Кого за смертью посылать Успенский Михаил
– Ась? – снова приложил лапу к ушной дырке Мутило. – Поглавней Перуна? Кто же он такой будет?
– Это я так… к слову. Какую бы мне с человечка виру взять за урон здоровью?
– Меч возьми, – хмуро сказал Жихарь. Он-то ожидал честного боя, а тут всякие разговоры да жалобы… Но рассеки он планетника мечом – все его собратья оскорбятся и выморят Многоборье жарой либо водой… – Или меня головой возьми, – тряхнул он кудрями.
– Водяного коня прими, – предложил Мутило. – Давай людей сюда не впутывать.
Все равно я его на ярмарку вел продавать…
– Больно нужен мне твой конь, – проворчал Опивец. – Больно нужен мне твой князь… У него и дочки еще малолетние… На ярмарку собрались, говорите?
– На ярмарку, – хором ответили князь и водяник, подобно провинившимся мальчишкам.
– Велено мне… Тьфу ты, – поправился планетник, – решил я так: пожертвуешь мне от чистого сердца самую бесполезную покупку, тогда тебя и прощу…
Может быть… Не будешь другой раз в пьяном виде за нож хвататься! Кто на руку резок, тот вдовец будет…
Несмотря на недавний раздор с женой, оставаться вдовцом молодому князю никак не хотелось.
– Да я… – сказал Жихарь. – Да я тебе – хоть что! Пряников там, платков пестрых… Княжье слово даю!
– Невелика цена княжьему слову, сам знаешь, князья первые вероломны, – ухмыльнулся Опивец. – Ты мне лучше богатырское слово дай – так надежнее!
– Даю и богатырское! – махнул рукой Жихарь. – Самая бесполезная покупка – твоя! Куда ее тебе представить?
– А хоть сюда же, – сказал планетник. – Я сам за ней приду в свое время.
Он шлепнул по Жихаревой ладони горячей рукой, отряхнулся, как собака, и зашагал прямо в лес, не разбирая дороги.
– Эй, ты куда? – окликнул Опивца водяник. Все-таки они были родня, как ни крути.
– С Боровым есть разговор! – крикнул планетник, не оборачиваясь. – Он, сказывают, про меня обидную песню сложил…
– За меня еще добавь! – крикнул вслед Мутило. – А то завел обычай – оскорбительные песни слагать, – пояснил он Жихарю. – Даже про Морского царя! Да и своего собственного Лешего ни во что ставит этот Боровой! Один он хороший!
Богатырь стоял в оцепенении.
– Дешево я отделался… – сказал он наконец.
– Как-то даже слишком дешево, – задумался Мутило. – Тут какой-то подвох…
Надо же – самую бесполезную покупку! С каких щей он так нынче раздобрился, человек его задери?
– Знаешь что? – сказал хитрый Жихарь. – Как приедем на Полелюеву Ярмарку, ты мне напомни, чтобы я первым делом самый черствый печатный пряник купил.
Пущай подавится на здоровье!
А потом снова взглянул на коня Налима – и позабыл про все на свете.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Хлеб – всему голова.
Пословица
Сопровождавшие Жихаря дружинники, числом трое, без всякого удовольствия услышали, что князь в них более на сегодня не нуждается, поскольку собрался по важному и секретному державному делу на ярмарку. Им предстояло нынче объясняться с княгинею, а от нее, как от всякой женщины в тягости, можно было ожидать чего угодно. Смертью, конечно, не казнит, но зато такого наслушаешься – и обыденных слов, и тех, что она в своих книжках вычитала…
Дружинники поворчали, приняли алый плащ и позолоченный шлем и неспешно потопали по лесной тропе, ведущей на дорогу.
Ехать на водяном коне, если он покорился седоку, не в пример приятней, чем на обычном, даже и без седла. Ведь у водяного коня нет никакой хребтины, спина мягкая, сулящая седалищу всадника большое облегчение. Словно бы несет тебя речная стремнина…
– Так мы и вправду до вечера не доберемся, – рассердился Мутило, пристроившийся за княжеской спиной и вцепившийся лапами в широкий кожаный пояс Жихаря. – Тоже мне богатырь! Трюх-трюх, трюх-трюх… Не на водовозной кляче едешь! Смелее надо! Отчего шпоры-то не надел? Тогда каблуками его изо всей силы! Не бойся, не поранишь!
– Не начал бы конь ликовать, – сказал Жихарь. – Дело незнакомое… Да и лес тут густой, влепит он нас в дерево за милую душу… Тебе-то что – ты только рожу об мою кольчугу поцарапаешь, а мне каково придется?
– Как мы о своем княжьем здоровьице-то печемся! – сказал Мутило и пребольно, даже сквозь кольчугу, ущипнул богатыря. – Давай тогда я сяду вперед, а ты, главное, кафтан мне не порви – новый покупать будешь!
Этого Жихарь никак уж не мог стерпеть. Он свистнул отчаянным степным посвистом, развел, сколько мог, ноги, и изо всех сил ударил коня Налима по бокам.
Налим заржал – хотя ржание было не конское, а скорее человеческое, – и пошел борзо, как и полагается водяному коню. При этом он ухитрялся миновать все сосновые стволы, изгибался совершенно немыслимым образом, и богатырь почувствовал себя как в какой-то многоколенной трубе, подхваченный бурным потоком. Временами конь резко склонялся вбок, отчего седоки едва не бороздили локтями землю. Жихарь намотал уздечку на правую руку, впился пальцами левой во влажную гриву и мечтал только о том, чтобы не упасть.
Тошнота подступала к горлу, тяжелый майский жук, не успевший свернуть с воздушной дорога, пребольно ударил богатыря в лоб.
– Хреновые из вас, людей, конники, – усугублял его страдания Мутило. – Русалка моя и то крепче держится, хотя у нее, между прочим, хвост не раздвоенный… Видишь, самую чащобу уже проскочили, теперь он веселей пойдет, на полную ногу…
Куда ж еще веселей, испугался Жихарь. Впереди и вправду посветлело. Налим прибавил ходу, и богатырь совсем перестал различать отдельные деревья – они слились в сплошную золотисто-зеленую стену.
Всякую скорость привелось Жихарю испытать в жизни, но на этот раз и он растерялся. Провалилась бы и Полелюева Ярмарка, и вся эта хмельная затея…
А тут даже хмель в его рыжей голове не вытерпел и улетучился от греха подальше: мол, я не я и лошадь не моя…
– Терпи! – подбадривал Мутило. – Уже мало осталось!
Терпел Жихарь, терпел, да и притерпелся в конце концов: оставил в покое конскую гриву и попробовал принять гордую княжескую посадку. Встречный воздух ударил богатыря в грудь и забил дыхание, не дав возможности сказать водянику все, что накипело во время скачки. Или хотя бы заорать песню для храбрости. А водяник, надежно укрытый богатырской спиной, вредным голосом порочил человеческий род за неуклюжесть и вообще неприспособленность к жизни на белом свете.
– Это хорошо, – приговаривал Мутило. – Ты цыгану Маре так прямо и скажи: не по мне этот конь, больно резвый, только тебе, мол, им и владеть… Не устоит старый конокрад, поверит, увидев твое испуганное рыло, тряхнет мошной…
Жихарь взял себя в руки, усмирил страх и начал припоминать, как они с Яр-Туром устроили конское ристалище – тоже ведь не худо скакали, только закончилось все весьма пе…
Так закончилось и на этот раз – богатырь полетел шибче коня вперед, разглядел несущийся прямо в лицо березовый пень и успел выкинуть руки. Удар едва не сломал ему кисти, а сзади в спину добавил еще вострой головой Мутило.
…К разумной жизни вернул обоих все тот же конь Налим, обдав собственной струёй, – к счастью, это была простая холодная вода.
Первым делом Жихарь изо всех сил тряхнул руками, вправляя кисти на место, – и даже не почувствовал там боли, поскольку болело везде.
– Блин поминальный, – жалобно сказал он. – Скотина ты речная, безрогая…
Ты князя везешь или ты дрова везешь? Сам-то, главное дело, целехонький…
Без костей…
– Нынче у нас князьёв как дров, – огрызнулся вместо водяного коня водяной черт. – Не мог Налим споткнуться ни с того ни с сего. Туг либо чары наложены, либо ему кто-то прыткий в ноги кинулся…
От соприкосновения с кольчугой Мутилина рожа снова стала вся как бы в чешуе.
Лес тут был уже совсем редкий, трава еще не успела подняться в полный рост, и падшие всадники начали глазами искать того прыткого, что кинулся в ноги несравненному коню.
– Хорошо если конь волчару зашиб, – возмечтал Жихарь. – Или хоть лисичку на воротник…
Мутило хотел было поведать, что он лично посоветовал бы Жихарю на воротник вместо лисички, но сказал совсем другое:
– Вот он, гаденыш! Вот из-за кого мы чуть головы не потеряли!
Богатырь на коленях приблизился к месту, на которое указывал водяной.
В траве, примяв семейку ландышей, покоился грязно-серый шар величиной с человеческую голову. Да он и походил на человеческую голову с маленькими закрытыми глазками, с носиком не более прыща, со скорбно искривившимся ротиком… Правда, у головы не бывает коротеньких ручек и ножек, а у этого шарика они были…
– Та-ак, – зловеще сказал Жихарь. – Вот видишь. Мутило, мы еще не доехали до ярмарки, а уж прославились! От дедушки с бабушкой он ушел, от лесных зверей ушел, а к нам попался. За такое диво нам заморские купцы немало отвалят!
Мутило без всякой радости поглядел на добычу.
– А то они хлеба, вывалянного в пыли, не видели, – презрительно сказал он.
– Какого хлеба? – возмутился Жихарь. – Это же Колобок, тот самый!
И тут же рассказал пораженному водянику повесть о многотрудной судьбе Колобка, что известна любому человеческому детенышу и вовсе не ведома подводным жителям.
– Так что не только лисе – никому его поймать и съесть не довелось! – закончил богатырь свой рассказ. – А нам он, можно сказать, сам под ноги прикатился… Надо бы помочь ему очнуться, да заодно и умыть… Он, поди, с тех пор и не умывался…
Конь Налим охотно оросил Колобка, а богатырь, достав из дорожной сумы тряпицу, начал приводить пленника в товарный вид.
Сделавшись чистым, румяным и вполне пригожим, Колобок приоткрыл один глаз, более похожий на черную изюмину.
– Не ешьте меня, – с ходу, не поздоровавшись даже, предложил Колобок. – Я вам песенку спою…
– Ну уж нет, – сказал богатырь и наложил на лысину хитреца свою тяжелую руку. – Песни твои мы знаем: заворожишь нас, а сам укатишься.
– Меня теперь даже есть нельзя, – вздохнул Колобок. – Я черствый. Совсем очерствел от бродячей жизни. Об меня даже сам Мироед чуть зубы не обломал…
– Ну! Так ты и Мироеда знаешь? – не поверил Жихарь.
– Кого я только не знаю… За мои-то годы… – сказал Колобок и махнул маленькой ручкой. – Дернуло же меня через эту прогалину катиться… Думал, успею, да у вас такой скакун…
– Других не держим, – похвастался Мутило. – Жихарь, давай я его к себе в озеро заберу? Он там отойдет, размякнет…
– Не размякну! – вскричал Колобок. – Не дождетесь! Я моря переплывал, во чреве китовом пребывал – ничего мне не поделалось. Я от дедушки ушел, да вы это и сами знаете, и от лисицы ушел, и от тигра ушел, и от слона, и от енотовидной собаки, и от восьмирукого осьминога, и от Гидры Лернейской, и от змея Апопа, и от Бегемота с Левиафаном! Мне бы еще лапоточки новые кто сплел – так я бы до самого светопреставления землю топтал! Не вам меня пленять! Я побродяга всемирный, бесстрашный! У-у!
И выпучил для острастки свои изюминки, что твои сливы. А потом как-то вывернулся и даже попробовал укусить богатыря.
– Хвастать мы и сами горазды, – сказал Жихарь. – И не кусайся – все равно зубов нету. Ты, гляжу, и вправду старенький…
– Постарше прочих! – гордо сказал Колобок. – А зубы мне ни к чему, я в пропитании не нуждаюсь. Я сам вроде того что пища бывшая…
– Ну, бывшую пищу не Колобком кличут, а совсем по-другому, – заметил Жихарь. – Сколько же тебе лет?
– А сколько их было на свете – все мои! Ты, поди, и не знаешь, как звали деда с бабкой, что меня испекли?
Жихарь впал в недоумение. И вправду никто никогда не задумывался насчет имен обездоленных старичка со старушкой.
– Как же, по-твоему, их звали? – наконец сказал он.
– А в каждом народе по-своему! – ответил Колобок. – Потому что это были самые первые люди на свете.
– Врет, – уверенно молвил Мутило. – Столько даже Колобки не живут.
– А вот живут! А вот живут!
И, утверждая свою жизненную силу, Колобок таки вырвался из-под богатырской руки, но не укатился прочь, а запрыгал, да так высоко – с Мутилу, а Жихарю до груди.
– Это я по-вашему, по-невежественному – Колобок, а вообще-то я самый первый Гомункул!
– Тихо ты! – цыкнул Жихарь. – За такое слово в базарный день и прибить могут, а мы как раз на ярмарку держим путь. Помалкивай уж, коли Гомункул, нечего этим хвастать. Раз ты такой у нас вековечный, так и веди себя степенно, бороду седую отрасти… Усы вислые…
– Минутное дело!
С этими словами Колобок оставил резвость, опустился на траву провел ручками под ротиком и носиком – и полезли на белый свет в указанных местах сивые волосы.
– Теперь лучше? – живо спросил он.
– Прямо неклюд Беломор, – похвалил Жихарь. – С такой бородой и козла, бывает, за мудреца держат…
И бросился на беглеца. Колобок попробовал было откатиться, но сухая прошлогодняя трава запуталась в новенькой бороде и помешала…
– Полезай, чудило круглое, в суму, – сказал богатырь. – Вот и будет княгине бесплатный гостинец…
– Какой гостинец? Какой гостинец?! – завизжал Колобок уже из сумы. – Я же сказал, что нельзя меня есть!
– А никто тебя есть и не станет, – ласково сказал Жихарь. – Жена у меня ученая, многознатица. Будете с ней толковать о превыспреннем, а надоест – с дочками играй во дворе, да не попадись мальчишкам, пинать еще придумают… Там тебе будет хорошее житье, станешь всем любезен. Да я даже кузнецу Окулу прикажу тебе железные зубы вставить от старой бороны – от собак, скажем, отбиваться…
– Зубы… – Колобок задумался и перестал возиться в суме. – Зубы – это дело. Как же я сам до такого не додумался? Казалось бы, все на свете знаю… Так ты, выходит, тот самый Жихарь, который…
– Тот самый, – сказал богатырь.
– Который, – подтвердил водяник. – Которее не бывает.
– Ну-ну, – сказал Колобок, высунувшись наружу. – Случалось мне с различными героями подвизаться. Все они, в общем-то, на одну мерку скроены: твари неблагодарные. Шагу без меня ступить не могли, поминутно советовались.
Царевну там добыть, меч ли кладенец, золотое ли руно… А как дело сделано – катись на все четыре стороны! Ни слова доброго, ни воздаяния…
– Какого ж тебе воздаяния желательно? – удивился Жихарь.
– Ну… – задумался Колобок. – Любопытно бы мне в людском обличий пожить какое-то время.
– Сделаем, – пообещал Жихарь. – Вот пойдут на нас войной, скажем, те же заугольники. Они давно грозятся, да духу не хватает. Станем решать битву поединком между князьями. Выедет мне навстречу могучий вождь по имени Тувалет Хрустальный. Снесу я ему буйную голову мечом, а на ее место тебя и присобачим. И станешь ты у нас не перекати-поле, а светлый князь… э-э…
Колополк – видишь, я уже и прозвание заготовил!
– Не торопись, – испугался грядущих перемен Колобок. – Я еще не решил, какого полу мне желательно стать…
– Да я и не тороплюсь, – сказал Жихарь. – Поживи, подумай, чья доля на свете слаще…
– Мы на ярмарку едем или нет?! – вскричал Мутило.
– За новыми лапоточками! – поддержал его голосок из сумы.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Таких ниндзей – за нунчаки да в музей!
Барон Хираока
Кто не мчался на волшебном коне по лесным дорогам с водяным за спиной да с Колобком в дорожной суме, тот, считай, и не жил на свете – так думалось богатырю. Даже самодвижущаяся телега, на которой он в свое время оставил далеко позади страшную Дикую Охоту, отстала бы от Налима. Быстрей его передвигался разве что Симеон Живая Нога – младший из семи братьев, известных своими причудливыми умениями, но ведь и тот из-за чрезмерной скорости постоянно опаздывал на год и более.
Лесное безлюдье кончилось, под копыта легла дорожная грязь, и полетела она из-под копыт во все стороны, что никак не могло понравиться людям из торговых обозов, тянувшихся на ярмарку. Но их проклятья и ругательства Жихарь мог слышать не целиком, а только обрывками.
– Ладно, – сказал он, придержав Налима. – Не стоит обижать народ, а то потом начнут к нам на ярмарке цепляться…
– Хлюздишъ – так и скажи, – подковырнул Мутило, но потом смилостивился. – Так мы коня и вправду до кипения доведем – изойдет паром, потом жди, когда он росой выпадет и снова в коня соберется… Меня так даже припекать начало.
– Всякому чуду полагается свой предел, – подтвердил из сумы Колобок. – Чудеса тоже не без закона живут. Иначе что же получится?
– Молчи уж, – окоротил его богатырь.
– Не могу молчать! – воскликнул Колобок. – Намолчался за годы и века. Во мне за время странствий столько слов накопилось, что надо бы сбросить, да все некому было. Я и по-ученому могу разговаривать, и по матушке, и по-бонжурски. Все языки понимаю. Умею посредничать на торгу, долю за то беру небольшую, по совести…
– Вот как? – склонился к нему Жихарь. – Так, может, ты коня и загонишь лукавому цыгану? Ведь он-то меня помнит…
– Торговцы из вас обоих, как из пыли веревка, – сказал Колобок. – Вам без меня никуда. Посудите сами: примчитесь туда – и сразу в конный ряд. Всякий догадается, что вам коня сбагрить невтерпеж, и никто настоящую цену не даст. А въезжать в рынок надо неторопливо, с достоинством, дабы избежать потерь и проторей. По вашим же мордам видно, что конь краденый.
– Выиграл я его на честном кону! – оскорбился Мутило.
– Это ты торговой страже рассказывать будешь, – посоветовал Колобок. – Они враз поверят…
– Что – князю не поверят?! – ахнул Жихарь.
– На торгу князей не бывает, – ответил Колобок. – Вам сперва надо там походить день-другой. Дорогие покупки делать, чтобы весь народ убедился – продают коня люди серьезные, надежные, не теребень кабацкая. От вас же винищем разит – даже я пропитался, словно бисквит какой. Коня же в нужный час следует выставить на аукцион…
– Это что за зверь? – спросили самозванные конеторговцы.
– Это вот что за зверь: ты выводишь коня и начинаешь рассказывать, что за порода такая, что за кровь, от каких родителей. Долго хвалишь, а потом кричишь, как в лесу: «Ау, кто за коня три тысячи даст? Начальная цена – три тысячи!» Найдется первый охотник, заорет:
«Три тысячи и еще сотня!» Ты его примечаешь, говоришь: «Ау, три тысячи сто раз, три тысячи сто два…» Кто-нибудь непременно пожелает товар перенять и выкрикнет: «Три тысячи двести!» Пока не доаукаешься до настоящей цены.
Поняли?
– Поняли, – кивнул Жихарь.
– Вот за три тысячи двести и продадим! – обрадовался Мутило. – Деньги хорошие, немалые… Только откуда нам знать, кто у Налима родители и что за кровь? Да и какая в нем кровь – одна вода…
– Вам не делами ворочать, – вздохнул Колобок, выпростал ручки, ухватился за края сумы и до половины вылез. – Вам еще без штанов полагается двести лет бегать и собак гонять. Странное дело – из теста вылеплен я, а мякинные головы как раз у вас. Цену-то можно поднимать до тех пор, пока у покупателей деньги не кончатся! Да и то они обязательн в займы, в долги полезут! Товар-то высшего разбору!
– Я, честно сказать, еще ни разу не торговал, – признался Жихарь. – Вот в долги залезал – это было. Правда, меня царь Соломон пытался учить…
– Нашел учителя, – скривился Колобок и плюнул. Колобочий плевок выглядел как мелкий сухарик. – Помнится, я твоему Соломону грошовое колечко за Перстень Мудрости выдал и продал. Снаружи нацарапал на колечке «Все проходит», а внутри – «И это тоже пройдет». И прошло ведь за милую душу!
– Врешь, – сказал богатырь. – Перстень был самый настоящий. Я его вот в этих самых руках держал.
– Конечно, – сказал Колобок. – После того случая, кошелек опроставши, и начал царь над жизнью задумываться, мозгами пошевеливать. Вот к нему и пришла мудрость. Так что все правильно.
– А зачем тебе деньги? – ехидно полюбопытствовал Мутило. – У тебя ведь ни потребностей нет, ни кошелька…
– Так ведь деньги-то тоже я придумал! – гордо сказал Колобок. – До той поры люди жили обменом или, как тогда выражались, по бартеру. Ну, пришлось им помочь. Что же касается потребностей моих, то вам их понять не дано…
– Где же ты казну свою держишь? – проникновенно, чтобы не спугнуть, спросил водяник.
– В самых разных местах, – сказал Колобок. – В основном у цюрихских гномов.
Они, конечно, жадные, но скрупулезные. И не спрашивают, откуда деньги взялись. Если приплатить, конечно. Никто, кроме меня, получить тех денег не может. Так что, дяденька мокрый, не мылься. Самые лютые злодеи пытались у меня вызнать заветные слова, а я что? Простой плесневелой буханкой прикинусь, и все.
– Вот что, – сказал богатырь. – Ты бы мне мешка четыре золота не занял под залог всего Многоборья? Я не успею – дети отдадут, внуки… Правнуки…
Прапра…
– Я лучше сделаю, – сказал Колобок, – Есть такая поговорка, что голодному надо не рыбу дать, а рыболовную снасть. То есть ты под моим руководством сам всему научишься.
– Я князь, а не купец!
– Купец главнее, – сказал Колобок. – Только пока не все это поняли…
Под такой разговор конь Налим перешел на неспешный шаг – словно обычный конь на скачках. Стало видно, что приближается человеческое поселение. За годы Полелюева Ярмарка обросла народом, который с этой ярмарки жил и кормился. Продавцам и покупателям надо же где-то было ночевать, заключать сделки, пить магарыч. Да и за порядком нужно было кому-то следить. Многие князья предлагали в охрану своих дружинников, тайно мысля завладеть всем торжищем, но Полелюй такие предложения неизменно отвергал, потихоньку набирая наемных воинов, которым надоели кровопролитные битвы и неверная воинская удача. Набирал до тех пор, пока князья не убедились, что с ярмаркой лучше не связываться…
Перевалило крепко за полдень. Но, если следовать Колобковым наставлением, сегодня с конскими барышниками затеваться не стоило. Завтра будет день…
Да ведь и сегодняшний день надо как-то прожить, а в кармане всего две полушки.
– Слезайте с коня, – скомандовал Колобок. – Ведите в поводу, хольте и лелейте напоказ…
Жихарь через плечо переглянулся с водяником. Тот вздохнул, признавая, что слаб против недавнего пленника в торговом деле.
– В самую грязь, – вздохнул богатырь и подчинился.
Спешился и Мутило – он грязи не боялся.
– Ну и сам выкатывайся, – сказал Жихарь Колобку.
– С какой стати? Я нынче содержимое переметной сумы… И запомните – нет теперь среди нас ни князей, ни водяных, а есть равноправные члены торгово-промышленного товарищества «Колобок и сыновья»…
– Какие мы тебе сыновья? – разом взревели от обиды человек и водяник.
– Ну, должны же мы как-то называться. Вот мы и будем товарищи, поскольку товар у нас общий… К тому же объявим, что мы – с ограниченной ответственностью, то есть вообще ни за что не отвечаем!
– Мой товар-то… – булькнул Мутило.
– Тогда сам и торгуй… Козленка за два гроша…
– Быстро ты нас обратал, горбушка катючая, – проворчал богатырь. – Гляди, люди-то добрые уже с ярмарки идут…
Действительно, впереди вдоль обочины, старательно обходя дорожную грязь, которая так и норовила распостраниться пошире, двигались два рослых мужика, тащили на плече толстое короткое бревно. Бревно было какое-то странное и пестрое.
Вблизи бревно оказалось человеком, одетым в красный парчовый кафтан. Штаны у него были короткие, ножки пухлые, лицо бритое, а голова венчалась длинными кудрявыми волосами.
– Это что – невольника несут? – нахмурился Жихарь. В своем княжестве он никакой работорговли не допускал, хоть и терял на этом немало.
Но мужики нисколько не походили на заморских купцов, охочих до здешних добрых девиц и красных молодцов: обычные деревенские мужики, судя по платью, зажиточные и не привыкшие тратить деньги на что попало.
– Невольников не носят, – сказал Мутило. – Невольники сами носилки таскают…
– Здравствуйте, люди, – сказал Жихарь и поклонился не по-княжески.
Кланяться по-княжески он так и не научился, сколько ни билась бедная Карина, – запутался во всяких четвертьпоклонах, поклонах вполоборота и так далее.
– Здорово, коли не шутишь, – хмуро сказал старший из встречников (отец и сын, догадался Жихарь). – Тоже грабить будете или по-хорошему разойдемся?
С этими словами он обернулся к младшему, они сняли ношу и поставили ее столбом. Несомый застыл в этом положении. Волосы рассыпались у него по плечам и оказались чуть не до пояса.
– А уже грабили? – обрадовался Жихарь случаю навести справедливость.
– Пробовали, – важно сказал старший, снял войлочную шапку и начал ей обмахиваться от жары. – Сам Кидала пробовал, только ничего у него не вышло.
– Покупка ему наша не по нраву пришлась, – добавил младший и покосился на отца: мол, по делу ли подал голос.
– Что за Кидала? – насупил брови богатырь.
– Скоро сам увидишь, – заверил старший. – Он там всегда стоит. Стража его иногда гоняет, да ведь круглые сутки за ним не уследишь. Вот он и поджидает пеший люд, да и конных не пропускает. Поэтому мимо него лучше ходить целым обозом. На обозы он посягать боится.
– Разбойник? – уточнил Мутило.
– Тела у него на трех разбойников достанет. Немал-человек. Отберет у прохожего казну или товар, а самого в колючие кусты как кинет! Пока из кустов выцарапаешься, Кидалы и след простыл.
– Нас не кинет, – заверил Жихарь. – А это, что ли, ваша покупка и есть? Кто таков? Кто велел людей продавать?
Мужик нахлобучил шапку на прежнее место.
– Лишних людей нам не надо: нас самих девать некуда. А мы, молодец, старинное пророчество исполняем.
– Какое такое пророчество? – вскинулся на всякий случай многоборский князь.
– А вот жил в додревние года один провидец и стихотворец, очень любил мужика, заботился о нем, князей же всячески срамил и порочил. И сложил заклятье такое: эх, эх, придет ли времечко? Приди, приди, желанное!
– И пришло времечко-то?
– Да покамест нет, – досадливо сказал мужик. – Времечко придет, желанное наше, когда мужик не Блюхера и не вот этого облома, а совсем других с базара понесет. Как их… Имена какие-то чудные… Одно на белку похоже, другое на утку… Но еще, видно, не пора… Блюхера мы уже носили с базара, он еще потом врагом народа оказался, а вот с этим покуда не разобрались…
Жихарь и Мутило внимательным образом оглядели мужицкое приобретение, и даже Колобок высунулся из сумы. Толстое лицо облома с пухлыми губами ничего особенного не выражало, глаза были пустые и бесцветные.
– Эт-то кто же такой? – снова спросил Жихарь.
– Да гляди лучше – это же Милорд! Неуж-то не узнаешь?
– Какой Милорд?
– Глупый, какие же еще Милорды бывают? Мы нарочно просили, чтобы поглупее выбрали…
– Выбрали что надо, – похвалил Мутило. – У иного пескаря морда умнее бывает…
– И какая от него польза? – не унимался Жихарь.
– А такая, что все надо делать по порядку: сперва Блюхера с базара понести, потом Милорда Глупого, а уж после того придет желанное времечко, не раньше…
– И что будет?
– Вот привязался! – осерчал мужик. – Сказано тебе – пророчество исполняем!
Отцы наши так делали, и деды, и пращуры… Каждый год, как проклятые, таскаем это добро с базара… Да что с вами разговаривать, все равно не поймете!
– Погоди! – Жихарь даже ухватил мужика за рукав. – А что он умеет?
– Все, что Глупому Милорду положено: ржаное вино пить, овсяную кашу лопать, в кости играть, спорить на денежный заклад, верхом кататься, девок портить, морями владычествовать, машину за машиной изобретать, чтоб работе помочь…
– Ну, таков-то я и сам Милорд, – сказал Жихарь. – А говорить-то он умеет?
Мужик почесал шею.
– Ну поговори, коли хочешь, денег не возьмем… Если речь его поймешь.
– Говори, говори, – зашептал Мутило, обрадовавшись дармовщине.
– Милорд, – сказал Жихарь. – Милорд… Кажется, знаю я, по-каковски с ним надо разговаривать… Не зря с Яр-Туром столько времени горе мыкали…
Милорд, вонтаю ай ту ю один квесченз задать: ху ю ты такой есть итыз?
– Какие вы, люди, грубые, – посетовал Мутило. – Первый раз видишь Милорда, и сразу такие гадостные словеса развел… Языки бы вам повырьшать!
Читать бесплатно другие книги:
