Фантастика Акунин Борис

Ну вот мы и проснулись

Мелодия, как всегда, проснулась первой.

Сначала Роберт услышал ее мощное, торжественное рокотание, потом открыл глаза, увидел белый потолок и капельницу возле кровати, вдохнул специфический больничный запах и сказал себе: «Это я очнулся после аварии, со мной должно случиться что-то чудесное – я это твердо знаю».

Потер глаза, потому что изображение расплывалось и двоилось – гораздо сильнее, чем если он просто снимал очки.

Но лучше видно не стало. Тогда он повернул голову, увидел тумбочку и пошарил по ней рукой.

Очков не было. Разбились, что ли? Жалко, «Кристиан Диор» все-таки.

Странно. У меня очки «Кристиан Диор», а хожу в индийских джинсах за 12 рублей. Он наморщил лоб, мучительно приводя в порядок механизм мышления и памяти.

Привел.

Вспомнил.

Рывком приподнялся.

Зараза! Где очки? Ничего толком не разглядишь!

Близорукость у Роберта была не ужасная, минус два, вообще-то он более или менее мог обходиться и без очков, если, конечно, не вел машину. Но за время отключки его зрение катастрофически ухудшилось. Вместо окна он видел светлое пятно, вместо лампы под потолком – круг, а углы довольно просторной палаты (или камеры?) и вовсе расплывались.

Спокойно, сказал себе Дарновский. Нужно привести этот хаос в упорядоченное состояние. Восстанавливаем цепь событий.

Десятое мая – помню.

Сумасшедшую гонку по Артюховскому лесу, а потом через поле – помню.

Потом подслушал внутренний голос гаишника: «Они, блин, точно! Срочно по рации…» и сообразил, что угнанная «нива» в розыске. Разбежались с Дроновым. Что после? Ах да, Нина.

Он поморщился.

Когда понадобилось найти какое-нибудь пристанище, так сказать, базу, Роберт поступил просто. Пошел в интеллигентное место, к театру на Таганке, дождался, когда в антракте публика выйдет на улицу подымить и пошарил взглядом по глазам одиноких женщин. У одной прочел – на свой счет: «Смотрит на меня, вот бы подошел. Симпатичный, и кажется не жлоб. Остынь, Нинок, тебе не светит». Все женщины вокруг, разумеется, казались ему поразительно некрасивыми, но эта и по стандартным понятиям была нехороша собой: полноватая, нос уточкой, не шибко ухоженная. В общем, типикал «старая-дева-синий-чулок». Он еще покрутился возле нее, дособирая информацию. Одинокая. Переводит с английского и репетиторствует. Неплохо зарабатывает. Живет одна. Мужика нет и уже не надеется. Себя называет «Нинок».

У нее и перекантовался, пока вел наблюдение за особняком в Чернопосадском переулке. Ходил туда, как на работу, с раннего утра до позднего вечера, а по ночам расплачивался за приют – утешал домохозяйку посредством психоанализа и сексотерапии. С последним было без проблем. Как вспомнит «Афродиту в пене» – сразу герой-любовник.

Жалко, конечно Нинку. Попользовался хорошей бабой и слинял не попрощавшись. Хотя это еще посмотреть, кто кем попользовался. Будет ей что вспомнить до самой пенсии.

Вот с Инной хуже. Она должна вернуться 24-го, а сегодня уже… Собственно, какое? Все еще девятнадцатое мая? Он прищурился на яркий свет, льющийся из окна. Нет, уже двадцатое. Сколько же часов он провалялся без сознания?

Вчера вечером они с Дроновым, как два идиота, попались в элементарный капкан. Тихая мышка Алина обвела их вокруг пальца, а зажмуренный Илья Петрович ей ловко подыграл. Не было там в подвале никакой Анны, это ясно.

В капкане они проторчали довольно долго, уже не хватало кислорода, по всему телу выступила противная испарина. «Кранты, задохнемся», сказал Дронов. Но тут под потолком раздалось какое-то легкое шипение, воздух прозрачно колыхнулся, и Роберт ощутил знакомый запах. Большое спасибо, нюхали уже – точно так же пах влетевший в окно патрон.

Оба, наученные опытом, заткнули носы, а Сергей еще и прикрыл рот мокрой от пота рубашкой.

Но через секунду Роберт одумался.

– Пускай усыпляют, – сказал он. – Значит, еще не конец. Дыши носом, Рэмбо. Какой у нас выбор? Sleep tight[4].

На этом воспоминания, само собой, заканчивались. Дальше шли только сны – длинные, тягостные, монотонные, как и положено сновидениям химического происхождения. Тогда, в кузьминской квартире, то ли надышались меньше, то ли состав был несколько другой, но очнулись быстро. А сейчас вон все тело затекло, и на дворе уже утро, а пожалуй, что и день – вон как лениво светит солнце.

Что же все-таки снилось?

Какой-то голос всё время задавал вопросы. Другой, смутно знакомый, на них отвечал. Каждое слово гулко отдавалось в черепе. Разговор был нескончаемый, мучительный, а о чем – не вспомнить.

Роберт снова потер глаза, надеясь, что туман рассеется.

Нет, не рассеялся, но – поразительная вещь – ногти оказались коротко подстрижены. А были длинные и не очень чистые, это он хорошо помнил. Вот этот, на указательном, обломался, когда он в Чернопосадском лез на стену. А теперь в полном порядке.

Ну и сервис у них тут, сыронизировал Дарновский для храбрости, аж с маникюрчиком.

Тихонько скрипнула дверь. Вошел человек, но сквозь туман ни лица, ни одежды было не разглядеть – кто-то снизу и посередине темный, а верхушка белая. Надо полагать, седой.

– Ну вот мы и проснулись, – весело сказал странно знакомый голос, хотя Роберт был уверен, что слышит его впервые. – Капельница нам больше не нужна. Сейчас свежего кофейку, бодрящую микстурку и будем как новенькие.

Подошел к кровати, сел.

Сильно сощурившись, Роберт разглядел умное морщинистое лицо, аккуратно расчесанные седины.

– Где я? Вы кто?

– Вы находитесь в Санатории. Да-да, в том самом. А я полковник Васильев, Александр Александрович.

Старый! Вот это наверно кто. Тот самый, которого мысленно поминал самоубийца Леха.

Легкие шаги, мелодичное позвякивание, аромат кофе. В убогое поле зрения Дарновского вплыла стройная женщина в белом.

– Спасибо, Люсенька. Поставьте сюда. Капельницу, пожалуйста.

Быстрые пальцы поколдовали над Робертовым локтем – что-то потянули, что-то помазали, да еще, похоже, и припудрили.

– Что-нибудь еще, Александр Александрович?

– Одежда здесь? Ага. Тогда все. А вы, Роберт Лукич, выпейте вот это – поможет избавиться от остаточных явлений.

Дарновский охотно потянулся к стакану. Избавиться от остаточных явлений ужасно хотелось, особенно от чертова тумана. Посмотреть бы в глаза товарищу полковнику.

Он выпил отдающую ментолом микстуру до последней капли. Голова, действительно, прояснилась. Зрение – увы.

– Что у меня с глазами? – спросил Роберт. – Дайте мои очки.

– Очки в нагрудном кармане вашей куртки, куртка висит вон там, на стуле. Только окуляры вам не помогут. Вам закапали атропин – обследовали глазное дно. Зрение довольно приличное, беспокоиться совершенно не о чем. Небольшая близорукость. Если захотите, можно подкорректировать. У нас хорошие отношения с Центром микрохирургии глаза профессора Федорова, устроим без очереди.

Проклятье, как некстати, подумал было Дарновский, а потом вспомнил профессора Илью Петровича. Врет полковник про глазное дно. Просто гебешники знают про Дар. Вот и закапали атропина, чтоб в их мысли заглянуть не мог.

– Вы любите черный, крепкий, арабика, с тремя ложками сахара, – не спросил, а как бы припомнил Александр Александрович.

– Откуда вы знаете?

Возникла дикая мысль: они арестовали и допросили Инну, больше узнать такие подробности им было не от кого. Бред! Про что допросили, про кофе?

– Я про вас всё знаю.

– От кого?

– От вас, Роберт Лукич. Вы же сами мне все и рассказали во время наших бесед.

Дарновский заморгал.

– Разве мы с вами встречались? Что-то не припомню.

