Проклятие замка Комрек Херберт Джеймс
Когда Эш захотел было вернуться в свое кресло, лорд схватил его за запястье с удивительной силой.
– Байрон выбрал более легкий путь, чем я.
Эш присел на корточки, чтобы слышать лорда Эдгара чуть более четко.
– Вы хотите сказать, что он сознательно лишил себя жизни?
Серый человек неловко кивнул головой.
– Он выбрал более простой способ, и это правильно. Ему было мало в чем каяться, кроме как в том, что он служил мне более сорока лет. Он выбрал пентобарбитон, быстродействующий барбитурат с небольшой примесью чего-то еще. Думаю, он подождал, пока не убедился, что вы не причините мне никакого вреда.
– Он думал, что я мог нанести вам какой-то вред?
– Ему – нам – трудно было предвидеть, как вы воспримете то, о чем я вам рассказал. Способ умереть, который я выбрал для себя, тяжелее и немного медленнее. Этот способ первоначально предназначался для вас.
Эш был должным образом потрясен, но, с другой стороны, его убийство было чем-то таким, чего он практически ожидал, тем более после этого разговора с куратором замка Комрек.
– Вам не нужно беспокоиться, мой мальчик, – сказал лорд, щеки у которого начали вваливаться, а скулы над ними становились все более заметны. Парапсихолог был уверен, что умирающий долго не протянет. Складки на лице у лорда Эдгара углублялись все сильнее, гравируя его и без того морщинистое лицо новым перекрестным узором из темных линий.
– Могу ли я что-нибудь для вас сделать? – искренне спросил Эш. – Может, сходить за доктором Причардом?
– Нет, нет… Дело сделано, и, как говорится, обратного хода нет. Ничто уже не удержит яд, попавший внутрь моего тела. Если бы вы могли передать мне то, что осталось…
Эш быстро протянул руку за стаканом, стоявшим сбоку. Он едва ли не нежно вложил его в дрожащую руку умирающего и помог поднести его к тонким губам.
– По крайней мере, это не так сильно притупляет мои чувства, как я опасался, – сказал лорд Комрека. – Хотя теперь уже и боль почти не заглушается.
Эш переменил позицию и сел в ногах у лорда.
– Может, вам следовало пойти тем же путем, что и Байрон.
– Он был таким верным слугой. Я рад, что он умер спокойно и, надеюсь, мирно.
– Почему вы не избрали тот же способ?
– Из любопытства, я полагаю.
Лицо у Эша было бесстрастным.
– Так чем же вы намеревались меня убить? – Эш указал на опустевший стакан.
– Сакситоксином. Он начинает действовать через тридцать минут после приема. Предоставляет все виды тяжелых симптомов: зуд, плавающие ощущения, мышечную слабость, головокружение, дыхательную недостаточность, паралич и, наконец, дисфункцию черепно-мозговых нервов. Все это очень неприятно – и как раз начинает происходить со мной. Не обнаруживается при вскрытии, если не знать точно, что именно искать. Я выбрал его специально для вас.
– Премного благодарен, – мрачно сказал Эш. – Что вы собирались сделать с моим телом?
Вместо того, чтобы ответить на его вопрос прямо, старик пошел по касательной.
– Мы знали, что вы были алкоголиком, но потом нас поставили в известность о причинах вашей зависимости.
Должно быть, Кейт рассказала Мейсби о Грейс, подумал он.
– Так вот почему мне все время предлагали выпить, начиная еще с поездки сюда.
– Верно.
– Одно вы истолковали неправильно. В действительности я не алкоголик. Да-да, знаю, что так говорит большинство алкоголиков, но я пью только крепкие напитки по определенным причинам. Думаю, если бы я рассказал вам, вы бы все поняли.
– Уверен, что понял бы: я знаю вашу историю.
– Значит, вы собирались узнать от меня, почему призраки преследуют Комрек, напоить меня своим приправленным виски, а затем спросить, не хочу ли я совершить экскурсию к парапетной стене, во время которой я бы «случайно» упал через край. Если бы мое тело было найдено, при вскрытии обнаружилось бы только очень хорошее односолодовое виски, и это убедило бы всех, что я погиб из-за пьяной оплошности. – Всех, кроме Кейт Маккаррик, подумал он про себя.
Эш откинулся на спинку кресла, сидя напротив умирающего.
– Вы очень проницательны, мистер Эш.
– Все-таки это слишком сложный путь, чтобы убить меня. Зачем меня отравлять, если вы и так собирались сбросить меня с обрыва?
Дыханием у лорда Эдгара стало мелким и быстрым.
– Внутренний двор скрупулезен в своих планах. Мы же не з-знали, какую д-драку вы бы учинили, если бы вы не были с-сначала отравлены. Это была идея сэра Виктора.
Так-таки и не знали? – подумал Эш. Он видел, что препарат начинает действовать на человека напротив него, чьи худые руки вцепились в подлокотники кресла. Он понял, что связная речь у Шоукрофт-Дракера долго не продлится.
Упираясь запястьями в колени, Эш подался вперед и мрачным голосом спросил:
– Почему же план изменился? Почему вы приняли яд, а не дали его мне?
Лорд поднял голову и посмотрел на исследователя снизу вверх, словно не зная, кто это такой. Но потом он вроде бы собрался, и Эш понял, что симптомы накатывали приступами.
– Можете называть это прозрением, мистер Эш.
Исследователь удивился четкой дикции старика.
– Когда я узнал, что мой рак неизлечим, то стал думать о своей жизни, о том, на что я ее употребил. Как использовал людей. Думаю, решение было принято, как только я увидел вас, когда вы приехали в Комрек. Я понял, что вы сравнительно молодой человек, что у вас впереди много лет жизни. Именно тогда я принял решение о своей собственной жизни и впервые понял, как испохабил ее, предоставляя защиту и помощь столь многим преступникам, деспотам и даже диктаторам, которые вынуждены были бежать и скрываться от своих соотечественников, украв все богатство у своих подданных, дети которых умирали от болезней и недоедания.
По его телу пробежала дрожь, и он слабо приподнял руку, давая Эшу знать, что он все еще в порядке.
– Хотите, я найду вам еще морфина? – спросил Эш.
– Нет, это очень любезно, но он мне больше не поможет. Я лишь хочу, чтобы мне хватило времени объяснить свою ненависть ко всему, что я сделал. Боюсь, что в отсутствии Байроне вам придется выступить в роли моего духовника. Многие ночи, с тех пор как мне был поставлен диагноз, мы с ним провели в этой комнате, обсуждая свои ошибочные пути.
Он покачал головой, продолжая при этом слабо улыбаться.
– Мы вместе служили во время Второй мировой войны – он был моим сержантом, – и знаем друг друга с тех самых пор. Он был мне другом, а не просто дворецким, хотя ни разу не перешел черты. Даже когда я сказал ему, что закончу свою жизнь по-своему, а не предоставлю это раку, он не пытался меня удержать. Напротив – он попросил разрешения умереть вместе со мной. Это ли не верность, а? Исчезающая порода, если говорить об этом мире.
Лорд Эдгар вдруг наклонился вперед, обхватив голову обеими руками, словно пытаясь подавить головокружение. Встревожившись, Эш тоже подался вперед, готовый поймать его, если тот начнет падать. Больной лорд непреднамеренно позволил одеялу сползти со своих плеч, и опухоль в желудке старика, покоившаяся на его костлявых бедрах, представлялась футбольным мячом.
Шоукрофт-Дракер снова прикрылся, хотя его движения были медленными и неуклюжими.
Эш надеялся, что лорд протянет немного дольше: у парапсихолога оставались вопросы, которые он хотел ему задать. Он подтащил свое кресло ближе, поставив его практически перед огнем, хотя его скудное тепло не представляло никакой опасности.
Вопросов, которые мог бы задать Эш, было много, но только один пребывал в его сознании на самом верху: вопрос о личности почти прозрачного молодого человека, который теперь ждал его вместе с Дельфиной.
– Лорд Эдгар, можете вы сказать мне, кто такой Малыш? – сказал Эш.
Глава 78
Олег Ринсинский лежал с закрытыми глазами на голубом BEMER-матрасе[64], и на его грубом, жестоком лице с тяжелыми веками и густыми черными бровями, сросшимися на переносице, играла широкая улыбка, открывая на обозрение меж толстыми губами пожелтевшие остатки зубов. Изредка пошкрябывая свой мощный, заросший щетиной подбородок, он являл собой образ типичного негодяя, одного из тех, с кем постоянно боролся агент 007. Его герой в бондиане всегда имел тенденцию быть главным злодеем фильма. Досадно, что в последних историях про Джеймса Бонда больше не было таких примитивных и тупых отрицательных героев. Почему бы им не отойти от привычного сюжета и не снять фильм, в котором плохой парень, мечтавший править миром, побеждал! Вот тогда бы он им поаплодировал.
А девушки? Куда подевались все эти Ингрид Питт, настоящие женщины, которые не только были резвы в постели, но и всегда могли удовлетворить потребность плохих парней в насилии? Где-то должен быть храм Ингрид Питт, где бы можно было возложить цветы и помолиться за нее. Будь у него кто-то, вроде Ингрид, с которой можно смотреть фильмы, и он был бы счастлив. Потому что она была настоящей женщиной, особенно в фильмах про вампиров, в которых была безумно хороша.
На синем магнитном матрасе, который должен был вылечить все его болезни, одинокий и обнаженный, он улыбался, мечтая о прекрасной Ингрид.
Сверхтонкие нити начинали слегка вибрировать, чем раздражали его. Согласно правилам, регулировать интенсивность должна была медсестра, но он так часто пытался залезть к каждой из них в трусики, что все они отказывались оставаться с ним в комнате после включения прибора.
Ринсинский заставил свое обнаженное волосатое тело расслабиться на узкой кровати с исцеляющим матрасом. Матрасы потоньше и меньших размеров, плотно привязанные ремнями к груди и животу, ограничивали движения. Вскоре он почувствовал нежное покалывание по всему своему зверскому телу.
Когда он впервые попробовал это устройство, врач сказал ему, что магнитная терапия хороша для стрессов и заболеваний кожи, а также для таких болезней, как артрит, астма, подагра, остеопороз, бесплодие, рассеянный склероз и шум в ушах, которые он себе приписывал.
Но сегодня ему пришлось настаивать на получении процедуры. Он был уверен, что она также обладает успокаивающим эффектом. А это было ему действительно необходимо, особенно после драматических событий накануне вечером в обеденном зале. Всем гостям сегодня было приказано оставаться в своих апартаментах, но Ринсинский был не из тех, кто выполняет приказы. Они наконец уступили, и одна из медсестер включила для него аппарат.
Через некоторое время он, мечтая об Ингрид, начал дремать – пока покалывание не стало слишком интенсивным, а потом не начало причинять довольно сильный дискомфорт.
Кричать медсестрам, казалось, не имело смысла – они, скорее всего, забились в свои кабинки с открытой планировкой, подумал он. Тем не менее, они должны были услышать его даже через закрытую дверь. Теряя терпение, Ринсинский пытался пошевелиться, изогнуть свое волосатое тело так, чтобы ослабить ремни, которые теперь казались затянутыми туже, чем когда их застегивали, – они как будто укоротились и стали жесткими, словно металлические скобы. Сначала он почувствовал боль в большом пальце левой ноги, который страдал от подагры. Боль усилилась. Затем стало происходить что-то странное: большой палец правой ноги начала прокалывать такая же сильная боль. А на его крики так никто и не отвечал.
Он боролся с ремнями, но от этого они только затягивались все туже. И вдруг запахло паленым. Он поднял голову с подушки и посмотрел на свое коренастое тело. Хотя ему трудно было увидеть что-то дальше своей бочкообразной груди и маленького матраса, который на ней лежал, он все же смог разглядеть верхний край правой ступни. Кожа на ней тлела. Он посмотрел на левую ступню и увидел, что та тоже начинала тлеть: над ней поднималась тонкая струйка черного дыма.
На этот раз он взревел на русском, затем на ломаном английском, но все равно никто не пришел ему на помощь.
Он мотал головой из стороны в сторону, отчаянно пытаясь освободить свое тело, вытащить свои толстые ноги, но не мог сдвинуться с места, как будто на самом деле был примагничен к матрасу, который с каждым мгновением становился все горячее.
– Помогите! – отчаянно кричал он. – Помогите мне, скорее!
Его вопль был громок как никогда, но никто не приходил.
– Боже мой, – застонал он, и слезы побежали из глаз по щекам его толстого грубого лица.
Вдруг мелькнула надежда! Он услышал, как кто-то дергает дверную ручку снаружи. Но дверь не открывалась.
– Ради Бога! – умолял он. – Кто-нибудь – помогите!
Жар под ним становился таким сильным, словно сверхтонкие нити внутри плавящегося матраса раскалились докрасна. Он попытался двинуть плечом, но жгучий пластик прилип к его коже, растягивающиеся нити поднялись вместе с плечом, а потом притянули его назад, как резиновые. А дым сгустился настолько, что он начал кашлять.
Кто-то за дверью стучал и звал его по имени, но слабо, как будто находился за несколько комнат от него. Однако на двери не было замка, не было и окон, которые можно было бы разбить. Не было никого, кто мог бы ему помочь.
Но они обязаны, и быстро. Он знал, что произойдет дальше.
И это произошло.
Два матраса, один под ним, другой привязанный к его груди, занялись крошечными язычками пламени, эти огоньки росли и танцевали вокруг него и над ним, там, где уже исчезли волосы на груди. А вскоре и все волосы у него на теле заполыхали миниатюрным лесным пожаром.
Он кричал, он крутился и ворочался, а слезы на лице с двойным подбородком мгновенно высыхали. Были слышны удары руками и ногами в дверь, персонал попытался добраться до него, но они не могли взломать дверь, пусть даже она не была заперта. И дым, поднимавшийся от его поджариваемого и исходящего паром тела, вился в воздухе, как насмешливые духи.
Ему представлялось, что в дыму он видит уродливые лица, с восторгом ждущие, когда он достаточно поджарится. Соки с шипением брызгали из его опаленного тела, как будто он был свиньей на вертеле.
Жир и мясо на его костях размягчились и в конце концов обратились в одно большое пламя. Он истошно завопил, но агония закончилась быстро, потому что все нервные окончания были сожжены. Но мучения возродились, когда ужасный огонь добрался до внутренних нервов, спрятанных глубоко внутри и обычно защищенных плотью и костями, так что его полупридушенные жалобные крики зазвучали снова, хотя и чуть слышно.
Умирая, он знал, что кричать бесполезно. Даже если бы удалось наконец взломать дверь, было бы уже слишком поздно.
И когда его злая душа убегала, словно жертва, спасающаяся от безумца с окровавленным топором, в его последнем видении не было ни жены, ни детей, но только прекрасная, роскошная секс-богиня Ингрид. Может быть, она даже будет ждать его у золотых ворот – ибо в тщеславии своем Олег Ринсинский не сомневался, что попадет на небеса.
Глава 79
– Малыш, – повторил Эш. – Молодой человек по имени Льюис, – настаивал он, тревожась, что не успеет окончить разговор до того, как старик скончается.
– Ах да. – Лорд Эдгар улыбнулся тонкими губами. – Дельфина все еще не может разобраться в этом – сколько времени? Три года?
– Я не понимаю.
– Его зовут Луис, произносится Луи. Всегда так было. Она просто сразу стала произносить его имя неправильно, а мы не стали ее поправлять, чтобы у других было меньше шансов понять, что к чему, понимаете? Теперь все разъяснилось?
Эш помотал головой.
Его светлость еще раз ударил по подлокотнику рукой, и Эшу показалось, что из него взвилась пыль. В комнате с каждой минутой становилось все темнее, казалось, они с лордом заключены в постепенно съеживающийся кокон тусклого света. Дверь, ведущая к парапетной стене, снова загромыхала о раму. Теперь он видел только начищенные туфли мертвого дворецкого и часть его брюк, почти закрывающих лодыжки; остальное тело, все еще сидевшее в кресле, наклоняясь под неудобным углом, терялось в тени.
Шоукрофт-Дракер вдруг снова захрипел, вытащил белый платок из-под клетчатого одеяла и прижал его ко рту.
– Я могу вам помочь? – осторожно спросил Эш.
– Нет, вы очень добры, но на самом деле нет. Думаю, мне осталось немного, и я хотел бы рассказать вам о Луи. Даже если я больше ничего не сделал, чем можно было бы гордиться, Комрек, по крайней мере, заботился о нем все эти годы.
– Держа его в башне и разрешая выходить только ночью, когда другие не могут его видеть? – Эш подавил в себе гнев, памятуя о том, насколько слаб был сидевший напротив него человек.
– Боюсь, это было необходимо. Вы видели, какая прозрачная у него кожа. Пока сюда не приехала доктор Уайетт, он почти никогда не покидал башню, настолько стыдился он своего вида. За двадцать с лишним лет у него никогда не было друга, с которым он мог бы поговорить. Прибытие доктора Уайетт в Комрек все изменило. Между ними установилось взаимопонимание.
– А она знает, кто он? – Эш наклонился к собеседнику, этот вопрос был важен для него. Неужели Дельфина не доверяет ему настолько, чтобы открыть эту тайну?
Лорд Эдгар, возможно, усмехнулся: из-за его болезненного дыхания трудно было понять.
– Мальчик мой, Луи и сам не ведает, кто он. Возможно, он чувствовал, что Дельфина могла бы рассказать ему об этом.
– Но вы-то знаете.
– Да, да, я, конечно, знаю. И я думаю, что настало время узнать об этом и ему. В конце концов, ему теперь должно быть уже почти тридцать.
– И?.. – нетерпеливо подгонял его следователь, понимая, что лэрда Комрека вот-вот покинет жизнь.
Сначала Эш подумал, что Шоукрофт-Дракер задыхается, и привстал, чтобы ему помочь. Затем он понял, что его собеседник смеется, превозмогая свою немощь.
– Я… Простите… мистер Эш. Я не имел в виду… насмехаться, но если бы вы только знали…
– Так расскажите мне.
– Я расскажу. Но… но позвольте мне рассказать это… по-своему.
Оба они какое-то время молчали, меж тем как отблески огня с каждой секундой сдавали позиции окружающей темноте, как медленно умирающая свеча. Движущиеся тени скрадывали расстояние между ними.
– Вы, конечно, помните принцессу Диану… – начал лорд Эдгар, и Эш внезапно почувствовал странный озноб, не имевший ничего общего ни с холодом в комнате, ни с ветром, яростно сотрясавшим окна.
Лорд Комрека снова затих. Эш чувствовал вину, но надеялся, что не потерял его, только не в этой важной точке рассказа. Потом старик принялся потирать запястье и приоткрыл клетчатое одеяло, еще раз выставив напоказ свою страшную опухоль.
– Странные ощущения, – сказал он, растирая теперь предплечье. – Какие-то покалывания, жжение. И зуд.
– Принцесса Диана, – напомнил ему Эш.
Он замер, затаив дыхание.
– Диана. Да. Прекрасная девушка. Но, видите ли, выйдя замуж, она довольно рано начала бунтовать. Сначала она была вынуждена носить немодные платья и довольно глупые шляпки. И только позже, когда она стала пользоваться услугами собственных стилистов, мы поняли, как она великолепна. Пять футов девять дюймов, и красавица при этом. Безупречная кожа, красивые глаза – внешность кинозвезды, если угодно.
Он качнулся в кресле. Только подлокотники помешали ему скатиться на пол.
– Минутку, – пробормотал он, и Эш наблюдал, как он пытается вернуться в прежнее положение.
Сакситоксин начинал действовать, понял Эш и пожалел, что ничем не может помочь этому человеку.
– Вы, возможно, помните, – продолжал тот тихо, – что однажды, в начале своего замужества, она бросилась вниз с лестницы во дворце в знак протеста. Она попыталась сделать это снова, некоторое время спустя, и обнаружилось, что она беременна. Она родила первого ребенка и мечтала о втором. Она…
– Помню, многие считали, что рыжие волосы принца Гарри означают, что у нее был любовник… гвардеец… – перебил его Эш.
Лорд Эдгар зашелся в кашле, цепляясь за подлокотники кресла.
– Как же у нас испорчены умы, – прохрипел он, когда приступ прекратился. – Все – все! – словно забыли, что брат Дианы, граф Спенсер, был рыжеволосым, пока не поседел. Ради Бога, да ведь этот цвет у Спенсеров в генах!
Эш против воли улыбнулся и поднял руки в знак капитуляции.
Лорд Эдгар подался вперед, так что их лица стали ближе и он мог говорить не повышая голоса.
– Пожалуйста, слушайте и постарайтесь больше меня не перебивать. У нас мало времени… Итак, как я уже говорил, когда Диана упала с лестницы во второй раз – это было в 1983 году, – она была беременна уже восемнадцать недель. Из-за падения начались преждевременные роды. Представьте себе, как были шокированы окружающие. Она никому не рассказывала о беременности.
Дельфина рассказывала ему, что Льюис родился в восемнадцать недель. Вывод напрашивался сам собой: Льюис – Луи – был ребенком Дианы!
– Но еще больше их всех потрясло состояние ребенка – или напугало, если предпочитаете, – продолжал лорд Эдгар.
– Его кожа: такая тонкая, что просвечивает, – сказал Эш.
– Она прозрачна. Давайте не будем кривить душой. Можно было ясно видеть все внутренние органы ребенка. Луи был ошибкой природы. Можете себе представить, как в связи с этим чувствовала себя королевская семья? Уильяму и Гарри, конечно, никогда ни о чем не рассказывали. Очевидно, вызвали Ее Величество и принца Филипа, и только они и принц Уэльский были в курсе всех обстоятельств.
Эш открыл было рот, чтобы что-то сказать, но лэрд омрека остановил его усталой, дрожащей рукой.
– Пожалуйста! Не прерывайте меня больше. Я чувствую, что теряю силы, а я хочу, чтобы вы хотя бы знали, кем Луи является по праву рождения, каким бы неприглядным ни было его состояние.
Парапсихолог покорно опустил голову и слушал.
– Удивительно, но этот ребенок был не первым, страдающим от столь любопытной физической аномалии, но раньше ни один ребенок, рожденный с ней, не выживал. Естественно, у мальчика были врожденные пороки: большая вероятность кровоизлияния в мозг и сердечных заболеваний. Ребенок весил менее полутора фунтов. Он, говорят, был так слаб, что походил на новорожденного птенца. Помещался в ладони одной руки. Лечащие врачи советовали позволить ребенку умереть естественной смертью, но королева с принцем Филипом посчитали, что такое решение может быть принято только родителями ребенка. Диана была без сознания, а решать надо было немедленно, так что судьба мальчика полностью зависела от воли его отца.
О принце Чарльзе сказано и написано немало – в том числе и жестоких вещей, из которых многие несправедливы. Но я могу сказать вам, что он очень набожный человек, человек большой души и глубокого философского ума. Он понимал, с какими проблемами столкнется монархия, если новость о рождении этого ребенка станет достоянием общественности, и, конечно, знал, что жизнь у ребенка будет очень трудной.
Но Чарльз не убийца. Ребенка поместили в медицинский инкубатор, чтобы держать его в тепле, использовали искусственную вентиляцию легких, чтобы помочь ему дышать. Да, ребенок был недоношенным и родился с патологией, но позиция Чарльза была бескомпромиссной: пока у его сына есть шанс выжить, должно быть сделано все возможное, чтобы сохранить ему жизнь.
– Когда его спросили, как назвать мальчика, он без колебаний сказал «Луи»: небольшая дань памяти его двоюродному деду, который был убит ИРА четырьмя годами ранее.
Эш слушал с благоговением. Дельфина действительно не догадывалась, кем был ее пациент и друг.
– Конечно, все это было сделано тайно. Медицинскому персоналу, выходившему ребенка, никогда не сообщали об истинной его личности.
– А вы – когда вы узнали, кто он?
– Меня как главу Комрека проинформировали о происхождении ребенка, когда он прибыл, хотя, конечно, привели к присяге держать это в тайне. Даже сэр Виктор не посвящен в нее и никогда не будет, если… – лорд Эдгар изо всех сил старался сделать вдох, – если его не выберут новым руководителем.
Вот еще один крючок, на котором вы держите королевскую семью, подумал про себя Эш.
– Примечательно, что ребенок выжил. Можно даже сказать, чудом.
Эша поразила еще одна мысль.
– Принц Чарльз когда-нибудь навещал своего сына?
– Что касается принца, то для него сын умер. Нас проинструктировали через несколько дней после его прибытия сообщить ему о смерти мальчика от почечной недостаточности. Он согласился с тем, что тело надо кремировать здесь. Присутствовать он не хотел, и это было разумно.
– Кто давал вам такие инструкции?
– Высшая власть, мистер Эш.
Эш понял, что на эту тему его собеседник больше ничего не скажет, а время было на исходе.
– Но Диана?..
– О, ей сказали, что ребенок умер через несколько минут после рождения. Седативные средства были очень сильными, настолько, что, когда ей, наконец, разрешили прийти в себя, она едва помнила, что с ней произошло. Может, и не хотела вспоминать. Так или иначе, Диана, как мне говорили, никогда об этом не упоминала.
Эш, возмущенный тем, что он узнал, стал намеренно резким.
– Стало быть, никаких официальных доказательств того, что принц Луи существует, нет.
Шоукрофт-Дракер холодно ответил Эшу:
– Доказательство существует, и оно находится в сейфе в хранилище моего частного банка в Лондоне. Вместе с другими предметами…
Возможно, наступит время, когда Эш это вспомнит, но в данный момент его мысли пребывали в таком смятении, что он не придал словам лорда Эдгара особого значения. Старик еще раз покачнулся в кресле, крепко вцепившись руками в подлокотники.
– Головокружение, – сказал он следователю. – Просто еще один эффект сакситоксина. Мозги у меня странно себя ведут. Думаю, я попаду в плохое место. Возможно, там меня будет ждать Байрон, хотя он был лучше, чем я.
Эш опять опустился на колени перед лордом Эдгаром, поддерживая его за плечи. Боже мой, подумал он, он умирает у меня на глазах.
Движения лорда Эдгара медленно становились жестче, словно он снова обретал контроль над собой. Лица у них были почти на одном уровне, и лэрд Комрека смотрел на Эша потухающими, слезящимися глазами.
– Если бы я знал, – сказал он, переводя дыхание, – то выбрал бы для ухода способ Байрона. Он, должно быть, приятнее, чем этот, вам не кажется? Или я мог бы попросить Байрона выстрелить мне в голову.
Он громко застонал, и Эшу показалось, что тени вокруг них сгущаются все быстрее, становясь лихорадочными, перистыми пучками тьмы, проникающими в мягкий кокон света.
– Я…
Лорд Эдгар Шоукрофт-Дракер пытался говорить, но теперь его слова звучали так тихо, что Эшу пришлось поднести ухо к его губам.
– Эти призраки, мистер… мистер Эш, которых вы… приехали… исследовать. Знаете, они приходили ко мне раньше. Чаще… во сне, но не… но не всегда. Они… они показали мне мое будущее. Они открыли… мне… ад… ад, откуда они пришли. Тот же самый… Ад, что ждет… меня. И это уродливое… это отвратительное, ужасное… омерзительное место. Я был рад… так рад… что вы пришли ко мне сегодня. Понимаете, рассказав вам… рассказав вам… эти тайны, я мог бы спастись… спасти себя… по крайней мере, от некоторых из этих ужасов. Как вы думаете, это… возможно? Мистер Эш? Может быть… я искупил свои грехи хоть… хоть немного?
Его глаза ловили взгляд Эша, как будто он мог найти в нем ответ. Может быть, даже своего рода отпущение грехов.
Эш видел, что старик уже не может сфокусировать взгляд. Он отходит в мир иной, понял Эш, ожидая только ответа, какой-то искры прощения – от него, ото всех людей.
– Вы видите, я боюсь? Я ужасно боюсь. Пожалуйста, отпустите мне мои грехи, хорошо?
– Сожалею, лорд Эдгар. Но я не священник, – мягко сказал он.
Затем голова лорда Эдгара упала вперед, и жизнь окончательно его оставила.
Несмотря на отвращение, которое Эш испытывал ко всему тому, что поддерживал умерший, он чувствовал, что должен как-то отдать дань уважения покойному, но не успел. Где-то в замке – это прозвучало близко, должно быть, на том же этаже, – раздался еще один громкий взрыв.
Внезапно огонь из камина выплеснулся на Эша, заставив его вскрикнуть скорее от испуга, чем от боли. Он упал на пол и увидел, что танцующие тени пятятся, словно тоже опаленные неожиданно жарким пламенем. Он откатился от огня, но понял, что тот уже вернулся в камин и горит так же ярко и горячо, как это было, когда он впервые вошел в комнату.
Труп Байроне с глухим стуком упал на пол, а Эш стал подниматься. Он посмотрел на лорда Эдгара и увидел, что тот сидит прямо, но запрокинув голову на низкую спинку кресла и выгнув шею, так что кадык торчит, как ужасная шишка, готовая разломиться пополам, а щеки погружены в глубокую тень. Глаза закрылись не полностью, но стали тусклыми, а рот был широко открыт. Кресло его горело – один из подлокотников занялся в нескольких местах.
Поднявшись на ноги, Эш услышал, как дверь дальней комнаты с треском распахнулась. Затем послышались тяжелые шаги, и знакомый голос закричал:
– Часовня в огне, ваша светлость. Взрыв! И вот только что был другой в коридоре! Мы должны вывести всех наружу!
Дверной проем меньшей комнаты заполнила огромная фигура сэра Виктора Хельстрема.
Затем раздался звук такой страшный, что Эш на мгновение съежился.
Это Хельстрем заревел от ярости.
Глава 80
Проснувшись, Кейт Маккаррик обнаружила, что уже сидит в постели, а одеяло сползло до пояса. На ней была только легкая ночная рубашка, но тело под ней покрывала тонкая пленка пота.
Глаза у нее были широко открыты, но ничего не видели в полумраке спальни. После пробуждения голова была абсолютно пустой, и сознанию потребовалась пара секунд, чтобы все вспомнить. Тогда ее снова охватил ужас.
Она видела сон – нет, это был кошмар. Но как ни старалась она сосредоточиться, в голове крутились только обрывочные образы. Большинство из них были связаны с Дэвидом. Тот был в опасности. В страшной опасности. Кейт согнула колени под одеялом, обхватила их руками и уткнулась в них лбом. Она попыталась вспомнить, но, как и большинство снов, этот был неуловим, так что все, что она могла уловить, были чувства: ощущения страха и ужаса.
В замке Комрек происходило что-то дурное, что-то зловещее, и Дэвид Эш был в самом центре этих событий, как в ловушке.
Она откинула одеяло и подошла к большому зеркальному окну с видом на город. Сейчас ей необходимо было увидеть что-нибудь нормальное: дома с освещенными окнами, ночной транспортный поток, тени людей, идущих по тротуарам, – свидетельства самой жизни.
Кейт была знакома с необъяснимыми видениями и сенсорными иллюзиями, но эти ощущения в ее собственной голове были другими, какими-то более прочными, их, казалось, можно было коснуться.
И было это из-за экстрасенсорного дара Дэвида, хотя тот всегда высмеивал его и отрицал. Однако в последнее время – в течение последних нескольких лет – его отрицание становилось все менее категоричным, он как будто начинал признаваться в этом своем шестом чувстве, хотя и называл его просто сильной интуицией, а не экстрасенсорной способностью.
Она подумала – почувствовала, – что его разум отправлял сигналы бедствия, даже если он сам этого не осознавал. В замке Комрек происходило что-то ужасное, и ее удручало, что она ничего не может сделать, чтобы помочь ему. Кейт проклинала себя за решение лечь спать так рано после двух длинных бесед за ужином; возможно, в глубоко бессознательном состоянии ее подсознание посылало ей видения таких противоположных стихий, как огонь и вода.
Наверное, у нее была лишь одна маленькая возможность что-то предпринять. Даже если это и не будет особо действенно. Она надеялась, что ее подруга Глория Стэндуэлл не слишком раздражится, если она побеспокоит ее так поздно ночью.
Кейт потянулась к телефону на прикроватной тумбочке.
Глава 81
Хельстрем промедлил в дверях всего пять секунд. Сначала он уставился на Дэвида Эша, потом на тело лорда Эдгара Шоукрофт-Дракера; труп Байроне он и вовсе игнорировал.
Пока Хельстрем ревел, Эш не успел прийти в себя, прежде чем тот бросился к нему, вытянув перед собой огромные руки, чтобы схватить остолбеневшего исследователя. Эш попал в мощные тиски, и оба они полетели через всю комнату так быстро и с такой силой, что сокрушили высокие французские окна и вылетели на площадку перед парапетом, где ветер с моря стал трепать их волосы и одежду.
Они повалились, такую набрали инерцию, и Эш использовал краткий миг передышки, чтобы откатиться от главного исполнительного директора, чья толстая рука пыталась снова его схватить. Но Эш быстро вскочил на ноги, меж тем как грузный Хельстрем, с трудом поднявшись на колени, по-прежнему ревел, обдуваемый ветром.
Яркий свет полной луны высвечивал длинные зубцы парапетной стены, заливая площадку чистым серебряным сиянием. Ветер ворошил Эшу волосы, а вдали он видел серебристо-белую пену бегущих волн. Это напомнило ему о том, как высоко находилась вымощенная плитами площадка, и его охватила холодная дрожь, когда он подумал о судьбе семьи Маккиннона. По какой-то причине у Хельстрема, казалось, были такие же убийственные намерения относительно него.
Он не стал ждать. Громоздкое тело Хельстрема, обдуваемое ветром, все еще было согнуто, и его массивная голова представляла собой слишком хорошую мишень, чтобы не обращать на нее внимания. Парапсихолог нацелился ботинком прямо в нее и изо всех сил ударил ногой.
Хельстрем взревел от боли и отлетел к стене, ему повезло не упасть через одну из открытых амбразур. Он оставался сгорбленным. Эш не любил драться ногами (собственно, он вообще не любил драться), но у него не было выбора. Хельстрем был способен раздавить его как жука, и они оба это знали.
Если ему удастся оглушить этого здоровяка, подумал Эш, он еще может получить шанс убежать. Он снова бросился на Хельстрема и ударил его левой ногой в мясистое бедро. Хельстрем взвыл, но боль, казалось, только заводила, а не подавляла его. Он устоял, несмотря на поврежденную ногу, и ответил сильным ударом руки. Его увесистый кулак попал Эшу в висок, отбросив парапсихолога через проход. Ему удалось остаться на ногах и встретить Хельстрема, когда тот, хромая, побежал на него.
Они столкнулись посреди выложенной плитами площадки, и Эшу пришлось хуже, потому что Хельстрем был и выше его и гораздо тяжелее. Он застонал, когда Хельстрем толкнул его обратно, распластав на стене напротив парапета. Сбившись с дыхания, он сделал все, что мог, чтобы уклониться от следующего удара Хельстрема, но кулак верзилы вонзился между шеей и ключицей. Это было похоже на удар кувалдой, но Эш, стараясь не обращать внимания на сильнейшую боль, быстрым движением обогнул противника, собрал все силы и ударил его точно по почкам. Это был хороший удар, чувствительный, и Хельстрем выгнулся назад, давая Эшу возможность ударить еще раз.
Он заехал кулаком в массивную голову Хельстрема, попав в скулу и почти разбив об нее собственные пальцы. Он вздрогнул и сделал шаг назад, чтобы перегруппироваться, облизнул ушибленные пальцы, ощутив вкус крови – своей крови, – пока Хельстрем шатался, все еще стоя на ногах.
Здоровяк, собрав все черты лица в злобную усмешку, вытянул массивные руки, изогнутые, как у борца сумо, а ноги у него были широко и устойчиво расставлены, словно он готовился вытолкнуть своего соперника с дохё[65]. У Эша не было никаких сомнений в том, что границы гипотетической арены простираются и за парапетную стену, и он присел, заняв оборонительную позицию. Он хотел было бежать, но левая нога, не так давно разодранная когтями дикой кошки, теперь болезненно пульсировала; кроме того, Хельстрем загораживал своей тушей почти всю ширину прохода.
Его противник приближался. Он был готов броситься в любую секунду. Эш делал ложные выпады то в одну сторону, то в другую, но противник каждый раз был наготове. В третьей попытке исследователь решил применить иную тактику: он сознательно бросился на Хельстрема, опустив голову, чтобы ударить удивленного противника прямо в живот. Хельстрем попятился на несколько футов, но и только. В результате этого маневра Эш оказался в пределах досягаемости для него.
Эш вдруг почувствовал, что его ноги перестали касаться пола, – Хельстрем буквально вышиб из него дух и потащил беспомощного исследователя к внешней стене. Он подумал, что у него того и гляди сломается позвоночник, и захрипел, пытаясь вдохнуть хоть немного воздуха. Это было безнадежно: противник был слишком силен, и его стальная хватка плотно прижимала руки Эша к бокам. Он почувствовал, как его спина и голова внезапно врезались в стену. Хельстрем резко изменил позицию и схватил Эша за грудки, подтягивая его к краю стены, и Эш вдруг обнаружил, что его голова и плечи висят над пустым пространством, а ветер дует ему навстречу от подножия утеса, находящегося на шестьсот футов ниже.
Как ни странно, он был поражен, насколько четко слышны волны, бьющиеся о скалистый берег; все его чувства усилились, обострились, и на нависшем над ним лице Хельстрема с его странными чертами, собранными в один перепутанный клубок, отчетливо выделялась каждая деталь.
Было ли так у всех, кто умирал насильственной смертью? Для них тоже все вдруг обретало высокое разрешение и совершенный стереозвук? В ярком лунном свете он различал даже поры на лице своего противника, волоски внутри его небольшого кривого носа, пузырьки слюны у него на губах.
Затем Эш почувствовал, как его тело опрокидывается дальше над пенящейся бездной, проходя точку невозврата.
Он приготовился умереть.
Глава 82
Читать бесплатно другие книги:
