Стрелы ярости Ричес Энтони

Фурий отчаянно замотал головой.

– Но его же не повышали…

– Потому что у него нет покровителя? Отлично, а это имя тебе что-нибудь говорит?

Он наклонился к вылупившему глаза Фурию и прошептал ему на ухо одно-единственное слово.

– Не может быть!

– Еще как может. Говорят, твой отец заплатил кучу денег, чтобы тебя взяли обратно на службу: ведь далеко не каждый легат согласится смотреть сквозь пальцы на твою репутацию. Несмотря на это, ты не прослужил там и нескольких месяцев. Легат сразу понял, какую обузу на себя взвалил, и при первом же удобном случае перевел тебя в другую провинцию. Все эти годы, что ты гулял и пьянствовал дома, ожидая, пока папочка купит тебе очередной чин, Скавр осваивал воинскую службу, на своей шкуре познавая все ее тяготы. Его покровитель мог одним мизинцем прихлопнуть твою семью, но Скавр никогда не пользовался его влиянием. Ему нравилось командовать людьми в бою, поэтому он не стремился к повышениям, которые увели бы его далеко от передовой, и много лет прослужил в должности легионного трибуна. Полагаю, его покровителя это огорчало, но он не перестал поддерживать Скавра. Поэтому я тебя предупреждаю: будешь распространять о нем грязные сплетни – пеняй на себя. Несколько слов, сказанных на ухо нужным людям, – и твое тело со следами побоев и изнасилования найдут в каком-нибудь тихом римском переулке. Советую тебе смириться со своей участью и начать думать о будущем.

Фурий медленно кивнул, глядя трибуну в глаза. Лициний расслабился, решив, что его слова сломили последнее сопротивление.

– Идем, я отведу тебя в резиденцию от губернатора, подальше от любопытных глаз.

В госпитале Фелиция тихим усталым голосом рассказала друзьям, как она оценивает состояние Дубна. Склонившись над центурионом, она внимательно осмотрела пораженный участок и, приблизив лицо к покрытой запекшейся кровью ране, медленно втянула носом воздух.

– Копье, да? Это хорошо, значит, рана неглубокая. Судя по всему, кольчуга сделала свое дело и смягчила силу удара. Дурного запаха, признака инфекции, тоже нет, это хороший знак. Теперь у тебя есть выбор, центурион: я могу дать тебе сонное питье, или обойдемся без него. Боль будет в обоих случаях, но, выпив настоя, ты будешь чувствовать ее как бы сквозь сон, а без него испытаешь все неприятные ощущения в полной мере.

Дубн утомленно закрыл глаза и медленно покачал головой.

– Я и так чувствую себя покойником, так что давай не будем тянуть и сразу с этим покончим.

Лекарь кивнула своим помощникам.

– Привяжите его ноги как следует. Мне понадобятся маленькие хирургические щипцы, уксус, чистые льняные тампоны и дренажная трубка. Да, и еще медовые соты. А вы, господа… – она чуть улыбнулась ожидающим центурионам, – отложите шлемы и жезлы и встаньте вот сюда. Держите ему руки. Когда мы откроем рану, ему будет больнее, чем в момент удара.

Когда часом позже Юлий зашел в госпиталь, Дубн забылся сном на койке. В животе, туго перетянутом бинтами, торчала крохотная бронзовая трубка.

– Надеюсь, он выживет?

Руфий устало кивнул:

– Да, если это зависит от искусства врача. Рану очистили тщательно, но Дубн вынес мучения без единого стона.

Юлий кивнул. Ему на собственном опыте было известно, через что пришлось пройти его товарищу.

– Когда мне пришлось через это пройти, я орал дурным голосом. Рану заполнили медовыми сотами?

Руфий кивнул.

– Я сам их крошил.

– Ну, значит, он поправится. Это обнадеживает.

Марк и Руфий переглянулись.

– Что?

– Да, может, и ничего…

– Но?.. Ладно, центурион Корв, не тяни. Я уже большой мальчик, мне можно сказать всю правду.

Марк нахмурился.

– Фел… Лекарь сказала, что немного задета печень. Повреждения небольшие, но никто не знает, что было на копье. Остается только ждать и надеяться на лучшее.

Юлий глубоко вздохнул и медленно покачал головой.

– Ладно, ничего не поделаешь. Что ж, господа, примипил передал, что вы можете пропустить по стакану вина, а потом лечь спать и приготовиться завтра на рассвете выступить в поход. С первыми лучами солнца мы снова отправляемся на север. Примипил хочет, чтобы мы были свежи и бодры, а не клевали носом после бессонной ночи у постели больного. Ты, Два Клинка, пообщайся со своей дамой, а потом приходи в офицерскую харчевню. Мы будем тебя ждать. Стакан вина тебе не помешает – будешь крепче спать.

Марк кивнул в знак согласия, обменялся с ними обоими дружеским ударом кулака о кулак, осторожно подошел к операционной и заглянул в дверь. Фелиция, склонившись над очередным пациентом, принюхивалась, нет ли запаха гниения. Увидев Марка, она улыбнулась и кивнула.

– Вроде бы все чисто, если мой нос еще способен различать запахи. Давай на сегодня заканчивать. Все остальные могут подождать до завтра, а я пока немного посплю. Подготовьте пациента: сейчас будем чистить рану.

Она подошла к двери, подтолкнула Марка в палату, а потом, обхватив его обеими руками, уткнулась лицом в его грудь и устало прошептала:

– Сколько ты здесь пробудешь?

Он фыркнул в ее волосы, рассмеявшись против воли.

– Около шести часов. Мы выступаем завтра на рассвете.

Фелиция отстранилась и, держа его на расстоянии вытянутой руки, внимательно всмотрелась в его лицо с темными кругами вокруг глаз.

– Ты только вчера из боя. Похоже, опять влез в самую гущу…

Его глаза вдруг затуманились. Мягкий упрек пробил его защиту, и бушевавшие в душе Марка эмоции вырвались наружу против его воли.

– Мы сражались с варварами на севере. Мои лучники дрались так, как я даже представить себе не мог… но очень многие погибли. И Антенох…

Слеза прокатилась по его щеке и упала на кольчугу. Фелиция притянула его голову к своему плечу и замерла, прижавшись к Марку и кусая губы, чтобы самой не расплакаться.

– Бедный мой… Что ж, солдатская доля…

Марк немного отодвинулся и попытался заговорить, но она прижала палец к его губам.

– Не надо… Ты не виноват. Возможно, они были лучниками, а не пехотинцами, как тунгрийцы, но и те и другие – солдаты. Они знали, на что шли, когда поступали на службу. А что касается твоего писаря…

– Он умер, спасая ребенка. Я опоздал. Успел только прикончить тех, кто его убил. Я больше ни на что не гожусь…

– Глупости! – Ее голос стал тверже. Схватившись руками за ворот его кольчуги, она снова притянула его к себе и яростно зашептала: – Ты хороший офицер и добрый человек. Я люблю тебя. Соберись с духом, выспись и возвращайся, когда все закончится. Мне нужен муж, а не мертвый герой, поэтому я хочу, чтобы ты не терял голову.

Он слабо улыбнулся и, прижав ее к себе, нежно поцеловал. Оторвавшись от него, она двинулась к операционной, но на половине пути обернулась со слабой улыбкой на губах.

– А если хочешь запомнить Антеноха живым, не забывай, как он доводил тебя до такого состояния, что ты готов был рвать волосы на голове от злости.

Он улыбнулся ей в благодарность за напоминание о лучших днях.

– Я однажды зашвырнул в него свитком с комментариями к «Запискам о Галльской войне».

– Знаю, он мне рассказывал. Думаю, он даже гордился этим достижением… А теперь иди. Мне надо закончить с пациентом и сделать записи, пока я не забыла, что там нужно написать.

Марк взял шлем и проводил ее до дверей. Мысли его уже были заняты завтрашним походом.

Фурий осушил последний стакан оставленного для него вина и потряс флягу, чтобы убедиться, что там ничего не осталось.

– Пусто. Ублюдки, не могли оставить побольше. Разве такой каплей напьешься!

Поднявшись со стула, на котором он восседал после ухода Лициния, посоветовавшего ему на прощание поскорее лечь спать, бывший офицер в самом мрачном расположении духа поплелся на поиски вина. Обойдя весь дом и так и не найдя никакой выпивки, он натянул сапоги, подошел к входной двери и, осторожно открыв ее, выглянул наружу. Стоявшие на страже кавалеристы Петрианы с непроницаемыми лицами повернулись в его сторону и скрестили копья, преграждая ему выход из резиденции. Закрыв дверь, Фурий ретировался на кухню и принялся методично обыскивать помещение, пока не нашел то, что искал, – кухонный нож с широким лезвием. Вернувшись в отведенную ему комнату в дальнем конце здания, Фурий, используя нож как рычаг, принялся отжимать задвижку запора ставни. Наконец дерево не выдержало и треснуло, открыв ему путь наружу.

Фурий задул лампу, приоткрыл ставень и осторожно выглянул в щелку. Улица, ведущая от резиденции губернатора к стене крепости, была пустынна. Он собрался открыть ставни во всю ширь и выбраться наружу, как вдруг в его поле зрения показался солдат в шлеме, который прошел мимо приоткрытого окна. Фурий подождал, пока солдат повернет за угол, а потом бесшумно спрыгнул на землю, аккуратно притворил ставень и торопливо двинулся в сторону того угла здания, за которым скрылся страж. Он с беспокойством выглянул из-за угла, опасаясь, что стражник пойдет назад, но тот направился к дальнему углу: очевидно, он раз за разом обходил резиденцию по кругу. В распоряжении Фурия оставалось несколько минут, пока стражник не появится с другой стороны. Немного отдышавшись, он выбрал единственно возможный для себя путь: как ни в чем не бывало перешел на другую сторону, под прикрытие казарменного здания, расположенного напротив резиденции губернатора. Фурий ожидал, что вот-вот за его спиной послышится шум погони, но ничего не последовало. Стражники у дверей не распознали в шагающем уверенной походкой мужчине того самого пленника, которого им поручил стеречь Лициний.

Теперь Фурий шел быстро. Он направлялся в ту часть казармы, где находилось его временное жилище. Тунгрийский часовой, стоящий на своем посту в дальнем конце блока, закашлялся от холодного вечернего воздуха. По уставу перед дверью префекта полагалось выставлять часовых, но сейчас тут никого не было. «Конечно, – подумал он, – с учетом моего нового статуса в этом нет необходимости».

Найдя нужную дверь, Фурий приоткрыл ее и чуть заглянул внутрь, опасаясь увидеть там охрану, но комната была пуста. Его меч и кинжал лежали на кровати рядом с другими пожитками. Он надел перевязь поверх туники, повесил оружие на пояс, подошел к окну и осторожно выглянул наружу. Из расположенного напротив госпиталя вышли четыре санитара. Рукава их туник были черны от крови. Вся четверка двинулась к воротам, а оттуда – на главную площадь.

– Собрались в пивнушку, господа? Интересно, а кто будет заботиться о пациентах, пока вы пьянствуете? – Фурий внимательно осмотрел длинный ряд окон, пока не нашел то, что искал. – Ага, это будет мне наградой за то, что я не согласился уйти тихо.

В офицерской харчевне собралось много народу: тут были и центурионы пехотных когорт, и командиры декурий всадников Петрианы. Примипил Фронтиний наслаждался редкими минутами отдыха в компании своих офицеров. Принц вотадинов стоял между ними, держа в руках рог с пенной брагой. Марто явно испытывал неловкость. Он сначала хотел отклонить приглашение, но Фронтиний не стал даже слушать его возражения.

– Ты вытащил наши задницы из огня, и мы считаем тебя своим братом. Неважно, что было раньше и что случится потом. И, кроме того, если ты откажешься, я уверен, Медведь придет за тобой и отнесет в харчевню на руках. Может, не стоит до этого доводить?

Фронтиний поднял стакан, и центурионы пододвинулись поближе к своему командиру, чтобы лучше слышать его тост. Его голос прозвучал в неожиданной тишине, поскольку все присутствующие вдруг замолчали и напрягли слух.

– Братья, мы пьем за вениконов. Пусть они запомнят тот день, когда две тунгрийские когорты с небольшой помощью Юпитера, даровавшего дождь… – он театрально понизил голос, понимая, что сейчас к нему обращено внимание всего зала, – выстояли против десяти тысяч этих ублюдков. – Фронтиний возвысил голос, почти прокричав последние слова своего тоста: – Благодарность в приказе за Красную реку!

Послышались одобрительные возгласы, и все присутствующие подняли стаканы. Фронтиний повернулся к Юлию, вопросительно подняв бровь.

– Как там Дубн?

– Пока не ясно. Все зависит от того, не занесло ли копье какой-нибудь дряни в его печень. – Юлий поднял стакан в сторону Марто и произнес тихо, чтобы его слышали только те, кто стоял рядом: – За тебя, Марто, и за твоих воинов. Если бы не вы, наш брат Дубн, вероятно, был бы уже мертв. Да и все остальные тоже.

В знак одобрения офицеры подняли свои стаканы. Бритт кивнул, принимая почести, и сделал большой глоток пива из своего рога.

– Думаю, у тебя еще будет возможность оказать нам подобную услугу, центурион, но я благодарю тебя за добрые слова. Если мне будет позволено… – Фронтиний кивнул, сделав ему знак продолжать, – то я бы хотел выпить за ваших лучников. Неподготовленные и необученные, они держались тверже всех прочих воинов. Они стали настоящими победителями во вчерашней битве.

Он поднял рог. Тунгрийские офицеры, посерьезнев, закивали. Все помнили, как много солдат Марка погибли или получили серьезные ранения в битве на берегу Красной реки. Примипил осушил стакан и уселся за ближайший стол.

– Отлично сказано. А теперь, братья, я с вами прощаюсь. Допивайте – и отправляйтесь спать. У вас осталось всего несколько часов. Завтрашний марш будет столь же изнурительным, как сегодняшний, так что вы должны быть свежи и готовы ко всему.

Фронтиний вышел из харчевни и мимо казарм Второй когорты направился к воротам, в ту сторону, где были расквартированы его собственные подчиненные. Он машинально ответил на почтительное приветствие часовых: все его мысли уже были заняты завтрашним маршем.

Фурий, стоя в холле госпиталя, следил за примипилом, пока тот не скрылся из виду. На всякий случай он еще немного подождал и, убедившись, что опасность миновала, двинулся по главному коридору, стараясь как можно тише проходить мимо ответвлений, ведущих в платы. Его сапоги тихо поскрипывали при каждом шаге. Комнаты были забиты ранеными, но никто из пациентов не обратил на него внимания: лекарь распорядилась, чтобы пациентам, измученным тяжелыми процедурами, дали снотворное питье. В конце коридора Фурий остановился и прислушался. Фелиция делала записи о проведенных за день хирургических операциях и что-то тихо бормотала себе под нос. Фурий открыл дверь и вошел в ее тесный кабинет. На него дохнуло теплом огня, горевшего на небольшой жаровне у дальней стены. Женщина, испуганная его внезапным появлением, расслабилась, когда узнала неожиданного гостя. С внутренней улыбкой он подумал, что скоро от ее спокойствия не останется и следа.

– Добрый вечер, префект Фурий. Полагаю, вы пришли навестить ваших раненых. Они…

Фурий заговорил, не дожидаясь, пока она закончит фразу. Его резкий тон сразу же заставил ее отпрянуть.

– Нет, я пришел к тебе. И ты немного не в курсе: я больше не префект Фурий, я теперь просто Фурий, и все тут. Фурий – трус и неудачник. Меня разжаловали, но, как ни странно, в моем новом статусе есть и положительная сторона: я больше не должен вести себя так, как подобает старшему офицеру. – Он закрыл за собой дверь, хищно улыбнувшись сидевшей перед ним Фелиции. – Должен сказать, что мои сексуальные вкусы всю жизнь доставляли мне множество неприятностей. Видишь ли, мне нравится, когда женщина сопротивляется.

Фелиция посмотрела на него с зарождающимся страхом, а затем окинула взглядом комнату, ища средства для защиты.

– Беда в том, что некоторые женщины, которым я благоволил, сопротивлялись так сильно, что меня обвинили в изнасиловании. – Он замолчал, печально покачивая головой. – Первые несколько раз моему отцу удалось откупиться, но потом я приобрел привычку душить тех женщин, чьими телами насладился, чтобы заручиться их молчанием. Именно по этой причине меня перевели сюда из Первого легиона Минервы. Юная девушка, которая мне приглянулась, принадлежала к слишком влиятельной семье, так что замять дело не вышло. Прямых доказательств моей вины не было, но подозрений вполне хватило, чтобы легат отослал меня подальше, заявив, что поступает в моих же интересах. Братья девушки поклялись на алтаре Немезиды отомстить за ее смерть. – Он поднял руку и продекламировал: – О Немезида, крылатая уравнительница жизни, темноликая богиня, дочь справедливости!

Он снова улыбнулся, и его пустой, бессмысленный взгляд ужаснул Фелицию.

– Разумеется, легат не стал говорить моему новому начальству, почему он решил от меня избавиться: меня бы просто отказались принять. Так я очутился здесь, где никто не знает о моих маленьких слабостях. Немезида, дочь справедливости? Ха! Нет на свете никакой справедливости! – Он наклонился, приблизив лицо к Фелиции. – Если бы она существовала, я бы сидел сейчас взаперти в резиденции губернатора, ожидая бесславной отправки домой. Но мы-то с тобой знаем, что это не так. И поэтому я могу сделать с тобой все, что захочу, и никто ни о чем не догадается, потому что я умею заметать следы… Думаю, ты уже в курсе того, как я поступаю со своими жертвами, поскольку осматривала тело одной из них?

Испуганная Фелиция медленно кивнула, не в силах оторвать глаз от склонившегося над ней лица. Фурий довольно улыбнулся, обеими руками схватил ворот ее туники и с силой рванул ткань в разные стороны. Взяв женщину рукой за горло, он заставил ее подняться на ноги и, прижав к стене, свободной рукой сбросил с ее плеч остатки туники, обнажив тело.

– Это именно то, что мне нужно. Через минуту, красавица, ты будешь визжать, как свинья, которую режут.

Он сорвал льняную полосу, сдерживающую груди женщины, и крепко ущипнул сосок, который от боли напрягся и затвердел. По лицу Фурия расплылась довольная усмешка.

– Вот видишь, твое тело выдает тебя… вам, сучкам, такое нравится, и все ваше сопротивление – сплошное притворство.

Дверь заскрипела и отворилась. Корнелий Феликс осторожно заглянул внутрь. Его правая рука была перевязана.

– Я… О боги, что тут…

Фурий обернулся и въехал кулаком в лицо кавалериста. Раненый кавалерийский офицер отлетел к стене и потерял сознание.

Фелиция отчаянно пыталась распахнуть ставни, но Фурий оттащил ее от окна и, залепив ей звонкую пощечину, с торжествующим смехом толкнул на пол.

– Куда это ты собралась? Нет уж, давай-ка снимем все остальное, чтобы ничего не мешало.

В офицерской харчевне Марк осушил стакан, поставил его на стол, взял шлем и растеряно огляделся.

– Проклятие!

Руфий вопросительно поднял бровь.

– Мой жезл. Должно быть, я забыл его в госпитале.

Его приятель допил вино и тоже собрался идти.

– Да это близко, за углом. Я схожу с тобой. Заодно посмотрим, как там Дубн. Ты идешь, Марто?

Бритт кивнул, прикончил содержимое своего рога и засунул его за пояс. Юлий забрал свой шлем и криво улыбнулся Марку.

– Я тоже пойду. Прослежу, чтобы ты вовремя вернулся в казарму. А то вдруг случится так, как в прошлый раз, когда вы с ней остались наедине. Не хотелось бы, чтобы ты завтра явился на построение в таком виде, словно тебя пропустили через жернова.

Офицеры вышли в холодный ночной воздух под звездным небом и направились в сторону больницы. Сквозь ставни на окне кабинета лекаря пробивался свет лампы, и Марк покачал головой.

– Надо же, она еще не спит. А мне отдых прописала…

– Тихо!

Марто поднял голову, напряженно прислушиваясь. В наступившей тишине раздались отчаянные женские крики. Руфий первый сообразил, в чем дело, и рванул к госпиталю. Остальные кинулись следом. Перепрыгивая через ступеньки, Руфий влетел в холл и прибавил шагу, увидев в дальнем конце лежащее у стены тело. Он вытащил меч, пинком распахнул дверь и наткнулся на Фелицию, распростертую на полу, и Фурия, раздвигающего ей бедра своими мускулистыми ногами. Одной рукой он зажимал ей рот, а вторая была где-то в промежутке между их телами. Он чуть заметно двигал ягодицами, намереваясь войти в нее. Руфий шагнул в кабинет и коснулся острием меча ануса бывшего префекта. Почувствовав прикосновение холодной стали, Фурий замер, изумленно оглянувшись на разгневанного центуриона.

– Сейчас же отпусти ее, скотина, или мой меч войдет тебе в сердце, не повредив грудную клетку.

Остальные офицеры появились из-за его спины. Юлий сразу же оценил ситуацию.

– Подержи его так. Спокойно, госпожа. Выбирайтесь из-под него, вы в безопасности.

Фелиция, с трудом освободившись от Фурия, презрительно плюнула ему в лицо. Юлий схватил побледневшего Марка за плечо и тряхнул, прекрасно понимая, что его друг вот-вот вонзит свой меч в насильника, распластавшегося на полу.

– Центурион, уведи ее отсюда и постарайся успокоить. А мы пока займемся этим ублюдком. – Юлий наступил шипастой подошвой сапога на шею Фурию, вдавив его лицом в каменный пол. – Свяжи ему руки за спиной. – Он подождал, пока его старший товарищ покрепче стянет узел на запястьях пленника. – Отлично. Убери меч, Руфий. Мерзавец не станет оказывать сопротивления. Он не способен сражаться с мужчинами, а может лишь нападать на беззащитных женщин. Я хочу посмотреть, что он запоет завтра, когда ему располосуют спину плетью, а потом прибьют к кресту. Ведь так, по-твоему, надлежит наказывать преступников?

Фурий, беспомощно лежавший под сапогом центуриона, злобно огрызнулся в ответ:

– Вы не станете предавать меня правосудию. Я выдам все ваши тайны, и тогда вам конец.

Сапог, прижимавший его к полу, надавил сильнее.

Юлий повернулся к своим собратьям-офицерам.

– Сходите разберитесь с человеком, который там лежит.

Руфий вышел из комнаты. Марто, стоявший в дверях, наконец-то рассмотрел распростертого на полу бывшего префекта. Юлий нагнулся и, взяв Фурия за волосы, повернул его голову, не поднимая сапога с шеи.

– Ну что ж, давай послушаем, что тебе известно такого, что мы скрываем.

Полузадушенный Фурий злобно прохрипел:

– Ваш центурион… парень с выдуманным именем… Он прячется от императора, а вы его прикрываете. – Он замолчал, собираясь с силами. – Если вы придадите этому делу огласку… Я подниму такой шум, что услышат даже боги.

Юлий засмеялся и вывернул голову беспомощной жертве, чтобы тот увидел стоявших над ним людей.

– Ну что ж, бывший префект. Ты умрешь тихо, без лишнего шума. – Он вытащил кинжал из-за пояса и поднес его к лицу Фурия. – Для начала я тебя ослеплю, а потом мы отвезем тебя в лес, привяжем к дереву и оставим на съедение диким зверям…

Фурий, несмотря на свое бедственное положение, расхохотался.

– Вы, я вижу, смелые люди…

Юлий отогнул его голову назад, рискуя удушить на месте, и обменялся с Марто обеспокоенными взглядами.

– Это почему?

– Потому что мое исчезновение… будут расследовать фрументарии… Ваша ложь выйдет наружу, и с вами будет покончено.

Марто тронул Юлия за плечо.

– Думаю, надо устроить так, будто он умер своей смертью, чтобы ни у кого не возникло никаких подозрений.

Юлий вопросительно поднял бровь.

– И ты знаешь, как это устроить?

Бритт вынул из-за пояса рог и указал на голые ягодицы пленника. Юлий непонимающе нахмурился.

– Мы будем насиловать его до смерти с помощью рога?

Марто покачал головой и поднял руку, предупреждая дальнейшие расспросы.

– Я сейчас вернусь, – заявил он и с размаху заехал Фурию по уху. Тот взвыл от боли, а принц вотадинов зашептал центуриону: – Пусть думает, что уговорил нас сохранить ему жизнь. Главное, чтобы он не дергался. Нужно, чтобы на теле не осталось следов борьбы. Пока меня не будет, ты постарайся…

Объяснив свой план, Марто вышел из кабинета и отправился в операционную в поисках нужных инструментов. Найдя подходящую пилу по кости, он быстро отсек кончик рога, так что на конце образовалось отверстие толщиной в палец.

– Отлично.

Марто спрятал отрезанный кончик рога и отправился на поиски остальных центурионов. Он нашел их в главной палате, где Фелиция, которая уже оделась и пришла в себя после недавнего потрясения, суетилась вокруг молодого человека, которого они обнаружили без сознания на полу.

– Похоже, бедняга отделался легким сотрясением мозга. А я уж испугалась, что мерзавцу удалось то, что не получилось у варваров.

Марто приблизился к ним, вежливо кивнул Фелиции и обратился к двум центурионам:

– Братья, мне нужна ваша помощь.

Руфий и Марк проследовали за бриттом в кабинет лекаря, где он показал им рог и быстро объяснил свое предложение. Когда они втроем вошли в крохотную комнатку, в ней почти не осталось свободного пространства. Юлий наградил их сердитым взглядом, а Фурий, услышав стук сапог по каменному полу, снова пустился в разглагольствования:

– Смиритесь с неизбежным, идиоты! Если вы меня освободите, возможно, я закрою глаза на эту глупость. А если вы и дальше будете меня удерживать, то в качестве компенсации я оттрахаю вашу хорошенькую докторшу во все дыры.

Юлий, которому надоело выслушивать пустые угрозы и проклятия, презрительно взглянул на распростертую фигуру.

– Марто, давай уже приступим к делу.

Принц вотадинов кивнул и продемонстрировал отпиленный рог. Через пару секунд центурион догадался о предназначении этого предмета, и его лицо расплылось в улыбке.

– Ладно, префект Фурий, ваша взяла. Развяжите ему руки.

Марк и Руфий распутали ремень, стягивавший запястья Фурия, и тут же прижали его руки с обеих сторон, распластав на каменном полу. Юлий мощными руками обхватил щиколотки бывшего префекта, чтобы тот не лягался. Не чувствуя на шее тяжелого сапога, Фурий удивленно обернулся.

– В чем дело? Освободите меня, не то я буду…

Он замолчал на полуслове. Марто присел на корточки у его головы и показал ему надпиленный рог.

– Этот рог принадлежал моему отцу, а еще раньше – его отцу. Мне не хотелось его портить ради подонка, но ты не оставил мне выбора. Человек, который нападает на женщин своего народа, не заслуживает ни жизни, ни достойной смерти. И поэтому…

Он поднял с пола обрывки одежд, сорванных Фурием с беззащитной женщины, скомкал ткань, снова стукнул пленника по уху и ловко запихнул кляп в разинутый рот.

– Постарайся извлечь из этого максимум удовольствия. Это последнее в твоей жизни прикосновение к женщине.

Потом он присоединился к Юлию и крепко обхватил щиколотку пленника. Мужчины кивнули друг и развели ноги Фурия в стороны, выставив на всеобщее обозрение гениталии и сморщенный анус. Почти в ту же секунду бритт вставил обрезанный конец рога в задний проход бывшего префекта, не обращая внимания на его приглушенные протесты.

– Держи его.

Юлий снова схватил Фурия за обе ноги, а Марто подобрал с полу остатки разорванной туники Фелиции и, обмотав ими руку, взял из углей жаровни кочергу. Осмотрев критическим взглядом раскаленный металл, он еще раз сунул ее в огонь, помешав предварительно угли.

– Ну что ж, римлянин, у нас, похоже, образовалась пара свободных минут до твоей смерти, так что я расскажу тебе одну историю.

Фурий изумленно вытаращил глаза, отказываясь верить в происходящее.

– Вероятно, ты ее уже слышал. Она стара, как горы, но это еще не повод, чтобы не рассказать ее снова. Давным-давно, как говорила мне моя бабушка, жила на свете змея, которой нравилось убивать других тварей, особенно тех, кого она не могла съесть. Лесные звери ненавидели и боялись змею, поскольку она убивала только для того, чтобы насладиться агонией жертвы. Однажды жарким летним днем в чаще разгорелся пожар, и пламя быстро перекидывалось с дерева на дерево. Змея испугалась, что сгорит заживо. Казалось, что спасения ждать неоткуда, но тут на поляну выскочил лис – умный и хитрый зверь, который легко мог обогнать пламя лесного пожара. Змея окликнула лиса и стала умолять его вынести ее из огня. Лис, конечно, не согласился, зная о дурной славе змеи. Он боялся, что, согласившись, подпишет себе смертный приговор. У змеи был один убедительный довод. «Если я тебя укушу, – сказала она, – я упаду с твоей спины и сгорю заживо. Зачем же мне поступать так глупо?» И тогда лис согласился вынести змею из огня в обмен на ее благосклонность в будущем. Разумеется, на середине пути через лес, где деревья росли густо и уже занимались пламенем, змея внезапно вонзила клыки лису в шею. Лис повалился на землю в смертельных судорогах, и перед его затухающими глазами возникли предки, зовущие его к себе. Когда огонь охватил деревья, лис из последних сил приподнял голову и задал испуганной змее один-единственный вопрос: «Зачем ты убила меня, если теперь тебе не спастись?» Змея соскользнула с его спины в пламя и со стыдом прошипела ответ, в правдивости которого не приходится сомневаться. Ты догадываешься, что она сказала?

Марто сделал паузу, словно бы ожидал ответа от римлянина, лежавшего с кляпом во рту. Фурий посмотрел на него с ненавистью.

– Нет? Ее ответ был прост: «Я не смогла удержаться. Это у меня в крови». Ты, конечно, сообразил, зачем я рассказал тебе эту историю. Вдобавок теперь кочерга достаточно раскалилась. И хотя я наблюдаю за тобой совсем недолго, я уже успел заметить, что тебе, как и змее, нравится смотреть на смерть и мучения. Ты опасен для всех, кто тебя окружает, и останешься таким до конца своей жизни. Может, кому-то и интересно знать, как ты докатился до подобной низости, но я человек практического склада. Я хочу покончить с тем жалким существованием, которое ты называешь жизнью, чтобы ты не погубил множество других людей. У меня уже готово средство, которое позволит отправить тебя в царство Гадеса и при этом не попасть в расставленные тобою капканы.

Марто помахал раскаленной кочергой перед лицом пленника. Лоб Фурия покрылся испариной. Принц вотадинов направился к рогу, торчавшему между ног пленника.

– Держите крепче, он будет вырываться, как медведь.

Он просунул кочергу в широкий конец рога и изо всех сил втолкнул ее глубоко в тело лежащего на полу человека. Горячий металл разрывал внутренности Фурия, и, если бы не кляп, отчаянные вопли разбудили бы весь лагерь. Пленник дергался и извивался, несмотря на усилия четверых мужчин удержать его на месте. Наконец, содрогнувшись в последний раз, он замер. Глаза его остекленели. Марто вытащил кочергу, наполнив воздух запахом горелой плоти, и снова сунул ее в огонь, чтобы отчистить от свисавших с нее остатков кишок. Потом Марто швырнул в угли надпиленный рог. Юлий, внимательно осмотрев лежавшее перед ним тело, изумленно покачал головой.

– Идеальное убийство. На теле жертвы не осталось никаких признаков насильственной смерти. Давайте оденем его, братья.

Трибун Лициний, поднятый с постели почти сразу после того, как он с облегчением прилег вздремнуть на несколько часов перед походом, взглянул на тело Фурия, лежащее на столе в сапогах и тунике, а затем позвал за лекарем.

– Итак, милая Фелиция, что ты скажешь? Мне придется докладывать об этом своему начальству, поэтому хотелось бы заранее прояснить все детали, чтобы ни у кого не осталось вопросов.

Если он и заметил витавшее в воздухе напряжение, то предпочел не обращать на это внимания и ждал, что скажет Фелиция.

– Он пришел проведать своих раненых. Мы разговаривали с ним у меня в кабинете, потом он внезапно схватился за грудь, вскрикнул от боли и потерял сознание. Я не смогла нащупать пульс и позвала на помощь офицеров.

– И вы все это видели?

Юлий ответил за всех троих.

– Не совсем, трибун. Мы пришли проведать нашего брата-офицера и вдруг услышали стук падающего тела, а потом – крики о помощи.

– Вы знали, что Фурия освободили от командования?

– Да, господин, наш примипил рассказал нам об этом. Мы подумали, что префект осознал свои ошибки и пришел навестить раненых.

– Хм. И что, на его теле не осталось никаких следов?

Фелиция посмотрела ему в глаза.

– Нет, я ничего не обнаружила, трибун Лициний. На теле нет ни ран, ни кровоподтеков. Не желаешь сам в этом убедиться?

Лициний прищурился, нарочито втянул носом воздух и окинул проницательным взглядом открытые, несмотря на ночную прохладу, окна.

– В этом нет необходимости. Ты в этом разбираешься лучше меня. Вот только скажи, что за синяк проступает у тебя под левым глазом?

Фелиция встретилась с трибуном взглядом. Ее глаза внезапно увлажнились от еле сдерживаемых слез, а голос задрожал.

– Один из пациентов высвободился, когда я проводила операцию, трибун. Такое иногда случается. Он ударил меня по лицу прежде, чем санитары смогли его обуздать. Но я переживу.

Лицо трибуна смягчилось.

– Прости меня. Если бы я мог предвидеть, что случится нечто подобное, я бы распорядился, чтобы его держали покрепче. А вы, господа…

Центурионы напряженно ждали, гадая о своей участи. Старший офицер подошел к ним поближе и негромко произнес:

– Не представляю, как вам это удалось, но я с большим облегчением убедился, что, вне всякого сомнения, смерть наступила от естественных причин. – Он поднял бровь в сторону Фронтиния и Скавра. – А теперь, господа, поскольку несчастный случай лишил нас ночного сна, предлагаю отправиться в харчевню и пропустить по чаше вина. Я с равным удовольствием выпью и за твое повышение, и за столь своевременную кончину этого идиота.

На следующее утро две тунгрийские когорты собрались на построение. Пять сотен пехотинцев проклинали судьбу при мысли о предстоящем им долгом марше. Морбан подтолкнул локтем Кадира и кивнул в сторону конницы Петрианы, направлявшейся на северную дорогу. Всадники должны были обнаруживать и уничтожать засады варваров, чтобы пехота двигалась без всяких препятствий.

– Им-то не придется, как нам, топать весь день пешком, обливаясь потом. Они будут сидеть на конях и время от времени шевелить кусты своими копьями.

Хамианец пожал плечами и тихо прошептал:

– Если тебя это так волнует, знаменосец, то не надо было идти в армию.

Морбан наградил его сердитым взглядом.

– Да ну, здесь и делать-то ничего не надо. Главное – набрать запас ругательств поядренее, а когда кто-нибудь умрет, может быть, тебе достанется жезл из виноградной лозы.

Марк обернулся и посмотрел на знаменосца так, что тот съежился под его взглядом. Кадир чуть заметно покачал головой.

– Очень умно, ничего не скажешь. Особенно если учесть, что его друг лежит раненый в госпитале.

Морбан хмуро кивнул, глядя на Скавра, вышедшего вперед перед строем. Невто и Фронтиний следовали за ним по бокам.

– Выслушайте меня, тунгрийцы! Приказом губернатора Ульпия Марцелла я назначен командующим Первой и Второй тунгрийскими когортами и мне присвоено звание трибуна когорты… – на плацу внезапно наступила тишина. Этой новости ждали все. Скавр продолжил, медленно передвигаясь по посыпанному гравием плацу: – Я пока не планирую никаких перемен. Все офицеры остаются на своих местах, однако я изучу сильные и слабые стороны обеих когорт и произведу соответствующие изменения там, где я и мои примипилы сочтем нужным. – Новый трибун замолчал и всмотрелся в лица подчиненных, ожидая, пока до всех дойдет смысл его слов. – Теперь мы снова отправляемся на соединение с легионами, и я надеюсь, что тунгрийцы будут в первых рядах, когда придет время найти и разгромить противника. С расчетом на это, а также принимая во внимание потери, понесенные Восьмой центурией Первой когорты, я принял решение передать остатки этой центурии Первой хамианской когорте, которая расквартирована в этой крепости. Центурион Корв получит под свое начало Девятую центурию, чей командир временно находится в госпитале. Поэтому я призываю братьев-хамианцев выйти вперед и выразить свое одобрение, перед тем как мы двинемся на север…

Марк прошел со своего места в начале Восьмой центурии до конца их короткой шеренги, сделав знак Морбану и трубачу присоединиться к нему. Он протянул руку Кадиру и указал ему на ожидающего их трибуна.

– Выстрой людей перед Скавром. Наверно, он захочет обменяться с тобой рукопожатием, а потом, как я понимаю, назначит тебя центурионом, прежде чем передавать вас в распоряжение хамианского префекта. Я считаю, ты это заслужил.

Опцион удивленно уставился на него.

– Центурионом?

Марк кивнул, и его губы тронула улыбка.

– Да, если Скавр назначит тебя сейчас, вместо того чтобы возвращать тебе статус временного командующего, тогда ты сохранишь должность вне зависимости от того, сколько на нее претендентов в хамианской когорте. Когда раненые вернутся в строй, у тебя будет вполне боеспособная центурия, чтобы рыскать с ней по здешним холмам.

– Я вообще-то не знаю… – нерешительно начал Кадир.

– Что сказать? «Спасибо, трибун» будет достаточно. И хватит медлить: он вас ждет.

Хамианец кивнул, приказал солдатам подойти к Скавру, лихо отсалютовал трибуну и пожал протянутую руку. Все это время Кадир что-то говорил, не давая Скавру произнести слова, припасенные для такого случая.

– Так значит, снова в Девятую. Приятно будет опять шагать впереди этих парней со штандартом в руках.