Странник Петросян Сергей
– Были. Если... Ну, если тебе что-то не покажется... -Дашино лицо помрачнело, словно закрылось тяжкой предгрозовой тучей. – Скажи сразу, и я уйду. Без прощаний. Хотя мне будет и жалко. Что ты не тот.
– Так кто у нас папа? Вячеслав Иваньков? Джордж Буш? Саддам Хусейн?
– Я – Дарья Александровна Головина.
– Торжественно. А я – Олег Владимирович Данилов. Приятно познакомиться.
Осталось только подружиться.
– Ты что, не понял?
– А-а, извини. Красивое имя. Главное – редкое. Это комплимент.
– Не притворяйся, ты не настолько нездешний, чтобы не знать, кто такой Головин.
– Ему повезло. У него красивая и умная дочь. Даша совершенно растерялась:
– Ты что, правда не знаешь?
– Ну как же! Александр Петрович Головин, сэр, пэр и эсквайр. Владелец заводов, газет, пароходов, фракции в парламенте, телеканала, куска газовой трубы длиною в пол-Бельгии, нефтеперерабатывающего завода, крупнейшего в Европе комбината «Азотхим», какого-то там пароходства, какой-то там авиакомпании и прочая, прочая, прочая... Ничего не пропустил?
– Даже преувеличил.
– Так что, предлагаешь теперь обращаться к тебе Ваше Высочество, Дарья Александровна Головина?
– Нет. – Даша сияла улыбкой.
– Вот и славно. Телефончик оставишь?
– Я запишу. – Даша вынула из сумочки ручку и написала на отрывном листочке из блокнота несколько цифр. – И, если ты не против, я папе про тебя расскажу.
Только не подумай, что навязываюсь, просто...
– ...ради приличия. Иначе узнает сам, другими путями, а это не вполне этично, так?
– Ну и это тоже... Я вас еще познакомлю! Обязательно.
– Это его мальчики тебя вчера в парке в лимузин подобрали?
– Они. Я от них сбежала тем утром.
– Свободы захотелось?
– Скорее – жизни.
– Чуть не хлебнула. Большим таким половником. Даша вздохнула:
– Ну дура была!
– Извини.
– Это ты извини. Папа в отъезде был, а когда вернулся крепко их распек, вот они и вызверились. Я им устроила в машине! Тебе очень больно было?
– Да никак.
– Не ври. Бровь напухла, и шрам будет. – Даша улыбнулась. – Он тебя еще больше украсит.
– Погоди, Даша... Значит, у меня под хибарой дежурит сейчас та бронированная арба на колесах? А во главе – «начальник тыла» с голосом поломанного механического рояля?
– А вот и нет! – Даша сияла. – Я от них снова сбежала! В университете, через окно!
– Да? – саркастически хмыкнул Данилов. – Мне трудно представить, чтобы Головин свою службу безопасности по каратешным залам набирал.
– В смысле?
– Скорее всего, тебя пасут, но втемную.
– Да нет же, Олег! Чтобы оборонить девушку от злых хулиганов, достаточно одного-двоих крепких ребят. От них-то я и сбежала.
– И сюда прикандыбала пешком?
– Что-то ты больно саркастичен. Я что, пешком прийти не могу?
– Можешь. С такими-то ногами!
– Вот. Но я пришла не пешком. Машину у сокурсницы одолжила.
– Ты за рулем?
– Ага.
– Ну-у-у... Зачем тогда вино принимала?
– Я же чуть-чуть. Это во-первых. И машину я вожу с одиннадцати лет, это во-вторых. И сейчас делаю это так, что ни одному каскадеру не снилось!
– Вот «как каскадеру» по мирным улицам гонять как раз и не следует.
– Я фигурально. Нет, я правда классно вожу!
– Верю.
– И в-пятых, ни один гаишник ту бибику, на какой я прикатила, не стопорнет.
– Номера уважаемые?
– Даже лучше: дипломато.
– Круто ездить не запретишь. А все же...
– Приятно.
– Что именно?
– Что ты обо мне беспокоишься. Ты ведь беспокоишься обо мне, Данилов?
– Да.
– Даже не представляешь, до чего это здорово! Все. Пошла. Мне не хочется выглядеть уж совсем легкомысленной.
– Я тебя провожу.
– До дверей авто? Это несовременно. Да и не люблю я глупых прощаний. Лучше я тебя здесь поцелую. Мне нравится твоя хибара. И твоя кошка. Даже если она не твоя. И ты сам. Даже грустный. – Даша обвила его шею руками, прильнула, отстранилась. – Я свинюшка. Потому что ты выглядишь очень усталым. И все равно скажу: мне никогда не было так хорошо.
Даша сделала рукой «оревуар» и скрылась за дверью. Олег подошел к окну.
Автомобиль, красный «эскорт», мигнул приветственно фарами и сорвался с места.
За серым вечерним маревом дождя он показался Олегу миражом из чужой, нездешней жизни... И еще – неосознанная, невнятная тревога защемила душу тоской...
Автомобиль уже скрылся в арке, когда послышался резкий скрип тормозов и сразу следом – вечернюю тишину разорвал скрежещущий металлический звук.
Ни о чем не думая, Олег рванулся из дому, выскочил во двор и побежал вослед скрывшейся машине. «Эскорт», притертый вплотную к выщербленной стене арки, стоял с сиротливо распахнутой водительской дверцей. Даши не было.
Олег проскочил арку: по пустынной улице на огромной скорости удалялся автомобиль. Олег успел заметить задние габаритки, автомобиль свернул и скрылся из виду.
Данилов потерянно застыл под моросящим теплым дождем, ночь была уютной, наполненной запахами жасмина и свежей травы, и только под звучащую где-то мелодию будущая осень танцевала свой мягкий, нескончаемый вальс.
Неприметный человечек, наблюдавший за происшедшим с верхнего этажа стоявшей в глубине двора шестнадцатиэтажки, набрал номер, поднес сотовый к губам, дождался, когда на том конце сняли трубку, и проговорил внятно:
– Кошечка в капкане.
– Реакция журналиста?
– Скоро выясним.
– Патрона известили?
– Еще нет. Но известим.
– И поэмоциональнее. А то строит из себя стоика с оловянными глазами.
Известите так, чтобы отреагировал бурно.
– Отреагирует. Когда своя жизнь на кону, люди пьянеют.
– От чужой крови тоже. Человечек нажал отбой и посмотрел вниз.
Олег потерянно стоял посреди пустого двора, осыпаемый переливающимися в фонарном свете дождевыми каплями, и казался повзрослевшим Маленьким принцем, чьей-то всесильною волей оставленным жить на этой земле.
Глава 24
Олег стоял оглушенный, словно все бессонные ночи разом окутали его сырым темным мороком, словно все ночи будущие показались слепыми от беспросветной тьмы... Он замер, растерянно и бестолково глядя на отливающий мокрый асфальт, и только одинокая стихотворная строчка крутилась в голове грустным напоминанием об иллюзиях жизни: «Любви, надежды, тихой славы не долго тешил нас обман...» Он тряхнул головой, дождевые капли разлетелись во все стороны.
Мир сделался простым и понятным: вот он стоит в ночном дворе, окруженный потухшими чужими окнами, и то, что вдруг сделалось самым осмысленным и дорогим в его жизни, пытаются уничтожить! Может быть, в чертежах мертвых схем и просчитанных категорий это и казалось кому-то возможным, но не в его мире!
Отчаяние – удел слабых. Любовь нельзя потерять, пока существует доблесть!
Капли скатывались по лицу, он ловил их губами и всем своим существом ощущал эту ночь, напоенную ароматами мокрой травы, дождя, жасмина. А когда занавеска на втором этаже одного из домов колыхнулась едва заметно, он почувствовал и это – тревожно, остро.
За тюлевой занавеской угадывался напряженный силуэт. Ни о чем не думая, Данилов быстро вошел в подъезд, махом взлетел на этаж, сориентировался: одна из дверей приоткрылась, из нее тенью выскользнул неказистый, средних лет, мужчина.
На Олега он глянул как на привидение, правая рука метнулась за отворот пиджака... Удар был сокрушителен: неказистый кувыркнулся назад, в прихожую, Олег заскочил следом и прикрыл за собой дверь. В полутьме он почувствовал еще чье-то присутствие, нырнул под летящую на него руку, коротко и жестко пробил в корпус, резко оттолкнул от себя разом ставшее вялым и громоздким тело. Крупный мужчина распластался спиной по стене и сполз вниз, сметая за собой вешалку с каким-то тряпьем. Данилов успел добавить здоровяку в подбородок, и тот бесчувственно застыл на полу.
Данилов рывком подхватил под мышки оглушенного и ошарашенного худощавого, втащил в комнату. Из-за отворота пиджака вынул полимерный «смит-и-вессон», присвистнул удивленно, завел пленнику руки за спину, стянул выдернутым из брюк ремнем, усадил на стул. Огляделся: напротив окна стояли на штативах фотоаппарат и видеокамера, оснащенные приборами ночной съемки.
Повернулся к пленнику, резко, наотмашь хлестнул по лицу, приводя в чувство:
– Подъем! Говорить! Быстро! Внятно! Кто такие?!
Пленник набычился, процедил сквозь кровящиеся губы:
– Ты ответишь!
Олег побледнел от гнева:
– Да ну?
Движения его были неуловимо быстрыми: ладонью правой руки он зажал пленнику рот, а пальцами левой надавил на точку у шеи. Глаза у того побелели от боли, но когда Олег убрал руку, он не закричал: лишь силился вдохнуть.
– Ты все понял?
Худосочный кивнул беззвучно, словно взнузданный коник.
– Как тебя зовут?
Мужчина прохрипел что-то невнятное, Олег сделал вид, что хочет повторить болевой, тот энергично замотал головой, выдавил с сипением:
– Сергей Корнилов.
– У меня совсем нет времени, Сергей Корнилов. Поэтому отвечать внятно.
Дашу похитили?
– К-какую Д-дашу? Девчонку?
– Да.
– Скорее всего.
– Вы следили за ней?
– Н-нет. За тобой.
– Зачем?
– Велели.
– Кто?
Корнилов закрыл глаза, страх перед грядущей болью обметал лоб обильной холодной испариной, но пленник смолчал.
– Кто?! – повторил вопрос Олег, заглянув Корнилову в глаза.
Тот взгляда не выдержал, замельтешил, задергался, проговорил:
– Ты меня убьешь?
– Нет.
– Все равно, – прошептал он обреченно. – Тогда убьет... Гриф.
– И его ты боишься больше, чем меня? – Данилов смотрел на пленника, скривив губы в улыбке, но зрачки плавали в радужке глаз, словно кусочки замерзшей ртути.
– Нет, – прошептал пленный.
– Это правильно. Ты скажешь все, и у тебя появится шанс. Уйти, сбежать, скрыться от мести вашего мрачного орла-трупоеда. Но если соврешь, то шанса не останется вовсе. И игра у нас пойдет, как в жизни: второго шанса не дано никому и ни на что. Ты понял?
– Да.
– Я тебе не угрожаю. Просто вношу ясность.
Корнилов понуро кивнул.
– Кто такой Гриф?
– Он главный.
– Это его оперативный псевдоним?
– Нет. Фамилия.
– Полное имя?
– Сергей Оттович.
– Кто он?
– Говорю же, главный.
– Что он возглавляет?
– Я... я правда не знаю.
– Где числишься ты?
– Агентство безопасности «Контекст».
– Кто отдал непосредственный приказ похитить девушку?
– Я не знаю.
– Что за люди ее похитили?
– Да не знаю я!
– Кто отдал приказ следить за мной?
– Вагин. Сан Саныч. Его еще между своими называют Серый Йорик.
– А ты им не свой?
Корнилов пожал плечами:
– Вагин руководит «Контекстом». А я просто... работник.
– "Работники ножа и топора, романтики с большой дороги..." – негромко напел Данилов, о чем-то размышляя. – Ты романтик, герр Корнилофф?
– Нет, наверное. Скорее практик.
– Это Вагин сообщил, что приказ установить за мной наблюдение исходит от Грифа?
– Да.
– Зачем?
– Не знаю.
– А подумать?
– Гриф фигура у нас... вроде как легендарная. Наверное, чтобы мы отнеслись... ну... поответственнее, что ли. Ну и...
– Договаривай.
– И не боялись никого. Гриф этот – бывшая шишка сначала в КГБ, потом – в Службе безопасности. Крупная. Сейчас в отставке. Но Вагин намекал, что отставка его мнимая, а на самом деле Гриф – доверенное лицо... – Корнилов показал глазами на потолок.
– Господа Бога?
– Выше. И конкретнее.
– Ой-ой-ешеньки-е-ей! Как круто, а? От такой крутизны даже мутит с непривычки и без навыка. А ты, лишенец, взял и выболтал все первому встречному.
С чего бы это?
– Вы спрашиваете?
– Размышляю. Правильно: потому что жить хочешь. Как версия, сгодится?
– Я...
– Ты будешь жить. Если не передумаешь. Мужчина шмыгнул носом, стараясь подобрать тихонечко бегущую из носа струйку крови.
– Вижу, согласен. А что нос чуточку потек, так это не беда. Это чтоб ты службу соглядатая медом не считал.
– Дети у меня.
– Понимаю. А также жена, теща, тесть, борщ, кошка...
– Нет.
– Что – нет?
– Кошки нет.
– Заведи. Красивое животное. Да и что за дом без кошки? Бестолочь, да и только. Когда выставили наблюдение?
– Вчера вечером.
– Оперативно. Хату «ушами» перекрыли?
– А как? Ты же... Вы же из дому – никуда. Только утром. Мы не успели.
– И много надыбали?
– Что?
– Нарыли богато? О чем начальству доложились?
– Да ни о чем. Только о девчонке, что к вам приходила. Ну и посыльному фотографии передали.
– Мои?
– Девчонки той.
– И – что?
– Приказ поступил: уши нараспашку, глаза навскидку, но сидеть – тише воды. А мы... запалились, – вздохнул Корнилов, печально глядя на Олега. Словно оправдываясь, добавил:
– Я дернулся, хотелось хоть одним глазком на объектив тех, кто девчонку выдернул, взять. Тут вы нас и «срисовали».
– Так это не ваши?
– Вроде нет. У нас я таких не видел. А так – мало ли.
– Одеты как? Выглядят?
– Да как все: куртки, джинсы. Стрижки короткие, но не очень.
– Сто из ста.
– Угу.
– А на «объектив взять» – получилось?
– Нет.
– Почему?
– Так в арке ее ждали, девчонку. Очень складно у них все вышло.
– Четыре сбоку – ваших нет.
– Чего?
– Присказка такая. А сказка... Сказка впереди. А хочешь, лишенец, я тебе омрачу радость будущей встречи с семьей и мирного сосуществования с собакой, кошкой и тещей?
– Вы же обещали...
– ...оставить в живых. Без вопросов. Но подпортить праздник жизни ожиданием смерти – это, дорогой товарищ Корнилов, я тебе нарисую. Чтобы ты холодным потом обливался даже в горячей ванне!
– Виноват...
– Угу. Как поет муж бабушки, но не дедушка: «Виноват я, виноват, без суда и следствия...» Знаешь, как барышню звали?
– Какую?
– Ту, что умыкнули у тебя из-под объектива! Ту, на кого ты наводку кому-то дал! Сказать?!
– Да нам оно ни к чему. Наше дело...