Общак Лихэйн Деннис

— Влез? — спросил Човка.

— Мы ему ноги сломали, — сказал Анвар. — Влез как миленький.

Анвар поставил к двери сумку, набитую останками Эрика, и принялся ждать.

Човка убрал в карман телефон Эрика, вытащил свой.

Остальные чеченцы вышли из служебного помещения бара.

— Мы разложили деньги по кегам, босс, — сказал Георгий. — Дакка говорит, что минут через двадцать подъедет на пивном грузовике.

Човка кивнул. Он сосредоточился на своем телефоне, строча эсэмэски, словно шестнадцатилетняя школьница на большой перемене. Закончив, убрал телефон и долго смотрел на Боба. Если бы Бобу пришлось отвечать на вопрос, сколько длилось молчание, он бы сказал, что минуты три, может, четыре. Но казалось, что прошло дня два. Ни единая живая душа в баре не двигалась, не раздавалось ни звука, если не считать дыхания шести человек. Човка смотрел Бобу в глаза, затем сквозь них, проникнув в сердце и растекшись по крови. Добрался с кровотоком до легких, вошел в мозг, прошелся по мыслям Боба, затем по его воспоминаниям, словно по комнатам дома, который, возможно, уже предназначен под снос.

Човка сунул руку в карман и выложил на барную стойку конверт. Посмотрел на Боба, приподняв брови.

Боб открыл конверт. Там лежали билеты на «Селтикс».

— Места не самые лучшие, но неплохие, — сказал Човка. — Это мои места.

Сердце Боба снова забилось. Легкие наполнились кислородом.

— О! Ничего себе! Спасибо!

— На следующей неделе еще завезу, — сказал Човка. — Я не на все игры попадаю. Очень уж много игр, понимаешь? Не могу же я смотреть все.

— Разумеется, — сказал Боб.

Човка прочитал сообщение на телефоне и начал набирать ответ.

— Из-за пробок приходится выделять час на дорогу до стадиона и час на дорогу обратно.

— Пробки бывают ужасные, — сказал Боб.

— Я говорил Анвару, а он говорит, ничего страшного, — сказал Човка.

— Не так плохо, как в Лондоне, — сказал Анвар.

Човка все еще набирал текст.

— А как в Лондоне? Боб, расскажешь потом, как тебе игра. Значит, он просто взял и вошел? — Човка убрал телефон в карман и посмотрел на Боба.

— Ну да. — Боб заморгал. — Прямо через парадную дверь, когда я выпустил Милли.

— Сунул тебе пистолет под нос, а ты ему сказал: «Нет, только не сегодня», так? — спросил Човка.

— Я ничего не говорил, — ответил Боб.

Човка изобразил, как спускает курок.

— Нет, ты сказал. Ты сказал ему «бах!». — Човка снова сунул руку во внутренний карман и вынул еще один конверт. Тот раскрылся, когда Човка бросил его, распухший от денег, на стойку. — Мой отец передает тебе. Когда мой отец в последний раз давал кому-нибудь денег? С ума сойти! Боб, теперь ты наш почетный Умаров.

Боб не придумал в ответ ничего, кроме:

— Спасибо.

Човка потрепал Боба по щеке:

— Дакка скоро будет. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — сказал Боб. — Спасибо. Спокойной ночи.

Георгий открыл дверь, и Човка вышел, закуривая сигарету. Анвар вышел за ним, волоча за собой сумку с Эриком, колеса подпрыгнули на пороге и задребезжали по обледенелому тротуару.

И что за хрень там теперь? Марв видел, как чеченцы выходят из бара с одной сумкой на колесах, причем потребовалось два человека, чтобы поставить ее в фургон. Ему показалось, что, когда они пришли, у них было несколько сумок. Неужели все это для денег?

Он опустил стекло, когда чеченцы отъехали, и выбросил окурок на обледенелый снег возле гидранта. Окурок покатился по насту, свалился с тротуара и зашипел, упав в лужу.

Вот что еще он сделает, когда доберется до Таиланда: бросит курить. Хватит уже. Он стал поднимать стекло и заметил на тротуаре человека, стоявшего в каких-то трех дюймах от него.

Тот самый парень, который несколько недель назад спрашивал у него дорогу.

— О черт! — едва слышно произнес Марв, когда парень выстрелил ему в лицо.

— А теперь ступайте с миром, живите в любви и служите Господу!

Отец Риган перекрестил паству, и на этом все закончилось — последняя месса.

Все переглянулись, самые стойкие, кающиеся грешники, семь завсегдатаев: Боб и Торрес, вдова Малоун, Тереза Коу, старик Уильямс и еще двое, которые ходили не регулярно, а лишь время от времени и вот зашли на последнее действо. Боб видел на лицах одинаковое онемение — все знали, что это должно было случиться, но все-таки не были готовы.

— Если кто-нибудь захочет купить одну из скамей, прежде чем они будут проданы оптом, позвоните в дом священника, — сказал отец Риган. — Брайди будет отвечать на звонки еще три недели. Да благословит вас всех Господь!

С минуту никто не шелохнулся. Наконец вдова Малоун зашаркала по проходу, Торрес поднялся следом за ней. За ним потянулись остальные. Боб со стариком Уильямсом вышли последними. У чаши со святой водой Боб в последний раз перекрестился в этих стенах, поймав на себе взгляд старика Уильямса. Старик улыбнулся, кивнул несколько раз, однако ничего не сказал, и они вместе вышли на улицу.

Боб с Торресом постояли на тротуаре, глядя на церковь.

— Вы в этом году когда елку выбросили? — спросил Боб.

— На другой день после Малого Рождества, — сказал Торрес. — А вы?

— Я тоже, — сказал Боб.

Они кивнули друг другу и снова принялись созерцать церковь.

— Точно так, как я предсказывал, — сказал Торрес.

— Что именно?

— Церковь продали «Миллиган Девелопмент». Здесь будет кондоминиум, Боб. Светские лица будут сидеть за этим прекрасным окном, потягивая свой паршивый «Старбакс» и рассуждая о своей вере в тренера по пилатесу. — Он нежно и грустно улыбнулся Бобу и пожал плечами. А потом спросил: — Вы любили своего отца?

Боб долго смотрел на Торреса, пока не убедился, что коп говорит совершенно серьезно.

— Очень.

— И вы были с ним близки?

— Да, — сказал Боб.

— И я тоже. Так нечасто бывает. — Торрес снова поднял голову и взглянул на церковь. — Это была великолепная церковь. Соболезную по поводу Кузена Марва.

— Мне сказали, он погиб, когда у него пытались угнать машину.

Торрес широко раскрыл глаза:

— Его казнили. В полутора кварталах от вашего бара.

Боб немного посмотрел на улицу и ничего не ответил.

— Эрик Дидс, — сказал Торрес. — Я однажды упоминал его.

— Я помню.

— А тогда не помнили.

— Я помню, что вы упоминали его имя.

— Он был у вас в баре в воскресенье, когда разыгрывали Супербоул, — сказал Торрес. — Вы его видели?

— А вы знаете, сколько народу было в баре в воскресенье, когда разыгрывали Супербоул?

— В баре его видели в последний раз. Куда он делся потом? Растворился. Прямо как Риччи Велан. Какая ирония судьбы! Ведь говорят, это Дидс убил Велана. У вас там покойник на покойнике, люди растворяются в воздухе, а вы ничего не замечаете.

— Может, он еще объявится, — сказал Боб.

— Если он объявится, то, скорее всего, в психушке. Где он и был в ту самую ночь, когда исчез Велан.

Боб посмотрел на Торреса.

Торрес несколько раз кивнул:

— Именно так. Партнер Дидса сказал, что Дидс постоянно хвастался убийством Велана, потому что больше никто не признавался, а он считал, что это повышает его авторитет. Только он не убивал Велана.

— Значит, Дидс считается пропавшим без вести? — спросил Боб.

— Кем считается? — спросил Торрес и лукаво улыбнулся.

— Пропавшим без вести.

— Нет. Да и Велан, скорее всего, тоже, — сказал Торрес.

— Не может быть. Я знал Риччи-Времечко. Он был неплохим парнем. Очень неплохим.

Некоторое время они молчали. Затем Торрес придвинулся к Бобу:

— И никто никогда не замечает вашего приближения, верно?

Боб постарался придать лицу открытое, безмятежное выражение. Он протянул руку, и Торрес пожал ее.

— Будьте осторожны, детектив.

— И вы, Боб.

Боб оставил Торреса и дальше созерцать церковь, он не мог изменить ничего из того, что уже случилось.

Через несколько дней к Бобу зашла Надя. Они выгуляли собаку. Когда пришло время возвращаться домой, отправились к ней, а не к нему.

— Я хочу верить, — сказала Надя, когда они были уже дома, — что это имеет какой-то смысл. Даже если ты убьешь меня, как только я закрою глаза…

— Чего? Нет, — сказал Боб. — Что ты!

— Это хорошо. Потому что я просто не могу дальше одна. Не вынесу больше ни дня.

— И я тоже. — Боб крепко зажмурился. — Я тоже.

Они долго ни о чем не говорили. А потом:

— Ему нужно прогуляться.

— А?

— Рокко. Он уже долго сидит дома.

Боб открыл глаза и поглядел на потолок Надиной спальни. Надя еще в детстве приклеила к нему переводные картинки со звездами, и они висели там до сих пор.

— Схожу за поводком.

Февральское небо в парке раскинулось над их головами. Лед на реке треснул, и небольшие льдинки бились о темные берега.

Боб не знал, во что он верил. Рокко вышагивал впереди, слегка натягивая поводок, такой горделивый, довольный, совершенно не похожий на тот дрожащий комок шерсти, который Боб всего два месяца назад извлек из мусорного бака.

Два месяца. Ого! Вот уж поистине события иногда мелькают, как в калейдоскопе. Однажды утром проснешься, а мир совершенно другой! Он развернется к солнцу, потянется и зевнет. Развернется к ночи. Пройдет несколько часов, и он снова развернется к солнцу. Новый мир, каждый день!

Они были уже в центре парка, когда Боб отстегнул поводок от ошейника Рокко, достал из кармана теннисный мячик. Рокко вскинул голову. Он громко сопел, переступая лапами. Боб бросил мячик, и Рокко помчался за ним. Бобу представилось, как мячик выскакивает на проезжую часть. Визг тормозов, удар собачьего тела о металл. Такое могло бы случиться, если бы Рокко, внезапно оказавшись на свободе, побежал дальше.

Но что тут поделаешь?

Невозможно управлять событиями.