Французские дети не капризничают. Уникальный опыт парижского воспитания Кроуфорд Кэтрин

Чувство стиля

Должна признаться, что все мои французские друзья, которые поставили «чувство стиля» на первые места в своих списках, одной ногой стоят в Соединенных Штатах. Двое из них в браке с американцами и часто бывают в нашей стране. Одна, назовем ее Джиной, вообще американка замужем за французом.

Возможно, поэтому они настолько чувствительны к вопросам стиля и внешности. Просто они особенно остро ощущают различия между нашими двумя странами. Вспоминая нелегкий период адаптации во Франции, Джина говорит: «Мне пришлось привыкать накладывать макияж каждый раз, когда я собиралась с детьми на игровую площадку. Никаких тренировочных костюмов, боже упаси! Сначала мне это не нравилось, теперь же приводит в восторг. Так приятно хорошо выглядеть. Я прихожу домой и порой вижу, как взрослые люди выходят на улицу в пижамных штанах. Это так печально!»

Вот почему Джерри Зайнфелд однажды посвятил этому явлению целый эпизод своего комического сериала. Его герой заявил, что приятель Джордж, который начал выходить из дома в тренировочном костюме, окончательно «сдался». А я еще не готова сдаться!

Истинные французы впитывают привычку тщательно одеваться с молоком матери. Она настолько прочно укоренилась в их психике, что они даже не осознают, как передают ее собственным детям. Для них привычка хорошо одеваться столь же естественна, как дыхание, и они очень дорожат ею.

Но прежде чем двинуться дальше, хочу заменить слово «стиль» на «тщательный выбор одежды». Французы всегда одеваются со вкусом, но моя бунтарская натура (которая заставляет хранить – и носить! – леопардовые легинсы и панковские ботинки с тяжелыми мысами, которые вызвали бы на французской игровой площадке такое же недоумение, как и спортивный костюм) не позволяет назвать их вкус «стилем».

Истинные французы впитывают привычку тщательно одеваться с молоком матери. Она настолько прочно укоренилась в их психике, что они даже не осознают, как передают ее собственным детям. Для них привычка хорошо одеваться столь же естественна, как дыхание, и они очень дорожат ею.

Впрочем, как бы вы это ни называли, французы не тратят лишних слов, а просто красиво и со вкусом одевают своих детей. Для них красивая одежда – это признак уважения и к собеседникам, и к тому, чем они занимаются.

Сюзанна живет на юге Франции. Когда в ее дом в Провансе приходят гости, дети встречают их у дверей. Дети должны быть аккуратно одеты и причесаны. Кстати, Сюзанна требует, чтобы, приветствуя гостей, дети смотрели им в глаза. Если вы заранее предупредили о своем приходе, то вам никогда не увидеть детей Сюзанны в пижамах, валяющимися на диване с игровыми приставками. Подобное поведение, по мнению Сюзанны, говорит о том, что хозяева «слишком ленивы, чтобы принимать гостей». Я понимаю, что она хочет сказать, но мне хочется ответить: «Полегче, леди!» (Впрочем, я этого не делаю.)

Исходя из того, что я видела, могу сказать: французские родители, в особенности матери, не задумываясь отправят детей переодеваться, если выбранный костюм им не понравился. Мой друг Питер, который вырос близ Парижа, вспоминает: «Мама до восемнадцати лет отправляла мою сестру переодеваться, если ей что-то не нравилось. Как же сестра это ненавидела!» Когда я наивно спросила, а что же в таких ситуациях делала девушка, он недоумевающе посмотрел на меня и спросил: «А ты что думаешь?» А потом ответил сам: «Конечно, она шла и переодевалась. А что еще можно было сделать?» Я до сих пор помню эти слова.

Хотелось бы мне иметь такую же власть над детьми, особенно в те моменты, когда Уна появляется одетая так, словно она – лунатик и одевается во сне. Иногда кажется, что ее можно включать в Книгу рекордов Гиннесса – столько разных цветов и рисунков одновременно сочетается в ее наряде.

Но я смертельно боюсь сделать ей замечание, чтобы не подавить яркую индивидуальность моей девочки. А потом я думаю, почему она надела свободную блузку пастельного оттенка в цветочек с воротником в стиле Питера Пэна с темно-синими легинсами? Было ли это самовыражением или она просто не умеет одеваться правильно и это ее совершенно не заботит? В любом случае, совершенно ясно, что кто-то должен вмешаться. К несчастью, этот кто-то – я.

Одна француженка предложила мне пронумеровать всю одежду Уны и Дафны, как когда-то сделала ее собственная мать. Вместе можно надевать все единички, двойки и так далее. Я подумала над ее предложением, но хотя этот метод куда мягче, чем заявление: «В этом наряде ты выглядишь ужасно. Пойди переоденься!», но все же он показался мне искусственным и невротичным. Не говоря уже о том, что на это потребуется уйма времени.

Я нашла собственное решение – решила познакомить своих детей с модой. Я даже превратила наши уроки стиля в игру – очень по-американски. Я назвала это «танцем моды».

Когда Уна и Дафна смирились с тем, что мороженого за это не получишь, они включились в игру. Теперь мы частенько (особенно когда на улице идет дождь) вытаскиваем их одежду из ящиков, раскладываем по категориям (легинсы в одну стопку, блузки в другую), а потом девочки подбирают наряды, выкладывая их на постели, и обсуждают их.

Кстати, дети любят грифельные доски – по крайней мере, мои дети. Мы составили таблицу, чтобы в соответствии с ней подбирать ансамбли. В этой таблице есть графы «цвета», «формы», «общее ощущение», «время года». Дафна пока не умеет читать, поэтому для нее я рисую картинки в каждой графе. А потом девочки начинают примерять наряды, устраивая для меня настоящее шоу.

Прежде чем вы начнете обвинять меня в том, что я хочу сделать из девочек супермоделей, поклянусь, что это не так. Мы слушаем музыку, которая им нравится, а я никогда не заставляю их носить то, что им не по душе. Я всего лишь помогаю им разобраться в искусстве стиля, как настоящая mere francaise – французская мать.

Самое сложное начинается, когда Дафна появляется в наряде, который в техническом смысле слова вполне допустим, но выглядит чудовищно. Представьте себе такую картину: ярко-синие легинсы, украшенные большими розовыми звездами, розовая футболка, а поверх нее голубой спортивный купальник без рукавов, но с пачкой! И высокие красные ботинки со множеством застежек и молний для красоты. И волосы дыбом! (Ну хорошо, признаюсь, мне нужно быть более вдумчивой, когда я отправляюсь покупать им одежду.)

Но в этом наряде Дафна сияет гордой улыбкой. Я знаю, что совершенно не похожа на французскую мать, которая не допустила бы ничего подобного, – такой наряд подошел бы разве что Халку Хогану[9]. Но девочка хотя бы подумала о цветовом сочетании!

Я чуть было не подавилась апельсиновым соком, когда завтракала с Белиндой. У этой уроженки Калифорнии трое детей. Она отправила их во франко-американскую школу. Половина учеников в школе были французами (прямо из Франции). И тут Белинда получила возможность понять, чем французский стиль отличается от американского.

«Во-первых, – сказала Белинда, – ты должна знать, что моя свекровь терпеть не может где-то появляться с моими дочерями. Они еще маленькие, поэтому я не обращаю внимания на то, что у них дикие прически, а одеваются они так, словно наелись галлюциногенов. Но это страшно мучает французскую душу матери моего мужа. Это для нее настоящая пытка. Признаю, мои девочки намного более растрепаны, чем другие дети в их детском саду, но это же не обычная школа. Например, одна из матерей недавно создала собственную линию детской одежды, чтобы иметь возможность прививать сыну французский стиль. Одежда милая, но в то же время чудовищная – укороченные брючки, чуть выше колена, и маленькие шапочки. Такие брючки-шорты кажутся мне очень французскими. Помню, как увидела на игровой площадке отца этого мальчика. На нем были такие шорты, рубашка в бело-голубую полоску, как у гондольера, черный жилет, очень красивое деревянное ожерелье с золотом и красные кожаные сандалии. Помню, что в тот момент я подумала: «Он не гей, просто он француз».

Примечание: когда я начала руководствоваться в одежде французским подходом, то заслужила несколько очень лестных замечаний от матерей одноклассниц моих дочерей. Они заметили, как я изменилась (несложная задача для того, кто раньше постоянно ходил в тренировочном костюме).

Объясняя, что это часть программы изменений домашнего воспитания, я поняла, что больше времени для себя по утрам у меня стало благодаря тому, что я перестала реагировать на каждую жалобу и просьбу моих детей. Самая старшая из моих подруг тоже решила проявить творческий подход: она стала укладывать сына в постель в той одежде (всегда тренировочный костюм!), в которой он на следующее утро пойдет в школу. И это дало ей больше времени для себя.

Виктор Гюго однажды сказал, что «французская революция – это помазание на царство самой человечности». Не уверена, что он имел в виду высвобождение времени по утрам благодаря тому, что дети спят прямо в тренировочных костюмах, но, как бы то ни было: аминь, брат!

Радость жизни

Ну, конечно, это приоритет для французов. Мне страшно нравится, что французские родители, с которыми я беседовала, каждый раз говорили, что хотят привить детям это качество. Я подумала, что это одна из тех фраз, которые мы так любим повторять. Она такая оригинальная. Но в глубине души я боялась, что она имеет мало отношения к реалиям французской жизни.

Не надо бояться.

Я поняла, что больше времени для себя по утрам у меня стало благодаря тому, что я перестала реагировать на каждую жалобу и просьбу моих детей. Одна из моих подруг тоже решила проявить творческий подход: она стала укладывать сына в постель в той одежде (всегда тренировочный костюм!), в которой он на следующее утро пойдет в школу. И это тоже дало ей больше времени для себя.

Этот приоритет дает отдачу. Не имея хорошо воспитанных, самостоятельных детей, умеющих поддерживать беседу и ценить маленькие радости, французы никогда не завоевали бы славу людей, которые тратят больше всех времени на еду, сон и покупки (по крайней мере, об этом нам говорит последнее исследование, проведенное Организацией международного сотрудничества и развития, в которую входит более тридцати развитых стран).

И не думайте, что французы едят и покупают больше всех на свете. Нет, они просто тратят на это время и получают удовольствие. Уверена, что дополнительное время на покупки уходит на выбор свежих, восхитительных компонентов прекрасной трапезы, которая может часами длиться за приятной беседой. И беседу эту не будут прерывать никому не интересные выступления младших членов семьи! Это часть образа жизни. И поскольку французы занимают второе место в мире по продолжительности жизни, то, наверное, их образу жизни есть смысл подражать.

Многие французы ставят время, проведенное в кругу семьи ради собственного удовольствия, выше экономического процветания. Исследование, проведенное в 2010 году, показало, что в этой стране значительная часть населения использует свой отпуск целиком. Это о многом говорит, потому что отпуск у французов один их самых продолжительных в западном мире. 89 процентов французов используют свой отпуск; в Америке, к примеру, отпуском пользуется лишь 57 процентов работников, остальные предпочитают получить материальную компенсацию. А вспомните, какой скандал возник в стране, когда президент Саркози предложил повысить возраст ухода на пенсию до шестидесяти двух лет!

Совершенно ясно, что маленькие французы наблюдают за взрослыми. Не так давно школьники чуть было не вышли на демонстрации, когда прошел слух о том, что Саркози собирается отменить несколько школьных праздничных дней. Интересно, были ли продиктованы эти действия радостью жизни или обычной для школьников ленью?

В нашем доме все прошло куда спокойнее. Мы не выходили на демонстрации и не сжигали машины, но постепенно начали учиться радоваться еде. Мы попытались изменить характер ежедневных трапез. Мы ввели в обычай особые субботние ужины, не похожие на обычные по будням. Суббота в нашем доме – священный день, поэтому после четырех часов никто не назначает никаких дел. Субботним вечером никаких игр и никаких занятий. Если соблюсти это правило нет никакой возможности (например, в эту субботу мы просто обязаны были присутствовать на местном празднике), то наш особый ужин переносится на вечер воскресный.

Многие французы ставят время, проведенное в кругу семьи ради собственного удовольствия, выше экономического процветания.

И вот как мы это делаем. В течение недели мы собираемся все вместе и разрабатываем меню: закуска, салат, основное блюдо, десерт. Хотя Дафна всегда хочет заниматься десертом, каждую неделю наши обязанности меняются. На этой неделе Дафна отвечает за закуску. Она предложила приготовить маленькие сосиски, обернутые беконом. Мне придется ей помочь. Решив, что мы будем готовить, мы начинаем запасать продукты. Иногда мы покупаем все по дороге из школы, но порой оставляем закупки на субботу. Когда подходит час Х, мы начинаем готовить. Мы собираемся на кухне, готовим еду. Потом все вместе накрываем на стол – ставим свечи и красивые бокалы для всех (нет-нет, девочкам вина не наливают – только сок или содовую). Чаще всего такие ужины за красивым столом длятся больше часа. Мы с удовольствием болтаем и хохочем друг с другом.

Я даже не понимала, что Уне и Дафне эти ужины нравятся так же, как мне и Маку. Но как-то раз мы пропустили один особый ужин, и Уна все глаза выплакала. Она так хотела приготовить морковно-имбирный суп! Ну кто бы мог подумать?

Но научить девочек ценить долгий сон мне еще пока не удалось.

Умение ценить красоту

Это французское качество неразрывно связано с радостью жизни, но все же чем-то отличается и потому заслуживает внимательнейшего рассмотрения.

Эдит Уортон (настоящая Эдит Уортон, а не наша Уна) однажды назвала французов «расой художников». Наблюдая за тем, как они передают своим детям любовь к красоте, я поняла, почему Уортон сделала такое обобщение.

Сегодня я по-иному воспринимаю одно из самых ярких моих школьных воспоминаний. Наша учительница французского, мадам Придо, подошла к каждой парте (а в классе их было больше двадцати), протянула каждой из нас руку, чтобы мы могли полюбоваться ее кольцами. «Все камни натуральные, – сказала она. – Я не ношу бижутерию. Ну разве они не прекрасны?»

Я училась в женской католической школе, поэтому такое поведение было для нас удивительным – но лишь чуть-чуть. Хотя в то время я редко отрывала взгляд от собственных ботинок и считала мадам Придо снобкой, но запомнила, что это были изумруды. Сегодня я испытываю стыд за собственное поведение. Просто мадам Придо была француженкой и пыталась хоть как-то привить нам вкус – нам, орде калифорнийских подростков, которые предпочитали украшать себя всякой дешевой мишурой. Будучи француженкой, мадам Придо просто не могла сдержаться.

Но красота для французов – это не только роскошные драгоценности. Они живут не так, как мы. Они всегда готовы остановиться, чтобы полюбоваться чем-то. Они не жалеют времени на создание красоты.

Однажды я наблюдала за тем, как семилетний французский мальчик не меньше сорока минут готовил закуски, чтобы угостить ими дедушку и бабушку, которые должны были приехать в гости на выходные. Никогда в жизни не видела ничего более трогательного! В процессе этот маленький мальчик спросил у матери, можно ли им быстренько сбегать в парк, чтобы найти там несколько камешков, которые он видел вчера. По его мнению, эти камешки прекрасно смотрелись бы рядом с цветочками редиса. Вы можете в это поверить? Идти в парк мама не согласилась, потому что дорога заняла бы не меньше двадцати минут. Но она села рядом с мальчиком и терпеливо предложила ему целый ряд альтернативных украшений. В конце концов мальчик сорвал на дворе несколько одуванчиков, чтобы разбавить обилие красного цвета на столе.

Уна и Дафна совсем не такие. Для них главное – эффективность. Они раскрашивают книжку-раскраску за десять минут, и им кажется, что времени потрачено слишком много. Аккуратность их не слишком беспокоит.

Я слышала ужасные истории о французских учителях, которые трехлетних малышей заставляют раскрашивать картинки мелками, не выходя за контуры рисунка и подбирая «подходящие» цвета. Я к этому не стремлюсь. Подобный французский урок кажется мне тратой времени. Я могу раскрасить лица красным цветом и пририсовать Микки-Маусу и его друзьям по лишней ноге – я, как и мои дети, не слишком заморачиваюсь качеством их рисунков и скоростью рисования. Это же относится и к почерку. Иногда я слышу внутренний голос: «Да кому это надо? Сегодня все пользуются компьютерами!»

Но все же, когда я увлеклась французским воспитанием, в моей душе зазвучал иной, более громкий голос, который говорит мне, что все взаимосвязано, и подобная небрежность пагубно скажется на дальнейшей жизни моих детей. А красивый почерк нравится мне самой. Одна из моих любимых фраз: «Помедленнее, Уна!» Конечно, это все равно не шедевр, но, в конце концов, у меня и без этого много дел.

Во Франции детей до сих пор учат писать перьевой ручкой, чтобы в тетрадках не было patte de mouche – чернильных пятен, напоминающих следы мух, которые появляются при использовании шариковых ручек. Это не по-французски.

В целом мои девочки ведут себя совершенно естественно, поскольку многие американцы отдают предпочтение эффективности, а не красоте. Мы, в буквальном смысле слова, забываем остановиться, чтобы насладиться ароматом и красотой роз. Но как совместить эту нашу особенность с французским воспитанием?

Я заставила Уну поработать над почерком, предложила Дафне вернуться к книжке и поправить раскраску, но, боюсь, сделала это так, что они восприняли мои предложения как дополнительную обузу. Я надеялась, что они сумеют прочувствовать самую суть – как воображаемые французские дети, которые живут в моей душе.

Чтобы добиться результата, я смогла придумать только одно. Я решила сознательно искать и раскрывать перед моими детьми красоту. Я назвала эти занятия «Возвышенным временем», надеясь, что красивое название заинтересует девочек (ну да, смейтесь-смейтесь, но раньше это работало!).

Я объявляла: «Сегодня мы идем на прогулку. Каждый из нас должен показать другим пять красивых вещей и объяснить, почему они кажутся ему красивыми».

К сожалению, начало новой традиции породило еще одну, не столь позитивную. Дафна мгновенно начинала хныкать: «Это скучно. Почему мы не можем пойти домой или на игровую площадку?»

К счастью, как и в любом нашем начинании, сыграла свою роль привычка. Дафна привыкла и даже начала находить в моем предложении нечто интересное. К моей радости и, признаюсь, удивлению, с девочками произошло нечто потрясающее, и я заметила это, когда мы недавно были в музее Метрополитен. Нет, не думайте, что Уна и Дафна начали рассуждать об игре света и тени в поздних работах Караваджо, но они перестали бежать по залам сломя голову, на мгновение останавливаясь только перед теми картинами, где было нечто забавное. В былые дни их интересовало только одно – когда мы попадем в кафетерий. Теперь же мы провели довольно много времени в залах фламандской живописи. Не слишком впечатляет? Вас бы на мое место!

Интерес к учебе

Этот пункт заставил меня надолго задуматься и провести настоящее исследование. Это непросто. Если бы я могла волшебным образом соединить два культурных подхода и применить их только в одной сфере жизни, я бы выбрала образование (или дисциплину… ну нет, выбрать слишком трудно!). Если с дисциплиной мы еще как-то в состоянии разобраться, то системы образования во Франции и Америке настолько различны, что для слияния разных подходов мне потребовалась бы помощь джинна. Но это не означает, что мы не можем кое-чему научиться у наших французских друзей.

Французский подход к образованию кажется мне потрясающим – но одновременно и немного пугающим. Все очень сложно.

Из-за этого я стала все – включая информацию, полученную на родительском собрании в детском саду Дафны, – просеивать через французское сито и подвергать переосмыслению.

К тому моменту, когда я смогла вернуть свою отвисшую челюсть в нормальное состояние, вышеупомянутое родительское собрание почти закончилось. Воспитательница Дафны только что рассказала нам, что Дафна – одна из самых серьезных, послушных и умных девочек в группе. Правда?

Мы с Маком были настолько удивлены, что, боюсь, мы даром потратили не меньше целой минуты из отведенных нам десяти. Мы потрясенно молчали, пытаясь представить себе, как наш вечный двигатель спокойно сидит за партой во время урока. И, конечно же, я не могла не подумать: «Как это по-французски!»

Хорошее поведение Дафны было очень французским. Родительское собрание французским не было. Мне говорили, что во Франции общение родителей с учителем длится около полутора часов – причем частенько предусматриваются коктейли. Может быть, именно так и надо бороться с учительской изжогой в Соединенных Штатах?

Работа учителя покажется менее утомительной и неблагодарной, если периодически радовать себя чем-то приятным. И я не шучу, потому что однажды видела учительский стол во французском коллеже. На накрытом к обеду столе стояло немало бутылок вина – был обычный, самый заурядный четверг, никакого праздника. Я прочла и меню. Помню, что подумала: во Франции стоит стать учителем – хотя бы ради таких обедов!

С того момента как двенадцатилетняя парижанка победила меня в скоростном перечислении европейских столиц, у меня появилось ощущение, что нам нужно как следует присмотреться к тому, как французы учат своих детей. В свою защиту скажу, что девочка живет в Европе, а с того момента, как я училась в школе, на европейской карте появилось столько дополнений и изменений, что угнаться за ними невозможно. Что вы скажете о Молдове? (Кишинев, черт побери!) Девочке было всего двенадцать лет, и она все равно победила бы, даже если бы у меня было все время мира!

Мой приятель Поль, живой результат французской национальной образовательной системы, говорит, что единственный способ найти во Франции плохую школу – заплатить. Другими словами, обычные французские школы просто превосходны. И это неудивительно, так как французское министерство народного образования входит в список пяти крупнейших работодателей мира.

В силу того что французское образование очень централизованно и организованно, дети из всех регионов одновременно учатся по одной и той же программе – за исключением частных школ. Для учеников школа – это не развлечение и игры, а честный труд во имя достижения наилучших результатов. Я не могу изменить американскую образовательную систему, но могу внушить своим детям французское отношение к учебе.

Когда Уна начала ходить в школу, я волновалась, не окажутся ли домашние задания, принятые в Нью-Йорке, слишком тяжелыми для нее. Я боялась, что они отобьют у нее интерес к учебе. Эта идея настолько прочно засела в моей голове, что после нескольких домашних истерик в течение первого месяца мы с Маком начали подыскивать для нашей девочки частное учебное заведение.

Нам очень понравилась бруклинская школа Уолдорф. Она находилась неподалеку от нашей квартиры. Но очень скоро мы поняли, что нам это не подходит – разве что мы выиграем в лотерею. И тогда я решила, что мы не будем делать домашние задания. (Оглядываясь назад, я понимаю, что основной причиной ежевечерних истерик Уны были неумеренные игры и танцевальные классы, а вовсе не чрезмерная учебная нагрузка.) Поэтому Уна перестала выполнять домашние задания. Ее американская мамочка ей разрешила. Для смеха (и из некоего мазохизма) я решила представить, как это было бы во французской школе.

За исключением роскошного – и очень вкусного! – общения родителей и учителей, французские родители редко бывают в школах. Им там не рады. Если родители хотят поговорить с учителем, они должны записаться у школьного секретаря – это дело небыстрое. Для такой встречи должна иметься очень веская причина.

Когда ребенок находится во французской школе, за него отвечает школа. Школа не бомбардирует родителей электронными письмами с просьбами прийти и почистить клетки хомяков или почитать детям в библиотечный час.

Я знаю, что сравнение несправедливо. Постоянное урезание бюджета заставляет американских родителей брать на себя куда больше обязанностей. И все же французская школьная система меня постоянно привлекает, и я пытаюсь использовать хоть какие-то ее элементы. И главное – я хочу внушить своим детям привычку считать школу своим главным приоритетом.

Успехи в школе – приоритет для французских родителей, поэтому дети постоянно ощущают пристальный родительский интерес к их учебе. Благодаря совместным усилиям учеба не становится чем-то неприятным и угнетающим.

Когда французские дети возвращаются домой из школы, они тут же начинают работать. Сначала выполняются домашние задания – отнюдь не маленькие. Французским детям ставят оценки, и учителя каждый день громко зачитывают эти оценки перед всем классом. Ни один родитель не хочет, чтобы имя его ребенка назвали последним – в качестве примера того, каким не следует быть (унижение и в школе тоже используется очень широко). Поэтому родители прикладывают все усилия к тому, чтобы ребенок понимал все, что проходили в школе. Успехи в школе – приоритет для французских родителей, поэтому дети постоянно ощущают пристальный родительский интерес к их учебе. Благодаря совместным усилиям учеба не становится чем-то неприятным и угнетающим.

Признаюсь, французское образование меня просто пленило. По всей стране школьники учатся четыре дня в неделю – понедельник, вторник, четверг и пятница. Учебное время – с 8.30 до 16.30 плюс-минус пятнадцать минут. Благодаря этому удается высвобождать среду (впрочем, уверена, что это для французов не главное).

Мне это страшно нравится. Как бы мне хотелось, чтобы мои дети учились так же. После школы французских детей не загружают – уже довольно поздно, а им еще нужно сделать уроки.

Одна мать из Дижона сказала мне: «Мы просто приходим домой, делаем уроки, ужинаем, и Люк ложится спать». Ее сыну Люку восемь лет. Мои девочки считают, что их день начинается только после школы, то есть в 14.50. Когда я их забираю, то сразу же слышу вопрос: «А что мы будем сегодня делать, мама?» Представляю, что произойдет, если я предложу: «Что скажете, если мы сделаем уроки, поужинаем и ляжем спать?»

У Уны редко возникают проблемы с домашними заданиями, но, пока я не стала следить за этим более строго, она частенько делала уроки за завтраком и даже в машине по пути в школу. Бедный ребенок! Теперь же все стало по-другому. Возвращаясь домой, мы сразу же садимся за уроки. С того времени, как я запретила девочкам смотреть телевизор по рабочим дням, добиться этого стало несложно. Хорошо, когда приоритеты расставлены и строго определены.

Давайте вернемся в класс, чтобы вы почувствовали мою любовь к французскому образованию. Французские учителя не спешат хвалить усилия учеников, их прогресс – и даже совершенство!

Почти каждый урок оценивается двадцатью баллами. Но получить эти двадцать довольно сложно. Одна французская мать говорила мне, что, по ее мнению, учителям просто запрещено ставить двадцать из двадцати. Для тех, кто привык к широким улыбкам и подбадривающим восклицаниям «Хорошая работа!» по любому мельчайшему поводу, понять это довольно сложно. С другой стороны, я не хочу, чтобы мои дети думали, что школа создана для развлечения. Да, конечно, в школе бывает весело, и это хорошо. Но школа – это еще и труд.

Я много общалась с американцами, которые переехали во Францию. Главной проблемой для этих семей стала адаптация детей во французских школах. Нет, не думайте, что их беспокоило то, что дети не получат хорошего образования (уверяю вас, они его получат!). Они боялись строгостей чужой системы. И у этих страхов были основания.

Во французских школах не уделяют времени оценке трудностей в обучении и поведении. Отец двоих детей Антон вспоминает: «Я рассмеялся, когда моя дочь вернулась домой и сказала, что хочет быть дворником. Я решил, что учитель на уроке сказал: «Если вы не будете хорошо учиться, то станете дворниками». Наш учитель пугал нас точно так же. Может быть, этот учитель просто не понимал, что шестилетним детям эта работа может показаться забавной».

Забавная история, правда? Но я понимаю, почему иностранцы относятся к французским школам с трепетом. Как можно так запугивать малышей в детском саду?

Антон продолжает: «В этих школах не выискивают синдрома дефицита внимания и гиперактивности, как это делают в Соединенных Штатах. Они просто говорят детям: «Учись лучше, чтобы сдать экзамены. Иначе всю жизнь будешь мести улицы».

Степень бакалавра – мечта любого юного француза. Эти экзамены они сдают по окончании старших классов. Полученные баллы определяют, смогут ли они продолжить образование. Другими словами, школьные выпускные экзамены определяют всю их жизнь. И никакого давления.

Давайте подведем итоги. В моем идеальном франко-американском мире должны существовать сосредоточенность и серьезное отношение к образованию, разумные часы учебы и, конечно же, les cocktails. Отказаться я предлагаю от чрезмерного давления, унижения и пренебрежения интересами детей с особыми потребностями.

Повторю, что французы стремятся воспитать из своих детей прекрасных рассказчиков, но класс – это не место для тренировки подобных навыков. Говорит учитель, а дети слушают – если только учитель не задает им вопросов.

Я часто слышала от тех, кто жил в разных странах, что открытого диалога, столь принятого в Соединенных Штатах, когда дети задают вопросы и делятся идеями, во французской школе попросту не существует.

Во Франции в неуспеваемости школьников виноват не учитель, а сами дети. Если ученик не занимался достаточно настойчиво и не смог перейти на следующий уровень, это не вина учителя. Просто ребенку суждено стать дворником.

Одна американка, дети которой учились во французской школе, сказала мне: «Здесь не делается упора на индивидуальное мышление, командную работу и повышение самооценки». Французский учитель знает все. Посещая французские школы, я заметила, что учителя часто (особенно в коллежах и лицеях) стоят на возвышении. Они в буквальном смысле слова смотрят на детей сверху вниз и общаются с ними в том же стиле.

Сколь бы строгим и даже суровым это вам ни казалось, но подобная динамика отношений между учителем и учениками имеет свою положительную роль. Французский студент должен уважать профессора. По крайней мере, в его присутствии. Во Франции в неуспеваемости школьников виноват не учитель, а сами дети. Если ученик не занимался достаточно настойчиво и не смог перейти на следующий уровень, это не вина учителя. Просто ребенку суждено стать дворником.

Впрочем, те студенты, которые не смогут сдать экзамен на звание бакалавра, могут получить техническое образование в специальных государственных школах. Теоретически это правильно. Единственный минус – все определяется в очень раннем возрасте. Когда Роберт Фрост писал: «Колледж – это убежище от поспешных выводов», он явно не имел в виду Францию.

Французы очень торопливы, когда речь идет об обучении. Французским детям лучше все схватывать на лету – иначе их ожидает весьма мучительное унижение.

У меня разрывалось сердце, когда моя американская подруга рассказывала о том, как ее десятилетняя дочь училась в парижской школе: «Как это принято во французской образовательной системе, учителя используют любую возможность для того, чтобы показать: неуспеваемость кого-то из учеников – это пример того, как поступать не следует. Именно так произошло с моей дочерью. Бедная Рита. Когда ее вызвали к доске, учительница отрывисто повторяла: «Vite, vite, vite!» – «Быстрее, быстрее, быстрее!» Когда же ей не удалось выполнить задание достаточно быстро, учительница воздела руки к небу, пожала плечами и закатила глаза. Весь класс смеялся над Ритой, а она была просто в ужасе.

К счастью, мы еще в начале учебного года предупредили девочку, что дни «уважения к личности ребенка» остались в прошлом». Лично я предпочла бы, чтобы подобные унижения остались только во Франции. Перенимать этот обычай мне что-то не хочется.

Я изучила школьную программу французских и американских детей. На бумаге программы мало отличаются, разве что иностранный язык (а то и два) во Франции начинают изучать намного раньше. В программе французских детских садов есть предмет «Гражданственность и мораль», на уроках которого «дети изучают правила этикета и социального поведения». Совершенно неудивительно. Главное отличие заключается в отношении. К счастью для американских детей, у них всегда есть второй шанс.

Основные приоритеты, о которых мне рассказали мои французские собеседники, настолько глубоки и значительны, что я даже удивляюсь, почему для их осознания мне пришлось изучить процесс воспитания детей во Франции. И это, в свою очередь, привело меня к мысли о том, почему мы вообще настолько разошлись.

Приведу пример. В первый день учебного года несколько моих друзей, которые решили не иметь детей, обнаружили свои странички в Facebook буквально засыпанными школьными фотографиями от своих знакомых. И это заставило меня задуматься над тем, а как все происходит во Франции.

Оказалось, что французские родители вовсе не стремятся рассказывать миру о восхитительных и сумасбродных проделках своих отпрысков. Это объясняется целым рядом факторов. Во-первых, французы гораздо более сдержанны в том, что касается их личной жизни. Жизнь семейная у них отделена от жизни социальной. Кроме того – самое главное! – французы вообще не так поглощены жизнью своих детей.

Пойдем дальше.

Я специально вошла в Facebook, чтобы честно оценить ситуацию. И мне открылась истина, которую дети повторяют мне снова и снова: я – не француженка! Мы все не французы. Моя стена целиком занята фотографиями и видеозаписями Уны и Дафны. Больше там практически ничего нет.

Страничка Мака более разнообразна, но и его я не назвала бы французом, поскольку в Twitter он постоянно пишет о забавных словечках и проделках Уны и Дафны. Похоже, измениться мы не можем. Но мы и не хотим. Если бы Мак был французом, то эти чудесные жемчужины так и остались бы неизвестными миру:

Уна (доедая вафли): Можно мне вылизать тарелку?

Я: Конечно.

Уна (вылизывает тарелку и с гордостью заявляет): Классно! И я почти не перепачкала волосы сиропом.

…

Дафна: Я не хочу быть плохой, поэтому я больше не буду плохой – до Рождества.

…

Я (глядя на пару подростков, которые проходят мимо): Тебе хочется побыстрее стать подростком?

Уна: Как эти – нет!!

…

Дафна: Почему я должна чистить зубы?

Я (с раздражением): Потому что все чистят зубы.

Дафна: Роботы не чистят!

Я: Хорошо, попытка засчитана!

…

Уна (явно начитавшись рекламы): А мои волосы стали на 100 процентов более блестящими?

…

Уна (отбиваясь): Мы не дрались – просто у нас были разногласия!

…

Дафна (мне): Ты пукнула. Ты словно сказала: «Оставь меня в покое!»

…

Дафна: Я хорошо научилась перебивать?

…

Я (наблюдая, как Дафна мнет и давит мои хлопья): Пожалуйста, не трогай мои хлопья.

Дафна: Я не трогаю!

И снова скажу: если бы мы больше преуспели в добром французском воспитании, то мои дети просто не сказали бы 90 процентов из этого. Но они сказали, а я не француженка. Я просто стараюсь взять все полезное из французской системы – и в процессе вспоминаю все то, что мне нравится в моей родной стране. И в особенности наш сердечный, грубоватый юмор. Как говорят в моем любимом фильме, в нашей стране много «силы, огня и характера».

Как же получилось так, что мы настолько отличаемся от французов? Никто не может отрицать, что эти различия серьезно осложняют наши отношения с ними. Порой эти отношения переходят в категорию «любви-ненависти». Словно мальчик и девочка на игровой площадке, которые постоянно донимают друг друга и ссорятся, но жить не могут друг без друга. В их конфликтах присутствует немалая доля любви.

Чтобы лучше разобраться в ситуации, я обратилась к книге журналистов Жана-Бенуа Надо и Джулии Барлоу «Шестьдесят миллионов французов не могут ошибаться: Почему мы любим Францию, но не французов».

Надо и Барлоу два года жили во Франции, чтобы понять, что делает французов в глазах иностранцев настолько… французскими. В самом начале журналисты пишут, что основные противоречия проистекают из того, что мы оцениваем французов по собственным стандартам, хотя «французами движет совершенно иное – кажется, что у них совершенно другое внутреннее устройство. Удивительно, но мы, англо-американцы, прекрасно понимаем отличия японцев, китайцев и индийцев. Мы понимаем, что эти фундаментальные различия формируют национальный характер и образ жизни в этих обществах. Почему же к французам мы относимся по-другому?».

Хотя я пристально изучала французов в отчаянной попытке изменить свой подход к воспитанию, книга Надо и Барлоу оказалась мне очень полезной. Нужно помнить, что мы – представители разных культур и смотрим на мир с очень разных точек зрения. В этой ситуации нет победителей и проигравших. И я не вижу препятствий к тому, чтобы использовать французские приемы, которые сделали мой дом гораздо более спокойным местом.

Самый распространенный стереотип, связанный с Францией, – это помпезность и напыщенность. Слова «француз» и «сноб» связаны так же неразрывно, как «Нутелла» и «багет». (Подождите-ка – я что, единственная, кто так часто связывает эти два слова?!)

Теперь, когда я заглянула глубже, я назвала бы французов не снобами, а людьми «разборчивыми» (простите меня, мадам Придо). И это совершенно понятно, если принять во внимание исторический контекст. Если нам, американцам, очень легко пробовать что-то новое (мы – нация фронтира, народ пионеров), то для среднего француза, который живет в стране традиций, многие из которых не менялись веками, это не так просто.

Надо и Барлоу указывают: «Предки французов пережили несколько ледниковых периодов. Мы, жители Северной Америки, пришли в страну, где существовала первобытная культура, уничтожили ее и начали все сначала. Французы же жили в своей стране всегда. В истории Франции было немало сложных периодов, но никогда не было разрыва с прошлым…» «Когда мы сталкиваемся с тем, как необычно ведут себя французы, – пишут Надо и Барлоу, – нам не приходит в голову, что мы имеем дело с древним народом, который живет и действует по собственному усмотрению». Когда речь заходит о действиях, которые делают детей воспитанными, я готова обратиться в слух.

В узости подхода есть свои хорошие стороны. Возьмем, к примеру, отношение французов к деньгам, которое резко отличается от нашего. Когда я приезжаю во Францию, то всегда восхищаюсь большими, красивыми ставнями на множестве старинных домов. Они кажутся мне очень романтичными, но я всегда удивляюсь, почему они такие большие.

Пока я не узнала из книги Надо и Барлоу о старинной французской системе налогообложения, этот красивый элемент французской архитектуры не имел для меня смысла. Оказывается, что огромные ставни делались вовсе не для защиты от солнца. Сотни лет назад налоги во Франции исчислялись по оценке «очевидного» богатства. Налоговые шпионы, которые работали на ненавидимых всеми сборщиков налогов (fermiers generaux), заглядывали в окна, чтобы оценить имущество семьи. Огромные ставни служили некоторой защитой от любопытных глаз.

Во время Великой французской революции немало сборщиков налогов лишилось головы, но они оставили свой след во французской душе. Эта история лишний раз показывает, как французы относятся к деньгам: они по-прежнему не стремятся демонстрировать, у кого деньги есть, а у кого их нет. И это в какой-то степени объясняет, почему французы более замкнуты и сдержанны, чем мы.

Об этом культурном различии я узнала самым неприятным образом во время восхитительного обеда в Париже. Моя подруга пригласила на обед нескольких своих коллег, чтобы я смогла с ними побеседовать. Еда, разумеется, была превосходной, а разговор настолько интересным, что я потеряла счет времени. В знак благодарности я хотела оплатить счет, но обед настолько затянулся, что мне пришлось убежать на другую встречу еще до того, как принесли счет.

Я поступила так, как поступил бы на моем месте любой американец: я оставила на столе деньги, попросив подругу расплатиться за меня. Плохой поступок! Мои гости явно были шокированы. Воцарилось мертвое молчание. К счастью, большая часть присутствовавших не говорила по-английски, поэтому подруга смогла мне сказать так тихо, как ей только удалось: «Убери деньги. Деньги – это табу. Этого делать нельзя».

Если хотите узнать, как почувствовать себя полным идиотом, поступите, как я. Когда я ушла, эти дамы нашли более культурный и стильный способ оплатить счет, но как они это сделали, осталось для меня загадкой.

А что вы скажете о том, как решительно французы защищают собственный язык – отчасти из-за этого их и считают снобами? Французские официанты заставляли меня снова и снова повторять l’eau и l’eauver, прежде чем я получала от них стакан воды.

Многие туристы считают, что это всего лишь попытка le garcon выставить нас в глупом виде – и заставить мучиться от жажды.

Но в требовании правильного произношения (даже если официант прекрасно понимает, что вы хотите) есть глубокий смысл.

Французы очень серьезно относятся к своему языку. В 1635 году они создали Французскую академию – организацию, главной задачей которой является сохранение французского языка и строгий надзор за любыми изменениями словаря. Это может показаться незначительным, пока вы не узнаете, какова власть академии. Например, французское подразделение американской компании однажды выплатило 650 тысяч долларов штрафа за то, что программное обеспечение, которым пользовались сотрудники, было только на английском (а не на французском) языке. Эти люди не шутят.

Я узнала, что даже любовь французов к по-настоящему красивой детской одежде имеет удивительное историческое объяснение. Просматривая сайт, посвященный исторической одежде мальчиков (да, да, такой существует – histclo.tripod.com), я наткнулась на термин garcons modeles – так называли безупречно себя ведущих и безупречно одетых маленьких мальчиков. У французов есть такое выражение, хотя нет никакого слова для «воспитания». И это о многом говорит.

Считается, что последствия Второй мировой войны оказали самое серьезное влияние на то, как стали одеваться французские дети. Хотя и до войны во Франции существовали очень высокие стандарты внешнего вина, детская одежда чаще всего напоминала уменьшенный вариант обычной одежды для взрослых.

Но, поскольку во время войны погибло много мужчин, женщинам пришлось принимать гораздо больше решений – и они начали своеобразный детский крестовый поход. Было принято множество прекрасных законов – например, запретили детский труд. К детям стали относиться, как к детям, причем во всех сферах, в том числе и в одежде.

У меня случается настоящий праздник, когда моя французская подруга, имеющая девятилетнюю дочь, присылает мне одежду, из которой ее дочка выросла. Французская детская одежда так красива и необычна! Я – не единственная американка, которая так думает. И свидетельством тому служит успех линии детской одежды Petit Bateau в нашей стране.

Посмотрев фильм «Город заблудившихся детей», мой муж начал судорожно разыскивать серый свитер грубой вязки с маленькими медными пуговками. Мы с ним прошерстили все винтажные и комиссионные магазины в округе.

Конечно, во французском характере есть и такие стороны, которые мне не хотелось бы повторять в моей семье. Одна из моих французских подруг в Нью-Йорке говорит, что визиты ее родителей для нее просто мучительны. Родители все критикуют. Во Франции они обычно дожидаются, когда этих слов не услышат другие люди (за исключением членов семьи). В Соединенных Штатах они считают, что по-французски никто не говорит, поэтому свободно высказывают свое нелицеприятное мнение о прохожих (которые, кстати, часто владеют французским языком). Это неудобно. И некрасиво.

Для моих маленьких «франкенштейнов» я выбираю только самое позитивное. Я хочу сделать их внимательными, послушными и с уважением относящимися к окружающим людьми.

Примерно в возрасте трех лет у Дафны начался «спортивный» период. Каждую неделю она раза четыре требует, чтобы мы надели на нее ирландскую футболку и шорты, которые наша подруга привезла ей из-за границы. Уна тоже не отстает. Прошлым летом она тратила массу времени на то, чтобы выбрать себе купальник. Она хотела обойтись чем-то вроде плавательных шортов, но я решила (и считаю так по сей день), что ходить в одних шортах девочке неприлично, несмотря на то что она еще очень и очень маленькая.

В обоих случаях я сумела создать атмосферу, в которой мои дети могут спокойно следовать своей природе и экспериментировать с собственной индивидуальностью (поздравляю, мы снова в Америке!).

Я по-прежнему придерживаюсь той же точки зрения, но, боюсь, порой мы, американцы, перегибаем палку. В результате в присутствии детей мы попросту теряем собственную сексуальную идентичность.

Мне нравится, как открыто французские родители проявляют любовь друг к другу, не задумываясь о том, что дети находятся рядом. Я слышала, как один французский отец с удовольствием заметил: «Cette femme a un corps absolument magnifique» («У этой дамы потрясающая фигура!»). И присутствие шестилетней дочери его ничуть не смутило.

Абсолютно уверена, что в Америке подобное замечание сочли бы наносящим непоправимый ущерб личности юной, впечатлительной девочки – «Только не перед детьми!».

Но мне нравятся такие проявления сексуальности. К сожалению, широко известно, что многие французские отцы проявляют такие же чувства по отношению к женщинам, в браке с которыми не состоят. И вот этого я одобрить никак не могу!

Феминизм во Франции имеет давнюю и славную историю, но никакой феминизм в этой стране не исключает женственности. И такой подход я хотела бы привить моим девочкам, какой бы купальный костюм ни казался им наиболее комфортным.

Надеюсь, они на меня не злятся. Уверена, что действую во имя их блага. Мне хочется, чтобы они понимали – французский поцелуй делает их родителей счастливыми. А когда счастливы родители – счастливы и дети.