедэксперты и криминалисты только что вернулись и дали предварительное объяснение причины. Степень разрушения и взрывной характер распространения огня говорят о том, что очаги возгорания возникли сразу в нескольких местах и, вероятно, на двух этажах. Что, в свою очередь, позволяет говорить об умышленном поджоге.
– Но я тебе это уже говорила! – живо воскликнула Анника. – Я его видела, я знаю, кто это сделал.
– Кто?
– Гопкинс. Сосед. Он стоял в кустах и смотрел, как горит дом, когда мы уезжали.
– Полагаю, что ты ошибаешься. Тебе стоит крепко подумать, прежде чем указывать на кого-то пальцем. Поджог – это серьезное обвинение, одно из самых тяжких преступлений по уголовному кодексу. За поджог можно получить пожизненный срок.
– И поделом, – огрызнулась Анника.
– Жульничество со страховкой на случай пожара – тоже серьезное обвинение, – сказал К. – Мы тщательно расследуем каждый случай пожара.
Анника презрительно фыркнула.
– Ничего у вас не выйдет, даже не пробуйте, – сказала она. – Я точно знаю, что произошло. И потом, у вас, по-моему, много других важных дел, кроме моего пожара.
Например, нобелевские убийцы, не так ли? Или убийство Давида Линдхольма. Кстати, вы нашли мальчика?
На другом конце провода послышался какой-то шум, кто-то вошел в кабинет комиссара. Анника слышала в трубке какие-то голоса. К. отложил трубку в сторону, слышалось шуршание бумаги.
– Я тебе позвоню, – сказал К. и положил трубку, не ожидая ответа.
Анника осталась сидеть с трубкой в руке, прислушиваясь к звукам электронных игр, проникающим сквозь щель под дверью ванной.
Ей вдруг страшно захотелось увидеть Томаса.
«Ты никогда не давала мне шансов. Почему ты ничего мне не сказала?»
«Она хочет, чтобы мы встретились. Я еду к ней».
Томас решительно зашагал по паркету, взял с пола портфель, открыл входную дверь и выглянул в серый полумрак. Он вышел, ни разу не оглянувшись, и дверь бесшумно закрылась за ним.
– Мама! – крикнул из комнаты Калле. – С Марио что-то случилось. Он не хочет бить по мячу.
На несколько секунд Анника прижала ладони к глазам и задышала ртом.
– Сейчас иду! – ответила она, поднимаясь.
Она открыла кран, сполоснула лицо и сильно его растерла.
Калле открыл дверь ванной.
– Я не могу нажать «удар», – сказал он, держа перед собой игру.
Анника вытерла руки полотенцем, присела на край ванны и принялась рассматривать игру, нажимая разные клавиши до тех пор, пока не поняла, в чем дело.
– Должно быть, ты нажал «паузу», – сказала Анника, показав сыну, как снова начать игру.
– Я не нажимал «паузу», – обиженно возразил Калле.
– Ты, наверное, сделал это случайно, – сказала Анника, – по ошибке.
– Нет, я не нажимал! – крикнул Калле. Глаза его наполнились слезами, и он вырвал игру из рук матери.
У Анники на мгновение потемнело в глазах, она уже занесла руку, чтобы дать сыну подзатыльник.
Она сделала глубокий вдох и опустила руку, посмотрев на сына, который стоял перед ней с трясущимися губами.
«Господи, мне нельзя распускаться. Что будет, если я сорвусь?»
– Ну ладно, по крайней мере Марио теперь снова станет бить по мячу, – сказала она севшим голосом.
Пятница,
4 июня
Дверь кабинета инспектора уголовного розыска К. была приоткрыта. Нина остановилась, не зная, как поступить: нажать кнопку рядом с тремя табличками с надписями: «ждите», «занят» и «входите» или просто постучать.
Она не успела принять решения, когда дверь распахнулась и перед Ниной предстал комиссар К. Волосы его были растрепаны, знаменитая гавайская рубашка выбилась из-под ремня джинсов.
– Какого черта? – сказал он. – Ты что, подслушиваешь?
Он протянул ей руку:
– Нина Хофман, я полагаю?
Она посмотрела ему в глаза:
– Да, это я, а ты, полагаю, К.?
– Ради бога, входи. Моя стройная длинноногая блондинка секретарша сегодня в отгуле, поэтому мне приходится самому варить кофе. Какой ты любишь?
Нина во все глаза смотрела на него. Что он несет?
– Спасибо, я пью любой, – сказала она, входя в кабинет.
Обстановка в кабинете комиссара уголовного розыска на третьем этаже полицейского управления в Кунгсхольме была безликой настолько, что ее можно было бы назвать спартанской. Не было даже занавесок. На подоконнике стоял горшок с давно засохшим растением, видимо доставшийся К. в наследство от прежнего владельца.
Она стояла посреди кабинета те несколько минут, пока комиссар наливал кофе в автомате.
– Не волнуйся, кресло у меня без ловушки, – сказал он, указывая кружкой дымящегося кофе.
Нина села в старое потертое кресло, отчего-то чувствуя себя очень неловко.
Она много слышала об инспекторе уголовного розыска комиссаре К., хотя он и не пользовался такой популярностью, как Давид Линдхольм. В отличие от Давида, его к тому же не все любили. Многие считали его одежду слишком экстравагантной. Порицали и за любовь к поп-музыке. Ходили упорные слухи, что он – голубой.
К. сел за стол напротив Нины.
– Это было роковое совпадение, не так ли? – сказал он, дуя на свой кофе.
– Что именно? – поинтересовалась Нина.
– То, что ты оказалась первой на месте именно этого преступления.
– Это допрос? – спросила Нина, слегка вздернув подбородок.
– Вовсе нет! – вскинул руки инспектор. – Назовем это беседой двух коллег, если угодно. Мне было бы любопытно узнать, что ты думаешь по этому поводу, услышать нечто такое, для чего не предусмотрено места в официальных бланках.
Нина попыталась расслабиться. Он и правда очень странный, особенно если учесть его высокое звание и должность.
– Что ты хочешь знать? – спросила она.
– Как ты отреагировала, получив вызов?
«Бондегатан – длинная улица, на ней живут тысячи людей».
Она посмотрела в окно.
– Да никак не отреагировала, – ответила она. – Почему я должна была что-то подумать?
Мужчина за столом поиграл чашкой кофе, а потом несколько секунд молча смотрел на Нину. От этого взгляда у нее пересохло во рту, и она едва подавила желание облизать губы.
– Знаешь что? – заговорил наконец К. усталым и тихим голосом. – Думаю, что ты лжешь. Думаю, ты знаешь гораздо больше того, что указала в рапорте из желания выгородить свою лучшую подругу. Но поверь мне, молчанием ты ей не поможешь. Для того чтобы разобраться в этом происшествии, мне надо точно знать, что произошло.
Нина постаралась выпрямиться и кивнула. Да, это она понимает.
– Я знал Давида Линдхольма, – сказал К. – Я знал его очень хорошо, лучше, чем многие другие. Скажем прямо, я не разделяю восторги тех невежд, которые считают его великим героем.
Нина удивленно воззрилась на комиссара полиции.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Мы с ним вместе учились. Зачем Давид пришел в полицию, так и осталось для меня величайшей загадкой. Он даже отдаленно не интересовался полицейской работой, просто хотел удовлетворить свою ненасытную тягу к экстремальному спорту и женщинам.
Он посмотрел на Нину, очевидно для того, чтобы понаблюдать ее реакцию.
– Но это свойственно юности, – возразила она.
– Он иногда проявлял склонность к насилию, порой заходил слишком далеко. Ты не замечала этого за время службы?
– Я никогда не работала с Давидом. Он оставил работу «на земле» задолго до того, как мы – я и Юлия – с ним познакомились.
К. вздохнул и, подавшись вперед, облокотился о стол.
– Ну, хорошо, – сказал он, – но сейчас есть нечто более важное, чем характер Давида Линдхольма и вопрос о вине Юлии. Нам надо найти его сына. У тебя нет никаких мыслей относительно его местонахождения?
Нина убрала за ухо прядь волос.
– Родители Юлии живут в Сёдерманланде, на ферме близ Катринехольма. Они иногда забирали к себе Александра, но сейчас его там нет. Я разговаривала с ними вчера…
– Родители Юлии были первыми, кто заявил о пропаже ребенка, – сказал К.
Нина, оцепенев, застыла в кресле.
– Отец Давида умер много лет назад, а его мать живет в доме престарелых. Я с ней не разговаривала, но сомневаюсь, что мальчик у нее. Юлия практически не общалась с соседями и с мамочками в детском саду, но я полагаю, что в ту ночь он был у кого-то из них…
– Всю прошлую неделю мальчик не ходил в сад. Никто не видел его с прошлой пятницы – ни воспитательницы, ни другие родители.
«Это самое худшее из всего, что произошло. Как вообще могло до такого дойти?»
– И что… что, по-твоему, могло случиться?
– У Линдхольмов был счастливый брак?
Нина опустила глаза.
– Думаю, что его нельзя было назвать счастливым.
– То есть он был несчастлив настолько, что Юлия была готова уйти от мужа? Настолько, что она готовилась к отъезду?
– Этого я не знаю, – сказала Нина.
Инспектор подался вперед и внимательно посмотрел Нине в глаза.
– Она не могла где-нибудь спрятать ребенка? – спросил он. – Может быть, он жив, но где-то заперт?
Нина тяжело сглотнула и, отвернувшись, снова посмотрела в окно. «Могла ли Юлия это сделать? Могла она спрятать Александра, а потом прийти домой и застрелить Давида?»
– С момента убийства прошло уже тридцать часов, – сказал К. – Время уходит. Если у мальчика нет доступа к воде, то мы должны найти его в течение суток, в самом крайнем случае – в течение двух. Думаю, ты понимаешь, насколько серьезно положение.
Сквозняк из-под двери заставил Нину вздрогнуть.
– У Юлии есть летний домик, – сказала она. – Он в лесу близ Катринехольма. Она снимает его у соседей, знакомых родителей. Они, правда, редко там бывали. Давид считает, что там слишком мало удобств, но Юлия любит этот дом…
Она умолкла, поняв, что употребляет настоящее время.
Комиссар в это время принялся что-то записывать.
– Значит, она его снимает? Именно поэтому мы ничего не обнаружили в реестре жилищной собственности. Где он точно находится?
– В лесу, недалеко от Флоды, на полпути к Гранхеду, – ответила Нина. – Я могу нарисовать маршрут на карте…
Она взяла лист бумаги, набросала схему местности и изобразила путь к домику Юлии.
– Это место называется Бьёркбакен, – сказала она, – но указателя на дороге нет. С дороги домик не виден, почту доставляют в ящик, который находится во Флоде. Но там есть старый мильный камень, на нем написано, сколько миль осталось до церкви во Флоде. Пропустить этот указатель просто невозможно.
Она подвинула лист комиссару.
– Как часто она туда ездит?
Нина задумалась.
– Не знаю. В последние годы мы с ней очень редко виделись…
– Почему? – оживился К.
Нина поколебалась.
– Давид… – неопределенно сказала она. – Мы с ним не ладили.
– Почему?
Нина посмотрела на засохший цветок и вспомнила тот день, когда они впервые увидели Давида.
Он приехал читать лекцию в полицейскую академию, в джинсах, белой футболке и высоких ковбойских ботинках. Волосы торчали в разные стороны, щеки покрывала недельная щетина.
Нина вспомнила восторженное лицо преподавателя.
«Сегодня мы должны были заняться проблемами предупреждения преступлений, в частности преступлений на расовой почве, но поскольку у нас появилась возможность послушать Давида Линдхольма, то мы с радостью…»
В зал пришли и другие преподаватели, что было большой редкостью.
Давид сел на стол у доски, одна нога висела в воздухе, вторая твердо покоилась на полу. Он наклонился вперед, опершись рукой на бедро. Создалось впечатление раскованности и одновременно авторитетности.
Юлия прошелестела на ухо подруге:
«Ты только посмотри на него! В жизни он даже лучше, чем по телевизору…»
Это была самая лучшая лекция из всех, что они слышали за период обучения в академии. Давид говорил о переговорах с преступниками в экстремальных ситуациях, например, когда речь идет о спасении заложников. Он описывал ситуации и события, от которых у слушателей отвисали челюсти. Давид легко переходил от неподражаемой серьезности к искренним шуткам. У него была неотразимая белозубая улыбка, и к тому же он сразу обратил внимание на Юлию. Нина видела, что, отпуская очередную шутку, он неизменно смотрел на нее, а один раз даже подмигнул ей, вогнав девушку в краску.
Потом преподаватели и слушатели окружили знаменитого лектора. Он смеялся и шутил, но, когда Нина и Юлия собрались уходить, извинился и, прервав беседу, нагнал их.
«Вы – надежда и будущее Швеции, – сказал он. – Когда вы вступите в ряды полиции, эти молокососы будут вставать в очередь, требуя, чтобы их арестовали первыми…»
Он притворялся, что обращается к ним обеим, но смотрел все время на Юлию.
Юлия улыбалась в ответ чарующей улыбкой. Глаза ее блестели.
Нина до сих пор помнит испытанный ею укол ревности.
Она подняла голову и посмотрела на комиссара уголовного розыска инспектора К.
– Думаю, что Давид чувствовал, что я очень близка Юлии. Некоторым мужчинам это не нравится.
К. испытующе смотрел на нее несколько секунд.
– В рапорте ты указала, что Юлия упомянула о присутствии в квартире другой женщины.
Нина кивнула:
– Да, это так. На присутствие в квартире чужого человека ничто не указывало, но я написала об этом со слов Юлии.
– Как ты думаешь, она сказала правду?
Несколько мгновений Нина молчала.
– Не знаю. Возможно, криминалисты увидят в квартире следы пребывания чужого человека…
– В квартире нашли множество разнообразных отпечатков пальцев, – сказал К. – вероятно, там давно не было генеральной уборки. Ты не видела следов взлома. Не было ли повреждений на двери?
– Нет.
– Криминалисты нашли следы крови на полу прихожей. Ты там ничего не заметила?
– Нет, но я видела пистолет на полу, в изножье кровати.
Читать бесплатно другие книги:
