Дочь палача и король нищих Пётч Оливер

7

Регенсбург, полдень 20 августа 1662 года от Рождества Христова

– Есть у вас какие-нибудь предположения, где нам искать вашего amico?

Сильвио Контарини учтиво взял Магдалену за руку. Она на секунду опешила, но не отстранилась, и венецианец повел ее по улицам Регенсбурга. Дочь палача была выше его почти на голову.

– Признаться честно, нет, – ответила она неуверенно. – Может, он просто решил воздухом подышать. Надеюсь, что с ним ничего не случилось.

– Вы, кажется, говорили, что он кофе любит?

Магдалена кивнула.

– Кофе и книги – да. Это его страсть.

– Тогда я знаю место, где может находиться ваш Симон.

Сильвио повел ее по широкой мощеной улице. Навстречу им громыхали повозки и кареты, и венецианец всегда старался оказаться между ними и Магдаленой, чтобы прикрыть от возможных брызг. Девушка невольно усмехнулась. Человек этот был настоящим кавалером! Она решила хоть ненадолго почувствовать себя дамой и все остальное предоставила своему низкорослому спутнику.

Через некоторое время они добрались до главной площади. Напротив великолепной ратуши располагался красивый трактир, с искусной отделкой, застекленными окнами и новой двускатной крышей. Порог его гордо переступали одни только патриции в богатых одеждах, а иногда и женщины в широкополых шляпах и ярко накрашенные. Сильвио нетерпеливо потащил Магдалену к входной двери.

– Вы же не думаете, что меня пустят туда в таком виде! – в ужасе прошептала дочь палача. – Я ведь на служанку похожа!

Венецианец смущенно ее оглядел.

– Да, это и вправду может нам помешать. Вот, возьмите пока.

Он протянул Магдалене свой плащ. Только теперь Магдалена заметила под ним узкий кинжал с рубиновой рукоятью.

– Позже подыщем для вас несколько платьев сообразно вашей красоте, – решительно проговорил Сильвио. – Не дело такой bella signorina, как вы, одеваться подобно прачкам.

Магдалена накинула на себя шерстяной плащ, широкий и слишком теплый. Видны остались только ее лицо и спутанные черные волосы. Оставалось только надеяться, что никто не обратит внимания на ее башмаки. Кроме того, после вчерашней ночи запах от нее шел весьма крепкий.

– Господи, не могу же я…

– Идемте уже!

Сильвио повел ее в богато обставленный зал. За круглыми, вишневого дерева столами сидели по большей части пожилые мужчины с молоденькими дамами. Венецианец отыскал для них свободное место, щелкнул пальцами, и уже через несколько секунд опрятно одетая служанка с поклоном поставила перед ними дымящийся кофейник и две чашки.

– Насколько я знаю, это первая кофейня во всей Германии, – заметил венецианец и до краев наполнил чашку Магдалены. – Во всяком случае, про другие я пока не слышал. А про такое, поверьте мне, я узнал бы одним из первых… – Он с наслаждением отпил из своей чашки. – Если друг ваш, как и я, любит кофе, то вполне возможно, что здесь мы его и встретим.

Магдалена оглядела всех посетителей, хотя с самого начала понимала, что смысла в этом никакого.

– Глупости! – прошипела она. – Откуда моему Симону знать про эту кофейню?

Венецианец пожал плечами.

– Ну и ладно. Так мы хотя бы познакомимся поближе.

Усмехнувшись, Магдалена глотнула горячий, живительный напиток.

– Вы все это подстроили, признайтесь. Просто хотели побыть со мной наедине.

– Разве это так плохо?

Магдалена вздохнула.

– Вы неисправимы! Что ж, ладно. – Она наклонилась к венецианцу. – Расскажите о себе. Кто вы такой?

– Я, скажем так, желанный гость в этом заведении и плачу всегда щедро.

Сильвио ухмыльнулся, затем лицо его снова стало серьезным.

– Для la vecchia Venezia[16] этот город, скажу я вам, имеет большое значение, – продолжил он. – Особенно сейчас, ведь совсем скоро послы со всего мира будут решать здесь, как нам противостоять туркам… – Он задумчиво поднял свою чашку. – Мусульмане даровали нам этот восхитительный напиток, но они же, к сожалению, хотят навязать нам и свою веру. Поэтому мой дож в своей безграничной мудрости позволил мне представлять его интересы в самом могущественном городе Империи.

– Так вы посол Венеции в Регенсбурге? – прошептала Магдалена. – Но почему вы тогда живете в этом «Ките»? Я думала…

Сильвио отмахнулся.

– No, no, я там не живу. Ma come si dice… скукотища! – Он театрально закатил глаза. – Всюду эти напыщенные послы, нескончаемые речи об одном и том же, эта политика… Вот и сегодня вечером мне снова придется устраивать никому не нужный бал. – Он молитвенно сложил руки. – D’una grazia vi supplico, signorina[17]. Почтите меня на сегодняшнем балу своим обществом. Вы единственная, кто сможет скрасить этот утомительный вечер! Вы мое спасение!

Магдалена засмеялась, но в тот же миг смех застрял у нее в горле.

За одним из соседних столиков сидел человек в черном плаще. Лицо он прятал под капюшоном, и все-таки Магдалена не сомневалась, что он наблюдал за ними. В отличие от других посетителей незнакомец не курил трубку и не пил кофе. Просто сидел сгорбленный, словно прирос к своему стулу.

– Мужчина напротив нас, – прошептала она, старательно улыбаясь, чтобы не вызывать подозрений. – Не оборачивайтесь. Мне кажется, он наблюдает за нами.

Сильвио высоко поднял брови.

– Вы уверены?

– Поверьте, я в этом кое-что смыслю. Он не первый в моей жизни, кто пытался за мной следить.

– Раз такое дело… – Венецианский посол положил на стол пару серебряных монет и медленно встал. – Выйдем через черный ход. Если он за нами последует, то мы хотя бы выясним, правы ли вы.

Раскланиваясь перед знакомыми, он провел Магдалену через переполненный зал к неприметной двери – лестница за ней вела на второй этаж. Они взбежали наверх, промчались по темному коридору и оказались наконец перед низенькой дверцей, напоминавшей скорее окно. Сильвио потянул на себя ручку и вывел Магдалену на ветхий балкон. Шаткая лестница спускалась в дворик, заставленный ящиками и бочками. Венецианец прижал палец к губам и показал вниз, Магдалена заподозрила, что он уже не раз использовал эту лазейку. С дрожащим сердцем она стала спускаться вслед за послом.

Не успели они спуститься во двор, как на балконе появился человек в черном плаще.

Капюшона их преследователь так и не снял. Он перегнулся через парапет и уставился на них, словно ястреб на полевых мышей. Чтобы рассмотреть его внимательнее, времени у Магдалены не было – незнакомец одним махом преодолел несколько ступенек, после чего просто спрыгнул во двор, взмахнув черным плащом. В следующее мгновение он тенью шагнул к беглецам, и в правой руке его сверкнула длинная, с узким лезвием рапира.

Магдалена испуганно вскрикнула и бросилась за кучу поломанных ящиков. Уже из укрытия она увидела, как Сильвио обнажил свой кинжал и устремился к незнакомцу. Тот занял выжидательную стойку и выставил перед собой рапиру, в любой момент готовый к выпаду. Не издав ни звука, Сильвио прыгнул вперед и взмахнул кинжалом. Но противник ловко отскочил, стремительно отшагнул в сторону и уколом сверху разорвал бархатный рукав венецианца.

Магдалена с ужасом заметила, как рассеченная ткань тут же пропиталась кровью. Кроме того, венецианец едва заметно прихрамывал. Еще немного – и противник бросится на него и пронзит грудь рапирой.

«И я буду следующей…»

Магдалена отчаянно огляделась по сторонам. Рядом стояла громадная, высотой в человеческий рост бочка. Магдалена подбежала к ней и привалилась плечом: та оказалась пустой. Тогда левушка толкнула сильнее, бочка покачнулась и с оглушительным грохотом опрокинулась набок. Под собственной тяжестью она покатилась на их преследователя. Тот ругнулся и попытался отскочить в сторону, но было уже поздно. Бочка перекатилась через него и врезалась в противоположную сторону, разлетевшись на множество щепок и заклепок.

Пару мгновений незнакомец лежал без движения, затем неловко приподнялся и стал нашаривать рапиру, которую выронил при падении. Прежде чем он окончательно пришел в себя, Сильвио схватил Магдалену за руку, потянул к двери расположенного по соседству дома, втолкнул ее внутрь и запер дверь на засов. С другой стороны раздался яростный стук.

– Grazie! – просипел венецианец. – Едва не пропал. Вы были правы, за нами и вправду следили.

Они промчались по нижнему этажу к входной двери и выскочили на улицу. Мимо неспешно проезжали повозки и шагали по своим делам болтливые прохожие. Сильвио и Магдалена словно попали в другой мир, обитатели которого и не подозревали, что за события разыгрались в каком-то шаге от них. Большинство прохожих даже взглядом не удостоили странную парочку.

Свернув за угол, Сильвио привалился к стене и ощупал правое плечо. Задумчиво уставился на запачканные кровью пальцы, потом облизнул их.

– Santa Madonna! – прохрипел он. – И во что вы только ввязались?

Магдалена пожала плечами.

– Я это и сама хотела бы знать. Понятия не имею, кто этот человек и почему он за нами гнался. Быть может, это он прошлой ночью…

Она замолчала на полуслове.

– В смысле?

Магдалена помотала головой. Она решила пока не рассказывать венецианцу об их с Симоном вылазке в дом цирюльника.

– Да так. Мне уж призраки начинают мерещиться.

Посол снова потрогал разорванный рукав.

– Как бы то ни было, но мне, видимо, придется переодеться. – Он ухмыльнулся и оглядел Магдалену. – И вам тоже.

Дочь палача взглянула на себя. Во время драки во дворе она потеряла плащ венецианца, льняное платье под ним было заляпано грязью, а корсаж забрызган капельками вина. Выглядела она так, словно только что сцепилась с толпой уличных девок.

– Вы правы, – пробормотала она смущенно. – Но у меня нет денег, чтобы…

– Деньги! На что вам деньги! – перебил ее Сильвио. – Найдем у меня что-нибудь подходящее. Не идти же вам на мой сегодняшний праздник в таком вот наряде.

Магдалена замерла в изумлении.

– Так… вы это всерьез говорили? Мне и вправду придется сопровождать вас на балу?

– Mamma mia! С какой стати я буду шутить? Ваша красота покорит любого!

Магдалена невольно улыбнулась. Праздники, на которых она бывала, устраивались либо на рыночной площади, либо в расчищенном амбаре. Угощали обычно колбасой, овощами и пивом, да несколько музыкантов играли на скрипках и бубенцах. То, что кто-нибудь пригласит ее на бал, представлялось ей столь же невероятным, что и приглашение в рай.

– Мне… боюсь, я там буду совершенной невеждой, – проговорила она. – Я даже не знаю, что мне там говорить, и вообще…

– Ваша улыбка стоит тысячи слов. Идемте же!

Венецианец учтиво взял Магдалену за руку и повел по улицам Регенсбурга, словно жену богатого вельможи.

Через некоторое время они стояли перед громадным зданием, примыкавшим к многолюдной соборной площади. Внутрь вели широкие, как складские ворота, двери; над ними тянулись два этажа сверкающих застекленных окон. Эркеры, арки и мансарды придавали строению сходство с дворянским поместьем. Размеры его напомнили Магдалене ратушу Регенсбурга.

– Этот дворец принадлежит вам? – Девушка раскрыла рот от изумления.

– No, no! – Сильвио отмахнулся. – Я здесь только на время. Хозяева любезно предоставили в мое распоряжение несколько комнат. Идемте, я вам их покажу. Там есть один зал, который должен вам особенно понравиться.

Венецианец провел ее через портал, и они оказались в тенистом дворике. Вдоль усыпанных гравием дорожек стояли мраморные горшки с ароматными цветами и незнакомыми растениями, по стенам карабкались лозы дикого винограда. В серебряной клетке, висевшей под перекладиной, щебетали пестрые птицы. У Магдалены возникло чувство, что она очутилась вдруг в садах Эдема. Она шагнула к невысокому деревцу, растущему в залитом солнцем углу, и легонько коснулась желтых плодов.

– Это лимоны, – пояснил Сильвио. – На моей родине они растут в каждом саду. Я пытаюсь и здесь их вырастить, но зимой они обычно погибают… – Он вздохнул. – С наступлением холодов я особенно тоскую по любимой Венеции.

– В Венеции все дома выглядят так? – осторожно спросила Магдалена.

Сильвио улыбнулся.

– Там у меня есть друзья, которые украшают свои виллы золотом и плавают на серебряных гондолах. Лично мне это кажется простым тщеславием. Но если живешь в самом богатом в мире городе, к хорошему привыкаешь довольно быстро. Идемте.

Они поднялись по широкой лестнице на второй этаж. Вдоль ступеней стояли белые мраморные статуи. В отличие от городского зловония, здесь стоял едва уловимый запах фруктов и мяты, откуда-то доносилось тихое пение арфы. Магдалена заинтересованно остановилась перед небольшой скульптурой: прекрасный юноша улыбался девушке и протягивал ей яблоко. На обнаженной спине его возились крысы, змеи и жабы.

– Что это? – спросила она венецианца.

Сильвио пожал плечами.

– Скверная статуя. Мне следовало убрать ее. Она совершенно не смотрится рядом с остальными прекрасными образами. Но идемте же. Я отведу вас в свой гардероб. Будет довольно смешно, если мы не найдем там для la bella signorina чего-нибудь подходящего.

В это мгновение навстречу им вышла служанка с охапкой свежего белья. Она сделала книксен и уставилась в пол. Сильвио, похоже, не обратил на девушку никакого внимания. Но Магдалена заметила, как служанка на нее покосилась, поджала губы и сморщила носик. Видимо, она приняла Магдалену за одну из девчушек, которых хозяин время от времени приводил к себе. Просто дешевая шлюха из подворотни, вот и всё.

«И обижаться на нее смысла нет», – подумала Магдалена и как можно скорее прошла мимо служанки.

Они пересекли увитую плющом галерею и оказались в комнате с высокими окнами и залитую, словно церковный зал, солнечными лучами. В первый миг дочь палача едва не ослепла от яркого света. Когда глаза наконец привыкли к сиянию, взору ее открылось маленькое чудо.

«Не сон ли это? Как такое возможно?»

В комнате одновременно находились множество других женщин. Все в одинаковых запачканных платьях и со спутанными черными волосами. С запозданием Магдалена поняла, что на нее изумленно таращились десятки ее собственных отражений. Всюду на стенах висели зеркала высотой в человеческий рост и отражали ее бесчисленное множество раз. Между ними до самого потолка высились шкафы. Некоторые стояли настежь открытые и предлагали взору роскошные наряды, шелка и кружева. На столе посреди комнаты, на стульях и даже по блестящему паркету был небрежно разбросаны одежды, каждая из которых стоила больше, чем отец Магдалены зарабатывал за год.

– Прошу прощения, – пробормотал Сильвио. – Я вчера все раздумывал, что же ей… то есть мне, следует, надеть, вот и устроил тут небольшой беспорядок. Вообще-то, служанки должны были все прибрать…

Магдалена его, похоже, и не услышала. Она шагнула на середину комнаты и закружилась, и вокруг проносились десятки других Магдален: словно в гигантском зале, растянутом до бесконечности, а в центре его – она.

Прежде дочке палача доводилось смотреться лишь в мутное зеркальце, которое отец подарил матери еще на свадьбу. Старая стекляшка давно уже растрескалась и до того искажала лицо Магдалены, что, заглянув в него, она тут же откладывала зеркальце в сторону. До сих пор лишь размытое отражение в Лехе позволяло ей увидеть собственное лицо. И вот теперь она впервые смотрела на Магдалену, которую другие видели каждый день. Осторожно провела рукой по черным волосам, коснулась бровей, носа, губ.

«Я красива?»

Никогда еще Магдалена не испытывала потрясения столь сильного, какое пережила в этом зеркальном зале.

– Эти зеркала мне привезли из Венеции, – пояснил Сильвио и задумчиво провел рукой по серебристой поверхности одного из зеркал. – Столь качественно их не изготовят больше нигде. Рад, что они вам понравились. – Он хлопнул в ладоши. – А теперь подыщем какой-нибудь наряд для нашей la bella signorina.

Венецианец уверенно двинулся к шкафам справа и распахнул дверцы. Магдалена с трудом оторвалась от зеркал и взглянула на ряды женской одежды. На вешалках упорядоченно висели, словно их никто еще не надевал, широкие накидки, тесные корсажи с пушистыми рукавами, кружевные чепчики, подбитые горностаем плащи и жакеты с меховыми воротниками.

– Ко мне иногда захаживают дамы, – словно извиняясь, пробормотал Сильвио. – И вот, чтобы signorine чувствовали себя раскованнее, я держу при себе несколько платьев. Осмотритесь тут немного, может, найдете что-нибудь для себя подходящее.

Магдалена ясно понимала, что это за дамы такие к нему захаживали. Ее сразу же потянуло прочь из этого дома, обратно в «Кит». Симон наверняка уже заждался, да и с этим маскарадом пора было заканчивать.

А с другой стороны…

Магдалена еще раз взглянула на зеркала, затем на роскошные наряды. Еще ни разу в жизни она не то чтобы носить, даже не видела таких юбок. Что, если к Симону просто отправить кого-нибудь с посланием, что все в порядке и сегодня вечером она вернется в трактир? Или в крайнем случае завтра утром. Что может такого случиться, если она немного здесь пороется и развлечется?

Но потом в ней заговорила совесть. Как там отец? Он, значит, изнывает в камере, а дочь в это время будет наряжаться, как уличная девка, да еще полночи проведет среди могущественных богатеев Регенсбурга? Ведь нельзя же…

«Богатеев Регенсбурга?..»

Магдалена задумчиво повернулась к венецианцу.

– А скажите, Сильвио, на этом балу… – спросила она словно бы походя. – Ну, кто там вообще будет?

Тот состроил кислую мину.

– А-а, все те же самые. Несколько послов, торговцы с раскрашенными толстухами женами да пара важных особ из городского совета. Если явится казначей, то придется, скорее всего, беседовать о неисчислимых долгах Регенсбурга… Madonna, будет до ужаса скучно! – Он упал перед Магдаленой на колени. – Прошу вас! Сделайте милость, составьте мне компанию.

Магдалена задумчиво склонила голову.

– Как знать, быть может, не такая уж и плохая идея, – пробормотала она. – Наверняка этим господам найдется что рассказать.

Задумавшись на мгновение, дочь палача выбрала красный парчовый жакет с кружевными рукавами и меховой оторочкой и широкую юбку. Почему бы хоть раз не совместить приятное с полезным? Если кто-то и сможет помочь отцу, то наверняка эти люди придут сегодня на бал. Быть может, доведется услышать сведения, предназначенные лишь для высшего круга власти…

Магдалена снова повернулась к зеркалу – оттуда на нее смотрела девушка, готовая бороться.

Если потребуется, любыми средствами.

С наступлением ночи Натан принес весть от свободных.

Весь день напролет Симон провозился с нищими пациентами в катакомбах гильдии. Вывел чесотку у троих детей, наложил дряхлому старику шину на сломанную ногу, мазал арникой всевозможные нагноения, раздавал чернику от кровавого поноса и вырвал пять порченых зубов. И страшно обрадовался, когда после всей этой возни король нищих наконец сообщил ему, что свободные готовы встретиться с ним у пристаней. Натан любезно согласился быть его провожатым – правда, с тем условием, что лекарь и в другие дни будет заботиться о больных.

Сначала они прошли несколько подземных коридоров, после чего оказались в подвале какого-то трактира и поднялись на поверхность. При этом хозяин даже ухом не повел, когда Натан и его спутник вышли, как домовые, из-за поленницы. Симон предположил, что трактирщик знал о тайном проходе нищих. Он поделился своей догадкой с Натаном, и тот брезгливо кивнул.

– Когда в богадельнях и наших подвалах места не хватает, кое-кто из братьев ютится в таких вот забегаловках, – ответил он и вышел через заднюю дверь на улицу. – Подлец дерет по два геллера за ночь, а тех, кто не платит, сдает стражникам. – Он подмигнул. – Но если нас выгоняют из города, скажем, через западные ворота, мы просто заходим обратно через восточные. Мы как мухи: так просто от нас не отделаешься.

С этого момента путь через переулки им освещала луна. Никто не выпрыгивал на них из-за углов, и за спиной не слышалось никакого подозрительного шороха. Симон не сомневался, что с таким спутником, как Натан, мог чувствовать себя в полной безопасности. Только безумец станет нападать на короля нищих.

По пути лекарь непрестанно думал о Магдалене. Когда несколько нищих вернулись ближе к полудню с его вещами из «Кита», они сообщили, что девушки в трактире уже не было. Еще не повод для беспокойства – вполне возможно, что она просто шаталась по городу или решила что-нибудь выяснить насчет убийства. Один из нищих остался на всякий случай возле трактира, чтобы подкараулить ее и отвести в подземелье. Но что, если ее, как возможную поджигательницу, уже схватили стражники? Разумеется, существовал еще один вариант, и при мысли о нем у Симона живот сводило судорогой.

«Может, она просто развлекалась весь день с этим хлюпиком-венецианцем?»

Наконец Фронвизер все же решил, что выбрал не самое подходящее время для ревности. Они добрались до порта, впереди тянулись бескрайние пристани. Лекарь не без удивления отметил, что даже здесь в этот час не было ни души, лишь крысы сновали по сырым доскам. Со стороны Дуная, лениво плескавшего о причалы, ветер доносил запах водорослей, рыбы и гнили. Вдоль берега покачивались и тихо поскрипывали привязанные плоты. Из расположенных поблизости трактиров доносились крики и музыка. Видимо, плотогоны не теряли времени даром и перед завтрашним отплытием хотели напоследок хорошенько набраться.

Где-то рядом послышались вдруг шаги. Натан уволок Симона за бочки с вином, стоявшие, видимо, для последующей отгрузки. В следующую секунду показались два стражника и с алебардами наперевес устало побрели вдоль пристани. Небритые лица их раскраснелись от выпивки.

– Черт, а эти тут что забыли? – ругнулся король нищих. – Я не для того столько денег на взятки трачу, чтобы два кретина здесь по девкам шарились!

Симон не поверил своим ушам.

– Деньги на взятки?..

– А ты думаешь, почему здесь так тихо? Два серебряных, чтобы начальник портовой стражи позволил своим людям чуток вздремнуть… Правда, всего полчаса. Так что, будь добр, не отставай!

Не успели стражники свернуть за угол, как Натан схватил смущенного лекаря за рукав и пустился, пригнувшись, к следующей группе бочек, расставленных перед складом таким образом, что между ними образовался тесный проход, со стороны пристани совершенно незаметный. В конце его стоял ящик высотой почти в человеческий рост, старый и заляпанный смолой, со свисающей через края спутанной сетью. Рыбой из него несло так нестерпимо, что Симон невольно зажал нос и сдавленно кашлянул. Не обращая внимания на вонь, Натан сдвинул крышку чуть в сторону.

– Полезай следом и крышку за собой задвинь.

К ужасу лекаря, король нищих перегнулся через край и залез в ящик. Последовал скрежет, затем все стихло. Симон осторожно заглянул внутрь: Натан бесследно исчез.

«Что, черт возьми…»

– Да где ты возишься, дьявол тебя забери?

Голос Натана звучал до странности звонко и отдаленно – во всяком случае, дальше, чем позволяла глубина ящика. Ухватившись за край, Симон вскарабкался внутрь и, как ему было велено, задвинул за собой крышку. Все вокруг мгновенно утонуло во мраке; рыбой и требухой воняло, как у кита в брюхе. Под ногами лекарь нащупал несколько спутанных сетей, одна из них, как он заметил, свисала куда-то вглубь. Осторожно прополз на четвереньках и нашарил в полу отверстие, шириной как раз достаточной, чтобы пролезть человеку. Ячейки сетки служили неким подобием веревочной лестницы, свисающей в бездонный провал.

Цепляясь за спутанные волокна, Симон стал карабкаться вниз, пока ноги не коснулись наконец пола. Перед ним со светильником в руке стоял Натан и улыбался во весь рот.

– А я-то думал, ты, как жирный карась, в сетке запутался, – прошепелявил он. – Идем уже.

Они двинулись по стоптанному туннелю, сырому и в некоторых местах настолько низкому, что лекарю приходилось пригибаться. Здесь тоже пахло рыбой и водорослями, откуда-то спереди тянуло прохладой. С земляного потолка то и дело падали капли и затекали Симону за шиворот.

– Потайной ход под Дунаем, старый уже, – пояснил Натан, пригнувшись. – Ведет к Верхнему Верду, острову посреди реки, а уже от него – на другой берег, где начинается княжество Бавария. – Он хихикнул. – Стражники все головы ломают, как же мы столько добра на ту сторону переваливаем, хотя мост они стерегут с завидным усердием. При желании мы бы весь Регенсбург растащили.

Король нищих вдруг замер, и Симон едва не налетел на него. Натан развернулся к лекарю и одарил его ледяным взглядом, что никак не сочеталось с обычным дружелюбием нищего. Зубы в свете фонаря сверкнули золотом.

– Если тебе вдруг вздумается рассказать кому-нибудь про него, – прошептал он, – то хочу тебя предупредить: мы тебя из-под земли достанем. Предатели у нас помирают очень медленно. Вспомни о человеческой коже.

– Я… у меня и в мыслях не было… – промямлил Симон.

– Тем лучше, – проговорил Натан и двинулся дальше. – Не то чтобы я тебе не доверяю, но удостовериться не помешает, сам пойми.

Он снова хихикнул. Лекарь вздохнул и последовал за ним. Понять короля нищих казалось ему немыслимым. Порой он обходился с Симоном как с добрым приятелем, а в следующую минуту становился вдруг расчетливым и холодным.

«А с чего ты взял, что он тебя сейчас в ловушку не заведет?» – подумал Симон.

Туннель неожиданно уперся в тупик. С потолка до самого пола свисала веревочная лестница и терялась наверху в отвесном колодце. Натан вскарабкался по ней и сдвинул в сторону что-то черное и большое. Поднявшись вслед за ним на поверхность, Симон понял, что это была старая рыбачья лодка, спрятанная в кустах недалеко от берега.

Лекарь вдохнул ночную прохладу и огляделся по сторонам. Они стояли на вытянутом вдоль реки острове, поросшем травой. Справа, залитый лунным светом, тянулся Каменный мост, соединенный с островом насыпью. Неподалеку расположились склады и несколько высоких строений с установленными мельничными колесами. Мутная вода плескалась о лопасти, колеса лениво поскрипывали, и от их вращения внутри зданий что-то со скрежетом приходило в движение. Звук стоял такой, словно поблизости храпел громадный великан.

– Наши мельницы! – с благоговейным трепетом прошептал Натан. – Вслушайся. Это музыка будущего! У меня каждый раз дух захватывает, на что только не способен человек.

Он указал на скрипучие колеса, единым механизмом вспахивавшие вдоль берега водную гладь.

– Здесь и лесопилки есть, и бумагу катают, и войлок. И муку, разумеется, мелют. Вон, видишь строение с остроконечной крышей? Это самая большая мельница Регенсбурга! Там тебя ждут свободные. А я пока тут подожду.

Симон встревожился.

– А ты разве со мной не пойдешь?

Натан развел руками.

– Они ясно дали понять, что мне с тобой заходить нельзя. Таинственности напустить любят… Ну, честно говоря, я и сам знать не желаю, кто они такие. Забот не оберешься. Давай, иди уже, а то они и тебя в муку смелют.

Он подмигнул и спрятался в кустах неподалеку.

Лекарь огляделся по сторонам, но ничего подозрительного не заметил. В конце концов он двинулся, минуя склады и кучи бревен, в сторону мельницы. В высоту она достигала не меньше десяти шагов; громадное колесо с плеском вздымало из реки свои лопасти. Лязг и скрежет внутри строения заглушал все прочие шумы.

С обратной стороны Симон отыскал открытую настежь дверь. Сквозь вытянутые окна внутрь падал блеклый лунный свет, выхватывая из тьмы мешки с мукой, изъеденные червями кадки и старые мельничные камни, сложенные стопками справа и слева от входа. Между мешками змеились и растворялись во тьме тесные проходы, у дальней стены вращался громадный жернов и издавал пронзительный скрежет. Симон выбрал самый широкий проход и ощупью двинулся по нему. Под ногами скрипела мучная пыль.

– Эй, есть тут кто? – крикнул Симон и в следующую секунду понял, насколько это было глупо. Кто его услышит в таком грохоте?

«А может, меня никто и не должен услышать?»

Шум вдруг прекратился, и наступившая тишина показалась едва ли не хуже прежнего скрипа и скрежета. Где-то во мраке на пол тихо посыпались зерна.

Симон замер и потянулся к кинжалу, висевшему на поясе.

– Кем бы вы ни были, выходите сейчас же! Мне эти прятки не по душе.

Он постарался придать голосу уверенности, но вместо окрика получился скорее сдавленный хрип.

В проходе справа загорелся вдруг огонек и стал быстро приближаться. Такие же огни загорелись теперь и слева, и впереди, и за спиной. Лекарь прищурился. Его окружали с десяток людей в бурых плащах и капюшонах с прорезями для глаз. Они подходили без всякой спешки, пока наконец не загнали Симона в тупик между сложенными мешками.

Симон огляделся, как загнанное животное. Его заманили в ловушку! Отсюда ему уже не сбежать.

Один из них отделился от группы, медленно подошел к Симону, встал напротив него и снял капюшон.

Лекарь инстинктивно занес руку с кинжалом. Только в последний момент ему стало ясно, что человек перед ним был вовсе не незнакомцем.

Люстры искрились огнями и играли по залу множеством бликов. Несколько музыкантов со свирелями, скрипками и арфой исполняли французские мелодии, и гости покачивались в такт музыке. Всюду слышались смех и французская речь. Гномьего роста мавр в тюрбане разносил угощения и неустанно наполнял бокалы прохладным белым вином.

Магдалена стояла прислонившись к стене между двумя фарфоровыми вазами высотой в собственный рост и наблюдала оттуда за сборищем. Одета она была в широкую юбку, тесный корсет с глубоким декольте и поверх него красный, отороченный мехом жакет. Обычно непослушные волосы теперь были убраны в подобие птичьего гнезда, ноги изнывали в слишком тесных туфлях. Если она решалась пройти к щедро накрытому столу за кусочком айвы или копченого угря, чувство возникало такое, будто она ступала по иглам. Дышать под всеми слоями одежды не представлялось возможным. И как только эти так называемые дамы носили такое каждый день!

Хотя чувствовала Магдалена себя крайне неуютно, на мужчин она произвела должное впечатление. Кто-нибудь из патрициев или послов то и дело поглядывал на нее, но Сильвио с самого начала дал понять, что эта прекрасная незнакомка находится под его личной опекой. Как только выпадала такая возможность, венецианец подходил к ней и говорил что-нибудь приятное.

Магдалена довольно быстро уяснила, что балом все это называлось только для видимости. Главным предметом вечера была политика: поэтому большую часть времени Сильвио занят был тем, что беседовал с остальными о торговых союзах, векселях и, что главное, о предстоящем Рейхстаге. Приглашенные патриции и дворянчики вились вокруг посла, как мотыльки вокруг фонаря. Хотя большинство из них возвышались над ним на целую голову, низенький венецианец в широких ренгравах, приталенном сюртуке и черном волнистом парике становился средоточием каждого разговора. Он буквально создавал вокруг себя ореол силы, и остальные ее жадно впитывали.

Немногие приглашенные женщины обходили Магдалену стороной и бросали на нее полные желчи взгляды. Для них она была всего лишь разряженной любовницей Сильвио, которую он, скорее всего, подобрал где-то на улице. Только присутствие венецианца защищало ее от язвительных насмешек. В чем женщинам, в общем-то, повезло – ведь при первом же неуместном замечании Магдалена, вероятно, расцарапала бы благородным дамам их раскрашенные личики.

Она вздохнула и уже в сотый раз глотнула из бокала, тонкого, словно лист бумаги. До сих пор ей так и не удалось выяснить ничего, что могло бы помочь отцу. Все более явственно Магдалена ощущала себя разукрашенной куклой, что стояла для красоты рядом с вазами. И о чем она только думала! Отец там помирал с голоду, а она лакомилась запеченными в меду куропатками… Пора было заканчивать этот маскарад.

В тот момент, когда дочь палача уже засобиралась к выходу, к стене возле нее привалился пожилой мужчина в пенсне и приподнял бокал. Почти лысый, в простом черном сюртуке и старомодном жабо, он выглядел среди всех этих пижонов совершенно неуместным. Из разговора с Сильвио Магдалена уже знала, что перед ней не кто иной, как казначей Регенсбурга. Во время беседы о поставках сладкого вин санто и венецианских равиоли звучали такие суммы, что у Магдалены дух захватывало. И тот самый человек, который только что просил новой ссуды в пять тысяч дукатов, теперь стоял рядом с ней и пытался разговорить.

– Вы успели уже отведать сладкого миндаля? Он восхитителен, – пожилой господин учтиво подлил ей вина из графина.

Магдалена робко улыбнулась.

– Если честно, то к сладкому я не очень. Вот жареного гуся отведала бы с удовольствием.

Казначей тихо рассмеялся.

– Сильвио Контарини уже открыл мне, что в вас сокрыт настоящий чёрт. Позвольте спросить, откуда вы родом?

– Из окрестностей Нюрнберга, – без запинки выдала Магдалена; этот город был первым, что пришел ей в голову. – Моя тетушка гардеробщица при курфюрстском ротмистре.

– Я и не знал, что у ротмистра есть своя гардеробщица.

– С недавних пор, – пояснила Магдалена и глазом не моргнув. – Его супруга вечно жаловалась, что он в постель в сапогах лез и вообще одевался хуже собственного конюха.

Казначей наморщил лоб.

– А ротмистр разве не в Мюнхене живет?

– Он переехал. В Нюрнберге, хм, больше лесов для охоты. Вы понимаете…

«Господи, что я такое несу! Где тут есть норка, куда можно спрятаться?»

– Иногда охота превращается в настоящую страсть. Я и сам частенько охочусь, – казначей со смехом поднял бокал.

Магдалена уверилась в мысли, что он с ней просто играл. Быть может, Сильвио уже рассказал ему, кто она на самом деле?

«Или он узнал от кого-то другого?»

Казначей с отсутствующим видом уставился в широкое окно.

– Может, этому ротмистру просто опротивела жизнь в городе. Тем более что летом тут воняет до невозможности, одежда липнет к телу, да и пожаров никто не отменял… – Он резко повернулся к Магдалене. – Вы же слышали про пожар, что вспыхнул этой ночью?

Дочь палача попыталась улыбнуться.

– Разумеется. Кто же о нем не слышал.

– Скверное дело, – казначей задумчиво кивнул и взглянул на Магдалену, словно на редкое насекомое. – Говорят, это дело рук поджигателей: мужчины и женщины. У нас есть довольно подробное описание обоих. И теперь мне, судя по всему, придется еще и этим безобразием заниматься. Как будто у меня других забот нет… Да что я такое болтаю! – В одно мгновение казначей снова преобразился в любезного старичка. – Я ведь даже не представился. Меня зовут Паулюс Меммингер, и мне вверены все деньги этого города. – Он сдержанно поклонился.

– Ответственность, вне всякого сомнения, высокая, – ответила Магдалена.

Пот ручьями стекал по ее спине, а жалкие попытки выражаться на высокопарном немецком казались смешными до ужаса. Меммингер ее наверняка уже раскусил.