Праздни и будники (сборник) Щеглова Ирина
Только не подумайте, что я выделываюсь; мол: пишет, видите ли, название на английском, и все такое… Нет, я не выделываюсь, я и английского толком не знаю. Даже то, что написано, мне пришлось искать в словаре, никак не могла вспомнить, набрала наобум – exebishen, но такого слова в словаре не оказалось. Я все-таки думаю, что надо было так и оставить. Вообще-то, у меня было и другое название – «праздни и будники». Скажете, снова плохо, попахивает некоей претенциозностью и все такое… Пусть! Иногда у меня слегка течет крыша, так что это простительные оплошности с моей стороны, я бы даже сказала – вполне невинные и духе времени. Сейчас ведь это модно – быть в духе, или нет? А как же креатив? Всегда в форме, всегда выгодно продать себя. После такого дурацкого вступления на меня наверняка нападут журналисты и станут бросаться отточенными фразами, смысл которых сведется к минимальному: кг\ам (если кто не знает, хотя таких, наверное, не существует, поясняю: креатив – гавно, афтар – мудак).
Ладно.
Когда-то мне в голову пришла мысль (не удивляйтесь, я иногда думаю, не часто, но бывает), итак, мысль: ну, какие из нас мерчендайзеры, у нас кровь течет по-другому. Нет, нет, нет, я не русофилка и не американофобка (прошу прощения за столь вольное обращение с русским языком, не я первая себе это позволяю). Я только хочу понять, кто-нибудь может мне объяснить значение слова мерчендайзер? Сейчас меня засмеют и забросают тухлыми яйцами. Вовсе я не придираюсь, все к тому веду, что понятия менеджер, мерчендайзер, копирайтер и прочая, ну совершенно не стыкуются с людьми и обязанностями, носящими у нас эти названия (о, Господи, ведь совсем о другом хотелось!).
Хорошо!
С семнадцати лет я живу на частных квартирах, зарабатываю чем придется (исключая торговлю наркотиками, оружием и проституцию). Прямо слышу, как кто-то хохмит: а зря, мол, давно бы уже жила где-нибудь на Канарах…
Резонно.
Но я могу рассказать несколько душещипательных историй о наркоманах и их близких, ни одна не имеет счастливого конца, а мы договорились о том, что сейчас модно быть в духе, заниматься спортом и вести здоровый образ жизни.
Значит:
Никаких гробов, бельевых веревок, ставших удавками, грязных шприцев и моих теперешних соседей алкоголиков, которые гадят в лифте и сбрасывают друг друга в мусоропровод. Только позитив!
Поговорим о любви?
Не ждите от меня страстных описаний и душераздирающих картин типа: и он поял ея в волнах прибоя, шелестя манжетами… И, хотя нынче это модно, я даже как-то читала вполне серьезный почти философский роман, где автор с периодичностью – раз в главу, вставлял половые акты, просто так, для оживления пейзажа. Есть, конечно, есть мужчины трахающие все, что шевелится. Но это, скорее, их трагедия, а не достоинство. Чаще же, мужчинам просто приятно льстить самим себе: вот, мол, какой я осеменитель! Но те, которые действительно страдают повышенной возбудимостью, предпочитают молчать об этом в тряпочку, они стыдятся. А чему радоваться, если тебя, твой собственный орган время от времени неудержимо влечет на улицу, к случайным быстрым совокуплениям, оставляющим ощущение гадливости (в лучшем случае), а в худшем – скандалы, разводы, болезни и так далее. Между прочим, один человек, видимо, одержимый этой самой половой активностью, восстал против своей плоти и ушел в пустыню (читай, в безлюдное место). Скорее всего, это были горы, потому что человек тридцать лет сидел в пещере и молился. Тридцать лет они изводил себя воздержанием и постом и победил. Если я не ошибаюсь, его звали Антоний, точнее, Святой Антоний…
Ни-ни! Я не занимаюсь морализаторством! Ни в коем случае! Хотите трахаться – на здоровье! Предпочитаете думать о полигамности мужчин? Ради Бога!
Один мой знакомый очень любит свою жену, у них трое прекрасных мальчишек и, в общем, вполне удавшийся брак. Но муж несет на себе бремя пресловутого «отца народов». Он прекрасный семьянин, работяга и умница. Но когда на него находит… Однажды, прохладным осенним вечером он вышел из квартиры вынести мусор. На нем были только трико, майка и тапочки. Он исчез на три дня. Жена терпеливо ждала его. Она знала…
Он вернулся. Измученный, небритый, похудевший, с пустым мусорным ведром. В коридоре он упал на колени, и стал биться об пол головой, приговаривая:
– Ах, я сука! Убей меня! Не гони!
Кругом ревели дети. Жена постояла над ним, вздохнула и простила. Уже не в первый раз.
«Он такой, какой есть» – говорит женщина.
Что это? Синдром мартовского кота? Или лукавство? А что думает та, которая провела с ним украденные три дня? На что рассчитывала?
Н-да…
Но есть и другая семья, тоже довольно близко знакомые мне люди. У тех пятеро детей. Так вот, однажды глава семьи приехал ко мне вечером совершенно разбитый, сидел напротив за кухонным столом, вертел в руках чашку с привычным чаем… Ох уж этот чай! Обязательно надо его наливать случайному гостю, чтоб он вот так сидел напротив и рассуждал о своих проблемах, или, наоборот, давно не виделись и все такое, это непременное чаепитие заполночь и разговоры не о чем-нибудь, а о законах мироздания. Но я снова не о том. Так вот, сидел мой старый товарищ за столом напротив, крутил в руках дежурную чашку с остывающим чаем и глаз не поднимал, потому что говорил он мне о страшном – о любви! Мол, влюбился, сильно… колбасит, мол, и все такое… жить мешает, и без того проблем по горло… и там тоже семья и детей двое…
– Как же вас угораздило? – сочувственно покачала головой.
Он плечами пожал:
– Как-то так, по работе…
Но мы, кажется, снова отвлеклись.
Я, собственно, о настоящей любви со всеми подводными течениями непонимания, коварными отмелями охлаждения, неприступными скалами замкнутости, и все-таки, все-таки – большой настоящей человеческой любви. Это относится исключительно к отношениям традиционным, типа: мужчина и женщина. Пусть простят меня секс меньшинства, я к ним не отношусь, так уж вышло.
Почему я взялась за столь животрепещущую тему? Неоднократно воспетую мировыми классиками, увековеченную в стихах, прозе, камне, на экране, холстах и прочее (заборы исключаются, там не про это). Кстати, недавно на асфальте у неизвестного подъезда обнаружила надпись весьма крупными буквами: «Лена, я тебя любою!». Сколько искренности, вы не находите?
Тема, как вы понимаете, стара. Причем стара давно и безнадежно, она существует столько же, сколько и весь наш мир, будет существовать и после нас, до тех пор, пока…
Зачем?
А затем – сколько живу, столько и вижу. Вот они – все романтические встречи, восторги первых дней, прелесть узнавания, трепет желания, наслаждение обладания, и… дальше начинаются проблемы.
При чем здесь я?
Можно подумать, при том, что я научилась ликвидировать эти проблемы. Как бы не так! Конечно, то, что я пишу, исключительно личный опыт, не всегда приемлемый и прочее. У вас-то все по-другому! Но, как показывает практика (тот же самый опыт), мы все удивительно похожи. У меня довольно широкий круг общения, как с мужчинами, так и с женщинами, поэтому я основываюсь не только на своем мнении, но и на наблюдениях за жизнью других людей, в основном, людей, живущих парами.
Любую историю любви можно начинать примерно одинаково: однажды я влюбился(лась)…
Далее следует все, как по накатанной: была чудная весна, зима, лето, золотая осень, мы гуляли по паркам, просиживали до ночи на скамейках в сквериках и на детских площадках, целовались, конечно, но до главного пока не доходило, просто – негде! У него родители, у меня – бывший муж и комната в коммуналке.
Почти типичная история. Такие истории обычно заканчиваются после первого, максимум второго-третьего не слишком удачного секса. И у нас это было: неудачный секс в чужой квартире, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Но мы не разбежались. Почему?
Любить тяжело. Подчас, почти невыносимо. Любить страшно. Особенно в наше такое неуравновешенное, прагматичное время, когда под словом «любовь» чаще всего подразумевается половой акт (да простят меня профессионалы, я имею в виду литераторов, ведь они сейчас обвинят меня в использовании канцеляризмов…). Не будем дразнить гусей (С). Штампы, штампы… куда от них? Заменим словосочетание «половой акт» иностранным словом «секс», авось кому-то полегчает.
Давайте так: сначала я отвечу тем, кто убежден в том, что никакой любви не существует, что все «это» простая физиология. Как там: «два представителя противоположных полов начинают испытывать потребность в физической близости, так как именно от их совокупления родится наиболее здоровое потомство…» Или что-то в этом роде. Мол, природа так устроила, чтоб завлечь особей инь и янь, подтолкнуть их к соитию, вот именно для этого и происходит в организмах некая химическая реакция (не побоюсь этого определения), эдакое бурбулирование в мозгах, ошибочно принимаемое нами за проявление возвышенного чувства, которого на самом деле нет… Так?
А я и не спорю. Зачастую все именно так и происходит. То есть, увидели, загорелись, трахнулись, а потом два варианта: пресловутый ЗАГС, потому что так принято, или разбежались, потому что «а вдруг…».
После ЗАГСа понятно, живут какое-то время все больше недоумевая: зачем? Как я тут очутилась (ся) И что же теперь делать? Многие терпят. Привычка – страшная сила. Всякие там психологи, сексопатологи и прочие ологи рассуждают на тему: как сделать брак крепким, как продлить, как освежить чувства и прочее. Недавно в Инете встретилась с таким утверждением: Любовь живет четыре года! (С). Подумать только! Посчитали!
Ну да. И как прикажете после таких подсчетов и советов, после всего того, что нам внушают с экранов и страниц, как дальше жить то? Может, ну его на фиг? Этот брак? Может, устарел он? Да и вообще, женщины сегодня ни в чем не уступают мужчинам, детей мы сами родим, и вырастим даже. К чему тогда вообще напряги со свадьбой, тратой денег, нервов. Короче, господа, отбросим пережитки и скажем друг другу: любовь умерла, так и не родившись. Забудем.
Ага…
Что-то все замолчали. Видимо вспомнили о самой страшной проблеме нынешнего века – глобальном одиночестве. Современный человек со своим эгоизмом и самостью буквально замкнулся на самом себе. Отвергнув любовь, он перестал любить не только ближнего, но и самого себя.
С какой стати?
У японцев успешно развивается целая индустрия – эдакое развлечение, человек идет к другому человеку, чтоб просто поговорить. Не за сексом, нет. Ему необходимо общение, пусть за деньги, но гарантированное.
Поборники чистой физиологии, то есть, материалисты, сейчас скажут: человек животное общественное, наделенное к тому же, абстрактным мышлением. Вот где корень зла! Не будь у нас мышления, и мы были бы счастливы поголовно. А так, значит, с мышлением, у нас чересчур развилось воображение, мы под гнетом осознания собственной смертности, выдумали себе богов, загробную жизнь, перевоплощение, воскресение и… любовь. Чтоб не свихнуться, значит. В целях самосохранения, так сказать.
Стало быть, наша выдумка, даже если она совершенно бессмысленна, все-таки, помогает нам сохранить свой рассудок в здравии и продолжать существовать… Хм…
Смотрите-ка, что получается. Выходит, зачем-то эта самая любовь нужна? Я сейчас безотносительно к чему бы то ни было. Так, в качестве допущения.
Блуд как он есть, и любовь как она есть (или ее нет…)
Я человек верующий, православный, а с точки зрения Православной Церкви так называемый сегодня «гражданский брак», неосвященный церковью и не заверенный государством – есть блуд. Кстати сказать, именно в таком блудном сожительстве мы с мужем и просуществовали более десяти лет.
Без сомнения, всякий брак, так или иначе как-то регистрировался, во все времена у всех народов мужчину и женщину как-то представляли общине в которой они существовали и богам, которым поклонялась община. Свадьба – это такое таинство, своего рода мистический ритуал, уходящий корнями в такую древность, что сейчас, пожалуй, нет смысла искать первопричины его появления.
Хотя, если мы заглянем в Библию, то там первое бракосочетание произошло очень просто. Господь, создав мужчину и женщину, велел им «плодиться и размножаться» и еще сказал: «прилепится жена к мужу и будут одна плоть». Собственно говоря, это все. Коротко и просто. А, как известно, что Бог сочетал, человек не разлучит…
С тех ветхозаветных времен воды много утекло, один Всемирный Потоп чего стоит! Понятное дело, ритуал брачного соединения усложнился, но часто и упростился, это в том случае, если мужчина просто брал женщину силой на войне или по какой-то иной надобности. Просто по праву сильного. Женщины, как и мужчины, покупались и продавались, занимались продажей собственного тела, мужчины и женщины создавали гаремы, это когда блуд был узаконенным, или просто блудили на стороне, когда многобрачие не дозволялось. Но изначально Бог создал мужчину и женщину! Заметьте! Не одного мужчину и четырех жен и не одну жену и десяток мужчин, а именно его и ее. Так что же с нами произошло?
В какой-то момент после грехопадения и изгнания из Рая человек потерял чистоту помыслов, потерял что-то очень важное, даже главное. И приобрел вместо этого утерянного, алчность. И с жадной поспешностью стал стремится обладать. Эта жажда обладания скоро стала распространяться на все, что окружало человека, то есть не только на землю и всевозможные блага на ней, но и на других людей, в частности, на женщин. Говорят, когда-то был матриархат, женщина правила родом, а мужчина ей подчинялся. Не знаю, не знаю… Может и было что-то, но, скорее всего, нет.
Я задавалась вопросом: ну почему совокупление – плохо? Что такого в том, что женщина и мужчина хотят друг друга и так сказать, осуществляют свое желание. Вспомним святого, победившего свою похоть… Спрашивается: зачем? Зачем, если Сам Создатель велел плодиться и размножаться? И до меня дошло, наконец! Этот человек понимал, что у него нечистые помыслы. Понимаете? То есть, он не может полюбить! Не может полюбить женщину, одну, единственную, не может стать мужем и отцом. Он способен только на блудные желания и действия! Именно поэтому человек ушел в пещеру. Подумайте! Какой образ! Пещера, большая или маленькая, не важно, как бы олицетворение всех наших женских пещер, совокупность, объединение, он ушел весь, на тридцать лет в темноту и боролся с собой. Точнее, он боролся с собственной греховностью, уничтожал в себе беса. Потому что чистый человек, с чистыми помыслами даже не станет задумываться над своей похотью, он ею не обладает. Он умеет любить, эта способность дарована ему Богом, с любовью он рождается в мире и с любовью же смотрит на мир. Потому для него другой человек не может быть объектом страсти, а только объектом любви. В любви греха нет и в помине. Но мы-то, мы не знаем или забыли, что есть любовь.
Ять – значит иметь!
Ловлю себя на мысли… Наблюдая за парочками в метро или на улице, я словно бы вижу их чувство друг к другу: нежность, страсть, превосходство одного над другим или другой, демонстрация своей власти над партнером, преклонение, а то и просто откровенная похоть, похоть выставленная напоказ. «Смотрите! Я трахаю эту самку, я трахаю ее так и так, и даже так, как вам и не снилось!»
Почему-то сразу становится ясным до прозрачности – чем они занимались сегодня, о чем говорили, что будут делать в ближайшие часы и как разбегутся, оставив на память друг другу чувство резкой брезгливости или недоумения.
Больше всего жаль подростков. Они, бедненькие, только-только столкнулись со смутными, невыясненными пока желаниями, с ночными трепетными снами, с непонятными и непредсказуемым позывом; когда вдруг, потянет к незнакомой девушке, до сладкой дрожи, до горячего колотья где-то внутри, с тяжелым горячим комом внизу живота. И стоишь как дурак, обливаешься потом, а она летит недоступная неземная и странная, волосы ее развеваются встречным или боковым ветром, грудки тянутся к твоим ладоням. Но, ничего нельзя, или можно?
И снова ночное томление, и имя ее на губах, до стона, до невнятного полубреда. А потом, отходит, отпускает, потому что прилетает другая, с терпким запахом, вздрагивающими ягодицами, смеющимся ртом… И еще, и еще! Да сколько же их!
Которая отзовется? Та, пышненькая с веселой челкой, или эта, похожая на стрекозу, а может маленькая лисичка с раскосыми глазками и хитрой мордашкой? А хочется еще ту, что в телевизоре, с ногами от ушей, небрежной грацией, с лицом, на котором написано: как вы мне все надоели! О, уж она-то все знает! У нее опыт, будь здоров!
Борьба с собой под одеялом, стыдный восторг, волосатые подмышки и пробивающиеся усы.
Мама говорит подругам: «Совсем стал мужчиной!»
Да, если бы!
А они, они, птички чирикалки, непонятные, звонкие, порхающие? Что они?
Да ведь там все то же. Жаркие шепотки друг дружке на ушко, и это ушко на солнце становящееся прозрачным, вдруг краснеет, а шепот все быстрее и жарче и взгляд после того такой внимательный. «А он сказал…», «а потом посмотрел так…»
«а ты?»
«я сделала вид, что не вижу…»
Первые робкие ростки того, что потом превратиться в так называемую любовь.
Все эти голенастые пигалицы как-то внезапно в одно лето хорошеют и наливаются, как ягоды клубники на грядке. Созрели…
Для чего?
Вот они уже пробуют себя, осознают, ощущают. Они готовы показывать себя, они ловят взгляды, они укорачивают юбки, они носят умопомрачительные джинсы, так, чтоб попа становилась похожей на луковичку, ведь у женщины попа всегда будет луковичкой, потому что так уж она устроена, потому что бедра у нее для того, чтоб рожать… а еще, для того, чтоб вызывать желание.
Ах, далеко не все красавицы. Но у каждой, у каждой наступит свой звездный час, когда именно она станет королевой бала.
Красота – наказание или благо…
Не родись красивой, а родись счастливой – так в народе говорят. В юности я терпеть не могла эту поговорку. Что за бред! Даже в детском саду хорошенькие девочки вовсю пользуются своей внешностью. К ним и воспитательницы лучше относятся. Кстати, это и хорошеньких мальчиков касается.
«Ах, какой чудный младенец! Какая лапочка! Красавчик! Ангелочек! Тюсечки-пусечки…» и прочие вопли восторженных взрослых витают над красивым ребенком и помогают ему выживать в нашем непростом мире. Некрасивых детей любят только их родители, дедушки – бабушки, да и то не всегда…
Я родилась красивой. Во всяком случае, все мои многочисленные родственники были в этом абсолютно уверены. Не берусь судить, в те времена я еще мало что соображала. Я была первым младенцем среди взрослых: родителей, теток, дядек, бабушек и дедушек, родных и двоюродных.
Родители студенты подбросили меня двухмесячную еще не старым деду с бабушкой, и я пошла по рукам. Как там в сказках: няньки, мамки и сенные девушки тетешкались со мной и избаловали до невозможности. У меня было счастливое детство. Оно видится мне ярким, оранжево-зеленым, солнечным. Как будто в то время совсем не случалось пасмурных дней.
Стоило мне проснуться, как я видела золотые полоски солнечных лучей на подушке, они пробивались сквозь вишневую листву или морозные узоры на окнах. По крашенным половицам осторожно ступала мягкими лапами кошка, бабушка готовила завтрак на веранде. Зимой в печке уже гудело пламя, а летом в доме пахло теплым деревом и ягодами.
На Новый год дед ставил елку под потолок, и она, распушив хвойные лапы, чуть ли не до конца января тихо осыпала иголки на пол. Я объедала с нее мандарины и конфеты, причем, оставляла на ветке обертку, чтоб казалось, что конфета еще здесь.
Моя страсть к шоколаду сохранилась до сих пор.
«Дай махаля» – требовала я у деда, показывая на шкаф. Я знала, там всегда лежала плитка, купленная специально для меня. На новый год мне доставалось несколько кульков с подарками. Такие бумажные пакеты, с мандаринами, шоколадом, вафлями. Подарки были «богатыми», потому то от профсоюза, а те, что продавались в магазине были «бедными», сплошная карамель.
Получив все подарки, я даже спала с ними. Однажды, кто-то из дядьев привез целый килограмм фундука в шоколаде. Я съела его за один вечер, никто не проконтролировал. С таким количеством сладкого мой организм не справился, ночью заболело ухо, поднялась температура, пришлось даже врача вызывать. Странно, но шоколад я не разлюбила.
Дед и бабушка иногда приводили меня к себе на работу. Там меня тоже баловали и тискали. И еще, я никогда не заставляла себя упрашивать, с удовольствием пела песни и читала стихи.
Неизменная табуретка, я в красивом платье, с ненавистным бантом, покачиваясь из стороны в сторону, пела «В лесу родилась ёлочка…». Взрослые умилялись.
Не жизнь, а сказка. Феерия люби. Маленькая принцесса в окружении взрослых, готовых ради нее на все.
Я-то думала, что так будет всегда. Ан, нет.
Родители закончили свои институты и вспомнили обо мне.
Лет в пять я впервые попала в детский сад. И что вы думаете? Там я стала одной из многих. Сразу. Без объяснения причин.
Утром, вместо самого сладкого сна и доброй няньки, меня поднимали с кровати, заставляли натягивать ненавистные колготки, такие синтетические, от них ужасно чесалась кожа на ногах, бр-р-р. Потом еще шерстяное платье, а сверху кофта и гамаши, сапожки или валенки, смотря по погоде, потом шубка, шапка, шарф и… Сонную, злую, в кусачем платье и не менее кусачих колготках, буквально пожирающих мое тело, меня силком, по морозу тащили в страшное место – детский сад!
Бедные родители, бедная я! Мы измучили друг друга. Каждый день я выражала протест как могла. Я ложилась на пол и била ногами, я орала, плакала, просила и, как последний аргумент – заболевала. Тяжело, с температурой, полубредом и прочими вытекающими отсюда последствиями.
Я ненавидела сад, ненавидела детей, воспитательниц, больше всего – девчонок. Потому что с пацанами я еще как-то общалась. Они все-таки были немножко другими, что позволяло мне относится к ним более снисходительно, точнее, они вызывали во мне интерес. А интерес, как известно, толкает к сближению.
Таким образом, в этом кромешном аду у меня образовалось два товарища: Серёжка и Мишка. Именно так: товарищи. Без них я просто забивалась в угол и могла целый день просидеть на маленьком таком детском стульчике, кто ходил в сад, тот знает. Там вся мебель маленькая, как бы не настоящая и в то же время, совершенно настоящая, только она для маленьких людей – детей, то есть.
Наши родители дружили. Поэтому Мишка и Сережка часто бывали у нас дома, или мы у них, мы играли в свои детские игры: строили дома, катали машинки, а то и просто болтали, рассказывали друг другу всякие истории, которые тут же и выдумывали, на ходу.
Это была дружба незамутненная ничем, до тех пор пока…
У нас в саду началось поветрие. Специалисты скажут, что у детей в определенно возрасте возникает так называемый интерес к познанию полов, они – дети, начинают понимать: что-то тут не так, они не одинаковые. Девочки писают сидя, а мальчики могут сделать это стоя и вообще, у девочек «там» не так, как у мальчиков.
Так вышло, что в нашей группе нашелся один слишком развитый, не по годам, так сказать. Возможно, дома что-то увидел или услышал, короче, сделал открытие, которое его ошеломило. Он поспешил поделиться с другими мальчишками, и началось! Наши мальчишки все поголовно подстерегали нас, задирали наши юбки и нюхали. Девчонки ревели, жаловались, дрались, воспитатели сбились с ног, уговаривали, наказывали, объясняли – бесполезно. На тихом часе мальчишки приспускали трусы и показывали девчонкам писюны, в ответ требовали показать, что там у них. Некоторые показывали. Я старалась не участвовать во всеобщем обсуждении. Я как бы устранилась. Мол, дураки и все такое. Но! Однажды оба мои товарища украдкой, исподтишка понюхали у меня под платьем.
Я была в шоке. Я не знала, что делать. Я так растерялась, что даже не врезала им как следует. Я хотела понять, я пыталась объясниться. Но слов у меня не было. Сами понимаете, никакого опыта. Моя личность впервые столкнулась с натуральным насилием, пусть детским, невинным, на взгляд взрослого, но насилием и со стороны кого – товарищей по несчастью.
Я назвала их предателями. Они опешили. Они вовсе не хотели меня обидеть, они не хотели со мной ссориться. Они сделали это потому что все так делали! Все!
С тех пор я пришла к выводу: мальчишки часто делают что-то, подчиняясь стадному инстинкту. Они как бы более подвержены стайному чувству. Девчонки в большей степени индивидуалистки. Впоследствии я не раз убеждалась в том, что этот закон работает и в более старшем возрасте.
Например: самая востребованная девушка в компании та, что уже занята. За ней ухаживают все, хотя радом всегда пара тройка свободных девчонок, часто более симпатичных, умных, интересных. Но они свободны, то есть, не востребованы. Должен найтись кто-то, кто первый положит на них глаз. Но пройдет немало времени, прежде чем занятые той, самой желанной, парни, поймут: здесь есть еще кто-то. А до тех пор занятая девица купается в лучах славы, страдает от ревности своего парня, изнемогает от внимания поклонников и… я чуть позднее расскажу несколько занимательных историй из жизни востребованных девушек.
Наберитесь терпения.
Теперь же хочу добавить: я не влюблялась в детском саду и не собиралась замуж. А вот многие мои знакомые мужчины, вспоминают свою первую любовь из детского сада. Что ж, выходит, наша сексуальность развивается чуть позже? Или это зависит от темперамента, национальности, наследственности? Как это ни странно, в раннем возрасте мальчишки скорее проявляют себя, но потом девочки меняются с ними. Школьница всегда старше своего ровесника.
Люди с удовольствием говорят о себе. Стоит их только завести, чуть подтолкнуть, направить, и…
В каждом из нас столько выстраданного и невысказанного!
С мужем мы могли говорить бесконечно, оставшись вдвоем на холодной кухне в снятой квартире, дымили дешевыми сигаретами, пили бесконечны чай и пытались понять друг друга.
– Знаешь, я всегда уверяю себя в том, что понравившаяся мне женщина, ведется на меня, ну и начинаю ее всячески домогаться. Чаще всего, я ошибаюсь, принимаю желаемое за действительное, так было и с тобой.
Он посмотрел на меня и продолжил:
– Ну да, я подумал, что ты на меня запала и стал пушить хвост, а все было совсем не так.
– Совсем не так, – откликнулась я, – ты не привлекал, скорее наоборот. Я поняла, вдруг поняла, это было, как озарение! Видишь ли, истина – это не кайф, не просветление, истина – это когда мозг твой сжимается под тяжестью ответственности, от дара света. В каждом из нас частица Творца. И когда человек открыт, то и другие частицы тянутся к нему, то есть стремятся воссоединиться в целое, стать тем, кем были когда-то… Поэтому возникает дружба, любовь, привязанность. А тело… тело здесь вообще ни при чем, тела нет. Когда я летела в самолете, ну помнишь, я тебе рассказывала? Так вот, нас нет на Земле, какие там продукты жизнедеятельности! Чуть выше, и ничего! Есть искры – наши души, рассеянные по Вселенной… Тело – клетка, в которой бьется душа. И душа обязана пройти через горнило страстей, обреченная на короткую жизнь с телом.
Так вот, когда мы сидели с тобой в пустом здании вечером, закрылись в кабинете и говорили. Только тогда я услышала, что меня позвали! Я всматривалась в тебя и не понимала: кто ты и зачем зовешь меня?! А это душа твоя докричалась до моей, шарахнула по глазам опять спряталась. Вот за этот краткий миг я и полюбила тебя. Поэтому так дорога мне та первая наша осень. Я много раз потом пыталась докричаться, но бесполезно, ты закрыт. А я все живу, живу верой в ту первую секунду, не смотря ни на что! До любого человека можно докричаться и полюбить. Но это такая огромная работа! Я еще не готова. Я похожа на маленькую шаровую молнию, которая мечется внутри квадратного ящика, бьется о стенки: туда-сюда, туда-сюда. Глаза мои зажмурены от страха, но я вот-вот приоткрою один и увижу выход. Он же вот, рядом! Может быть, это и есть смерть? Ты меня не слушаешь?
– Я тебя слышу, – откликнулся он, – Просто ты наговорила столько, что для осознания этого понадобится целая жизнь!
Так все и было. Начало девяностых. Заводы встали, зарплаты кончились. На месте рухнувшей совковой экономики, как грибы после дождя, выросли фирмочки-однодневки, торгующие, в основном, воздухом.
Я рыскала по городу голодной волчицей в поисках пропитания, то есть, дополнительного заработка и, конечно, наткнулась на одну из таких «иностранных компаний», со звучным названием Dominion Business System.
Как сейчас помню, идет рабочее совещание, и наш молоденький шеф учит нас произносить правильно замысловатое название конторы:
– Даминион Бизнес Систэм, повторите…
– Да-ми-ни-он, биз-нес, сист-тем…
Он тоже был там. Я не замечала его. Только один раз, когда я отчитывалась перед своим менеджером (опять это слово! Оно тогда только входило в моду, только пробовалось на вкус, только адаптировалось на наш, российский манер); так вот, в кабинет вошли какие-то лохматые парни в потертых джинсах и линялых рубахах, сдали пачки анкет, отрапортовали бегло и удалились.
– Наши лучшие агенты, – с гордостью отрекомендовала менеджериха (это уже по-русски) закрывшуюся дверь.
Так мы познакомились. Не с дверью. С ней я уже была знакома.
Exhibit 1
На заре нынешнего благоденствия жил-был предтеча российского бизнеса, назовем его – Александр Иванович (почему бы и нет). Размах идей этого человека потрясал своей бесконечностью. Чтобы не быть голословной, расскажу. Допустим: есть предприятие, выпускающее детские велосипедики, но нет рынка сбыта, а в Мурманске ловят рыбу, но нет муки. Погодите, погодите, я не шучу. Так вот, идея Александра Ивановича заключалась в следующем: велосипедики обменять на муку, муку – на рыбу, рыбу… на что же поменять рыбу? Ах, да! Рыбу можно поменять на посуду, посуду же продать в Воронеже, чтобы на вырученные деньги снова взять велосипедики.
Согласитесь, схема гениальная. Не согласны? Что вас напрягает? Посуда?
Очень просто: посуду выпускают в Харькове – это Украина, так? Воронеж – это Россия. В Воронеже у Александра Ивановича есть родня, а в Харькове некоторые связи. Значит, если он за гривны берет посуду, а продает ее за рубли, да еще накручивает пять концов (хотя, накручивал он больше), то прибыль составляет довольно внушительную сумму. Это в теории.
На практике дело выглядело следующим образом:…
Если вы решили взять за основу своего бизнеса безумные идеи Александра Ивановича, я непременно с вами поделюсь. Но, сначала вернемся к истокам.
Дело в том, что ни я, ни мои друзья, к сожалению, или счастью, не обладаем никакими коммерческими способностями. Специально так пишу, чтобы подчеркнуть жирно: никакими! Но! Мои друзья озаботились покупкой аппарата (не искусственного дыхания). Просто-напросто, после очередного выступления в очередном клубе, Ромка сказал:
– Акустика – это бес-пер-спек-тив-но!
И все сразу озаботились.
Но где, скажите, пожалуйста, где в провинции достать деньги? Я подчеркиваю: деньги для того, чтобы их хватило на покупку всяких там музыкальных инструментов и другой аппаратуры?
И тогда Макс, со свойственной ему одному способностью генерить идеи, предложил:
– Давайте займемся бизнесом!
Это было круто!
Итак: в нашем общем понимании, бизнес – это контора, которая занимается всякими спекуляциями, на «эти два процента и живет».
Отлично!
При ближайшем ознакомлении оказалось – не очень. Регистрация конторы требовала хоть каких-то начальных вложений. У нас их не было.
Что делать? (Извечный российский вопрос, не правда ли?) И тогда в мою голову пришла, невесть откуда, светлая мысль:
– Надо найти человека, у которого есть средства.
– И чего? – удивились остальные.
Пришлось долго, почти на пальцах, путаясь в словах и терминах, объяснять начинающим бизнесменам (и себе самой), что такое спонсор.
Так появился Александр Иванович. Мы встретились случайно. На ловца, как говорится, и зверь бежит. У нас не было ничего, кроме мифического рынка сбыта и феерических идей, у Александра Ивановича – фура, набитая харьковской посудой.
Как мы воровали эту посуду!
Наш учредитель благополучно зарегистрировал фирму, снял складское помещение, и работа закипела.
Эдик настаивал на том, чтобы продать весь груз оптом и не морочиться.
Ромка его поддерживал.
Остальные колебались и таскали чашки-тарелки небольшими партиями, на поддержку штанов, так сказать. А все почему? Коммерческие идеи Александра Ивановича, внезапно стали проникать в наши головы и закрепляться там. Мы теперь мало думали о музыке, а все больше – о деньгах. Даже не о деньгах; мы расширили и углубили гениальную цепочку Александра Ивановича, теперь ее звенья удлинились, к прежним добавились два вагона электродов, насосы, электродвигатели и какие-то неведомые машины и механизмы, о которых мы знали только, что они выпускаются на заводе горно-шахтного оборудования. Мы переплюнули Иваныча! Он должен был бы бежать от нас, ибо мы, как люди наделенные поистине безграничным творческим воображением, заставили доморощенного коммерсанта бледнеть и видеть в горячечных снах густой дождь из зеленых бумажек. Но бедняга не знал! Откуда? Мы честно играли, уходили в роли с головами и сами себе верили.
Когда он опомнился, склад был почти пуст. Жалкие останки посуды едва покрыли накладные расходы. Знаете, что больше всего поразило Иваныча: мы никуда не делись. Димка, исполняющий роль директора фирмы, честно восседал в шоу-руме, Ромка ходил в белом плаще и костюме с галстуком, Макс раздувал щеки, я рассылала факсы и даже ездила в командировку, мы вовремя сдавали бухгалтерские отчеты и вели себя солидно. Мы разорили его. Отчаявшись что-либо понять в происходящем, Иваныч нанял спецов. Очевидно надеясь, таким образом, стрясти с нас то, что мы, по его мнению, ему задолжали. Меня хотели продать в Турцию. Так и сказали:
– Продадим в Турцию!
Вау!
К Димке приходили домой и обещали набить морду. Эдик благополучно слинял, прихватив несколько сервизов. Макс удрал в Москву. Я написала заявление в милицию о том, что нас шантажируют, режут, убивают и насилуют. Ромка добыл пистолет и сходил с ним в контору к Иванычу. Инцидент был исчерпан.
Правда, музыкой мы больше не занимались. Кто-то скажет: хреновые из вас музыканты! И будет прав!
Exhibit 2
Где-то я читала о русских эмигрантах в Штатах, мол, питались одними окорочками… Мы питались до-шираком, и не в Америке, а в Москве. Если кто-нибудь хочет почувствовать себя эмигрантом – милости просим в столицу нашей родины! Классный рекламный слоганчик. Эдак – через всю Тверскую растянуть, а? Можно еще на вокзалах и в метро… в общем, дарю идею.
Г-н Алексеев (прошу не путать со Станиславским, тот хоть и был купцом, но занимался театром); так вот, Борис Алексеевич Алексеев театром не занимается, и за всю свою жизнь ни о каких системах не писал. Но, надо отдать ему должное, все-таки свою систему он создал. Систему продаж.
Читаю объявление в газете: «Требуются консультанты для работы на выставках…».
Я только что приехала в Москву. Живу у подруги, помимо меня в крохотной однокомнатной квартире на Бабушкинской помещается еще пять человек, плюс, собственно, сама хозяйка. Тусуемся. Зарабатываем на поесть, сигареты и метро пением в электричках. Ищем работу.
Предложения много, но взгляд почему-то падает именно на этих консультантов для работы на выставках.
Звоню. Назначают собеседование(!!!)
Все серьезно.
Обнадеживает?
Едем с другом. Он москвич, переживает, чтоб меня не обули.
Староваганьковский переулок. Подвал. Спускаемся.
Мой друг лыс и в шортах, впечатление – не для слабонервных. На самом деле – милейший человек, отец многочисленного семейства.
В захламленной полуподвальной комнатушке нас встречает низкорослый плотный мужичок, испуганно здоровается; мы рассаживаемся рядом с десятком таких же соискателей. Милая девушка рассказывает о фирме, необыкновенных возможностях, профессиональном росте и достойной зарплате. Заполняем анкеты.
– Когда надо приступить к работе?
– Завтра. Приезжайте в Эксоцентр. Начинается крупнейшая международная автомобильная выставка, у нас там стенд, так что прямо и начнете работать, – девушка объясняет.
И тут вскакивает тот самый маленький и начинает грузить.
Соискатели слушают, широко распахнув глаза. Но меня уже этим не проймешь, я – воробьиха стреляная, потому сижу и улыбаюсь почти как Мона Лиза. «Не верю!» – сказал бы Станиславский. Но… деньги нужны, а без прописки никуда не возьмут, будь я хоть семи пядей. К пядям у меня имеется диплом об окончании политехнического института, но… кому нужен этот диплом, давайте смотреть правде в глаза.
Долго сидим с лысым приятелем Серегой в Александровском саду на травке, думаем. Сообща принимаем решение: съездить мне в Экспоцентр, а там видно будет.
Всю ночь Серега катает меня по Москве на вишневой девятке (классика жанра!) и, не смотря на то, что нас постоянно останавливают, бесконечно проверяют документы, даже привозят в отделение, где мы долго ждем подтверждение нашей благонадежности, все равно: Москва кажется мне прекрасной!
Как-то у меня возникла идея написать книгу для маргиналов, о том, как выжить в Москве. Но потом эта идея изжила сама себя. Во-первых, я была бы не оригинальна, таких пособий в свое время написано было множество, а во-вторых (или, все-таки, во-первых?), я полюбила этот город. Посудите сами, как можно писать о городе, который любишь? Только с любовью!
Но вернемся к нашим баранам, то бишь, к Борису, который Алексеевич.
Итак: чудесное августовское утро, отяжелевшее за лето солнце, по-хозяйски обнимает мегаполис, асфальт отражается в небе, город в белесой дымке, плывут улицы, воздух дрожит и наполняется звуками. Звуки зовут, подхватывают, тонут в подвалах и тоннелях метро, плутают переулками, гулко дрожат и отражаются от стен. Город поглощает меня, всасывает и влечет в своих потоках, выбрасывает, снова втягивает и это бесконечное движение начинает казаться самой жизнью, с ее стихийными водоворотами и тихими заводями.
Простите за лирику, увлеклась.
Было 9.30. Меня и еще нескольких соискателей встретила давешняя девушка. Маленькая, щупленькая, шустрая, как все девушки ее типа, Люда – так ее звали, проводила нас на территорию Экспоцентра. Посетителей еще не пускали. Мы прошли арку: и моим глазам впервые в жизни открылась заасфальтированная площадь, сплошь застроенная выставочными павильонами, рядами и поодиночке выстроились автомобили, на подиумах больших и маленьких настраивали звук, бегали озабоченные мужчины в костюмах, мальчики и девочки в разноцветных униформах выстраивались вдоль проходов, менеджеры лихорадочно что-то втолковывали подчиненным, кто-то надувал воздушные шарики, а кто-то поднимал в небо огромные шары с рекламой. Казалось, еще немного, еще совсем чуть-чуть, мелькнут последние секунды и невидимый Бегемот, или кто там у адского ведомства ответственный за проведение выставок, оглушительно выстрелит и заорет дурным голосом: «Бал!». Я старалась не крутить головой и изображать равнодушие. Мол, и не такое видали, подумаешь!
– Вот наш стенд, – сообщила Людмила.
Мы остановились перед грудой коробок, тюков и рулонов. Несколько мужчин сосредоточенно разбирали весь этот хлам. Люда взмахнула ручкой и исчезла, чирикнув напоследок:
– Располагайтесь…
Хм!
На самом деле никакого представления о предстоящей работе у меня не было. Правда, в сумочке валялось несколько брошюрок с описанием собственно «продукта», который, как я понимала, все мы должны будем рекламировать.
Тем временем мои будущие коллеги шустро собрали несколько сетчатых этажерок (не могу подобрать другого названия, более полно отражающего суть конструкции). Эти, с позволения сказать, выставочные стенды расположили полукругом, а на несколько пустых ящиков водрузили зачем-то старый капот от неизвестного мне автомобиля.
– Ты новенькая? – услышала я. Высокая полная женщина явно обращалась ко мне, и я кивнула.
– Надо записаться, – сказала женщина. Я подошла к груде ящиков и коробок, там, раскрыв истрепанный журнал, какими раньше, в эпоху счет и перьевых ручек, пользовались бухгалтеры, она записала мои имя и фамилию аккуратным почерком.
После чего улыбнулась неожиданно приветливо и предложила приступать к работе.
Я посмотрела вокруг, у этажерок суетились люди, расставляли банки и бутылки, наполненные таинственными средствами.
– Присоединяйся, – Марина, так звали распорядительницу, махнула рукой в сторону крайнего стеллажа. Там уже распоряжалась маленькая женщина в бирюзовом костюме и белых носочках, почему-то эти носочки запомнились намертво. И скажу сразу: она всегда была в носочках, сколько я ее помню, а встречаться нам пришлось часто, в течение последующих пары лет, это точно.
Итак, я направилась к своей судьбе.
Белые носочки оглядела меня с головы до ног довольно пренебрежительно, наверное, я не внушила ей доверия. Слегка кивнула, представилась Ритой и подхватив в одну руку банку, в другую какую-то упаковку, кинулась к проходящему мужчине.
Мимо нас тек сплошной поток посетителей выставки, постепенно он густел и уплотнялся. Рита то и дело принимала деньги от покупателей и засовывала их в сумочку, болтавшуюся на шее.
– Ты чего стоишь? – Я снова увидела Марину, она с недоумением смотрела на меня.
– А что делать?
– Продавай…
Лаконичный ответ. Но его было достаточно. Я взяла в руки банку и еще раз сверилась с листовкой: полироль… Ага! В картонке оказались сменные щетки для дворников, ну это мне ни о чем не говорило.
Разберемся по ходу, решила я и ринулась в бой.
К концу рабочего дня я ухитрилась втюхать доверчивым посетителям выставки банок десять этой неведомой субстанции под названием «полироль» и еще какого-то дерьма, о котором, как я уже говорила, не имела ни малейшего представления.
С гордостью сдала Марине выручку: мол, смотри, какая я! И заглянула в ее журнал. Эх, каково же было мое разочарование, когда я увидела, что другие «коллеги» ухитрились продать товара на суммы в десятки раз превышающие мою. Но Марина снисходительно похвалила меня и выдала зарплату за день. Для изголодавшейся провинциалки сумма не маленькая. Хватило на покупку еды для всей тусовки и еще осталось.
У меня гудели ноги, в ушах стоял шум выставки, но я так возбудилась, так настроилась на успех, что на следующий день понеслась на работу, как ошпаренная. Я следила за другими, прочитала и прослушала все, что было известно о товаре. Перестала шарахаться от проходящих мимо людей. Тараторила без умолку. Меня несло. Я кланялась, как китайский болванчик, губы растянулись в вечную улыбку и прилипли уголками намертво. Я приплясывала, зазывала, шутила, кокетничала, лезла вон из кожи… Но вечером сумма выручки почти не превысила предыдущую.
Я задумалась, но ненадолго. На следующий день привела с собой любимого, он до этого пару дней промышлял в канадской компании. Но его заработки по сравнению с моими были просто копеечными.
«Уж вдвоем-то мы справимся!» – убеждала я себя и его.
Вдвоем действительно получилось больше денег. Но все-таки, мы отставали от других.
Exhibit 3
Читать бесплатно другие книги:
