Проделки королев. Роман о замках Бенцони Жюльетта

Гранж-Блено (La Grange-Blеneau)

Прекрасная любовь мадам де Лафайет

Чувствовать, любить, страдать, посвящать себя – это всегда будет предназначением женщин.

Оноре де Бальзак

Он странен – этот феодальный замок, словно перенесенный в изящный XVIII век. Он сохранил суровость Средневековья, но не воспринял шарм века Просвещения, впрочем, может быть, он и не нуждался в этом, ибо осмысление – один из путей забвения прошлого.

Благородная и древняя сеньория Гранж-ан-Бри впервые была упомянута в исторических источниках XIII века. Во времена башен и замков она принадлежала семейству Куртене, тому самому, которому удалось заполучить императорскую корону в Константинополе. Потом территория перешла к герцогам де Ля Фёйад, потом – к Агессо[27]. И, наконец, к хрупкой молодой женщине, которая, однако, оказалась достаточно отважной, чтобы пронести через два континента двойную тяжесть знаменитого имени и великой любви, подобную которой найти очень трудно: речь идет об Адриенне де Ноай, маркизе де Лафайет.

Она прожила там всего пять лет, единственные спокойные годы в ее жизни, тогда как ее разносторонний супруг умудрился прожить в этом замке после ее смерти целых двадцать семь знаменательных лет! Но ее нежная тень поселилась там, такая живая и заботливая, что именно ей мы посвятим эти строки. Может быть, еще и потому, что без нее Лафайет вряд ли прославился бы…

Для нее история началась в один дивный апрельский день 1774 года, в особняке ее родителей на улице Сент-Оноре, среди благоухающих цветов и зажженных канделябров. В тот день Адриенна стала супругой Жильбера Мотье, маркиза де Лафайета, и была счастлива. Ему минуло лишь семнадцать лет, ей – всего только четырнадцать, но ее сердце уже всецело принадлежало этому неловкому мальчишке, рыжеватому овернцу, на которого она смотрела с восхищением. И в простоте детского сердца она поверила ему свою тайну:

– Отныне я всецело ваша… – прошептала она.

Это были не какие-то праздные слова, а клятва души, произнесенная вслух, но тем не оскверненная. Эту клятву Адриенна пронесла через все тяготы своей жизни. И одному Богу известно, что ее «герой» ничем не облегчил этой ноши!

Юный маркиз был влюблен в нее, но при этом сохранил способность любить нескольких женщин одновременно, присущую горячным юношам с пылким сердцем. От природы наделенная женской мудростью, мадам де Лафайет знала об этом, равно как и о том, что маркизу не удалось побороть свою увлеченность в отрочестве и в более зрелые годы. Но она была не способна жаловаться и отчаиваться. Она привыкла ждать, и долгие годы, за которые она произвела на свет троих детей, она все ждала мужа и надеялась…

Она ждала, пока остынет любовь Жильбера к ослепительной Эгле д’Юнольштейн, пышногрудой провансалке, официальным любовником которой считался герцог Орлеанский. Адриенна ждала писем (впрочем, нежности в них встречались реже, чем требования выслать денег), когда маркиз устремился на помощь американским повстанцам и посвятил свое тело, душу и состояние захватывающей битве на североамериканском континенте. Она ждала конца войны за независимость и возвращения героя… Она ждала, когда угаснет очередная искра в разбитом сердце супруга, вернувшегося из Америки околдованным графиней де Симиан…

Ах, это возвращение из Америки! С какой радостью Адриенна прижала к груди запыленный мундир Жильбера! И какие только мечты не осветили в тот незабываемый момент ее душу! Весь королевский двор был у их ног несколько дней подряд. Юная маркиза де Лафайет была даже приглашена в Версаль и прокатилась в карете самой королевы… Те дни пролетели подобно солнечному лучу в сером тумане вечного ожидания. Но солнце так обманчиво! Сначала он томился в плену семьи и страдал по мадам де Симиан, а потом тяжелые тучи политических волнений заволокли небо. Лафайет в полном безумстве принялся толкать повозку Революции, грозившую не только разлучить их с Адриенной, но и раздавить всех тех, кто был им дорог.

Небо задрожало от грома, и начался черный дождь горестей и бедствий: Жильбер отправился на защиту границ Франции и попал в плен к австрийцам, которые очень обрадовались тому, что в их руках оказался человек, которого они считали одним из главных виновников смерти Людовика XVI и Марии-Антуанетты. Потом начался террор: многие де Ноайи были арестованы и отправлены на эшафот. Адриенна видела, как уходили на казнь ее бабушка, мать, юная сестра. И мужчины тоже… Ее саму «забыли» в зловещей тюрьме Ла-Форс.

Попросту оставили, потому что не нашлось смельчаков, способных отдать приказ и отправить на эшафот жену знаменитого героя Лафайета. Теперь вслух произносили только ее второе имя, скромно пряча данное от рождения «де Ноай». Но, выжив в тюрьме, Адриенна потеряла там свое здоровье. Холодным вечером 22 января 1795 года старый кузен де Шампетьер, придя встречать ее к воротам тюрьмы, был поражен: некогда свежее круглое личико осунулось, глаза невыразимо глубокого цвета лазури потускнели. В тридцать пять лет мадам де Лафайет выглядела лет на десять старше…

Прочитав на его лице сожаление, она виновато улыбнулась, выпрямила спину и подняла голову с густой копной волос еще выше. Утратив доверие к миру, она сохранила энергию – ей было ради кого жить! В первую очередь, она позаботилась о своих детях. Сын?Он жил в Лондоне, где нашел приют во время революции. Дочери? Они находились в Оверни, в замке Шаваньяк, принадлежавшем семейству Лафайет, под присмотром старой тетушки. А Жильбер? Он пребывал в крепости Ольмютц, и за ним строжайшим образом следили. Было известно, что в октябре он пытался бежать, но все кончилось очень плохо: падение с лошади привело к болезни почек, да и пристанище он выбрал крайне неудачно, на него сразу донесли… И все-таки он был вне опасности, и Адриенне следовало позаботиться о себе. Надо было присоединиться к дочерям в Шаваньяке, набраться сил, дать свежему воздуху вдохнуть в нее сил!

Но думать, что она могла заботиться о себе, – это плохо знать ее характер. Конечно, она отправилась в Шаваньяк, но только для того, чтобы забрать своих дочерей. Потом они поспешили в Австрию. А поскольку мадам де Шампетьер начала бурно протестовать, она объяснила ей своей план: броситься в ноги к императору, который обязан был услышать представительницу древнего дворянского рода! Она – одна из рода де Ноай, благороднейшей крови Франции. Ее род был истреблен так же жестоко, как и королевский.

Сказано – сделано! Граф де Буасси д’Англа достал ей паспорт для поездки в Гамбург, где от американского консула она получила другой, на имя «мадам Мотье», американской гражданки, направляющейся в Вену. Приехав в столицу австрийской империи, Адриенна была вынуждена долго ждать императорской аудиенции.

Император Франц II был молодым человеком двадцати семи лет, любезным, элегантным и любящим женщин, но мадам де Лафайет не нашла в нем сочувствия: освободить такого опасного бунтаря, одного из зачинщиков революции? Об этом не могло быть и речи. Вполне возможно, его и считали великим человеком во Франции, но Австрия относилась к нему гораздо менее снисходительно. А это значит – он останется в крепости.

Тогда Адриенна попросила о другом: пусть ей позволят вместе с дочерьми присоединиться к пленнику. Три женщины хотят разделить судьбу своего мужа и отца, раз уж невозможно оказалось его освободить. Из уважения к древнему французскому роду императору пришлось задействовать всю свою деликатность, чтобы без лишних эмоций убедить это героическое создание выбросить из головы безумные идеи. Но нет, она желала быть запертой в крепости вместе с мужем, и ей обязаны разрешить отбыть туда немедленно. Император уступил: мадам де Лафайет с дочерьми могут отправляться в Верхнюю Моравию.

Несмотря на всю смелость, она испытала приступ слабости при виде серых стен старой крепости, в свое время выдержавших осады турок. Дочь Анастасия, без сомнения, обладавшая таким же сильным характером, вернула ей твердость:

– Идемте, матушка! Вы не должны падать в обморок теперь, когда мы наконец получили возможность жить одной семьей!

Какая странная «семейная жизнь»! Трех женщин содержали, как государственных заключенных: они были лишены всего имущества, несмотря на охранное письмо императора, привезенное Адриенной… Но ей было все равно: она наконец вновь воссоединилась со своим мужем. Он был в самом жалком состоянии: постаревший, худой, сгорбленный. При виде жены он разразился рыданиями: «Вы, сердце мое? Или это бред».

Но нет, встреча была реальной, и их совместное существование продолжалось до октября 1797 года. Это было страшно! Пленников кормили скудно, однако всего прочего не хватало катастрофически. До такой степени, что Адриенна серьезно заболела. Даже тогда она отказалась покинуть крепость Ольмютц, зная, что не сможет больше туда вернуться. Она предпочла умереть на месте.

Ее героизм заставил дрогнуть одного из стражников, и он согласился передать письма, написанные копотью при помощи деревянной палочки. Письма в Европу, в Америку… Вскоре поднялся шум, и Австрия была вынуждена отпустить пленников. Очень вовремя, иначе еще чуть-чуть – и нечего было бы даже пытаться вылечить мадам де Лафайет…

Они переехали в Голландию, к мадам де Тессе, сестре Лафайета. И, наконец, в 1802 году они перебрались в Гранж-Блено, где Адриенна получила несколько месяцев счастья и покоя.

Увы, слишком мало! Здоровье ее было слишком слабым, и она смогла дотянуть только до Рождества 1807 года.

Свой конец верная супруга встретила безмятежно, ибо ее рука покоилась в руке Жильбера:

– Как вы добры, и как я вас люблю! – сказала она с последним вздохом, а потом очень тихо добавила: – Я буду ждать вас там, наверху.

Опять ожидание? Да уж. Через двадцать семь лет после похорон (в мае 1834 года) Лафайет навсегда покинул Гранже и этот свет, чтобы присоединиться к Адриенне, покоящейся под покрытой цветами плитой на маленьком кладбище Пикпюс…[28]

Ныне замок принадлежит фонду Жозе и Рене де Шамбрюнов. Он закрыт для посещений.

Кержан (Kerjean)

«Прядильщицы» хозяйки замка

Одна женщина сильнее тысячи мужчин.

Голландская поговорка

Примерно в середине XVI века канонику Амону Ле Барбье, богачу и любителю роскоши, пришло в голову построить замок в Бретани, но не обыкновенный, а непременно самый красивый. Он подобрал лучших строителей, лучшего качества гранит, и на месте старинного форта мало-помалу вырос из земли сказочный замок Кержан. Его постройка, начатая в 1545 году, длилась долгие годы. Столь долгие, что каноник успел отправиться в мир иной, не дождавшись счастливого момента, когда его мечта осуществилась, строительство было закончено в 1596 году, и верхушку башни украсили ярким букетом.

К тому времени замок перешел к его внучатому племяннику Рене Ле Барбье, который превратил его в уютное гнездышко, оплот своей супружеской любви. Он привел в 1610 году в новый замок жену, даму своего сердца, блистательную Франсуазу де Келен, которая была на три года младше супруга, которому тогда было не больше шестнадцати. Впрочем, в те времена любовь рождалась рано. Точнее, она рано о себе заявляла, и браки, особенно в благородных семействах, заключались между людьми, едва вышедшими из детского возраста. В любом случае, следует признать, что этот брак был очень удачным и удовлетворил как главных заинтересованных лиц, так и их окружение, ибо все в нем было подобрано идеально.

Все шло хорошо и вполне счастливо, но в один прекрасный день 1614 года Рене получил приказ от имени молодого короля Людовика ХIII, в котором ему было велено явиться в Париж незамедлительно. Регентша собирала Генеральные Штаты, и представители высшей бретонской знати, к числу которых принадлежал Рене, обязаны были в них участвовать. Франсуаза также была приглашена, но пышная придворная жизнь ее не привлекала. И она предпочла остаться в своем красивом замке Кержан. К тому же дорога предстояла долгая и утомительная. Короче, Рене отправился один, пребывая в полном спокойствии относительно судьбы своей супруги.

Приехав в Лувр, он даже обрадовался, что оставил Франсуазу в Бретани. Подлинным королем Франции был в то время Кончини[29], завсегдатай игорных домов, хитрый и ловкий флорентиец, соблазнитель и вообще личность, опасная во всех отношениях. Развратный и циничный двор старался во всем подражать ему. И добродетельный бретонский сеньор очень скоро стал всеобщим посмешищем. Неужели он откажется от радостей парижской жизни? И во имя чего: супружеской верности? Умереть можно со смеху!

Королева Мария Медичи была не лучше своего окружения. Она приняла отсутствие мадам де Кержан за личное оскорбление. Последняя либо глупа, либо уродлива, раз не осмелилась показаться.

Задетый за живое, Рене Ле Барбье ответил своим обидчикам: его жена далеко не так глупа и по праву считается одной из красивейших женщин в Бретани. Поблизости оказался другой бретонец, маркиз де Бельц, и он подтвердил эти слова. Франсуаза действительно очень хороша собой, но злые языки тут же обратили и это мнение в насмешку: муж якобы не пустил свою жену в Париж из-за ревности. Он держит ее под замком, опасаясь, что она от него убежит, соблазненная кем-то из придворных кавалеров. Он ей не доверяет… как и самому себе.

Не доверяет? Да доверие Рене к жене столь велико, что он останется спокойным, даже если перед ней предстанут, скажем… четверо придворных красавцев. Рене даже готов дать им рекомендательные письма.

Подобное предложение было сделано в гневе, но его слова подхватили, и Мария Медичи вызвалась на роль арбитра. Месье де Кержан останется подле нее, а четверо ее самых обольстительных придворных отправятся в Бретань, чтобы попытаться там соблазнить его жену. Итак, пари было заключено.

Кандидаты: уже названный маркиз де Бельц, виконт де Бомбелль, шевалье де Сен-Фаль и граф де Брюш. Их ставки: «Мой самый красивый алмаз», – сказал Брюш; «Моя любимая лошадь», – заявил Бельц; «Мой последний урожай», – предложил Сен-Фаль; «Тысяча экю», – заключил Бомбелль. Королева обернулась к Рене:

– А вы, месье?

– Все мое состояние, мадам. Моя жена красива, умна и целомудренна. Таковой и останется!

И он дал каждому из участников пари рекомендательное письмо. После этого началось волнительное ожидание результатов. Ему сообщили, что эти четверо поочередно предстанут перед хозяйкой Кержана, чтобы шансы на успех были равными. И они остановятся в лучшем постоялом дворе в Морлэ. Бомбелль первым направил свои стопы в Кержан…

Тем временем в Лувре Рене, несмотря на свою хваленую выдержку и уверенность, испытывал непривычный трепет. Наконец пришло письмо из Бретани. А в нем – голубая лента, такая, какие любила носить его жена. И что? Какое же это доказательство? Ведь подобные ленты метрами продают в Морлэ. На следующей неделе прислали золотую булавку из корсажа его жены. По всем признакам вещица, конечно же, принадлежала Франсуазе… Но добыть личную вещь женщины, которая и не подозревает об опасности, вовсе не трудно! Третье послание пришло еще через неделю: то была прядь светлых волос, к которой Рене не мог прикоснуться без волнения. Но он не дрогнул! А довольствовался тем, что решил выгнать по приезде домой камеристку своей жены. Непоколебимое доверие этого мужчины уже начало вызывать уважение окружающих.

Через неделю – очередное послание. На этот раз – обручальное кольцо, и Рене чуть не умер от ужаса и горя.

– Я думаю, вам пора возвращаться, месье де Кержан, – многозначительно подвела итог пари королева-мать…

И он не заставил себя упрашивать дважды. По дороге ревнивый супруг останавливался лишь для того, чтобы сменить лошадей. Приехав в Кержан полумертвым от усталости, он нашел свою жену свежей, милой и нежной. Она встретила его с любовью, как обычно, но эта нежность спровоцировала в нем вспышку гнева. И как она только смеет, после такого ее поведения?

Поведения? Какого? Может быть, Рене сошел с ума или выпил лишнего? Действительно, четыре кавалера приезжали к ней один за другим, и, как Рене и просил в своих письмах, она ни в чем им не отказывала, кроме того, что противоречило понятию чести. Да, она подарила ленту Бомбеллю, золотую булавку и прядь волос… «А кольцо? – зарычал Рене. – Осмелитесь ли вы утверждать, что не отдавали своего обручального кольца, изменница?» Франсуаза столь же резко ответила: да, она отдала обручальное кольцо, ибо считает, что ее супруга стоило бы проучить за то, что он осмелился подвергать ее подобному испытанию… И потом, это был лучший способ заставить его поскорее вернуться домой.

Обескураженный Рене не знал, что и ответить. Но, в самом деле, а куда подевались четверо придворных? Четверо господ? Сейчас он их увидит. И через потайное окошко в двери, ведущей в зал, где обычно пряли, ткали и чесали шерсть, Франсуаза показала мужу спектакль, в который поначалу трудно было даже поверить: Бомбелль сидел за прялкой, колесо которой вращал Сен-Фаль; немного поодаль граф де Брюш, смирившийся с ремеслом ткача, с силой орудовал челноком, в то время как Бельц сворачивал готовую ткань. И, что самое удивительное, они, казалось, вовсе не скучали за работой.

Крепко поцеловав любимого Рене, Франсуаза, смеясь, все ему объяснила. Каждый из названных господ просил хозяйку замка о тайном ночном свидании. Она, дав согласие, отводила их по очереди в этот зал и запирала там. Что же касается двух последних, то они колотили в дверь, требовали незамедлительно их освободить. Так что чуть было не пришлось обращаться к их женам за помощью! Но, в конечном итоге, все угомонились и взялись за работу, ибо поняли, что иначе не получат ни еды, ни питья.

Естественно, Рене Ле Барбье тотчас освободил четверых господ, каждый из которых принялся славить добродетели хозяйки. Странное пари закончилось веселым пиром, устроенным в честь освобождения узников.

Эта история наделала в Париже много шума. Через несколько лет Людовик XIII посетил эти земли. Хозяин поместья, будучи чрезвычайно горд своим замком, набрался смелости и попросил у короля титул маркиза. А поскольку монарху замок понравился, то и вожделенный титул был пожалован. Франсуаза стала фрейлиной королевы. И супругам пришлось смириться с весьма странной данью, которую наложил на них сюзерен, герцог де Майе: каждый год они должны были привозить ему в замок Луарно… одно сырое яйцо, причем привозить его в тележке и лишь потом варить и преподносить в качестве подарка.

В XVII веке замок перешел к Коатанскурам, которым он и принадлежал вплоть до революции. В 1755 году Сюзанна де Коатанскур, которая была, вероятно, одной из самых надменных женщин своего времени, обвенчалась здесь с Луи-Франсуа-Жилем де Керсозоном, причем последнему пришлось взять фамилию своей жены. Она была грациозной, невероятно богатой, очень сильной женщиной, у него же почти ничего за душой не было. К тому же он по-настоящему влюбился.

Будучи женщиной великодушной, Сюзанна обладала поистине невыносимым высокомерием. Однажды, принимая у себе епископа Леонского, которого сопровождали шесть священников, она пыталась отправить последних ужинать на кухню. Но епископ решил из принципа присоединиться к ним, так что Сюзанна была вынуждена капитулировать. Другой случай: просматривая бумаги, принесенные одним чиновником казначейства, она принялась читать их так внимательно, что утомленный ожиданием молодой человек надел шляпу и расположился в кресле без приглашения.

– Еще никто, – заявила маркиза, – не осмеливался ни сесть, ни покрыть головы в моем присутствии!

– Так у них, – ничуть не смутясь, ответил сметливый остряк, – надо полагать, не было ни ягодиц, ни головы!

К сожалению, эта гордячка, успевшая сделать в жизни так много хорошего, погибла вместе с сестрой на эшафоте в 1794 году. Наследников у них не осталось.

Потерявший часть построек во время революции замок принадлежит государству. Реставрация владений была закончена в 2005 году.

Часы работы

Март с 14.00 до 17.00

(со среды по воскресенье)

Апрель, май, июнь и сентябрь с 13.30 до 18.00

(закрыт во вторник)

Июль и август с 10.00 до 19.00

Октябрь с 14.00 до 17.00

(закрыт во вторник)

Ноябрь и декабрь с 14.00 до 17.00

(только в воскресенье)

Закрыт 1 января, с 1 по 8 мая, 1 и 11 ноября, а также 25 декабря.

Дети до 7 лет – бесплатно.

http://www.cdp29.fr/kerjean-lechateaulhistoire.html

Комбур (Combourg)

Рене и призрак с деревянной ногой

Каменное доказательство устного шедевра.

Морис Баррес

«Наконец, перед нами открылась равнина, посреди которой, неподалеку от пруда, возвышался шпиль местной церкви. С западной стороны башни феодального замка поднимались до высоты огромных деревьев, освещенных заходящим солнцем».

Так Франсуа-Рене де Шатобриан описывал, что он увидел при первом посещении владений замка Комбур, купленного его отцом в 1761 году, за семь лет до рождения Франсуа. Здесь он провел часть своего детства, полного приключений и разделенного между родным домом в Сен-Мало, разными коллежами в Доле, Ренне и Динане и старой крепостью. Это причудливое строение значительно повлияло на него, пробудив воображение и фантазию, развив склонность к мистике и тайнам. Там в будущем писателе проснулось его истинное призвание (а ведь когда-то ему пророчили военную карьеру) и там ему открылись исключительные смыслы, поэзия вещей. Действительно, замок обладал всеми необходимыми для этого качествами – он покорял с первого взгляда…

Хотя корни владения Комбур теряются во тьме веков, из достоверного источника известно, что крепость стоит на этом месте с XI века. Изветно также, что в 1307 году некий Риваллон получил от своего брата Генгеннэ, епископа Доля, поместье барона де Комбура с двенадцатью другими вотчинами. Именно Риваллон и построил здесь замок почти в том самом виде, что дошел до наших дней.

Этот Риваллон стал героем одной из легенд, широко распространившихся по древней бретонской земле. Однажды, прогуливаясь по берегу пруда, он направился к фонтану Маргатты, находившемуся неподалеку. Там он увидел маленького человечка, попавшего в колючий кустарник. Пожалев бедолагу, Риваллон помог ему освободиться, а тот, в свою очередь, рассказал, что попал в терновый куст, пытаясь подобрать чудесный белый камень на дне фонтана, имевший свойство охранять от несчастий, связанных с водой.

Через какое-то время Риваллон столкнулся со старухой, мешавшей ему пройти по узкой тропе. Нетерпеливый и легко раздражавшийся сеньор де Комбур пришел в ярость и подтолкнул едва волочившую ноги женщину. В ответ та погрозила ему клюкой и заверила, что обязательно она будет отомщена: воды Маргатты перельются и потопят деревню с замком. Едва последние слова слетели с ее дрожащих уст, воды фонтана забурлили и потоками хлынули по всем лестницам.

Встревоженный Риваллон вспомнил о своем друге-карлике и позвал его на помощь. Тот бросил белый камень в фонтан, и потоп прекратился. Воды послушно вернулись в свои берега, а Комбур был спасен. Но человечек при этом потребовал, чтобы вспыльчивый господин впредь относился к пожилым дамам с большим уважением.

Прошли века; после Солинье в замке жили Шатожирон-Малетруа, затем Монтежаны, д’Асинье и Коэткены. Последние вступили во владение в 1553 году, и поместье пробыло в их руках до второй половины XVIII века. Это семейство представляет интерес, а посему ненадолго остановимся на нем.

Во время Фронды[30] знаменитая герцогиня де Шеврёз нашла убежище в Комбуре у своей подруги Франсуазы де Коэткен. У герцогини был сын, Мало II, женившийся на очень красивой девушке Маргарите де Роган-Шабо, внушившей запоздалую страсть, принесшую столько переживаний месье де Тюренну. «Она знаменита, – писал Сен-Симон, – ведь к ней горел страстью месье де Тюренн. Всепоглощающее чувство побудило его пойти на предательство – раскрыть секрет осады Гана, который король доверил только ему и Лувуа». Узнав о случившемся, «король, не ведавший власти любви, разразился смехом, недоумевая, как это месье де Тюренн в своем почтенном возрасте остается еще способным на такие чувства».

Но у этой роковой красавицы был сын, Мало-Огюст, который, став призраком, причинил немало неприятностей маленькому Франсуа-Рене де Шатобриану.

Неизвестно почему, но после смерти Мало де Коэткен был приговорен небесами часто посещать Комбур. Про него мы знаем лишь то, что он был генерал-лейтенантом, отличился при защите Лилля, а в битве при Мальплаке[31] потерял ногу. Короче говоря, нога его была деревянной, и в свое время этот факт активно обсуждали придворные сплетники. Известно также, что он был женат «на самом уродливом и неприятном создании на свете», и подобное обстоятельство никак не удерживало его на этой земле.

Как бы то ни было, ко времени, когда месье де Шатобриан, заработав свое состояние на скачках и на морском вооружении, купил Комбур, Мало де Коэткен был уже мертв не меньше тридцати лет. Но старожилы хорошо знали, что все эти годы, главным образом в канун Нового года, при бое курантов, он появлялся на каменных лестницах замка, откуда раздавался характерный стук его деревянной ноги. Говорили даже, что иногда его деревяшка гуляла сама по себе, без хозяина, но в сопровождении черного кота.

Эту и подобные легенды Рене узнал, приехав в замок. Что и говорить, мальчик пережил подлинный ужас, когда отец сказал, что ему отводится комната на самой вершине донжона, любимого места скитания Мало де Коэткена.

Для десятилетнего впечатлительного ребенка это стало труднейшим испытанием, но старый граф, человек молчаливый и необщительный, воспитывал его весьма жестко. И когда ребенок не мог сдержать дрожи, направляясь к лестнице с прыгающим подсвечником в руке, старик каждый раз бросал ему вслед: «Неужели господину рыцарю страшно?» А набожная мама добавляла: «Дитя мое, на все воля Божья. Вам не следует ничего бояться, если вы – добрый христианин».

Встречался ли Рене с человеком на деревянной ноге? Трудно сказать, но зато он оставил очень красивое описание своей комнаты: «Я жил в некоем подобии тюремной камеры в стороне от лестницы, соединявшей внутренний двор с различными частями замка. Окно моего донжона выходило на двор: днем мне открывалась великолепная перспектива с зубцами куртины[32], где обитали юркие сколопендры и торчали дикие сливовые деревья. Моими единственными друзьями были ласточки, устраивавшие гнезда в отверстиях обветренных стен. Ночью же виднелся лишь небольшой кусочек неба и несколько звезд. Когда светила луна и когда она заходила на западе, ее лучи блуждали по моей кровати, просачиваясь через окно. Совы, перелетая с одной башни на другую, мелькали между мной и луной, и по моим занавескам пробегали тени от их крыльев. Пребывая в самом удаленном месте замка, я постоянно кожей чувствовал шорохи мрака…»

Судя по рассказу писателя, его жизнь в Комбуре не была веселой.

«Весенние и зимние вечера проходили иначе. Когда ужин заканчивался и сотрапезники переходили от стола к камину, мама, вздыхая, ложилась на старую кровать; перед ней ставили круглый столик на одной ножке, а на него – свечу. Я садился подле огня с Люсиль, слуги убирали со стола и уходили. Отец отправлялся на прогулку, после чего сразу же ложился спать. Он был одет в платье из белого ратина или, скорее, в нечто, похожее на пальто, какое я видел только на нем. Лысую голову прикрывал большой белый чепец. Гуляя, он удалялся от гостиной, а огромный зал был настолько скудно освещен, что заметить его становилось все труднее. Слышно было лишь, как он ступал во мраке. Затем он медленно возвращался к свету и постепенно выходил из темноты, словно привидение, в белом платье, с белым чепцом, с длинным и бледным лицом. Мы с Люсиль обменивались несколькими словами вполголоса, когда он был в другом конце зала; но моментально замолкали, стоило ему приблизиться. Проходя мимо, он спрашивал: «О чем это вы шепчетесь?» Охваченные ужасом, мы не могли выдавить ни слова. А он уходил как ни в чем не бывало. Весь остаток вечера слышался лишь звук его шагов, вздохи матери и шепот ветра».

В семействе Шатобриан было десять детей, но в Комбуре единственной подругой Рене была его сестра Люсиль. Она казалась брату очень странной девочкой, «одинокой, с признаками красоты, гениальности и несчастья на лице». Она значила для него больше, чем просто подружка, больше, чем сестра. Она была ему необходима, как воздух, и счастьем от общения с ней отмечены все детство и отрочество Рене. Именно она во время одной из бесед на берегу пруда помогла обнаружить его гениальность. Как он вспоминал потом, в его памяти надолго сохранились яркие впечатления от прогулок, на которых Люсиль, бывало, советовала ему: «Ты должен запечатлеть все это». «Эти слова разбудили мою музу, – писал Шатобриан. – Божественный ветерок подул на меня».

После смерти старого господина Комбур перешел к его старшему сыну, женившемуся на внучке Малерба и погибшему вместе с ней в 1794 году на эшафоте. Революция настоящей бурей налетела на старинный замок, который в результате был полностью разорен. Реставрацию интерьера замка предпринял уже внук двух жертв террора, но, к сожалению, он избрал стиль трубадуров, такой модный в эпоху Второй империи и благодаря Виолле-ле-Дюку[33].

После смерти отца Рене возвращался сюда лишь четыре раза: после свадьбы брата, во время революции, перед отъездом из Франции в Америку и, наконец, по возвращении в 1801 году. Замок выдержал возмутительный безжалостный грабеж. А сам Шатобриан не смог совладать с нервами и в итоге заболел. Предчувствуя скорый конец, в свой последний визит в замок он написал мадам де Сталь: «Именно в лесах Комбура я стал таким, какой я есть. Здесь я почувствовал первые признаки уныния, преследовавшие меня всю жизнь, первые признаки грусти, ставшей причиной моего страдания и моего счастья».

Часы работы

Апрель, май, июнь, сентябрь с 14.00 до 17.30

(закрыт в субботу и в воскресенье утром)

Июль и август с 10.45 до 13.30 и с 14.00 до 17.30

Октябрь с 14.00 до 17.00

(закрыт в субботу и в воскресенье утром)

http://www.combourg.net/

Ланже (Langeais)

Франция женится на Бретани

Прекрасная подруга, мы таковы:

Ни вы без меня, ни я без вас.

Мария Французская

Холодным и сухим днем, в самом начале декабря 1491 года, роскошный кортеж появился на улицах маленького городка Ланже и направился к замку, белые стены которого, выстроенные из прекрасного туреньского камня (при взгляде на него казалось, что он впитал в себя лучи солнца), спорили с синими барашками крыш. В центре этой блестящей кавалькады плыли носилки, в которых на подушках раскинулась юная девушка, закутанная в роскошный черный бархат и соболя.

Ей было пятнадцать лет. Она была необычайно эффектна. По крайней мере, все современники пытались добиться ее руки и воспевали ее красоту тем, кто позволял себе в этом сомневаться. Она была грациозна, несмотря на то что одна нога у нее была немного короче другой. Но никто не замечал этого маленького недостатка, тем более что девушка в соболях умела скрыть его своей легкой стремительной походкой. «Это было незаметно, – рассказывает Брантом, – и ее красота от этого ничуть не проигрывала…»

На самом деле это свидетельство немного сомнительно: сам Брантом никогда не видел ту, о которой он столь эмоционально пишет. Ее маленькая ручка, будучи отдана законному супругу, положила конец нескольким столетиям непрочного согласия и подарила звезде, называемой Франция, один из прекраснейших лучей, которого ей так долго недоставало. Звалась она Анной. Она была суверенной герцогиней Бретонской и прибыла в Ланже, чтобы стать супругой юного короля Карла VIII.

Брак этот не обошелся без затруднений: с детства Карл был обручен с Маргаритой Австрийской, которую воспитывали подле него в Амбуазе. Со своей стороны, рука Анны была обещана императору Максимилиану, отцу этой самой Маргариты. Оба брака были очень выгодными, однако если бы Максимилиан обосновался в Бретани, Франция очень скоро оказалась бы разделенной надвое. Так решила та, кто, будучи регентшей на время несовершеннолетия короля Карла, уверенно правила королевством, – Анна де Божё, его сестра, «наименее безумная из женщин Франции», если верить словам ее отца Людовика XI. По совету сестры «Карл, убежденный в том, что столь важный сеньор в королевстве небезопасен, отнял Анну у Максимилиана и сам женился на ней». Это слова все того же Брантома, но в этом случае он, похоже, не ошибается.

Сказать по правде, тщеславную герцогиню Анну больше привлекала корона императрицы, и она не находила ничего приятного в том, чтобы стать королевой Франции. Тот, с кем она уже давно была обручена, был мудр и щедр, осыпал ее подарками, хотя и не был особенно богат. Среди его подарков были и те соболя, которыми было подбито ее дорожное платье, и те, которые украсили свадебный наряд будущей королевы. Но французы оказались столь дипломатичными, а приведенные войска – столь значительными, что им удалось изменить мнение Анны. В то время, как Маргарита плакала в Амбуазе, узнав, что ей уже не быть супругой Карла, Анна пустилась в путь вдоль берега Луары, в городок Ланже.

Известно, что первая встреча будущих супругов была вполне благоприятной. Карл записал, что юная герцогиня «очень изящная, обладает добрым нравом, а фигура ее выглядит как нельзя лучше». Что же до нее, то мы точно не знаем ее мыслей. Молодой король не был красавцем, но он обладал определенным очарованием и любезностью. И потом, в него была влюблена ее соперница Маргарита! Только этого было достаточно, чтобы он понравился Анне.

Во вторник 6 декабря, в большом зале замка, где и теперь можно полюбоваться чудесной обстановкой, Анна подписала брачный договор, соединивший Бретань и Францию. По этому договору, Бретань должна была достаться королю Франции, если герцогиня умрет первой. Если же первым умрет король, Анна вернет себе герцогство, но будет обязана выйти замуж за наследника французского престола. В любом случае, в течение своей жизни она сохраняла Бретань за собой, а Бретань, в свою очередь, приобретала королеву, не теряя герцогини.

Красота нарядов бретонских невест издревле была притчей во языцех. Платье Анны стало лишь ярким подтверждением древних легенд. Оно вызывало в памяти образы фей: ткань была соткана из тончайших золотых нитей, и украшали его сто шестьдесят соболиных шкурок. Поражало роскошью и брачное ложе, доставленное к торжеству из Нанта: оно было сделано «из червонного золота и красной тафты». Говорят, что молодые супруги возлегли на нем с радостью. Их оставили одних, но, по обычаю, в соседней комнате расположились шесть буржуа, которые должны были держать ухо востро. Они должны были подтвердить, что герцогиня Анна добровольно взошла на брачное ложе, чтобы стать там королевой. Популярный историк XX века Андре Кастело сообщает, что на исходе брачной ночи, измотанные звуками, доносившимися из-за стен и рисовавшими в их воображении откровенные сцены любви, буржуа «затеяли неописуемый по своей непристойности спор, в словах исключительно непечатных…».

После первого семейного подвига молодая чета отправилась провести медовый месяц в замке Плесси-ле-Тур. И башни Ланже погрузились в тишину.

Что же касается замка, то в том виде, в каком его застала юная королевская чета, он существовал всего несколько десятилетий. Его построили по распоряжению Людовика XI в 1461–1462 гг… Наблюдал за строительством контролер финансов Жан Буре. При строительстве был сохранен в целости огромный донжон, чья история темна и славна. Башню построил сам Фульк Нерра (т. е. дословно Черный Сокол), ужасный граф Анжуйский, которому посвящена не одна глава в моих книгах[34]. Всем известно его увлечение тяжелыми неприступными квадратными крепостями – основательными, но способными бросить вызов разрушающей силе времени. На самом деле все они были сооружены с одной целью – наделать хлопот графу де Блуа, извечному смертельному врагу Фулька.

После грозного графа замок сменил много разных владельцев. Среди них самым забавным был Пьер де Ля Бросс, фаворит короля Филиппа III Смелого, чей взлет стал столь же ослепительным, сколь быстрым оказалось падение.

Хирург и цирюльник короля, Пьер де Ля Бросс смог найти себе покровителя, который обеспечил ему место камергера. К несчастью, достигнув определенного могущества при дворе, осыпанный милостями и подарками короля (в их число попал и замок Ланже, владельцем которого Пьер был с 1270-го по 1278 г.), бывший цирюльник не мог остановиться. Заносчивость, присущая баловням судьбы, не блещущим умом, привела к тому, что у него появилось множество врагов. Но он был абсолютно уверен, что король защитит его от злопыхателей всегда! Какая недопустимая наивность для придворного!

К несчастью для него, наступил день, когда ревность к его весьма странной власти над королем отравила сердце королевы. Мария Брабантская была молода, хороша собой и неподражаема в своем истинном величии. Ее влияние на супруга росло с каждым днем, и пришел час, когда образ Пьера де ля Бросса потерялся в ее тени. Как раз в то время Пьер имел неосторожность впутаться в одну сомнительную историю: принц Луи, старший сын короля от первого брака (Мария Брабантская была его второй женой), выпив в ее комнате стакан воды, умер, и пошли разговоры, что тут не обошлось без яда. Кстати, о яде первым заговорил именно Пьер де ля Бросс, и он же осмелился обвинить в злом умысле королеву.

Можно себе представить замешательство короля Филиппа III, услышавшего обвинение в адрес возлюбленной, которой он всецело доверял. Мария ответила просто: кто кричит громче других, тот, по всей видимости, сам и виноват. Зачем Пьеру устранять принца? С единственной целью – возвести напраслину на жену короля, ибо «собака чувствует, когда ее выставят за дверь».

Вот так история! Кто же из них говорил правду? Обвинение было слишком серьезно, чтобы оставить дело без расследования, а приговор – без последствий. Камергер продолжал настаивать на своей версии и советовал беречь от мачехи других детей короля. Когда все аргументы были исчерпаны, Мария Брабантская настояла на том, чтобы следователи обратились за советом к ясновидящей Бегине де Нивель, чьи предсказания считались тогда очень точными. Филипп согласился, и Бегина подтвердила, что королева невинна, а Пьер де Ля Бросс – преступник.

В результате он проиграл тактическую битву. За обвинением последовали арест, приговор, и 30 июня 1278 года смерть на виселице на Монфоконе[35]… на той самой виселице, которую еще совсем недавно возвели по его же приказанию. Тем утром в окрестностях Монфокона собралась толпа: здесь были все, кто ненавидел слишком резвого камергера, и среди них герцог Бургундский, герцог Брабантский и граф д’Артуа. Но приговоренный был выходцем из народа, и нашлись голоса, осмелившиеся шептать, что вешают невиновного.

После всех этих событий замок Ланже еще много раз менял временных владельцев. Так, в 1517 году Франциск I разместил здесь Максимилиана Сфорца, герцога Миланского, который незадолго до этого потерял свои владения, проиграв битву при Мариньяне. Через несколько лет здесь поселился Жан де Дисбаш, полковник швейцарской гвардии. Потом, в 1547 году, – герцог де Сомма, неаполитанский дворянин, поступивший на службу к «королю-рыцарю» в 1529 году. Наконец, в 1630 году замок перешел к женщине – к Марии Туше.

Старая фаворитка Карла IX, Мария Туше, в замужестве мадам де Бальзак д’Антраг, к тому времени уже не обладала той красотой, о которой ходило столько разговоров в дни ее молодости, ибо ей было восемьдесят два года. Она ни разу не приехала в Ланже, да и владела им всего лишь год. А потом замок перестал быть королевской собственностью и перешел к принцессе де Конти, далее – к чудаковатому мужу Гортензии Манчини, невероятному герцогу Мазарини, чья набожность граничила с безумием. Их наследники владели замком до 1765 года, а затем он достался герцогу де Люиню.

Пустовавший во времена революции и империи, замок нашел заботливого хозяина в 1833 году. Им стал парижский адвокат месье Барон, который и взялся за его восстановление. Однако всю былую роскошь замку сумел вернуть лишь следующий его владелец – Жак Зигфрид, сын Жюля Зигфрида, бывшего мэра города Гавра, министр торговли и брат крупного писателя и экономиста Андре Зигфрида. Благодаря его неусыпной опеке и труду дворец был заново меблирован и вернул себе прежний лоск. По завещанию замок достался Институту Франции, который остается счастливым владельцем замка и поныне.

Часы работы

Февраль и март с 9.30 до 17.30

Апрель, май, июнь, сентябрь и октябрь с 9.30 до 18.30

С 1 по 11 ноября с 9.30 до 18.30

С 12 ноября по 31 января с 10.00 до 17.00

http://www.chateau-de-langeais.com/

Люинь (Luynes)

Королевский сокольничий

Каждый зовет себя другом,

Но глупец, кто этому верит:

Слыть другом – ничего нет легче,

Быть другом – ничего нет реже.

Лафонтен

Если бы ты, читатель, был абсолютно точным и правдивым историком, то вынужден был бы признать, что за замком Люинь закрепилось неверное название. Его следовало бы называть Майе, как раньше. Ведь герцоги де Люинь, которых на самом деле все величали д’Альбер, никогда не были уроженцами долины Луары.

Эта историческая путаница началась в 1619 году, когда Шарль д’Альбер де Люинь, главный сокольничий Франции и фаворит Людовика XIII, во время путешествия по любимой королевской реке в компании самого короля купил себе мощный замок де Майе, солидные круглые башни которого высокомерно возвышались над очаровательным пейзажем Турени. Но зачем ему было покупать это не самое привлекательное имение? Все очень просто: Людовик XIII объявил, что околдован красотой этого края, долины Луары, и Люинь тут же подумал, что его хозяин будет с удовольствием приезжать сюда, возобновляя традицию своих великих предшественников, и что у него будет возможность покинуть надоевший Париж, его мрачный и неудобный Лувр, чтобы поселиться в одном из прекрасных замков Луары. Но он ошибся: Людовик XIII остался парижанином, а чтобы удовлетворить свое время от времени возникающее желание выехать на природу, он построил себе неподалеку от столицы охотничью резиденцию, названную Версалем.

Но вернемся к нашему сокольничему и, прежде всего, к его родословной! И по сей день существует деревня Люинь, расположенная рядом с Эск-ан-Провансом. Это родовое поместье семьи… де Сегюр. Однако в 1535 году Леон д’Альбер женился на Жанне де Сегюр и стал хозяином владения, прибавив название деревеньки к своему собственному имени. Этот самый Леон был дедом нашего героя, но все-таки славу семье принес его отец, чье имя Оноре д’Альбер де Люинь было воспето в веках благодаря доблестным воинским подвигам. Став в 1575 году суперинтендантом и губернатором Лангедока и Прованса, Оноре оказался в чести у Генриха IV, который подписывал письма к нему так: «Ваш самый преданный друг…»

Эта дружба позволила юному Шарлю-Оноре стать пажом Генриха IV, а затем быть прикрепленным к дофину, будущему Людовику XIII, который подружился с ним из-за его виртуозного умения ловить птиц на охоте и из-за того, что тот научил его приручать сорокопутов[36]. Этой дружбе суждено было изменить ход истории Франции.

В самом деле, после смерти доброго короля Генриха от ножа Равальяка королевство попало в губительные руки регентши Марии Медичи, точнее – в еще более отвратительныее руки Кончино Кончини, бывшего флорентийского крупье и любимого супруга ее молочной сестры и фаворитки Леоноры Галигаи.

Юному королю Людовику XIII в то время было всего лишь восемь лет, и он пока еще был не в состоянии тягаться с красивым, высокомерным и любящим роскошь итальянцем, прекрасно знавшим степень своего влияния на Марию Медичи, безвольную и глупую женщину, всегда руководившуюся исключительно собственными капризами. Вскоре на чету Кончини посыпались различные милости. И вот Кончини – уже первый палатный дворянин[37], генерал-лейтенант Перонна, Роя и Мондидье. Благодаря золоту, сыпавшемуся на него из царской сокровищницы, он приобрел себе маркизат Анкр в Пикардии, стал губернатором Амьена и, наконец, что особо неприятно, маршалом Франции.

Его алчность и заносчивость не знали пределов, отчего нередко страдал и юный король. И в его скрытной детской душе зародилась и начала расти жажда мести, поддерживаемая Люинем, не устававшим повторять, что королем является Людовик и править должен только он один… В результате ненависть еще больше усилилась, когда в 1617 году Кончини посмел претендовать на высший чин коннетабля Франции…

И вот однажды, апрельским вечером, Люинь привел к королю четырех человек: барона де Витри, капитана де Гарда, своего зятя барона де Персана и своего друга Фукероля. Все четверо готовы были уничтожить Кончини, но они выдвинули одно условие: Людовик должен был отдать им приказ в присутствии свидетелей. При этом присутствовали близкие друзья короля Люинь и Гишар Дежан. «Сир, – спросил Витри, – я арестую Кончини, но если он будет защищаться, как мне поступить? Чего хочет король?» Людовик XIII не ответил и отвернулся. И тогда Дежан ответил за государя: «Король желает, чтобы преступника убили!» Витри не стал ничего больше спрашивать, а Люинь поддержал своего титулованного друга в его тайных намерениях.

24 апреля Витри выстрелом из пистолета убил Кончини, когда тот входил в Лувр. Несмотря на свою близость к регентше, Леоноре не удалось избежать эшафота. С этого момента Людовик XIII действительно стал королем… и именно Люинь наследовал большую часть состояния Кончини. Он, не колеблясь ни минуты, отправил Марию Медичи в ссылку, ведь теперь его власть была практически безгранична…

Первый палатный дворянин, капитан распорядительной службы короля и Бастилии, губернатор Нормандии… Кроме того, он заключил блестящий брачный союз. Конечно же, Людовик XIII ничего не имел против его женитьбы на своей незаконнорожденной сестре Катрин де Вандом. Но та сама отказалась, сочтя, что претендент на ее руку слишком низкого происхождения. Тогда Люинь остановил свой выбор на дочери герцога де Монбазона, на Марии де Роган, прелестной семнадцатилетней девушке. В истории она осталась под именем герцогини де Шеврёз… Но до того времени, когда она станет титулованной особой, пройдет много лет. А пока она не видела никаких препятствий тому, чтобы стать мадам де Люинь, поскольку считала, что состояние жениха может еще больше увеличиться. И она не ошиблась: Люинь стал герцогом, а в 1619 году его даже назначили коннетаблем Франции. В том же году он и купил старинный замок в долине Луары.

В понедельник 11 сентября 1617 года, в Лувре, в апартаментах королевы Люинь и Мария де Роган были объявлены женихом и невестой. Через два дня состоялось бракосочетание… в пять часов утра, в присутствии очень немногих свидетелей, в личной часовне королевы. Людовик XIII, встав в половине четвертого утра, пошел за своим другом в его спальню и повел его в часовню, где архиепископ Турский благословил его брак. В тот же вечер Люинь дал ужин, а затем вместе с молодой женой уехал на медовый месяц в замок Лезиньи, что в Бри, который, к сожалению, не сохранился до наших дней. Это владение принадлежало Леоноре Кончини и было подлинным сокровищем архитектуры, но во времена Фронды оно было сожжено дотла.

По возвращении Мария де Люинь была удостоена исключительной милости: она стала управляющей делами королевы. Так началась знаменитая и губительная дружба между Анной Австрийской и будущей мадам де Шеврёз, которая сделала все возможное, чтобы подтолкнуть королеву в объятия герцога Бэкингема, став злейшим врагом Людовика XIII и кардинала де Ришельё. До того момента благосклонность к супругам Люинь ни с чем нельзя было и сравнить. Люинь же злоупотреблял ею. Он стал таким могущественным, что никто не мог и приблизиться к королю без его разрешения. Признаем, что он не был лишен очарования, которому, впрочем, Ришельё так и не поддался.

«Люинь, – написал кардинал, – отличался посредственным и нерешительным умом; он был слишком недоверчив, лишен благородства и слаб, чтобы выдержать испытание славой и богатством. Он был невоздержанным, словно поток, неспособный ограничить свои амбиции. Казалось, что он потерял рассудок, как человек на вершине башни, у которого голова пошла крутом, и он едва не лишился чувств. Ему хотелось быть принцем Оранским, графом Авиньонским, герцогом д’Альбрэ, королем Австразии…»

Но на самом деле из-за многочисленных злоупотреблений его господство продлилось недолго. Несмотря на то, что через шестнадцать месяцев после свадьбы было с поистине королевским размахом отмечено рождение дочери Люиней, а затем, 25 декабря 1620 года, еще и сына, король чувствовал постепенное нарастание недовольства своим бывшим близким другом. Что же касается Люиня, то он продолжал просить и получать все новые и новые милости. И Людовику это надоело. Плюс вокруг имелось немало желающих избавиться от неудобного фаворита, что, в конце концов, и привело бы к неизбежной опале… если бы смерть сама не пришла и не положила всему этому конец. В декабре 1621 года герцог де Люинь скоропостижно скончался во время кампании, имевшей место на юге; это событие не имело большой огласки. Он покинул этот мир в Лонгетилле, что на берегу Гаронны, в результате «крапивной лихорадки», попросив короля не оставлять на произвол судьбы его жену и детей.

Однако, вернувшись в Париж, Людовик XIII объявил мадам де Люинь, что она должна немедленно покинуть Лувр. С тех пор вражда между ними только росла. Красавица Мария, став женой герцога де Шеврёза, так никогда больше и не возвращалась в Люинь, предпочитая ему тенистый Дампьер, наследником которого станет ее сын от первого брака. Все герцоги де Люинь стали великими и благородными слугами монархии, прежде всего, а потом уже Франции, когда от монархии остались одни лишь воспоминания.

В заключение позвольте написать несколько слов о замке Люинь, который сейчас принадлежит главной ветви семейства… Первоначальная крепость Майе была сожжена графом Анжуйским, брошенным женой Бертрадой ради короля Филиппа I и проводившим время в увеселениях. Восстановленный в 1106 году Ардуэном де Майе, в XIII веке замок был перестроен, а затем Ардуэн IV (уже в XV веке) добавил к нему прелестную пристройку, имитирующую Плесси-ле-Тур и украсившую главный двор. Но донжон до наших дней не дожил: он был разрушен в 1658 году.

Часы работы

С 1 апреля по 30 сентября с 10.00 до 12.30 и с 14.00 до 18.00

Ля Мотт-Фёйи (La Motte-Feuilly)

Супруга Чезаре Борджа

Одиночество приводит в уныние сердце, но питает ум.

Камилла Бельгиз

При упоминании об этом замке любители истории Франции наверняка вспомнят Шинон, куда 18 декабря 1498 года ко французскому двору прибыл сеньор Чезаре Борджа, сын Папы Александра VI, в то время только ставший кардиналом Святой церкви. Его свита блистала золотом и пурпуром: как одежды людей, так и конская упряжь – чтобы никто даже не сомневался, что сын Его Святейшества – человек не простой и его следует принимать с большим уважением. Однако роскошь, выставленная напоказ, вызвала не восхищение, а одни лишь насмешливые улыбки и возмущенные взгляды.

Но при дворе, по крайней мере, сразу после приезда итальянцев французам удалось удержаться от иронии. Для короля Людовика XII, сделавшего его герцогом де Валентинуа, даже не спросив, что об этом думают жители Валентинуа, Чезаре был человеком, с которым следовало бы держаться крайне осторожно. Кто знает, не спрятана ли в его багаже папская булла, которую французский король так лихорадочно ждал? О, вожделенная булла об аннулировании брака короля с несчастной Жанной Французской, дочерью покойного Людовика XI, безобразной, хромой и несуразной, пусть и такой доброй! Драгоценнейшая булла, ведь благодаря ей Людовик смог бы жениться на женщине, которую он горячо любил и которая была женой его предшественника Карла VIII – на герцогине Анне Бретонской.

Но коварный Чезаре не спешил подносить дары, он рассудил так: если и отдавать буллу, то только за хорошую цену. Уже стоял вопрос о герцогстве и о графстве де Ди, но он хотел получить еще и жену! И ему было далеко не все равно, кто это будет: он был согласен только на принцессу королевской крови. Проболтавшись словно невзначай, Чезаре дал понять королю, что булла у него есть – вопреки тому, что говорилось раньше. Но он отказался отдать этот документ до получения гарантий, что ему найдут подходящую супругу.

Ну это уж слишком! Зачем ждать каких-то «гарантий»? Людовик XII слыл человеком слова. И, женившись на своей бретонке, он задумался о том, как исполнить обещание и выгодно женить Чезаре. Сначала рассмотрели кандидатуру Шарлотты Арагонской, одной из фрейлин новой королевы. Ее отец, Фердинанд Неаполитанский, не любил Борджа, но признавал, что Чезаре красив, выглядит внушительно и вполне может пленить юную девушку. Недолго поколебавшись, Людовик XII посадил их за свой стол рядом.

Но эта попытка провалилась! Шарлотта откровенно заявила, что сеньор Борджа ей не нравится и у нее нет ни малейшего желания заразиться от него «его болезнью» (он страдал от оспы и иногда был вынужден носить маску), а еще она не хочет ни за какие деньги показаться смешной и услышать однажды хихиканье за своей спиной: «ох, какая кардинальша». Катастрофа! Как назло, Чезаре был человеком злопамятным. Он чувствовал себя оскорбленным, сказал, что неаполитанцы рано или поздно заплатят королю за все, и начал укладывать вещи. Борджа собирался вернуться домой, пожаловаться Папе и устроить скандал – теперь Людовик XII мог навсегда похоронить свои надежды заполучить герцогство Миланское.

Отчаявшись, король отдал приказ: повелеваю обиженному Борджа оказать честь одной из двух фрейлин королевы, его племяннице Катерине де Фуа или Шарлотте д’Альбре, сестре короля Наварры и племяннице Алена д’Альбре, герцога Генуэзского. Выбор был сделан очень быстро: Шарлотта была блистательной красавицей и, конечно же, выбрали именно ее, «самую прекрасную дочь Франции».

Но хотя Чезаре и согласился, семья Шарлотты восприняла его предложение только как повод для размышлений. И начала торговаться! Король Наварры обещал приданое в 120 000 экю золотом, из которых он вряд ли мог заплатить больше половины. Ален д’Альбре обещал еще 30 000 экю, но требовал собрать свидетельства того, как была получена кардинальская шапка. Время шло, и Чезаре начал нервничать.

Наконец, пришли к согласию и составили договор, о котором Чезаре Борджа сказал, что он «очень честный и выдающийся, умный и сдержанный…». На самом деле это был шедевр глупости, но он позволял начать подготовку к свадьбе. К великому огорчению невесты…

Прекрасной Шарлотте совсем не хотелось становиться герцогиней де Валентинуа. Помимо того, что жених был «старым священником», Чезаре много потерял в ее глазах, когда (в очередной раз!) обострилась его болезнь. Лицо покрылось оспинами, и Его Святейшеству пришлось носить маску. Это была весьма романтичная маска, вся отделанная золотом… если, конечно, не знать, какое уродство скрывалось под ней. И, наконец, в глазах наваррской принцессы герцог де Валентинуа был всего лишь бастардом, пусть и усыпанным драгоценными камнями. Жестокосердная, она не отказала себе в удовольствии сказать ему об этом…

И что? Ей надлежало подчиниться воле отца и брата. Но победу над Шарлоттой одержали не мужчины из ее семейства, а женщина – Жанна Французская, которой папская булла, привезенная Чезаре, разбила жизнь. Теперь, став герцогиней Беррийской, Жанна была сослана в Бурже в созданный ею же самой монастырь. Позднее она будет канонизирована Папой Пием XII под именем Святой Жанны Французской. Именно она оказала на Шарлотту глубокое влияние. Девушка восхищалась ею, почитала добрую принцессу и осуждала всех тех, благодаря кому она вынуждена была удалиться от мирской жизни. У нее в монастыре Шарлотта искала убежища, но и там ее нашли: туда королева Анна прислала гонца, чтобы сообщить ей, что Борджа просит, точнее требует, ее руки. Тогда Жанна Французская, обладавшая даром всепрощения и послушная воле Господа, сказала девушке, что та должна подчиниться воле своих родственников и короля. Еще ни одной принцессе не удавалось избежать сурового долга. Душа Шарлотты оказалась столь покорной и чистой, что она подчинилась, как в свое время это сделала и сама Жанна…

Короче говоря, Шарлотта сдалась. Она поступила так, как ей велела истинная французская королева. Она вышла замуж за Чезаре, наводившего на нее ужас. А Жанна сделала ей свадебный подарок – маленький замок Ля Мотт-Фёйи, чтобы у нее было свое пристанище, если в будущем случатся черные дни.