Васильев засмеялся, но не издевательски, а добродушно.

– Много-много раз. Вы просто запамятовали. Вам, должно быть, кажется, что вы проспали несколько часов, а на самом деле вы у нас гостите уже давненько.

Значит, это были не сны – про вопросы, про гулко отдающиеся в черепе ответы…

– Вы допрашивали меня, накачав какой-то дрянью, которая подавляет волю?

– Не только волю. Что не менее существенно, этот препарат стирает в подкорке все воспоминания о допросе, кроме самых рудиментарных. Я знаю про вас всё. Абсолютно всё. И то, что нас интересовало с профессиональной точки зрения, и то, что нам понадобилось просто для изучения вашей личности. Хотите расскажу, как звали вашу детсадовскую пассию? Мила Брусникина. А вашу матушку к почтенному Рафаилу Сигизмундовичу вы ревнуете совершенно напрасно. Ваши эротические кошмары на сей счет безосновательны. Три года назад Рафаила Сигизмундовича оперировали по поводу рака простаты, и теперь у них с Лидией Львовной отношения чисто платонические.

Здесь Роберт пожалел, что ему, как Дронову, не достался дар молниеносного движения. Взять бы сейчас этого лощеного мерзавца за лацканы, да приложить благородными сединами об стенку…

– На хрена вы меня разбудили, полковник? – процедил Роберт. – Копались бы в моих мозгах и дальше – занятие, достойное вашего учреждения.

– Ну уж от вас-то такой упрек слышать довольно странно, – снова рассмеялся Васильев.

В десятку, подумал Дарновский.

– А разбудили мы вас потому, что таково решение руководства. Первоначально мы собирались поместить вас на долгосрочное криопсихическое хранение…

– Что это такое?

– «Крио» – холод, «психо» – ну, сами знаете. Некоторые ваши… коллеги лежат у нас в боксах по нескольку лет. Только переворачиваем их, как бревна, да массаж от пролежней делаем. Но вас решено активизировать.

– Какие еще коллеги? Нет у меня никаких коллег! И почему это вы решили меня активизировать? – здесь Роберт скривился – очень уж ему не понравилось слово.

– Потому что вам предстоит принять некое решение, – ответил полковник на второй вопрос, пропустив мимо ушей первый.

Им от меня что-то нужно, понял Дарновский. Что именно, сейчас не столь важно. Главное, что у меня есть рычаг, а значит, можно переходить в атаку.

И задал вопрос про самое главное:

– Где Анна?

Александр Александрович удовлетворенно покивал:

– Я всё ждал, когда вы спросите. Ваш товарищ, например, поинтересовался судьбой роковой женщины, едва лишь открыл глаза. Ну, оно и понятно: склад личности у него не интровертно-рефлексирующий, как у вас, а эмоциоцентричный.

– Где Анна? – упрямо повторил Роберт.

– Марианна Игоревна тоже у нас, где ж ей быть. Вы не тревожьтесь, с ней все в полном порядке.

– Я хочу ее видеть.

Полковник вздохнул – кажется, ему становилось скучно.

– Может быть, сначала вы меня выслушаете до конца? Поверьте, я сообщу вам много интересного.

– Нет, – отрезал Дарновский. – Сначала я должен увидеть ее. А если вы мне наврали… – он оборвал фразу на угрожающей ноте, не договорив, потому что не знал, чем можно напутать этого благодушного и уверенного в себе джентльмена.

Конечно, Васильев и не подумал испугаться. Улыбнулся, развел руками.

– М-да, в пасифицированном состоянии беседовать с вами гораздо легче. Но зато в активизированном интересней.

И весело хмыкнул.

– Что тут смешного? – грубо спросил Роберт.

– То, что разница между вами и гражданином Дроновым, при всей противоположности, совершенно исчезает, когда дело касается одной милой барышни. Реакция абсолютно идентичная. Сергей Иванович, у которого коэффициент интеллектуального развития почти вдвое ниже, чем у вас, заявил мне то же самое. Ничего не желаю слышать, пока не увижу ее.

Дарновский враждебно сощурился на собеседника.

– Вы и ай-кью у нас проверили?

– Мы проверили всё, что только было возможно.

– Хватит болтать! – рявкнул Роберт. Этот старый хлыщ его чудовищно раздражал. – Где Анна?

Александр Александрович сокрушенно вздохнул.

– Вы неуважительны по отношению к старшим, это нехорошо. Следствие чрезмерного самомнения, порожденного вашим так называемым Даром. Ладно. Как говорится, уступаю насилию. – Нет, он все-таки издевался, это теперь стало ясно. – Ваша одежда, как я уже сказал, здесь. Зубная щетка и расческа в санузле. Бриться не нужно, это сделала Люсенька час назад, пока вы еще почивали. Когда приведете себя в порядок, идите по коридору налево. Там в конце дверь.

Полковник поднялся.

– И там будет Анна? – недоверчиво спросил Роберт.

– Она уже там.

Явление второе и третье

Под диковинную смесь марша и болеро Дарновский шел по светлому коридору с симпатичными акварельками на стенах. Ошибиться дверью было невозможно – она здесь имелась всего одна, в самом конце.

Сердце колотилось, почти как у Дронова в Режиме. Неужели за дверью Анна?

Он оперся рукой о стену, чувствуя, что должен отдышаться. Да и ноги были, будто деревянные. Мышцы задеревенели, что ли?

За окном виднелся газон, деревья. Прямо возле стекла покачивалась ветка. Роберт напряг зрение и увидел, что листья не юные, какими были еще вчера, в смысле 19 мая, а грубые, напитавшиеся солнцем. Сколько же времени прошло?

Перед самой дверью он остановился снова. Глубоко вздохнул. Повернул ручку.

Большая комната, на открытом окне подрагивают шторы, пахнет свежестью и цветами.

Четыре кресла. В одном, кажется, сидит Васильев – во всяком случае, кто-то седой, остальные три вроде бы пустые.

– Явление второе, – сказал седой. Да, это был полковник. – Она и он.

Роберт сделал несколько шагов и вдруг увидел, что крайнее справа кресло не пустое – в нем, подобрав ноги и обхватив себя руками за плечи, сидела… Да, да!

– Анна!

Он бросился к ней.

Думал, она бритая наголо – ведь собственными глазами видел на фотографии, – но у Анны на голове топорщился стильный бобрик, очень ей идущий. Чтоб на столько отрасти, волосам нужно месяца три, вряд ли меньше. Неужели прошло столько времени? Неважно!

Он обнял ее, и она тоже обхватила его за плечи. Они не поцеловались, а в упор, почти касаясь лбами, посмотрели друг другу в глаза, это было куда важней.

«Ты жива! Что они с тобой делали?».

«Не знаю. Я только что проснулась. Где мы?».

«Это какая-то кагэбешная контора, называется „Санаторий“. Господи, как долго я тебя не видел!».

«Разве? – в синих глазах мелькнуло удивление. – Я помню прозрачный дым, я упала… И проснулась здесь. Зачем мне остригли волосы? Я уродливая, да?».

Надо было отдать полковнику должное. Он тактично помалкивал, попыхивал трубкой, выдувая клубы изысканно ароматного дыма. Впрочем, Роберт про него и не помнил.

«Ты прекрасна. Еще прекрасней, чем прежде». Он вспомнил бедную Нину с ее мышиного цвета волосами, пухлым телом, страстным похрюкиванием и передернулся от отвращения.

Щелкнула дверная ручка.

– Явление третье, – с комической торжественностью объявил Васильев. – Он, она и соперник.

Роберт обернулся, прищурился.

– Мария!

От противоположной двери, неуклюже расставив руки, бежал Дронов.

– Отцепись от нее!

Грубо отпихнул Дарновского, облапил Анну, начал целовать.

Роберт вспылил. Размахнулся, хотел врезать хаму, но чертов атропин помешал – кулак еле чиркнул по щеке. Коротко обернувшись, терминатор пихнул Дарновского в грудь, и тот отлетел в кресло.

– Господа соперники, брек! – встревожился Александр Александрович. – Роберт Лукич, не вставайте! А вы, Сергей Иванович, сядьте!

Окей, уселись. Но когда Роберт придвинул кресло поближе, чтобы видеть глаза Анны, Дронов немедленно заорал:

– Не липни к ней!

– Я ничего не вижу, – с достоинством сказал Дарновский. – Они закапали мне в глаза атропин! Видишь, урод, какие у меня зрачки.

Дронов посопел.

– У тебя вообще видок, будто ты неделю пил без просыпа.

– Что без просыпа, это точно. Но боюсь, что не неделю…

Васильев постучал трубкой по подлокотнику.

– Попрошу внимания! Ваше требование выполнено – Марианна Игоревна перед вами. Как видите, жива-здорова. Теперь, может быть, вы меня наконец выслушаете?

«Послушаем его», сказал взгляд Анны.

– Говорите, мы слушаем, – кивнул Роберт. Рядом с ней ему было хорошо.

– Валяйте, – поддакнул и Дронов, все-таки подползший вместе с креслом к Анне с другой стороны.

– Руку убрал! – шикнул на него Роберт. – Думаешь, я совсем слепой? А то я тоже начну!

– Ладно, ладно, – проворчал чемпион.

Александр Александрович рассмеялся, но как-то рассеянно. Чувствовалось: человек готовится к ответственному разговору.

– Итак. Я – Александр Александрович Васильев, сотрудник некоего специального учреждения, которое, будем так говорить, ассоциировано с Комитетом государственной безопасности. То, что я с вами беседую, означает, что вы благополучно прошли очень сложную и многоступенчатую проверку. Выражаясь языком юридическим, в мотивах ваших поступков криминала не обнаружено. Да и в самих поступках…

«Они про меня знают, поэтому и вывели мне зрение из строя, – тем временем говорил Роберт Анне. – А ты? У тебя глаза в порядке?».

«Да».

«Отлично. Ты будешь моими глазами. Говори мне, что этот человек думает на самом деле? Каким ты его видишь?».

Она на несколько секунд отвернулась, рассматривая говорившего.

«Его зовут не Александр Александрович и не Васильев. Он умный, хитрый, но он ничего не решает. Есть кто-то другой, чьи приказы он выполняет».

Дебил Дронов громко шепнул:

– Отодвинься от нее, жухала!

Очевидное – невероятное

– В наших поступках не обнаружено криминала? – перебил Роберт фальшивого Александра Александровича, отмахнувшись от бывшего напарника.

– Да. Вы с Сергеем Ивановичем убили четверых сотрудников КГБ и еще двоим нанесли тяжкие телесные повреждения, но тем не менее принято решение не привлекать вас к ответственности. Во-первых, мы в Санатории и сами не придерживаемся юридических норм – как говорится, не до жиру, быть бы живу (но об этом чуть позже). А во-вторых, вы реагировали так, как и должны были реагировать. Повторяю: вы ни в чем не обвиняетесь и, если пожелаете, можете идти на все четыре стороны. Никто вас не запугивает и не шантажирует. Выбор, который вам предстоит сделать, должен быть не вынужденным, а добровольным.

Полковник (уж звание-то у него, наверное, было настоящее) поднял ладонь, предупреждая вопросы.

– А сейчас я открою вам совершенно секретную информацию. – Он выдержал паузу и тихо, веско сказал. – Человечеству угрожает смертельная опасность. Не изнутри – извне.

– Инопланетяне, что ли? – хмыкнул Роберт.

– Да. И вы напрасно усмехаетесь, Роберт Лукич. Это не комикс и не ужастик, а достоверный, хоть и тщательно засекреченный факт. Существует некая внеземная сила, находящаяся на гораздо более высокой стадии развития. Она давно ведет за нашей планетой наблюдение. Вероятно, уже много веков. Мы знаем о том, что находимся под колпаком, последние сорок лет. Развитие науки и техники впервые позволило зафиксировать инопланетный мониторинг в 1947 году – открытие сделала служба противовоздушной обороны США. С начала шестидесятых сверхдержавы взяли курс на активную защиту против непрошеных наблюдателей. Огромные затраты на космические полеты и исследования в семидесятые и первую половину восьмидесятых годов объясняются именно этим. Советское государство, не самая преуспевающая страна мира, тратило миллиарды не на то, чтоб «на Марсе яблони цвели», мы вместе с американцами пытались построить систему космической обороны. Но несколько лет назад компетентные органы пришли к выводу, что эти усилия и затраты неэффективны. Для Мигрантов наши орбитальные станции и «шаттлы» не более чем детские игрушки. Американцы пока еще упорствуют, и это их дело (хотят кидать деньги на ветер – пускай), но Советский Союз избрал иной путь противодействия Мигрантам, менее затратный и более эффективный.

– Почему вы называете их «Мигрантами»? – спросил Дарновский, ошарашенный услышанным.

– Потому что и мы, и наши партнеры из НАТО убеждены: цель «наблюдателей» – подготовка условий для переселения на Землю. Действуют они не спеша, осторожно. Возможно, у них гораздо большая продолжительность жизни, а может, вообще время течет в ином темпе. Их явно интересует наша планета. А что до людей, то к нам Мигранты присматриваются, решая, что удобнее: приспособить нас для обслуживания или уничтожить. Похоже, склоняются к последнему, причем эту задачу мы, кажется, должны выполнить сами.

– Как это? – не понял Дронов.

– Самоуничтожиться. Нанеся среде обитания минимальный ущерб. Можно считать установленным и доказанным, что идея и принцип действия нейтронной бомбы подброшен американским ученым Мигрантами. Они хотят выморить нас, как тараканов, не повредив при этом планеты. Но трюк разгадан и провален. Сейчас идут секретные советско-американские переговоры, в результате которых нейтронное оружие будет запрещено и уничтожено. А вот стратегическое ядерное оружие останется. Вовсе не потому что великие державы маньяки или самоубийцы. Напрасно борцы за мир так кипятятся. Неужели они думают, руководящая элита не понимает, что Земля превращена в пороховую бочку, готовую взорваться в любую секунду? В том-то и состоит гарантия нашего выживания! Пока у нас есть пресловутая кнопка, Мигранты к нам не сунутся. Потому что мы разнесем планету вдребезги, и они останутся с носом!

– Ни фига себе, – сказал на это экс-чемпион. Анна же смотрела на полковника испытующе, поймать ее взгляд Роберту никак не удавалось.

– Поэтому наши враги разработали новый метод. – Васильев уже давно не улыбался, его лицо было сосредоточенным и строгим. – Они активно продвигают идею всеобщего ядерного разоружения. Так называемая Разрядка, если вы обратили внимание, началась сразу после Чернобыльской катастрофы. Это не случайное совпадение. Есть сведения, что Мигранты очень испугались, как бы человечество не погубило Землю по собственной дурости и неосторожности.

– Минутку. Что-то я не понял, – вскинул руку Дарновский. – Вы сказали «активно продвигают». Но каким образом? Что у них тут, свои представительства, что ли?

– Не представительства – представители. Мигранты умеют влиять на поведение людей, подчинять их своей воле. Особенно их интересуют государственные и общественные деятели. Своим агентам наши враги расчищают путь наверх, помогают делать карьеру, пробиваться на ключевые должности. Для того в великих державах и созданы строго засекреченные структуры вроде нашего Санатория. Их задача – руководить Сопротивлением, то есть противодействовать Мигрантам: выявлять предателей и вражеских агентов, срывать их козни. Еще в начале шестидесятых при Комитете был создан секретный «космический отдел». Тогда там работало всего полтора десятка сотрудников. Я попал туда мальчишкой, сразу после института. Впоследствии, когда размеры угрозы стали яснее, отдел был преобразован в серьезную структуру с мирным названием Центр профилактических разработок. Санаторий – это название неофициальное, от латинского sanatio, то есть санация, оздоровление. Аналогичные учреждения есть в США, Британии, Франции, Японии и ФРГ. К сожалению, из-за «холодной войны» долгое время сотрудничество между нами почти отсутствовало. Есть мнение, что противостояние Восток-Запад тоже было спровоцировано Мигрантами. Старый принцип «разделяй и властвуй».

Роберту наконец удалось привлечь внимание Анны.

«Что ты про все это скажешь? И еще: что на самом деле думает этот полковник?».

«Я не знаю. Не знаю… Но этот человек верит в то, о чем говорит. Будь осторожен. Когда будешь принимать решение, решай не рассудком – душой».

Дарновский сдвинул брови.

«Какое решение?»

«Скоро узнаешь».

«Как это – душой?»

«Сам поймешь».

И она снова отвернулась.

Полковник же, не догадываясь об этом беззвучном обмене мнениями, продолжал свою лекцию:

– Наш советский Санаторий первым вычислил, что кратчайший выход на инопланетян – не космические полеты на неуклюжих керосинках, а агентурная работа, то есть направление, в котором мы, чекисты, традиционно сильны. Ведь главная трудность войны с Мигрантами заключается в почти полном отсутствии информации о противнике. Мы не знаем, кто они, где расположена их планета, как они выглядят. Судя по тому, что их привлекают природные условия Земли, они должны быть сходного с людьми физиологического устройства. Однако до сих пор ни один из Мигрантов к нам в руки не попал – ни живым, ни мертвым. Несколько раз мы обнаруживали микрообломки летательных аппаратов, тех самых пресловутых НЛО, потерпевших крушение или по счастливой случайности сбитых нашими ракетами. Но проку было мало – похоже, у них там встроен механизм самоаннигиляции. Значит, решили мы, будем добираться до этих существ через завербованных ими агентов. Во-первых, людям-перевертышам наверняка что-то известно об их инопланетных хозяевах. А во-вторых, рано или поздно при помощи агента-двойника мы зацапаем и космического гостя.

Роберт обеспокоенно взглянул на Анну – поняла ли она, куда клонит ветеран антимигрантского Сопротивления. Но девушка по-прежнему на него не смотрела, на ее лице застыло отсутствующее выражение.

– Мы похожи на белорусских партизан, – горько усмехнулся полковник. – Воюем не с немцами, а с соотечественниками-полицаями. Именно так – «полицаями» – у нас в Санатории называют сознательных предателей человечества. Иногда эти выродки добираются до очень высоких постов, потому что получают поддержку от своих покровителей, а кроме того обладают незаурядными способностями. О, Мигранты умеют подбирать кадры. – Снова невеселая улыбка. – Принятый международный термин для таких людей – «зомбоиды», потому что они принадлежат не себе, а тем, кто их прозомбировал. Использовать этот материал во благо человечества уже невозможно.

Трое «мутных»

– Но кроме «зомбоидов-полицаев», существуют еще так называемые «мутанты» или, как прозвали их наши ребята, «мутные». Это люди, которые по той или иной причине попали в поле зрение Мигрантов, подверглись обработке и обладают разного рода необычными способностями. Один, например, мог дышать под водой, другой летать, третий – вы будете смеяться – генерировал электричество.

Никто не засмеялся. Даже до Дронова наконец дошло – он тревожно посмотрел на Роберта.

Александр Александрович тем же доверительным тоном продолжил:

– У нас нет единого мнения, зачем Мигранты это делают. Возможно, экспериментируют – нельзя ли использовать человечество для обслуживания, разделив по полезным функциям: человек-птица, человек-рыба, человек-генератор и прочее. Согласно другой гипотезе, «мутные» – своего рода мины замедленного действия. Мигранты расставляют их в самых разных местах, чтобы однажды активизировать для каких-то своих целей. Когда нам удается выявлять таких людей, мы помещаем их под тщательнейшее наблюдение. За «мутными» наверняка следят и Мигранты, а значит, есть шанс рано или поздно взять кого-то из них или хотя бы «полицая»… – Полковник обезоруживающе улыбнулся. – Здесь я сделаю паузу, потому что вижу по вашим лицам: вы уже поняли, к чему я веду.

– Мы – «мутные»? – набычившись спросил Дронов.

– Да, вы «мутанты».

– Спасибо, что не «полицаи», – язвительно заметил Дарновский.

– Да, с этим я вас поздравляю. – Васильев серьезно посмотрел на него. – Чтобы снять с вас подозрение, понадобилась долгая, обстоятельная проверка. По-хорошему, ей следовало бы продолжаться еще несколько месяцев, потому что проведены не все тесты, но Руководству вы понадобились именно сейчас.

– Почему? – подался вперед Роберт, пытаясь разглядеть выражение лица Александра Александровича.

– Об этом вы скоро узнаете. Не от меня.

– А что это был за Белый Столб? – спросил вдруг Дронов. – Ну, в который автобус вмазался?