Рыцарь ночи Лазарева Ярослава
— Почему? Ты расскажи о своем агентстве! — настаивала я. — Хотя бы вкратце! Может, тогда мне станет все более понятно.
— А и рассказывать особо нечего! — хмуро проговорил он. — На корпоративы или там пафосные дни рождения часто заказывают концертные номера. Особенно любят танцевальные, сама понимаешь.
— Это что, стриптиз? — уточнила я.
— В том числе. А что тут такого?
— Нет, я просто так поинтересовалась, — ответила я и мило ему улыбнулась.
Отец замолчал. Затем встал и взял еще чаю. Я внимательно наблюдала за его хмурым лицом, и меня все больше занимало, что же он утаивает. Когда отец сел, я задала вопрос, чем еще занималось его агентство.
— Лада! — вспылил он. — Что ты ко мне прицепилась, как банный лист к?… — Он посмотрел на меня и осекся. Затем добавил уже более спокойным тоном: — Я уже все сказал! Хватит это обсуждать!
— Хорошо, закроем тему! — мягко произнесла я и погладила его по рукаву.
Отец тут же успокоился и улыбнулся немного виновато. Я поняла, что если хочу что-то узнать, то нужно идти другим путем. Отец явно не собирался говорить мне правду. А значит, ему действительно было что скрывать, сделала я вполне закономерный вывод. Меня это очень взволновало. Отец для меня всегда был непререкаемым авторитетом. Я им восхищалась, любила его и немного побаивалась. Но всевозможные подозрения уже начали разъедать меня изнутри.
Когда мы вышли из музея, отец вдруг быстро со мной распрощался, будто бы вспомнив о каком-то важном деле. Хотя до этого говорил, что освободил для меня весь день. Но я не обиделась и отправилась домой. Мне даже хотелось побыть одной. К тому же мама все выходные работала. Дома я была около пяти. Зайдя в квартиру, вздохнула с облегчением, так как тишина и темнота принесли мне мгновенное успокоение. Мне так хотелось одиночества! Я вошла в гостиную и уселась на диван, даже не включив свет. И вновь начала думать о Греге. Обняв колени руками, я уткнулась в них лицом и грезила наяву. Невыносимая нежность переполняла меня. И я хотела лишь одного — чтобы Грег очутился сейчас рядом, хотела обнять его, прижаться. Я уже ничего не боялась.
Раздался тихий шорох, я открыла глаза и вздрогнула, тут же счастливо рассмеявшись. Темная фигура возникла возле дивана, но я ни секунды не сомневалась, что это он. Я вскочила и протянула к нему руки. Но Грег, даже не поздоровавшись, торопливо сказал:
— Лада, с одним из твоих друзей беда! Немедленно беги к нему, а я изнутри открою квартиру.
— Что ты говоришь?! — перепугалась я.
— Нельзя терять ни минуты! Твой друг Саша уже в петле!
Я мгновенно поняла, что речь идет ободной из «мартышек», вылетела в коридор, на ходу обулась, накинула куртку и ринулась в соседний дом. Саша жил на втором этаже, я бросилась к его квартире. Дверь передо мной распахнулась, Грег отодвинулся, пропуская меня. Я влетела в комнату. У Саши в проходе между комнатами была прикреплена металлическая перекладина для подтягиваний. Он висел на ней, дергаясь всем телом. Пальцы его ног периодически задевали пол, видимо, поэтому он еще не задохнулся. Я мгновенно подняла лежавший рядом стул, вскочила на него и попыталась вытащить Сашу из петли. Но он продолжал дергаться, был практически в бессознательном состоянии и только мешал мне. Я беспомощно посмотрела на стоявшего Грега. Его лицо было застывшим, верхняя губа приподнялась. Я уже знала это выражение. Грег с трудом сдерживал себя.
— Помоги мне! — в отчаянии попросила я. Грег сделал шаг, замер, судорога исказила его лицо.
— Пожалуйста! — умоляющим голосом произнесла я, с трудом приподняв обвисающее тело Саши, чтобы хоть как-то ослабить натяжение веревки.
Грег пристально посмотрел мне в глаза, сжал губы так, что они посерели, и ринулся к нам. Одним движением разорвав петлю, он подхватил Сашу и положил его на пол. И тут же отскочил в сторону.
— Мне нельзя его касаться, — хрипло проговорил он. — Сам не понимаю, как я умудряюсь сдерживать себя! Это только ради тебя… Умирающие для нас лакомый кусок. И хотя я давно не пью людскую кровь, но вот от умирающего отказаться почти невозможно, ведь я знаю, что он все равно обречен. Только поэтому я и позвал тебя, Лада. Побоялся, что не смогу совладать с собой. Прости за это зрелище!… Прости! Но мне лучше немедленно удалиться.
И он исчез.
— Ты жив! — прошептала я, легко хлопая Сашу по бледным щекам. — Наверное, нужно вызвать врача!
Саша в этот момент открыл глаза. Его взгляд остановился на мне.
— Не надо врача, — тихо сказал Саша. — Как ты тут очутилась?
Он сел, крутя головой. Я видела, что появилась вовремя. У Саши лишь чуть покраснела шея.
— Да я пришла попросить вернуть диск с фильмом «Ускользающая красота» Бертолуччи. Мне его нужно срочно пересмотреть… ну для занятий… А дверь у тебя почему-то была приоткрыта. Ну я и зашла. А тут такое! — сбивчиво объясняла я. — Ты зачем, Саш? Как ты мог?!
Он смотрел затравленно, потом начал плакать. Я помогла ему встать и уложила на диван.
— Давай я все-таки вызову врача, — предложила я.
— Не нужно! — сквозь всхлипывания говорил он. — Со мной все в порядке! Видишь, я даже повеситься не смог!
— Сейчас воды принесу, — сказала я
Но сама вышла в коридор и достала телефон из кармана куртки. Набрала номер Наташи. Она ответила не сразу. По шуму в трубке я поняла, что она находится где-то в людном месте.
— Ладка! — возбужденно заговорила она. — А я телефон не слышу! Мы с девчонками на шопинге! Ты чего хотела? Что-то срочное?
— А ты где сейчас территориально? — спросила я.
— Возле «Таганки»-радиальной в торговом центре, а что?
— Немедленно, слышишь, немедленно приходи в квартиру Саши! — быстро произнесла я. — Пулей!
— Еще чего! — ответила она. Но, видимо, в моем голосе было что-то такое, отчего Наташа тут же спросила уже совсем другим тоном: — Что произошло?!
— Я дождусь тебя, — ответила я и положила трубку.
Вернувшись в комнату, я увидела, что Саша уже перестал плакать. Он комкал какую-то бумажку. Я поняла, что это записка, которую он оставил.
— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовалась я, садясь с ним рядом.
— Нормально, — глухо ответил он.
— И все-таки я бы на твоем месте… — начала я.
— Оставайся лучше на своем, — сказал он и опустил голову. — А вообще, спасибо тебе, Лада! Я у тебя в неоплатном долгу! Ты мой ангел-спаситель! Ты не думай, я это понимаю!
— Да я-то тут при чем? — мягко сказала я и улыбнулась. — Не забивай себе глупостями голову! Ты жив, и это главное!
— Господи! Что со мной было?! Что на меня нашло? — нервно заговорил он. — Родители еще вчера уехали за город, а я остался. Хотел побыть в одиночестве. Всю ночь промучился. Вначале водку пил, хотел забыться, но даже не пьянел… потом плакал… А наутро был уже в невменяемом состоянии…
Саша вновь стал крутить головой, его лицо покраснело.
— Давай я чай свежий заварю? — предложила я.
— Давай, — тихо ответил он.
— А ты пока полежи, приди в себя!
— Да я в норме! Ты же видишь! Эх, самоубийца-лузер! — с горечью произнес он. -г— Узнают, засмеют!
— А мы никому не скажем! На меня можешь положиться. Я буду молчать!
— Спасибо! — ответил Саша и взял меня за руку. — Ты всегда была мне хорошим другом!
Я ушла на кухню и поставила чайник на плиту. Когда насыпала заварку, услышала какой-то шум. Бросилась в комнату и увидела Наташу. Ее лицо было взволнованным. Она только что вошла, снег еще не успел растаять на ее волосах, и смотрела не отрываясь на Сашу. Он выглядел раздавленным и не поднимал глаз.
— Ну вот и отлично! — сказала я как можно более спокойно.
— Что тут произошло? — задыхаясь, спросила Наташа и начала разматывать шарф и стягивать куртку.
— Ничего, — ответила я. — Сейчас чай будет готов.
И тут я увидела, как Наташа побледнела и вскрикнула. Я проследила за ее взглядом и в душе чертыхнулась: я забыла убрать веревку с перекладины.
— Что это? — прошептала она, не сводя глаз с веревки.
«А может, и лучше, что она все узнает, — мелькнула мысль. — Это ее заставит впредь быть осторожнее и не играть с чувствами».
— Я пытался сделать новый тренажер, — глухо ответил Саша.
Она посмотрела на него, подошла к дивану и опустилась на краешек. Я заметила, что возле нее валяется скомканная записка, и хотела предупредить Сашу. Но Наташа уже взяла ее и быстро развернула. Саша был в каком-то оцепенении и не сделал попытки забрать записку.
— «В моей смерти прошу никого не винить, — глухо прочитала Наташа. — Жизнь без любви не имеет никакого смысла».
Она всхлипнула и закрыла лицо руками. Потом бросилась к Саше, обняла его и торопливо заговорила:
— Прости меня, прости! Мне так страшно! Ты же знаешь, что я люблю тебя, люблю! Зачем ты? Ведь я тоже бы умерла! Жизнь без любви не имеет никакого смысла! — повторила она слова из записки»
У меня сердце сжалось, и к глазам подступили невольные слезы. Глядя на них, я осознала, насколько они правы. Действительно, какой смысл в жизни без любви? И я его уже не видела.
Не прощаясь, я тихо вышла из комнаты, оделась и покинула квартиру. А на улице наступила реакция. Я только успела добежать до квартиры и уже в коридоре начала плакать. Скинув куртку прямо на пол, зашла в комнату, машинально включила свет и замерла. Грег сидел на диване. Я бросилась к нему. Он обнял меня и стал покачивать, словно баюкая.
— Все хорошо, — приговаривал он, гладя мои волосы, — все уже позади.
— Я так благодарна тебе, что ты вмешался, — шептала я, уткнув лицо в его плечо.
— На то были свои причины, — ответил он. — И хоть я дал тебе слово, что не появлюсь, пока ты не примешь окончательного решения, но тут не было другого выхода. Я знаю, как тебе дорог твой друг и как тяжело бы ты переживала, если бы с ним что-нибудь случилось. Поэтому решил спасти его… только ради тебя!
— Это так странно, — пролепетала я. — Ведь ты вампир и по идее не должен пытаться спасти самоубийцу.
— Не должен, — согласился Грег. — Но навряд ли твой друг быстро бы умер. Потолки в современных квартирах низкие, он задевал ногами за пол, к тому же вцепился в петлю руками. Это вам не дома прошлого века, когда строили совершенно по-другому… — добавил он и замолчал.
И я мгновенно вспомнила один из своих снов, когда видела Грега в заброшенном доме. Вспомнила и девушку по имени Зиночка. Я отстранилась от него и заглянула ему в глаза.
— Ты хочешь знать, — мягко проговорил Грег.
— Меня мучает неизвестность, — ответила я. — Поэтому лучше мне все узнать. Я больше не могу так жить. И я не могу без тебя, — добавила я.
— Но ведь ты уже знаешь, кто я, кто моя сестра. Ты не боишься, — констатировал он.
— Просто я люблю, — сказала я и вытянулась на диване, положив голову ему на колени и глядя на него снизу.
— Я тоже люблю тебя, Лада, — грустно произнес он и легко поцеловал мой лоб.
— Поэтому расскажи мне все! — попросила я. — Я хочу знать! Как ты стал таким? Тебя укусили?
— Понимаю, что ты проштудировала Интернет, — заметил Грег и улыбнулся. — Но наша история несколько иная. Все дело в родовом проклятии. Когда-то очень давно один наш прадед наложил его на всех самоубийц нашего рода. И почему я не верил в это?! — с горечью воскликнул Грег. — Но я жил в такое время, когда даже вера в бога отрицалась, все высмеивалось, традиции рушились, в головах царил полный хаос. А в нашей семье из поколения в поколение передавалось предание об этом проклятии. Прадед хотел таким образом уберечь потомков от страшного греха самоубийства. Он даже зафиксировал это в документе, который бережно хранился и тоже передавался из поколения в поколение. Из него следовало, что все самоубийцы нашего рода обречены на вечные мучения, причем не где-то там в загробном мире, а здесь, на земле, в образе вампиров. Думаю, что это был очень действенный способ, так как в течение почти тринадцати веков у нас было всего несколько самоубийц. Первым из них стал тот, кого мы называем дедом, хотя, как ты понимаешь, это наш далекий предок. Его зовут Атанас.
— Как?! — вскрикнула я.
— Атанас, — повторил Грег и замолчал, словно к чему-то прислушиваясь.
Но я изо всех сил постаралась выбросить из головы письмо Дино и думать о чем-нибудь другом.
— Я чисто машинально пытаюсь прочесть твои мысли, — признался Грег. — Но знаешь, хочу избавиться от этого. Мне это уже не нужно, ведь твое сердце открыто для меня, а твоя душа настолько чиста, что иногда напоминает мне кристальную воду горного ручья.
Я улыбнулась, услышав такое признание, и нежность впорхнула в душу лазоревым мотыльком.
— Атанас — это греческое имя, — продолжал он, — и оно означает «бессмертный». Если бы родители знали, с какой осторожностью нужно выбирать имена своим детям, то не руководствовались бы только модой. Взять хоть Ренату. Ее имя означает «возрожденная». И ведь она действительно словно бы возродилась, когда утонула, а затем превратилась в вампира и выплыла на берег.
— А мое имя в дохристианской Руси носила богиня любви, — сказала я, увидев, что Грег замолчал и помрачнел.
— И это верно, — прошептал он и улыбнулся, — ты полна любовью, ты — сама любовь!
Он нежно погладил мои волосы. Я взяла его руку, сплела свои пальцы с его. Он замер. Потом тихо продолжил:
— Затем еще один наш предок, по имени Порфирий, стал таким же образом вампиром. Мы называем его отцом. С ним это произошло в шестнадцатом веке. Порфирий сейчас живет в Лондоне. В XVIII веке настала очередь Ренаты. Я замыкаю эту цепочку. Как ты понимаешь, все мы кровные родственники, просто из разных поколений.
— Но зачем ты это сделал? — осторожно спросила я. — Тем более сам говоришь, что знал о проклятии.
— Знал, — печально сказал Грег. — Но считал, что все это допотопные сказки. Я ведь родился в 1905 году. Ты наверняка из уроков истории представляешь, что это было за время. Смута, одна революция сменяет другую, полное отрицание чего-либо духовного, выгодное властям, материализм, атеизм, а я молод, полон веры в светлое будущее новой страны. А тут какое-то родовое проклятие, какие-то казавшиеся мне смешными и нелепыми страшилки. В возрасте восемнадцати лет я считал себя умным, талантливым, передовым, или, как сейчас говорят, продвинутым, я писал стихи, моим идеалом был Маяковский, к тому же я был по-юношески горяч и обладал взрывным темпераментом. Полутонов я тогда не признавал и был максималистом во всем.
Грег замолчал и начал нежно, едва касаясь, гладить мой лоб, потом брови и веки. Мои глаза закрылись…
…Я оказалась на какой-то узкой улице. Воздух был влажным, мягкий закатный свет становился все синее и постепенно переходил в фиолетовые сумерки. Я медленно шла по улице вслед за парочкой. И я знала, что это Грег и Зиночка. Они громко спорили о чем-то, при этом Зина размахивала веточками вербы, покрытыми распускающимися пушистыми почками. В руке у Грега также был пучок вербы. Я максимально к ним приблизилась.
— Бабка мне наказала веток нарвать! А вот зачем? — смеясь, говорила Зина. — Отсталый она элемент и все твердит про Вербное воскресенье, все пытается мне рассказать библейские сказки.
— Да, мои тоже втихаря к нему готовятся, — ответил Грег. — Но я домой и носа не показываю. У товарища одного обосновался. Они еще и Пасху отмечать вздумают! Стыд один!
— Что ж делать! — вздохнула Зина. — Они в ранешнее время воспитывались, попы им всю голову задурили. И не хотят они в новое верить.
— Да и ты, видно, в свою родню пошла, — заметил Грег. — Тоже очень недоверчивая девушка!
— Ты это о чем? — лукаво поинтересовалась она и отошла на шаг.
— О моей любви! — взволнованно ответил он, хватая ее за руку.
И я вновь почувствовала укол ревности. Зина вырвалась и отбежала к краю тротуара. Какое-то время они шли молча. Переулок закончился, мы очутились на показавшейся мне огромной площади. В центре возвышался храм Христа Спасителя. Я не отрывала глаз от Грега и Зины, но все-таки успела увидеть, как отличается это место от привычного мне. Площадь была явно больше, возможно, так казалось из-за отсутствия плотной застройки высотными многоэтажками, к которым я привыкла в современной Москве. Набережная была огромной, и она простиралась вплоть до Большого Каменного моста, неподалеку от храма виднелся сквер. Машины моделей 20-х годов проезжали крайне редко и, как мне казалось, медленно, и от этого улицы выглядели пустынными. Прохожих также почти не было. Но я не успевала осмотреться, так как все мое внимание было сосредоточено на идущей впереди паре. Зная о том, что я как бы не существую в этом мире, я двигалась в двух шагах от них.
Когда мы поравнялись с храмом Христа Спасителя, Зина начала рассказывать о том, что в этом храме открылся второй поместный собор обновленцев[21] с разрешения власти. Она говорила с воодушевлением. Но Грег отвечал ей очень вяло. Видно было, что его это мало интересует.
— Очень ты несознательный, Гриша! — заметила Зина после довольно продолжительной паузы. — Я тебе, можно сказать, политинформацию провожу единолично, а ты даже не слушаешь! Хватит в облаках витать!
— Я слушаю, — ответил он. — Только непонятно, зачем нам попы, пусть даже и с обновленным сознанием. Ты же сама постоянно твердишь, что нет ни бога, ни черта, что скоро все церкви снесут с лица земли, и вдруг с упоением рассказываешь мне о каком-то церковном течении.
Зину эти рассуждения, видимо, поставили в тупик, и она с минуту молчала.
— Это новая формация, — важно произнесла она. — И вовсе не отсталая и даже полезная для нас.
— Путаница одна! — грустно констатировал Грег. — Мне уже кажется, что никто ничего толком не знает. Так что лучше во всем разбираться каждому самостоятельно.
— Вот-вот, — сухо ответила Зина, — я всегда знала, что ты единоличник и стремишься отделиться от коллектива.
Они замолчали. И шли в молчании довольно долго. Я неотступно следовала рядом. Обойдя храм, мы свернули в переулок. Я плохо ориентировалась, так как застройка была мне незнакома. Пройдя метров сто, они остановились возле узкой улочки, уходящий вправо.
— Я домой, — сказала Зина.
— Ты же обещала провести этот вечер со мной! — умоляюще сказал Грег и попытался ее обнять.
Но она отстранилась и смотрела немного настороженно. Потом поправила выбившуюся из-под беретика короткую прядь и протянула ему руку со словами «До свидания!». Я видела, как задрожали его губы, а глаза начали наполняться слезами.
— Ну не надо, Гриша! — строго сказала она. — Ты хороший товарищ, несмотря на все твои несознательные заявления, но давай покончим с этой историей.
— С какой? — спросил он и поднял на нее влажные глаза.
Грег выглядел таким несчастным, что у меня сердце защемило и захотелось обнять его, хоть как-то утешить.
— С любовью этой твоей, — ответила Зина. — Глупости все это, вот что! И вообще я вчера вышла замуж.
— Как?! — вскрикнул он.
Я увидела, как он моргнул, и слезинка побежала по щеке. Но Грег тут же смахнул ее и сжал губы.
— Вчера нас расписали, — спокойно вещала Зина, — в нашем районном совдепе. Муж мой человек партийный, серьезный, мастер литейного цеха. Я ведь тебе про него говорила.
— Поздравляю, — глухо сказал Грег.
Я видела, что он сдерживается из последних сил.
— Спасибо, — спокойно ответила Зина и улыбнулась. — Свадьбу справлять не будем, потому что оба считаем, что все это буржуазные пережитки.
— А зачем ты тогда сегодня со мной за вербой ходила? Зачем просила тебе ее нарвать? — с горечью спросил Грег. — Муж-то как к этому отнесется?
— Не понимаю! — скривила она губы. — Я свободный человек и делаю то, что считаю нужным. И у нас правильные отношения без всякой там ревности. До свидания! — повторила она и вновь протянула ему руку.
Но Грег бросил ей ветки вербы под ноги, резко повернулся и быстро пошел в переулок. Зина пожала плечами, подняла вербу, соединила ее со своим «букетом» и отправилась в противоположную сторону.
А я поспешила за ним. Я так волновалась, что у меня стучали зубы. Грег шел размашисто и что-то бормотал. Я видела, как развеваются его кудри, как распахнутые полы длинного замызганного пальто, похожего на старую солдатскую шинель, откидываются назад от быстрой ходьбы. Я с трудом поспевала за ним и уже плохо понимала, что происходит. Но сердце колотилось так, что мне казалось, будто его стук разносится по всей улице. Грег приблизился к какому-то заброшенному дому и нырнул в проем двери. Здесь, по всей видимости, происходил снос ветхого жилья, так как видно было, что все здания нежилые. Окна были без стекол, двери отсутствовали, кучи мусора заполняли двор. Я устремилась за Грегом. Зайдя в проем и миновав короткий коридор, я оказалась в знакомой комнате, которую видела и во сне, и на картине Ренаты. Я не смогла сдержать крика, так как Грег уже свернул веревку петлей и подвешивал ее на ржавый крюк, торчащий посередине ободранного потолка. Но Грег меня не слышал. Тогда я бросилась к нему, пытаясь вырвать веревку. Однако прошла сквозь него, как сквозь пустоту. Поняв, что я по-любому ничего не смогу сделать, я отошла в угол и закрыла глаза. Но все слышала. Грег плакал, звал Зину, потом притих. В этот момент раздался колокольный звон. Но он был не веселым, праздничным, а мерным и скорбным. Тяжелые звуки казались огромными каплями, которые равномерно падали одна задругой и будто придавливали к земле своей печалью.
— Нет! Не хочу! — закричал Грег. — Не хочу больше!
Я услышала стук ножек стула, скрип старого стола, на который он, видимо, взбирался, но только зажмурилась еще крепче. Когда он начал хрипеть, я зажала уши и уткнулась головой в угол. Колокола перестали звонить.
Не знаю, сколько я так простояла. Это было ужасно. Мне казалось, что все страдание Вселенной, вся ее боль сосредоточились в этой комнате, и я невольно впитывала их. Сердце болело невыносимо, голова кружилась. И мне хотелось умереть вместе с Грегом. Слезы текли безостановочно, я их не вытирала.
Когда неизвестность стала невыносимой, я все-таки набралась мужества и обернулась. Тело Грега висело в петле, агония уже закончилась. Я приблизилась и замерла. Вдруг труп начал дрожать так, словно его било электрическим током. И я в ужасе отскочила к стене. И вот он выскользнул из петли и упал на стол. И тут же соскользнул на пол, выпрямился и встряхнулся каким-то собачьим движением. Скрюченные пальцы потянулись к шее, на которой виднелась красно-фиолетовая полоса, и обхватили ее. Грег повертел головой и глубоко вздохнул. Когда его руки опустились, я увидела, что след от веревки исчез, а шея и лицо приобрели знакомый мне мертвенно-бледный оттенок. Грег стоял и смотрел по сторонам. На его лице было написано изумление, потом он начал хохотать. И это было страшно. В этот момент раздались чьи-то шаги, и Грег замер. В проеме двери появилась Зина. Ее лицо было встревоженным. Заметив болтающуюся веревку, она подбежала к Грегу.
— Ты это что собрался сделать?! — закричала она. — Я так и знала! Поэтому и вернулась. Уверена была, что ты забьешься в этот дом, в свою любимую нору, чтобы глупо страдать и писать свои буржуазные стишки!
Грег смотрел на нее не моргая. Я так испугалась, что впала в полуобморочное состояние. Зина схватила его за рукав и потянула из комнаты. Он тихо зарычал. Она отпрянула и вперила в его лицо неподвижный взгляд. Ее зрачки расширились.
— Какой ты бледный! — испуганно прошептала Зина и отодвинулась. — Как странно ты выглядишь!
Грег схватил ее и рывком притянул к себе. Она пискнула от страха. Но он уже запрокинул ее голову и впился в шею. Заметив струйки крови, побежавшие по ее коже, я зажмурилась. Когда все стихло, я открыла глаза и увидела, что Зина лежит на полу. Она была мертва. Грег склонился над ней. Его лицо застыло. Потом он вытер губы, резко развернулся и покинул комнату…
Я очнулась и судорожно вздохнула. Я по-прежнему лежала на коленях Грега. Он смотрел на меня немного напряженно. Я резко села и отодвинулась.
— Прости, если напугал тебя, — проговорил он. — Но сейчас ты все знаешь. Я хотел, чтобы ты понимала до конца, кто я, что я.
— Но ведь… — начала я и замолчала.
— Да, сейчас я не питаюсь человеческой кровью, — ответил он. — Однако раньше, и особенно в первое время после превращения, я никак не мог насытить эту жажду. Особенно меня привлекали юные золотоволосые девушки, похожие на…
— Не надо, — попросила я. — Я и так видела достаточно!
— Прости! — сказал Грег. Потом после довольно длительной паузы прошептал: — С тех пор я не выношу колокольного звона. Мне кажется, что он разъедает мой мозг, и хочется зажать уши и заорать.
Я пододвинулась и посмотрела в его глаза. Они были прозрачны, чисты и печальны. Жалость заполнила мое сердце, но и страх не отпускал меня.
Я закрыла лицо руками и постаралась выбросить из головы все, что только что увидела. Странно, но мне удалось это довольно быстро. Картинка стала размытой, ее заволакивал туман, и она словно тонула в нем и исчезала на глазах, превращаясь в прошлое.
Когда я пришла в себя, то увидела, что Грег сидит неподвижно и пристально смотрит на меня. Я придвинулась и легко поцеловала его холодные губы. Потом отстранилась. Его ноздри дрогнули.
— Но почему я? Почему ты выбрал меня? Или ты вновь захотел крови юной девушки? — неловко пошутила я. — И разве ты можешь любить? — вновь став серьезной, спросила я. — Я хочу знать правду! Пожалуйста!
Грег встал и отошел к окну. Он отодвинул штору и выглянул на улицу.
— Падает снег, — проговорил он, — но все равно видны освещенные окна дома напротив. И за каждым своя жизнь, свои радости и огорчения, любовь, семья… А по улице идет пожилая пара. Они выгуливают славного рыжего песика. Я вижу, как он бежит перед ними, помахивая хвостом… Возле подъезда стоит парочка влюбленных. Они прильнули друг к другу и не могут расстаться… Для тебя это обычные картины, и ты часть всего этого.
Он отпустил штору и повернулся ко мне.
— Но и ты часть этого, — тихо заметила я. — Ведь ты существуешь здесь и сейчас.
— Да, я существую, — подтвердил он и подошел ко мне.
Но не сел на диван, а опустился на пол возле моих ног. Положив мне голову на колени, прижался. Я стала перебирать его шелковистые волосы, медленно, прядку за прядкой. Нежность вновь переполнила меня. Мне было настолько хорошо с Грегом, что казалось, я могу так просидеть вечность.
— Вечность — это страшно, — сказал он. — Не знаю, как другие, мне подобные, вернее, никогда не хотел знать, но я давно хочу вернуться назад.
— В смысле? — удивилась я.
— Стать человеком, любить тебя без опаски причинить хоть какой-нибудь вред, прожить с тобой отпущенный нам земной срок, состариться и умереть…
— …в один день, — закончила я за него. — Разве так бывает?
— Среди вампиров есть одно поверье, — продолжал Грег, — якобы есть способ стать человеком.
Я затаила дыхание. Если бы это было правдой! Чего мне еще оставалось желать? На душе стало так легко и светло при одной только мысли о такой возможности. Если бы это осуществилось!
— Суть этого поверья такова, — продолжал он, — если вампира искренне полюбит земная девушка с чистой незамутненной душой и пылким сердцем, то он может стать человеком.
— И это все?! — восхитилась я и заерзала на диване. — Так за чем же дело стало? Ведь я тебя люблю!
Грег поднял голову. Я взяла его лицо в ладони, наклонилась и начала целовать. Он страстно ответил мне, но тут же оторвался от моих губ.
— Если бы все было так просто, — глухо проговорил он и сел на диван.
— Если очень захотеть, то все просто! — уверенно произнесла я и пододвинулась к нему.
— Почему же в таком случае я все еще тот, кем являюсь? — грустно улыбнулся Грег. — Понимаешь, по этому поверью девушка должна быть непременно девственной, должна любить; забыв обо всем на свете. И если вампир сможет сдержаться и не… — он запнулся, потом торопливо закончил: — Не попробовать ее крови, то он уподобится ей.
— Но ведь ты сдерживаешься, — заметила я, начиная пугаться.
— Ты просто не представляешь, о чем я пытаюсь тебе сказать. Мы должны полностью отдаться друг другу, до конца, понимаешь? Но твоя кровь способна свести меня с ума. Тогда я не смогу себя контролировать, и темная сторона, с которой я пытаюсь бороться, одержит верх. И это страшно, поверь.
— Но что тогда произойдет? — все-таки решила я уточнить, хотя примерно представляла, чем все может закончиться.
— Или я выпью всю твою кровь и ты умрешь, или, если вовремя остановлюсь, превращу тебя в вампира. Других вариантов нет.
— Но ведь ты сдерживаешь себя, — прошептала я. — Ты ведь тоже любишь!
— Люблю! — кивнул Грег. — Но ты представить не в состоянии, во что меня может превратить только капля твоей девственной крови! Я могу стать чудовищем, утратившим всякий разум. Мне так трудно постоянно бороться с собой, когда мы рядом, я ощущаю ток твоей крови по венам, я чувствую ее жаркий аромат каждой частичкой своего существа. Я таким стал после превращения, потому что вся моя суть нацелена лишь на одно — на кровь. Она для нас — единственно возможный источник продления существования. К тому же, по этому поверью, вампир должен лишь влюбить в себя девушку, но сам остаться равнодушным к ней, — после паузы добавил он.
— Почему? — удивилась я. — Какой в этом смысл?
— Наверное, для того, чтобы легче сопротивляться зову твоей крови, — задумчиво сказал Грег. — Разум должен оставаться холодным. Но точно я не знаю… И уже навряд ли узнаю, ведь я не выполнил этого условия. Вначале, как только я увидел тебя, тогда возле оврага, я сразу понял, насколько ты подходишь для выполнения моей мечты. Я ведь все вижу и понимаю по-другому. Ну, ты это сейчас и так уже знаешь. И я увидел, насколько ты внутренне отличаешься от своих сверстниц, какая ты удивительно чистая и гармоничная натура. И я стал действовать по веками проверенной схеме обольщения.
— И для этого ты делал вид, что ухаживаешь за Лизой? — дошло до меня.
— Именно! — улыбнулся Грег. — Беспроигрышный прием.
— Но ведь ты причинял мне боль, — заметила я.
— На это и был расчет, — ответил он. — Ничто так не цепляет человека, как душевная боль. И тех, кто нам хоть когда-то ее причинил, мы не забываем. К тому же, Лада, я ведь тогда тебя не любил.
— Не любил, — повторила я.
Грег обнял меня за плечи и, зарывшись лицом в мои волосы, прошептал:
— Прости за эту боль! Знала бы ты, как я боролся с собой, когда понял, что начинаю чувствовать к тебе какой-то странный для моей холодной жестокой натуры внутренний жар. Меня это безумно пугало. Мне казалось, что я плавлюсь изнутри. К тому же я собирался выполнить все условия, лишь бы вновь стать обычным человеком. И одним из них, как я уже тебе сказал, была именно моя холодность. Любить должна была лишь ты. Но так получилось, что я сам тебя полюбил. Я не смог этому сопротивляться… Что же будет? — с горечью воскликнул он.
Я повернула голову и стала целовать его губы. Меня уже ничто не страшило, я хотела лишь одного — выразить свою любовь, излить свою накопившуюся нежность, утихомирить вспыхнувшую страсть. Грег замер, потом ответил мне. Поцелуи были глубокими. Я чувствовала его язык, его зубы давили на мои. И вдруг мне показалось, что они увеличиваются. Грег тут же отскочил от меня и отодвинулся в угол дивана. Его глаза горели, верхняя губа приподнялась.
— Это невыносимо, — прошептал он с такой мукой, что я чуть не расплакалась.
Мне так хотелось слиться с ним полностью! Прямо сейчас! И будь что будет!
«Мне нужно быть готовой ко всему, — думала я, не сводя с него глаз. — Если я решила остаться с ним, я должна все принять! Все, что он сейчас мне рассказал. И расскажет еще. Если решила остаться…» — повторила я про себя.
— Ты решила, — мягко произнес Грег.
— А кто-то говорил, что ему все труднее читать мои мысли, — улыбнувшись, заметила я и погрозила ему пальцем.
— Это так! — улыбнулся он в ответ. — Все труднее и часто вообще невозможно.
— Меня это радует, — сказала я. — Как-то неприятно знать, что кто-то копается у тебя в мозгу.
— Я давно не обращаю на это внимания, — ответил он. — Это привычная составляющая моего существования. И я уже приобрел навык пропускать мимо сознания ненужные мысли ненужных мне людей.
— Вот как? — с напускной обидой заметила я. — Значит, я уже становлюсь тебе ненужной, раз ты не всегда слышишь, о чем я думаю?
— Лада! — тихо засмеялся Грег, и я видела, что он начинает успокаиваться. — Знаешь, меня самого занимает то, что происходит, тем более это впервые. Но твоя любовь так сильна, что создает вокруг тебя что-то типа защитного поля. Или мне кажется, что это так. Понимаешь?
— Не-а, — помотала я головой. — Я же люблю именно тебя, и как я могу в таком случае защищаться от тебя же?
— Пока не знаю, как все происходит, — задумчиво произнес он. — И я тебя люблю. Но природа наших чувств, видимо, все-таки разная, хоть Рената и твердит постоянно, что любовь — она одна и ее природа всегда одинакова, и на Земле, и во Вселенной.
— Я не знаю, — прошептала я, — ведь со мной это впервые.
Грег пододвинулся, я прижалась к нему. Мы вновь начали целоваться. Я изнывала от желания и была готова на все. Мысли метались. Я представила, что, может, вот сейчас все свершится и Грег станет обычным парнем. Я не знала, как это произойдет, мне был важен конечный результат, и я хотела этого больше всего на свете. Любить его всегда, быть вместе всю жизнь — что могло быть лучше? Ради такой мечты можно пойти на все.
Поцелуи Грега стали более страстными, он буквально впивался в меня. Я обхватила его и позволяла целовать так, как он хочет, хотя иногда было даже чуточку больно. Но вдруг он отскочил от меня и закрыл лицо руками.
— Не могу! Больше не выдержу! — закричал он.
И исчез. Я сидела на диване и глядела в пустоту. На душе становилось все пасмурнее. Вот только что он был рядом, нежный, страстный и любящий, и вдруг, в один миг его не стало. Мне казалось, что от меня оторвали половину моего существа. И от этого невыносимая боль захлестнула меня. Слезы брызнули, я вскочила и бросилась в ванную.
Грег не появился и на следующий день. Я побродила по квартире, не зная, чем себя занять, потом отправилась на улицу. Лиза позвонила и спросила, к
ак я провожу воскресенье. Но мне никого не хотелось видеть, поэтому я придумала, что только что отправилась с мамой по магазинам. Лиза выяснять больше ничего не стала, лишь пожелала удачного шопинга. Я вышла на Воронцовскую и направилась сама не зная куда. Из-за угла вывернула парочка в обнимку. Они шли медленно, весело о чем-то болтали и явно никого вокруг не видели, так как смотрели только друг на друга. Это были «мартышки». Я улыбнулась, но окликать их не стала. На душе стало светлее.
«Пусть хоть кто-то будет счастлив! — думала я. — У них точно любовь! А ведь если бы не вмешательство Грега, то неизвестно, чем бы все это закончилось!»
Я вновь заулыбалась. Настроение начало улучшаться. И я решила терпеливо ждать, пока Грег снова не появится. Я пыталась понять его состояние или хотя бы представить, что он чувствует, когда находится рядом со мной, и с чем борется. Но понимала, как я далека от того, что происходит с ним на самом деле.
Побродив бесцельно по улицам около двух часов, я поняла, что окончательно замерзла, и вернулась домой. Увидев, что мама уже пришла с дежурства, даже обрадовалась. Мне хотелось побыть рядом с родным человеком, отвлечься от грустных мыслей и хотя бы на пару часов вернуть свое прежнее мироощущение.
— А ты где была? — спросила мама. — Я тебе звонила пару раз, но ты не брала трубку.
— Гуляла… с друзьями, — ответила я. — А телефон не слышала.
— Ясно! — улыбнулась она. — Ты что-то в последнее время рассеянная стала. Пошли ужинать?