Беседы с Кришнамурти Кришнамурти Джидду
Не совсем, не так ли? Почему вы хотите стереть те воспоминания? Конечно же, не потому, что они оставили неприятный след в вашей душе. Даже если бы вы были способны с помощью каких-то средств стереть прошлое, вы могли бы снова сделать такие поступки, которых вы будете стыдиться. Простое избавление от неприятных воспоминаний не решает проблему, не так ли?
«Я думала, что решает. Но в чем тогда проблема? Разве вы не излишне усложняете все? Все это и так уже достаточно запутано, по крайней мере, моя жизнь. Зачем добавлять сюда еще один ненужный груз?»
Мы добавляем еще один ненужный груз или мы пытаемся понять то, что есть, и освободиться от него? Пожалуйста, немного потерпите. Что это за убеждение, которое побуждает вас стереть прошлое? Оно может быть неприятным, но зачем же вы хотите стереть его из памяти? В вас есть некая идея или картинка о вас самих, которым эти воспоминания противоречат, и поэтому вы хотите избавиться от них. У вас есть определенная оценка вас самих, не так ли?
«Конечно, иначе…»
Все мы помещаем себя на различные уровни, а затем постоянно падаем с этих высот. Именно этих падений мы и стыдимся. Чувство собственного достоинства — причина нашего позора, нашего падения. Именно это чувство собственного достоинства нужно понимать, а не падение. Если нет никакого пьедестала, на который вы помещаете себя, какое тогда может быть падение? Почему вы помещаете себя на пьедестал, названный уважением к себе, человеческим достоинством, идеалом и тому подобным? Если вы сможете понять это, то не будет никакого стыда из-за прошлого. Все полностью пройдет. Вы будете той, кто вы есть, без пьедестала. Если пьедестала нет, нет той высоты, которая заставляет вас смотреть вниз или вверх, то вы есть то, чего вы всегда избегали. Именно это недопущение того, что есть, того, чем вы являетесь, вызывает смущение и антагонизм, стыд и негодование. Вы не должны говорить мне или другому, какая вы есть, но надо самой осознавать то, какая вы, независимо от того, приятно это или неприятно. Живите с этим, не оправдывая и не сопротивляясь. Живите с этим, не называя это, так как само определение — осуждение или отождествление. Живите без страха, так как страх мешает общности, а без общности вы не сможете жить с этим. Иметь общность означает любить. Без любви вы не можете стереть прошлое, в любви нет никакого прошлого. Любовь и время несовместимы.
Страх
Она проделала длинный путь, проехав полмира. У нее был настороженный взгляд, в нем была какая-то недоверчивость, она как будто приоткрылась, чтобы тут же закрыться при любой попытке любопытства извне. Она не была робка, но не хотела раскрывать свое внутреннее состояние. И все-таки ей хотелось поговорить о себе и своих проблемах, ради этого она преодолела это расстояние. Она колебалась, сомневалась в своих словах, была отчужденной, и в то же самое время ей нетерпелось рассказать о себе. Она прочла много книг по психологии, и, поскольку никогда не была у психолога, то могла сама полностью исследовать себя. Она сказала, что фактически с детства привыкла анализировать свои собственные мысли и чувства. Почему вы настолько поглощены самоанализом?
«Я не знаю, но я всегда поступала так с тех пор, как я себя помню».
Действительно ли анализ — это способ защитить себя от нас самих, от эмоциональных взрывов и последующих сожалений?
«Я совершенно уверена, именно поэтому я анализирую, постоянно спрашиваю себя. Я не хочу попасть в ловушку внутреннего беспорядка. Это слишком отвратительно, и этого я не хочу допустить. Теперь я понимаю, что использовала анализ как средство сохранения, чтобы не впасть в общественную и семейную суету».
Вам удавалось избежать быть пойманной в эту ловушку?
«Я не совсем уверена. По некоторым направлениям мне это удавалось, по другим — думаю, что нет. Рассказывая обо всем этом, я понимаю, какую необычную вещь я сделала. Я никогда прежде не смотрела на это все так ясно».
Почему вы защищаете себя так умно и от чего? Вы говорите: от беспорядка вокруг вас. Но что находится там, в этом беспорядке, от которого вам приходится защищать себя? Если это беспорядок и вы ясно видите это таким, тогда вам не стоит охранять себя от него. Мы охраняем себя, только когда есть страх и непонимание. Итак, чего вы боитесь?
«Я не считаю, что боюсь. Я просто не хочу запутаться в горестях существования. У меня есть профессия, которая поддерживает меня, но я хочу быть свободной от остальной части запутанных ситуаций, и я думаю, что уже свободна».
Если вы не боитесь, то почему вы сопротивляетесь запутанным ситуациям? Каждый сопротивляется чему-то, только когда не знает, как поступить с этим. Если вы знаете, как работает двигатель, вы свободны от него. Если что-нибудь случится, вы можете починить его. Мы сопротивляемся тому, чего не понимаем. Мы сопротивляемся беспорядку, злу, страданию, только когда мы не знаем его устройство, из чего оно состоит. Вы сопротивляетесь беспорядку, потому что не знаете о его устройстве, его составляющих. Почему вы не осознаете это?
«Но я никогда не думала об этом в таком смысле».
Только когда вы находитесь в прямых отношениях со строением беспорядка, вы сможете знать о работе его механизма. Только, когда есть общность между двумя людьми, они понимают друг друга. Если они сопротивляются друг другу, никакого понимания нет. Общность или взаимоотношения могут существовать, только когда нет страха.
«Я понимаю, что вы имеете в виду».
Тогда чего вы боитесь?
«Что вы подразумеваете под страхом?»
Страх может существовать только во взаимоотношениях, страх не может существовать отдельно, в изоляции. Нет такого понятия, как абстрактный страх, есть страх известного или неизвестного, страх того, что сделано или что можно сделать, страх прошлого или будущего. Связь между тем, чем каждый является и чем желает быть вызывает страх. Страх возникает, когда факты трактуются вами самими с помощью таких понятий, как поощрение и наказание. Страх приходит с ответственностью и желанием освободиться от нее. В контрасте между болью и удовольствием существует страх. Страх существует в противоречии противоположностей. Поклонение успеху порождает страх неудачи. Страх — это умственный процесс борьбы за становление. Когда становишься добрым, возникает страх зла, когда становишься единым с кем-то, появляется страх одиночества, когда становишься великим, появляется страх быть незначительным. Сравнение не есть понимание. Оно вызвано страхом неизвестного по отношению к известному. Страх — это неуверенность в поиске безопасности.
Усилие стать кем-то — это начало страха, страха быть или не быть. Ум, осадок от переживания — это всегда страх неизвестного брошенного вызова. Ум, который является именем, словом, памятью, может функционировать только в пределах сферы известного. А неизвестное, являющееся вызовом от мгновения до мгновения, отвергается или переводится умом в понятия известного. Это отвержение или перевод вызова в иную категорию есть страх, поскольку ум не может иметь никакой общности с неизвестным. Известное не может сообщаться с неизвестным. Известное должно раствориться для того, чтобы появилось неизвестное.
Ум — это породитель страха. И когда он анализирует страх, ища его причину, чтобы быть свободным от него, ум только далее изолирует себя и таким образом, увеличивает страх. Когда вы используете анализ, чтобы противостоять беспорядку, вы увеличиваете силу сопротивления, а сопротивление беспорядку только увеличивает страх этого беспорядка, что мешает свободе. Свобода есть в общности, а не в страхе.
Счастье творчества
Этот город расположился у великолепной реки. Широкие и длинные ступеньки ведут к самому краю воды, и, кажется, весь мир живет на этих ступеньках. С раннего утра до поздней ночи на них всегда толпятся и шумят. Выступающие ступеньки, на которых люди сидят и теряются в своих надеждах и тоске, в своих богах и мольбах, находились почти на одном уровне с водой. Звонили колокола храма, муэдзин зазывал для молитвы. Кто-то пел, и собралась огромная толпа, слушающая в благодарной тишине.
Вдали от всего этого, за изгибом, чуть выше по реке, виднелись высотные здания. С полосками деревьев и широкими дорогами они протянулись на несколько миль по суше. А миновав вдоль реки узкий и грязный переулок, можно очутиться в этом разбросанном местами царстве знаний. Здесь так много студентов со всей страны, нетерпеливых, активных и шумных. Преподаватели напыщенны и плетут интриги ради места и жалованья получше. Никто, кажется, почти не обеспокоен тем, что происходит со студентами после того, как они уезжают отсюда. Преподаватели передают определенные знания и методику, которые умные быстро схватывают, они оканчивают высшее учебное заведение, и на этом все. У преподавателей есть постоянные рабочие места, они имеют семьи и гарантию безопасности; но когда студенты разъедутся, они столкнутся лицом к лицу с неразберихой и неуверенностью в жизни. Такие здания, такие преподаватели и студенты существуют по всей земле. Некоторые студенты достигают славы и положения в мире, другие размножаются, борются и умирают. Государство нуждается в компетентных специалистах и управленцах, чтобы вести и править, и всегда существуют армия, церковь, и бизнес. Все во всем мире — то же самое.
Для того чтобы получить навыки, умения и иметь работу, профессию, мы проходим процесс набивания поверхностного ума фактами и знаниями, не так ли? Ясно, что в современном мире хороший специалист имеет больше шансов заработать средства к существованию, но что затем? Разве тот, кто является более квалифицированным специалистом, более способен выстоять перед сложными жизненными проблемами, чем тот, кто не является специалистом? Профессия — это только одна сфера жизни, но существуют также те сферы, которые скрыты, неуловимы и таинственны. Делать акцент на одном и отрицать или пренебрегать остальным — значит неизбежно прийти к совершенно однобокой и ведущей к распаду деятельности. Вот именно то, что сегодня имеет место в мире, с сопутствующим этому вечно возрастающим конфликтом, замешательством и нищетой. Конечно, имеются несколько исключений — это творческие личности, те счастливые, которые находятся в контакте с чем-то, что не искусственно создано человеком, которые не зависят от творений ума.
Вы и я имеем свойственную нам способность быть счастливыми, творческими, быть в контакте с чем-то, что вне тисков времени. Счастье творчества — не дар, припасенный для немногих, так почему же подавляющее большинство не знает этого счастья? Почему некоторые поддерживают связь с чем-то глубоким вопреки материальному положению и несчастным случаям, в то время как другие подвергаются разрушению из-за них? Почему некоторые эластичны, гибки, в то время как другие остаются упорными и погибают? Вопреки знаниям, некоторые держат дверь приоткрытой для того, что никакой человек и никакая книга не могут заменить, в то время как другие душат себя техническими приемами и полномочиями. Почему? Совершенно ясно, что ум хочет, чтобы его поймали и сделали уверенным благодаря определенной деятельности, игнорируя более важные и глубокие вопросы, поскольку тогда он окажется на более безопасной почве. Поэтому его образование, его упражнения, его действия поощряются и поддерживаются на том же уровне, и находятся оправдания для того, чтобы не продвинуться за пределы этого.
Прежде, до того как так называемое образование окажет свое пагубное воздействие на детей, многие из них находятся в контакте с неизвестным, что проявляется разными способами. Но окружающая среда скоро начинает сжиматься вокруг них, и после определенного возраста они теряют тот свет, ту красоту, которых не найти ни в какой книге или школе. Почему? Не говорите, что для них жизнь — это слишком много, что они должны выстоять перед суровыми фактами, что это их карма или грехи отцов, — все это чушь. Счастье творчества — оно для всех, а не только для избранных. Вы можете выразить его одним способом, а я — другим, но оно — для всех. Счастье творчества не имеет никакой рыночной стоимости, оно — не товар, который можно продать лицу, предлагающему самую высокую цену, это то единственное, что может быть для всех.
Действительно ли творческое счастье осуществимо? То есть может ли ум находиться в контакте с тем, что является источником всего счастья? Может ли открытость быть поддержана, несмотря на знания, умения и навыки, несмотря на образование и давление в нашей жизни? Она может быть, но только тогда, когда обучающий обучается этой реальности, только когда тот, кто преподает, сам находится в контакте с источником творческого счастья. Так что наша проблема — не в ученике, ребенке, а в преподавателе и родителе. Образование — порочный круг, но только когда мы не видим важность, существенную необходимость за всем этим наивысшего счастья. В конце концов, быть открытым для источника всего счастья — самая искусная религия, но чтобы понимать счастье, вы должны направить особое внимание на него, как вы делаете это по от ношению к бизнесу. Профессия учителя — не просто обычная работа, а выражение красоты и радости, которое нельзя измерить в понятиях достижений и успехов.
Свет настоящей реальности и ее благодать разрушаются, когда ум, который является местом нахождения «я», берет на себя бразды управления. Самопознание — вот начало мудрости, без самопознания учение ведет к невежеству, борьбе и горю.
Страх внутреннего одиночества
Насколько это необходимо — умирать каждый день, умирать каждую минуту по отношению ко всему, ко всем прошедшим дням и по отношению к моменту, который только что прошел! Без смерти нет никакого возрождения, без смерти нет никакого творения. Бремя прошлого порождает его собственное продолжение, и тревога дня вчерашнего дает новую жизнь тревоге дня сегодняшнего. «Вчера» увековечивает «сегодня», а «завтра» все еще остается «вчера». Нет никакого освобождения от этой непрерывности, кроме как в смерти. В смерти есть радость. Это новое утро, свежее и ясное, свободно от света и темноты вчерашнего, песню той птицы слышат впервые, а шум тех детей — не такой, как вчера. Мы несем память о вчерашнем дне, и она затемняет наше бытие. Пока ум является механическим устройством памяти, он не знает никакого отдыха, никакого спокойствия, никакой тишины, он вечно истощает себя. И тот, который все еще может повторно возродиться, является бесполезной вещью, которая в постоянной деятельности изнашивает себя. Источник начала находится в окончании, а смерть так же близка, как и жизнь.
Она сказала, что училась долгие годы с одним из известных психологов и он исследовал ее, что заняло значительное время. Хотя ее воспитывали как христианку и она также изучала индусскую философию и ее преподавателей, никогда не присоединилась к какой-либо специфической группе и не связала себя с какой-либо системой мышления. Как всегда, ее все еще что-то не удовлетворяло, и она даже отказалась от психоанализа. А теперь ее вовлекли в некую благотворительную деятельность. Она была замужем и познала все горести, а также радости семейной жизни. Женщина находила убежище различными способами: через престиж в обществе, работу, деньги, трогательное восхищение этой страной у синего моря. Печали умножились, которые она могла еще перенести, но она никогда не была способна выйти за пределы некоторой глубины, и все это оказывалось не очень глубоким.
Почти все имеет поверхностный характер и вскоре заканчивается, только чтобы начаться снова, с последующей поверхностности. Неистощимое нельзя обнаружить через какую-либо деятельность ума.
«Я перешла от одной деятельности на другую, от одной неудачи к другой, всегда ведомая и всегда преследующая. Теперь, когда я достигла конца одного убеждения, и прежде, чем я последую за другим, который будет вести меня в течение множества лет, на меня подействовал более сильный импульс, и вот я здесь. Моя жизнь хороша, весела и богата. Я заинтересовалась многими вещами и изучала некоторые предметы довольно-таки глубоко. Но, так или иначе, спустя годы я все еще на поверхности явлений и кажусь неспособной проникнуть за пределы определенной точки. Но я хочу идти глубже, а не могу. Люди хорошо отзываются о том, что я делала, и именно это совершенство связывает меня. Моя зависимость от условия имеет вид благотворительности: делая добро другим, помогая нуждающимся, проявляя внимание, великодушие и так далее. Но это обязывает, подобно любому другому возникшему условию. Моя проблема состоит в том, чтобы освободиться не только от этого условия, но и от всех созданных мною условий, и выйти за их пределы. Это стало необходимой потребностью не только из-за того, что я услышала из разговора, но также из-за моего собственного наблюдения и опыта. Я в настоящее время отложила свою благотворительную деятельность, и вернусь к ней или нет, будет решено позже».
Почему вы раньше спрашивали себя о причине всех этих видов деятельности?
«Мне прежде никогда и в голову не приходило спросить себя, почему я занимаюсь социальной работой. Я всегда хотела помогать, делать добро, и это не было лишь пустой сентиментальностью. Я обнаружила, что люди, с которыми живу, не реальны — они лишь маски, только нуждающиеся в по мощи являются реальными. Жить с масками бессмысленно и глупо, а жить с другими — это борьба, боль».
Почему вы занимаетесь благотворительностью или любым другим видом деятельности?
«Считаю, чтобы держаться на плаву. Нужно жить и действовать, и созданным мной условием было действовать настолько порядочно, насколько возможно. Я никогда не спрашивала себя, почему я поступаю именно так, а теперь хочу выяснить это. Но прежде, чем мы пойдем дальше, позвольте мне признаться, что мне нравится уединение, и хотя я встречаюсь со многими людьми, я одинока, и мне это нравится. Есть что-то приятно возбуждающее в том, чтобы быть одной».
Быть одной — в наивысшем смысле — является необходимостью, но одиночество ухода в себя придает ощущение власти, силы, неуязвимости. Такое одиночество — изоляция, бегство, убежище. Но разве не важно выяснить, почему вы никогда не спрашивали себя о причине всех ваших — возможно и хороших — поступков? Разве вам не нужно расследовать это?
«Да, давайте сделаем это. Я думаю, что именно страх внутреннего одиночества заставил меня делать все это».
Почему вы используете слово «страх» по отношению к внутреннему одиночеству? Внешне вы не возражаете быть одинокой, но от внутреннего одиночества отворачиваетесь. Почему? Страх — это не абстракция, он существует только по отношению к чему-то. Страх не существует отдельно, он существует как слово, но его чувствуют только в контакте с чем-то другим. Чего же вы боитесь?
«Внутреннего одиночества».
Страх внутреннего одиночества существует только относительно чего-то еще. Вы не можете бояться внутреннего одиночества, потому что никогда не всматривались в него, вы измеряете его теми мерками, которые уже знаете. Вы знаете вашу ценность, если можно так выразиться, как общественного работника, как матери, как способного и продуктивного человека и так далее. Вы знаете цену вашего внешнего одиночества. Таким образом, именно относительно всего этого вы измеряете или имеете подход ко внутреннему одиночеству. Вы знаете то, что было, но вы не знаете то, что есть. Когда известное смотрит на неизвестное, это порождает страх, именно это вызывает в вас опасение.
«Да, совершенно верно. Я сравниваю внутреннее одиночество с понятиями, которые знаю из опыта. Именно данный опыт вызывает опасение чего-то, что я в действительности вообще не испытала».
Так что ваш страх на самом деле не из-за внутреннего одиночества, но прошлое боится чего-то, что оно не знает или не испытало. Прошлое хочет поглотить новое, сделать из него опыт. Но может ли прошлое, которое и есть вы, пережить новое, неизвестное? Известное может пережить только то, что принадлежит ему, оно никогда не сможет переживать новое, неизвестное. Давая неизвестному название, назвав его внутренним одиночеством, вы только опознали его словесно, и слово занимает место переживания, так как слова — это внешнее выражение страха. Понятие «внутреннее одиночество» прикрывает факт того, что есть, и само слово создает страх.
«Но я как-то не способна взглянуть на этот факт».
Давайте сначала поймем, почему мы не способны взглянуть на факт и что мешает нам пассивно наблюдать за ним. Не пытайтесь смотреть на него сейчас, а, пожалуйста, спокойно послушайте то, о чем говорится.
Известное, прошлый опыт, пытается поглотить то, что оно называет внутренним одиночеством. Но оно не может пережить это, поскольку не знает, чем является, оно знает термин, но не то, что скрывается за термином. Нельзя испытать неизвестное. Вы можете думать или размышлять над неизвестным или бояться его, но мысли не дано постичь его, поскольку мысль — это результат известного, опыта. Поскольку мысль не может познать неизвестное, она боится его. Страх останется, пока мысль желает переживать, понять неизвестное.
«Тогда что?..»
Пожалуйста, послушайте. Если вы услышите правильно, истина всего этого будет понятна, и потом истина будет единственным действием. Что бы мысль ни делала по отношению ко внутреннему одиночеству, это бегство, уклонение от того, что есть. Уклоняясь от того, что есть, мысль создает свои собственные условия, которые предотвращают переживание нового, неизвестного. Страх — это единственный отклик мысли на неизвестное, мысль может называть его различными терминами, но, тем не менее, это — страх. Просто поймите, что мысль не может справиться с неизвестным, с тем, что есть, что скрывается за термином «внутреннее одиночество». Только тогда по-настоящему то, что есть, раскрывает себя, и оно неиссякаемо.
Теперь, если можно, оставьте этот вопрос в покое. Вы услышали, и пусть это работает, как сможет. Быть спокойным после пахоты и посева означает дать жизнь творению.
Скука
Дожди прекратились, дороги были чистыми, и с деревьев смыло пыль. Земля была посвежевшей, и в водоеме квакали лягушки. Довольно крупные по размеру, глотки лягушек раздувались от удовольствия. Трава искрилась от крошечных капелек воды, а на земле воцарился покой после сильного ливня. Домашние животные насквозь промокли, но во время дождя они никуда не укрылись от него и теперь довольно паслись. Несколько мальчишек играло в небольшом ручье, который образовался у обочины дороги из-за дождя. Они были голыми, и было приятно видеть их блестящие тела и сверкающие глаза. Мальчишки проводили лучшее время в своей жизни, и как счастливы они были! Ничто другое не имело, казалось, значения, и дети улыбнулись, полные радости, когда кто-то сказал им что-то, хотя они не поняли ни слова. Солнце поднималось, и тени становились сильнее.
Насколько важно для ума очищать себя от всяких мыслей, быть постоянно пустым — не заставлять себя быть пустым, а просто быть пустым, умереть для всякой мысли, для всех вчерашних воспоминаний и для грядущего часа! Умереть просто, а продолжать трудно, поскольку продолжение — это усилие быть или не быть. Усилие — это желание, а желание может умереть лишь тогда, когда ум прекращает приобретать знания. Как это легко — просто жить! Но это не остановка в развитии. Есть великое счастье в нежелании, в небытии кем-то, в непродвижении куда-нибудь. Когда ум очищает себя от всякой мысли, только тогда наступает тишина творения. Ум не спокоен, пока он путешествует, чтобы прибыть куда-то. Для ума прибыть означает достичь успеха, а успех вечно одинаков, в начале ли он или в конце. Никакого очищения ума не происходит, если ум плетет для себя образец своего собственного становления.
Она сказала, что всегда принимала активное участие в той или иной деятельности, касалось ли это ее детей, или общественных дел, или спортивных состязаний. Но за любой деятельностью всегда скрывалась скука, давящая и постоянная. Ей надоели установившееся течение жизни, удовольствия, боль, лесть и все остальное. Скука была подобна облаку, которое висело над ее жизнью так долго, как она могла помнить. Она пробовала убежать от нее, но каждое новое увлечение скоро становилось дальнейшей скукой, смертельной усталостью. Она много читала, имела обычные заботы семейной жизни, но все это насквозь пронизывала утомляющая скука. Она не имела никакого отношения к ее здоровью, так как прекрасно себя чувствовала.
Почему, как вы думаете, вам скучно? Является ли это результатом какого-то расстройства, какого-то сильного желания, исполнению которого помешали?
«Вряд ли. Были какие-то незначительные преграды, но они никогда не беспокоили меня, а если беспокоили, я справлялась с ними довольно-таки разумно и никогда не оказывалась в тупике из-за них. Я не думаю, что мое беспокойство из-за расстройства, поскольку я всегда был способна получить то, что хочу. Я не выла на луну и была разумна в своих запросах. Но, тем не менее, чувство скуки присутствовало во всем по отношению к моей семье и моей работе».
Что вы подразумеваете под скукой? Вы подразумеваете неудовлетворенность? Не из-за того ли она, что ничто не дало вам полное удовлетворение?
«Это не совсем так. Я столь же неудовлетворенна как и любой нормальный человек, но я смогла примириться с неизбежностью неудовлетворенности».
Что вас интересует? Имеется ли в вашей жизни какая-либо глубокая заинтересованность?
«Вроде бы нет. Если бы у меня была глубокая заинтересованность, я бы не скучала. Я по натуре энтузиаст, и ручаюсь, что при наличии заинтересованности, она бы так просто не исчезла. У меня было много непостоянных интересов, но они все покрывались в конце концов облаком скуки».
Что вы подразумеваете под интересом? Почему происходит изменение от интереса до скуки? Что означает интерес? Вы заинтересованы в том, что нравится вам, удовлетворяет вас, не так ли? Разве интерес — это не процесс приобретения? Вы бы не были заинтересованы в чем-нибудь, если бы не приобретали что-то за это, не так ли? Интерес поддерживается, пока вы что-то приобретаете, приобретение — вот что значит интерес, разве нет? Вы пробовали получать удовлетворение от всего, с чем вы соприкасались, и когда вы полностью использовали это, естественно, вам это надоедало. Любое приобретение — это вид скуки, утомления. Мы хотим замену игрушек, как только теряем интерес к одной, мы беремся за другую, и всегда есть новая игрушка, которой можно заняться. Мы беремся за что-то, чтобы приобрести, приобретение присуще удовольствию, знанию, известности, власти, эффективности, наличию семьи и так далее. Когда уже нечего приобретать в одной религии, в одном спасителе, мы теряем интерес и поворачиваемся к другому. Некоторые усыпляются в таких организациях и никогда не пробуждаются, а те, кто пробуждается, снова засыпают, присоединяясь к другой организации. Это жадно впитывающее продвижение называют расширением мысли, прогрессом.
«Является ли интерес всегда приобретением?»
Фактически заинтересованы ли вы в чем-то, что не дает вам что-либо, будь то пьеса, будь то игра, беседа, книга или человек? Если живопись не дает вам что-то, вы обходите ее стороной. Если человек не стимулирует или не тревожит вас определенным способом, если нет удовольствия или боли в каких-то взаимоотношениях, вы теряете интерес, вам они надоедают. Разве вы не заметили этого?
«Да, но я никогда прежде не смотрела на ситуацию вот так».
Вы не пришли бы сюда, если бы вам не было что-то нужно. Вы хотите освободиться от скуки. Поскольку я не смогу дать вам это освобождение, вам снова будет скучно. Но если мы вместе сможем понять ваши желания приобретения, интереса, скуки, тогда, возможно, появится освобождение. Освобождение нельзя приобрести. Если вы приобретете его, оно вам вскоре надоест. Разве приобретение не отупляет ум? Приобретение, активное или пассивное, — это бремя. Как только вы приобретаете, вы теряете интерес. Стремясь обладать, вы настороженны, заинтересованы, но обладание — это скука. Вы можете хотеть обладать большим, но преследование большего — это только продвижение к скуке. Вы пробуете различные виды приобретения, и пока существует усилие приобрести, существует и интерес, но у приобретения всегда есть конец, и поэтому всегда наступает скука. Разве это не то, что происходит?
«Мне кажется, что да, но я не уловила полное значение сказанного».
Сейчас поймете.,
Обладание утомляет ум. Приобретение — знания ли, собственности, достоинства — приводит к нечувствительности. Природа ума — в приобретении, поглощении, разве нет? Или, скорее, образец, который он создал для себя — один из способов абсорбирования, и в этой самой деятельности ум готовит себе собственную усталость и скуку. Интерес, любопытство являются началом приобретения, которое вскоре превращается в скуку, и побуждение освободиться от скуки — это другая форма обладания. Так что ум переходит от скуки к интересу и опять к скуке, пока он совершенно не вымотается. И последовательные колебания от интереса к усталости расцениваются как существование.
«Но как же освободиться от приобретения, не приобретая в дальнейшем?»
Только позволив себе пережить суть целостного процесса приобретения, а не пытаясь не приобретать, отделяться. Не приобретать ничего — другая форма приобретения, которая вскоре также утомляет. Трудность, если можно употребить данное слово, скрывается не в словесном понимании того, о чем говорится, а в переживании ложного как ложного. Увидеть суть в ложном — вот начало мудрости. Трудность для ума состоит в том, чтобы быть спокойным, поскольку ум всегда тревожится, всегда в поисках чего-то, приобретая или отрицая, ища и находя. Ум никогда не спокоен, он находится в непрерывном движении. Прошлое, затемняя настоящее, создает свое собственное будущее. Это движение во времени, и едва ли когда-либо возникают перерывы между мыслями. Одна мысль следует за другой без промедления, ум вечно заостряет свое внимание и таким образом изнашивается. Если карандаш все время затачивается, вскоре от него ничего не останется. Точно так же ум посто ян но использует себя и истощается. Ум всегда боится прийти к окончанию. Но проживание — это окончание изо дня в день, это — смерть всему приобретенному, воспоминаниям, опытам, прошлому. Как можно проживать, если имеется опыт? Опыт — это знание, память, а разве память — это состояние переживания? Есть ли состояние переживания, есть ли воспоминания у переживающего? Очищение ума — это проживание, творчество. Красота скрыта в переживании, а не болезненном опыте, поскольку опыт вечно принадлежит прошлому, а прошлое — это не переживание, это не проживание. Очищение ума — вот в чем спокойствие сердца.
Конфликт — освобождение — взаимоотношения
«Конфликт между утверждением и противопоставлением неизбежен и необходим, он приводит к синтезу, из которого вновь возникает утверждение с соответствующим уму противопоставлением, и так далее. И нет конца противоречию, и только через конфликт может быть любой рост, любое продвижение вперед».
Разве конфликт дает понимание наших проблем? Неужели он приведет к росту, продвижению? Он может вызвать побочные усовершенствования, но Разве конфликт в самой его сути — не фактор распада? Почему вы упорно утверждаете, что конфликт необходим? «Все мы знаем, что противоречия имеются на каждом уровне нашего существования, так зачем же отрицать или закрывать на это глаза?»
Любой не остается слеп по отношению к постоянной борьбе внутри и снаружи, но позвольте все-таки спросить, почему вы настаиваете, что он необходим?
«Конфликт нельзя отрицать, он — часть человеческой структуры. Мы используем его как средство для достижения цели, а целью является правильная окружающая среда для индивидуума. Мы работаем для этой цели и используем любое средство, чтобы достичь ее. Амбиция, конфликт являются способами существования человека, и их можно использовать либо против него, либо для него. Благодаря конфликту мы двигаемся к более значительным вещам».
Что вы подразумеваете под конфликтом? Конфликт между чем? «Между тем, что было, и тем, что будет». «То, что будет» является последующим откликом на то, что было и то, что есть. Под конфликтом мы подразумеваем борьбу между двумя противостоящими идеями. Но в самом ли деле оппозиция в любой ее форме способствует пониманию? Когда наступает понимание любой проблемы?
«Существует классовый, национальный и идеологический конфликт. Конфликт — это противостояние, сопротивление из-за незнания некоторых важных исторических фактов. Через противостояние возникает рост, возникает прогресс, и весь этот процесс является жизнью».
Мы знаем, что существует конфликт на различных уровнях жизни, и было бы глупо отрицать это. Но действительно ли так уж необходим конфликт? Пока мы только предположили, что это так, или оправдали его с помощью коварной причины. В природе значение конфликта может быть весьма различно: среди животных конфликт, как мы знаем, вообще может не существовать. Но для нас конфликт стал фактором огромной важности. Почему он стал настолько существенен в наших жизнях? Конкуренция, амбиция, усилие быть или не быть, воля к достижению и так далее — все это часть конфликта. Почему мы принимаем конфликт как что-то существенно важное для существования? С другой стороны, это не означает, что мы должны принять праздность. Но почему мы допускаем конфликт в пределах себя и вне? Действительно ли конфликт необходим для понимания, для решения проблемы? Разве нам не лучше исследовать, чем утверждать или отрицать? Разве не лучше попытаться найти суть вопроса, чем придерживаться наших умозаключений и мнений?
«Как же может быть тогда переход от одной формы общества к другой без конфликта? Имущие никогда добровольно не откажутся от их богатства, их нужно будет заставить, и этот конфликт приводит к новому общественному порядку, новому жизненному пути. Это нельзя сделать мирно. Может, нам и не хотелось применять насилие, но нам приходится стоять лицом к лицу перед фактом».
Вы предполагаете, что знаете, каким должно быть новое общество, а другие товарищи не знают. Вы один обладаете этим уникальным знанием, и вы желаете ликвидировать тех, кто стоит на вашем пути. Этим методом, который вы считаете необходимым, вы только лишь порождаете противостояние и ненависть. То, что вы знаете, — просто другая форма предубеждения, иной вид создания определенных условий. Ваши исторические исследования либо таковые ваших лидеров интерпретируются согласно специфической скрытой установке, которая определяет ваш отклик, и этот отклик вы называете новым подходом, новой идеологией. Всякий отклик мысли обусловлен, и устроить революцию, основанную на мысли, или идее, означает увековечить видоизмененную форму того, что было. Вы, по существу, реформаторы, а не реальные революционеры. Преобразование и революция, имеющие в своей основе идею, — это регрессирующие факторы в обществе.
Вы ведь говорили, что конфликт между утверждением и противопоставлением необходим, и что конфликт противоположностей приводит к синтезу?
«Конфликт между существующим обществом и его противоположностью из-за давления исторических событий и прочего, в конечном счете, вызовет новый социальный порядок».
Разве противоположность отличается или несходна с тем, что есть! Как возникает противоположность? Разве это не видоизмененное проецирование того, что есть! Не имеются ли в противопоставлении элементы его собственного утверждения? Одно не полностью непохоже или отличается от другого, а синтез — это все же видоизмененное утверждение. Хотя он периодически окрашивается в различные цвета, хотя видоизмененяется, преобразовывается, меняет форму согласно обстоятельствам и давлению, утверждение всегда является утверждением. Конфликт между противоположностями крайне бесполезен и глуп. На мысленном или словесном уровне вы можете доказать или опровергнуть что угодно, но это не сможет изменить некоторые очевидные факты. Существующее общество основано на индивидуальном стяжательстве, а его противоположность с полученным в результате синтезом — это то, что вы называете новым обществом. В вашем новом обществе индивидуальное стяжательство противопоставлено государственному стяжательству, а государство — это правители. Теперь государство становится наиболее важным, а не индивидуум. Исходя из этого противопоставления, вы говорите, что в конечном счете возникнет синтез, при котором все индивидуумы станут важны. Такое будущее нереально, это идеал, проекция мысли, а мысль — всегда отклик памяти, создание определенных условий. Это в действительности порочный круг без какого-нибудь выхода из него. Это конфликт, борьба в пределах клетки мысли, — вот то, что вы называете прогрессом.
«Вы говорите, что тогда нам надо все оставить вот так, как есть, со всей эксплуатацией и коррупцией существующего общества?»
Ничего подобного. Но ваша революция — не Революция вовсе, это — только переход власти от одной группы людей к другой, замена одного класса на другой. Ваша революция — просто иная структура, построенная из того же самого материала и согласно тому же самому основному образцу. Существует радикальная революция, которая не является конфликтом, которая не основана на мысли с ее придуманными эго проекциями, идеалами, догмами, утопиями, но пока мы мыслим понятиями изменения этого на то, становления большим или становления меньшим, достижения результата, не может возникнуть фундаментальной революции.
«Такая революция невозможна. Неужели вы серьезно предлагаете ее?»
Это единственно настоящая революция, единственно фундаментальное преобразование.
«Как вы предлагаете совершить ее?»
Пониманием ложного как ложного, пониманием истины в ложном. Очевидно, должна произойти фундаментальная революция во взаимоотношениях человека с человеком. Все мы знаем, что все существующее не может продолжаться так, как оно есть, без усиления горечи и бедствий. Но все реформаторы, подобно так называемым революционерам, имеют в поле зрения результат, цель, которую нужно достичь, и оба используют человека как средство для достижения их собственных результатов. Использование человека с какой-то целью — вот реальная проблема, а не достижение специфического результата. Нельзя отделить цель от средств, поскольку они — единый, неделимый процесс. Средства — это цель. Бесклассовое общество не может родиться благодаря конфликту классов в качестве средства. Результаты использования неправильного средства ради так называемой правильной цели вполне очевидны. Не может быть никакого мира с помощью войны или благодаря подготовке к войне. Все противоположности самоспроецированы, идеал — это реакция на то, что есть, и конфликт, чтобы достичь идеала, — тщетная и иллюзорная борьба в пределах клетки мысли. Благодаря такому конфликту нет никакого освобождения, никакой свободы для человека. Без свободы не может быть никакого счастья, а свобода — это не идеал. Свобода — вот единственное средство для свободы.
Пока человека используют психологически или физически, неважно, от имени ли Бога или государства, будет существовать общество, основанное на насилии. Использование человека с какой-то целью — уловка, применяемая политическим деятелем и священником, и не допускает настоящих взаимоотношений.
«Что вы подразумеваете под сказанным?»
Когда мы используем друг друга ради нашего взаимного удовлетворения, могут ли между нами быть какие-либо взаимоотношения? Когда вы используете кого-то для вашего комфорта, подобно тому как вы используете предмет мебели, вы породняетесь с тем человеком? Вы породняетесь с мебелью? Вы можете называть их вашими собственными, и на этом все, но у вас нет никаких взаимоотношений с ними. Точно так же, когда вы используете другого ради вашей психологической или физиологической выгоды, вы обычно называете этого человека вашим, вы обладаете им или ею, а разве взаимоотношения — это обладание? Государство использует индивидуума и называет его своим гражданином, но оно не имеет никаких взаимоотношений с индивидуумом, оно просто использует его как инструмент. Инструмент — это мертвая вещь, и никаких взаимоотношений не может быть с тем, что является мертвым. Когда мы используем человека с определенной целью, какой бы благородной она ни была, он интересует нас в качестве инструмента, мертвой вещи. Мы не можем использовать живое существо, отсюда наша потребность в мертвых вещах, и наше общество основано на использовании мертвых вещей. Использование кого-то другого делает того человека мертвым инструментом ради нашего удовлетворения. Взаимоотношения могут существовать только между живыми, и использование — это процесс изоляции. Именно процесс изоляции порождает конфликт, антагонизм между человеком и человеком.
«Почему вы делаете такой большой акцент на взаимоотношениях?»
Существование — это взаимоотношения, быть — значит иметь взаимоотношения. Взаимоотношения — это общество. Структура нашего нынешнего общества, основанная на взаимном использовании, порождает насилие, разрушение и нищету, и если так называемое революционное государство существенно не изменит такое использование, оно сможет только привести, опять же, к дальнейшему конфликту, беспорядку и антагонизму, возможно, на ином уровне. Пока мы в психологическом отношении нуждаемся и используем друг друга, не может возникнуть никаких взаимоотношений. Взаимоотношения — это общность, а как может быть общность, если существует эксплуатация? Эксплуатация подразумевает страх, а страх неизбежно приводит ко всякого рода иллюзиям и страданиям. Конфликт существует только в эксплуатации, а не во взаимоотношениях. Конфликт, оппозиция, вражда существуют между нами, когда есть использование кого-то другого как средства для удовольствия, достижения чего-то. Очевидно, что конфликт не может быть разрешен, если его используют в качестве средства для самоспроецированной цели, а все идеалы, все утопии самоспроецированы. Истина в том, что конфликт в любом его проявлении уничтожает взаимоотношения, уничтожает понимание. Понимание есть только тогда, когда ум затихает. А ум не спокоен, когда он опутан какой-либо идеологией, догмой или верой или когда он привязан к образу из его собственного опыта, воспоминаний. Ум не спокоен, когда он приобретает или находится в процессе становления. Всякое приобретение — это конфликт; всякое становление — процесс изоляции. Ум не спокоен, когда его дисциплинируют, контролируют и проверяют, такой ум — мертвый ум, он изолирует себя через различные формы сопротивления, и, таким образом, неизбежно создает несчастья для себя и Для других.
Ум спокоен только тогда, когда он не опутан мыслью, которая является ловушкой его собственной Деятельности. Когда ум молчит, а не его заставляют замолчать, возникает истинная движущая сила, возникает любовь.
Преданность и поклонение
Мать кричала и била своего ребенка, а он плакал от боли. Когда мы возвратились, она ласкала ребенка, обнимая, как будто бы выжимала из него жизнь. В ее глазах были слезы. Ребенок был растерян, но улыбался матери.
Любовь — странная вещь, и как легко мы теряем тепло ее огня! Огонь гаснет, и остается дым. Дым заполняет наши сердца и умы, и мы тратим наши дни в слезах и горечи. Песня забыта, и слова потеряли свое значение, запах исчез, и наши руки пусты. Мы никогда не знаем, как поддерживать огонь без дыма, и дым всегда душит огонь. Но любовь не принадлежит уму, ее не поймать в сети мысли, ее нельзя отыскать, искусственно взрастить, взлелеять. Она там, где ум спокоен, а сердце свободно от шаблонов ума.
Комната выходила окнами на реку, и солнце поблескивало на ее воде.
Он не был глупцом, но полон эмоций, изобилующих чувств, от которых, должно быть, приходил в восторг, поскольку это, казалось, приносило ему огромное удовольствие. Он говорил охотно, и когда ему показали золотисто-зеленую птицу, он включил свою сентиментальность и излил свои чувства по этому поводу. Затем он заговорил о красоте реки и спел об этом песню. У него был приятный голос. К золотисто-зеленой птице присоединилась еще одна, и они обе сидели рядышком друг с другом, чистя клювом перья. Разве преданность Богу — это не путь к Нему? Разве жертва из-за преданности — это не очищение сердца? Разве преданность — это не необходимая часть нашей жизни?»
Что вы подразумеваете под преданностью?
«Любовь к самому высокому, возложение цветка перед изображением, образом Бога. Преданность — это полное поглощение, любовь, которая превосходит любовь к плоти. Однажды просидев в течение многих часов, полностью забылся в любви к Богу. В том состоянии я есть ничто, и я ничего не знаю. В том состоянии вся жизнь — это единство, дворник и король едины. Это восхитительное состояние. Наверняка вы знаете его».
Является ли любовь преданностью? Является ли она чем-то отделенным от нашего повседневного существования? Разве это акт жертвы — быть преданным объекту, знанию, службе или действию? Является ли это самопожертвованием, когда вы погружены в преданность? Когда вы полностью отождествили себя с объектом вашей преданности, разве это самопожертвование? Неужели самоотверженность состоит в том, чтобы забыться в книге, песнопении, идее? Является ли преданность поклонением образу, человеку, символу? Есть ли у окружающей действительности какой-либо символ? Может ли символ когда-либо передать истину? Разве символ не статичен, а может ли статический предмет когда-либо передать то, что живет? Разве ваша фотография — это вы?
Давайте разберемся, что же мы подразумеваем под преданностью. Вы тратите несколько часов в день на то, что вы называете любовью, созерцанием Бога. Является ли это преданностью?
Человек, посвятивший свою жизнь социальному улучшению, предан своей работе, и генерал, работой которого является спланировать разгром, также предан своей работе. Является ли это преданностью? Если так можно сказать, вы тратите ваше время, опьяняясь образом или идеей Бога, а другие делают то же самое, но иным способом. Существует ли существенное различие между ими двумя? Является ли преданностью то, что имеет цель?
«Но поклонение Богу охватывает всю мою жизнь. Я не осознаю ничего, кроме Бога. Он наполняет мое сердце».
И человек, который поклоняется своей работе, своему лидеру, своей идеологии, также охвачен тем, чем он занят. Вы наполняете ваше сердце словом «Бог», а другой — деятельностью, и что, — это преданность? Вы счастливы вашим образом, вашим символом, а другой — книгами или музыкой — и это преданность? Разве это преданность — забываться в чем-то? Человек предан своей жене по различным удовлетворяющим его причинам, и разве такое удовлетворение есть преданность? Отождествление себя со страной опьяняет, и что — такое отождествление — это преданность?
«Но то, что я отдаю себя Богу, не причиняет никому вреда. Напротив, я держусь в стороне от пагубного воздействия и не причиняю вреда другим».
Это, по крайней мере, уже что-то, но хотя внешне вы, может, и не причиняете никакого вреда, разве иллюзия не вредна на более глубоком уровне как для вас, так и для общества?
«Меня не интересует общество. Мои потребности очень малы, я справился со своими страстями, и я провожу свои дни в тени Бога».
Не важно ли выяснить, не скрывается ли за этой тенью какая-либо сущность? Поклоняться иллюзии означает цепляться за собственное удовлетворение, уступать своим аппетитам на любом уровне означает быть похотливым.
«Вы очень тревожите меня, и я совсем не уверен, что хочу продолжать эту беседу. Поймите, я пришел, чтобы поклониться тому же самому алтарю, что и вы. Но я вижу, что ваше поклонение совершенно иное, и то, о чем вы говорите, за пределами моего понимания. Но я хотел бы узнать, в чем же красота вашего поклонения. У вас нет никакого изображения, никаких образов и никаких ритуалов, но вы, должно быть, поклоняетесь. Каково по характеру ваше поклонение?»
Поклоняющийся и есть то, чему он поклоняется. Поклоняться другому — значит поклоняться себе. Образ, символ являются собственными проекциями. В конце концов, ваш идол, ваша книга, ваша молитва является отражением вашего внутреннего состояния, это ваше творение, хотя оно может быть создано другим. Вы выбираете согласно вашему удовлетворению от этого, ваш выбор — это ваше предубеждение. Ваш образ — это ваш наркотик, и он высечен из ваших собственных воспоминаний, вы поклоняетесь себе через этот образ, созданный вашей собственной мыслью. Ваша преданность — это любовь к вам самим, прикрытая песнопением вашего ума. Это изображение — вы сами, оно — отражение вашего ума. Такая преданность — это форма самообмана, что только ведет к горю и к изоляции, что означает смерть. Является ли поиск преданностью? Исследовать что-то не означает искать, стремиться к истине не означает найти ее. Мы убегаем от самих себя через поиск, который является иллюзией; мы пробуем любым способом обратиться в бегство от того, что мы есть. Внутри себя мы настолько мелочны, так ничтожны, по существу, и поклонение чему-то более значимому, чем мы сами, столь же мелочно и глупо, как мы сами. Отождествление с великим — это все еще проекция незначительного. «Больше» — это расширение «меньше». Малое в поисках большого найдет только то, что оно способно обнаружить. Бегств существует множество, и они различны, но, убежав, ум все еще напуган, узок и несведущ.
Понимание бегства — вот освобождение от того, что есть. То, что есть, можно понять только, когда ум уже не в поисках ответа. Поиск ответа — это бегство от того, что есть. Этому поиску дают различные названия, одно из которых — это преданность. Но чтобы понять то, что есть, ум должен успокоиться.
«Что вы подразумеваете под тем, "что есть"»!
То, что есть, это то, что происходит от мгновения до мгновения. Понимание целостного процесса возникновения вашего поклонения, вашей преданности тому, что вы вызываете Богом, и означает осознание того, что есть. Но вы не желаете понять то, что есть, поскольку ваше бегство от того, что есть, который вы зовете преданностью, является источником большего удовольствия, и, таким образом, иллюзия приобретает большее значение, чем действительность. Понимание того, что есть, не зависит от мысли, поскольку сама мысль — это бегство. Думать о проблеме — не значит понять ее. Только когда ум затихает, суть того, что есть, раскрывает себя.
«Я доволен тем, что имею. Я счастлив благодаря моему Господу, благодаря моим молитвам и моей преданности. Преданность Богу — это песнь моего сердца, и мое счастье — в той песне. Ваша песнь может быть более чистой и открытой, но, когда я пою, мое сердце наполняется до краев. Чего большего еще желать человеку, чем иметь полноту в сердце? Мы — братья в моей песне, и ваша песнь меня не тревожит».
Когда песнь настоящая, не существует ни вас, ни меня, а лишь молчание вечности. Песнь — это не звук, а молчание. Не позвольте звукам вашей песни заполнять ваше сердце.
Интерес
Он был директором школы, имел несколько ученых степеней и серьезно интересовался образованием, упорно трудился на благо разного рода социальных реформ. Но теперь, признался он, хотя и был еще весьма молод, потерял интерес к жизни. Почти механически продолжал выполнять свои ежедневные рутинные обязанности с утомляющей скукой. Больше не чувствовал «изюминки» в работе, и подъем, захвативший его в начле работы, полностью прошел. Он был склонен к религии и надеялся, провести некоторые реформы, но все это также угасло. Он не видел абсолютно никакой ценности в своих действиях. Почему?
«Всякое действие ведет к беспорядку, создавая большее количество проблем, нанося больше вреда. Я пробовал действовать осмысленно и продуманно, но это неизменно приводит к какой-то неразберихе. Некоторые виды деятельности, которыми я занимался, заставили меня чувствовать себя угнетенным, обеспокоенным и утомленным, и все они вели в никуда. Теперь я боюсь действовать, и страх причинения большего вреда, чем пользы, заставил меня отойти от всего, кроме минимума необходимых действий».
Что является причиной этого страха? Он из-за причинения вреда? Вы отдаляетесь от жизни из-за страха вызвать больше замешательства? Вы боитесь замешательства, которое вы могли бы создать, или оно внутри вас самих? Если бы вы были ясны для самого себя, то возникало бы действие, были бы вы тогда напуганы каким-либо внешним замешательством, которое могло бы создать ваше действие? Вы боитесь замешательства внутри или снаружи? «Я никогда прежде не рассматривал это подобным образом, и мне нужно поразмыслить над тем, что вы говорите».
Вы бы возражали против порождения еще большего количества проблем, если бы были ясны самому себе? Нам нравится убегать от собственных проблем любыми путями, но таким образом мы только увеличиваем их количество. Выставлять напоказ наши проблемы может казаться постыдным, но способность встретиться с проблемой зависит от ясности подхода. Если бы вы были ясны самому себе, были бы ваши действия запутывающими?
«Мне не ясно. Я не знаю, что делать. Я мог бы присоединиться к какому-то учению левых или правых, но это не вызовет ясности действий. Можно закрывать глаза на нелепость определенного учения и работать на него, но факт остается фактом: действия разных учений приносят, по существу, больше вреда, чем пользы. Если бы я был понятен сам себе, я бы встречался с проблемами лицом к лицу и пытался бы понять их. Но мне все непонятно. Я потерял всякий стимул к действию».
Почему вы потеряли стимул? Из-за перерасхода ограниченной энергии? Вы истощили себя выполнением определенных дел, которые не имеют для вас никакого особого интереса? Или это оттого, что еще не выяснили, в чем искренне заинтересованы?
«После колледжа я сильно жаждал социальной Реформы, но со временем бросил и взялся за проблему образования. В течение многих лет я упорно трудился в этой области, не заботясь больше ни о чем. Но в конце концов оставил и ее, потому что все более и более запутывался. Я был амбициозен по отношению к работе, успеху, но люди, с которыми я работал, всегда ссорились, были завистливы и амбициозны ради собственной выгоды».
Амбиция — странная вещь. Вы говорите, что не были амбициозны ради собственной выгоды, а ради работы, ради успеха. Есть ли какое-либо различие между личной и так называемой безличной амбицией? Вы не считали бы это личным или мелочным — отождествлять себя с идеологией и работать с амбицией ради нее, вы бы назвали это нужной амбицией, не так ли? Но разве это так? Конечно, вы всего лишь заменили один термин на другой, «безличный» на «личный». Но побуждение, мотив — те же самые. Вы хотите успеха в работе, с которой вы отождествили себя. Термин «я» вы заменили на термин «работа», «система», «страна», «Бог», но на первом месте все-таки именно вы. Амбиция все еще работает, безжалостно, ревниво, испуганно. Вы бросили работу потому что она не была успешной? Вы бы продолжили ее, если бы она принесла успех?
«Я так не думаю. Работа была довольно успешной, как и любая работа, если уделять ей время, энергию и прилагать к ней свой интеллект. Я отказался от нее, потому что она вела в никуда, она вызвала только временное облегчение, но основательного и длительного изменения не возникло».
У вас был задор, когда вы работали, что же случилось с ним? Что случилось с вашим побуждением, огнем? В этом ли проблема? «Да, проблема в этом. Когда-то внутри меня горел огонь, а теперь он погас».
Он не горит, или сожжен из-за неправильного использования так, что только пепел остался? Возможно, вы просто не нашли свой настоящий интерес. Вы расстроены? Вы женаты?
«Нет, я не считаю себя расстроенным и при этом я не чувствую потребности в семье или во взаимоотношениях с каким-нибудь человеком. В материальном плане я довольствуюсь малым. Я всегда тянулся к религии в глубоком смысле этого слова, но мне кажется, что мне хотелось быть «успешным» также и на этом поприще».
Если вы не расстроены, почему же вы не довольствуетесь просто жизнью?
«Я не становлюсь моложе, мне не хочется просто прозябать».
Давайте подойдем к проблеме по-другому. В чем вы заинтересованы? Фактически, а не чем бы вам следовало бы быть заинтересованным.
«Я действительно не знаю».
Разве вы не заинтересованы в выяснении?
«Но как мне это выяснить?»
Неужели вы на самом деле думаете, что есть метод, способ выяснить то, в чем вы заинтересованы? В действительности важно вам самим обнаружить, в каком направлении находится ваш интерес. Пока вы пробовали некоторые вещи, вы отдали им свою энергию и интеллект, но они не дали вам глубокое Удовлетворение. Или же вы сожгли себя из-за выполнения вещей, которые не имели подлинного интереса для вас, или ваш реальный интерес все еще не проявил себя, ожидая, когда его пробудят. Теперь: который из этих ваш случай?
«Снова — я не знаю. Может, вы поможете мне выяснить?»
Разве вы не хотите сами узнать суть вопроса? Если вы полностью сожгли себя, тогда проблема требует одного подхода. Но если ваш огонь все еще теплится, то важно разжечь его. Ну, теперь, что это? Разве вам самому не хочется обнаружить суть этого, без моей подсказки? Суть того, что есть, находится в его собственном действии. Если вы сожжены, то это вопрос заживления, выздоровления, творческого отдыха от пахоты. Этот творческий отдых от пахоты следует за движением культивирования и сеяния, это бездействие ради полноты будущего действия. Или, может быть, ваш настоящий интерес еще не пробужден. Пожалуйста, прислушайтесь и выясните. Если есть намерение выяснить, то выясните, не постоянным вопрошанием, а ясностью и искренностью вашего намерения. Тогда вы увидите, что в течение часов бодрствования есть внимательное наблюдение, при котором вы улавливаете каждый намек того скрытого интереса и что сны также играют в этом свою роль. Другими словами, намерение запускает механизм открытия.
«Но как узнать, какой интерес является настоящим? У меня было несколько интересов, но все они иссякли. Как я узнаю, что тот настоящий интерес, который я могу обнаружить, также не иссякнет?»
Конечно же, гарантии нет. Но так как вы осознаете, что он способен иссякнуть, в вас будет присутствовать внимательная наблюдательность, для того чтобы обнаружить настоящее. Если позволите дам совет: не ищете ваш реальный интерес, но, находясь в пассивно наблюдающем состоянии, настоящий интерес проявит себя. Если попытаетесь выяснить, каков ваш настоящий интерес, то снова будете выбирать один в сравнении с другим, будете взвешивать, вычислять, судить. Этот процесс только взращивает сопротивление, вы тратите свою энергию, задаваясь вопросом, правильно ли выбрали, и так далее. Но когда есть пассивное осознание, а не активное усилие с вашей стороны найти, тогда в это осознание проникает движение интереса. Поэкспериментируйте с этим и вы поймете.
«Если я не слишком спешу, мне кажется, что начинаю ощущать свой подлинный интерес. Возникает жизненно важное оживление, новая стремительность».
Образование и цельность
Был дивный вечер. Солнце садилось за огромными, черными облаками, на фоне которых стояли высокие, стройные пальмы. Река отливала золотом, а отдаленные холмы сияли в лучах заходящего солнца. Гремел гром, но ближе к горам небо было ясным и синим. Домашние животные возвращались с пастбища домой, в сопровождении мальчика, которому на вид было десять или двенадцать лет. Несмотря на то, что он провел целый день на пастбище, был ус-тавшим, но настроение было прекрасным. Он что-то напевал, иногда подгонял животных, которые отбивались от стада или были медлительны. Он улыбнулся, и его темное лицо стало красивым. Остановившись из любопытства возле учителя, он стал задавать вопросы. Деревенский мальчишка не получивший никакого образования, который не мог ни читать, ни писать, уже усвоивший, что значит быть наедине с собой, но не осознававший полностью еще этого чувства, поэтому оно его не угнетало. Он был просто один и был доволен. Он был доволен ни чем-то, а был просто доволен. Быть довольным чем-то значит быть недовольным. Искать удовлетворенность через взаимоотношения — значит быть в страхе. Удовлетворенность, которая зависит от взаимоотношений, — это всего лишь удовлетворение. Удовлетворенность — это состояние независимости. Зависимость всегда приносит конфликт и неприятие. Должна возникнуть свобода, чтобы быть довольным. Свобода есть и должна всегда быть в начале, это не результат, не цель, которую нужно достичь. Никогда нельзя быть свободным в будущем. Будущая свобода не имеет никакого отношения к настоящему, это всего лишь идея. Настоящее — это то, что есть, а пассивное осознание того, что есть, является удовлетворенностью.
Профессор сказал, что преподавал в течение многих лет, с тех пор, как закончил колледж, у него в подчинении было большое количество парней в одном из правительственных учреждений. Он выпускал студентов, которые могли сдать экзамены, что являлось именно тем, чего хотели правительство и родители. Конечно, и исключительные юноши попадались, которым предоставлялись особые возможности, давались ученые степени и тому подобное, но подавляющее большинство были безразличны, глупы, ленивы и несколько избалованы. Были и те, кто кое-чего добивался в любой области, чем бы они ни занимались, но только в очень немногих горел огонь творчества. На протяжении всех лет преподавания, талантливые юноши были большой редкостью. Время от времени появлялся тот, кто, возможно, обладал качествами гения, но обычно случалось так, что он тоже вскоре был задушен своим окружением. Как преподаватель он посетил много стран, чтобы изучить вопрос исключительности юношей, и всюду было то же самое. Он теперь отходил от профессии преподавателя, поскольку после стольких лет работы, такое положение дел его очень печалило. Как бы хорошо мальчики ни были образованы, в целом они оказывались глупцами. Некоторые были умными или положительными и занимали высокие посты, но за призмой их престижа и влияния они были столь же мелочны и снедаемы беспокойством, как и остальные.
«Современная система образования — это провал, поскольку она породила две разрушительные войны и ужасную нищету. Умения читать и писать и приобретения различных навыков, что является тренировкой памяти, явно недостаточно, так как это привело к неслыханному горю. Что вы считаете конечной целью образования?»
Разве оно не должно воспитать цельную натуру, личность? Если это — «цель» образования, то нам должно быть понятно, личность существует для общества, или же общество существует для личности. Если общество нуждается и использует индивидуума для его собственных целей, тогда оно не заинтересовано в воспитании цельной натуры.
То, что оно хочет, это продуктивную машину, приспосабливающегося и уважаемого гражданина, и это требует лишь очень поверхностного объединения. Пока индивидуум повинуется и желает полностью соответствовать условиям, общество будет считать его полезным и будет тратить на него время и деньги. Но если общество существует для индивидуума, то это должно помочь в освобождении его от влияния созданных им же, обществом, условий. Оно должно обучить его быть цельной личностью.
«Что вы подразумеваете под цельной личностью?»
Чтобы ответить на этот вопрос, надо приблизиться к нему пассивно, косвенно, нельзя рассматривать его активно.
«Я не понимаю, что вы имеете в виду».
Активно заявлять, что такое цельная личность, значит только создавать образец, некую форму, пример, которому мы пробуем подражать. И разве имитация образца — это не признак распада? Когда мы пробуем копировать пример, разве может возникнуть объединение? Несомненно, имитация — это процесс распада, и разве это не то, что происходит в мире? Мы все превращаемся в граммофонные пластинки: мы повторяем то, чему нас учили так называемые религии, или то, что сказал самый последний политик, экономист или религиозный лидер. Мы твердо придерживаемся идеологий и посещаем политические массовые митинги. Существует массовое увлечение спортом, массовое поклонение, массовый гипноз. Разве это признак объединения? Соответствие — это ведь не объединение, не так ли?
«Это ведет к самому фундаментальному вопросу дисциплины. Вы против дисциплины?»
Что вы подразумеваете под дисциплиной?
«Существует много видов дисциплины: в школе, гражданства, партийная, общественная и религиозная и самодисциплина. Дисциплина может быть по внутреннему или внешнему авторитету».
По сути, дисциплина подразумевает некоторое соответствие чему-то, не так ли? Это соответствие идеалу, авторитету, это культивирование сопротивления, которое вынужденно порождает неприятие. Сопротивление — это неприятие. Дисциплина — это процесс изолирования, неважно, идет ли речь об изоляции обособленной группы, или изоляции при индивидуальном сопротивлении. Имитация — это форма сопротивления, разве не так?
«Вы имеете в виду, что дисциплина уничтожает объединение в целое? Что случилось бы, если в школе не было бы дисциплины?»
Неужели не важно понять суть значения дисциплины, а не приходить к умозаключениям или приводить примеры? Мы пробуем увидеть, каковы факторы распада, или что препятствует объединению. Разве дисциплина в смысле соответствия, со противления, противостояния, противоречия, — это не один из факторов распада? Зачем нам соответствовать чему-то? Не только для физической безопасности, но также и для психологического комфорта, безопасности. Сознательно или подсознательно, страх оказаться в опасности приводит к соответствию, и внешне, и внутренне. Нам всем нужна определенная физическая безопасность, но именно страх психологической опасности делает физическую безопасность невозможной. Страх — вот основа всякой дисциплины: страх не быть успешным, страх наказания, страх не получить что-то и так далее. Дисциплина — это уподобление чему-то, подавление, сопротивление, и либо сознательно, либо подсознательно, она — это результат страха. Разве не страх — один из факторов распада?
«Чем бы вы заменили дисциплину? Без дисциплины возник бы даже больший хаос, чем теперь. Разве некая форма дисциплины не необходима для действия?»
Понимание ложного как ложного, видение истинного в ложном и видение истинного как истинного — вот начало интеллектуального развития. Это не вопрос замены. Вы не можете чем-то заменить страх. Если вы так поступаете, страх все еще есть. Вы можете успешно прикрывать его или убегать от него, но страх остается. Именно устранение страха, а не нахождение его замены является важным. Дисциплина в любом виде вообще никогда не может привести к освобождению от страха. Страх нужно наблюдать, изучать, понимать. Страх — это не аб стракция, он возникает только по отношению к чему-то, и именно это отношение необходимо понять. Понимать не означает сопротивляться или противопоставлять. Разве тогда дисциплина, в более широком и более глубоком ее смысле, не фактор распада? Не является ли страх, со следующим за ним подражанием и подавлением, силой распада?
«Но как освободиться от страха? В классе, где много студентов, если не будет какой-то дисциплины или, если вы предпочитаете, страха, как может быть там порядок?»
С помощью наличия небольшого количества студентов и правильной формы образования. Это, конечно, невозможно, пока государство заинтересовано в массово производимых гражданах. Государство предпочитает массовое образование, правители не хотят поддержки недовольства, поскольку их положение оказалось бы вскоре ненадежным. Государство контролирует образование, оно вмешивается и создает условия для человеческого развития ради собственных нужд. И самый легкий способ сделать это — через устрашение, через дисциплину, через наказание и награду. Свобода от страха — это другой вопрос, страх нужно понять, а не отвергать, подавлять или возвеличивать.
Проблема распада довольно-таки сложна, подобно любой другой человеческой проблеме. Разве противоречие — это не есть фактор распада?
«Но противоречие необходимо, иначе мы деградировали бы. Без борьбы не было бы прогресса, продвижения, культуры. Без усилия, и конфликта мы были бы все еще дикарями».
Возможно, мы все еще и есть. Почему мы всегда перепрыгиваем к умозаключениям или противимся, когда что-то новое предлагается? Мы явно являемся дикарями, когда убиваем тысячи по одной или другой причине, ради нашей страны. Убийство человека — вот наивысшая дикость. Но давайте продолжим то, о чем мы говорили. Действительно ли конфликт — это не признак распада?
«Что вы подразумеваете под конфликтом?»
Конфликт в любой его форме: между мужем и женой, между двумя группами людей с противоречивыми идеями, между тем, что есть, и традицией, между тем, что есть, и идеалом, тем, что должно быть, будущим. Конфликт — это внутренняя и внешняя борьба. В настоящее время конфликт имеется на всех разных уровнях нашего существования, сознательный, также как неосознанный. Наша жизнь — это ряд конфликтов, поле битвы — и ради чего? Мы понимаем с помощью борьбы? Могу ли я понять вас, если я конфликтую с вами? Чтобы понимать, должен возникнуть некий мир. Творчество может происходит только в мире, в счастье, а не когда есть конфликт, борьба. Наша постоянная борьба происходит между тем, что есть, и тем, что должно быть, между утверждением и противопоставлением. Мы принимали такой конфликт как неизбежное, а неизбежное превратилось в норму, в истинное, хотя, возможно, оно ложно. Неужели с помощью конфликта можно преобразовать то, что
есть, в его противоположность? Я есть это, и, борясь, чтобы быть тем, которое является противоположностью, изменил ли я это! Разве противоположность, противопоставление, это не видоизмененное проецирование того, что есть? Не имеет ли всегда противоположность элементы ее собственной противоположности? Через сравнение возникает ли понимание того, что есть! Разве не любое умозаключение относительно того, что есть, является помехой для понимания того, что есть! Если бы вы поняли что-то, не должны ли вы были наблюдать за этим, изучать его? Можете ли вы свободно изучать его, если вы предвзято за или против этого? Если вы поняли бы вашего сына, вам бы не пришлось изучать его, не отождествляя его с собой, не осуждая его? Наверняка, если вы конфликтуете с вашим сыном, то нет никакого понимания его. Итак, является ли конфликт необходимым для понимания?
«Разве нет другого вида конфликта, конфликта обучения, как делать что-либо, приобретения навыков? У кого-то может быть интуитивное видение чего-либо, но это необходимо доказать, и претворение его в жизнь — это борьба, она влечет за собой много беспокойства и боли».
В некотором роде, это так. Но разве само создание не есть средство? Средства неотделимы от цели, цель соответствует средствам. Выражение соответствует творчеству, стиль соответствует тому, что вам нужно сказать. Если вам есть что сказать, то само это «что-то» создает свой собственный стиль. Но если кто-то просто человек, знающий свое дело, то нет никакой жизненно важной проблемы.
Действительно ли конфликт в любой сфере полезен для понимания? Нет ли непрерывной цепи конфликтов в усилии, желании быть, стать, активно или пассивно? Разве причина конфликта не становится следствием, которое в свою очередь становится причиной? И нет никакого освобождения от конфликта, пока нет понимания того, что есть. То, что есть, никогда не может быть понято через призму идеи, к нему нужно приблизиться с чистого листа. Поскольку то, что есть, никогда не находится в статике, ум не должен быть привязан к знанию, к идеологии, к вере, к умозаключению. По своей сути, сам конфликт имеет свойство разделять, как и всякое возражение, и разве исключение, разделение не фактор распада? Любая форма власти, неважно, индивидуума или государства, любое усилие стать большим или стать меньшим, является процессом распада. Все идеи, веры, системы мышления являются разделяющими, исключающими. Усилие, конфликт не может ни при каких обстоятельствах привнести понимание, и это фактор вырождения как для личности, также и для общества.
«Что же тогда является объединением в целое? Я более или менее понимаю, что является факторами распада, но это только отрицание. Через отрицание нельзя прийти к объединению. Я могу знать, что есть неправильное, но это не означает, что я знаю, что есть правильное». Конечно, когда ложное рассматривается как ложное, истинное просто есть. Когда каждый осознает факторы вырождения не просто на словах, но глубоко, тогда разве это не объединение? Находится ли объединение в статике, это что-то, что можно получить и чем можно завершить? Объединение не может быть достигнуто, достижение — это смерть. Оно — не цель, результат, а состояние бытия, оно живое, а как может быть целью, результатом живое существо? Желание быть объединенным не отличается от любого другого желания, а всякое желание — это причина конфликта. Когда нет конфликта, есть объединение. Объединение — это состояние полного внимания. Не может быть полного внимания, если присутствует усилие, конфликт, сопротивление, концентрация. Концентрация — это фиксация, концентрация — процесс разделения, исключения, а полное внимание невозможно, когда существует исключение. Исключать означает сужать, а узкое никогда не сможет познать полное. Полное, всеобъемлющее внимание невозможно, когда присутствует осуждение, оправдание или отождествление с чем-то, или когда ум омрачен умозаключениями, предположениями, теориями. Когда мы поймем эти помехи, тогда только возникнет свобода. Свобода — это абстракция для человека в тюрьме, но пассивная наблюдательность разоблачает эти помехи, и со свободой от них, возникает объединение.
Слияние думающего и его мыслей
Это был маленький, но очень красивый пруд. Трава покрывала его берега, и несколько ступеней вели к нему вниз. В одном конце стоял маленький, белый храм, и вокруг него росли высокие, стройные пальмы. Храм был превосходно выстроен, и о нем хорошо заботились. Он был безупречно чист, и в тот час, когда солнце было далеко за пальмовыми рощами, там не было никого, даже священника, который служил в храме. Маленький, словно игрушечный, храм придавал пруду атмосферу умиротворения. Место было таким тихим, что даже птицы умолкали, находясь возле него. Небольшой ветерок, тихонько шелестел в пальмах, и по небу проплывали облака, сияющие в лучах заходящего солнца. Змея плыла в пруду среди розовых и фиолетовых цветов лотоса. Их тонкий аромат наполнял пруд и его зеленые берега. Природа замерла, очарованная красотой цветов! Они были неподвижными, но некоторые начинали закрываться на ночь. Змея пересекла пруд, подплыла к берегу. Ее глаза были подобны ярким, черным бусинкам, а разветвленный язык играл словно маленькое пламя, указывая змее путь.
Предположение и воображение — это помеха для истины. Ум, который предполагает, никогда не сможет познать красоту того, что есть. Он пойман в сети собственных образов и слов. Как бы далеко он ни блуждал в своем воображении, это все еще под тенью собственной структуры и никогда не может увидеть то, что вне его. Чувствительный ум — это не образный ум. Способность создавать картинки ограничивает ум, такой ум привязан к прошлому, к воспоминанию, которые отупляют его. Только спокойный ум чувствителен. Накопление в любой его форме — это бремя, и как ум может быть свободным, когда он обременен? Только свободный ум чувствителен. Открытое — это неуловимое, непостижимое, неизвестное. Воображение и предположение препятствуют открытости, чувствительности.
Он говорил, что потратил много лет на поиски истины. Общался со многими учителями, гуру, и, находясь все еще в паломничестве, остановился здесь, чтобы понять еще кое-что. Бронзовый от солнца и исхудавший, он был отшельником, который отказался от мирского и оставил свою родную страну. С помощью практики определенных дисциплин он с большим трудом научился концентрироваться и подавил свои потребности. Ученый, с заготовленными цитатами, он был хорош в спорах и быстр в своих умозаключениях. Он научился санскриту, и его резонансные фразы были легки для него. Все это придало некоторую остроту его уму, но ум, который отточили, не гибок, не свободен.
Чтобы понимать, делать открытия, должен ли ум быть свободным с самого начала? Может ли когда-либо ум, который дисциплинирован, подавлен, быть свободным? Свобода — это не финальная цель, она Должна быть в самом начале, не так ли? Ум, который дисциплинируется, контролируется, является свободным в пределах его собственного образца, это не свобода. Результат дисциплины — это соответствие, его путь ведет к известному, а известное никогда не является свободным. Дисциплина с ее страхом — это жажда достижения.
«Я начинаю осознавать, что кое-что существенно неправильно во всех этих дисциплинах. Хотя я провел множество лет в попытке сформировать мои мысли по желаемому образцу, я нахожу, что нисколько не продвинулся».
Если средства искусственные, то цель получается копией. Средства создают цель, разве не так? Если уму с самого начала придали нужную форму, в конце он также должен соответствовать условиям, и как обусловленный ум может когда-либо быть свободным? Средства — это цель, они — это не два отдельных процесса. Это заблуждение — считать, что с помощью неправильных средств можно достичь истинного. Когда средства являются подавлением, цель также должна быть продуктом страха.
«У меня неопределенное чувство несоответствия дисциплин, даже когда я занимаюсь ими, так как я все еще делаю это, теперь они все для меня не более чем неосознанная привычка. С детства мое образование было процессом соответствия, и дисциплина во мне присутствовала почти инстинктивно с тех пор, как я впервые надел эту робу. Большинство книг, которые я читал, и все гуру, у кого я побывал, предписывают контроль в одной или другой форме, и вы представления не имеете, как энергично я принимался за него. Так что то, что вы говорите, кажется почти богохульством, это — настоящее потрясение для меня, но, очевидно, это истина. Так мои годы были потрачены впустую?»
Они были бы потрачены впустую, если бы ваши практики сейчас помешали пониманию, восприимчивости к истине, то есть если бы эти препятствия не наблюдались с мудростью и не были бы глубоко осознаны. Мы так укреплены в наших собственных фантазиях, что большинство из нас не осмеливается взглянуть на это или за пределы этого. Само побуждение понимать — вот начало свободы. Так в чем же наша проблема?
«Я ищу истину, и я превратил разного рода дисциплины и практики в средства для этой цели. Мой самый глубокий инстинкт торопит меня искать и находить, и мне не интересно что-либо другое».
Давайте начнем с ближайшего, чтобы перейти к далекому. Что вы подразумеваете под поиском? Вы ищете истину? А можно ли ее найти с помощью поиска? Чтобы стремиться к истине, вы должны знать, что она из себя представляет. Поиск подразумевает предвидение, что-то уже прочувствованное или известное, не так ли? Неужели истина — это что-то, что нужно разузнать, приобрести и удержать? Разве указание на нее — не проекция прошлого и, следовательно, не истина вообще, а лишь воспоминание? Поиск представляет собой внешне направленный или внутренний процесс, не так ли? А не должен ли ум умолкнуть для того, чтобы действительно быть? Поиск — это усилие, чтобы получить больше или меньше, это активное или пассивное стяжательство, и пока ум — концентрация, центр усилия, конфликта, может ли он когда-либо быть спокойным? Может ли ум быть спокойным через усилие? Его можно заставить успокоиться через принуждение, но то, что искусственно сделано, может быть разрушено.
«Но разве усилие в некотором роде не существенно?»
Мы увидим. Давайте исследуем суть поиска. Чтобы искать, необходим ищущий, сущность, независимая от того, что он ищет. А есть ли такая независимая сущность? Является ли думающий, переживающий отличным или не зависимым от своих мыслей и опытов? Без исследования этой целостной проблемы медитация не имеет никакого значения. Так что нам надо понять ум, процесс в «я». Каков ум, который ищет, который выбирает, который боится, который отрицает и оправдывает? Что такое мысль?
«Я никогда таким образом не подходил к этой проблеме, и теперь довольно-таки смущен, но, пожалуйста, продолжайте».
Мысль — это ощущение, не так ли? Через восприятие и контакт возникает ощущение, от этого возникает желание, желание этого, а не того. Желание — это начало отождествления: «мое» и «не мое». Мысль — это ощущение в словах, мысль — отклик памяти, слова, опыта, образа. Мысль преходяща, изменчива, непостоянна, а ищет-то она постоянство. Поэтому мысль создает мыслителя, который затем становится постоянным. Он принимает на себя роль цензора, руководителя, контролера, формирующего мысли. Такая иллюзорно постоянная сущность — это продукт мысли, преходящего процесса. Эта сущность есть мысль, без мысли его нет. Думающий состоит из качеств, его качества неотделимы от него самого. Контролер есть контролируемое, он просто играет во вводящую в заблуждение игру с самим собой. Пока ложное не осознано как ложное, истины нет.
«Тогда кто является понимающим, переживающим, сущностью, которая говорит:,Я понимаю"?»
Пока есть переживающий, помнящий об опыте, истины нет. Истину нельзя запомнить, сохранить, записать и затем выпустить наружу. Что накоплено — не истина. Желание испытать порождает переживающего, который затем сохраняет все и помнит. Желание приводит к отделению думающего от его же мыслей. Желание стать кем-то, испытать, быть большим или быть меньшим приводит к разделению между переживающим и опытом. Понимание сути желания — это самопознание. Самопознание — это начало медитации.
«Как может возникнуть слияние думающего с его мыслями?»
Не через волевое действие, не через дисциплину, не через любую форму усилия, контроля или концентрации, не через любые другие средства. Использование средств подразумевает субъекта, который действует, не так ли? Пока есть действующий, будет существовать разделение. Слияние происходит только тогда, когда ум действительно совершенно спокоен. Такое спокойствие возникает, не когда думающий умолкает, а только когда сама мысль умолкает. Должна быть свобода от отклика на созданные условия, что является мыслью. Каждая проблема решается только когда нет идеи, умозаключения. Умозаключение, идея, мысль — это волнение ума. Как может быть понимание, когда ум взволнован? Горячность должна быть приведена в смирение быстрой игрой спонтанности. Если вы услышали все сказанное, то обнаружите, что истина приходит в те моменты, когда ее не ждете, будьте открыты, чувствительны, полностью осознавайте то, что есть, от мгновения до мгновения. Не стройте вокруг себя стену неприступной мысли. Блаженство истины приходит, когда ум не поглощен действиями и борьбой.
Что оглупляет вас?
У него была неинтересная, малооплачиваемая работа. Он пришел с женой, которая хотела поговорить об их проблеме. Оба были весьма молоды, и хотя прожили в браке несколько лет, детей у них не было. Но не это было проблемой. Его зарплаты хватало только чтобы сводить концы с концами в эти трудные времена, но так как у них не было детей, этого было достаточно, чтобы выжить. Что ждало их в будущем, они не знали, хотя оно вряд ли было бы хуже, чем настоящее. Он не был готов к беседе, но его жена уговорила, что он должен сделать это. Она привела его, казалось, почти насильно. Он не мог правильно изложить свои проблемы, так как никогда ни с кем не обсуждал эту тему, иногда только с женой. Друзей у него было немного, но даже им он никогда не открывал своего сердца, так как был уверен — они бы не поняли его. Когда он разговорился, то стал более откровенен, жена слушала его внимательно. Он объяснил, что проблема была не в работе, она его устраивала, и благодаря ей они могли жить. Они были из простых, скромных семей, и оба получили образование в одном из университетов.
Наконец заговорила о проблеме жена. Она сказала, что вот уже пару лет, как ее муж потерял всякий интерес к жизни. Он выполнял свою работу автоматически, без интереса. Утром уходил на работу, а вечером возвращался, жалоб со стороны его работодателей не было.
«Моя работа — вопрос устоявшейся практики и не требует слишком много внимания. Я заинтересован в том, что делаю, но это в конечной мере напрягает меня. Моя проблема не в работей, и не в сотрудниках, она во мне. Как сказала моя жена, я потерял интерес к жизни, и совершенно не понимаю, что происходит со мной».
«Он был всегда увлеченным, внимательным и нежным, но в течение двух лет стал пассивным и безразличным ко всему. Ко мне он всегда относился с любовью, но теперь все изменилось и жизнь стала очень грустной для нас. Он стал равнодушен ко мне, и стало мукой жить в одном доме. В нем нет злобы или чего-то в этом роде, он просто стал безразличным».