Чертова Мельница Бушков Александр
– Если подумать, можно… – задумчиво протянул Сварог. – В крайнем случае, выйдут легонькие межведомственные трения, вот и все, сущие пустяки… Но у меня нет здесь моих людей, я и не предполагал, что они понадобятся, у моей службы все же не те функции…
– Но вы же можете их вызвать?
Сварог обернулся и посмотрел на верного бульдога в упор:
– Вы полагаете, следует?
– Это же Лемар, – почти не промедлив, откликнулся Интагар. – С его, чтобы ему провалиться, чуть ли не колдовским умением убалтывать… А она совсем молодая и в некоторых смыслах, рискну заметить, от земных девушек мало отличается…
Сварог прекрасно понимал, какие мысли сейчас обуревают его верного костолома. Все знают, что жестокий и непреклонный бульдог начисто лишен обычных человеческих эмоций, но один-единственный пунктик у него все же есть, единственная слабинка: будь его воля, будь у него такая возможность, любую девушку бы уберег от опрометчивостей. Отец двух дочек, ага…
Сварог на какое-то время задумался над этой идеей всерьез. В конце-то концов здесь Томи, полноправная сотрудница девятого стола, самым официальным образом числящаяся на службе, так что с юридической стороной дела все в порядке. Если ей удастся выманить Лемара за пределы дворца, к подножию лестницы, где автоматически включаются ронерские законы… А если не удастся? Если этот скот всерьез нацелился на Яну? Прекрасно зная, что никаких законных препятствий перед ним не воздвигнуто? Тогда? Отправиться в комнату секретной связи (она тут, конечно же, обустроена для нужд соответствующих служб), вызвать полдюжины вязальщиков… Как там в кино? «Министры спишутся, выразят соболезнование…»
Он стоял в растерянности, не зная, на что решиться – и нужно ли на что-то решаться. Рядом нетерпеливо сопел Интагар.
– Подождем развития событий, Интагар, – сказал он, ругая себя в душе. – Ситуация очень уж деликатная…
– Я бы его давно, будь ваша воля… – недобро протянул Интагар. И осмелился подпустить в голос малую толику иронии: – Вот вам и развитие событий, ваше величество, можете лицезреть… Если это не развитие событий, то я – балерина…
Сварог даже зубами скрипнул. Оркестр играл марчерет – этакую помесь очень медленного танго с менуэтом, и освещение в огромном зале померкло – как и в прочих, надо полагать, во всех залах танцуют одно и то же…
Яна и Лемар оказались совсем недалеко. Герцог вольничал беззастенчиво: пользуясь медлительностью танцевальных фигур, провел кончиками пальцев по обнаженной руке Яны, от локтя к плечу, по плечу к шее, ладонь на миг задержалась под ключицами, вкрадчиво и где-то даже грациозно скользнула ниже. Другая все время длившейся чуть ли не минуту фигуры лежала не на талии, а на бедре, но Яна лишь опустила ресницы, не сделав ни малейшей попытки чему-то воспрепятствовать, даже когда кончики пальцев Катарюса прошлись по нежной коже над кромкой корсажа.
Интагар злобно сопел. Выругавшись про себя, Сварог подумал, что и тут законы бессильны: потому и померк свет, таков уж танец. Марчерет – единственный танец, во время коего кавалерам разрешается вольничать даже раскованнее, чем это проделывает Лемар – что и наблюдается повсеместно, на фоне иных парочек герцог выглядит сущим паинькой…
– Ваше величество… – едва ли не умоляюще протянул Интагар.
– Смирно. Молчать, – сквозь зубы откликнулся Сварог.
Танец подходил к концу, свет помаленьку разгорался, но еще прежде, чем он набрал прежнюю яркость, Лемар увлек Яну за высокую портьеру, в одну из множества ниш – без всякого сопротивления, положив руку на плечо.
– Такая вот ситуация, граф Гэйр… – без выражения процедил неведомо когда успевший возникнуть рядом барон Абданк. – Ну конечно, там ничего такого не произойдет, не принято…
– А если они пойдут наверх? – зло спросил Сварог.
Барон меланхолично пожал плечами и ничего не сказал.
Сварог не сводил глаз с высокой темно-синей портьеры. Он не мог толком разобраться в своих чувствах – то ли ревность, то ли горечь и разочарование. Кровь стучала в висках, злость переполняла, вот и все. Казалось, прошло очень много времени, хотя на самом деле наверняка лишь несколько минут пролетело, прежде чем парочка показалась вновь. Яна поправляла корсаж, одергивала юбку, глядя на спутника с улыбочкой, за которую Сварог надавал бы ей оплеух, имей он такое право. На шее, над правой ключицей, явственно алело пятно, не оставлявшее загадок касаемо своего происхождения. Лемар что-то говорил, склонившись к ее ушку, украшенному затейливой серьгой с огромным сапфиром. Почти не задерживаясь, парочка направилась вдоль стены – прямехонько к неширокой лестнице, ведущей наверх, в глубины здания. Где располагались…
Сцапав Интагара за витой серебряный шнур полицейского погона, Сварог наклонился к его уху и шепотом распорядился:
– Пяток ваших молодчиков сюда, живо.
Оскалясь в недоброй улыбке, шеф тайной полиции принялся каким-то хитрым манером перебирать форменные медные пуговицы на камзоле – обеими руками, проворно, словно по клавишам барабанил развеселую польку. Очень быстро вокруг них сомкнулись пятеро субъектов в масках и безупречных костюмах, ничем не выделявшиеся на общем фоне – разве что недюжинной статью, шириной плеч и внушительными кулаками.
Яна с Лемаром уже поднялись ступенек на десять. Рука герцога хозяйски лежала на талии девушки. Показав одному из шпиков в ту сторону легким кивком, Сварог тихонечко распорядился:
– Проследить…
Тот едва заметно кивнул и двинулся в предписанном направлении – глядя со стороны, он перемещался неспешно и непринужденно, словно обычный гость, которому пришла охота лениво побродить.
– Граф Гэйр, что вы намерены предпринять? – настороженно осведомился Абданк, от цепких глаз которого эта сцена, конечно же, не укрылась.
– А вы? – жестко спросил Сварог. – По-моему, не осталось никаких сомнений и двусмысленных толкований…
Барон вновь пожал плечами, вроде бы чуточку понурился:
– Ничего я не намерен делать, граф Гэйр. Поскольку не наблюдается ни насилия, ни магических приемов. Не имею права вмешиваться, у меня личные, категорические, не допускающие тех самых двусмысленных толкований указания… Личные. Я на службе.
Что-то вроде этого он и ожидал услышать. Представил Яну в объятиях Лемара, на смятых простынях – и зубами заскрипел от злости. А, будь что будет, дальше Кушки не пошлют, меньше взвода не дадут… Будь что будет, но ты ее, скотина, не получишь…
– Какие там замки? – спросил он резко.
Барон Абданк откликнулся вроде бы совершенно равнодушным тоном:
– Замочная скважина снаружи, но внутри ее нет, чтобы запереться изнутри, поворачивают головку замка.
– А зачем вообще нужна замочная скважина снаружи?
– Леший его ведает, – сказал барон. – Традиция такая. Я так думаю, вдруг все же зачем-то понадобится быстро попасть внутрь… Еще при моем предшественнике в схожей ситуации некоего пожилого ловеласа хватил удар, девица перепугалась настолько, что не могла отпереть дверь лекарям, только визжала… Ну, или понадобится кого-нибудь тихонько арестовать, и такое бывало…
Когда Сварог перехватил взгляд Интагара, тот преспокойно кивнул, похлопав себя по накладному карману камзола.
– Что вы намерены делать, граф Гэйр? – тем же вялым и словно бы безразличным голосом спросил барон.
«Универсальный ключ у него наверняка есть, – подумал Сварог. – Но ведь не даст, не станет заходить настолько далеко – хитрован изрядный, как по должности и положено. Ладно, хоть не мешает, спасибо и на том…»
Он усмехнулся:
– Девятый отдел проводит операцию. О сути которой я имею право никому не сообщать, в том числе и вам. А вот вы не имеете права мне препятствовать, не так ли?
– Не имею, – вяло откликнулся барон. – Однако я, согласно правилам, вынужден буду написать отчеты канцлеру и министру двора…
– Хоть дюжину, – сказал Сварог, нетерпеливо топчась. – Ребята, за мной…
И первым направился к лестнице, стараясь не привлекать излишнего внимания, ленивым шагом. Интагар от него не отставал, четверка шпиков двигалась следом, грамотно изображая беззаботных светских бездельников.
Оказавшись на лестнице, вдали от посторонних глаз, Сварог наддал, перепрыгивая через две ступеньки. Следом топотали шпики. Очень быстро они оказались в длиннющем, неярко освещенном коридоре, где с одной стороны располагалась балюстрада с каменными перилами, откуда тянуло ночной свежестью, а справа – одинаковые двери, невысокие, темного дерева, филенчатые. Над некоторыми тускло светились зеленые фонарики, а над другими, уже занятыми, эти фонарики не горели.
Завидев издали шпика, локтем опершегося на балюстраду напротив одной из дверей, где круглый фонарик над притолокой, понятное дело, не горел, Сварог прибавил шагу. Оказавшись у двери, не сказал ни слова – просто энергично мотнул головой и сделал движение рукой, словно поворачивал ключ в замке.
Как и следовало ожидать, вымуштрованный шпик понял его и без слов – решительно шагнул к двери, извлекая из кармана стальную «лешеву лапку», покрытую на конце хитрыми выступами и вырезами, примерился к скважине.
– Что? – нетерпеливо спросил Сварог.
– Чепуха, ваше величество, – со спокойным достоинством знающего свое дело мастерового откликнулся шпик, уже аккуратно и бесшумно вставлявший отмычку в скважину. – Гвоздем такие открывать… Щас…
Раздался едва слышный скрежет, противное металлическое похрустывание – и шпик, обернувшись, кивнул, извлек свой инструмент. Сварог, нисколечко не колеблясь, рванул на себя вычурную бронзовую ручку, распахнул дверь и бесцеремонно вторгся в обитый полосатым шелком будуар, не особенно и большой.
Карбамильская лампа в изголовье, хотя и прикрученная, давала достаточно света, чтобы рассмотреть обнявшуюся на постели парочку. На полу валяются обе маски, красные башмаки, блуза Пьеро. Только теперь голый по пояс герцог отнял губы от девичьей шеи, недовольно обернулся. Приходилось признать, что для своих лет он сохранил отличную физическую форму – ну да, судя по доносам, пару часов в день гимнастикой занимался самым серьезным образом.
Понемногу на лице герцога разгоралась нешуточная ярость. Яна лишь повернула голову к вошедшим, удивленно подняв брови.
– Какого черта… – прямо-таки прошипел герцог, не хуже иного глорха.
Его ладонь, так и застывшая на обнаженном бедре девушки, послужила последней каплей. Цепенея от злости, Сварог шепотом рявкнул:
– Взять его!
Обежав его с двух сторон, шпики ринулись к постели, и, как-то ухитрившись и пальцем не коснуться императрицы или ее приведенного в совершеннейший беспорядок наряда, выдернули Лемара, словно морковку с грядки. Оттащив от постели на пару шагов, заломив руки так, что он согнулся и вновь зашипел, но уже от боли, уставились на Сварога в ожидании новых распоряжений. Не медля, он приказал:
– Соберите все его вещички, быстренько оденьте-обуйте. Маску на морду – и тихонечко, незаметно для окружающих – в Латерану. Суньте в камеру, все равно, куда, лишь бы было надежно. Утречком я с ним поговорю…
Указания были выполнены в считанные секунды: герцога моментально выпрямили, задрали ему руки вверх, проворно накинули через голову блузу, напялили маску, завязали тесемки, подхватив под коленки, рывком закорючили ноги в воздухе, во мгновенье ока надев башмаки.
– А теперь все вон отсюда, – спокойно распорядился Сварог. – Понадобитесь – позову…
Он захлопнул за ними дверь, повернул рубчатую бронзовую головку замка на несколько оборотов, до упора, обернулся к постели. Вот теперь его решимость и уверенность в себе моментально улетучились едва ли не напрочь. Было не то чтобы стыдно и уж совсем не страшно, но как-то неудобно. Весьма даже неуютно. Только сейчас подумал, как происшедшее выглядит со стороны…
Яна, приподнявшись на локте, разглядывала его с непонятным выражением, совершенно спокойная на вид, словно бы и не рассерженная. Приличия ради следовало бы отвернуться – ее наполовину расшнурованный корсет, собственно, ничего уже не скрывал, а юбка скомкана так, что о том самом пресловутом рубеже приличия приходится забыть начисто – но он стоял истуканом, не отводя взгляда, в каком-то дурацком оцепенении.
– Может быть, соизволишь объясниться? – спросила наконец Яна, опять-таки совершенно спокойным тоном, возможно, таившим близкую нешуточную грозу. – Я сейчас даже и не пойму – то ли это сцена из бездарного романа, то ли просто нахальство неслыханное… Всякие казусы случались с членами императорской фамилии, но такое…
Сварог наконец заставил себя разинуть рот. Содрогаясь от растерянности и смущения, произнес:
– Этот скот – первый развратник королевства, великий мастер по растлению юных девиц…
«Сейчас она мне заедет по физиономии, пожалуй, – подумал он тоскливо. – И в чем-то будет совершенно права…»
Однако Яна не шелохнулась, лишь прищурилась, улыбнулась:
– Ах, вот как… Но я-то не такая уж юная, да и с непорочностью рассталась… Быть может, мне как раз и хотелось побывать в руках первого развратника королевства? Ты, собственно, какое право имеешь так поступать? Я совершеннолетняя, если ты запамятовал.
– Я тебя не узнаю, – сказал Сварог. – Такое впечатление, что это вовсе и не ты…
– Да-а?
– Да. Ты никогда раньше так себя не вела, – он сердито уставился на две ленточки, по-прежнему повязанные на запястье.
Решимость понемногу возвращалась. То ли оттого, что в ее голосе по-прежнему не было гнева или злости (скорее уж обычная, всегда ей свойственная легкая насмешка), то ли оттого, что нужные слова все же появились…
Выпрямившись, Сварог четко произнес:
– Насколько я помню, ты меня назвала своим другом? Первый раз ты это говорила довольно давно, да и потом повторяла не раз… Я имел глупости считать, что ты не врала. Имел наглость и в самом деле считать себя твоим другом. Вот как друг я и посмел вмешаться. И убрать из твоей постели этого типа. Кто угодно, только не этот старый потаскун… Он бы тебя запачкал, и я с этого убеждения не сойду. А ты для меня всегда была чем-то удивительно чистым… несмотря на потерю невинности.
– А теперь что же? – тихо спросила Яна без улыбки. – Я в твоих глазах отныне шлепнулась в грязь?
– Ничего подобного, – сказал Сварог. – Ты для меня остаешься… тем, чем была, прежней. Но вот иначе я поступить не мог, извини… Должен был вышвырнуть отсюда этого… – он выпрямился и продолжал почти официальным тоном. – А теперь можете поступать, как вам угодно, ваше императорское величество. Отставка, опала, ссылка и что там еще… Не могу протестовать ни словечком…
Яна вдруг засмеялась – весело, безмятежно, звонко. Проговорила, смеясь:
– Высокие небеса, видел бы ты себя со стороны… Какой ты еще дурачок… Какой ты еще глупый, наивный, романтичный мальчишка…
– Я?! – едва ли не рявкнул Сварог в приливе искреннего возмущения.
– Ага, – безмятежно сказала Яна, улыбаясь так, что сердце у него ухнуло в неведомые бездны. – Ты, кто же еще? Отставка, ссылка, опала… Может, желаешь еще, чтобы тебе голову отрубили? Размечтался…
Гибко соскользнув с постели, мимоходом одернув юбку, она, шлепая босыми ногами по ковру, подошла вплотную, подняла голову и уставилась Сварогу в глаза с той же непонятной улыбкой. Наткнувшись взглядом на расшнурованный корсет, он торопливо отвернул голову, невольно вдыхая ароматы духов и молодого свежего тела. В голове царил совершеннейший сумбур.
– Ты был великолепен, – сказала Яна, улыбаясь. – Ты ринулся на защиту моей чести, как истинный рыцарь древних времен… – ее взгляд был озорным, мечтательным, нисколечко не рассерженным. – Ты наконец-то начал меня ревновать…
– Ничего подобного…
– Да начал… – сказала Яна тихо.
Прижалась, закинула руки на шею и надолго прильнула к его губам. Сварог стоял, чувствуя себя идиотом, уронив руки.
– Яна… – только и хватило ума выговорить, когда губы оказались свободными.
Чуть отстранившись, сцепив пальцы у него на затылке, глядя в глаза, Яна опустила длиннющие ресницы, сказала спокойно:
– Помолчи, ага? Ты такой умный и значительный, когда молчишь… Помоги мне расшнуровать эту штуковину до конца.
И он помог… и лежал он, и ни о чем особенном не думал, потому что было хорошо. Если не вспоминать, что ухитрился попасть в мастерски подготовленную ловушку – но, говоря по секрету, в ловушке этой оказалось не так уж и плохо, это вам не медвежий капкан и не «ледянка» на соболя…
Пошевелилась прильнувшая к нему Яна, шепнула на ухо:
– Я тебя не разочаровала? Почти что и никакого опыта. Ты у меня второй, правда, да и первый уже через две недели вылетел не только из постели, но и вообще с Талара… Может, тебе со мной скучно?
– С тобой не соскучишься, – усмехнулся Сварог, прижимая ее теснее. – Ни в каком смысле…
Нет, какая тут скука? Это ведь очень приятно для мужского самолюбия – когда попавшая к тебе в постель красавица оказывается чертовски неопытной. Здесь Яна предстала совершенно незнакомой: прежде он знал насмешливую, гордую, самонадеянную – а теперь абсолютно другая, тихая, покорнонежная, готовая подчиняться и учиться. Так что даже не было досады на то, что его хитрющим образом провели…
И все же он сказал, не убирая руки:
– Хорошо же ты меня перехитрила, неопытная…
Яна подняла голову, улыбаясь в полумраке весьма даже лукаво:
– А что мне оставалось делать? Помнишь, полгода назад я ночевала у тебя в Хелльстаде? Я тогда часа четыре старалась не заснуть, хотя спать хотелось ужасно. Все думала: вдруг ты наконец придешь? А я сплю? Ты, конечно, постоял бы, а потом тихонько убрался на цыпочках… Почему ты тогда не пришел?
– Нахальства не хватило, – сказал Сварог чистую правду.
– Вот видишь… И сколько бы мне пришлось ждать, пока ты наконец наберешься нахальства? Или следовало поступить, как в романах – заявиться к тебе, картинно расстегнуть верхние пуговицы, потупиться и прошептать прерывающимся голосом: «Милый, возьми меня…»? Нет, у меня отчего-то это никак не получалось. Я вообще-то гордячка, ты давно должен был заметить… – глядя ему в глаза, Яна засмеялась ничуть не обидно, весело. – А так… Все прошло, как я и рассчитывала. Уж от кого-кого, а от герцога Лемара, славного своими постельными подвигами, ты бы непременно ринулся меня спасать… что и произошло. Интересно, когда ты догадался?
– Да довольно быстро, – сказал Сварог. – Когда время шло, а ты по-прежнему ничуточки не злилась – а ведь в такой ситуации любой взъярится… Тут до меня и начало помаленечку доходить. Да уж, неопытная…
– Ну, это разные вещи, милый – женский опыт и женское коварство…
– А откуда ты знала, кто такой Лемар?
– А мне Томи рассказывала. На прошлом маскераде, три месяца назад, он к ней прилип, в полной мере испытала его обаятельнейший напор – но устояла все же. Он и тогда был наряжен Катарюсом, кстати. Тебя не было, ты в очередной раз где-то геройствовал… Вот. А потом я запросила восьмой департамент, у них на него, если перевести в бумагу, досье высотой по колено…
– Одно-единственное досье высотой по колено… – проворчал Сварог. – У меня в тайной полиции для него завели второй шкаф, потому что в один материалы уже не помещаются. А шкаф, между прочим, под здешний потолок высотой и ширины соразмерной…
– Вот видишь. Уединись я с кем-нибудь другим, ты бы наверняка стиснул зубы и терпел – зная твою романтическую натуру и нежную и трепетную душу… ой! Не надо меня душить, я не виновата, что именно таковы у тебя натура и душа… В общем, Лемара ты ни за что не стерпел бы.
– Абданк знал?
– Ну что ты! Никто не знал. О таких вещах никому нельзя рассказывать…
– Ну, а если бы я все же стиснул зубы и удержался?
– Ты не мог удержаться, глядя, как меня куртуазно лапает Лемар, – уверенно сказала Яна. – Ни за что не мог. Как оно и оказалось… – Сварог почувствовал, как ее тело напряглось, а в голосе теперь явственно звучало волнение. – У нас ведь теперь… отношения, правда?
– Если ты хочешь.
– Нет, ничуточки, – сказала Яна сердито. – Я тебя завлекла в расчете исключительно на мимолетную интрижку, я ведь невероятно ветреная особа и любовников меняю, как перчатки… По мне не чувствуется?
– Ну, прости. Просто, мало ли… Все же, извини великодушно, я тебя давно знаю как особу взбалмошную… Не будешь отрицать?
– Не буду, – спокойно согласилась Яна. – А чего ты хочешь от бедной девушки, в шесть лет оставшейся сиротой? И уже в те времена прекрасно сознававшей, что она не абы кто, а Госпожа Четырех Миров? Притом, что единственным, кто пытался меня хоть самую чуточку воспитывать, был дядюшка Элвар, душа бесхитростная, незатейливая… Что выросло, то выросло. Вообще, такое чудовище могло бы получиться… Хочу. Конечно, хочу. Давно хочу, черт знает с каких пор.
– Только честно тебе признаюсь… – сказал Сварог. – Никак не могу сказать, что я тебя люблю. Ты потрясающая, ты великолепная, я для тебя горы сверну, что угодно сделаю, меня к тебе тянет невероятно… но никак не могу врать насчет любви.
– Вот и прекрасно, – безмятежно сказала Яна, моментально успокоившаяся. – Вот смех, но я про свое отношение к тебе могу сказать, если подумать, совершенно теми же словами… Совершенно теми же. Может, так даже и лучше? Влюбленность, как я слышала, иногда улетучивается, и остаются одни черепки или там пепел… Обещаю тебе не изменять… вообще-то я еще не умею, но и учиться не хочу… Веришь?
– Верю, – сказал Сварог и добавил, тщательнейшим образом подбирая слова: – Все бы ничего, но есть одно обстоятельство…
– Это ты про твою рыжую? – моментально подхватила Яна, словно бы и ничуть не удивившись. – Великие небеса, я вовсе не собираюсь тебе ставить условия и уж тем более требовать с ней порвать. К ней я совершенно не ревную, мы с ней, – она запнулась, подыскивая слова, – вообще-то в разных мирах… Вот о чем бы я тебя попросила, так это – не путаться с придворными вертихвостками. Мне, правда, будет неприятно…
– Ну, это легко обещать и легко выполнить, – сказал Сварог. – Я и забыл, когда последний раз имел с ними дело, так что…
– А эту свою рыжую ты… любишь?
– Вряд ли, – честно признался Сварог. – Просто… Просто, как бы тебе объяснить… Это уже часть меня. Мы с ней столько раз бок о бок ходили под смертью…
– А я смогу когда-нибудь стать частью тебя? Как думаешь?
– Абсолютно честно? Кто ж его знает, будет видно…
– Вот еще и за это я тебя обожаю, – фыркнула Яна. – За то, что никогда мне не преподносил романтического вранья, не кривил душой… Тебе придется по душе, если я буду такой же честной?
– Конечно.
– Так вот, если совсем честно… Мне бы очень хотелось, чтобы ты предстал в роли официального фаворита… ну, ты ведь знаешь, как это бывает, ты сам король и даже король королей… Это не ультиматум, если ты откажешься, ничего не изменится, мне все равно от тебя никуда не деться, я, пожалуй что, на тебя обречена… Но мне бы этого очень хотелось, ты себе не представляешь, как… – она приподнялась на локте и заглянула Сварогу в глаза. – Как я и думала, тебя чуть ли не перекосило… Что, настолько не по душе? Унизительно?
– Да нет, не унизительно, – сказал Сварог. – Дело, в принципе, житейское. Но – не по душе, тут ты права…
– Ну, а если бы ты постарался себя преодолеть? – зашептала ему Яна на ухо умоляющим голоском маленькой девочки, заблудившейся в дремучей чащобе, набитой злыми волками и сексуально озабоченными разбойниками. – Мне, правда, нужно…
– Ох, как ты умеешь голоском своим мелодичным актерствовать, когда понадобится… – сказал Сварог. – Похвастать хочется?
– Вот уж нет, – сказала Яна серьезно. – Ничего ты не понял… Ну, хорошо, давай совсем откровенно. Мне одиноко. Знал бы ты, как мне одиноко, какая порой тоска!
– А друзья?
– Я не это имела в виду. Друзья, конечно, есть, но это именно что друзья, и не более того, такие же молодые, беспомощные…
У меня нет опоры, понятно тебе? Я одна. На меня порой пытаются пусть с соблюдением этикета, но все же давить министры и придворные чины, меня пытаются втянуть в свои интриги, использовать на своей стороне, заполучить в свои ряды, чего мне совершенно не хочется – потому что в этих дурацких крысиных боях нет ни правого, ни виноватого… Наконец, с некоторых пор мне форменным образом не продохнуть от желающих забраться ко мне в постель. Разумеется, все происходит без малейших нарушений этикета, но меня при любой возможности буквально осаждают… И очень малое число из них обуреваемы чистым вожделением. У большинства в глазах во-о-от такими буквами читается: ах, стать бы фаворитом, купаться в титулах и почете, в лести окружающих… Ты же сам король, ты прекрасно должен знать, как это бывает…
– Да знаю… – сказал он со вздохом, вспомнив полчища придворных красоток, действительно, форменным образом осаждавших его персону во всех без исключения подвластных державах. И у большинства из них в глазах, точно, во-о-от такими буквами…
– Вот видишь. Должен понимать, в каком я положении. И вдобавок я не мужчина. Не могу же я указом запретить все это? Ты же тоже не можешь… А ты… Тебе, я твердо уверена, все эти выгоды попросту безразличны. Плевать тебе на них, верно?
– Верно.
– Ну, вот… Хорошо. Наступим на шею императорской гордости… Я себя до сих пор чувствую не всесильной императрицей, а слабой девчонкой. С одной стороны, вроде бы все могу, а с другой… Я хочу быть за твоим плечом… А теперь решай, как хочешь, только как же с твоим обещанием горы для меня свернуть? Или это только на словах?
Ее очаровательное личико было серьезным, встревоженным, она застыла в неудобной позе, не сводя со Сварога глаз – можно поклясться, умоляющих искренне.
Он ей верил. Потому что сам был королем и мог понять многое, обычному человеку недоступное…
– Ты меня уговорила, – сказал он столь же серьезно. – Ладно, я официальный фаворит… Присягу какую-нибудь нужно приносить?
Яна облегченно вздохнула, опустила голову ему на грудь, прижалась, обняла:
– Ну что ты дурачишься? Прекрасно знаешь, что ничего такого и не нужно…
– Только предупреждаю сразу, – сказал Сварог. – Кое-какими выгодами своего положения я все же твердо намерен пользоваться, сразу говорю, чтобы не было недомолвок…
– Это какими? – поинтересовалась Яна, не меняя позы.
– Ну, например… – сказал Сварог. – Мне позарез нужен десяток наблюдательных спутников, а еще лучше, дюжина. Мне нужны подводные виманы – они просто-напросто не применяются, но я точно знаю – есть проекты и чертежи, по которым их можно построить за считанные часы. Нужно же отыскать в океанах и прикончить эту змеиную парочку, Митгард как-никак – одно из воплощений Князя Тьмы… Мне нужна солидная, хорошо оборудованная станция электронной разведки. Мне еще много чего нужно. А добывать все это обычным бюрократическим путем – такая канитель, даже при моих нынешних должностях…
– Ох, а я-то уж думала… – засмеялась Яна. – Какая же это выгода? Это работа на благо Империи… Решим, есть идеи… – и пытливо заглянула ему в глаза. – А что, у тебя и правда нет никаких личных просьб? Совсем-совсем?
– Есть, – сказал Сварог. – Личная и деликатнейшая. Томи ведь твоя старая подруга… Может, хоть ты сможешь как-то на нее повлиять? Понимаешь, она… она в меня врезалась по уши, и я никак не соображу, как ей объяснить, что мне это совершенно ни к чему…
– А воспользоваться? – вкрадчиво поинтересовалась Яна.
– Я не подонок, – сердито сказал Сварог.
– Вот за это я тебя и ценю… Не беспокойся, это у нее через пару недель пройдет. С ней такое периодически случается. Влюбляется по уши, какое-то время себя не помнит, а потом – как рукой снимет. В одиннадцать лет это был один лейтенант Бриллиантовых Пикинеров, в тринадцать – полковник Серебряной Бригады, в шестнадцать… Да столько раз… Уж я-то, будучи издавна наперсницей, столько наслушалась, в том числе и о тебе… Не переживай, это само пройдет. Бесследно. Такая уж у нас Томи, такой и останется…
– Спасибо, – серьезно сказал Сварог. – Правда, успокоила. А то я не представлял, как выпутаться…
…Они спускались по лестнице, держась за руки. Оркестр по-прежнему играл, хотя танцующих изрядно поубавилось, никто вроде бы не смотрел на них прямо, но народ был придворный, опытный, и потому при этом словно бы мнимом безразличии Сварог кожей чуял бесчисленные, мимолетные покалывания искоса брошенных удивленных взглядов – удивленных, любопытных, откровенно завистливых… При дворе сплошь и рядом самые обычные в других местах жесты носят двойной, всем понятный смысл. Если императрица идет, взявши кавалера за руку – это может означать только одно. Явление всем восьми сторонам света официального фаворита. И никак иначе.
Предприняв над собой немаленькое усилие, Сварог ухитрялся не чувствовать себя обезьяной в зоопарке – ну что же, получайте, дамы и господа, перед вами как-никак не очередной придворный хлыщ, не фертик тонконогий, а король Хелльстада и прочая, прочая, прочая.
«Вы меня еще бояться будете, бесполезные, – подумал он, не выпуская теплую ладошку сияющей Яны. – Я вас научу сапоги с вечера чистить и утром надевать на свежую голову…».
Они спустились с лестницы, в открытую провожаемые разве что пристальным профессиональным взором барона Абданка.
Все прочие держались со светской бесстрастностью, включая Орка, чей цепкий взгляд Сварог успел перехватить.
– Ты прекрасно держишься, – сказала Яна шепотом, не поворачивая к нему головы и почти не шевеля губами. – Так и продолжай. Пусть знают… Ох!
Сварог вовремя отодвинул ее в сторонку – иначе на нее непременно налетел бы плечом принц Элвар, уже красный, как рак, явственно пошатывавшийся, способный выдохом перешибить ароматы парочки сельских винокурен. Коли уж он в таком состоянии – и думать жутко, сколько успел принять. Любой выпивоха, включая легендарного князя Клабура, давно бы лежал пластом в совершеннейшей нирване…
Окинув их мутным, но еще вполне осмысленным взором, принц жизнерадостно пробасил:
– Позволь тебя поздравить, дорогая племянница. А-атличный выбор. Сподобился. Дожил. Увидел, как ты все же попала в хорошие руки. Изъясняясь высоким старинным слогом, зело благостно зреть сие! И очи мои источают влагу…
– Ох, дядя… – вздохнула Яна. – Вас не переделаешь.
– Да хоть на семи наковальнях молотами лупи… – захохотал принц. Шагнул вперед и ухватил Сварога за рукав. – Вот кстати, граф Гэйр, то есть его величество король Барг ронерский… У меня к вам пустяковое совершенно дельце. Можно сказать, припадаю скромным просителем, зная прославленное молвою милосердие ваше…
Тяжко вздохнув, Сварог спросил только:
– Где?
– В Барленде, – живо сказал принц. – Это такой убогий городишко в Полуденном Каталауне. Ваши судейские сатрапы, чтоб им провалиться, ввергли в узилище прекраснейшего по душевным качествам юношу, по совершенно вздорным обвинениям. Исключительно порядочный молодой человек, ни разу никому глотку…
– Давайте подробности, – прервал Сварог, вздохнув еще тяжелее.
Глава VII
Простая детская игра
Сварог и не подумал распорядиться, чтобы арестованного герцога переодели, а тюремщики, естественно тоже не собирались этим озабочиваться по собственной инициативе. Так что Лемар, вошедший в приемную меж двух широкоплечих Интагаровых ореликов, по-прежнему шеголял в полном наряде Катарюса, даже в колпачке с помпоном. Только маску реквизировали, как ту деталь одежды, которую арестованным согласно каким-то циркулярам запрещалось иметь в камере.
Стоя в распахнутой двери рабочего кабинета, Сварог чуть развел руки гостеприимным жестом:
– Добро пожаловать, мой печальный романтик… Прошу в кабинет. А вы, – он обернулся к шпикам, – подождите здесь, пока герцог не освободится. Боюсь, вам придется и далее ему сопутствовать…
Шпики дисциплинированно вытянулись, поедая короля глазами. Сохраняя на лице полнейшую невозмутимость, герцог прошествовал в кабинет, выжидательно остановился у стола.
– Садитесь, садитесь, – сказал Сварог гостеприимно. – Никто вас пока что этой привилегии не лишал. Что до остального – вынужден вас огорчить… Кажется, придется вас все-таки повесить, любезный Лемар…
На благообразной роже великосветского прохиндея ни одна жилочка не дрогнула. Глядя в глаза Сварогу, он произнес безупречно светским тоном, как будто речь шла о совершеннейших пустяках:
– Осмелюсь напомнить, ваше величество, я дворянин…
– Ну что же… – сказал Сварог. – Какая, собственно, разница? Пусть будет позолоченный меч, согласно установлениям… Вряд ли эти процессуальные тонкости занимают превеликое множество народа, которое вдохнет с облегчением…
Он зорко следил за физиономией собеседника – но видел лишь грустную покорность судьбе, и не более того. Бесстрастное лицо само по себе казалось карнавальной маской.
Сидя безукоризненно прямо, герцог произнес едва ли не небрежно:
– Ваше величество, нельзя ли осведомиться, чем обязан такой уж немилости? Я, как лицо заинтересованное, хотел бы знать…
Сварог встал и, недобро ухмыляясь под нос, распахнул дверцу шкафа, где на тоненькой полированной полочке покоился толстенный том в картонной канцелярской обложке.
– Видите? – спросил он холодно. – Это, изволите ли знать, всего-навсего экстракт, то есть краткое изложение ваших прегрешений, созданное на основе многотомных уголовных дел. Я вас душевно умоляю: не нужно, глядя на меня честнейшими глазами, проникновенно вещать о происках завистников и клевете врагов. Положа руку на сердце, мы оба прекрасно знаем, как все обстоит на деле… По мнению коронных стряпчих, там хватит и на полдюжины смертных приговоров, а уж и тюремные и каторжные сроки таковы, что обычному человеку их ни за что не отсидеть, тут и трех жизней будет маловато…
– Ну что же… – печально молвил Лемар. – Приговоренный к смерти имеет право на некоторую откровенность, не так ли? Простите за дерзость, ваше величество, но мы оба знаем истинную причину подобной немилости…
Сварог смотрел на него не без уважения – хорошо держится, мошенник, на коленях не ползает, а ведь должен предполагать, что все всерьез…
– Предположим, – сказал Сварог. – И что это меняет?
Лемар сказал мягко, словно бы с легкой укоризной:
– По моему непросвещенному мнению, столь выдающейся личности, как вы, ваше величество, не вполне и пристало из-за вульгарной, пошлой ревности вести себя подобно чванливому тиранчику из Вольных Маноров. Это не лесть, государь, я и в самом деле крайне высоко вас ценю, счастлив был служить в меру скромных усилий…
– Ну что ж тут поделать, – усмехнулся Сварог не без цинизма. – В отличие от меня, вы всю сознательную жизнь прожили в этом королевстве, уж вы-то должны прекрасно знать, какими тиранами и сатрапами были короли Барги, как они частенько сносили головы из чистой прихоти. А я, как-никак, полноправный Барг, я просто обязан сохранять славные традиции предков…
По правде говоря, он не собирался Лемара казнить – даже если бы эта ночь закончилась совершенно иначе. В самом деле, мелко, пошло и недостойно мужчины. Намеревался лишь припугнуть немного – и вернуть в ссылку на Стагар, чтобы наконец вздохнули спокойно отцы юных девиц и суеверные богатые старухи…
– Ваша воля, государь, – сказал Лемар.
Его глаза излучали уже нешуточный укор. Прекрасно сознавая, что ведет себя как лопоухий юнец, Сварог тем не менее не удержался.
– Какая может быть ревность, любезный герцог. – Усмехнулся он. – Могу вам доверительно признаться, что известная вам особа вас всего-навсего использовала, чтобы вызвать ревность у другой особы, и не более того…
– Не могу подвергать сомнению слова вашего величества, – грустно сказал Лемар. – Тем более что на шее у вас еще явственно виднеется след жемчужных зубок… (Сварог, стараясь сделать это непринужденно, тут же застегнул распахнутый ворот рубахи). Значит, вот так обстоят дела… О, это женское коварство… Что же, после такого мне гораздо легче будет идти на Монфокон. Столь жестокого разочарования я еще не испытывал. Я, глупец, полагал в самонадеянности своей, будто это моя собственная скромная персона смогла заинтересовать известную нам обоим красавицу… Оказалось, я был лишь слепым орудием женского коварства… – в его голосе звучала безбрежная печаль. – Положительно, теперь не для чего жить. Я-то, глупец, потерял голову всерьез… Прикажете, ваше величество, удалиться к… тем господам? – в его голосе вдруг зазвучали насквозь деловитые нотки. – Однако предварительно я хотел бы распорядиться своими бумагами и узнать, кто будет моим преемником. Не сочтите за дерзость или самомнение, но не всякий способен успешно довести до конца задуманное согласно моим скудным наметкам…
– Какие еще наметки? – спросил Сварог деловито.
Герцог ответил ему в тон:
– Ваше величество, у меня столько едва задуманных, вчерне набросанных планов… Взять хотя бы способ, которым мы смогли бы изгнать Лоран из Виглафского Ковенанта…
– Так… – сказал Сварог. – А ну-ка, поподробнее…
– Вы, государь, теперь имеете в Ковенанте безусловное большинство голосов, – тоном опытного лектора начал герцог. – Однако Лоран, неспособный повлиять на исход голосования, способен отнять у нас массу времени и сил, забрасывая меморандумами и проектами хартий, топя в чисто процедурных вопросах…
Сварог поневоле сердито фыркнул. Так и обстояло: клятая Лавиния, не в силах повлиять на голосование, старательно топила дипломатов Сварога в самом настоящем море бюрократической волокиты, вынуждая Ковенант собираться вновь и вновь, чтобы обсуждать пустяковые тонкости, третьестепенные детали, идиотские прожекты, пусть и заранее обреченные на провал при голосовании. Это не приносило ни малейшего реального вреда, но нервы мотало не на шутку. Особенно в тех случаях, когда Лавиния, на что имела полное право, требовала созыва Коронной Палаты, то есть съезда монархов – и приходилось день-два торчать в роскошном зале Палаты, часами восседая на троне в полном облачении, слушая и поневоле обсуждая невероятные глупости, внесенные на рассмотрение исключительно затем, чтобы трепать Сварогу нервы. Стахор, несомненный враг, и то до такого не опускался – зато Лавиния оттягивалась по полной…
– Ваше величество, пикантность в том, что Лоран давно уже не имеет никакого права состоять в Ковенанте. И может быть оттуда на законном основании изгнан… Вы знаете историю с принцем Заритом?
– Представления не имею, что это за тип, – сказал Сварог.
– Младший сын горротского короля, младший из трех. Дело происходило триста с лишним лет назад. Юноша, как свидетельствуют хронисты, был крайне честолюбив и обуреваем жаждой власти. Однако третьему сыну в подавляющем большинстве случаев трон не доставался, приходилось до седых волос носить титул принца, с ним и сходить в могилу… Короче говоря, сей амбициозный молодой человек ухитрился составить заговор, оставшись неразоблаченным, с помощью своих сторонников захватил остров Дике, укрепился там и провозгласил себя королем Дике. Снольдер и Глан, а также несколько Вольных Маноров его признали официально – высокая политика, дурные отношения… Асмунд, тогдашний горротский король, обладал неплохими связями в Канцелярии земных дел. Ему удалось протолкнуть указ, согласно коему островные королевства не имели отныне права состоять в Виглафском Ковенанте – нужно же было хоть чем-то насолить непочтительному сыночку. Сегур – безвинно пострадавший за чужие грехи – из Ковенанта, согласно букве закона, тут же исключили – а Дике так и не приняли. Года через четыре очередная военная кампания против Дике увенчалась успехом, остров вернулся под горротскую корону, а Зарита захватили в плен.
– Интересно, что с ним сталось? – фыркнул Сварог.